ОМУТ

Когда рукопись уже готовилась к печати, в последний день уходящего года произошло главное событие десятилетия — первый президент России Борис Ельцин подал в отставку.

Обращаясь к нации Ельцин произнес финальную фразу своего правления:

— Я ухожу.

Он ушел досрочно. Для меня это не было неожиданностью, я это событие детально описал, как наиболее возможный вариант, с точностью указав срок, когда это произойдет.

Данные слова не рецидив самовосхищения прозорливостью, отнюдь. Ситуационный рисунок, разыгранный по всем правилам политической интриги, требовал финального аккорда. И найти ему место оставалось лишь делом техники.

Наилучший вариант — последний день года, хотя и достаточно жестокий для политических оппонентов, испорчены праздники, рождественские каникулы, ку-ку!

Ясно было одно: если замысел угадан нами правильно, он должен полугодовую дистанцию (а до президентских выборов согласно Конституции полгода) разделить пополам. Только тогда замысел давал выигрыш: конкуренты не успевали мобилизоваться, а квартальный итог экономического неблагополучия еще не подведен. Все так и произошло.

Хотел ли этого Ельцин? Вряд ли. Давление было вкрадчивым, настойчивым и массированным.

Когда Ельцин приехал 28 декабря в Кремль, чтобы вручить награды генералам, отличившимся в чеченской войне, — это был заупрямившийся Ельцин, не желающий уходить. Он прибыл в Кремль, чтобы еще раз подтвердить, кто Верховный главнокомандующий.

Досрочное отречение Ельцина, конечно же, часть пиаровского замысла с четким разделением обязанностей в команде: «Мы — Глеб Павловский, Игорь Шабдурасулов, возможно, Юмашев и еще три- пять человек — раскручиваем черный пиар, по максимуму дискредитируем политических противников, при этом поддерживаем наших возможных оппонентов в будущем, но сейчас — наших союзников, которые с другого фланга атакуют нашего общего противника блок «Отечество — Вся Россия» (речь идет о «Союзе правых сил»).

Ну а вы — вторая часть команды, куда входит, конечно же, младшая дочь президента, врачи, Семья и, как тень, там и тут, Борис Абрамович Березовский — убеждаете Ельцина, что досрочное отречение лишь повысит его историческую значимость. Плюс минус пять месяцев в ту или иную сторону, уже ничего не меняет. А тут блистательный финал: в новое тысячелетие с новым президентом. А для экс-президента в звучную российскую историю с чистой совестью. Сохранив до последней минуты образ непредсказуемого политика, который в 1991 году, взгромоздившись на танк, зачитал свой первый указ, а закончил собственную эпоху отречением, подписанным не в железнодорожном вагоне, пусть даже царского поезда, а в своей главной резиденции, в окружении регалий власти — в Кремле.

Браво, режиссеры, браво! Спектакль был поставлен профессионально и получил высококлассное завершение.

А теперь, отрешившись от ажиотажности, попробуем заглянуть внутрь «черного ящика», который мы предположительно обнаружили на месте личной драмы.

Не было ни одного адресата, к которому обращались журналисты в этот взвинченный день, в новогоднюю ночь, который бы высказал сожаление в связи с досрочным уходом Ельцина.

Не было ни одного политика, который бы не одобрил этого президентского решения и не назвал бы его правильным. Мы исключаем холопский визг недавних подчиненных, назвавших решение президента гениальным, сверпрозорливым, решением великого человека.

Я помню, как эти же самые люди называли гениальным решение президента назначить Бориса Немцова вице-премьером. Итог гениальной затеи нам известен.

Сказанное никак не упрек Борису Ефимовичу. Просто холуйство младореформаторов — пропущенная страница политической хроники, которую следовало бы восстановить. Надо знать, каким оружием уничтожаются признаки демократии. Но это к слову.

Решение Ельцина — это решение не гениального и сверхмужественного человека, а человека несчастного и изнуренного. Это решение кремлевского узника.

Президент, которого благодарят за то, что он ушел досрочно, не может чувствовать себя счастливым. Я далек от мысли оспаривать этот шаг Ельцина, хотя в самых критических ситуациях отстаивал необходимость завершения его президентства в точно установленные конституцией сроки.

Но президента дожали. Был применен тот же беспощадный принцип — цель оправдывает средства.

Задолго до тех, прошлых выборов, осенью 1995 года, активно дебатировался вопрос, решится ли Ельцин на повторное избрание. Уже тогда президент, испытывающий постоянные физические недомогания, задал врачам прямой вопрос: насколько сократится его жизнь, если он выдвинет свою кандидатуру на повторных выборах. Президент был детально обследован, и врачи, предварительно удалившись на совещание, вынесли свой вердикт — жизнь Ельцина сократится на 4–5 лет. И Ельцин выслушал врачей и на выборы пошел. Ныне мы свидетели нерадостного итога.

Разумеется, в ельцинском отречении слово врачей было довлеющим и то, что он якобы пошел на этот шаг, потому что убедился, что в Путина поверили, не более чем микширующий театральный ход, подтверждающий виртуальность продолжения бытия. В исполнении Ельцина эти слова выглядят почти отеческим напутствием, но мы вряд ли точно узнаем, было ли исполнение.

С точки зрения замысла авторов операции «отречение», она прошла безукоризненно. Нет сомнений, что финалу предшествовала не одна бессонная ночь самого Ельцина. Жестокость политиков невероятна. Материалом, средством достижения цели — победа Путина — оказался здравствующий президент, которого списали единоверцы, команда, ближайшие сподвижники.

Разумеется, все это сопровождалось высокоторжественными причитаниями, что шаг этот, по сути, прозорливый во имя здоровья самого президента, во имя будущего России, во имя знакового места в истории, но и более прозаичными заклинаниями о безопасности Семьи и самого президента.

Без подписанного указа о гарантиях и разговора быть не могло. И что бы совсем поверили, что сделка справедливая, без обмана, первое назначение, сделанное исполняющим обязанности президента, — утверждение руководителем администрации Александра Волошина.

Есть ли в этом поступке проявление мужества Ельцина? Разумеется, есть. Оно в преодолении самого себя, своего упрямства. В признании очевидного страна устала от урывками работающего президента, пора…

Наверное страна еще бы стерпела пять месяцев. Но в затылок уже дышали: «Подпишите отречение — и тогда на президентских выборах мы сорвем банк. Не подпишете — есть риск. Народ может опомниться».

Отречение президента сыграло на пользу левым. «Мы настаивали на импичменте. Мы настаивали на добровольной отставке по состоянию здоровья. Он упрямился, хотя осознавал, что мы правы. Теперь президент все самолично подтвердил. Состоялся самоимпичмент Ельцина. Он дал нам в руки предвыборный капитал. Грех будет им не воспользоваться».

Он действительно сделал все, что мог, для Владимира Путина. Он сделал больше, чем мог. Он уступил дорогу. Его тяжелую, утратившую подвижность фигуру отодвинули в сторону. Она закрывала вход на Олимп. Теперь обитатели Кремля будут долго думать, что делать с этой громоздкой статуей первого российского президента. В каких залах, проемах, нишах оставить эту тень. С какой скоростью снимать его портреты со стен и в каких кабинетах? И вообще, что делать сначала: менять таблички у дверей, а затем снимать портреты или наоборот?

И что делать с портретами Путина? Уже пора или стоит погодить?

Говорил ли Ельцин с Патриархом перед принятием своего решения? Благословил ли его Патриарх? Впрочем, это не так важно, что ответил Его Святейшество, если…

Накануне третьего тысячелетия Патриарх обязан напоминать каждому о душе и ее спокойствии.

Сегодня, завтра, послезавтра будет произнесено много слов об исторической роли Бориса Ельцина. И это справедливо. Все-таки десять лет их из жизни страны не вычеркнешь.

Впервые в новой российской истории, на территории одного и того же Московского Кремля, едва ли не в одном и том же кабинете, два президента: первый президент Союза — Михаил Горбачев, а затем президент России — Борис Ельцин, объявили нации о своем добровольном отречении. Правда, один в ту пору был бодр и здоров, но обстоятельства заставили. Не стало того государства, президентом которого он значился.

Второй был устойчиво болен, зато за его спиной не было распавшегося государства. И факт его, пусть несовершенного, единения он мог считать своей главной заслугой.

Ельцин ушел. Политическая элита страны оценила этот шаг президента как шаг разумный, причем сделала это с редким единодушием. Устал президент, устали от президента.

Все, что произойдет дальше, будет изучаться внимательно и пристрастно.

В истории еще не было такого случая, чтобы царь ушел, а свита осталась. Это могло быть только в случае несовершеннолетия монарха.

Свита делает короля, это точно. Но свита королей не тиражирует, тем более что нация желает иметь другого короля.

Впервые в истории нашего государства, строго согласуясь с нормами Конституции, происходит смена власти. Правда, сделаем уточнение, нормами чрезвычайными, ибо досрочная отставка президента — явление чрезвычайное. Даже в этом очевидном факте мы умудрились совершить надлом.

Что же выбирает Россия? Мы это поймем чуть позже, через три месяца. Вообще, положено говорить: новое время, новые политики. Это на дню раз по десять в предвыборных баталиях говорили Сергей Кириенко и Анатолий Чубайс.

Фраза Ельцина «Освободить дорогу новым политикам» стала общим местом во всех комментариях. Вдумывается ли каждый общественный деятель, что стоит за этими расхожими словами — «новые политики»?

Ельцин трижды ставил на новых молодых политиков, и трижды эти политики сходили с дистанции, не добившись внятных результатов. И трижды с этой дистанции их снимал сам Ельцин.

Трижды мы были свидетелями, как младореформаторы бросались в бой, не просчитав свои силы, действуя вне самокритики, действуя кастово, противопоставляя себя окружающей интеллектуальной среде. Дефолт стал итогом.

Но дело не только в экономических провалах, спаде производства, обнищании культуры, науки, армии. Демократический период не совпал, а побудил, спровоцировал вторую криминальную революцию. Не коррупция породила демократию, а реформы, просчеты в их осуществлении взнуздали коррупцию и превратили ее в бедствие номер один.

О каком новом поколении идет речь? Новом-старом поколении? Которому хотелось бы забыть ошибки последних десяти лет и еще раз прислониться к власти.

Общество ждет возвращения сильной руки. Возвращения порядка, возвращения волевой власти. Страна хочет почувствовать себя сильной и державной. Это почти раскавыченные слова из выступлений Владимира Владимировича Путина. И это справедливо. Только такого лидера поддержит генералитет. Тогда о каком новом поколении идет речь? Почему в этом случае правые считают Путина своим? Или они полагают, что достаточно патриотической риторики, в которую внезапно впали лидеры движения в последние месяцы?

Недавно Анатолий Чубайс сказал, что они с Путиным в понимании развития экономики России говорят на одном языке.

Ну что ж, это будет не простое испытание для Владимира Владимировича Путина — объяснить обществу, какого экономического вероисповедания он придерживается. Экономический курс требует коррекции или он исходно правильный с 1992 года?

Вообще, нам надо научиться осторожно пользоваться такими терминами, как «успех», «победа», «поражение», «провал».

Как правило, это не более чем эмоциональная окраска поверхностного и непрофессионального анализа.

Если успех правых на выборах (8 %) разделить почти на девятилетнее пребывание их у власти, то получается как раз 0,9 % уверенности нации в разумности их политики в год. Значит, для того чтобы правым завоевать доверие хотя бы четвертой части общества (а об этом можно только мечтать), понадобится 25–30 лет.

Интересно, что эта пропорция сохраняется и в пересчете на последнее четырехлетие. Как известно, партия Гайдара на выборах 1993 года набрала где-то 4,6 %.

Значит, за это время правые, объединившись, добавили 3,5 %, что в пересчете на год — все те же 0,85 %.

И это достигнуто объединенными усилиями. Вывод прост как сапоги пожарника: никакого роста популярности правых, увы, нет. И мы понимаем, что дело не в популярности. Суммы, которые затратил «Союз правых сил» на предвыборную кампанию в 1999 году, несопоставимы с гайдаровскими затратами 1995 года.

С другой стороны, еще цифры, и тоже достаточно любопытные.

Как известно, партия власти на выборах 1993 года, а таковым было движение «Демократический выбор России», получила 11, 2 %. На следующих выборах, в 1995 году, эта партия не преодолела 5 %-го барьера и в парламент не попала.

На выборах 1995 года партией власти уже числилось движение НДР. Оно получило 9,6 %. Четыре парламентских года были не простыми в жизни фракции НДР, и где-то она повторила судьбу фракции «Демвыбора» в парламенте.

На выборах 1999 года НДР набирает чуть более 2 % и в парламент не проходит.

Нынешняя партия власти — блок «Единство» — добивается на выборах ошеломляющего результата — 22 %. Как сложится ее судьба в предстоящие четыре года, вопрос не простой. Ясно одно, Владимир Путин, в отличие от Бориса Ельцина, отказался от позиции «над». Он предпочел ей позицию «внутри» и решил создать свою президентскую партию.

И еще одна аналитическая строка. В парламенте появляется новый блок «Отечество — Вся Россия», никогда ранее в выборах не участвовавший. И он получает на выборах 13 %. И это в условиях сверхвраждебной кампании, которую вела по отношению к блоку вся существующая власть, используя самые грязные методы очернения и дискредитации.

Так вот, следуя суммарному анализу условий предвыборной борьбы, достижение ОВР — самая большая сенсация этой кампании. Блок устоял, хотя хребет ему пытался сломать практически весь аппарат государственной и политической власти.

Случившееся не есть абсолютное завоевание демократии. Это, скорее, факт политического взросления общества, в котором формируется политическая воля. Воля, с которой неминуемо столкнется новый президент России. И здесь главный вопрос: какую форму общения с этой волей, какой характер взаимоотношений с ней он выберет.

Как всегда, в тылу у власти оказались коммунисты. Они повторили свой устойчивый успех на выборах. Причем добились этого, в отличие от других, не затратно, иронично наблюдая со стороны, как «революция» сжирает своих детей.

Пираньи предвыборных технологий переоценили неопасность коммунистов для существующей власти.

Сильная рука, политическая воля и порядок в стране. Держава — это не взгляд устремленный в слюнявое демократическое будущее. Это осознанность утраченного. А там и «медвежий комсомол» на подходе.

Так что будущему президенту есть из чего выбирать, есть и из чего кроить президентский фрак.

Предшественник оставил лишь призывы к стабильности, согласию, благополучию, потому как ни первое, ни второе, ни третье в нашем отечестве пока не сложилось.

Чтобы забыть шестилетие премьерства Черномырдина, понадобилось две недели. Насколько хватит нашей памяти о Ельцине? На месяц, два или до выборов, как положено по Конституции? Скорее всего, во имя продления памяти создается сугубо российское изобретение, ельцинский кабинет в Кремле со своим аппаратом, своим пресс-секретарем, своим выездом. Это правильно, реликтовые деревья надо сохранять. Правда я с трудом себе представляю, чтобы Клинтон после сдачи президентских полномочий продолжал занимать этаж в Белом доме только потому, что следующему президенту хотелось бы с ним посоветоваться. Согласитесь, в путинском варианте есть что-то очень российское.

Уважаемые господа режиссеры! Человечность, которую потеряли до того, после того вернешь вряд ли. Кто же мешал советоваться? Времени до июня было бы более чем достаточно.

Все-таки хорошо, что наша память и история — понятия не тождественные. У истории другой счет, и она в меньшей степени подвержена человеческой неблагодарности. Сказал и усомнился в своей правоте: историю же пишут люди. А им за последнее десятилетие не особенно довелось испытывать благодарность.

Забвение — тоже вид энергии, энергии угасающей.

Твое лицо пропадает сначала из информационных потоков, затем аналитических. На тебя уже не оглядываются политики. И если звучит канонада благодарности, то оттуда, из зарубежного далека.

Горбачев это пережил. За Берлинскую стену немцы благодарили больше, нежели соотечественники за перестройку.

Время уравнивает не президентов, а экс-президентов.

Телевизионный эфир начинает выдыхаться еще быстрее. Президент и раньше не баловал своим присутствием телеэкран, а теперь….

Если и будут тиражировать, то того, первого Ельцина — Ельцина бронетанкового.

Запоминаются последние слова, это верно, — «Я ухожу». А вот с образами все наоборот. В памяти остается тот, что ближе, понятнее, незашоренней. Как некая молитва: мы выбирали другого Ельцина.

Что будет происходит еще? Убывающие телефонные звонки и встречи. Это заметит даже охрана. Нет ничего печальнее молчащего телефонного аппарата.

Экс-президент России решил посетить Вифлеем. Это, скорее, остаточное, инерционное желание. Сначала бы наведаться туда, задуматься у святых могил, а уж потом — в отречение, как в омут. Но это если по логике жизни. А если по интересу….

Пиаровский ОМОН подвержен суеверию. Разбитые зеркала даже в кладовых не оставляют. Примета плохая.

* * *

Я вижу его в своей загородной резиденции, одиноко стоящего на лесной поляне. Кругом бело, снежно, тихо и зябко.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх