БРОДЯГА

Уже совсем стемнело, когда Рэндал Скотт добрался до небольшого индейского лагеря на берегу ручья Большая Трава, расположенного в глубокой лощине между крутыми холмами. Это была группа Падающей Птицы, одна из южных общин Лакотов. Рэндал близко знал Падающую Птицу, неоднократно навещая его в сопровождении Медведя, года три назад он даже зимовал в этой общине вместе со своей семьёй.

Семь палаток почти полностью растворились во мгле наплывающей ночи, но в одной различалось внутри красное мерцание. Стояла глубокая тишина. Казалось, что в жилищах никого не было.

Приблизившись к подсвеченному жилищу, путник остановился, но не услышал ни звука, кроме глухого топота копыт двух своих коней, на одном из которых были навьючены тугие тюки. Наружу вышла женщина и приняла поводья.

Он вошёл внутрь и увидел множество индейцев. Тесным кольцом они сомкнулись вокруг очага, и огонь отражался в их чёрных зрачках. В полном молчании они потеснились и дали вошедшему возможность усесться возле входа.

Время остановилось. Кто-то скончался в общине, люди скорбели. Часть живой плоти большой семьи умерла.

Рэндал невольно вздохнул и подумал, что лучше бы он заночевал в стороне, если бы знал, что тут кого-то провожали в иной мир.

Так в молчании прошла вся ночь. Временами костёр едва не затухал, погружая типи в темноту, и тогда какая-то женщина подкладывала хворост и вспыхнувший огонь вырисовывал в чёрном пространстве рельефные лица.

На рассвете собравшиеся встали и подняли лежавшие позади каждого из них свёртки – прощальные подарки умершему. По одному они зашли в соседнее типи, где находился покойник. Он был в сидячем положении, облачён в парадную рубаху и, казалось, терпеливо дожидался появления соплеменников, закрыв глаза. Это оказался младший брат Падающей Птицы который считался в группе военным вождём.

Рэндал неслышно выругался на неудачную ночь, на это бесконечно долгое и ненужное прощание, на свою усталость. Он хотел спать и есть, но знал, что в такое время его никто не накормит.

Он пошёл к своим лошадям и поспешно покинул лагерь в направлении Белой Реки, скрывшись в тумане. Позади уже послышалось громкое причитание женщин, и было похоже, что множество волков тоскливо вторили друг другу.

Рэндал намеревался перебраться через Белую Реку, которую Лакоты называли Дымной Землёй, доехать до Плохой Реки, спуститься вдоль неё к форту Пьер и там сесть на пароход до Сент-Луиса. Он жаждал развеяться после долгой зимы, проведённой среди Оглалов. Со дня кончины Джека-Собаки его не покидало ощущение странной душевной тяжести.

– У тебя есть типи, семья, прекрасные лошади, – говорил он сам себе. – Ты можешь отправиться в любой уголок этой обширной земли. Чего ещё можно желать.

Двенадцать лет, проведённые бок о бок с Джеком-Собакой, не прошли бесследно, хотя Рэндал никогда бы не подумал, что старый траппер занял такое большое место в его душе. С прошлого лета рядом с Рэндалом ежедневно находилась красивая и всегда внимательная жена. Семилетний сынишка с явными задатками будущего военного вожака успел вновь полюбить его и беспрестанно осыпал его наивными вопросами (почему отец часто разговаривает на чужом языке, почему у него лицо покрыто волосами, почему он не ходит с другими мужчинами против Вороньих Людей). Любой, кто привык к кочевой жизни, кто считал сложенный из елового лапника шалаш вполне достаточным удобством, мог бы чувствовать себя вполне счастливым – что ещё ему нужно? Но Рэндал Скотт по прозвищу Ичи-Мавани ясно видел, что ему не хватало Джека. Ему не хватало той спокойной, нешумной, умудрённой опытом надёжности, которую излучал Собака. Рэндал вдруг понял, что в лице старого Джека он утратил единственного в своей жизни друга, которому доверял безоглядно и которого, оказывается, считал почти отцом.

Когда-то этот траппер сказал Рэндалу, что человек, вкусивший дикой прелести гор и равнин и не испугавшийся этого вкуса, никогда не сможет жить в обычном городе.

– Но ты не сказал мне, старина Джек, что познавший дружбу не сможет жить без друга, не испытывая постоянный холод одиночества, – бормотал себе под нос Скотт. – Что мне жена и сын, если они – часть дома, в который я никогда не стремился? Они – атрибут семьи, а я привык странствовать. Кров мне нужен лишь для ночлега… Теперь я тащусь в город. Я продам там все меха, а дальше? Я спущу все деньги. Я буду бродить по улицам, где никто не остановит тебя и не пригласит в свой дом поесть… Иногда город представляется мне хуже пустыни… Мне нет до него дела… Но и здесь я не хочу быть…

Рэндал жаждал перемен, надеясь, что они изменят то-то у него внутри, и не желал думать над тем, куда они могли привести его.