ГЛАВА 5

На следующий день Рафи удалось поговорить с Мигелем только после того, как тот закончил свое выступление.

Он пришел заранее, чтобы послушать, как будет выступать его друг. Пришел вместе с Вероникой, которую было невозможно уговорить остаться дома.

Мигель выступал вторым, сразу после одного молодого никому не известного матадора, может быть, еще вчера выступавшего в новильяде. Для Рафи было загадкой, как такой неопытный тореро оказался на арене столицы. Хозяин цирка говорил, что здесь выступают только лучшие. Но эспада, который был сейчас на арене, не произвел бы никакого впечатления даже на деревенскую публику. Рафи и не надо было слышать того, что говорили рядом знатоки. Достаточно было послушать, как неровно атакует бык, как тореро заставляет его бросаться в разные стороны, будто сам не знает, что делать. Плохое выступление. Даже Вероника, предпочитавшая не критиковать матадоров, зная, какой это опасный труд, не выдержала и несколько раз фыркнула при виде особенно неуклюжего пасе.

Впрочем, Рафи отмечал все это по привычке. Он ждал выступления Мигеля. В прошлый раз у него не получилось как следует послушать его.

Наконец, объявили о выходе Мигеля. Вероника схватила Рафи за руку.

— Он очень красив. Почти не видно, что он хромает. Великолепно держится.

Это замечание почему-то неприятно кольнуло Рафи. Нет, он был рад за друга. Хорошо, что он так красив и почти не хромает. Но если бы это сказала не Вероника, а кто-нибудь другой, ему было бы куда приятнее.

Рафи отметил, что публика не очень-то радушно приветствует матадора. Наверное, еще плохо знает его, — рассудил юноша. Ему казалось, что Мигель должен быть лучшим из лучших на этой арене. Ему и в голову не приходило, что до сегодняшнего дня он ни разу не видел, каков Мигель в деле. И что его учитель и друг может быть и не слишком хорошим тореро.

Однако чем дольше Мигель находился на арене, тем сильнее Рафи удивлялся. Вроде бы бой шел, как надо. Рафи не мог на слух определить, где и как ошибается матадор. С быком творилось что-то странное, это так. А матадор, кажется, был очень даже неплох. Но то и дело по толпе пробегал недовольный ропот. Чувствовалось, что еще немного, и на песок арены полетят подушки, на которых сидели зрители.

— Что происходит? — спросил юноша у Вероники.

— Не понимаю, — ответила она. — Я ничего не понимаю… Такого я никогда не видела. Он делает что-то странное…

— Что? Что?

— Не знаю, как объяснить.

— Просто скажи, что ты видишь.

— Он даже на шаг не отходит от быка. Не отпускает его. Впечатление такое, что они приклеены друг другу…

— Как это возможно?

— Я не знаю, Рафи, говорю же тебе… Никогда такого не видела.

— Почему это не нравится им? — Рафи кивнул в сторону кричащих от оскорбления зрителей.

— Понимаешь… Это выглядит очень странно. Они не привыкли к такому. Не очень зрелищно… Не знаю, понравилось бы тебе.

Выступление Мигеля закончилось провалом. Единственное, что спасло матадора от окончательного освистывания, — то, как он убил быка. Его последний удар был настолько безупречен, что часть зрителей сменила гнев на милость и наградила тореро жидкими аплодисментами.

Рафи сидел красный, будто это он только что едва не опозорился на арене. Вероника тоже подавленно молчала.

— Ладно, — наконец, сказал юноша. — Отведи меня к нему.

На арене уже показывал свое мастерство другой тореро. Его публика встречала куда лучше.

Они нашли Мигеля на конюшне. Он беседовал о чем-то с рехонеадором[1], которому предстояло, судя по афишам, завершить сегодняшнее представление. Увидев Рафи и Веронику, Мигель закончил разговор и подошел к ним.

Рафи молчал, не зная, что сказать. Он чувствовал, что матадор вовсе не нуждается в утешении. От него не исходил запах поражения. Это немного сбило юношу с толку. Разговор начала Вероника.

— Привет, Мигель. Рада, что ты цел. Мы с Рафи специально пришли посмотреть на тебя…

— Спасибо. Если бы я знал, что вы придете, я посвятил бы этого быка тебе, красавица.

В голосе Мигеля Рафи тоже не уловил ни нотки горечи или неудовольствия. Похоже, тот действительно не понимал, что его выступление едва не провалилось. От этого Рафи стало неловко вдвойне. Мало того, что его друг оказался неважным тореро, он еще настолько самоуверен, если не глуп, что не понимает таких простых вещей.

— А ты, Рафи, почему такой грустный? Что-то не так? — спросил Мигель.

— Да нет, я не грустный… Все в порядке, — промямлил Рафи. — Поздравляю тебя. Быка ты убил очень хорошо.

— Откуда ты знаешь?

— Я слышал…

— Он слышит бой лучше, чем некоторые видят, — пояснила Вероника. — Ни одна мелочь от него не ускользает.

— Правда?

— Конечно… Иногда мне приходится просить у него, чтобы он пояснил мне некоторые моменты.

— И что ты скажешь о том, как я провел бой? — спросил Мигель.

— Быка ты убил хорошо. Даже очень хорошо, — уклончиво ответил Рафи.

— Быка — да. Но я спрашиваю не о последнем ударе. Что ты скажешь про бой вообще?

Мигель произнес это таким тоном, что Рафи засомневался — так ли уж наивен его друг. Похоже, он знал и понимал гораздо больше, чем казалось Рафи.

— Не знаю, — ответил после паузы юноша. — Ты вроде бы все делал правильно… Но бык вел себя странно. И зрители… Они были недовольны. Так я слышал. Но не могу понять, в чем здесь дело. Вероника сказала, что ты работал очень близко к быку… Слишком близко. И это не понравилось публике. Может быть, и так. Во всяком случае, успех сегодня обошел тебя стороной.

Сказав это, Рафи опустил голову. Ему неприятно было произносить все это. Неловко ученику критиковать своего учителя. Хотя для настоящего учителя лучшая награда, когда ученик в конце концов его превосходит.

Неожиданно Мигель весело рассмеялся.

— Ты действительно слышишь лучше, чем другие видят. К сожалению, — уже серьезно продолжил он, — ты слышишь то же самое, что и остальные. Лучше, но все-таки то же самое. Ну, ничего. У тебя все впереди.

— Я не понимаю, о чем ты…

— Не беда. Когда мы встретились первый раз, ты тоже не все понял. Однако это не помешало тебе стать отличным тореро.

— Но может быть, ты объяснишь мне?

— Не здесь. Давайте найдем какой-нибудь уютный кабачок. Я бы не отказался сейчас от кружки хорошего вина.

— Вы возьмете с собой женщину? — напомнила о себе Вероника-

— Такую красотку? Конечно! — воскликнул Мигель. — Если Рафи не возражает.

— Чего уж там… — проворчал юноша.

Его не очень радовала перспектива превратиться в скором будущем в объект для дружеских шуток.

— Значит, ты считаешь, что мое выступление не имело успеха? — спросил Мигель.

Они сидели за грубо сколоченным столом в одном из дешевых кабачков, которых было так много на окраинах столицы. Людей пока было немного, но шум стоял такой, будто здесь собрались все жители города.

Перед ними стояли большой глиняный кувшин с красным вином и плоские тарелки с бандерильяс. Вероника не вмешивалась в разговор мужчин, отдавая должное мастерству местного повара. Мигель же с Рафи, наоборот, почти не притронулись к еде. Как и прошлым вечером, Мигель только пил вино и курил.

— Я не знаю, — ответил Рафи. — Мне показалось, что публика была недовольна… Ну да, твое выступление не имело успеха. Это так. Было бы глупо с этим спорить.

— Не собираюсь с этим спорить. Хочу только спросить, успеха у кого? У меня? У быка? Или у толпы?

— Как выступление может иметь успех у тебя или у быка? — удивился Рафи. — Конечно, я говорю о зрителях. Им не понравилось…

— А ты не думаешь, что я выхожу на арену лишь для себя и быка? Но никак не для других людей, которые… Для которых моя жизнь и моя смерть ничего не значат.

— Бой ради боя?

— Нет. Бой ради боя — это утешение тех, кто не может быть лучшим, но хочет быть вторым. Таким людям остается лишь убеждать себя и других в том, что им вовсе не нужна победа. Я же могу хоть завтра заставить публику реветь от восторга.

— Почему же ты этого не делаешь?

— Потому что это не моя дорога. В корриде три действующих лица. Матадор, бык и толпа. Каждый тореро, выходя на арену, должен решить, для кого он исполняет свой танец. Почти все делают это для толпы. Бык для них всего лишь инструмент, С его помощью они вовлекают в игру толпу. И получают то, чего им хочется больше всего, — одобрение, восторг, преклонение… Некоторые, их очень мало, ставят на первое место себя. Для меня же главное бык. Да, Рафи, бык. Помнишь, я говорил тебе тогда, в роще, что потерял себя? Превратил свой путь в ремесло? Это случилось как раз потому, что главным действующим лицом в корриде для меня была толпа. От того, как она отреагировала на то или иное мое движение, зависело все… Я пытался угодить ей. Старался предугадать и выполнить все ее желания. К чему это привело, ты знаешь.

Рафи кивнул. Он никак не мог понять, к чему клонит Мигель. Все сказанное матадором казалось ему слабой попыткой как-то оправдать свое неудачное выступление. Рафи катал шарики из хлеба и вполуха слушал друга.

На самом деле предельно ясно: или ты хороший матадор, и тогда тебе не приходится молоть языком — твое выступление говорит само за себя. Или ты плохой матадор. В этом случае, чтобы оправдать себя в чужих глазах (да и в своих тоже), можно потратить тысячи слов, придумывая всякие нелепые теории. Но итог все равно один: ты так и останешься никудышным тореро. Третьего не дано. Рафи давно убедился в том, что, чем больше человек говорит, тем меньше он стоит на самом деле.

Ему самому не пришлось рассказывать кому-нибудь, почему он выступает так, а не иначе. Да что там, ему бы и в голову не пришло такое. Если можешь сделать лучше — пойди и сделай. Если не можешь — молчи. Вот и весь разговор. Вот и все, что мог бы сказать Рафи.

Поэтому-то путаные объяснения Мигеля были ему не очень интересны и чуть-чуть неприятны. Но он из вежливости и нежелания обижать друга внимательно слушал его. Вернее, делал вид, что слушает.

Однако Мигель все же не был глупцом. Он быстро понял что к чему и остановился на полуслове. За столом воцарилось неловкое молчание. Рафи с виноватым видом отодвинул хлебные катышки в сторону и опустил голову. Вероника, пытаясь сделать вид, что ничего не случилось, продолжала есть. Мигель же хмыкнул и в который раз раскурил трубку.

Некоторое время все трое молчали. Кабачок постепенно заполнялся людьми. Стало шумно. Рядом с их столом устроилась компания из нескольких мужчин. Простые рабочие, пришедшие после трудового дня пропустить по стаканчику вина и обсудить последние новости. Как выяснилось чуть позднее, когда мужчины подвыпили и стали говорить громче, все они были на сегодняшней корриде.

Несколько раз в их разговоре промелькнуло слово «хромой». Рафи понял, что они обсуждают выступление Мигеля. Ему опять стало неловко. Не хотелось, чтобы Мигель слышал, как его работу обсуждают другие.

— Не пора ли нам? — сказал Рафи. — Я что-то устал. Да и шумно здесь… Может, пойдем к нам в гостиницу?

— Я согласна, — поддержала его Вероника.

Она прекрасно поняла юношу.

— Скоро пойдем, — спокойно ответил Мигель. — Только допьем это вино.

— В гостинице я угощу тебя, — сказал Рафи.

— И в гостинице тоже выпьем. Куда ты спешишь? Время еще есть…

Рафи замолчал. Он понял, что Мигель все прекрасно слышит и не хочет, чтобы его уход был похож на бегство.

Мужчины за соседним столом повысили голоса. Юноше вдруг стало тревожно. Он почувствовал, что сегодняшний вечер мирно не закончится. Под столом Вероника нашла его руку и слега сжала. Ей тоже было не по себе. Мигель же как ни в чем не бывало подлил себе еще вина и выпустил облачко сизого дыма.

Наконец случилось то, что должно было случиться. Один из мужчин узнал в Мигеле того самого «хромого», которого так громко обсуждала компания. Громким театральным шепотом он сказал:

— Гляньте, вон сидит тот самый хромой трус.

Остальные мужчины как по команде замолчали. Рафи понял, что они уставились на Мигеля. А может быть, и не только на него. Если Вероника такая красивая, как все говорят, то и она наверняка могла приковать их внимание.

«Хромой трус»… Будь Рафи на месте Мигеля, к которому были обращены на самом деле эти слова, он, не раздумывая, призвал бы обидчиков к ответу. Но матадор, судя по всему, и не думал ни о чем подобном. Рафи услышал, как он сделал шумный глоток и со стуком поставил кружку на стол, а потом пыхнул трубочкой.

Юноша почувствовал, как кровь приливает к лицу. Неужели Мигель действительно трус? Мужчины, видимо, подумали так же. Один из них уже в полный голос произнес:

— Трус-то трус, а вон какую девчонку себе нашел.

— Да, хороша, — поддакнул другой.

Рафи наклонился к Веронике и тихо спросил:

— Сколько их?

— Пятеро, — одними губами ответила девушка.

Ей было не по себе. Хоть Вероника была и не робкого десятка, она хорошо знала, чем может закончиться такая ссора. В отличие от Рафи, она видела их грубые глупые лица, налитые пьяной удалью глаза и крепкие мозолистые руки.

— Мигель, давай уйдем… — сказала она вполголоса.

— Я еще не допил вино, — спокойно ответил матадор.

Рафи сидел, не зная, что делать. С одной стороны, ему хотелось встать и разбить об голову одного из грубиянов глиняную кружку. С другой — он прекрасно понимал, что за этот поступок придется отвечать сполна. И не ему, а Мигелю. Он со своей слепотой вряд ли будет хорошим помощником, когда компания ринется в драку.

— А он на самом деле трус, — мужчина, играющий роль заводилы, не унимался. — Пожалуй, трусу такая красотка не нужна. Возьмем-ка ее себе.

Мужчины одобрительно загоготали.

— Эй, красавица, хочешь посидеть за столом с настоящими мужчинами, а не с этим трусливым калекой?

Рука Рафи сама собой потянулась к тяжелой кружке. Но его остановил Мигель, положив сверху ладонь.

Дальше произошло то, чего Рафи никак не ожидал. На секунду вокруг их столика стало необычайно тихо. А потом он услышал, как компания пьяных удальцов поспешно встала со своих мест, грохоча стульями и бормоча что-то, отдаленно напоминавшее извинения, и направилась к выходу. И тут же зал ожил. Раздались голоса, стук сдвигающихся кружек, скрип столов и стульев, смех и брань.

— Что? Что случилось? — удивленно спросил Рафи.

— Ничего, — равнодушно ответил Мигель. — Я допил, наконец, это вино. Теперь можно идти…

Они вышли из кабака и всю дорогу до гостиницы прошли в полном молчании. Лишь у дверей, прощаясь, Мигель протянул Рафи руку и сказал:

— Если сможешь, приходи завтра на мое выступление, Только найди место у самой арены. Я подведу быка ближе к тебе, и, может быть, ты сможешь услышать то, чего не услышал сегодня.

— Хорошо, — ответил Рафи.

Вероника проводила юношу до двери его комнаты. Она была на редкость молчалива.

— Все-таки объясни мне, что случилось? Я ничего не понял.

— Я и сама не поняла.

— Но что ты видела?

— Да ничего, в общем… Он просто на них посмотрел. Даже не вставая с места. Посмотрел в их сторону и все.

— И все? — не поверил Рафи.

— Да. Просто посмотрел.

Все еще ничего не понимая, Рафи вошел в свою комнату и закрыл дверь. У него было ощущение, что сегодня он упустил что-то очень важное. Может быть, даже более важное, чем его мечта.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх