• Глава восемнадцатая Множественные «я» и информационные системы
  • Глава девятнадцатая Множественные вселенные
  • Глава двадцатая Создатели звезд?
  • Глава двадцать первая Друг Вигнера, или Детективная история
  • Часть четвертая

    Кот Шрёдингера и Мышь Эйнштейна

    Искусство подражает природе.

    (Аристотель)

    Природа подражает искусству.

    (Оскар Уайльд)

    Истинная сущность вещей — глубочайшая иллюзия.

    (Ф. Ницше)

    На этой иллюстрации можно разглядеть две разные картинки. Можете ли вы увидеть их одновременно или вам приходится изменять ментальный фокус, чтобы сначала увидеть одну, а потом другую?

    Глава восемнадцатая

    Множественные «я» и информационные системы

    В период с 1910 по 1939 год Чарли Чаплин во всех фильмах играл одну и ту же любимую зрителями роль маленького Бродяги, получившую мировую известность. В 1939 году Чаплин снял свой собственный фильм, «Великий диктатор», в котором роль Бродяги отсутствовала. Вместо этого Чаплин играл двух персонажей сразу — тирана (пародию на Гитлера) и еврея-портного, одну из жертв тирана. Зрители по всему миру (исключая Германию, в которой власти запретили прокат фильма) были расстроены и раздражены, жалуясь, что им не хватает маленького Бродяги. Но Чаплин, однажды избавившись от Бродяги, больше никогда не возвращался к этому персонажу. В последующих фильмах он сыграл множество ролей (серийного убийцы, доброго старика-актера из водевиля, свергнутого короля), среди которых больше никогда не было Бродяги. Люди хотели вновь увидеть Бродягу, но Чаплин продолжал создавать новые роли. (Предоставим последователям Юнга объяснять, почему перед тем, как избавиться от архетипа Бродяги, Чаплину пришлось сыграть две противоположные роли…)

    Многим актерам пришлось приложить не меньше усилий, чтобы избавиться от отождествления их если не с определенной ролью, то с определенным типажом. Хамфри Богарт в течение почти десяти лет играл негодяев — как правило, гангстеров, — прежде чем получил первую роль положительного героя. Гэри Гранту так и не удалось избавиться от типажа положительного — романтического или комического — героя. Даже когда Альфред Хичкок убедил его сыграть убийцу в «Подозрении», киностудия одержала над ним верх, изменив концовку фильма таким образом, что персонаж Гранта оказался невиновен. Таких примеров можно привести много.

    Вернемся к «реальному миру». Если, например, один из членов семьи внезапно решит измениться, это вызовет возбуждение и тревогу среди остальных членов семьи. Такое явление известно семейным психиатрам: даже если происходящие изменения и являются желанными и долгожданными для остальных — например, алкоголик бросает пить, — они могут «дестабилизировать» всю семью, вплоть до того, что какой-нибудь другой ее член начнет испытывать клиническую депрессию, психосоматические симптомы или даже ударится в запой (как если бы семья «нуждалась» в алкоголике).

    Похоже, что мы не только говорим и мыслим высказываниями вроде «Джон — старый брюзга», но и будем по-настоящему сбиты с толку и даже напуганы, если Джон вдруг станет дружелюбным и великодушным. (Зрители яростно отвергли прежде «обожаемого» ими Чаплина, как только он появился в роли женоубийцы в фильме «Мсье Верду». Вероятно, они не отреагировали бы подобным образом, если бы эту роль сыграл Орсон Уэллс — актер, который написал ее для себя и затем, оказавшись в немилости у голливудских воротил, продал Чаплину.)

    Если бы диккенсовский Скрудж был реальным лицом, то происшедшие с ним изменения спровоцировали бы странное и неожиданное поведение у некоторых лиц из его окружения…

    Забавно, что Чаплин однажды снял комедию о хаосе, создаваемом человеком, у которого явно отсутствует «тождественность» или «сущность», без которой немыслимы наши языковые программы, основанные на подлежащем и сказуемом. Речь идет об «Огнях большого города». В этом фильме маленький Бродяга встречает миллионера, обладающего двумя совершенно разными личностями: щедрого, сострадательного пьяницы и жадного, слегка параноидального трезвого человека. Бродяга и все остальные персонажи вскоре начинают проявлять поведение, которое могло бы показаться клиническим сумасшествием, если бы мы не были посвящены в неизвестный им секрет: переключение «личностей» миллионера определяется химическими процессами, происходящими в его головном мозге.

    Русский мистик Гурджиев утверждал, что в каждом из нас уживаются разные личности. Сейчас эту поразительную идею разделяют многие ученые-психологи и нейрологи. Как указывает Гурджиев, «я», которое усиленно трудится, кажется отличным от «я», которое страстно и с наслаждением занимается любовью, а третье «я», которое иногда выходит из себя по незначительным поводам, кажется третьей личностью, и т. д. И в этом нет ничего метафизического, так как даже энцефалограммы позволяют это зафиксировать. Доктор Фрэнк Патнэм из Национального института здравоохранения обнаружил, что в экстремальных случаях множественной личности — а только такие экстремальные случаи и признает ортодоксальная психиатрия — каждой из «личностей» соответствует отдельный тип мозговых волн, как если бы исследователи переносили электроды с одного испытуемого на другого.

    Доктор Росси определяет эти отдельные личности как «ситуативные информационные системы». В трезвом и пьяном состояниях мы не только представляем две разные личности, как миллионер из фильма Чаплина, но и имеем разные информационные банки (разную память). Вот почему многие отмечают, что, протрезвев, не могут вспомнить события, происходившие с ними в пьяном состоянии, но эта память «чудесным образом» возвращается к ним во время следующего опьянения. Подобное явление еще чаще возникает при употреблении ЛСД; никто не в состоянии вспомнить богатство ощущений, доставляемых этим наркотиком, пока не будет принята следующая доза.

    Эмоциональные состояния, похоже, являются частью замкнутого причинно-следственного контура химических процессов головного мозга. Сейчас, в 1990 году, наука, кажется, еще неспособна прямо утверждать, что одна часть круга может «быть причиной» остальных. Теперь понятно, почему мы склонны вспоминать счастливые моменты нашей жизни, когда мы счастливы, и несчастливые — когда мы расстроены.

    Отдельные «личности», или информационные системы, существующие в обычном человеке, делятся на четыре основные группы. Кроме того, у людей, которые занимаются тем или иным видом нейрологического самоисследования (метапрограммирования), можно выделить еще четыре дополнительные группы.

    1. Оральная система биовыживания. Эта система, похоже, содержит в себе импринты и кондиционирование, относящиеся к раннему детству, а также основанный на них последующий опыт.

    Если вы напряжете память, то сможете вспомнить вкус ковра, ножки стула, и даже земли в цветочном горшке. Это знание относится к оральному этапу раннего детства, на котором питание (биологическое выживание) нам обеспечивал материнский сосок, поэтому и остальные предметы мы пытались оценивать, помещая их себе в рот. Немалая часть процесса воспитания состоит в том, что родители повсюду следуют за своим бесценным малышом, крича «Не смей засовывать это в рот!», когда он пытается попробовать на вкус что-нибудь токсичное.

    Начиная с Адорно (1940-е годы), психологи, обследующие большие группы (например, первокурсников колледжей), постоянно отмечают корреляцию между отвращением к «иностранной» или «экзотической» пище и «фашистским» типом личности. Это, по-видимому, свидетельствует о существовании целого поведенческо-понятийного комплекса («кластера», как говорят психологи): «отвращение к новой пище — неприятие «радикальных» идей — расизм — национализм — сексизм — ксенофобия — консерватизм — фашистские идеологии». Этот кластер составляет хорошо известный F-диапазон (F означает фашизм). Если в личности можно выделить более двух упомянутых черт, с большой вероятностью можно предсказать появление всех остальных.

    Вероятно, это обусловлено наличием неофобического импринта в системе биовыживания. Те, у кого он присутствует, чувствуют себя все в большей опасности по мере удаления в пространстве-времени от Мамочки и «домашней пищи». И наоборот — у тех, кто любит экспериментировать с незнакомыми и экзотическими блюдами, присутствует неофилический импринт, который определяет их стремление исследовать мир во всех его проявлениях — путешествовать, переезжать из города в город и из страны в страну, изучать новое, «играть» с идеями, — а не строго придерживаться какой-либо одной статичной модели мира.

    На этом младенческом этапе развития мозга у некоторых людей, похоже, возникает импринт типа «Мамочка, забери меня домой» или противоположный, подталкивающий к поиску и изучению нового, импринт типа «Посмотрим, что там, за горой», однако у большинства из нас, по закону нормального распределения, появляется импринт, находящийся где-то между этими двумя крайностями — в чем-то консервативный, в чем-то новаторский.

    Последующее обучение будет в основном пропускаться сквозь призму этих импринтов, поэтому те, у кого ярко выражены неофобические рефлексы, обычно, если им удается избавиться от первоначального догматического семейного туннеля реальности, принимают не менее догматический новый туннель реальности. Так, например, люди, воспитанные в католических семьях, редко становятся агностиками или зететиками; они охотнее примыкают к догматическому атеизму или к какой-нибудь воинствующей атеистической «религии» вроде марксизма, объективизма или КНРСПЯ.

    Так как механические биохимические рефлексы на этом уровне «невидимы» (и могут проявиться на вербальном уровне только в измененных состояниях сознания — под воздействием гипноза или некоторых наркотиков), эта установленная в младенчестве информационная система управляет всеми более поздними информационными системами (или «личностями») незаметно для сознательного эго.

    В большинстве случаев «самые счастливые» или наиболее спокойные области младенческой системы биовыживания — импринтированные Безопасным Пространством около Мамочки — можно вспомнить или заново ощутить только при помощи наркотиков, которые запускают нейропередатчики, схожие с теми, что активизируются при кормлении грудью. Стремление вернуться в это состояние может привести либо к реимпринтированию с помощью йоги или боевых искусств, либо к поиску химических аналогов, что в конце концов приводит к употреблению опиатов, которое может компенсировать «беспокойные» или «несчастливые» (эго-дистонические) импринты.

    Оральная система биовыживания образует цепь обратной связи, связывающую рот, гипоталамус, нейропептидную систему, лимфу, кровь и т. д. с иммунной системой. То, что в трансакционном анализе называется Игрой Калеки, — избегание взрослым человеком ответственности путем ухода в хроническое заболевание — в большинстве случаев происходит бессознательно. В этой системе сценарий Неудачника угнетает подсистемы, включая иммунную, делая субъекта, или жертву, статистически более подверженным болезням. Подобным образом, сценарий Победителя в этой цепи влияет на долголетие, примером чему могут служить жизни Бертрана Рассела (до сих пор пишущего философские труды и статьи в возрасте 99 лет), Джорджа Барнса (который продолжал три карьеры до 100 лет) и др.

    2. Анальная территориальная система. Так как все млекопитающие метят свою территорию экскрементами, стадия развития, на которой ребенок учится ходить, и связанные с ней процедуры приучения к туалету закладывают в человеке систему территориальных синергетических импринтов и кондиционирований — то, что фрейдисты называют «анальностью» (садо-мазохизм).

    Те, у кого в этой системе присутствует импринт доминирования, всю свою жизнь стремятся к власти; имеющие же импринт покорности тяготеют к первым и нуждаются в их руководстве (фюрерпринцип Райха). Большинство людей пребывают где-то между этими крайностями, принимая мазохистскую позицию по отношению к тем, кто находится «наверху» (к правительству, квартирным хозяевам и т. д.) и садистскую позицию — по отношению к избранным жертвам, по определению находящимся «внизу» (женам, детям, «низшим расам», людям, живущим на пособие, и т. д.)

    «Я» (информационная система) на этом уровне может функционировать как доминирующее «я» или «нормальная» личность у тех, чья жизнь сосредоточена на власти, или оставаться «латентным», проявляясь только в конфликтных ситуациях. Обычно оно проявляется во всей красе, когда достаточное количество алкоголя попадает в головной мозг и изменяет его привычное состояние. Анально-садистский словарь типичного алкоголика («Засунь это себе в задницу», «Ну ты и задница!», «Пошел ты в задницу», «Мне на это наср…» и т. д.) как бы обобщает туалетные процедуры и свойственные млекопитающим привычки использовать экскременты в качестве территориальных сигналов: «сражайся или уходи».

    Люди говорят: «Он вел себя как двухлетний ребенок» или «Он был сам не свой в тот вечер». Эти замечания свидетельствуют о том, что «в тот вечер» младенческая информационная система данного человека — то есть анально-территориальные нейронные цепи млекопитающих — временно завладела его мозгом.

    Политики имеют незаурядные навыки активации этой системы, иногда легко заставляя целые толпы людей вести себя подобно маленьким легковозбудимым детям. Излюбленная схема активации (описанная Шекспиром в «Генрихе Пятом») — пробуждение солидарности звериной стаи посредством нападения на чужую стаю. Джордж Буш, которого многие считали «тряпкой», поднял свою популярность до беспрецедентного уровня как раз в тот момент, когда я искал современную иллюстрацию для этой схемы. Мистер Буш просто вторгся в маленькую страну третьего мира (Панаму), добившись быстрой, легкой победы всего за неделю. Образ «тряпки» рассеялся за одну ночь. Любой альфа-самец в любой стае шимпанзе или горилл, чувствуя, что его авторитет падает, поступил бы подобным образом.

    Эта система обеспечивает обратную связь между мышцами, адреналином, таламусом головного мозга, анусом и гортанью. Раздувание тела и издавание шума — это самые обычные сигналы доминирования у птиц, рептилий, млекопитающих и политиков. Более подробно узнать об этом вы сможете, изучив речи Гитлера и Рейгана или просто понаблюдав за двумя утками, спорящими за территорию в пруду.

    И наоборот, сжатие тела и глухое бормотание (или полное молчание) являются обычным рефлексом покорности. «Отползание с поджатым хвостом» — собачий рефлекс покорности — мало чем отличается от «языка телодвижений» клерка, позволившего себе не согласиться с начальником и получившего в ответ сигнал доминирования (раздувание тела и вой).

    Эго — или «я», — определяемое этой системой, похоже, более свойственно млекопитающим и более эволюционно прогрессивно, чем быстрые рефлексы рептилий, которые свойственны «я», действующему в оральной системе биовыживания. Тем не менее, как только возникает настоящая опасность — угроза жизни, а не статусу, — личность сжимается в примитивное «я» биовыживания. Эта разница между маммальной[35] стратегией и рептильным рефлексом объясняет, почему в анальной территориальной системе имеется больше «времени», чем в оральной системе биовыживания. В более поздней маммальной системе сигналы власти изучаются медленно; в более ранней же рептильной системе атаковать или удирать нужно мгновенно.

    3. Семантическая времясвязывающая система. После того как ребенок знакомится с языком — то есть узнает, что племенные правила игры снабжают поток опыта ярлыками и метками, — импринтируется и кондиционируется новая информационная система, которая затем может расти и развиваться в течение всей жизни.

    Эта система позволяет мне получать сигналы, посланные 2500 лет назад такими людьми, как Сократ и Конфуций. Она также позволяет мне посылать сигналы, которые, если мне повезет больше, чем остальным писателям, будут кем-то приняты в будущем, 2500 лет спустя. Эта времясвязывающая функция символизма дает людям возможность использования накопленного за долгий срок опыта, недоступную большинству животных (исключая, возможно, китообразных), а также позволяет нам страдать от «проблем», которые, если и существуют, то только на лингвистическом уровне.

    С помощью символизма мы можем создавать (или изучать у их создателей) математические системы, позволяющие предсказывать поведение физических систем задолго до того, как у нас появятся инструменты для измерения этих систем (подобно тому, как Эйнштейн предсказал, что часы, находящиеся в космосе, и часы, находящиеся на Земле, будут показывать разное время). Мы даже можем строить сложные механизмы, которые действуют — большую часть времени.

    Символизм также дает нам возможность писать столь глубокие послания, что никто не может полностью их понять, хотя почти все соглашаются, что в них содержится какая-то важная информация (пример — Девятая симфония Бетховена).

    Он также позволяет нам создавать бессмысленную метафизику и Странные Петли, настолько непонятные, что общество начинает бить тревогу и либо сажает нас под замок, либо настаивает на нашем «лечении». При помощи этих непонятных символов, не будучи изолированными, мы можем даже заставить массу людей поверить в наш бред и либо уничтожить 6 миллионов козлов отпущения (случай Гитлера), либо выстроить всех в ряд и напоить коктейлем с цианидом (случай Джима Джонса[36]), либо реализовать практически любой другой идиотизм.

    Если импринты в первых двух информационных системах разделяют нас на две большие группы — консерваторов и пионеров, ведущих и ведомых, и т. д., — то семантическая система делает возможной дальнейшую дифференциацию, наделяя человечество большим числом племенных отличительных качеств — как полезных, так и вредных, — чем имеется у любого другого класса животных.

    Мы все живем отнюдь не в одной вселенной. Миллионы живут во вселенной ислама, лишь с огромным трудом понимая людей, живущих в христианской вселенной. Миллионы других живут в марксистской вселенной. Большинство американцев совершенно счастливо, живя в смешанной вселенной капитализма XIX века и христианства XIII века, однако наша литературная интеллигенция живет во вселенной фрейдистско-марксистской, начала XX века, и только немногие хорошо информированные ученые действительно живут во вселенной 1997 года. И т. д.

    Разрабатывая и развивая свою эмическую реальность, или туннель реальности, человек может достичь высшей степени творчества, когда он начинает «изобретать» совершенно новую и индивидуализированную фразеологию бытия в целом. Такие великие творцы либо получают Нобелевские премии (в области искусства или науки), либо попадают в «психиатрические лечебницы», в зависимости от того, насколько умело они продают свое новое видение остальным. Некоторые сначала попадают в сумасшедший дом, а уж потом получают всеобщее признание как великие пионеры науки — например, Земмельвайс, первый врач, который предложил, чтобы хирурги мыли руки перед операцией.

    (По странному стечению обстоятельств, Эзра Паунд получил награду Библиотеки Конгресса за лучшее стихотворное произведение года в 1948 г. — как раз в то время, когда правительственные психиатры настаивали на его «сумасшествии».)

    Семантическая времясвязывающая система создает обратную связь между вербальным левым полушарием головного мозга, гортанью, правой рукой (которая манипулирует миром и проверяет точность карт или представлений) и глазами (которые читают слова и рассматривают окружающий мир).

    «Я», существующее в этой системе, имеет больше «времени», чем «я» в маммальной территориальной системе млекопитающих или рептильной системе биовыживания. В самом деле, оно может размышлять о «времени» или о других словах и придумывать философии о мирах без времени, трехмерном времени (Успенский), измерениях с бесконечным временем (Дюнн) и т. п. Оно может придумывать новые гештальты, производящие квантовые скачки в наших банках социальной информации, но может также бесконечно барахтаться в полной бессмыслице.

    Как импринт «ума», так и импринт «тупости» обычно действуют в этой системе на протяжении всей жизни. Последующие кондиционирование и обучение осуществляются над параметрами «смышленого» (хорошая речь, ясное мышление) либо «глупого» (плохая речь, «безмыслие») «я».

    4. Социосексуальная система. По достижении половой зрелости наша ДНК высвобождает молекулы-посланники РНК, которые извещают все подсистемы, что настал брачный период. Во время этого процесса полностью преображается тело, а также изменяется нервная система («сознание»). Появляется новое «я».

    Как правило, импринты и генетика играют основную роль, а кондиционирование и обучение модифицируют, но при этом редко радикально изменяют генетико-импринтные императивы. Если окружение формирует у человека сексуально-позитивный импринт, его взрослая сексуальность будет иметь радостный и даже «трансцендентный» характер; если же окружение формирует у него сексуально-негативный импринт, сексуальность навсегда останется для него беспокойной и проблематичной.

    Цепи социосексуальной системы проходят через переднюю часть головного мозга, через гормональную и нейропептидную системы в гениталии, грудь и руки (цепи объятий, прижиманий, полового акта). «Хороший» сексуальный импринт создает архетипические «ясные глаза и густые волосы», тогда как «плохой» импринт проявляется в напряженной или отрешенной внешности.

    «Я» или эго в этой системе легко обучается взрослым Правилам Игры (цивилизованным нормам, «этике»), если сексуальный импринт не имеет сильных негативных компонентов. Когда же в импринте присутствуют негативные или «извращенные» компоненты, взрослые Правила Игры не становятся на место и в результате либо кристаллизуется личность «вне закона» (насильник, уголовник с архетипической татуировкой «Born to Lose» («Обречен на поражение»)), либо возникает дуализм типа «Джекил—Хайд», отличным примером которого могут быть секс-негативные телевизионные проповедники, которых то и дело застают за весьма извращенными сексуальными играми.

    Какая бы система ни доминировала в определенный момент времени, она всегда проявляется в качестве эго или «я». Это справедливо в двух смыслах:

    1. Люди, познакомившиеся с мистером А, когда у него доминировало Оральное подчинительное «я», таким его и запомнят. Те же, кто познакомится с ним в момент, когда у него будет доминировать Семантическое рациональное «я», запомнят его как человека совершенно другого типа. И т. д.

    2. Ситуативные информационные системы, как обсуждалось выше, действуют таким образом, что, если одно из «я» доминирует, вы на удивление прочно «забываете» другие «я» и действуете так, словно ваш головной мозг имеет доступ только к информационным банкам доминирующего в данный момент времени «я». Так, например, будучи напуганы до младенческих оральных состояний, вы можете подумать: «Я всегда был слабаком», совершенно забывая моменты, когда в вас преобладал анальный доминатор или вашим мозгом управляли семантические или сексуальные импринты, и т. д.

    (Данный анализ во многом основан на книге доктора Тимоти Лири «Инфо-психология» (1988). Более подробное обсуждение этого вопроса, и менее техническое, чем у доктора Лири, вы можете найти в моей книге «Прометей Восставший».)

    Но если мы имеем множество потенциальных «я», вместо одного цельного «сущностного “я”» аристотелевской философии, и если каждое из этих «я» выступает в роли наблюдателя, который создает туннель реальности, представляющий целый отдельный мир (для тех, кто незнаком с трансакционной или квантовой психологией), то:

    Каждый раз, когда внешний или внутренний спусковой механизм вызывает в нас квантовый скачок из одного «я» в другое, изменяется и окружающий нас внешний мир.

    Это объясняет, почему Мэри сегодня может сказать, искренне в это веря, что «все меня дразнят», а завтра, веря в это не менее искренне, — что «все меня любят и помогают мне»; почему в один момент Джон может думать «Вокруг одни мерзавцы», а в следующий — «Мне их жаль; они все так страдают».

    Все люди живут в разных umwelt (эмических реальностях), но и каждое из «я», существующих в одном человеке, также живет в отдельном туннеле реальности.

    Число миров, воспринимаемых людьми, отнюдь не равно числу проживающих на Земле людей, а превышает его в несколько раз. Поэтому кажется чудом, что люди иногда еще находят возможным общение друг с другом.

    Квантовая механика утверждает, что электрон принимает новую «сущность» при каждом новом его измерении (или, точнее говоря, у него вообще отсутствует «сущность»). Точно так же нейрология утверждает, что личность Мэри, которую мы встретили во вторник, может отличаться от личности Мэри, встреченной нами в понедельник (или, как заметили буддисты задолго до появления нейрологии, у Мэри вообще нет «сущности»).

    Как мы уже заметили в начале, краеугольным камнем экзистенциализма является утверждение, что «существование предшествует сущности», или что у нас вовсе нет «сущности». Подобно электронам, мы прыгаем из одной информационной системы в другую, и только те из нас, кто не особо присматривается, верят в то, что во всех превращениях сохраняется единственная «сущность».

    Упражнения

    1. Оказывается, Дж. Эдгар Гувер, на протяжении более 50 лет возглавлявший американскую тайную полицию, вел жизнь активного гомосексуалиста. Он собирал сведения о сексуальном поведении политиков, бизнесменов, известных киноактеров и всех тех, кто мог помочь или повредить его карьере, используя в дальнейшем эти досье для шантажа. Используя приведенный выше анализ, попробуйте представить импринтированные и кондиционированные «я» мистера Гувера.

    2. Проделайте то же самое на примере Иисуса Христа.

    3. На примере Томаса Джефферсона.

    4. Пусть каждый член вашей группы выберет какого-то человека из тех, кого он ежедневно видит, но кто не является членом группы. Следует внимательно проанализировать этого человека, какие «я» проявляются в нем чаще остальных, как часто это происходит и какое из этих «я» (если это заметно) доминирует большую часть времени.

    5. Это упражнение, по-моему, будет самым сложным в настоящей книге, но все равно стоит его попробовать. Понаблюдайте за собой в течение недели и постарайтесь увидеть, какие «я» проявляются в вас наиболее часто, кажется ли одно из них доминирующим и т. д.

    Глава девятнадцатая

    Множественные вселенные

    Квантовая теория вселенных, создаваемых наблюдателем, имеет гораздо более необычные следствия, чем те, которые обсуждались в предыдущих главах.

    Некоторые физики не соглашаются с Копенгагенской Интерпретацией, считая, что мы можем делать утверждения о «глубокой реальности». К сожалению, утверждения, которые делают они, звучат скорее в духе научной фантастики или восточного мистицизма.

    Давайте сначала рассмотрим «научно-фантастические» моменты квантовой теории. Все началось в 1935 году, когда нобелевский лауреат Эрвин Шрёдингер сформулировал проблему, о которой мы уже несколько раз упоминали — случай с котом, который одновременно занимает категории жизни и смерти.

    Так как квантовые «законы» не имеют абсолютной природы законов Ньютона (или Аристотеля), вся квантовая теория строится на вероятностях. Как мы уже упоминали, аристотелевское «да», или 0%, и «нет», или 100%, представляют ту определенность, которую западный человек испокон веков привык искать. Эксперименты в области квантовой физики отказываются подчиняться подобной определенности, поэтому здесь мы всегда имеем дело с вероятностями между 0% и 100% — может быть, 24%, может, 51%, может, 75% … и т. д.

    Во многих случаях вероятность равна 50%, что при подбрасывании монетки соответствует вероятности ее падения на одну из сторон: орел-решка. Шрёдингер рассматривал процесс квантового распада, в котором в любой момент времени t вероятность одного возможного события равна вероятности другого возможного события (50%). Для удобства примем наше время t равным 10 минутам. Теперь мы можем сказать, что по прошествии десяти минут вероятности событий А и Б равны и составляют 50%, однако мы не можем сказать, какое из событий произойдет, пока эти 10 минут не пройдут и мы не выполним измерение.

    Теперь Шрёдингер предлагает представить шарик, наполненный ядовитым газом, который может взорваться (событие А) или не взорваться (событие Б). Очевидно, к исходу 10 минут вероятности событий будут равны 50%.

    Поместим этот шарик в коробку с живым котом и закроем ее.

    До того, как мы откроем коробку и увидим результат, вероятности того, что шарик взорвался, и того, что он остался целым, все еще равны и составляют 50%. То есть вероятность того, что кот жив, и вероятность того, что он мертв, также равны и составляют 50%.

    На аристотелевском языке кот «является» одновременно живым и мертвым до тех пор, пока мы не откроем коробку.

    Переформулирование этого высказывания на операциональном языке, как мы это и сделали, спасает нас от абсурда, но не решает проблему до конца. Модель, в которой содержится мертвый кот, существует с вероятностью модели, в которой кот жив, то есть вероятность каждой из этих моделей равна 50%. Мы ускользнули от более странных метафизических интерпретаций проблемы Кота Шрёдингера, однако загадка остается. Классическая физика может предсказать точные результаты даже до того, как мы заглянем внутрь, квантовая же физика может предсказывать только вероятности, пока мы не заглянем внутрь.

    Неплохая основа для принятия Копенгагенской Интерпретации, скажете вы. Согласен.

    Однако Эйнштейн и другие отвергли копенгагенизм, настаивая, что в конце концов будет найден способ делать утверждения относительно «реальности», даже в квантовом мире. Кот Шрёдингера поставил перед ними серьезные проблемы.

    В 1952 году Хью Эверетт из Принстонского университета, вместе с Уилером и Грэхемом, предложил новую теорию в попытке описать «реальность» и ответить на загадку Кота.

    В техническом языке вероятностная волна, описывающая возможные исходы квантового процесса, называется «вектором состояния». В проблеме Кота вектор состояния по определению может «коллапсировать» двумя способами — уступив «мертвому коту» или «живому коту».

    Фон Нейман сказал бы, что до того, как мы откроем коробку, вектор состояния имеет три значения — мертвый кот, живой кот и может быть. Это значит, что вектор состояния может коллапсировать двумя способами, а мы, до того как увидим один из исходов данного случая, пребываем в состоянии «может быть».

    Эверетт, Уилер и Грэхем предлагают иную модель, сокращенно называемую по начальным буквам их фамилий — ЭУГ (EWG.).

    В этой модели вектор состояния никогда не «коллапсирует». Каждый возможный исход проявляется в различных собственных состояниях, или eigenstates (грубо говоря, в вероятностных множествах). Так как эти собственные состояния должны где-то существовать и не могут сосуществовать в пределах одного и того же пространства-времени, они существуют в различных вселенных.

    Таким образом, в суперпространстве — это понятие было предложено Уилером для решения совершенно других задач (математической формулировки гравитации в эйнштейновской вселенной) — наш мир не одинок. В том же суперпространстве, которое содержит четырехмерную вселенную Эйнштейна, существует и неизвестное число других вселенных. В одной вселенной собственное состояние в конце опыта с ядовитым шариком содержит мертвого кота. В другой вселенной собственное состояние содержит живого кота.

    Это происходит каждый раз, когда возникает вероятность 50% — вектор состояния «расщепляется» на два вектора в двух вселенных.

    Итак, эта теория в буквальном смысле означает, что где-то в суперпространстве существует вселенная с такой же планетой Земля, только Адольф Гитлер там никогда не становился политиком и остался художником, а Ван Гог, после того как его мозг поразил парез, занялся политикой и стал Великим Диктатором. Если вы на минуту отвлечетесь от физики и отнесетесь к этому философски или пессимистически, то можете спросить себя, почему нам так не повезло попасть именно в этот, а не в какой-нибудь другой мир. Ответ — в модели ЭУГ — состоит в том, что «мы» — или нечто вроде наших ксерокопий — существуем и в той, другой, вселенной тоже.

    Я же предупреждал, что это будет похоже на научную фантастику.

    Где-то в суперпространстве существует вселенная, в которой Земля, как и в нашей вселенной, вращается вокруг Солнца, но на ней никогда не развилась жизнь и не появились Эверетт, Уилер и Грэхем, которые могли бы предположить существование других Земель, включая ту, где наши Эверетт, Уилер и Грэхем придумали эту идею.

    Где-то в суперпространстве существует вселенная, в которой моя ксерокопия пишет этот абзац, приводя в качестве примера: «Где-то в суперпространстве существует вселенная, в которой Бетховен умер сравнительно молодым, поэтому у них есть его симфонии с Первой по Четвертую, но нет великолепной Девятой».

    И так далее… но не до бесконечности. Никто еще не вычислил точного числа параллельных миров, существующих согласно этой модели, но так как все возможные вселенные должны были возникнуть из одного Большого Взрыва (как принимается в этой модели), это число является очень большим, но не бесконечным. Доктор Брайс де Витт в «Физикс тудэй» (1970) оценил его как превышающее 10100, но не смог уточнить, насколько превышающее.

    Все же это достаточно большое число для любого научно-фантастического сюжета, который вам вздумается представить.

    Предположим, что в одной из вселенных я ощутил необходимость написать книгу, подобную этой, однако, в силу иных импринтов и обучения, я отвергаю Копенгагенский подход, поэтому вся моя книга будет попыткой опровергнуть утверждение, что теория множественных вселенных более правдоподобна, чем любая другая интерпретация квантовой механики.

    Что бы вы ни думали об этой теории в этом мире, в другом мире ваши убеждения окажутся противоположными.

    Основной аргумент в поддержку модели ЭУГ заключается в ее предполагаемой экономичности. Вам это может показаться весьма странным. Принцип «лезвия Оккама»[37], как когда-то было известно любому школьнику — в те реакционные годы, когда школьники должны были хоть что-то знать, — гласит, что в науке мы должны всегда выбирать наиболее экономичную модель, такую, в которой будет содержаться меньше всего предположений и допущений. Таким образом, модель, в которой утверждается, что более 10100 ваших ксерокопий читают то же число вариантов данного текста, не выглядит очень экономичной. Но сторонники ЭУГ настаивают, что все прочие интерпретации имеют еще менее «экономичные» следствия.

    Копенгагенская Интерпретация, например, выглядит более экономичной, чем модель ЭУГ — в том виде, как я ее представил. Однако слишком многие физики представляют ее не на языке-прим, а на стандартном языке, используя идентификационное «является». Сформулированные с использованием идентификационного «является», Копенгагенские воззрения всегда будут казаться утверждением, что мы в буквальном смысле создаем физическую вселенную, наблюдая ее. А это ведь, в сущности, та позиция, которую отстаивал епископ Беркли, и ее легко свести к карикатурному солипсизму. (Как уже упоминалось, один из физиков даже написал, что никакой реальности вообще нет.)

    Таким образом, приверженцы модели ЭУГ заявляют, что копенгагенизм нарушает оккамовский принцип экономии, постулируя вселенную, которая магически создается человеческой мыслью. Благодаря идентификационному «является» некоторые копенгагенисты действительно договорились до этого. Отсюда и знаменитое саркастическое замечание Эйнштейна о мыши, каждый новый взгляд которой на мир должен изменять этот мир. Доктор Фред Аллан Вольф торжественно ответил, что в мозгу мыши так мало клеток, что изменения, вызываемые наблюдением со стороны мыши, в сумме будут очень мало отличаться от 0%, поэтому мы можем ими пренебречь.

    Я думаю, что копенгагенизм, как он изложен в этой книге, без идентификационного «является», защищен от подобной критики. (Чуть позже мы попробуем выяснить, может ли другая альтернативная теория — теория скрытой переменной — подобным образом избежать критики модели ЭУГ, если переформулировать ее без идентификационного «является».)

    Тем не менее я не могу не заметить, что модель ЭУГ принимает основные волновые уравнения квантовой механики в чистом виде, тогда как Копенгагенская модель и модель скрытой переменной увенчивают эти уравнения философскими интерпретациями. В этом смысле модель ЭУГ может считаться более экономичной.

    Как видите, в этой книге я не отстаиваю «фундаменталистский копенгагенизм» — не утверждаю, что копенгагенская модель является единственно истинной на все времена. Свою позицию я скорее назвал бы «либеральным копенгагенизмом». Я не верю, что какая-либо модель может равняться вселенной или вселенным, но думаю, что альтернативные модели будут продолжать появляться, так как современная наука обладает настолько сложной информацией, что в ее пределах возможно существование множества различных моделей. Некоторые называют такой либеральный копенгагенизм «модельным агностицизмом». Доктор Марсилло Труззи называет его «зететицизмом».

    История модели ЭУГ демонстрирует степень фундаментального разногласия среди физиков по поводу этих предметов и таким образом, по моему мнению, укрепляет либеральный копенгагенизм или «модельный агностицизм», к которому в настоящее время примкнуло большинство физиков. Иначе говоря, модель ЭУГ вполне соответствует эстетическому подходу, которого я придерживаюсь в настоящей книге. Доктор Уилер, один из создателей теории ЭУГ, позднее отверг ее за «излишний метафизический багаж», но затем вновь к ней вернулся. Доктор Брюс де Витт сначала говорил, что не может относиться к модели ЭУГ серьезно, но теперь он — один из наиболее ярых ее сторонников. Большинство физиков до сих пор рассматривают ее как математический сюрреализм, однако среди молодого поколения ее популярность продолжает расти. Не меньше дюжины книг, вышедших за последнее десятилетие, либо открыто поддержали модель ЭУГ, либо отнеслись к ней с уважением, признавая ее настолько же правдоподобной, как и доминирующую Копенгагенскую теорию.

    Теперь мы видим, что подобно тому, как современная нейрология отрицает существование единой личности или «души» аристотелевского толка и говорит о множестве «я» в мозгу каждого человека, одна из ветвей квантовой теории также определяет существование множества «я». Другими словами, и наука о мозге, и квантовая механика утверждают, что все «я» из множества возможных являются одинаково «реальными» — для нейрологов эти «я» содержатся в химических процессах нашего головного мозга, для сторонников теории ЭУГ — в других вселенных, но в обоих случаях о «единой личности», как и в буддийской теории, не может быть и речи.

    В нейронауке доминирующее в данный момент «я» оказывается не более реальным, чем скрытые «я», могущие проявиться в любой момент, как только я приму спиртное или наркотик, или испугаюсь, или окажусь в незнакомой стране. В модели ЭУГ личность, которую я проявляю в этом мире, является не более реальной, чем все многочисленные женские личности, которыми я обладаю в половине возможных вселенных, или бесчисленные альтернативные мужские личности, которые я проявляю в остальных вселенных.

    Нельзя не поразиться тому факту, что, в соответствии с фрейдистскими, юнгианскими и гештальт-терапевтическими методами интерпретации снов, эти альтернативные «я», иногда вместе с их альтернативными вселенными, проявляются каждую ночь в наших сновидениях. Некоторые физики описывают другие вселенные и другие личности как «виртуальные»[38], но не является ли это справедливым и по отношению к реальности наших сновидений?

    И не кажется ли вам, что понятия виртуальных личностей и виртуальных реальностей проникли в психологию и физику — ведь, как утверждается в этой книге, любой достаточно глубокий анализ должен в конце концов отбросить аристотелевскую определенность и принять модели — туннели реальности, — основанные на вероятностях?

    Упражнение

    Пусть каждый член вашей группы громко скажет «Я выполняю это упражнение, потому что…» и далее постарается перечислить «все» причины. Так, например, вы выполняете это упражнение, потому что присоединились к этой группе. Почему вы это сделали? Почему вас заинтересовали вопросы, обсуждаемые в этой книге? Как вы нашли эту группу? Почему вы попали именно в этот город из всех городов на планете?

    Продолжайте анализ. Почему вы родились? То есть каким образом ваши родители встретились и поженились? Как родились они? Каким образом существующим в вас генетическим комбинациям удалось пережить войны, землетрясения, голод и другие катастрофы человеческой истории, тогда как множество других комбинаций исчезло?

    Каким образом этот континент образовался в геологической эволюции? Можете ли вы оценить, какое число миграций, войн, экономических переворотов и прочих событий потребовалось для того, чтобы объединились генетические комбинации вашего отца и матери?

    Постарайтесь хотя бы грубо, в общих чертах, объяснить образование планеты Земля и появление жизни на ней.

    После того как все члены группы примут участие в этой игре, оцените невероятность того, что вы все собрались вместе в этот вечер, во все вечера ваших жизней, чтобы выполнить данное упражнение.

    Возможно, вам потребуется выполнить это упражнение не менее трех раз, прежде чем его полный смысл достигнет уровня ваших нейронов.

    Глава двадцатая

    Создатели звезд?

    Доктор Джон Арчибальд Уилер сегодня смотрит на эти вещи более радикально, чем в прошлом, когда он был соавтором модели ЭУГ.

    Но прежде, чем обсудить это, мы должны рассмотреть понятие «нелокальности».

    В 1965 году доктор Джон С. Белл опубликовал работу, которую физики кратко называют «теоремой Белла». Так как на эту тему было опубликовано много абсурда и нелепицы — и я сам, в том числе, согрешил в своей ранней книге «Космический курок I: Последняя тайна иллюминатов», — мы будем продвигаться очень медленно и осторожно. Теорема Белла утверждает, что:

    Если некоторая объективная вселенная в некотором смысле существует

    (т. е. если мы не принимаем наиболее солипсические ереси, высказываемые неосторожными сторонниками копенгагенизма) и

    Если уравнения квантовой механики структурно подобны (изоморфны) этой вселенной,

    то

    Некоторый вид нелокальной связи существует между любыми двумя частицами, когда-либо входившими в контакт.

    Это утверждение покажется вам странным и даже каким-то зловещим, если вы вспомните, что классический тип нелокальной связи, известный человечеству издавна, — это «магическая» связь. Идея магии заключается в том, что шаман, заполучив прядь ваших волос, может с ее помощью сделать с вами все что угодно. Фрэзер в «Золотой ветви» называет это «симпатической магией»[39] и характеризует как «примитивное» мышление. Получается, самая передовая наука вернулась к самым «примитивным» идеям?

    Не совсем так. Чуть ниже я объясню тонкости «нелокальной связи», но сначала давайте отметим, что идея нелокальной связи кажется настолько немыслимой и запретной многим физикам (которые осознают ее сходство с магией и шаманизмом), что они решили избежать следствий из математических выкладок Белла, подвергнув сомнению его первый шаг, описанный выше, и возвращаясь к бесстыдному солипсизму. До сих пор этот подход открыто проявился (насколько я знаю) только в двух статьях доктора Н. Дэвида Мермина из Колумбийского университета («Квантовые тайны для всех», Джорнал оф философи, том. 78, 1981, и «Есть ли Луна, когда на нее никто не смотрит?». Физикс тудэй, апрель 1985). Доктор Мермин заявляет, что Луна исчезает, когда на нее никто не смотрит.

    Да-да! Я не преувеличиваю. Доктор Мермин пишет: «Можно показать, что Луна не существует, когда на нее никто не смотрит». Ах, если бы он был хоть немного знаком с языком-прим…

    Пожалуйста, не забывайте, что позиция доктора Мермина отличается от моей, которая состоит в том, что в нашем наблюдаемом мире Луна не появляется, пока кто-нибудь на нее не посмотрит, но мы не можем делать имеющие хоть какой-нибудь смысл утверждения о существовании или несуществовании в «реальном мире»; смыслом будут обладать только наши высказывания о наблюдаемом нами мире после его наблюдения.

    Никому не приходило в голову (пока что) оспаривать второй пункт аргумента Белла. Уравнения квантовой механики имеют больший изоморфизм с наблюдаемой вселенной, чем что-либо еще в науке. Мы знаем это, так как эти уравнения входят в теории, лежащие в основе около 90% современных, повседневно используемых нами технологий (по оценке Джона Гриббина). Они используются в телевидении, атомной энергетике, компьютерах, молекулярной биологии, генной инженерии и вообще повсюду. Если бы в них содержался крупный недостаток, он бы уже давно проявился. (Мелкие недостатки в них, по всей видимости, существуют, как и во всем, что сделано человеком, но при наличии крупного недостатка каждый день вокруг нас что-нибудь да взрывалось бы.) Но нет: квантовые уравнения имеют, вероятно, наиболее высокую степень подтвержденности (экспериментальной, практической, обиходной) среди всех отраслей научного знания.

    Итак, если мы имеем мир, который человек может наблюдать, и изоморфизм между этим миром и квантовой математикой, выводы Белла кажутся математически неизбежными. Они также прошли семь экспериментальных тестов, каждый раз со все более сложными приборами, и кажутся справедливыми всем, кроме тех, кто, как доктор Мермин, находит солипсизм менее «иррациональным», чем нелокальность.

    Что же мы понимаем под «нелокальностью» в представлении Белла? Можем ли мы отличить ее от шаманизма и магии? Да, можем, и тогда она окажется совсем не такой странной и зловещей, как магия. Она окажется гораздо более странной и зловещей.

    Все доквантовые модели мира, включая теорию относительности Эйнштейна, предполагали, что любые корреляции требуют связей. Другими словами, они предполагали, что, если А делает пинг!, а Б затем — понг!, объяснение этому должно лежать в некоторой связи между А и Б. Если реакция «пинг-понг» будет продолжаться, снова и снова, без всякой связи между А и Б, классической физике (да и здравому смыслу) это покажется сверхъестественным.

    В ньютоновской физике связь между пинг и понг — механическая и детерминистская (А бьет, Б принимает); в термодинамике — механическая и статистическая (когда достаточное число А достаточно сильно подпрыгивает, они ударяют достаточное число Б, чтобы заставить их прыгать тоже); в электромагнетизме эта связь выступает как пересечение или взаимодействие полей; в теории относительности — как результат искривления пространства (которое мы называем «гравитацией»); но в любом случае корреляция будет предполагать некоторую связь.

    В качестве простой модели мира все физики доквантовой эпохи принимали бильярдный стол. Если лежащий на нем шар приходит в движение, причина лежит в механике (удар другого шара), полях (воздействие электромагнитного поля толкает шар в определенном направлении) или геометрии (стол некоторым образом искривлен), но без причины он двигаться не может.

    В квантовой механике, начиная с 20-х годов нашего века, нелокальные эффекты — корреляции без связей — казались многим физикам единственным объяснением поведения субатомных систем в некоторых случаях. (Бор ввел понятие «нелокальный» в 1928 году.) Белл просто доказал математически, что эти нелокальные эффекты действительно должны иметь место, если квантовая математика действует в наблюдаемом мире.

    Когда мы говорим, что в этих нелокальных эффектах не существует связей, объясняющих корреляцию, мы попросту имеем в виду, что отсутствует «причина» — в любом возможном значении этого слова.

    Представьте себе бильярдный стол без игроков. Никто не бьет по шарам. Нет землетрясения, которое трясло бы комнату. Не существует магнита, спрятанного под столом. И все же внезапно шар А на одном конце стола поворачивается по часовой стрелке, а шар Б на другом конце стола — против часовой стрелки.

    Если бы вы рассказали об этом некоему Фоме Неверующему, он бы заподозрил какой-то обман или мошенничество. Тем не менее подобные нелокальные корреляции являются математически необходимыми в квантовой механике и неоднократно подтверждались экспериментально.

    «Бильярдная» модель описывает лишь один аспект нелокальной реальности. Другая модель, приведенная в лекции самого доктора Белла, — как мне ее изложил доктор Герберт, — выглядит так:

    Представьте себе двух человек, один из которых находится в Дублине, а другой — в Гонолулу. Представьте, что в течение некоторого времени мы за ними внимательно наблюдали и получили некоторые «законы» их поведения. Один из этих законов состоит в том, что, когда дублинец надевает красные носки, человек в Гонолулу надевает зеленые. Затем мы в целях эксперимента вмешиваемся в систему — «делая» так, что человек в Дублине снимает красные носки и надевает зеленые. Мы поворачиваемся к нашим мониторам, смотрим на Гонолулу, и оказывается, что наш тамошний подопечный в тот же миг снял зеленые носки и надел красные! (Я не одобряю употребление восклицательных знаков в повествовательных предложениях, но данный случай, мне кажется, заслуживает по меньшей мере одного, а может, даже и трех или более восклицательных знаков…)

    «В тот же миг» означает, кроме всего прочего, что мы точно знаем, что никакой сигнал из Дублина не мог достичь Гонолулу, чтобы образовать связь между событиями. Сигналы перемещаются со скоростью, равной или меньшей скорости света, и не могут вызвать мгновенную реакцию. Таким образом, событие в Гонолулу даже нельзя расценивать как «реакцию» в строгом значении этого слова; оно скорее будет классифицировано как совпадение — если только эти люди не продолжат вести себя подобно частицам Белла и та же корреляция не будет наблюдаться всякий раз, когда мы заставим одного из них поменять носки.

    (Высокотехничные атомные эксперименты, демонстрирующие подобное поведение, описаны в книгах «В поисках Кота Шрёдингера» Гриббина и «Квантовая реальность» Герберта.)

    Что ж, теперь вы видите, насколько это отличается от примитивной «симпатической магии». Магия опирается на своеобразную «оккультную» теорию причинности, однако подобная корреляция без связи не укладывается ни в одну теорию причинности. Магия допускает «астральное путешествие» и т. п., но в нашем случае «путешествие» вообще отсутствует — если только не допустить возможность мгновенного «путешествия» туда и обратно. Короче говоря, магии далеко до нелокальной корреляции.

    Доктор Джек Сарфатти, между прочим, называет нелокальную корреляцию «информацией без перемещения». Можете обозначать ее и так, если мой термин «корреляция без связи» кажется вам не совсем адекватным.

    Юнгианская синхронистичность, признаваемая не только сторонниками Юнга, но и многими другими психологами, безусловно, также содержит подобную нелокальную и некаузальную корреляцию. Юнг действительно определил синхронистичность как явление, не укладывающееся ни в одну чисто каузальную, «бильярдную» теорию мира. Большинству ученых из других областей науки до экспериментальных подтверждений теоремы Белла казалось, что только психологи могут нести подобную чушь… Однако теперь этот вопрос требует нового, более пристального изучения.

    Давайте же, наконец, рассмотрим следствия теоремы Белла для модели с множественными вселенными.

    В последнее десятилетие физики много говорили о так называемом «антропном принципе», который вкратце сводится к следующему. Мы живем во вселенной, которая выглядит так, как будто она в конце концов обязательно должна была породить людей. Иначе говоря, наша вселенная как будто специально «предназначена» для людей.

    Это переворачивает с ног на голову последние три века развития науки. «Предназначение» вообще и антропное предназначение в частности когда-то играли большую роль в философии Аристотеля и теологической мысли, однако наука решила, что может обойтись без всяких «предназначений». Тем не менее антропный принцип сейчас имеет большее влияние, чем когда-либо в теологическую эпоху.

    Дело в том, что несколько космологов проанализировали группу вполне обособленных фактов нашей вселенной и пришли к простому выводу: если любую физическую константу хотя бы немного изменить (во многих случаях — не больше, чем на 0,01%), в результате мы получим вселенную, в которой человек не смог бы появиться.

    Другими словами, из всех вселенных, которые могли образоваться при Большом Взрыве, большинство либо сразу же распалось, либо превратилось в различные газовые образования, либо образовало звезды и галактики без планет, либо пошло по такому пути развития, который исключил возможность зарождения и эволюции человека.

    Профессор Пол Дэвис анализирует эти выкладки с математической строгостью в своей книге «Случайная вселенная». Он приходит к выводу, что мы можем либо принять модель ЭУГ, предполагающую существование множества вселенных, в большинстве из которых отсутствует человек, либо, если мы настаиваем на единственной вселенной «здравого смысла», согласиться, что некий антропный принцип[40] «поработал» над развитием этой вселенной в таком направлении, чтобы сделать возможным наше существование.

    Выражаясь простым языком, у нас есть выбор: множество миров или один мир, имеющий некоего подозрительного Конструктора. Как бы сторонники последнего варианта ни старались придать ему абстрактный и математический смысл, большинство читателей все равно видит в нем идею Бога.

    Безусловно, Конструктор (в обычном представлении) не пользуется сердечным уважением в научных кругах. Ученые считают, что Он скорее является предметом интереса теологов и совершенно не вписывается в научное видение мира.

    В этом споре антропный принцип разбился на Сильный антропный принцип и Слабый антропный принцип; первый из них более совместим с гипотезой о существовании Конструктора. Тем не менее даже Слабый антропный принцип оставляет щелку, через которую Конструктор может проскользнуть в науку.

    Теперь в нашей истории вновь появляется доктор Уилер.

    (В этом обсуждении я в значительной мере следую современным воззрениям доктора Уилера, как они представлены в статье Джона Глайдедмэна «Переворачивая Эйнштейна с ног на голову», напечатанной в «Сайенс дайджест» за октябрь 1984 г.)

    Теорема Белла показывает, что, если квантовая теория соответствует чему-то вроде физической вселенной — если квантовая теория не вырождается в солипсизм, как всегда предполагали критики копенгагенизма, — нелокальные корреляции должны существовать во вселенной точно так же, как они существуют в математических выкладках. Но эти нелокальные корреляции не обязательно должны быть корреляциями в пространстве, как я их представлял до этого момента (в целях ясности и простоты). Теорема Белла указывает, что в квантовом мире должны также существовать корреляции во времени. (Я оставил их рассмотрение до этого момента, так как, если не подходить к этому вопросу медленно, шаг за шагом, неподготовленный ум читателя может испугаться.)

    Нелокальные пространственные корреляции (или пространственно-подобные корреляции, как сказали бы строгие релятивисты) просто упраздняют, или превосходят, или игнорируют нашу концепцию линейной причинности. Нелокальные временные, или время-подобные корреляции выворачивают эту концепцию наизнанку.

    Итак: два фотона входят в один и тот же измерительный прибор. Возникает контакт, который, согласно теореме Белла, становится нелокальной корреляцией. Один из фотонов попадает в прибор, придя от свечи, находящейся на другом конце комнаты, а другой — от звезды, находящейся от нас на расстоянии миллиона световых лет. Однако нелокальная корреляция не изменяется (в уравнениях Белла коэффициент ее изменения равен нулю) ни в пространственно-подобных, ни во время-подобных разделениях.

    Для того чтобы оба фотона удовлетворяли этому требованию, свойства того из них, который покинул звезду миллион лет назад, должны быть установлены также миллион лет назад, что даже для Квантовой Страны Чудес кажется абсурдом. (Это подразумевает, что фотон, «зная», что мы будем его измерять миллион лет спустя, соответствующим образом оделся, прежде чем покинуть звезду и начать свое долгое путешествие.)

    В альтернативном варианте, этот фотон не покидал звезду миллион лет назад, «до тех пор», пока результат нашего сегодняшнего измерения каким-то образом нелокально не отправился «назад» во времени на далекую звезду и не «настроил» этот фотон для корреляции с другим фотоном, пришедшим от свечи.

    Что я только что сказал?

    Да, мы имеем обратную временную причинность, не обязательно как буквальную истину в аристотелевском смысле, но как единственную модель, соответствующую имеющимся у нас на сегодняшний день данным.

    Как заметил Уилер, «мы ошибаемся, думая, что прошлое имеет определенное существование “где-то там”».

    С копенгагенистской и прагматической точки зрения, любая модель прошлого или способна, или неспособна помочь нам решить сегодняшние проблемы. Традиционная модель, представляющая прошлое как нечто, имеющее определенное существование «где-то там», неспособна помочь нам понять явление нелокальной корреляции. Таким образом, мы нуждаемся в модели, в которой настоящее может влиять на прошлое.

    По моему мнению, с этим не возникает проблем, если отказаться от идентификационного «является».

    Используя идентификационное «является», мы приходим к бесконечным парадоксам и к модели, которую может принять всерьез только душевнобольной. Мы действительно приходим к миру, который изменяется целиком — в прошлом, настоящем и будущем — каждый раз, когда мы производим измерения.

    Выходит, если бы Мышь Эйнштейна случайно включила наши измерительные инструменты, она действительно могла бы изменить весь мир.

    Доктор Герберт с присущим ему здравомыслием спрашивает, каким образом проведение измерений может иметь подобную «магическую» силу. Я и не думаю, что может. Я думаю, что, пока мы не найдем лучшей модели, на данном этапе мы нуждаемся в модели с обратной причинностью, иначе мы будем противоречить фактам квантовых экспериментов. Но я не думаю, что модель «является» миром. Когда модель становится настолько странной, необходимо строить новую, лучшую модель.

    Тем временем, пока не найдена лучшая модель (или «новая парадигма»), в рамках нынешней модели Уилера где-то в суперпространстве все еще существует огромное множество вселенных старой модели ЭУГ, но мы «выбрали» эту антропную вселенную при помощи проведенных нами экспериментов.

    Если вы принимаете модель Уилера в качестве конечной истины, то…

    Наконец-то появляется долгожданный Конструктор; Дверь Закона распахивается, и мы входим.

    По словам Уилера, наши эксперименты беспрестанно совершают нелокальные путешествия в пространстве-времени в соответствии с теорией Белла. В этих путешествиях они пересекают Большой Взрыв и все остальные события; при этом осуществляется, так сказать, «тонкая настройка» Большого Взрыва и вселенная вокруг нас становится антропной — вселенной, в которой люди могут и должны существовать. Мы создали ее для себя.

    Короче говоря, мы не нуждаемся в сверхъестественной фигуре Конструктора. Наши эксперименты создают вселенную, наблюдаемую при помощи наших экспериментов, которые всегда подчиняются идее антропной, а не любой из миллионов или миллиардов возможных не-антропных вселенных, так как именно мы задумываем эти эксперименты.

    Верно?

    Конечно же, это и нью-эйджевский лозунг «Мы создаем свою собственную реальность» — все равно не одно и то же. Уилер подчеркнуто отрицает, что мысль, или разум, или сознание могут быть связаны с этой замкнутой каузальной цепью. Только ядерные эксперименты способны влиять на частицы, которые нелокально настраивают Большой Взрыв на создание нас и нашего мира.

    Тем не менее мне кажется решительно странным, что «Конструктор» появляется в качестве меня, вас и того парня, подпирающего фонарный столб в интерпретации квантовой механики, предложенной более шестидесяти лет назад Эддингтоном, который не был последователем теории нелокальных корреляций и обратной временной причинности. Эддингтон просто пытался проследить корни Копенгагенской Интерпретации в прагматизме и экзистенциализме, как это делаю я, и в результате пришел к следующему заключению («Философия физической науки»):

    Мы обнаружили странные следы на берегу Неизвестного. Мы одну за другой создавали глубокие теории, чтобы объяснить их происхождение. Наконец нам удалось воссоздать облик существа, оставившего отпечатки ног. И что же? Этим существом оказались мы сами.

    Суфийский аналог этой притчи, появившийся на тысячу лет раньше, таков: Мулла Насреддин ехал на осле по пустыне и вдруг увидел вдали отряд людей на лошадях. Зная, что в этом районе часто встречаются разбойники, Насреддин развернулся и пришпорил осла в обратном направлении.

    Всадники, однако, узнали божественного Муллу. «Куда бы это мудрейшему из мусульман так мчаться?» — спросили они друг друга и решили последовать за ним, думая, что он приведет их к чему-нибудь волшебному.

    Оглянувшись, Насреддин увидел, что «разбойники» его преследуют, и еще сильнее пришпорил осла. Тогда его преследователи тоже поскакали быстрее, стараясь не упустить из виду загадочные действия великого Насреддина. Погоня продолжалась, все быстрее и быстрее, пока Насреддин не увидел кладбище. Он быстро спешился и спрятался за надгробием.

    Всадники подъехали ближе и, не слезая с лошадей, заглянули за камень. Возникла пауза. Все, и особенно Насреддин, который узнал во всадниках своих старых знакомых, лихорадочно думали. «Почему ты прячешься за надгробием?» — наконец спросил один из всадников.

    «Это сложнее, чем ты можешь понять, — ответил Насреддин. — Я нахожусь здесь из-за вас, а вы — из-за меня».

    Упражнения

    1. Обсудите в классе дзэновскую загадку: «Кто Тот, кто чудеснее всех Будд и мудрецов?»

    2. Согласно сообщению, приведенному в уже упоминавшемся сборнике «Странные известия», шестеро мужчин на Филиппинах поспорили о том, «что появилось первым — яйцо или курица». Страсти накалились, в ход пошло оружие, и четверо из шести были застрелены. Попробуйте всем классом обсудить теорию Уилера, избегая подобных ужасных результатов.

    3. Попробуйте, используя вашу собственную изобретательность, применить теорию Уилера к обычной ссоре между людьми.

    4. Снимите крышку с бачка в туалете, потяните за ручку и понаблюдайте, как вода сначала уходит, а затем вновь заполняет бачок до определенного уровня. Это — простейший замкнуто-причинный механизм в обычном доме. Примените замкнуто-причинный анализ к:

    А. Расовым отношениям в США и Южной Африке.

    Б. Холодной войне.

    В. Типичному разводу.

    Г. Самоосуществляющимся ожиданиям в отношениях корпораций с профсоюзами.

    Глава двадцать первая

    Друг Вигнера, или Детективная история

    Другой нобелевский лауреат, доктор Юджин Вигнер, привнес новый, более сложный поворот в проблему Кота Шрёдингера, получив при этом выводы, одновременно и схожие с созданной наблюдателем антропной вселенной Уилера, и поразительно отличающиеся от нее.

    Пожалуйста, не забывайте, что мы всегда имеем дело с вероятностями, а не определенностями, поэтому не стоит так волноваться, когда мы достигаем очередного поворота извилистой желтой кирпичной дороги квантовой психологии.

    В первичной постановке проблемы Кота мы имели физика в лаборатории, коробку, кота внутри коробки, шарик, наполненный ядовитым газом, и некоторый процесс радиоактивного распада, который рано или поздно приведет к взрыву шарика и смерти кота. Мы обнаружили, что, пока коробка закрыта, уравнения, описывающие квантовый распад, имеют решение, в котором утверждения «кот мертв» и «кот еще жив» являются в равной мере «истинными», или в равной мере «ложными», или, наконец, имеют вероятность 50%. Пользуясь логикой фон Неймана, мы могли бы сказать, что оба утверждения находятся в состоянии «может быть», как монетка, подброшенная в воздух.

    Когда мы открываем коробку, мы обнаруживаем либо живого, либо мертвого кота, и «может быть» исчезает, как и в случае с монеткой, которая приземляется орлом или решкой вверх. Таким образом, мы разрушили вектор состояния, открыв коробку.

    Отлично, но давайте теперь взглянем на ситуацию глазами другого физика, находящегося за пределами лаборатории. Вигнер назвал второго наблюдателя Другом физика из лаборатории, поэтому новая проблема получила название Парадокс Друга Вигнера.

    По прошествии десяти минут, как и в нашем первоначальном примере, физик в лаборатории, Эрнест, открывает коробку и обнаруживает, что кот жив. (Мне больше нравится счастливый исход.)

    Для Эрнеста, таким образом, вектор состояния «разрушился». Вероятности теперь описываются не как «на 50% живой и на 50% мертвый», а как «на 100% живой и на 0% мертвый».

    Однако Юджин — Друг, находящийся в коридоре, — еще об этом не знает. С его точки зрения, Эрнест в лаборатории находится, как и вся экспериментальная система, в состоянии «может быть». На более конкретном уровне, Эрнест состоит из молекул, которые состоят из атомов, которые состоят из «частиц» и (или) «волн», которые подчиняются квантовым законам, поэтому ему будет соответствовать некий вектор состояния… пока он не откроет дверь лаборатории, не просунет в нее голову и не объявит: «Тэбби еще не умер». Тогда для Юджина вектор состояния будет разрушен сообщением о результате.

    Безусловно, все мы состоим из молекул, которые состоят из атомов, которые состоят из «частиц» и (или) «волн», и все мы пребываем в различных состояниях «может быть», пока не сделаем выбор в экзистенциальном смысле.

    В промежутках между выборами мы, очевидно, возвращаемся в состояние «может быть». «Существование предшествует сущности», помните?

    Итак, с точки зрения Юджина в коридоре, мы все содержим квантовую неопределенность. Только когда Юджин непосредственно нас наблюдает, эта квантовая неопределенность «коллапсирует», превращаясь в определенное «он это сделал» или «он этого не делал».

    На другом берегу океана другой физик, Элизабет, нетерпеливо ждет результата этого смертоносного эксперимента.

    С ее точки зрения, вектор состояния не коллапсирует, когда Эрнест сообщает Юджину: «Кот жив». В мире Элизабет вектор состояния коллапсирует, только когда Юджин бежит к телефону, факсу, компьютеру или чему-либо еще и передает сигнал: «На этот раз кот жив». Для Элизабет вектор состояния коллапсирует с приходом этого сигнала. Таким образом, в ее вселенной именно этот сигнал разрушает вектор состояния.

    Четвертый физик, Робин, беспокойно ждет вестей от Элизабет… и в мире Робина вектор состояния все еще не коллапсировал…

    И так далее… для любого числа наблюдателей.

    Кажется, мы вернулись к фоннеймановской катастрофе бесконечного регресса, только в другой форме.

    Некоторые попытаются избежать очевидных следствий при помощи заявления, что вектор состояния существует только как математическая формула в головах людей, причем не всех, а только физиков. В этом случае проблема Друга Вигнера не имеет такого радикального значения, как открытая Эйнштейном относительность показаний приборов. Ведь относительность здесь (того, когда вектор состояния коллапсирует) существует лишь в наших понятиях, тогда как эйнштейновская относительность существует в показаниях измерителей.

    Это возражение игнорирует фундаментальное открытие квантовой механики, добрую дюжину формулировок которого я уже привел ранее в этой книге, но которое до сих пор остается настолько «чуждым» аристотелевской культуре, что мы постоянно о нем забываем. Данное открытие заключается в следующем:

    1. Мы не можем делать осмысленных утверждений о некотором предполагаемом «реальном мире» или некоторой «глубокой реальности», лежащей в основе «этого мира», или некоторой «истинной реальности», и т. д., не учитывая самих себя, наших нервных систем и других инструментов.

    Любое утверждение, которое мы делаем относительно подобной «глубокой» реальности, существующей отдельно от нас, никогда не может стать объектом доказательства или опровержения и поэтому «не имеет смысла» (является «шумом»).

    2. Любое бессмысленное научное, экзистенциальное или феноменологическое утверждение сообщает о том, каким образом наши нервные системы или другие инструменты восприняли то или иное событие (события) в пространстве-времени. Читатель уже познакомился с несколькими вариациями этой идеи и выполнил упражнения, помогающие (как я надеюсь) прояснить ее экспериментально. Тем не менее аргумент Вигнера некоторым из вас, вероятно, все еще кажется немного «странным». Но ведь он касается только вероятностей, как я уже отметил в начале этой главы, и 1) не описывает «глубокую» реальность, отдельную от нас, а также 2) не описывает тип «реальности», который мы воспринимаем посредством нашей нервной системы и других инструментов, поэтому аргумент Вигнера можно расценивать как имеющее смысл научное высказывание.

    Попробуем в обратном порядке. Вердикт «здравого смысла» гласил бы: «Чертов кот либо жив, либо мертв, даже если никто и никогда не откроет коробку». Так как, по определению, это утверждение невозможно проверить, оно бессмысленно. Как только мы начинаем его проверять и кто-либо заглядывает в коробку, «здравый смысл» и аристотелевская «реальность» исчезают и появляется операциональная неаристотелевская «реальность». Короче говоря, как только имеет место проверка, мы вступаем в область науки, экзистенциализма и высказываний, имеющих смысл. Без проверки мы остаемся в области шума — «много слов и страсти, нет лишь смысла», как сказал Бард[41].

    Утверждение «кот является или живым, или мертвым, даже если никто не смотрит», если подумать, сверхъестественным образом напоминает другое известное «идентификационное» утверждение — «хлеб является телом Иисуса, даже если любой прибор показывает, что это просто хлеб». Подобные не-инструментальные, не-экзистенциональные «истины» хороши в сюрреалистической живописи или поэзии — они могут стимулировать творчество, воображение и т. д., — однако они не содержат информации или смысла ни в каком феноменологическом контексте.

    Но до сих пор остается неопределенным понятие «мы».

    Если определить «нас» как людей в лаборатории, тогда имеющая смысл речь начинается с открытием коробки. Если определить «нас» как людей, толкущихся в коридоре вместе с Другом Вигнера, имеющая смысл речь начинается, когда Эрнест открывает дверь лаборатории и сообщает: «Кот жив». Если определить «мы» как физиков, находящихся за океаном, имеющая смысл речь начинается с приходом к ним электронного сигнала…

    Знаю, знаю: все это звучит слишком странно…

    Именно поэтому Эйнштейн напоминал нам: «Здравый смысл говорит нам о том, что Земля плоская».

    Заметьте, пожалуйста, что, хотя утверждение «кот либо жив, либо мертв, даже если никто не смотрит» можно отнести к категории бессмысленных, утверждения «кот мертв» и «кот жив» в нее не попадают.

    Они относятся к категории неопределенных. Помните разницу между неопределенностью и бессмыслицей?

    Таким образом, утверждение «Кто-то положил под стол бомбу с часовым механизмом» не является бессмысленным, даже если никто и не заглядывал под стол. Весьма велики шансы, что кто-нибудь туда заглянет, если произнести это утверждение вслух. Вероятно, заглянул бы каждый…

    Это утверждение остается «неопределенным» в отрезок времени между моментами его произнесения и тщательной проверки под столом. Затем оно становится либо «истинным», либо «ложным».

    Поняли?

    Неаристотелевская логика имеет дело с экзистенциально-операциональными вероятностями. Аристотелевская логика имеет дело с определенностями, и, ввиду того что на протяжении всей нашей жизни этих определенностей нам не хватает, аристотелевская логика подсознательно программирует нас на выдумывание фиктивных определенностей.

    Эта погоня за фиктивными определенностями, по моему мнению, лежит в основе большинства идеологий и почти всех религий нашей планеты.

    Упражнения

    1. Классифицируйте следующие утверждения как истинные, ложные, бессмысленные или просто на данный момент неопределенные.

    А. Несколько мертвых инопланетян спрятаны в ангаре на базе ВВС США в Эдвардсе.

    Б. В этом упражнении содержится тринадцать утверждений.

    В. Все утверждения в этом упражнении ложны.

    Г. Хороший полицейский никогда не берет взяток.

    Д. Функция образования — убивать любопытство, поощрять покорность и готовить безмозглых лентяев для работы в корпорациях.

    Е. Горбачев имеет преимущество над всеми остальными членами Политбюро, так как остается трезвым, когда все они напиваются.

    Ж. Утверждение Б ложно.

    Е. Утверждение Ж ложно.

    3. Бог любит всех, даже серийных убийц, насильников и агентов ЦРУ.

    И. Все утверждения в некотором смысле истинны, в некотором смысле ложны, в некотором смысле бессмысленны, в некотором смысле истинны и ложны, в некотором смысле истинны и бессмысленны, в некотором смысле ложны и бессмысленны, в некотором смысле ложны, истинны и бессмысленны.

    2. Попробуйте прожить один день с таким (вероятно) самоосуществляющимся ожиданием: «Я глуп, непривлекателен и никому не нравлюсь».

    3. Попробуйте прожить один день с такой программой: «Я великолепен, привлекателен и всем нравлюсь».

    4. Решите, какое из этих двух упражнений понравилось вам больше, и попробуйте прожить с этой программой целый месяц.

    Понаблюдайте за старыми программами, которые пытаются вернуться, вмешиваясь в упражнение.


    Примечания:



    3.

    Железный прут тоже не обладает «сущностью твердости». Он лишь кажется твердым нам, людям, но для какой-нибудь здоровенной гориллы он будет мягким и гибким. — Прим. автора.



    4.

    Конечно, слово «призраки» (англ. Spooks) не фигурирует в штирнеровском немецком языке. Мы обязаны этим отличным термином переводчику.



    35.

    Маммальная — присущая млекопитающим. От лат. Mammalia — «млекопитающие».



    36.

    Джим Джонс — руководитель секты «Народный Храм», члены которой совершили массовое самоубийство в Гайане в конце 70-х гг.



    37.

    Уильям Оккам (ок. 1300 — ок. 1350) — английский философ, логик и писатель, главный представитель номинализма XIV века, член ордена францисканцев. Считал, что понятия, не сводимые к опытному знанию, должны удаляться из науки («отсекаться» от нее).



    38.

    Виртуальный (от лат. virtualis) — возможный; тот, который может или должен проявиться.



    39.

    То есть магией, основанной на взаимном влечении вещей подобных или находившихся в контакте друг с другом. В первом случае мы имеем дело с гомеопатической, а во втором — с контагиозной магией, по определению Фрэзера. Нам кажется уместным привести здесь оригинальную фрэзеровскую формулировку принципа контагиозной магии: Вещи, которые раз пришли в соприкосновение друг с другом, продолжают взаимодействовать на расстоянии после прекращения прямого контакта. (Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии. М.: Политиздат, 1986, с. 19.)



    40.

    От греч. anthropos — «человек»



    41.

    У. Шекспир, «Макбет».









     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх