Скрытое стремление к зависимости

Если вы скрываете внутри себя ребенка, все еще испытывающего депривацию, все еще стремящегося к той любви, которой мать обеспечивает беззащитного младенца, важно выпустить этого ребенка на свободу. Продолжая скрывать это желание, вы можете сформировать один из двух типичных паттернов провального поведения: 1) вы действуете в соответствии со своим желанием, не осознавая этого, либо 2) бросаетесь в другую крайность: притворяетесь совершенно независимым. Любой из двух паттернов опасен по-своему.

1) Например, женщина, вынуждающая подругу в соответствии с этим желанием уделять ей больше времени, заботы и внимания, чем это разумно, проявляет все большую ненасытность в своих иррациональных требованиях и в результате неизбежно становится в ее глазах паразитом. В конце концов подруга вынуждена отказаться от нее. Бедной женщине и невдомек, что ее внутренний ребенок ожидает от подруги отношения, аналогичного отношению любящей матери. Она не замечает, что ее поведение провально, и не может понять, что произошло. Трагедия в том, что при потере очередной подруги (поскольку это повторяется снова и снова) ее внутренний ребенок страдает от мук: скрытая жажда зависимости растет и усиливается.

2) Теперь рассмотрим противоположный вариант: человек идет по жизни, без устали доказывая самому себе и окружающим свою независимость. Очень вероятно, что после рождения первенца у него разовьются симптомы желудочной язвы. Его внутренний ребенок почувствует себя брошенным, когда внимание жены полностью переключится на новорожденного. Однако осознание того, что он жаждет материнской заботы, признание существования внутреннего ребенка способно настолько подорвать его самооценку (построенную на внутренней картине сильного, уверенного в себе мужчины), что он упорно это скрывает. Причиной симптома язвы является конфликт между двумя внутренними потребностями: стремлением к зависимости и идеализированным образом себя независимого. Первичные признаки язвы могут принять завершенную форму, если он не снимет внешний слой и не откроет подлинное желание — скрытую зависимость.

В нашей культуре подросток сталкивается с задачей взросления и ухода от своих родителей, формирования собственной идентичности. Одной ногой он остается в детстве: старается делать что-то безопасное, продолжает быть маменькиным сынком, цепляется за состояние безмятежности детского периода. Но он чувствует, что это опасная тенденция и ему нужно двигаться вперед, к зрелости — отсюда непрерывная внутренняя борьба между потребностью к самостоятельности и острым желанием зависимости. Со стороны можно подумать, что он ненавидит родителей («Вы не даете мне и шагу ступить! Дайте мне жить собственной жизнью! Я сам разберусь, что мне нужно»), в действительности его ненависть направлена на собственное стремление к зависимости. Но он не может позволить себе признать ненависть к себе: намного легче проецировать ее на взрослых.

Однажды я побывала на лекции Фрица Редла (автор книг «Children Who Hate» и «Controls From Within»). По его словам, мы преуспели в деле освобождения детей от зависимости от авторитетных фигур. Это новое поколение больше не испытывает благоговейного трепета перед учителями и пр., и для них вряд ли с той же легкостью нашелся бы новый фюрер. К несчастью, мы переусердствовали в этом деле, внушив им важность приобретения друзей и популярности. Они оказались в такой отчаянной зависимости от признания сверстников, что теперь перед нами встала свежеиспеченная проблема. К бандам мальчишек с антисоциальным вожаком всегда примыкает несколько подростков, которым, в сущности, не свойственны деструктивные наклонности. До недавнего времени они были способны покидать группу, когда ее деятельность приобретала правонарушительный характер. Сегодня мы наблюдаем совершенно новый феномен, который Редл называет «низкий порог заражения». Этих по сути невраждебных, но находящихся на грани юнцов захватывает настроение толпы, и они идут за другими только для того, чтобы не заработать звание слабака. В главе «Стыд и вина» я упомянула анализ, сделанный Дэвидом Райсманом в отношении современного американца, зависимость которого от признания других приобретает такие размеры, что он отказывается от своей подлинной идентичности отдельного индивида.

Я также упоминала исследование, проведенное в Дании, которое изначально было нацелено на изучение высокого уровня суицидальности в этой стране. По его результатам было обнаружено, что датчане поощряют зависимость. Маленький ребенок в Дании не получает, в отличие от нашей культуры, похвалы за новые достижения. Напротив, его приучают к тому, что он хороший мальчик, когда держится рядом с мамой и не отстаивает право на самостоятельность. Молодые люди там, как правило, вступают в брак ради полной зависимости от партнера или (отождествляя себя с матерью) для того, чтобы поддержать желание зависимости у другого.

Хелене Дойч в книге «Психология женщины» пишет, что женщине предстоят трудности с дочерью, особенно в подростковый период, в той степени, в которой ей самой не удалось разрешить зависимость от матери. Под «разрешением своей зависимости» она, главным образом, подразумевает осознание скрытого стремления к зависимости, примирение с этим чувством. Мы можем расширить ее утверждение, включив сюда же отцов и сыновей. Взрослый, который не в состоянии позволить себе осознать собственную скрытую потребность в зависимости, не сможет принять аналогичных устремлений у своего ребенка и будет путать роли взрослого и ребенка. Вообще, чем меньше вы знаете о своем внутреннем ребенке, тем меньше вы способны к взрослым действиям.

В главе «Тревога и страх» я вкратце обрисовала теорию Карен Хорни о базовом конфликте между зависимостью и враждебностью. Ролло Мэй сформулировал родственную концепцию — борьба против зависимости как неотъемлемая часть любого творческого акта.

Примерно двенадцать лет назад у меня появился один необычный симптом. Каждый два часа возникала ноющая боль в желудке, которую удавалось унять определенными продуктами, предпочтительно молоком. Сырые фрукты или салат усиливали боль. До этого мы полтора года провели на Среднем Западе, где Берни проходил дополнительное обучение в колледже. Потом мы снова вернулись домой, в Нью-Йорк, где он продолжал работать, и все было хорошо. И вот меня стали донимать эти двухчасовые боли. Когда я сказала об этом Берни, он поинтересовался, как долго это продолжается. Я напрягла память и вспомнила, что около года. «Целый год! И ты все время об этом молчала! Почему ты не сказала мне раньше?» Я и сама не знала. Я просто никогда не думала об этом. (У Фрейда есть описание синдрома «la belle indifference»[11] к физической боли, замеченного у некоторых пациентов, которые использовали физические симптомы, чтобы скрыть эмоциональную боль.) По мнению Берни, мои боли напоминали язву. Ну конечно! Почему мне самой это не пришло в голову? Ясно как день: язва желудка. Странно, что я не распознала ее раньше.

Он, не откладывая, потащил меня к доктору, который быстро поставил диагноз: симптом пептической язвы и прописал в качестве первого средства мягкую диету. С робостью в голосе я позволила себе спросить, не являются ли обычно язвы следствием психологических факторов. «Да, да, напряжение. Расслабьтесь!» — бросил он мимоходом, поспешно выпроваживая меня из своего кабинета, чтобы освободить место для следующего объекта на своем конвейере. Всю дорогу домой я изо всех сил старалась расслабиться. Когда же дело дошло до мягкой диеты, я заартачилась. Во-первых, слишком много калорий. Вдобавок была задета моя гордость. Как могла я, с моими обширными познаниями в психологии, заполучить такой конфуз, как психосоматическое заболевание? Мне необходимо было от этого избавиться, и как можно скорее. Если и существовали где-нибудь недорогие психиатрические клиники, то я о них никогда не слышала, поэтому единственным выходом оставалась самотерапия. Я признала симптомы язвы за Шаг 1, неадекватную реакцию.

Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию. Я стала размышлять вслух, а Берни слушал. Чтобы выйти на внешнее чувство, пришлось проследить источник симптома. Когда впервые возникли двухчасовые боли? Год назад. Это случилось, когда мы вернулись со Среднего Запада в Нью-Йорк на короткие каникулы между семестрами. Что происходило во время этого недельного визита? Я наслаждалась встречей со старыми друзьями, повидала обоих родителей… И были некоторые проблемы. Папа придирался ко мне по каждому пустяку, диктовал свои правила, пытаясь принимать за меня решения, на которые не имел права. Каждый раз я уходила от него в слезах. «Когда я росла, он был таким любящим отцом, — с горечью говорила я Берни, — а теперь он смотрит на меня с ненавистью. Это просто невыносимо! И я не могу больше терпеть того, как он со мной разговаривает».

Берни недоумевал, почему я с этим до сих пор мирюсь. «Ты уже давно не маленькая девочка. Почему бы тебе не поступить, как взрослой?» Тогда, заручившись его моральной поддержкой, я подготовила смелую речь и на следующий день высказала своему отцу все, что о нем думала. Я потребовала, чтобы он проявил ко мне уважение, что я уже не прежний изголодавшийся по любви ребенок, что пора ему взглянуть фактам в лицо — он теперь нуждается во мне больше, чем я в нем; и если он будет заставлять меня страдать и дальше, то я перестану к нему ездить. Бедный папа, совершенно потрясенный такой голой правдой, весь остаток недели был сама любезность и очарование.

Мы с Берни так гордились моей победой, что я набралась дерзости и стала позволять колкости в адрес своей матери. На следующий день, когда между нами разгорелась одна из псевдоинтеллектуальных дискуссий, свойственных нашим отношениям в тот период, я, не подумав, обошлась с ней довольно безжалостно. Надев на себя маску искренности и невинности, я проинтерпретировала ее поведение в подражание тому, что я тогда читала: бойко рассказала ей о бессознательном значении (согласно книгам) одного из ее паттернов. Она отмахнулась от моих слов, и мы расстались друзьями. Однако неделей позже, когда Берни вернулся в колледж, я осознала свой дурной поступок, и мне захотелось попросить прощения. Я отправила ей полное извинений письмо в наивно «искренней» манере, на которое получила от матери язвительный ответ, в котором она обвиняла меня в жестокости и холодности и называла «бессердечной» дочерью. После этого я написала ей, горячо защищаясь и вытащив на свет свои болезненные воспоминания, которые мы обе дипломатично обходили стороной не один десяток лет. Обвинив ее в своих невротических склонностях, я закончила пылкой мольбой о новых и честных отношениях как между двумя взрослыми людьми. Я написала, что мне было необходимо понять ее, чтобы понять себя. Ответа не последовало.

Что я почувствовала тогда, год назад, во время этой переписки и после нее, когда не получила ответа? Я помню, что много плакала. Тогда это были слезы ярости: я была сердита на мать. «Да кому она нужна? — твердила я. — Я уже давно выросла, у меня своя собственная семья!» Разговаривая теперь об этом с Берни, я почувствовала, что старый гнев поднимается снова. Это был Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию.

Шаг 3. Что еще я чувствовала? Прямо перед тем, как разозлиться, когда впервые поняла, что больше не получу от нее письма, мне было ужасно горько и досадно за потерпевшую крах попытку установить с ней честные отношения.

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Сначала ничего существенного в голову не приходило. Потом я спросила себя, что мне известно про тип людей, страдающих язвенной болезнью. Может быть, мне стоило вспомнить подробности из изученных когда-то историй болезней? Язва, как правило, развивается у амбициозного агрессивного человека, который не может принять своих бессознательных стремлений к зависимости. «Ну уж нет, — уныло протянула я, — это совсем не обо мне. Я не мужчина, не агрессивна и не амбициозна (как мало я знала себя в те дни!), и я всегда отдаю себе отчет, что нахожусь от тебя в зависимости». Когда Берни приходилось уезжать по делам из города, я скверно спала по ночам. «Может, я скрываю какую-то другую зависимость?» Какое впечатление со стороны производило мое поведение? Я чувствовала, что уже выросла из потребности в родителях, и открыто им об этом сказала. Потом появился этот симптом язвы. А как же мои слезы, когда мать прекратила писать? И когда отец сердился, я всегда сильно огорчалась. «Могло ли быть, — начала я нерешительно, — что я плакала, потому… нет, это просто нелепо. Это звучит так глупо, но может быть, я плакала из-за чего- то еще? Не только из-за гнева? Уж не почувствовала ли я себя пятилетней девочкой, которой была, когда родители бросили меня и вынудили жить с чужими людьми?» Я начала задавать себе эти вопросы чисто из научного любопытства, посмеиваясь над абсурдностью идеи. Но еще не договорив, я уже всхлипывала. Взрослый во мне продолжал протестовать: «Чушь все это. Я уже взрослая». А внутренний ребенок снова переживал то время, жалобно оплакивая потерю любимых родителей.

Этот процесс поиска скрытого чувства занял гораздо больше времени, чем выглядит па бумаге. Когда наконец слезы высохли, и я захотела узнать, сколько времени, оказалось, что прошло целых четыре часа. Впервые в этом году я четыре часа смогла прожить без болей в желудке. Все это происходило двенадцать лет назад, и боль больше не возвращалась.

Я осмелилась почувствовать свою скрытую зависимость, позволила внутреннему ребенку поплакать по своим родителям, и больше моему когда-то покинутому ребенку не требовалось строгого двухчасового кормления. А как же моя инфантильная зависимость от родителей? Вырастет ли когда-нибудь мой внутренний ребенок? Я не знаю. Я не психоаналитик себе. Вспомните мое скрытое чувство из примера о «Лебедином озере» в главе «Как подкрасться к скрытому чувству» и опыт с учителем в главе «Ваш внутренний ребенок». Возможно, мне предстоит жить с этим ребенком до остатка своих дней. Все, что в моих силах, — время от времени давать волю малышке в себе и избавляться по мере возможности от симптомов-прикрытий. Я способна действовать как разумный, полагающийся на себя взрослый, несмотря на это иррациональное инфантильное стремление, прорывающееся изнутри.

В главе «Тревога и страх» я описывала историю своего страха перед посещением медицинской библиотеки. Я боялась брать материалы, пользуясь именем врача (студента, который хотел мне помочь), из боязни быть разоблаченной как самозванка. Вот продолжение этой истории.

Я уже посетила библиотеку не один раз и после первого визита больше не страдала от страха или напряжения. И все же дома, думая обо всем этом, я испытывала некоторый дискомфорт. На самом ли деле библиотекарь поверила, что я занимаюсь исследованием для доктора Л.? Конечно, убеждала я себя, в качестве моего студента доктору Л. принесет пользу любая информация, которую я почерпну из этих журналов. И все же это не приносило мне спокойствия, я знала, что хожу туда под фальшивым предлогом. Тогда я решила узнать цену библиотечной карточки для неработающих в больнице, и оказалось, что она составляет двадцать пять долларов в год. Двадцать пять долларов! Вот это потрясение!

Я не могла потратить столько денег на какую-то библиотечную карточку. Я переваривала новость в течение нескольких дней, пытаясь привыкнуть к необходимости продолжать пользоваться именем доктора Л. В конце концов я решила поговорить с Берни. Он прекрасно понимал, как я себя чувствую, обманом посещая библиотеку.

— Лучше заплати и получи эту карточку, — таков был его совет.

— Да, но двадцать пять долларов! — продолжала твердить я. — Столько денег, и всего за один год. Как я могу тратить такую сумму ради собственного удовольствия?

В ответ Берни привел довод, что это специальная литература, а не романы, что у меня есть право на некоторые профессиональные расходы. Ведь он сам тратит деньги на книги по машиностроению и подписывается на технические журналы.

— С твоей скоростью чтения ты окупишь свои двадцать пять долларов еще до конца года.

Это звучало вполне логично, и я была благодарна, что он разрешил купить карточку, но мне по-прежнему казалось, что сама я не могу себе этого позволить. Я думала и взвешивала доводы несколько дней, не в состоянии принять решение. Как мне поступить, продолжать этот обман и попытаться забыть о своей щепетильности, или взять и израсходовать целых двадцать пять долларов в угоду самой себе?

Наконец, меня осенило: неспособность принять решение плюс навязчивые мысли — все эти признаки указывают на то, что я скрываю что-то от самой себя. (Шаг 1. Распознать неадекватную реакцию.) Поэтому я позвонила подруге-библиотекарю и рассказала ей о своих чувствах. Она выслушала меня и рассмеялась в ответ.

— Ну и в чем же твоя проблема? — поинтересовалась она. — Если тебе так не хочется использовать доктора Л., тогда приобрети карточку.

— Ты не считаешь, что это было бы слишком расточительно? Я единственная в семье, кто будет пользоваться этим формуляром. Двадцать пять долларов за один только год!

— Но не разоришься же ты от этого. Что с тобой такое? Никогда не думала, что ты можешь так волноваться из-за денег.

Я приступила к исследованию своих чувств. (Шаг 2. Почувствовать внешнюю эмоцию.) Что меня беспокоило? Я считала себя не вправе тратить такие суммы денег на книги: чрезмерное расточительство вызывало у меня чувство вины. Шаг 3. Что еще я чувствовала до того, как появилась вина? Впервые услышав о цене карточки, я была крайне удивлена, даже шокирована. Почему? У Берни это не вызвало такого сильного удивления. Моей первой реакцией было: «Не могут же они всерьез рассчитывать, что я буду столько платить!»

Шаг 4. О чем мне это напоминает? Чувство вины из-за расходов на книги… Мысль о других тратах не заставляет меня так переживать. Что значат для меня книги? Я читатель с зависимостью. В свои тяжелые детские годы я с головой окуналась в книги. Однажды мачеха в наказание отняла у меня библиотечную карточку. Это воспоминание до сих пор вызывает у меня бурную эмоциональную реакцию: два года, проведенных без книг, два года книжного голодания и именно тогда, когда я больше всего в них нуждалась! Мне кажется, я до сих пор пытаюсь возместить потери тех двух лет: жадность в библиотеках и книжных магазинах, паника, когда мне нечего читать.

Библиотеки. Какие чувства вызывают у меня библиотеки? Где бы я ни жила, местная библиотека всегда становилась моим вторым домом. Я обожала бродить вдоль стеллажей, пока не обживала их так, как мебель в собственном доме. Обычно я лучший посетитель для библиотекаря. Какие чувства я испытываю к библиотекарю? Он всегда играет важную роль в моей жизни. Когда случается, что это степенная старая леди, строго смотрящая на меня поверх очков, я осторожно добиваюсь ее расположения до тех пор, пока не получаю первые проблески редкой, как зимнее солнце, улыбки. В основном библиотекари меня любят, мне всегда рекомендуют самые последние и лучшие новинки.

Что я испытывала к хозяйке медицинской библиотеки? Было чувство почтительного страха, и одновременно меня тянуло к ней, я жаждала получить ее признание.

И вдруг при мысли об этом скрытое чувство стремительно вырвалось наружу: разочарование, невыносимое разочарование отвергнутого ребенка! Я так хотела понравиться этому библиотекарю, чтобы она полюбила меня, открыла для меня свой книжный сезам. Не принадлежа к больничному штату, я была для нее чужой, как была уже однажды чужим ребенком. Я хотела от этой приемной матери больше любви, чем она давала собственным детям. Я не хотела платить за библиотечные услуги: я хотела получить их как дар любви. Ребенок во мне жаждал особенного признания: полюбите меня, я так отличаюсь от других.

Шаг 5. Определить паттерн. Теперь было ясно, что я пыталась переделать прошлое: как по взмаху волшебной палочки исправить годы нелюбви, годы неприятия. Вот почему мне так не хотелось тратить эти двадцать пять долларов, экономия здесь ни при чем. Вина, связанная с денежными тратами, на самом деле прикрывала детское разочарование. Я обнаружила это скрытое чувство, и теперь раздражающая нерешительность прошла. Меня продолжал беспокоить дискомфорт в связи с использованием имени доктора Л., и вряд ли я узнала бы, имело это чувство под собой разумное основание или нет (я не психотерапевт себе). Я знала одно: самое правильное и естественное в моем положении — заплатить в конце концов двадцать пять долларов за библиотечную карточку, что я и сделала. Все мои тревоги в связи с посещением медицинской библиотеки исчезли без следа, и в тот год я с лихвой окупила своим чтением эти двадцать пять долларов. Я с удовольствием читала свежие журналы, которые прежде брала домой без карточки, в читальном зале. У меня отличная скорость чтения, так что это меня полностью устраивало.

Как изменились мои чувства к библиотекарю после того, как удалось обнаружить, что я скрываю от самой себя? Ощущение трепетного страха прошло, и я увидела перед собой прекрасной души человека, всегда готового прийти на помощь. Оказалось, что она меня хорошо знала, слушала лекции и интересовалась моими работами. Именно такого признания и жаждал мой внутренний ребенок. Каждый раз, разговаривая с ней, я ловила себя на том, что сияю от удовольствия. Но осознание скрытой тенденции видеть в ней приемную мать и требовать от нее особого отношения вынуждает меня быть бдительной и следить за собой. Теперь, после принятия внутреннего ребенка мое взрослое «я» получило контроль над ситуацией: я способна не требовать слишком много внимания от других, способна «превзойти свой невроз».


Примечания:



1

В оригинальном тексте употреблено слово «emotion», которое с англ. переводится «эмоция», хотя в дальнейшим автор в этом же контексте ссылается на чувства, установки и пр. — Прим. пер.



11

Великолепное безразличие (фр.). — Прим. ред.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх