Раньше этот город назывался Святой Крест. Потом большевики переименовали его в Буденновск. В июне 1995 года чеченские террористы, о правах которых столь трепетно печется международное сообщество, захватили здесь больницу, взяв в заложники сотни людей. В те дни многие видели, как в небе над больницей явилась Богородица в багряных одеждах, молящаяся перед крестом.

«Страшно там было только вначале, пока надеялись выжить, – рассказывает одна из заложниц. – Когда начался штурм, и палата, где мы лежали, простреливалась с двух сторон автоматным огнем, да снаряды стали пробивать стены, я поняла, что умру, попрощалась с жизнью – и страх прошел. Смотрю на небо – а там крест обозначился и Девушка, к нему склоненная…»

…С самого начала христианства на Руси Богоматерь покровительствовала ей, с того дня, когда Она призвала четверых константинопольских зодчих и сказала: «Хочу, чтобы вы построили Мне храм в Киеве». Россия стала третьим уделом Богоматери, после Иверии и Афона. Количество чудес, явленных Ею на нашей земле, превосходит всякое разумение.

«В этой стране нет ни одной большой церкви, где не было бы чудотворной иконы Богоматери; мы видели собственными глазами как святые иконы, так и чудеса, совершавшиеся от них», – писал архидиакон Павел Алеппский, посетивший нашу страну в XVII веке. Хотя гость, пожалуй, и преувеличивает насчет каждой большой церкви – но все же в России после ее крещения было явлено около 600 чудотворных икон Божией Матери.

Не зря в старину Россию называли «необоримое Богородицы достояние», а потом – «Домом Пресвятой Богородицы». Чудесам, связанным с Ее именем, воистину нет числа.

Сколько раз Богородица защищала Россию по молитвам людей, в трудный час прибегавших к Ее помощи! Не оставила и тогда, когда народ, замороченный либеральными словоблудами, считал роковые перемены благотворными и не просил о защите.

…2 марта 1917 года последний русский царь отрекся от престола. В тот же день, когда всего несколько человек во всей стране знали о подписанном отречении, в церковь села Коломенское пришла крестьянская женщина Евдокия Адрианова. Она поведала священнику, что видела во сне Богоматерь, которая сказала, что в этом храме есть старая икона, ее надо найти и молиться перед ней. Искали долго и, наконец, действительно в подвале нашли старый, почерневший от времени образ. Когда его очистили, взорам присутствующих предстало необычное изображение Богоматери в виде земной Царицы – на троне, со скипетром и державой в руках. Это явление иконы можно понимать только одним образом, как его и понимают – Богоматерь Сама взяла на себя царскую власть над Россией, то есть ответственность перед Богом за нашу страну.

А спустя несколько месяцев на другом краю Европы, в католической Португалии, в местности, которая носила старое арабское название Фатима, Богоматерь явилась троим детям, пасшим стадо. Снова и снова Она повторяла, что надо жить в мире, надо молиться за грешников. Как известно, и эти слова были тщетными – чудовищный ХХ век только начинался. Но нам интересно другое: среди пророчеств Фатимы было и пророчество о России. Россия должна обратиться к Богородице, иначе по всей земле начнется война и преследования Церкви – ни больше ни меньше как судьба мира была поставлена в зависимость от России.

Последними словами Богоматери в Фатиме были:

– Пусть они перестанут оскорблять Господа. Он и без того претерпел уже слишком много оскорблений.

Среди российских церковных преданий есть относящийся к 1930-м годам рассказ об умершем и воскресшем мальчике, который напрямую перекликается с фатимским явлением. Во время отпевания в церкви мальчик сел в гробу и заплакал, а потом рассказал, что видел преисподнюю, а после видел Матерь Божию, молящуюся за обитателей геенны и за весь мир, во зле лежащий. Лицо Ее было измученным, по щекам катились слезы. Она сказала мальчику:

– Ты не останешься здесь, ты вернешься на землю к людям. Скажи им, что они замучили Меня грехами своими: Я не в силах больше молиться за них, Я изнемогаю… Пускай они пожалеют Меня![1]

В 1917 году Россия не обратилась, а в 1930-е годы в ней уже давно никто никого не жалел. В стране шли гонения на веру, прямолинейные и жестокие. «Кишкой последнего попа последнего царя удавим», – смеялись безбожники. И война, действительно, началась. И снова Матерь Божия помогала нам, хотя теперь об этом ее уже и не просили.

…В 1941 году, перед самым началом Великой Отечественной войны, одному из старцев Валаамского монастыря было видение. Он увидел Божию Матерь, а с ней Иоанна Крестителя и множество святых, которые молили Спасителя, чтобы Он не оставлял Россию. Спаситель ответил, что в России так велик упадок веры и благочестия, что это невозможно терпеть. Однако святые и Богородица продолжали неотступно молить Его, пока, наконец, Он не сказал: «Я не оставлю Россию». И во второй раз старец увидел, как Матерь Божия и Иоанн Креститель стояли перед престолом Спасителя и молили Его о спасении России. И Спаситель снова ответил: «Я не оставлю Россию». В третий раз Богородица одна стояла перед Своим Сыном и со слезами молила Его. «Вспомни, Сын Мой, – говорила Она, – как Я стояла у Твоего Креста». Богоматерь хотела опуститься на колени, однако Спаситель сказал: «Не надо. Я знаю, как Ты любишь Россию, и ради слов Твоих не оставлю ее. Накажу, но сохраню».

Советское правительство не послушало бы голоса своих епископов. И, когда началась война, Богоматерь явилась митрополиту Гор Ливанских Илии, человеку воистину святой жизни, который несколько дней и ночей молился перед Ее образом о спасении России – и через него передала, что должно сделать для победы в войне. Илия направил письмо Сталину – то, что в нем говорилось, было выполнено. И, что интересно, в самое страшное время, в октябре 1941 года, когда немецкие войска стояли на расстоянии половины дневного перехода от Москвы, Сталин вел себя совершенно спокойно – так, словно знал: Москва не будет взята.

А в 1947 году митрополит Илия приехал в СССР и возложил на Казанскую икону Божией Матери – ту, что стоит в Ленинграде – золотой венец, точно такой же, какой князь Пожарский возложил на Казанскую икону в Москве после победы над поляками.

Но прошло несколько лет, снова сменилась власть, и безумие безбожия пошло по новому кругу Не одним, так другим, не насилием, так соблазном, не в тюрьмы гнать верующих, так повышать благосостояние народа. Нет, когда нечего есть и нечего надеть – это нехорошо, кто бы спорил. Мне мой духовник так прямо и сказал: «Хотеть хорошо жить – не грех. Главное, чтобы ты владела вещами, а не вещи владели тобой».

В этом-то все и дело. Но разве так было в Советском Союзе?

«В конце 1980-х годов религиозный инстинкт нашей страны проявил себя невиданным образом, – пишет о. Андрей Кураев. – У нас родилась неслыханная на земле религия – религия консумизма. Это форма религиозного инстинкта, которая исходит из того, что смысл жизни состоит в том, чтобы потреблять»[2].

Дошло до того, что в нашей стране ежегодно несколько миллионов человек предают смерти только ради того, чтобы они своим существованием не снижали уровень благосостояния или не мешали развлекаться. Причем смерть эта нелегкая, это мученическая гибель в худших традициях Древнего Рима.[3]

Ах да, я забыла, дети – еще не люди…

Из записок православного священника:

«Приглашают как-то освятить родильное отделение наиглавнейшей больницы… Идут впереди докторши, открывают передо мной двери палат, кабинетов, а возле операционной в смятении останавливаются:

– Сюда, батюшка, вы, наверное, не пойдете…

– Почему? Операционную обязательно надо освятить!

– Да это вовсе не то, что вы думаете: здесь не лечат, здесь – убивают… Еще и за деньги… Мы называем эту комнату: золотое дно…

Смотрю на милых докторш и начинаю осознавать, что каждая из них народу переколошматила больше, чем все наемные убийцы, взятые вместе…

Потом одна из них придет: потеряла сон…

– Как закрою глаза: куски мяса – до самого горизонта…

– Обычное, – скажу, – для вашего промысла дело: только что возвращали сон вашей коллеге, у которой до самого горизонта пеньки. Свежеспиленные… В истории психиатрии такого рода видения наблюдаются лишь у профессиональных палачей».[4]

Но и посреди этого ужаса Богоматерь, которую почти на всех иконах рисуют с младенцем на руках, не оставляла нас. Какую же любовь надо иметь, чтобы и после такого…

А потом все пошло еще на один круг, когда это уже почти закопавшееся носом в землю общество внезапно лишили благосостояния. К людям, привыкшим много есть и жить в тепле, вдруг в одночасье подступил кривляющийся призрак бедности. Теперь, по логике вещей, они должны были бы вступить друг с другом в схватку за ускользающие клочки прежней сытости. А что? Младенцев убивать уже приучены, отчего бы не перейти на взрослых?

Драка всех со всеми все же не состоялась – не то по молитвам предков, не то по причине природной лени. Но… еще не вечер. А пока что, в порядке подготовки к грядущему глобальному выяснению отношений[5], происходит расслоение и разделение общества, в ходе которого все большее количество людей теряет право называться людьми.

Старики – уже не люди.

Бомжи – ну уж точно, не люди.

Бедные – не люди, потому что денег заработать не могут.

Инородцы – не люди, потому что недочеловеки.

А молодежь нынче такая пошла, что руки сами тянутся к пулемету…

…Но Богоматерь все еще не отступает, еще стоит у креста в той стране, что когда-то называлась Ее домом. Может быть, именно поэтому в 1990-е годы люди и не хватали друг друга зубами за глотку, что Она не отступилась.

Где граница Ее терпению?

И далеко ли мы все от этой границы?

И подошел Авраам и сказал: неужели Ты погубишь праведного с нечестивым?

Может быть, есть в этом городе пятьдесят праведников? Неужели Ты погубишь и не пощадишь места сего ради пятидесяти праведников в нем?

Господь сказал: если я найду в городе Содоме пятьдесят праведников, то Я ради них пощажу все место сие.

…

Авраам сказал: да не прогневается Владыка, что я скажу еще однажды: может быть, найдется там десять? Он сказал: не истреблю ради десяти.

И пошел Господь, перестав говорить с Авраамом…

(Бытие. 18: 23-33)

Все чаще и чаще приходится слышать, что Россия – православная страна.

Да полно!

Может быть, соборная народная душа еще и православная – заслугами отдаленных предков (не тех, что позволили большевикам сбивать кресты с церквей). Но по каким критериям определяется «православность» нынешней России, в которой религия – частное дело каждого? По вопросам в анкете? Так при нынешнем глобальном хаосе в головах чего только в анкете не встретишь! «Я атеист, но я русский, а следовательно, православный». И как прикажете сей перл понимать?

Или определять по количеству крещеных – при том, что одно время крестились просто потому, что модно было крестик носить?

А может быть, посмотреть, падает ли потребление мясных и молочных продуктов в Великий пост? Не стоит, такие разочарования не полезны для нервной системы…

Впрочем, есть и внутрицерковные критерии. Скажем, такой: всякий православный человек должен хотя бы один раз в году причаститься. Нет, раз в году – это недопустимо, безобразно мало, но хотя бы раз в году Если мы введем в анкету такой вопрос – во сколько раз уменьшится число православных? А ведь это чисто формальный критерий. Православный человек должен еще и знать хотя бы основы своего вероучения. Если ввести вопрос вроде того, сколько существует церковных таинств – насколько мы еще уменьшим число?

Ладно, подойдем к делу с другой стороны. Коли Россия – православная страна, то это должно хотя бы в чем-то выражаться. Например, историки будут судить о нашем времени, в первую очередь, по письменным источникам. Скажем, по газетам…

Есть ли хотя бы в одной светской газете церковный календарь на ближайшие дни? Вопрос риторический.

А гороскоп? А как же! Какая же газета без гороскопа…

Астрология, между прочим, относится к разряду оккультных наук, запрещенных христианской церковью. Равно как и магия, которая снова в моде. Всякое там снятие порчи, привороты-отвороты и прочая на оккультные науки не тянет, это штука попримитивней, колдовством называется – тем самым, за которое католики жгли, а у нас отлучали от причастия.

Резюме: добрая половина рекламных полос в газетах заполнена рекламой откровенно языческого толка.

Многие ли знают в нашей православной стране, как правильно перекреститься? А вот что от сглаза надо трижды сплюнуть через левое плечо и постучать по дереву (хотя, по-моему, голова лучше подходит) – известно всем.

Многие ли знают день своих именин? А знак Зодиака?

К сожалению, если смотреть на вещи трезво, то мы с вами, через две тысячи лет после пришествия Христа, живем в стране традиционного безбожия пополам с торжествующим язычеством. Впрочем, в последний год в христианском воспитании масс произошел большой прорыв – благодаря Дэну Брауну. Человек, прочитавший «Код да Винчи», резко повысил свою эрудицию и теперь может смело утверждать, что Христа признали Богом в результате голосования. А Дева Мария – это новая реинкарнация богини плодородия, да…

Честное слово, поверьте – к христианству это не имеет ни малейшего отношения! То, что пишет Дэн Браун – ересь (в церковном понимании этого слова), а сам проект – чисто коммерческий. Весьма успешный, но это не делает его благочестивее.

Так что вопрос о реальном количестве православных – очень спорный. И очень важный. Не потому, что от него зависит количество денег в церковной кружке, а потому, что Господь в разговоре с Авраамом не довел число праведников, ради которых будет пощажен «город сей», до логического конца – он не обещал пощадить всех ради одного-един-ственного праведника. Речь идет о некоем проценте. Знать бы еще, о каком…

Далеко ли до границы, за которой число праведников станет «меньше десяти»?

Если бы на моем месте был западный проповедник, он обязательно бы сейчас сказал: «Может быть, от границы наш мир отделяет твоя молитва?»

Цитируя Иосифа Бродского: «Взгляд, конечно, очень варварский – но верный…»

В 90-м псалме есть место, где говорится о «бесе полуденном», и мне кажется, что это образ. Мы все знаем, что бывает в летний полдень, когда солнце бьет всеми своими лучами, когда дрожит воздух, когда все, что вокруг нас, приобретает особую рельефность, тени делаются резкими, краски делаются яркими, весь мир делается как бы настолько видным, и эта видимость настолько требует нашего внимания, настолько врывается в наше сознание, что мы можем оказаться неспособными за ней продолжать видеть или, может быть, впервые прозреть невидимое. И как постоянно это бывает! Как мы ослеплены! Как внешнее не дает нам видеть внутреннее!

(Антоний, митрополит Сурожский)

Да и что такое, собственно, Православие?

Ну, уж это все знают. Если золотой купол с крестом, священник в золотой парче, икона, да еще этот… крестный ход. А те, которые на стадионах Библии раздавали? Не… это не наши, не православные, это христиане.

«Василий Иваныч, ты за большевиков или за коммунистов?»

Сейчас, в связи с общей направленностью политики, все больше сюжетов в телепередачах посвящено Православию, на важных мероприятиях всенепременно присутствует священнослужитель. Как же, как же – это ведь наше, национальное…

Какая горькая насмешка – самую вненациональную религию мира, христианство, подавать как национальный колорит!

Преимущество Православия в том, что это очень красивая религия. В том же самом и его беда. Золото куполов, парча облачений, красота богослужения служат замечательным обрамлением веры, если смотреть на все это изнутри. Но если подойти снаружи, со стороны – а большинство людей сейчас именно так и подходит к храму – то все это внешнее великолепие заслоняет ту суть христианства, которая находится в его сердце. И тогда очень легко может совершиться простая подмена – когда видимое заменяет сущее.

Об этом пишет о. Андрей Кураев.

«Вспомним, чем искушает антихрист христиан на “Восьмом Вселенском Соборе” в “Трех разговорах” Владимира Соловьева. По догадке Владимира Соловьева, мечта антихриста – запереть Православие в ритуально-этнографический заповедник. Антихрист, провозгласивший себя президентом земного шара, надеясь купить благорасположение православных, обращается к ним с такими словами: “Любезные братья! Знаю я, что между вами есть и такие, для которых всего дороже (курсив А. Кураева) в христианстве его священное предание, старые символы, старые песни и молитвы, иконы и чин богослужения. И в самом деле, что может быть дороже (курсив А. Кураева) этого для религиозной души? Знайте же, возлюбленные, что сегодня подписан мною устав и назначены богатые средства Всемирному музею христианской археологии… с целью собирания… и хранения… памятников церковной древности… Братья православные! Кому по сердцу эта моя воля, кто по сердечному чувству может назвать меня своим истинным вождем и владыкою, пусть взойдет сюда!”»[6]

Чуете, в чем подмена? Если для христианина всего дороже храмы, молитвы, иконы, богослужения, то не христианин он вовсе, а самый обычный язычник – идола ведь можно сделать и из иконы, и из креста. Идола можно сделать из чего угодно.

Об этом жестко, даже жестоко пишет протоиерей Александр Шмеман: «Под этим златотканым покровом христианского мира, застывшего в каком-то неподвижном церемониале, уже не остается места простому, голому, неподкупно-трезвому суду простейшей в мире книги… Где сокровище ваше, там и сердце ваше».[7]

Он и прав, и не прав одновременно. В тексте, из которого взята эта цитата, говорится о христианстве тех времен, когда оно было государственной религией. Да, так было, этого и церковные историки не отрицают, и было почти на нашей памяти – в России начала ХХ века, в которой Церковь служила этаким «департаментом благочестия». Но пришли другие времена, когда церемониал отменили, а златотканый покров разорвали на портянки. И вдруг из недр этого формального, бюрократического государственного института поднялся сонм мучеников и исповедников, которые, как оказалось, отлично помнят, где их сокровище. Сохранилось свидетельство расправы большевистского отряда со священниками в 1919 году. Все было очень просто. Приставляли револьвер к виску: «Бог есть?» «Есть». Выстрел.

А ведь все эти люди воспитывались как священнослужители государственной, торжествующей церкви, их не готовили к тому, чтобы стать мучениками, даже мысли в их семинарские годы не было о том, что такое возможно. Откуда что взялось?

…Тем не менее для большинства людей Православие ассоциируется именно с золотом, парчой, куполами и всей прочей красотой, то есть как раз с тем, о чем говорил и антихрист. Против такого подхода выступает, например, английский писатель Честертон, который устами своего знаменитого героя отца Брауна говорит: «Если вы не понимаете, что я готов сровнять с землей все готические своды в мире, чтобы сохранить покой даже одной человеческой душе, то вы знаете о моей религии еще меньше, чем вам кажется».[8]

Это, конечно, поэтическое преувеличение. В реальности это сделать невозможно, поскольку тот, кто разрушает «готические своды» ради покоя одной человеческой души, гораздо большее количество душ при этом лишает покоя. Точнее, в реальности подобное было сделано всего один раз, но не ради покоя, а ради спасения (хотя и отец Браун, надо полагать, имел в виду именно спасение – Честертон слишком понимающий человек, чтобы путать одно с другим).

Но вернемся к Владимиру Соловьеву. На речь антихриста отозвались многие. Половина староверов, более половины православных радостно приняли идею заповедника. И тут встал старец Иоанн и говорит, что всего дороже в христианстве сам Христос.

Это тоже понятно. Конечно же, в религии дороже всего тот бог, которому поклоняются ее адепты. С этим и антихрист согласится, он тоже не имеет ничего против того, чтобы его, любимого, его последователи провозгласили самым дорогим, что у них есть.

Вот только странный поступок совершил основатель христианства. Он не какие-то посвященные Себе «готические своды», а Себя – наивысшую ценность религии – отдал смерти, чтобы спасти человека. Именно человека, ибо спасение строго индивидуально, оно не бывает массовым. Как говорили в свое время западные проповедники: «Христос был распят за тебя!» Но ведь тот, кто приносит жертву, отдает менее ценное ради более ценного, не так ли? Так что всего дороже в христианстве?

А вот на это антихрист не пойдет никогда! Потому что придет он «во имя свое», то есть для себя. Он все может, и все у него есть, кроме одного – у него нет любви. А в основе и воплощения Бога, и распятия лежит: «Ибо так возлюбил Бог мир…»[9]

Однако и «готические своды», и золотые купола и кресты тоже имеют свою ценность – в той мере, в какой их возводила любовь людей к Богу. И нельзя разбросать камни, не растоптав при этом любовь. Но если «Бог есть любовь», то получается, что, разрушая храм, мы убиваем Бога. «Распинаем», – сказали бы в церковной проповеди.

Сейчас много всякого говорится о Православии и от имени православных. Иногда это вроде бы очень правильные вещи – и о «новом мировом порядке», и о глобализме, и о последних временах, и о судьбах России – такие вещи, с которыми спорить очень трудно. Нутром понимаешь – что-то здесь не то, какая-то подмена, – а какая именно, не ухватить.

А суть-то не в том, что говорится, а в том, как говорится и какие чувства вызывает. Ибо правда, сказанная со злобой, превращается в неправду. Ключ здесь может быть только один – бескомпромиссное и жесткое требование апостола Павла, одни из самых известных строк Нового Завета:

«Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая и кимвал звучащий.

Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви, – то я ничто.

И если я раздам все имение мое, и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, – нет мне в том никакой пользы».[10]

А дальше все просто. Как говорила девушка Маша в фильме «Формула любви»: «Когда любят – тогда видно…»

Чтобы стоять, я должен держаться корней.

(Из песни)

Оно, конечно, правильно. Корней держаться надо. Вот только каких корней?

Когда слышишь слова о «нашей старой вере», «нашем древнем благочестии», «древних распевах» и т. д., то звучит это забавно. Потому что, может, оно все и древнее – да не наше. Мы приняли веру уже в готовом виде, полностью сформировавшуюся, преодолевшую ереси и искушения – основная духовная история Православия, или, иначе, «греческой веры», прошла свой путь до крещения Руси и не на нашей земле. А мы, если будем двигаться дальше определенной точки в русской истории, то как раз влетим в самое махровое язычество.

Но и «греческая» византийская вера – это далеко не начало христианства. А само христианство – оно ведь тоже итог, финал колоссальной духовной и исторической драмы.

В том-то и основная проблема этой книги – с какого момента начать? С крещения Руси? Ну, это вообще несерьезно! С начала почитания Божией Матери? Поздно! С Ее Жития? Тоже, в общем-то, поздно – слишком много сразу появляется вопросов. И самый главный из них – а какой во всем этом духовный смысл?

Можно, конечно, пойти по простому пути и заняться перечислением чудес. Но чудо само по себе ничего не значит. Ведь и какой-нибудь полтергейст тоже можно отнести к разряду чудес – что, и барабашке станем молиться?

Человек не уверяется чудом – не устают повторять в церкви.

Парадоксально, но это так. Если бы это было не так, то в середине 1920-х годов, когда по всей стране чудеса стали происходить в массовом порядке[11], власти прекратили бы гонения на веру. Однако они не только не прекратили, но пытались всячески скрывать чудеса от людей, а преследования лишь ужесточились. Что заставляло и заставляет многих людей, иной раз вопреки очевидному, упорно повторять: «Этого не может быть, потому что не может быть никогда!»?

Встречаются и более занятные случаи. Один и тот же человек может верить в инопланетян и отрицать православные чудеса. Казалось бы, там паранормальные явления, и тут паранормальные явления. Веришь одному, поверь и другому Ан нет! Словно переключатель какой-то стоит. И на самом деле – стоит переключатель, поскольку разум покорно обслуживает некое убеждение, лежащее вне пределов логики.

Нет, чудеса сами по себе ничего не значат. А иконы сами по себе являются тем, чем их и признавала безбожная власть – в лучшем случае музейными экспонатами. «Житие Богородицы» – древний литературный памятник. Церковные обряды – род фольклора. И мы снова оказываемся все в том же культурно-этнографическом заповеднике.

А чтобы понять духовный смысл событий, придется, увы, начинать сначала. А именно – с истории Богоизбранного народа. Поскольку если Божий промысел является смыслом истории, то должно быть справедливо и обратное: история есть плоть Божьего промысла. А телом пренебрегать не должно, об этом и в церкви говорят…