СЧАСТЬЕ ОДНОГЛАЗОЕ

— Не в котором царстве, а может и в самом нашем государстве, жила-была женщина и прижила роженое детище. Окрестила его, помолилась Богу и крепким запретом зачуралась, — довольно-таки с нее одного: вышел паренек такой гладкий, как наливное яблочко, и такой ласковый, как телятко, и такой разумный, как самый мудрейший в селе человек. Полюбила его мать пуще себя: и целовала-миловала его день и ночь, жалела его всем сердцем, и не отходила от него на малую пяденочку. Когда уж подросло это детище, стала она его выпускать в чистом поле порезвиться и в лесу погулять. В ино время то детище домой не вернулось, — надо искать: видимо дело — пропало. Не медведь ли изломал, не украл ли леший?

А та жешцина называлась Счастьем, и сотворена была, как быть живому человеку: все на своем месте, и все по-людскому. Только в двух местах была видимая порука: спина не сгибалась и был у ней один глаз, да и тот сидел на самой макушке головы, на темени: кверху видит, а руками хватает зря, что нащупает и что под самые персты попадется на удачу. С таковой-то силой-помощью пошло то одноглазое Счастье искать пропавшее детище. Заблудилось ли оно, — и с голеду померло, или на волков набежало, — и те его сожрали, а может и потонуло, либо иное что с ним прилучилось — не знать того дела Счастью: отгадывать ему Бог разума не дал — ищи само, как ты там себе знаешь. Искать же мудрено и не сподручно: видеть не можно, разве по голосу признавать. Так опять же ребячьи голоса все на одно. Однако, идет себе дальще: и может оно прислушивается, может ищет по запаху (бывает так у зверья) — я не знаю. В одной толпе потолкается, другую обойдет мимо, третью околесит, на четвертой, глядь-поглядь, остановилась. Да как схватит одного такого-то, не совсем ладного, да пожалуй и самого ледащего, прахового, сплошь и рядом что ни на есть обхватит самого глупого, который и денег-то считать не умеет. Значит, нашла мать: оно самое и есть — ее любимое и потерянное детище. Схватит Счастье его себе и начнет вздымать, чтобы посмотреть в лицо: оно ли доподлинно? Вздымет полегонечку, нежненько-таково, все выше да выше, не торопится. Вздымет выше головы, взглянет с темени одним своим глазом да и бросит из рук, не жалеючи, прямо о земь: иной изживает, иной зашибается и помирает. Нет, не оно! И опять идет искать, и опять хватает зря первого встречного, какой вздумается, опять вздымает его к небесам и опять бросает оземь. И все по земле ходит, и все то самое ищет. Детище-то ее совсем сгибло со бела света, да материнское сердце не хочет тому делу верить. Да и как смочь ухитриться и наладиться? Вот все так и ходит и хватает, и вздымает, и бросает, и уж сколько оно это самое делает, — счету нет, а поискам и конца краю не видать — знать до самого светопреставления так будет! Правду молвят в народе: «счастье что трястье — на кого захочет, на того и нападет».

Таковую притчу слышал я от старика-раскольника на реке Мезени, но после нигде с нею не встречался и ни в каких изданных сборниках не нашел.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх