СВОЙ СРЕДИ ЧУЖИХ

Почему возникла кандидатура Никиты Михалкова?

Во-первых, потому что это совпадало с желанием самого Никиты Сергеевича. Когда Михалков затеял операцию «Съезд кинематографистов» и блистательно, с точки зрения актерского исполнения и режиссуры, ее провел по принципу восхождения на престол Рюриковичей: «Приди княже и правь нами», — стало совершенно очевидно, что главная цель где-то впереди и она еще в тумане. На Олимпе очередной кувырок совершало правительство, в третий раз отлучали Чубайса, Борис Федоров грозил налогоплательщикам плетьми, и всем было как бы не до того. А зря. Проглядели братцы Никиту, проглядели. Вожделенная мечта не могла быть скрыта даже сверхталантливой игрой отрицания. Да и не было смысла что-либо отрицать. Подобных вопросов в ту пору, когда вызревал этот замысел, ему никто не задавал.

С Михалковым все ясно, — скажет читатель, но почему Березовский? Действительно, почему? Немедленная реакция Бориса Абрамовича на непроясненный слух, что такой вариант возможен (да и сам Михалков не говорит ни да, ни нет), по меньшей мере озадачила.

Предположительный ответ прост. Закачался Александр Лебедь, которого Березовский поддерживает. Внутренние красноярские конфликты сделали президентские перспективы Александра Ивановича более проблематичными. А такой олигарх, как Березовский, прославившийся своим рационализмом, никогда не кладет яйца в одну корзину. Да и потом выбора, по существу, нет.

Хорошо бы с Примаковым, но, судя по всему, к нему дверь закрыта. Лужков неприемлем. К коммунистам нельзя. К Черномырдину можно, но незачем. На Явлинского поставил Гусинский. Лужков предрасположен к Явлинскому, Явлинский не скупится на похвалы в адрес мэра. Похоже, и здесь ситуация не ласковая.

Свое решение Борис Березовский обосновал как истый патриот, заметив, что, в отличие от других кандидатов, Никита Михалков думает о судьбе России, поэтому он, Березовский, его поддержит.

Бросается в глаза одна деталь: как только на световом табло вспыхнула фамилия Михалкова, политологи хором заговорили о здравости идеи восстановлении поста вице-президента. А если учесть, что об этом уже не единожды говорил Юрий Лужков, немедленно возникла политическая комбинация, в которой обаятельный Никита Михалков мог бы выполнить роль вице-президента. Не скупились на варианты. А чего скупиться — их, по сути, два: либо с Примаковым, либо с Лужковым. В качестве вице-президента рядом с Зюгановым я Михалкова представляю с трудом. Хотя все может быть.

Как казалось политологам, они поступают справедливо, не отказываясь от своих зрительских симпатий к Никите Сергеевичу, они находят ему должное место на политическом Олимпе. При этом, конечно же, учитывается, что сродственник по актерской судьбе Рональд Рейган, прежде чем стать президентом Америки, был губернатором одного из крупнейших штатов страны.

Вспоминаются строчки из интервью Бориса Березовского, которые он давал на протяжении всего 1998 года. Борис Абрамович постоянно повторял намекающую фразу, что среди претендентов на президентский пост он надеется или, можно сказать, рассчитывает увидеть совершенно новую фигуру.

Ну что ж, мы все можем вздохнуть с удовлетворением, все это время Борис Абрамович неустанно занимался поисками человека, который думает о России.

На правах реплики

29 января 1999 года на заседании правительства было принято решение об амнистии. По словам министра юстиции Крашенинникова, Россия стоит на первом месте по количеству заключенных — более одного миллиона. И не гуманно, и накладно экономически. Решено амнистировать сто восемьдесят тысяч осужденных.

Показательна реплика премьера, суть ее примерно такова: «Гуманизм гуманизмом, но нам надо освобождать места для тех, кого мы будем сажать за экономические преступления». Через два дня на международном форуме в Давосе премьер повторил эти слова, видимо полагая, что финансисты и бизнесмены Запада воспримут это как улучшение инвестиционного климата в России. И хотя премьер и не раз и не два говорил, что ни в коем случае, рискнем предположить, что, в несколько отрешенном стиле, Примаков начинает свою президентскую кампанию.

И проект закона о примирении ветвей власти, внесенный в Государственную Думу, обозначенный датой 2000 года, можно считать стартовым взносом Евгения Максимовича в фонд будущих президентских баталий.

По-разному можно прочесть этот документ, но одно просматривается явственно: в наибольшей степени ограничиваются права президента. А если к этому добавить, что в бюджете 1999 года предполагалось наивысшее сокращение расходов, до 40 %, по строке «Администрация президента», то, независимо от желания инициаторов «пакта о ненападении», просматривается умышленная или случайная связь между этими законодательными инициативами, что при постоянно возрастающей политической температуре в обществе может быть истолковано, как наступление на Кремль.

Возможно, это чистая случайность, отчасти подтвержденная расстроенной репликой Маслюкова, назвавшего такое сокращение досадной оплошностью, которую надо обязательно исправить. Как возможно и другое коммунистическое большинство переусердствовало и скрытое стало явным.

Почему именно сейчас Евгений Примаков вносит этот документ?

Потому что болен президент и вряд ли это недомогание последнее?

Потому что необходима политическая стабильность в преддверии двух нервических предвыборных лет? И поэтому тоже.

Но главное, пожалуй, в другом. Та самая пауза, которую мастерски умеет держать политик-дипломат Евгений Примаков, заканчивается 5 февраля, когда бюджет 1999 года будет принят Думой в последнем чтении. С этой минуты бюджет станет осязаемой величиной, и с этой же минуты эффективность заявленной политики по оздоровлению реального сектора экономики необходимо будет подтверждать. И Примакову крайне важно, чтобы при любых социальных коллизиях, которые непременно будут в этом сверхтрудном году, все ветви власти были ограничены в самостихийных волеизъявлениях.

Но речь не только о социальных коллизиях. Колебание настроения ветвей власти может быть обусловлено причинами иного характера.

По последним официальным данным, оглашенным на международном уровне, Россия входит в десятку самых коррумпированных стран мира. Срастание преступной среды с властью в России обрело угрожающие размеры. И реплика Примакова на заседании правительства: «Будем сажать за экономические преступления» — мало похожа на литературный прием.

Если «будем сажать», то неминуемо потянется нить и неизвестно, в каком властном кабинете и на каком этаже окажется ее начало. А то, что это произойдет, нет никаких сомнений. Примакову крайне важно, чтобы действия «разбуженных» правоохранительных органов не сыграли роль детонаторов и не вызвали крайнее волнение и взвинченность в коридорах исполнительной, президентской, законодательной и всех прочих властей. Поэтому сдерживающая взаимодоговоренность на правах закона Примакову нужна. Именно эта всеобъемлющая воздержанность непременно продлит время политической стабильности, которая пока является единственным, хотя и значимым завоеванием председателя правительства, вероятного кандидата в президенты Евгения Примакова.

А там подойдет 2000 год и будет ясно — избираться или не избираться.

Разумеется, наши раздумья по поводу замыслов премьера предположительны и депутаты, отвергая идею пакта о согласии, будут руководствоваться совсем другими, более очевидными соображениями. Процентов семьдесят нынешних депутатов Думы сделают попытку переизбраться на следующий срок. Мобилизуя себя на штурм парламентского Олимпа, депутаты хотели бы иметь развязанные руки и атаковать правительство и президента по полной программе. Согласимся, что другого капитала у депутатов попросту нет. Принятые законы не идеальны по содержанию и уязвимы в силу их бездействия. А значит, превосходство одного кандидата перед другим будет определяться накалом критики в адрес властей. Президент это прекрасно понимает и поэтому свою уступчивость по мотивам соглашения станет соизмерять с уступчивостью депутатов. В этом месте круг замыкается.

Нет спора, надо сажать за экономические преступления, но при этом следует помнить, что в России (Советском Союзе) главными преступлениями во все времена считались либо политические, либо экономические нарушения законности. И человек, укравший полтонны зерна или двести рублей, совершал, по сути, экономическое преступление, именуемое в обыденности «кражей». Порочность, уязвимость нашего развития в нескончаемом торжестве абсурдности, когда определяющим мотивом развития экономики страны является политика, а не наоборот. И до тех пор пока мы будем жить по таким правилам, стране предписано кувыркаться и переползать из одного кризиса в другой.

По этой же самой причине любое преследование за экономический урон, нанесенный тем или иным процветающим субъектом из клана «новых русских», или олигархов, или, может быть, из какой-нибудь иной стаи, будет объявляться этим субъектом как политическое преследование и сведение счетов. И тотчас начнут оживать защитники прав человека, маршируя по улицам с плакатами: «Свободу Юрию Деточкину, или Клементьеву, или Ковалеву, или…»

Власть, пронизанная коррупцией, обеспечивает вечное алиби в глазах общества любому крупномасштабному вору, потому что она сама часть этого масштабного воровства. Такой власти крайне выгодна политическая нестабильность.