Глава 13 Жертвенное убийство[93]


Но это было видение, которого я не хотел, такой ужас, что я не хотел жить: Отвратительное чувство тошноты подкралось ко мне, и омерзительные вероломные змеи, извиваясь, медленно ползут в похрустывающем опаленном подлеске; они лениво и отвратительно вяло свисают с ветвей, завязанные ужасающими узлами. Я неохотно вхожу в эту мрачную и безотрадную долину, где кусты растут в сухих каменистых теснинах. Долина выглядит такой обычной, воздух ее пахнет преступлением, глупостью, трусливыми поступками. Мною овладевают отвращение и ужас. Я неуверенно иду по валунам, избегая темных мест, опасаясь наступить на змею. Солнце слабо светит в сером и далеком небе, а все листья пожухли. Кукла с отломанной головой лежит передо мной среди камней, в нескольких шагах впереди — маленький фартук, а дальше, за кустами, тело маленькой девочки, покрытое ужасными ранами, вымазанное в крови. Одна нога прикрыта чулком и туфлей, другая — босая, кроваво раздавленная, голова — где голова? Голова — каша из крови с волосами и белыми кусочками костей — среди камней, вымазанных мозгами и кровью. Взгляд мой захвачен этим ужасным видом — скрытая фигура, вроде как женская, спокойно стоит за ребенком; лицо ее покрыто непроницаемой завесой. Она спрашивает меня:

О.: «Что ты скажешь на это?»

Я: «Что я должен сказать? Словами этого не скажешь».

О.: «Ты понимаешь это?»

Я: «Я отказываюсь понимать такие вещи. Я не могу говорить о них, не приходя в бешенство».

О.: «Зачем впадать в бешенство? Ты можешь точно так же бесится каждый день, ведь такие и похожие вещи происходят постоянно».

Я: «Но обычно мы их не видим».

О.: «То есть знания того, что они происходят, недостаточно для того, чтобы разозлить тебя?»

Я: «Если у меня есть только знание о чем-то, все легче и проще. Ужас менее реален, если все, что у меня есть — это знание».

О.: «Подойди ближе и увидишь, что тело ребенка было вскрыто; вынь печень».

Я: «Я не прикоснусь к этому трупу. Если кто-нибудь увидит это, он подумает, что я — убийца».

О.: «Ты трус; вынь печень».

Я: «Зачем мне делать это? Это абсурдно».

О.: «Я хочу, чтобы ты удалил печень. Ты должен сделать это».

Я: «Кто ты, чтобы отдавать мне такой приказ?»

О.: «Я душа этого ребенка. Ты должен это сделать ради меня».

Я.: «Я не понимаю, но верю тебе и сделаю эту ужасную и абсурдную вещь».

Я вхожу в полость тела ребенка — она все еще теплая — печень еще крепко держится — я беру нож и отрезаю ее от связок. Затем вынимаю и держу в окровавленных руках перед фигурой.

О.: «Спасибо».

Я: «Что мне делать?»

О.: «Тебе известно значение печени, и ты должен совершить с ее помощью акт исцеления».[94]

Я: «Что нужно делать?»

О.: «Возьми часть печени от целой, и съешь ее».

Я: «Чего ты требуешь? Это абсолютное безумие. Это осквернение, некрофилия. Ты делаешь меня соучастником этого омерзительнейшего из преступлений».

О.: «Ты выдумывал ужаснейшие наказания для убийцы, которые могут искупить его действия. Есть только одно искупление: усмири себя и ешь».

Я: «Я не могу — я отказываюсь — я не могу принять на себя эту ужасную вину».

О.: «Ты причастен к этой вине».

Я: «Я? Причастен?»

О.: «Ты мужчина, и это совершил тоже мужчина».

Я: «Да, я мужчина — я проклинаю того, кто совершил это, за то, что он мужчина, я проклинаю себя за то, что я мужчина».

О.: «Так прими участие в этом, усмири себя и ешь. Мне нужно искупление».

Я: «Так пусть это будет ради тебя, раз ты душа этого ребенка».


Я преклоняю колени на камень, отрезаю кусок печени и кладу в рот. Тошнота подкатывает к горлу — слезы брызгают из глаз — холодный пот покрывает лоб — сладковатый вкус крови — я глотаю с отчаянным усилием — не получается — снова и снова — я почти теряю сознание — свершилось. Ужасное достигнуто.[95]

О.: «Благодарю тебя».

Она отбрасывает вуаль — прекрасная девушка с рыжеватыми волосами.

О.: «Так ты узнаешь меня?»

Я: «Ты странно знакома! Кто ты?»

О.: «Я твоя душа».[96]


[2] Жертвоприношение свершилось: божественный ребенок, образ создания Бога, убит, и я ел от жертвенной плоти.[97] Ребенок, то есть образ творения Бога, не только нес в себе мои человеческие стремления, но также воплощал все изначальные и элементарные силы, которыми сыны солнца обладали как неотчуждаемым наследием. Богу для сотворения необходимо все это. Но когда он уже создан и торопится в бесконечное пространство, нам нужно золото солнца. Мы должны восстановить себя. Но как создание Бога является творческим актом высочайшей любви, восстановление нашей человеческой жизни означает Низшее. Это великое и темное таинство. Человек не может совершить это самостоятельно, ему помогает зло, которое делает все за него. Но человек должен осознавать свое соучастие в деле зла. Он должен засвидетельствовать это признание, вкусив кровавой жертвенной плоти. Так он свидетельствует, что он — человек, познавший как добро, так и зло, и что он уничтожает образ творения Бога, лишая его жизненной силы, так отделяя себя от Бога. Это свершается для спасения души, которая является настоящей матерью божественного ребенка.

Вынашивая и рожая Бога, моя душа владела всей полнотой человеческой природы; она обладала изначальными силами, которые дремали в ней с незапамятных времен. Они без моей помощи вылились в создание Бога. Но жертвенным убийством я вернул себе эти силы и соединил со своей душой. Став частью живого узора, они больше не были дремлющими, они пробудились, активизировались, осветили мою душу божественным сиянием. Так она приобщилась к божественности. И потому поедание жертвенной плоти помогло в ее исцелении. Древние тоже указывали нам на это, когда учили пить кровь и есть плоть спасителя. Древние верили, что это приносит исцеление душе.[98]


Истин не много, их всего несколько. Смысл слишком глубок, чтобы уловить его иначе, чем в символе.[99]


Бог, который сильнее человека — кто он? Вы все еще должны испробовать божественный ужас. Как вы можете быть достойны наслаждения вином и хлебом, если не прикоснулись к черному дну человеческой природы? Потому вы лишь вялые и бледные тени, гордые своим мелководьем и широкими проселочными дорогами. Но шлюзы откроются, есть неизбежные вещи, от которых может спасти только Бог.


Изначальная сила — это сияние солнца, которое сыны его несли в себе эонами и передавали своим детям. Но если душа погружается в это сияние, она становится такой же безжалостной, как и Бог, ведь жизнь божественного ребенка, которую вы вкусили, станет в вас пылающими углями. Она будет гореть внутри ужасным, неугасимым огнем. Но несмотря на все мучения, вы не сможете оставить все, как есть, ибо оно не оставит в покое вас. Так вы поймете, что ваш Бог жив, а душа ваша странствует по безжалостным путям. Вы чувствуете, что в вас прорвался огонь солнца. Нечто новое прибавилось к вам, священное обещание.

Иногда вы перестаете узнавать себя. Вы пытаетесь справиться с этим, но оно сильнее. Вы пытаетесь установить границы, но оно заставляет вас продолжать. Вы пытаетесь ускользнуть, но оно настигает вас. Вы пытаетесь этим овладеть, но инструмент — вы; вы пытаетесь об этом думать, но мысли вам не подчиняются. Наконец, вами овладевает страх неизбежности, подкрадывающийся медленно и незаметно.

Спасения нет. Так вы приходите к пониманию того, что такое настоящий Бог. Вы начинаете придумывать умные трюизмы, предупредительные меры, тайные обходные пути, предлоги, зелья забытья, но все это бесполезно. Огонь горит прямо в вас. Ведущий заставляет вас идти.


Но путь этот — моя самость, моя жизнь, основанная на самой себе. Богу нужна моя жизнь. Он хочет идти со мной, сидеть со мной за столом, работать со мной. Более того, он хочет быть вездесущим.[100] Но я стыжусь Бога моего. Я хочу быть не божественным, а разумным. Божественное кажется мне иррациональным безумием. Оно раздражает меня как абсурдная помеха моей осмысленной человеческой деятельности. Оно кажется неподобающей болезнью, которая нарушила привычный уклад жизни. Да, я даже нахожу божественное ненужным.




Примечания:



1

Средневековые манускрипты нумеровались фолиями, а не страницами. Лицевая сторона фолии — это ректо (правая страница раскрытой книги), а обратная — версо (левая страница раскрытой книги). В Liber Primus Юнг следует этому обычаю. Он обратился к современной нумерации страниц в Liber Secundus.



9

Юнг, видимо, ссылается на эпизоды, которые произойдут далее в тексте: исцеление Издубара (Liber Secundus, гл. 9) и питие горького отвара, приготовленного одиночкой (Liber Secundus, гл. 20).



10

«Черновик» продолжает: «Пьющий это питие никогда больше не будет жаждать ни этого мира, ни посмертия, ибо он испил переход и завершение. Он пил от горячей плавящей реки жизни, которая застывает в твердую руду в душе и ожидает новой плавки и смешивания» (стр. 4).



93

В «Рукописном черновике» стоит: «Восьмое приключение» (стр. 793)



94

В «Воспоминаниях», комментируя ливерпульский сон (см. ниже, стр. 317, n. 296), Юнг отмечал: «В соответствии с древними представлениями, печень — место пребывания жизни» (стр. 224).



95

В 1940 г. Юнг обсуждал ритуальную антропофагию, жертвоприношение и саможертвоприношение в «Трансформирующем символизме мессы». CW 11.



96

В «Черной книге 3» Юнг писал: «Занавес падает. Что за ужасная игра это была? Я осознаю: Nil humanum a me alienum esse puto [ничто человеческое мне не чуждо]» (стр. 91). Эта фраза принадлежит римскому драматургу Теренцию, из «Heauton Timorumenos». 2 сентября 1960 г. Юнг писал Герберту Риду: «Как врач-психиатр, я не просто предполагаю, но глубоко убежден, что Nil humanum a me alienum esse — это даже мой долг» («Письма 2», стр. 589).



97

Вместо этого предложение в «Черновике» стоит: «В этом опыте свершилось то, что мне было нужно. Произошло это самым омерзительным образом. Зло, которого я желал, совершило подлый поступок, по-видимому, без меня и в то же время со мной, ведь я понял, что причастен ужасу человеческой природы. Я уничтожил божественного ребенка, образ творения моего Бога, совершив ужаснейшее преступление, на которое только способен человек. Потребовалось столько жестокости, чтобы уничтожить образ Бога, высосавший все мои жизненные силы, что теперь я могу вернуть обратно свою жизнь» (стр. 355).



98

Т.е. ритуал мессы.



99

Юнг развил свои идеи о значении символов в «Психологических типах» (1921). См. CW 6, § 814ff.



100

В 1909 г. Юнг построил дом в Кюснахте, и над дверью выгравировал изречение у оракула в Дельфах: «Vocatus atque non vocatus deus aderit» («Званый или нет, Бог присутствует здесь»). Источником цитаты была «Collectanea adagiorum» Эразма. Юнг объяснял это изречение так: «Оно гласит, что, да, бог будет здесь, но в какой форме и с какой целью? Я сделал эту надпись, чтобы напоминать себе и моим пациентам: «Timor dei initium sapientiae» (Пс. 3:10). Это еще один, не менее важный путь, вовсе не к «Христианству», а к самому Богу, и это, похоже, важнейший вопрос» (Юнг — Евгения Рольф, 19 ноября 1960. «Письма-2», стр. 611).









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх