Глава XII. Великий и неизвестный воин

Война 1812-го года

Всем известная, описанная в деталях. Известная своими героями, прежде всего.

Кутузов и Багратион, Давыдов, Сеславин, кавалер-девица Дурова. Забытый незаслуженно Барклай де Толли, построивший всю тактику затягивания французов вглубь бесконечной России. Имена, имена, имена…

«Война и мир». Без этого произведения не мыслится вся русская литература. Не только литература, вся русская история пронизана великим столкновением нашей Родины с шестисоттысячной, всеевропейской громадой Наполеона. И русские честь и слава как будто прежде только и жили, только и приготовлялись, чтобы найти и провозгласить себя на Бородинском поле. Сотни дворянский фамилий оценивались потом мерой участия своих предков в Священной освободительной войне…

Однако среди ее героев вы не встретите самого легендарного имени. Оно лишь мельком указано в Большой Советской Энциклопедии, и больше почти нигде.

Александр Самойлович Фигнер.

Мелкопоместный дворянин. Русский, хотя фамилия восходит к какому-то западному корню.

В известной нам литературе Александр Фигнер встречается в кратком описании всего лишь дважды. В «Рославлеве» Михаила Загоскина, добросовестного, но второразрядного писателя 20-ых годов прошлого века, и в уже упоминавшейся нами работе Ф. Гарина.

В 1812-ом Александру Фигнеру исполнялось двадцать пять лет.

Но остановимся и уточним ситуацию, сложившуюся после сдачи Москвы и начала активного партизанского движения, которое известно только по самому этому названию, но не по фактической военной сути.

Согласно стратегическому плану еще Барклая-де-Толли, Наполеон должен был постоянно искать генеральной битвы и не в коем случае не получать желаемого полномасштабного столкновения.

Русский ум хитер на уловки, неважно какая фамилия за ним стоит. И Барклай здраво рассудил, что привыкшим к малым западноевропейским пространствам французам, великолепно отработавшим там тактику стремительных действий, следует застрять на российский равнинах и быть подверженными постоянным набегам мелких и средних по численности российских отрядов. Набеги планировались отнюдь не в смысле простого беспокойства противника, а как задача постоянных истощающих его живую силу операций. Потери от них ставились в соотношение как минимум один — к двум, не в пользу французов. Разрыв коммуникаций (поставок военных средств, продовольствия и фуража) был второй не менее важной задачей.

Поэтому партизанская война Барклая, а в дальнейшем Кутузова, это тяжелая русская кровь за еще более тяжелую кровь оккупантов, и не нужно представлять дело так, как это показано в опереточной кинокартине «Давным-давно». Из набегов возвращались далеко не все.

«Партизанской» война была только по одному названию. После сдачи Москвы она окончательно приобрела характер хорошо организованных специальных военных действий.

Французы оказались зажатыми в три кольца, по периметру которых постоянно перемещались отдельные мобильные отряды. Численный состав нарастал по мере расширения колец. Поэтому в первом, самом узком, работали только небольшие и чрезвычайно подвижные группы. Серьезного боя они выдержать не могли и занимались главным образом тем, что отстреливали противника из засад и незамедлительно уходили. Во втором кольце шли на непродолжительные бои. В третьем оперировали уже полковые подразделения, использовавшие, в том числе, артиллерию.

Однако существовал еще один странный отряд, действовавший внутри первого кольца и даже в самой Москве. Отряд головорезов Фигнера.


Герой номер один

Можно, не рискуя преувеличить, назвать Александра Фигнера самым одаренным человеком, по крайней мере, всего позапрошлого века.

В двадцать четыре года он абсолютно совершенно владел: французским, немецким (с диалектами), испанским, итальянским (с диалектами) и польским языками. Помимо них знал еще какие-то, но на указанных мог свободно выдавать себя за жителя не только соответствующих стран, но и отдельных их диалектных регионов. Причем европейскую географию он тоже детально и поразительно точно знал.

В оккупационных войсках Наполеона помимо французов служили поляки, австрийцы, испанцы и итальянцы, и Фигнер выдавал себя за кого хотел, бесстрашно внедряясь в чужую среду. Собирал таким способом разнообразную информацию, в том числе и на предмет поиска себя же самого. А за его голову, доведенные им же до отчаяния французы, предлагали очень много.

Часто действовал в одиночку, иногда с маленькой вспомогательной группой таких же переодетых во вражескую форму. Совершал теракты, которым не было конца. Узнав все о расположении отдельного французского подразделения на рубежах Москвы, проводил затем на него налет всем своим отрядом, уничтожая при этом практически полностью живую силу противника.

Фигнер был беспощаден.

Он не признавал никаких законов войны. Пленных брал только для информации и приобретения не испачканной кровью военной формы (она потом использовалась в уже указанных маскарадных целях). Затем пленные уничтожались. Однажды ему удалось окружить, загнать в овраг и разоружить более двухсот отправленных на заготовку фуража оккупантов. Таких полагалось отконвоировать подальше в свой собственный тыл и сдать первому же представителю регулярного командования.

Фигнер всех расстрелял.

А на попытку выговора ответил примерно так: «Коли будет ему, как действующему в особых условиях, приказ главнокомандующего Кутузова конвоировать воров и насильников русской земли в тыл, вместо того, чтобы бить новых, он приказ выполнит».

Кутузову об этом довольно дерзостном предложении, естественно, докладывать не стали. И от Фигнера отцепились. Тем более, все были убеждены, что при таких фантастических операциях молодой офицер голову свою долго не проносит, и вражеский штык или пуля его не сегодня-завтра достанут.

Однако же не достали.

Фигнер никогда не бравировал своим геройством и не подчеркивал свое превосходство над командирами других партизанских отрядов, которые все (включая Дениса Давыдова) очень его не любили. Нелюбовь прикрывали ссылками на жестокость странного офицера, хотя главной причиной была все-таки ревность к его необычайным успехам.

И командование не могло обходить вниманием его подвиги, так что скоро Фигнер дорос до полковника.


Дар небес

Все, кто имел с ним дело, отмечали совершенно непонятные (тем более для такого возраста) наполнявшие Фигнера знания. Не только лингвистика, но и математика, астрономия, русская и европейская история, выдавали в нем как будто бы профессионала. Он отлично знал римское право, античную и средневековую историю… да непонятно было — что там вообще крылось в его голове.

Чувство Родины у Александра Самойловича было развито чрезвычайно сильно, и жизнь и смерть за нее он почитал единственной своею задачей. Но умереть ему пришлось не за нее. А сама смерть связана с именами двух очень известных людей того времени, с императором Александром I и влиятельнейшим графом его Алексеем Андреевичем Аракчеевым.

Фигнер погиб вдали от России, якобы утонул в 1813 году вместе с лошадью при переправе через Эльбу.

Надо еще сказать, что этот человек здоровье имел просто отменное.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх