Клан Кеннеди и Линдон Джонсон

Были и есть до сих пор в Америке люди, которые подозревают Джонсона в организации заговора против президента Кеннеди. Еще когда Джонсон восседал в Белом доме, в различных городах страны шла сатирическая пьеса «Макберд». «Берд» — прозвище жены президента Джонсона, мак — от шекспировской Макбет. В аллегорической форме президент Джонсон выводился как убийца Кеннеди, верховный судья Уоррен как отъявленный мошенник. Мы видели эту пьесу и должны сказать, что она имела огромный успех у нью-йоркской публики. Из других городов также поступали сообщения об успехе сатиры.

То было время, когда популярность Джонсона упала до самого низкого уровня. Общественность перестала ему доверять, видя неисчислимые жертвы американцев в «грязной войне» во Вьетнаме, крах планов построения пресловутого «Великого общества», нарастающую коррупцию на берегах Потомака.

Все это так, однако никаких фактов причастности Джонсона к убийству Кеннеди обнаружено не было ни тогда, ни в последующие годы, если не считать подозрений о том, что во время перелета из Далласа в Вашингтон 22 ноября 1963 года новый президент был в курсе приготовлений армейского госпиталя имени Уолтера Рида к вскрытию тела Кеннеди. Вместе с тем Джонсон предпринимал шаги, которые можно истолковать как попытку скрыть одни факты и, наоборот, «подкрепить» другие, касающиеся далласской эпопеи.

В 1967 году известнейший американский телевизионный комментатор Уолтер Кронкайт интервьюировал члена комиссии Уоррена известного юриста, дипломата, политика, миллионера Мак-Клоя.

«Я думаю, — сказал Мак-Клой, — что есть одна вещь, которую я бы обязательно сделал тогда (во время работы комиссии Уоррена. — Прим. авт.). Я настаивал бы на том, чтобы нам представили эти фотографии и рентгеновские снимки» (вскрытия трупа Кеннеди. — Прим. авт.).

Точно неясно, что побудило Мак-Клоя сделать это заявление. Но определенно известно, что осенью 1966 года именно Мак-Клою первому сообщил бывший юрисконсульт комиссии Уоррена Уэсли Либелер о гипотезе Лифтона относительно «перекройки» тела президента. Либелер в разговоре с Лифтоном был настроен скептически в отношении точки зрения последнего. Но в конфиденциальной беседе с одним из редакторов журнала «Лайф», как стало известно Лифтону, Либелер допускал вероятность, что заключение о вскрытии было переделано Хьюмсом.

Осенью 1966 года президент Джонсон находился на своем техасском ранчо после удаления ему желчного пузыря в военно-морском госпитале Бетесды. Джонсон принял на ранчо Мак-Клоя, хотя визит и не был объявлен. Один из авторов этой книги был аккредитован при пресс-центре «техасского Белого дома» и находился той осенью в Остине. Обо всех визитах, в частности двух других членов комиссии Уоррена — Боггса и Форда, сообщалось, однако о посещении ранчо Мак-Клоем объявлено не было. Для независимых расследователей остается загадкой, обсуждал ли Мак-Клой с Джонсоном гипотезу о «перекройке».

Видимо, обсуждал. Ибо вскоре последовал излюбленный маневр гроссмейстеров американской политической игры. Джонсон создал, пока в тайне, комиссию во главе с министром юстиции Рамзеем Кларком для изучения документов вскрытия тела покойного президента. Зимой 1967 года «комиссия Кларка», как ее стали именовать позднее, представила Джонсону свое заключение, что вскрытие было произведено правильно и это подтверждается фотографиями и рентгеновскими снимками, сделанными в Бетесде. Заключение «комиссии Кларка» было обнародовано в январе 1969 года за шесть дней до окончания срока пребывания президента Джонсона у власти, но почему-то, однако, было решено не сообщать о пропаже мозга Кеннеди и ряда фотодокументов.

Джонсон как бы страховался от возможного обвинения в сокрытии известных ему подозрений независимых расследователей о «перекройке». Эта перестраховка не была единственной. Когда ему вручили доклад комиссии Уоррена, он создал другую комиссию в составе министра финансов Дугласа Диллона, заместителя министра юстиции Катценбаха (тогда министром юстиции был еще брат покойного президента Роберт Кеннеди и просить его войти в эту комиссию было неэтично), директора ЦРУ Джона Маккоуна и помощника президента по национальной безопасности Макджорджа Банди. Джонсон поручил им изучить доклад и доложить ему свое мнение. Это был ловкий ход: Маккоун считался другом Роберта Кеннеди, Банди — выдвиженцем Джона Кеннеди. Комиссия высших правительственных сановников одобрила доклад комиссии Уоррена, а Джонсон дал понять, что он его и не читал…

Но если с этой стороны неприятностей у Джонсона не было, то независимые расследователи причиняли ему немало хлопот. До осени 1966 года он отмахивался от них как от назойливых мух. Осенью 1966 года после «прорыва» Лифтона он приказал ФБР составить ему досье на следующих независимых расследователей: Эдварда Эпштейна,[20] Силвана Фокса, Иоахима Джостена, Пенна Джоунса, Марка Лейна, Ричарда Попкина, Лео Соважа и Гарольда Уэйсберга. Директор ФБР Гувер передал Джонсону подготовленные досье в ноябре 1966 года. О целях запроса Джонсона ничего не известно.

Ближе к завершению срока своих президентских полномочий Джонсон наставлял членов правительственного кабинета: «Каждому из вас лучше покинуть этот город (Вашингтон. — Прим. авт.) чистенькими как стеклышко… Первое, что делаем мы, демократы, беря власть, — нащупываем рычаги контроля. Но первое, что делают республиканцы, — расследуют демократов. Я не знаю, почему они это делают, но вы можете не сомневаться, что последует именно это».

Провидец из Джонсона не вышел. На этот раз республиканская администрация Никсона повела себя по-джентльменски. Более того, если говорить о расследовании далласского преступления, то она постаралась торпедировать новоорлеанский процесс по делу видного деятеля демократической партии штата Луизиана, бизнесмена Клея Шоу, обвиненного окружным прокурором Гаррисоном в организации заговора против президента Кеннеди.

Удалившись на свое техасское ранчо, Джонсон окунулся с головой в преумножение своих капиталов, ради чего он ранее использовал и пост президента. За короткий срок Джонсон удвоил свое состояние. Он был совладельцем девяти техасских банков, радио- и телевизионных станций в трех штатах, скупал земли в различных районах США, в Мексике и странах Карибского бассейна.

Его политический вес в демократической партии, в которой за 38 лет он вырос от помощника конгрессмена до президента, после отставки был равен практически нулю. Когда в 1972 году в Майами-бич собрался съезд демократической партии, его даже не пригласили. В окружении кандидата демократов сенатора Джорджа Макговерна находились бывшие советники Джона и Роберта Кеннеди, и Джонсону, уже паковавшему чемодан в Майами-бич, дали понять, что его там не ждут.

Внешне Джонсон также изменился. Он покинул Белый дом в шестьдесят лет до предела изнуренным, угнетаемым мыслью, что ему осталось немного лет жизни. Он заказал прогноз врачам страховой компании и астрологам, предоставив им все известные ему данные о мужской ветви своего рода. Джонсон сам избрал 1973 год как год смерти, все чаще показывал гостям ранчо место на семейном кладбище, где он будет захоронен. Оставшееся время он решил жить как ему хочется. Он не отказывал себе в еде и сильно растолстел, беспрерывно курил, хотя врачи запрещали ему это, напоминая о двух перенесенных инфарктах. Когда его поразил третий, за семь месяцев до смерти, Джонсон не захотел слушать советов и приказал везти себя на самолете из Вирджинии, где застала его болезнь, в Техас. Отпустив волосы до плеч, экс-президент был похож то ли на восточного гуру, то ли на калифорнийского хиппи.

У него было около 15 оплачивавшихся правительством помощников, среди которых были журналисты и историки, трудившиеся над его мемуарами. Основным требованием Джонсона было: ни одного факта, который не подтвержден документами. Он предоставил в их распоряжение даже тысячи страниц своих телефонных разговоров, которые, оказывается, тайно стенографировались в Белом доме и других местах. Экс-президент забраковал двадцать вариантов глав, анализирующих его вьетнамскую политику. Несколько раз он браковал «вьетнамские куски» в интервью, которое готовил с ним телекомментатор Уолтер Кронкайт.

В 1971 году вышли мемуары Джонсона «С выигрышной позиции: взгляд на президентство, 1963–1969». Даже по отзывам близких к нему людей книга представляет собой апологию вьетнамской политики джонсоновской администрации. Джонсон выставил себя поборником переговоров о мире в Юго-Восточной Азии, который пошел на «постепенную эскалацию» лишь потому, что «другая сторона» вынудила его сделать это. Критики мемуаров отвергли центральный тезис, состоящий в том, что во Вьетнаме Соединенные Штаты проводили «политику Кеннеди — Джонсона». В сознании американского народа война США во Вьетнаме была «войной Джонсона», затем «войной Никсона», и тезис экс-президента никто всерьез не принял, хотя не вызывает сомнения, что Кеннеди тоже несет вину за развязывание интервенции.

Немало места в мемуарах отведено взаимоотношениям клана Кеннеди и автора. Проводилась мысль, что Джонсон унаследовал власть своего предшественника не только в соответствии с конституцией, но и в результате политической близости к окружению Кеннеди, скрепленной многолетним сотрудничеством. Прежде чем разбирать данный тезис о всестороннем легитимизме президентства Джонсона, приведем одно его высказывание о себе, которое не вошло в мемуары, но хорошо известно. В бытность еще сенатором Джонсон писал:

«Я — свободный человек, американец, сенатор Соединенных Штатов и демократ — в таком порядке.

Я также либерал, консерватор, техасец, налогоплательщик, владелец ранчо, бизнесмен, родитель, избиратель… И все эти качества без зафиксированного порядка — это я.

Мне не под силу выбрать какое-то описательное слово из второго предложения, которое бы видоизменяло, определяло, дополняло или просто просилось быть приставленным посредством дефиса к терминам, перечисленным в первом предложении. В результате я не способен определить мою политическую философию выбором однословного или двусловного ярлыка».

Для иллюстрации выписанного с поразительной тщательностью кредо Джонсона приведем два примера.

Джонсон-либерал. До второй мировой войны он старался приблизиться к либералам, окружавшим президента Франклина Делано Рузвельта. Будучи молодым конгрессменом, он отстаивал «новый курс» президента даже с более радикальных позиций, чем жена президента Элеонора Рузвельт — основательница либеральной организации «Американцы — за демократические действия». В Техасе Джонсон говорил о президенте Рузвельте: «Для меня он словно батюшка». Линдон подружился с вице-президентом Генри Уоллесом, советником президента Гарри Гопкинсом и др. Ведущие вашингтонские обозреватели Джозеф Олсоп и Роберт Кинтнер писали о Линдоне как о «человеке Рузвельта».

Джонсон-консерватор. «Крестным отцом» Джонсона в политике был техасец, спикер палаты представителей Сэм Рэйборн. Его поддерживали влиятельные техасские миллионеры, бывшие в разное время губернаторами Техаса, — Прайс Дэниэль и Джон Коннэли. На Джонсона делали ставку президент Гарри Трумэн, государственные секретари Дин Ачесон и Дин Раек, идеолог ультраправой реакции техасец Г. Л. Хант.

Есть еще одна черта характера Джонсона, о которой он умолчал. Ее отмечает известный техасский консервативный историк Эветтс Хейли. Анализируя многие главы из жизни Джонсона, в частности его поведение во время убийства Кеннеди и в первые часы после возвращения в Вашингтон, Хейли пишет, что тогда отчетливо «обнажилась холодная прагматическая натура Линдона Б. Джонсона».

Схвачено верно, как и другое, что постарался показать Хейли в своей книге «Взгляд техасца на Линдона. Исследование незаконной власти», — политический оппортунизм своего героя. Генезис незаконности власти Джонсона он относит к концу 40-х годов, когда- в Техасе на выборах в сенат была произведена нашумевшая в свое время подтасовка голосов партийной машиной Джонсона. При этом друзья будущего сенатора перестарались — они убили радиокомментатора, не желавшего молчать. И по сей день дебатируется вопрос: причастен ли был лично Джонсон к убийству или же преступление лежало на «совести» его друзей и он ничего не знал об этом. Отсюда вывод Хейли: Джонсон был незаконным сенатором, а следовательно, и вице-президентом, готовым занять Белый дом. Это, так сказать, вопросы легитимизма власти. А как выглядит политический легитимизм?

В своих мемуарах, названных одним критиком «музеем восковых фигур на вкус Линдона Джонсона», автор пытается доказать свою близость к клану Кеннеди. Вот, например, рассказ о телефонном звонке в 1955 году патриарха клана Джозефа Кеннеди. «Отец сенатора Кеннеди, — читаем мы, — позвонил мне на ранчо и сказал, что он и Джон Кеннеди желают, чтобы я стал президентом. И в связи с этим они хотели бы добиваться выдвижения моей кандидатуры, если я не возражаю, на съезде демократической партии в 1956 году. Я поблагодарил его, но ответил, что не хочу быть кандидатом. Как случилось позднее, что моя кандидатура была выдвинута на съезде, не знаю, видимо, по причинам местной техасской политики… Я отдал голос техасской делегации за кандидатуру Джона Кеннеди в вице-президенты».

После чикагского съезда демократической партии, где «случайно» кто-то выдвинул кандидатуру Джонсона в президенты, он написал письмо Джозефу Кеннеди. Поскольку молодого Джона Кеннеди уже в Чикаго обуревали президентские амбиции и выдвижение кандидатуры Джонсона могло означать лишь подножку, Линдон объясняет случившееся: «…Вы, наверное, мистифицированы по поводу моих действий в Чикаго на прошлой неделе. Когда я увижу вас, я объясню, как они запутали местную политическую ситуацию здесь, в Техасе, и это не расходится с тем, что я вам говорил в октябре прошлого года». Вряд ли Джозеф Кеннеди мог что-то понять из этого «объяснения», но последуем дальше.

Отложив в сторону «мистификации» техасской политики, Линдон решает загладить свою вину и рассыпается в лести по адресу Джона Кеннеди: «Но это письмо, Джо, я пишу, чтобы заверить вас, как я горжусь демократическим сенатором от штата Массачусетс[21] и как горжусь я техасской делегацией и другими делегациями Юга за их поддержку его кандидатуры на послеполуденном заседании в прошлую пятницу в Чикаго. По моему мнению, это заседание съезда зажгло ярчайший светильник надежды для воистину великой демократической партии. Я надеюсь, что мы сможем поговорить об этом, когда вы появитесь в Вашингтоне».

Кандидатура Кеннеди в вице-президенты не собрала большинства голосов, и массачусетский сенатор вместе со всем кланом начал готовиться к битве на следующем съезде партии, который состоялся летом 1960 года в Лос-Анджелесе. Не терял времени даром и Джонсон, он не делал секрета из своего желания стать президентом, используя для подготовки прежде всего свой пост лидера демократической партии в сенате и помощь спикера палаты представителей Сэма Рэйборна.

Конец 40-х и все 50-е годы проходили для клана Кеннеди под знаком непрекращающихся политических маневров, ставивших целью заручиться поддержкой для Джона консервативных, либеральных и центристских, или «умеренных», кругов демократической партии. На этих трех китах политического плюрализма ему предстояло въехать в Белый дом. Клан Кеннеди, по сути дела, копировал традиционный американский политический оппортунизм, доведенный Джонсоном до гротеска. Прагматик Джозеф Кеннеди не жалел денег, создавались всевозможные политические организации во всех штатах. Их целью было обеспечить Джону голоса делегатов съезда.

Клан завалил Лос-Анджелес книгой Джона Кеннеди «Стратегия мира», его биографией «Профили смелости», в которой центральное место отводилось описанию морской службы Джона во время войны. Джонсон привез из Остина полтонны техасских конфет из сахара и молока. Ему действительно необходимо было подсластить то, что он собирался предпринять.

Рэйборн и Коннэли натолкнулись на мощную машину клана. Большинство делегатов было за Кеннеди, Коннэли прибег к неожиданному маневру: он созвал пресс-конференцию и объявил, что Джон Кеннеди «болен контролируемой, но неизлечимой Аддисоновой болезнью». В ответ Роберт Кеннеди обрушился на Джонсона за то, что последний не отказывается от поддержки лидера профсоюза шоферов и складских рабочих Джимми Хоффы, изобличенного в ходе сенатского расследования, которым руководил Роберт, в связях с организованной преступностью.

Следующий ход был за Джонсоном, настоявшим на проведении диспута между ним и Джоном. Бальный зал отеля «Билтмор» не мог вместить всех желающих. Вот что услышал о себе «ярчайший светильник надежды» демократической партии. Его послужной список в сенате — это не только частые отлучки, незрелость, неопытность, но и «слабость» в подходе к проблеме гражданских прав негров. Кроме того, когда он, Джонсон, боролся против сенатора Маккарти и всего реакционного маккартизма, Кеннеди отсиживался и прятался. Более того, когда он, Джонсон, вместе с Рузвельтом добивался вступления Америки во вторую мировую войну, его «старик Джо» боролся против этого, ибо он симпатизировал Гитлеру и нацистам. Лицо Кеннеди покрылось потом, руки дрожали. Джонсон перешел к вопросу о религии и дал понять, что католик не подходит на роль президента.

Но, несмотря на все ухищрения Джонсона и K°, лос-анджелесский съезд избрал кандидатом в президенты от демократической партии Джона Кеннеди.

Ко всеобщему изумлению, Джонсон повел себя так, как будто диспута в «Билтморе» и не было. Он потребовал поста вице-президента и заявил, что будет сражаться до последней капли крови и станет вицепрезидентом, если даже клан Кеннеди не захочет иметь с ним дело. (Невольно в памяти всплывают слова, которые леди «Берд» Джонсон прошептала убитой горем Жаклин Кеннеди на борту «ВВС-1»: «О, Джекки, вы же знаете, мы никогда не стремились стать даже вице-президентом».) Клан сдался, но в процессе борьбы Джонсон и Роберт Кеннеди, который особенно воспротивился идее техасца, превратились в непримиримых врагов, унеся оба в могилу жгучую неприязнь друг к другу, а по мнению некоторых, даже ненависть.

Так обстоит дело с политическим легитимизмом власти Джонсона, о котором критик мемуаров «С выигрышной позиции…» Майкл Джейнуэй писал: «На сложном фоне подозрений в подтасовке голосов избирателей (сенатские выборы Джонсона. — Прим. авт.), когда воздух отравлен обвинениями в предательстве (убийство Кеннеди в Далласе. — Прим. авт.), когда заговор включает в себя нечто вроде элементов средневекового порядка: политическое убийство, затаивший обиду род и украдкой проводимая война сомнительного происхождения и целей, — говорить о политическом легитимизме столь же уместно, сколь уместно обсуждать подобные вопросы и во времена Макиавелли или Шекспира».

И нужно сказать, что мало кто ставил эти вопросы, пока Джонсон занимал президентское кресло. В первые годы после далласской трагедии почти все ведущие советники и помощники Кеннеди выпустили солидные книги. Но в них сквозили лишь намеки на парадоксальность альянса Кеннеди — Джонсон. Они осыпали похвалами Джонсона за то, что он принес Кеннеди в 1960 году голоса избирателей Юга, что он верой и правдой служил президенту и пр.

Диссонансом прозвучали лишь книги Хейли (1964 год) и доверенного секретаря Кеннеди миссис Эвелин Линкольн. Она выпустила в 1968 году мемуары «Кеннеди и Джонсон», где сообщила, что Кеннеди твердо решил взять в вице-президенты на выборах 1964 года другого политика.[22] Этого опасался и сам Джонсон, когда осенью 1963 года вспыхнул скандал вокруг его бывшего помощника по сенату, бизнесмена Бобби Бейкера. Уличенный во взяточничестве и темных махинациях, он грозил потянуть за собой Джонсона, который, будучи вице-президентом, посещал устроенное Бейкером злачное место в двух часах езды от Вашингтона на берегу Атлантики. Джонсон был убежден, что разоблачение Бейкера — дело рук Роберта Кеннеди, имевшего целью дискредитировать вице-президента и сделать невозможным его пребывание на этом посту.

Да, отношения между кланом и техасцем были крайне сложны. Джейнуэй на страницах журнала «Атлантик» в 1972 году предлагал читателям даже гипотезу, что «секретная история» этих отношений еще ждет своего раскрытия. «Это, — пишет он, — секретная история приватных войн Линдона Джонсона с его техасскими избирателями, с семейством Кеннеди, с общественным мнением и с самим собою».

Дело, конечно, не в «приватных войнах», которые вели между собой партнеры по альянсу, хотя значение их мы не собираемся преуменьшать. За этими междоусобными стычками представителей различных монополистических группировок стояли жизненно важные проблемы внутриполитического и международного плана, по которым к осени 1963 года наметились серьезные разногласия внутри правящей элиты Америки.

Подписание Московского договора о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, под водой и в космическом пространстве (1963 год) вызвало злобный вой американской реакции. Джонсон энергичными действиями способствовал ратификации договора сенатом. Но он же, выполняя волю техасских нефтяников, давил на Кеннеди, стараясь не допустить внесения им законопроекта о сокращении налоговых льгот нефтяным королям, хотя знал, что большинство конгресса «созрело» для этой меры, отражая интересы представителей других сфер бизнеса, которые считали, что у владельцев «черного золота» и без того достаточно сверхприбылей.

Юг Джонсона был недоволен «мягкотелостью» Кеннеди в отношении Латинской Америки, которой президент сулил златые горы своей программой «Союз ради прогресса».[23] Особенно же бесила их «пассивность» Кеннеди в отношении «коммунистической Кубы». «Ультра» требовали нового вторжения на Кубу, «закручивания гаек» во всем Западном полушарии. Они считали недопустимыми конфиденциальные попытки Кеннеди добиться нормализации отношений с Кубой. Первый сигнал быть осторожным и «не зарываться» прозвучал, когда осенью 1963 года ЦРУ без ведома Белого дома организовало свержение законно избранного президента Доминиканской Республики Хуана Боша, которого Кеннеди лично поддерживал и ставил как пример демократичности другим правителям Латинской Америки.

Наиболее интенсивные подспудные дебаты шли, однако, вокруг азиатской политики, и в частности политики во Вьетнаме. В своем последнем интервью для журнала «Атлантик» в начале 1973 года Джонсон говорил: «Мы допустили две ключевые ошибки. В начале 60-х годов Кеннеди должен был бы послать во Вьетнам более чем 18 тысяч военных советников. А затем я еще больше ухудшил ситуацию, прождав 18 месяцев, прежде чем направить туда солдат».

Да, Кеннеди не расширил контингента «советников», хотя военные руководители Пентагона настойчиво убеждали его пойти на это. Считая, что вьетнамская проблема должна быть урегулирована политическим путем, Кеннеди приводил различные аргументы, в том числе и советы бывших военачальников Макартура и Риджуэя не повторять войны, которую США вели в Корее. Или аргумент такого рода: как можно оправдать отправку американских солдат на войну в Юго-Восточную Азию, расположенную за девять тысяч миль от США, если нельзя оправдать вооруженное вторжение на Кубу, которая лежит всего лишь в 90 милях от американских берегов? Но аргументы не действовали. Пентагон, вспоминает в своих мемуарах бывший советник президента Кеннеди, историк Шлезингер, предлагал «при случае подвергнуть ядерной бомбардировке Ханой и даже Пекин».

«На одном из заседаний Совета национальной безопасности, — пишет Шлезингер, — генерал Лемнитцер (начальник штаба ВВС. — Прим. авт.) изложил стратегию, в соответствии с которой каждое американское действие будет провоцировать китайское противодействие, вызывая, в свою очередь, еще более решительный американский ответ. Он заключил: «Если мы получим право использования ядерного оружия, мы можем гарантировать победу». Президент невозмутимо слушал, потирая верхний коренной зуб, и ничего не ответил. Через секунду кто-то сказал: «Мистер президент, возможно, вы могли бы попросить генерала объяснить нам, что он имеет в виду под такой победой». Кеннеди что-то пробормотал и закрыл заседание». Позднее он сказал Шлезингеру: «Поскольку он (Лемнитцер. — Прим. авт.) не мог придумать никакого продолжения, он и пообещал нам победу».

«Ядерные милитаристы», как назвали американские журналисты лемнитцеров, имели огромную власть в Вашингтоне в годы президента Эйзенхауэра. Поднятые на пьедестал доктриной «массированного возмездия» и политикой «балансирования на грани войны» Джона Фостера Даллеса, они, как указывают американские историки, не имели иных планов ведения войны, кроме как с применением ядерного оружия. И поэтому «ядерные милитаристы» восприняли как удар по своему влиянию провозглашенную новой администрацией демократов «более реалистичную» доктрину гибкого реагирования, которая дополняла потенциал ведения всеобщей ядерной войны потенциалом ведения ограниченных войн — ядерных и обычных[24] Джон Кеннеди немало сделал для военно-промышленного комплекса, при нем США совершили один из мощнейших и дорогостоящих рывков в сфере ракетно-ядерного оружия, при нем были созданы контингенты «противоповстанческих» войск — предшественников нынешних «сил быстрого развертывания». Однако военно-промышленный комплекс в целом и в особенности монополистические группировки юго-западных и западных штатов, обуреваемые неумолимой жаждой новых прибылей и милитаристских авантюр, были недовольны политикой Кеннеди.

Именно они с вожделением смотрели на богатства азиатского континента.

Если Трумэн, рассуждали они, мог сбросить две атомные бомбы на Японию, то почему бы не сбросить ядерные бомбы на Ханой и Пекин? «Ястребы» не могли простить Трумэну, что он не пустил в ход атомное оружие в Корее, и теперь надеялись с помощью пресловутой эскалации пустить его в ход в Юго-Восточной Азии и на Дальнем Востоке. И при Джонсоне его помощник по национальной безопасности Уолт Ростоу говорил в 1966 году одному из авторов этой книги, что США не исключают возможности применения ядерного оружия во Вьетнаме.

Кеннеди воспринимал «ядерных милитаристов» вполне серьезно. Когда вышел детективный роман Ф. Нибела и Ч. Бейли «Семь дней в мае»[25] о попытке военного переворота в США, Кеннеди бросил реплику: «Это возможно. Это может случиться у нас в стране. Я знаю парочку таких генералов, которые хотели бы, чтобы у них получилось это». Приведя эти слова в своей книге «Кеннеди», его советник Т. Соренсен писал: «Отношения между начальниками штабов и их главнокомандующим оставались неудовлетворительными в течение почти всего срока пребывания Кеннеди у власти».

Трудно судить, насколько серьезными были эти трения. Во всяком случае Кеннеди поставил между ними и собой своего военного помощника генерала Максуэлла Тэйлора. Он отвечал требованиям обеих сторон, устраивая начальников штабов, поскольку был «ястребом» и по сути дела таким же «ядерным милитаристом», как Лемнитцер (он призывал, например, нанести ядерный удар по Кубе во время Карибского кризиса 1962 года); он устраивал также и президента Кеннеди, разрабатывая вместе с так называемыми «военными интеллектуалами» доктрину гибкого реагирования.

Известно, что вице-президент Джонсон считался ультраправой военной верхушкой своим человеком. Они были убеждены, что с ним им легче ладить. История в общем и целом подтвердила их ожидания. И притом с первых же его шагов в Белом доме.

Незадолго до убийства в Далласе президент Кеннеди вопреки протестам генералов принял решение начать вывод американских «советников» из Южного Вьетнама. До конца 1963 года планировалось вывести первые 1.000 человек. К 1965 году президент рассчитывал завершить вывод всех «советников». На следующий день после похорон Джона Кеннеди Джонсон уже отменил приказ о выводе тысячи военнослужащих и отдал другой, конечным результатом которого стало появление в Южном Вьетнаме полумиллиона американских солдат и офицеров.

Историки предостерегают от гаданий, что мог сделать Кеннеди, останься он жив. Правильно, это — бесполезное занятие. Но американцы и по сей день справедливо отмечают, что президентский поезд в результате убийства в Далласе был переведен на другие рельсы. Современная американская большая политика оказалась видоизмененной: угроза политического убийства получила постоянную прописку в «демократическом» обществе, связывая по рукам и ногам трезвомыслящих и реалистически настроенных деятелей. Ведь до чего дошел цинизм: выпущена беллетристическая книга, в которой сенатор Эдвард Кеннеди (под его настоящим именем) погибает в результате политического убийства. Тут уж, простите, как говорится, и ехать дальше некуда!

В статье «Как убийство Джона Кеннеди изменило президентство…и вашу жизнь» Сандра Стенсел делилась с читателями такими соображениями: «Вероятно, ни одна другая форма домашнего насилия — кроме гражданской войны — не вызывает больше боли и всеобщего ужаса среди граждан, чем убийство уважаемого национального лидера. Убийство, особенно когда жертвой является президент, поражает в сердце демократический процесс. Оно позволяет аннулировать волю народа. Оно отражается на жизни всех людей нации. Мало других событий в современной истории имело такое же воздействие на американцев, как убийство президента Кеннеди. Вероятно, ни одно событие на политической арене со времени японской атаки на Перл-Харбор не затронуло так глубоко общественное сознание».

Историк и журналист Теодор Уайт также не находит другого сравнения и ставит преступление в Далласе в один рад с Перл-Харбором. «Пятница, 22 ноября 1963 года. Даллас, — писал он в 1965 году в книге «Как создавался президент в 1964 году». — Американская история навечно будет проколота этой кровавой датой. Правительство будет продолжать функционировать; но сейчас, в данный момент, направление его политики было переломлено. Весь следующий год и многие последующие годы американцы будут спорить, каким стало это новое направление». Уайт писал по горячим следам, был только 1965 год, но уже вскоре американцам стало ясно по крайней мере одно: Джонсон беспочвенно присваивал своей политике титул политики Кеннеди — Джонсона.

Уайт высоко отозвался о первом этапе пребывания Джонсона в Белом доме: «…не поддался озлоблению, не начал ловли красных, не предпринял акта возмездия» (против Кубы. — Прим. авт.), «не поколебался и не дал конгрессу или правительству отобрать у него лидерство», «понял, что нация находилась в начальной стадии расового кризиса», «осознал неотложность запутаннейших международных дел» и пр. В данном списке нас интересует первая «заслуга» Джонсона. Раскрывая ее смысл, Уайт писал, что «Ли Харви Освальд сразу же провозгласил свою лояльность Фиделю Кастро». Ниже мы коснемся версии об этой «лояльности» и вскрывшемся позднее загадочном состоянии повышенной боевой готовности, в котором находились в момент покушения на Кеннеди армейские десантные подразделения во Флориде (до сих пор неизвестно, с какой целью и кем они были приведены в это состояние). Здесь же только отметим: Джонсон мог, но не предпринял «акт возмездия» против Кубы. Американские независимые расследователи высказывают предположение, что одной из целей убийства Кеннеди было спровоцировать «мгновенный реванш за любимого президента». Исключать такую версию не приходится.

Джонсон продолжал лгать в своих мемуарах о прокубинских симпатиях Освальда. Он пишет, что последние годы жизни Освальд «маршировал под знаменем Фиделя Кастро». Далее Джонсон пересказывает версию, созданную черной пропагандой ЦРУ: «…Мы знали рассказы о том, что Кастро, у которого все еще была жива обида за наше нападение в Заливе свиней и который лишь незадолго до этого обвинял нас в засылке агентов ЦРУ с целью убить его, был инициатором преступного заговора Освальда». Эти «рассказы» якобы были одной из важных причин, почему Джонсон решил создать комиссию Уоррена. Только такая комиссия «могла успокоить нацию». В докладе Освальд был представлен как ни с кем не связанный одиночка. Тем не менее, воспроизводя в своих мемуарах насквозь лживые «рассказы», Джонсон продолжал лить воду на мельницу ЦРУ.

Следует иметь в виду «дьявольский характер» Джонсона, как писал о нем техасский историк Хейли, чтобы понять неожиданный ход, сделанный им в 1967 году. Через свое доверенное лицо, заместителя директора ФБР Карта де Лоача (у них в спальнях стояли прямые телефоны друг к другу), Джонсон пустил слушок, что в заговоре против Кеннеди было замешано… ЦРУ. Симбиоз двух противоположных версий содержится в статье бывшего сотрудника Белого дома, публициста Лео Джаноша «Последние дни президента», которая появилась уже после смерти экс-президента в июльском номере журнала «Атлантик» за 1973 год. В основе ее лежало последнее интервью Джонсона.

За кофе разговор у Джаноша и Джонсона зашел о президенте Кеннеди, и Линдон выразил убеждение, что убийство в Далласе было составной частью заговора.

— Я, — сказал экс-президент, — никогда не верил, что Освальд действовал в одиночку, хотя я могу допустить, что именно он нажал на спусковой курок.

Джонсон сказал далее, что когда он пришел к власти, то узнал, что «мы содержали в Карибах проклятую «Корпорацию Убийство» ('We had been operating a damned Murder Inc. in the Caribbean"). За год до смерти Кеннеди связанная с ЦРУ команда убийц была арестована в Гаване. Джонсон, утверждал Джанош, не исключал мысли, что в Далласе отплатили за эту сорванную попытку убийства Кастро, хотя экс-президент не мог доказать этого.

В этом весь макиавеллизм Джонсона. Итак, «мы», то бишь правительство, а еще точнее братья Кеннеди, орудовали в Карибах руками некоей «Корпорации Убийство», а он, Джонсон, ничего не знал и не подозревал до самого судного дня своего предшественника.

Первые планы покушения на Кастро были разработаны ЦРУ еще в последний год пребывания у власти Эйзенхауэра, затем они были запрещены Джоном и Робертом Кеннеди. Вопреки запретам Центральное разведывательное управление продолжало готовить покушения без ведома братьев Кеннеди. Это доказано бывшими советниками и помощниками покойного президента и подтверждено в середине 70-х годов комиссией сената по изучению деятельности разведывательных органов (комиссия Черча). Однако противники Кеннеди и по сегодняшний день продолжают муссировать версию, что братья Кеннеди санкционировали попытки покушений на лидера кубинской революции и в отместку был убит американский президент.

Бывший директор ЦРУ Ричард Хелмс уже после смерти Джонсона, приглашавшего его частенько на ранчо, сообщил, что по заданию президента он составил 150-страничный портрет «Корпорации Убийство». Джонсон прочитал резюме доклада и приказал все засекретить. Попытки дотошных вашингтонских журналистов разнюхать, что было в том докладе (если он действительно был и есть), успеха не приносят. Но ясно, кого имел в виду президент, когда он предложил убийственный термин «Корпорация Убийство»: мафию, кубинских контрреволюционеров, убийц из фашистских стран Центральной Америки и Карибского бассейна и, наконец, ЦРУ, управляющее ими. Большого секрета Джонсон не открыл, ему мы только обязаны метким определением.

Внимательное чтение пассажа из статьи Джаноша показывает, однако, что слова Джонсона были подобраны и построены так, что они не исключают иного толкования, а именно: Освальд мог быть орудием «Корпорации Убийство». Экс-президент словно страховался на тот случай, если будет доказано именно это. И строил он свою страховку не на пустом месте. К тому времени, как он давал свое последнее интервью, накопилось множество фактов, которые показывали связи Освальда и с ЦРУ, и с военной разведкой, и с кубинскими контрреволюционерами, и с мафией. Еще больше фактов такого рода было обнаружено в 70-е годы.

Примечания:

2

Лэнгли — штаб-квартира ЦРУ. (Прим. ред.)

20

Э. Эпштейн с самого начала своей деятельности был близок к ФБР. Хотя это давало ему возможность получать «сенсационные» материалы, к которым других не подпускали, он старался поддерживать репутацию независимого борца за правду. С 1967 года начал распространять со слов ФБР и ЦРУ версию о том, что Освальд якобы был «советским или кубинским агентом». Вместе со своими друзьями он пытался сделать все, чтобы дискредитировать окружного прокурора Нового Орлеана Гаррисона и проводившийся им судебный процесс.

21

Джон Ф. Кеннеди был сенатором-демократом от штата Массачусетс. (Прим. ред.)

22

Эвелин Линкольн выпустила в 1965 г. книгу «Мои 12 лет с Джоном Кеннеди». Ею написана еще одна книга о Кеннеди, которая хранится в тайнике, неизвестном даже ее мужу. По словам Линкольн, эта книга будет издана только после ее смерти, «если что-то не изменится». (Прим. авт.)

23

«Союз ради прогресса» — программа экономической «помощи» США странам Латинской Америки в 1961–1964 гг. Служила средством усиления зависимости латиноамериканских стран от своего северного соседа. (Прим. ред.)

24

См. подробный критический анализ доктрины гибкого реагирования в кн.: США: военно-стратегические концепции. М.: Наука, 1980.

25

Переведен в Советском Союзе и выпущен Воениздатом.