А БЫЛ ЛИ МАЛЬЧИК?!

Когда у власти что-то не получается, она ищет виноватого. И находит. Во всем виноваты журналисты. Правительство, включая премьера, законодательная власть в своем большинстве, президентская администрация к средствам массовой информации относятся настороженно. Взгляд президента на деятельность СМИ иной. Окружение президента старается максимально обезопасить главу государства от наскоков СМИ, а материалы тех телеканалов и газет, которые пренебрегают этим старанием, до глаз и слуха президента не доходят. В этом смысле критерии Кремля постоянны. Критиковать можно и нужно всех, кроме президента. Лояльность СМИ в обмен на гарантии, что президент будет защищать плюрализм мнений относительно всех ветвей власти. Когда Чубайс стал главой президентской администрации, он сохранил предвыборный стиль отношений с прессой. Стиль экстремальной ситуации. В тот момент желание объединить и координировать деятельность СМИ, стоящих на демократических позициях, являлось намерением благим и правомерным. Ельцин гарант свободы слова — Ельцин наш президент! Действительная, хотя и достаточно прямолинейная формула. И никаких «кто платит, тот и заказывает музыку». Хотите быть свободными и независимыми даже в усеченной форме (чистой свободы, как известно, не бывает) — голосуйте за Ельцина. Разумеется, еще есть демократ Явлинский, но он на выборах не победит. А потому — голосуй, а то проиграешь! По завершении выборов Николай Сванидзе, политический обозреватель Российского телевидения, произнес историческую фразу: «Медовый месяц счастливого брака между властью и СМИ кончился. Начинается повседневность, а значит, пресса и телевидение возвращаются на круги своя и занимают место в привычной для них оппозиционной ложе».

Сванидзе в силу неискушенности в политических интригах, проявил редкую для политического обозревателя непосредственность. В одной из своих статей я пошутил на сей счет: «Дай Бог, чтобы медовый месяц ситуационного брака не превратился в «медовый год». Чубайс, оказавшись в кресле главы президентской администрации, подтвердил наши опасения. И Михаил Полторанин был недалек от истины, называя Чубайса «необольшевиком». То, что было дозволено руководителю предвыборного президентского штаба, не может быть противопоказано главе президентской администрации? И еженедельные «великие пятницы» были продолжены. Состав присутствующих, естественно, несколько изменился, но принцип остался прежним (как жить будем и что будем показывать?). Чубайс, дочь президента Татьяна, Сатаров (не всегда), почти постоянно Зверев (зам. Гусинского), Малашенко (НТВ), Сванидзе (ВГТРК), Пономарева (ОРТ), еще кое-кто из президентского окружения.

Предвыборная кампания требовала жестких уточнений — «Все для фронта, все для победы». Проиграет Ельцин, мало сказать, проиграет демократия. Расправа с журналистами, исповедующими демократические убеждения, будет повсеместной. Так что нам незачем вас уговаривать. Поддерживая в своих изданиях и на телеканалах Бориса Ельцина, вы, господа журналисты, спасаете самих себя. Еще следует подумать, кто кому нужнее? Вы Ельцину или Ельцин вам? Те средства массовой информации, которые не находились под контролем власти, финансировались крупнейшими частными банками. А значит, и контролировались олигархическим пулом, который пока играл в одной команде с президентом. Именно банкиры кратноопального Чубайса вернули в коридоры власти. То, что недоговаривал руководителям СМИ Чубайс, договаривали банкиры. Через заслон пропрезидентских средств массовой информации (а их с той или иной долей минимального отклонения было абсолютное большинство) не могла проскользнуть ни одна оппозиционная мышь. Опыт удался. Телевидение, а речь идет прежде всего о нем, доказало, что, как в недавние советские годы, оно может быть полностью подконтрольным власти. Удивительно не то, что это могло произойти, а та готовность, с которой руководство всех без исключения телерадиокомпаний приняло эту роль в обществе, где якобы существует свобода слова. Мы можем возразить: когда есть опасность потерять все, не время полемизировать о чистоте демократии.

* * *

21 апреля.

Президент Франции Жак Ширак принял историческое решение, он воспользовался правом президента и распустил национальное собрание… Таким образом, депутаты не доработали год до истечения конституционного срока. Ширак объяснил свое решение предстоящими реформами, в которых остро нуждается Франция. И настоящий состав парламента может оказаться тормозом на пути реформ. Не правда ли, почти российский вариант? Страна, правда, другая, а так очень похоже! Как свидетельствуют аналитики, истинная причина в другом, круг сторонников Ширака в Национальном собрании достаточно быстро сокращается. Ширак рассчитывает, что новые выборы позволят если и не переломить ситуацию, то хотя бы сохранить превосходство правых. И он, как лидер «голлистов», сумеет дать импульс своей партии. Если внимательно всмотреться в моментальную реакцию самого парламента, то вы приходите к странному выводу: никакой волны парламентского возмущения нет. Главные и наиболее многочисленные противники Ширака — социалисты — высказали сдержанное недовольство решением президента, определив свое отношение словами: президент несколько поторопился. У социалистов неплохие шансы на выборах да и в схватке за президентство с Шираком они не проиграли сокрушительно. Лидер, сменивший Миттерана, для первой попытки добился обнадеживающих результатов. Социалисты, конечно, выдохлись, уход Миттерана, по-своему легендарного президента Франции, их несколько «погасил». «Голлисты» и «республиканцы» поддержали решение президента. И хотя чисто внешне у них подавляющее большинство в Национальной ассамблее (485 из 599 мест), тем не менее до 1998 года, когда истечет конституционный срок, правые могут понести невосполнимые потери. Их популярность, исходя из социологических опросов, падает не по дням, а по часам. Приблизить выборы значит сохранить тающее преимущество. Правые на внеочередных выборах понесут урон и могут потерять, согласно прогнозам многочисленных социологических служб, до 150 мест в Национальной ассамблее, но тем не менее сохранят большинство. А если выборы пройдут, как им и положено по конституции в 1998 году, большинство в парламенте, скорее всего, будет утеряно. И тогда бесспорному лидеру правых Шираку будет уготовано тяжкое президентство.

Чем же вызвано наше подчеркнутое внимание к внезапно обострившейся политической ситуации во Франции? Разумеется, не проблемами расширения НАТО на восток. Если нет предваряющей похожести в своей собственной стране, власть ищет удачные и убедительные аналоги в мире заграничном. Поездка президента России во Францию в 1995 году, знакомство с Шираком и пристальное внимание к участию дочери французского президента Клод в политической жизни отца не остались просто экскурсионными впечатлениями и постижением некоторых особенностей французской современной политической истории.

С этого момента на российской политической орбите появляется новое имя — Татьяна Борисовна Дьяченко. Дочь нашего президента с категорической точностью копирует роль Клод Ширак. Обе женщины примерно одного возраста. И той и другой небезразличны политические судьбы отцов. Того, что не смогли сделать жены двух политиков, пытаются наверстать их дочери. И уже никого не может остановить предупреждение: Россия — не Франция. Характерна еще одна особенность. События 1997 года хотя и напоминают, по свидетельствам историков, февраль 1917-го, но в гораздо большей степени обретают похожесть с годом 1993-м, с тем обострением отношений между ветвями власти, законодательной и президентской. Нельзя не обратить внимание, что, аргументируя свое решение о роспуске парламента, французский президент в достаточной мере повторил доводы Ельцина 93-го года. Разумеется, никакой экстремальности в политической жизни Франции, повторяющей события в России четырехлетней давности, конечно же, нет. Но связь с предстоящими реформами делает тем не менее эту похожесть очевидной. Как мы знаем, именно сейчас в Конституционном суде России слушается дело о нарушении конституционных прав избирателей на выборах в Государственную Думу в 1993 году. Речь идет о злополучном «пятипроцентном барьере», когда голоса партий, получивших достаточное число голосов, но не преодолевших этот барьер были пропорционально разделены между четырьмя партийными фракциями, оказавшимися в парламенте. Большая фракция получала и большую долю и практически не на выборах, а при помощи этого несовершенства закона, элементарного арифметического прибавления, обрела характер подавляющего большинства. Если Конституционный суд признает иск рядового избирателя правомерным и выскажется в его пользу, результаты думских выборов 1995 года будут признаны недействительными, как и сам закон. Государственная Дума автоматически распускается. Закона о выборах нет, тот, прежний, объявлен неконституционным. А потому новые выборы проводятся по нормам, определяемым в указе президента, который будет сотворен за две недели. Такое развитие событий вполне реально, но…

Чтобы изменить состав парламента, который бы прирос за счет демократического поля, надо совершить перелом в экономическом развитии страны, надо доказать действенность реформ. Еще один штрих, приближающий события сегодняшнего дня к сентябрю 93-го. Именно в 93-м году началось так называемое вымывание парламента. Сказывался кадровый голод демократов. Ельцин, оказавшись у власти, практически не имел даже минимального кадрового резерва. Это была власть без своей команды. Было море сочувствующих, симпатизирующих и полное отсутствие команды, отсутствие необходимых и подготовленных быть властью.

На съездах, сессиях Верховного Совета тайное становилось явным. Среди пенных демократов второго призыва, получивших депутатские мандаты, Ельцин высматривает своих сторонников. Прежний партийно-советский мир был нежелателен, а этот, вновь нарождающийся, был малопознанным и потому считался столь же опасным, как и первый. Очень скоро стало ясно, что других людей, кроме тех, кого высветили выборы, у президента нет. Они не идеальны, в большинстве своем неопытны, и умение у многих из них заменяли амбиции. Они были неизмеримо моложе прежней власти, и, как казалось, не испорчены властолюбием. И президент сделал свой выбор. Депутатами насыщалась сфера исполнительной власти, всевозможные президентские службы. Демократическое поле в парламенте стало сокращаться как шагреневая кожа. Парламент правел и ожесточался на глазах. Ротация парламента на 1/3 еще в большей степени расширила игровое поле непримиримой оппозиции. Демократическая треть превратилась сначала в четверть, а затем и в 1/5. Количество перешло в качество. Парламент и его спикер объявили войну президенту. Президент принял вызов и в сентябре 1993 года, по истечении неполного трехлетия работы парламента, объявил о его роспуске. Сентябрь стал прологом к октябрьской трагедии. Сейчас, спустя время, можно часто услышать, что все произошедшее в сентябре 93-го года не есть стечение неблагоприятных обстоятельств, а хорошо продуманный диктаторский план Ельцина по разгону неудобного президенту Верховного Совета. Эти предположения и нелепы, и в чем-то правомерны. Развитие событий в неблагоприятном направлении заставляло Ельцина несколько раз менять тактику. Никакого плана на сей счет ни в 91-м году, когда романтические надежды: «все будет по-новому, по-другому, будет лучше чем было»; ни в 92-м году, когда обострения между президентом и парламентом то вспыхивали, то затухали, не было, хотя сама идея роспуска как возможный вариант разрешения конфликта озвучивалась постоянно. И в этом больше всего усердствовала оппозиция, провоцируя власть на ответные заверения о немыслимости таких антидемократических действий. К тому времени перестал существовать союзный съезд, начался распад Советского Союза, но экранное пространство сократилось кратно. К началу 1993 года такая идея уже не казалась столь неосуществимой. Парламент перешел грань приемлемой оппозиционности и превратился в откровенно враждебное президенту скопление облеченных «неприкосновенностью» и властью людей.

Интересный вопрос: кто стал носителем идей? Так ведь идеи были две: сместить президента и распустить парламент. Во главе первого авторского коллектива стояли Хасбулатов, Зюганов плюс стая крикунов и примкнувшие к ним вице-президент Александр Руцкой и председатель Конституционного суда Валерий Зорькин. Во главе второго — Ельцин и все, кто противостоял Хасбулатову. Примирение было невозможным. Компромисс между двумя приговоренными к повешению вряд ли реален. Спорной оставалась только очередность. И хотя в самом парламенте не было единства, но довлеющее большинство непримиримых брало верх. Переход на сторону парламента вицепрезидента Александра Руцкого довершил рисунок политического абсурда. Никто не хотел уступать. Тот факт, что во главе оппозиции президенту оказались коммунисты и объективно Руслан Хасбулатов опирался в своем противостоянии Ельцину именно на эту силу, заведомо настраивало Ельцина на самые решительные действия. Президент еще раз вспомнил, что в 91-м году упустил момент и не запретил компартию, как организатора антиконституционного переворота. Не совершив тремя годами ранее большего, Ельцин совершил меньшее — он распустил парламент.

Но Россия — страна крайностей. И стремление к классической середине в нашем отечестве всегда было недостижимой иллюзией. И чем спокойнее и хладнокровнее президент смотрит на вызывающее поведение парламента, тем большее волнение охватывает парламентариев: почему молчит, отчего не реагирует? Значит, что-то задумал.

Президент по натуре малоразговорчив. Его эмоции, а президент, как это ни странно, при такой несловоохотливости, человек эмоциональный, так вот, его эмоции устремлены как бы внутрь себя. И там, внутри, страсть, возмущение, раздражение достигают высшей точки кипения. И, как результат, могут последовать действия нестандартные, так хорошо подтверждающие загадочность русской души. В нашем случае, в пересчете на середину 96-го и начало 97-го года президент вынужденно перемолчал: болезнь, операция, восстановительный период, снова болезнь. И, казалось бы, сам Бог велел выговориться. Ничего подобного не случилось. Президент так же скуп на публичные выступления. С 1996 года, момента своего переизбрания, до апреля 1997 года президент не провел ни одной крупномасштабной пресс-конференции по внутренним проблемам страны. В Ельцине все меньше президентского и все больше царского. Придуманная процедура радиообращений к народу, как некая новация имиджмейкеров, вызывает улыбку.

Я был в числе тех, кто с 91-го по 96-й год настаивал на «говорящем президенте», старался внушить эту мысль самому президенту и его окружению. Моя концепция — это идея «президентского часа» на телевидении и радио. Это постоянный диалог президента с обществом. Исключить самое досадное, самое малопродуктивное — монологовость власти.

Выступить с радиообращением легче, проще — незатратно для нервов. Идея радиообращений (2–3 страницы заранее написанного текста) понравилась президенту, и это лишь доказывает его нежелание менять свои привычки. Но в сознании общества, вне зависимости от желания людей, сочинивших такую тактику президентского присутствия, складывается устойчивое мнение о президенте как человеке, перенесшем тяжелую болезнь, которая дала необратимые последствия. Если смотреть на все происходящее глазами дочери она права: папу надо щадить. Если смотреть глазами общества, даже той его части, которая устойчиво симпатизирует Ельцину, то не избежать нерадостных реплик: наш президент состарился быстрее своего срока. Он и внешне неизмеримо больше напоминает одряхлевших Брежнева и Черненко, нежели в преклонных годах Рональда Рейгана, Гельмута Коля или Франсуа Миттерана. У нас нет надежды ни на процветание, ни на реформаторский прорыв. Ну а эти молодые в лице Чубайса, Немцова, Коха и прочих — инъекция в одряхлевшее тело президентской власти. Наступает момент, когда и крест твой, тебе положенный, несут другие. А для твоих ослабевших царских плеч тяжела даже мантия. А без нее ты не царь. Она тебя держит, лишает, уже и не скажешь размашистого, а просто шага. И при призывных выкриках (Царь идет!) чувствуешь всю свою невозможность, слабосильность, и что еще хуже, молчаливое понимание твоей ненужности людьми, тебе подвластными и тебя окружающими. И задыхаешься от гнева на самого себя и отчаяния.

И количество благозвучных слов, которые научились выговаривать приближенные Его Величества, исповедующие разные до поразительности взгляды: «Все решает президент!», «Последнее слово за президентом!», «Первое слово за президентом!». Вся эта суматошная речивость напоминает рыцарский турнир, на котором определяется самый преданный из высоковластных подданных царя. Кто они? Куликов? Черномырдин? Немцов? Чубайс? Рыбкин? Лужков?

Одно из ненаписанного, недодуманного, не произнесенного вслух не вызывает сомнения. Для дочери президента наступает час непростых испытаний. Уберечь — значит, сказать? Или смолчать — значит, уберечь? И никакой разменной монеты под рукой. «Не сейчас! Не время, потом!» Потому как время, которое, возможно, и было, ушло, растворилось, улетучилось, растранжирилось.

Есть много тяжких откровений для политика, но самым тяжким остается одно: однажды утром проснуться и понять, что твое будущее давно в прошлом. Усиление энергоресурса не в умении его сберечь, а в прямо противоположном, в его постоянной затратности. Миф о президентском всесилии поддерживается наподобие ускользающей моды. Уже весь мир одевается иначе, а мы все еще укорачиваем и укорачиваем юбки. Мы уже не говорим, что пишут немецкие газеты о последнем визите нашего президента в Баден-Баден. О самом президенте, о лицах, его сопровождающих.

Немцы насмотрелись, у них есть с чем сравнивать. Хорошая фраза «Ельцин производит впечатление человека, который хочет выздороветь». Любопытная формула, поделившая оптимизм на четыре части: остался жив, хочет выздороветь, полностью восстановился, здоров. Ничего не поделаешь, немцы педантичная нация.

* * *

2 мая. Испания.

Курорт Ла-Коста. 35 километров от Малаги. Реплика одного из отдыхающих. Он тут уже две недели. Смотрит на штормящее море, цедит сквозь зубы: «А в России опять война». На самом краю Европы, у Гибралтарского пролива. Вглядываюсь в штормящую даль.

— Почему, — спрашиваю, — война?

— Потому, — отвечает он. — За неделю четыре взрыва. На вокзале в Армавире, в Пятигорске. Вчера взорвали газопровод на границе с Белоруссией. Сегодня опять рванули.

Философия обывателей вне философии политиков. Обе философии взаимно связаны. Заблуждения вторых есть причина прозрения первых.

Из тех же откровений на морском берегу:

— Вляпались мы с чеченской войной. Ох вляпались! Кто ж это так считал: поубивали и забыли. Чем расстояние до войны короче, тем память длиннее. Ничего эти политики про жизнь не знают, ничего!

Меня всегда мучает один вопрос: снятся ли сны президенту? Недавно услышал реакцию Горбачева относительно ельцинского стиля.

— Что это такое? — недоумевал экс-президент Союза ССР. — Еженедельные встречи президента и премьера преподносятся как исторические события?!

Простим излишнюю эмоциональность Михаила Сергеевича, тем более что никакой особой историчности и тем более завышенных оценок в средствах массовой информации по поводу этих встреч нет. Новый рисунок информации, причем рисунок не очень удачный, но ничего более.

Вспоминается реакция на самого Горбачева который председательствовал или вмешивался в работу союзных съездов. Его кто-то из тогда еще бывших в силе секретарей обкомов сравнил с председателем колхоза: «Суетится, волнуется, вмешивается, лезет куда не надо, говорит сразу за всех ораторов. Его слова, как слова царя, на вес золота должны быть. А он по поводу регламента суетится».

Горбачеву не хватало царственности, державности. А Ельцину? В самом деле, чего не хватает Ельцину? Насыщенной повседневной работы? Темперамента? Образа президента-работяги. Ельцину 1997 года не хватает Ельцина 91-го года. Ельцину-91 не хватало московского Ельцина, опыт которого в определенной степени скопировал Лужков и приобрел не искусственную популярность. С утра на стройке, на заводе, в универсаме, на сооружении окружной дороги. Его трудно застать в своем кабинете. Он не умеет не держать слова.

Историческое развитие России подарило два типа лидера нации. Всевластного монарха, помазанника Божьего, возвышающегося над обществом и государством. И лидера народного, помазанника класса гегемона. Диктатура пролетариата должна была породить, как всякая диктатура, «единовластца». Так и получилось. Идеал породил идею класса-гегемона. Класс-гегемон или, точнее, класс-диктатор, породил партию-гегемон. Партия-гегемон породила единовластца — генерального секретаря. Демократический централизм породил бюрократическую партийную монархию.

И вглядываясь в нашего президента, надо понять, чего в нем больше: президентского, партийно-монархического или дореволюционной царственности? Ельцину было бы проще и очень хотелось вернуться в эпоху дореволюционной монархичности в обличии современного президента.

За молодым, жизнедеятельным Клинтоном ему не угнаться. Хотя и у того и у другого за спиной оппозиционные парламенты. Россия — страна с двумя ветвями властных традиций: до 17-го и после 17-го. Ныне мы корректируем привычные оценки. Появилось третье измерение — Россия после 1991 года. И потому остается актуальным вопрос: на что должно хватить сил у Б.Н.Ельцина? На завершение президентства или на продолжение царствования? На крах монархии России понадобилось 600 лет. На крах большевизма — 70 лет. Как долго проживет демократия и высший атрибут ее власти, президентство — вот непростые вопросы властной укладности, на которые отвечать НАМ, ВРЕМЕНИ и ПРЕЗИДЕНТУ.

Вернемся на секунду к нашему российскому обывателю среднего достатка, застывшего на берегу штормящего Средиземного моря. У него нет денег на собственную виллу даже в своем отечестве или на Кипре, где они дешевле, чем на испанском побережье. Но кое-какие деньжата водятся. И он сотворил недельную возможность иметь недельную собственность в клубе Ла-Коста на берегу Средиземного моря. Он поругивает российскую власть. «Распродали все, — говорит, — разворовывают». Но на самом дне общей обиды за державу лежит маленькая собственная: без меня распродали, без меня разворовывают, могли бы и позвать.

30 апреля. Сообщение ИТАР-ТАСС: президент прерывает свой отпуск и возвращается в Москву. И это на фоне обнадеживающих докладов Куликова и по взрыву в Армавире, и по террористическому акту в Пятигорске: «Держим чеченский след». Далее без комментариев: «Вот и в Белоруссии начали взрывать». И на фоне выпрыгивающего из легкого летнего пиджака Немцова в угодливом азарте. Так и показало его телевидение, перегнувшегося через стол, перелистывающего кипу бумаг перед президентом:

— Вот здесь, посмотрите, Борис Николаевич. Вот здесь, обратите внимание…

А там бездна личной чиновничьей собственности, даже вертолеты и самолеты есть. И президент доволен. Гудит, через привычное «Понимаешь!»: «Всем заполнить декларации о доходах. И тем, кто ожидал, понимаешь, а равно и тем, кто думал — по начальству ударят, а их минует. Ничего подобного, всех, кто украл, независимо от должности… Всех на чистую воду…»

Кажется, наступили перемены и президент, обеспокоенный разгулом терроризма и вдохновленный наступлением на коррупцию, немедленно вернулся, чтобы лично возглавить эту борьбу. Пора бы. Пора.

А чуть позже разъяснение пресс-секретаря Ястржембского: никакой чрезвычайной ситуации, нет оснований для волнения. Президент прервал отдых по вполне естественной причине: в Сочи испортилась погода.

Президенту везет на пресс-секретарей. Во-первых, пронзительно умные. А во-вторых, умеют успокоить общество.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх