• Долг цесаревича Великий князь Александр Александрович
  • Последний император Великий князь Михаил Александрович
  • Глава 4

    Царь-миротворец и его сын



    Александру III в жизни повезло. Его, в отличие от прапрадеда Петра III и прадеда Павла I, не убили заговорщики. Его, в отличие от отца Александра II и сыновей Николая II и Михаила, не убили террористы с большевиками. Вот только царствовал он мало – всего 13 лет – и умер своей смертью в возрасте 49 лет. Он не отличался свирепостью нрава, не был замешан ни в каких скандальных историях и не затевал войн, за что получил почетный титул Миротворца. Это был исключительно порядочный и честный человек, как в жизни, так и в быту. Помня долг цесаревича, он отказался от любви к простой фрейлине и женился на датской принцессе, которой был верен до конца своих дней.

    Долг цесаревича

    Великий князь Александр Александрович

    В толпе друг друга мы узнали;

    Сошлись и разойдемся вновь.

    Была без радости любовь,

    Разлука будет без печали.

    (Дневниковая запись цесаревича Александра Александровича на стихи Лермонтова по поводу его вынужденного разрыва с Мари Мещерской)

    У императора Александра II, как мы уже рассказывали, было восемь детей: Александра, Николай, Александр, Владимир, Алексей, Мария, Сергей и Павел. Дочь Александра умерла 7 лет от роду, а наследником считался старший сын Николай. Александр был на полтора года моложе своего брата и был очень дружен с ним. Самое невероятное в этой истории то, что стал он царем совершенно случайно; его к этому не готовили, и он сам этого не желал, но Александр по своим душевным качествам оказался, пожалуй, лучшим русским императором. Под стать ему была и императрица. Однако все по порядку.

    Александр Александрович родился в феврале 1845 года, а Николай Александрович – в сентябре 1843 года. Романовским детям после рождения было принято давать прозвища. Так Александра в домашнем кругу стали звать Мака, а Николая – Нике. Их мать, императрица Мария Александровна, особое внимание уделяла воспитанию старшего сына Николая. Сына Александра она ценила за честность и прямоту, но к числу любимцев матери он не принадлежал. Это не значит, что она его совсем не любила, но относилась к нему ровно, как и ко всем прочим детям.

    С восьмилетнего возраста его начали учить общеобразовательным предметам, иностранным языкам и другим наукам, впрочем, как и всех царских детей. Обучение Александра продолжалось двенадцать лет, так что, можно сказать, он закончил нынешнюю 12-летку, только программа была обширнее. Да и учили его сплошь профессора да генералы. Так что к 20 годам Александр стал образованнейшим человеком своего времени, правда, все преподаватели отмечали, что он был ужасно ленив. Он учил только те предметы, которые казались ему интересными. Например, хотя его и обучали иностранным языкам, ни немецкий, ни английский он не любил и владел ими неважно. Если можно было разговаривать на родном языке, то он предпочитал русский. Он был сообразительным малым, но учился с ленцой и особым прилежанием не отличался. А зачем? Нике – наследник престола, вот он пусть и учится, а для него уготована другая судьба. Быть вечным великим князем, служить в гвардии, жениться на какой-нибудь пресной и костлявой германской принцессе, завести кучу балбесов, а под старость занять какой-нибудь пост в Госсовете или Сенате.

    Зато Александр любил военное дело. В этом его поддерживал дед Николай I, называвший его Сашкой-богатырем и даривший военные игрушки. Уже при рождении он был занесен в списки лейб-гвардии Павловского, Преображенского, Гусарского полков и назначен шефом 12-го Астраханского полка. Теорию военного искусства ему преподавал знаменитый генерал Драгомиров. Впоследствии командовал поочередно лейб-гвардии Преображенским полком, 1-й гвардейской пехотной дивизией, гвардейским корпусом, войсками гвардии и, наконец, войсками Петербургского военного округа.

    Но это будет потом, а пока Нике, осознав, что он наследник, стал задирать нос и важничать. Однажды, после смерти деда, он глубокомысленно заявил: «Папа теперь так занят, что совершенно болен от усталости. Когда дедушка был жив, он ему помогал, а Папа помогать некому, а он еще слишком мал, чтобы помогать ему». На что Мака со свойственной ему прямотой ответил: «Дело совсем не в том, что ты слишком мал, ты просто слишком глуп». Мальчики тут же подрались, но никогда такие размолвки не мешали их тесной дружбе.

    Так мальчишки и росли вдвоем, пока не настала пора совершеннолетия. Чем взрослее они становились, тем чаще Николаю приходилось отлучаться. Он ездил с отцом, Александром II, по разным церемониям и городам – цесаревич должен знать страну, которой он будет править. В 1863 году он совершил большое путешествие по Волге; побывал на Дону, на Украине, в Крыму и на Кавказе. Александру, оставшемуся в душном и пыльном Петербурге, было завидно, но он знал, что он «второроден», и поэтому не возражал.

    Когда Никсу исполнился 21 год, Александр узнал, отец решил отправить Николая в поездку по Европе с тем, чтобы в Копенгагене он познакомился с датской принцессой Дагмар, которой не было еще и 17 лет. Нике даже показал Маке фотопортрет юной датчанки, но Александра она не впечатлила – так, «ничего особенного», бывают принцессы и получше. Николай принял это как личное оскорбление, и между братьями снова возникла перепалка, которая, как и раньше, кончилась ничем – братья помирились.

    Итак, Нике в 1864 году отправился в Копенгаген. Александр II надеялся, что датская принцесса Дагмар и Николай полюбят друг друга и станут мужем и женой. Это соответствовало интересам империи – Александр II был заинтересован в брачной унии с Данией. Еще больше был заинтересован в ней датский король Христиан IX. Дело в том, что когда он взошел на престол в 1863 году, Датское королевство сотрясали межнациональные конфликты. Южные районы королевства, населенные преимущественно немцами, не желали подчиняться Копенгагену и требовали самостоятельности. Сепаратистов открыто поддерживала Пруссия. В 1864 году началась война. Против Дании выступили объединенные армии Пруссии и Австрии. Они разгромили немногочисленную датскую армию и оккупировали большую часть Дании. После Венских переговоров Дании поставили условия – она теряла все южные районы своей страны, которые переходили под юрисдикцию Пруссии и Австрии. Дания, униженная и оскорбленная, призвала европейские державы вмешаться в этот конфликт, но никто не откликнулся. Лишь Россия выразила протест – при встрече Александра II с прусским королем Вильгельмом I царь прямо заявил: оккупация Дании для России неприемлема. Именно в этот момент он и послал в Данию Никса с намерением познакомиться с принцессой, а потом и поженить их. Пусть Пруссия и Австрия не забываются – Россия готова вступиться за родственников. Ведь Дания (посмотрите на географическую карту) – это ключ от Балтийского моря. Теперь, когда Дания находилась на грани краха, горячим головам в Берлине и Вене волей-неволей приходилось учитывать и русские интересы. Вот какой хитрый ход задумал Александр II, посылая Никса в Копенгаген.

    В сентябре 1864 года наследник русского престола, великий князь Николай Александрович прибыл в Копенгаген. Его встречали с необыкновенным радушием. Он появился как «луч света в темном царстве». Мир с Пруссией и Австрией еще не был подписан, и судьба Дании висела, что называется, на волоске. Русский цесаревич в этих условиях оказался желаннейшим гостем. Король даже всплакнул при встрече!

    Стоп! Читатель, наверное, удивится, почему мы рассказываем о Николае с Дагмар, а не об Александре. Это потому, что судьбы этих людей переплетены в настолько тугой узел, что рассказывая об одном, нельзя не упомянуть и о других. Позже вы поймете почему.

    Итак, пойдем дальше. Когда Николай ехал в Копенгаген, то на первый раз он хотел лишь посмотреть на датскую принцессу, которую так расхваливал его отец. Однако случилось так, что Дагмар сразу пленила сердце Никса. Она не обладала блистательной красотой и не отличалась особым умом, но в ней было что-то такое притягивающее и завораживающее. Как говорится, девушка была с изюминкой. Она была четвертым ребенком в семье датского короля и носила имя Мария София Фредерика Дагмар. Принцесса родилась в 1847 году, то есть была на четыре года моложе Николая. Дагмар была доброй, искренней и деликатной девушкой. Вся родня называла ее Минни.

    Она знала о тайной подоплеке визита русского принца. Об этом ей говорили отец и мать. Дагмар была послушной дочкой и отлично понимала, что если ее брак нужен для спасения Отечества, то она готова к нему. Она без колебания была готова переменить веру и перейти в православие, если это будет нужно для дела. Николай ощутил расположение к нему Дагмар. Между ними состоялось объяснение. Датчанка сразу дала согласие Никсу стать его женой, и они впервые поцеловались. О помолвке объявили официально: всех их поздравляли и радовались. Александр II тоже был рад за своего сына и прислал поздравительное письмо. Свадьбу наметили на лето следующего года.

    Весть о помолвке цесаревича стала в России важной новостью. Многие были рады, что женой Николая станет не очередная немецкая принцесса из захудалого княжества, а дочь короля Дании. В скором времени фото Дагмар появились в витринах самых фешенебельных магазинов Петербурга.

    Но самый близкий друг Никса, его брат Александр, особых восторгов по этому поводу не выражал. Он был уверен, что брак по расчету, а по его мнению, только таким и мог быть династический брак, не будет радостным. Жениться надо по любви – только так и можно создать крепкую, дружную семью и быть счастливым. Про себя он знал наверняка, что женится лишь по любви на той, которая и его полюбит.

    Теперь прервем рассуждения Александра и зададимся вопросом: действительно ли любила Дагмар Николая? Ну что тут можно сказать? Если учесть, что до того она вообще ничего не знала о нем – например, какой у него характер – то такое представляется маловероятным. Ведь любят за что? За стать, за голос, за внешность, например, или за запах (феромоны), да мало ли за что! Если учесть, что впоследствии она вышла замуж за Александра (мы расскажем об этом далее), то это были совершенно разные люди. Николай – юноша субтильного телосложения, некрасивый (в мать), с тонкими чертами лица и романтическим характером. А Александр был высоким, статным, упитанным юношей с бульдожьим выражением лица (в детстве его так и называли – Бульдожка), с сильным и практического склада характером молодым человеком. Ничего общего! Трудно поверить, чтобы Дагмар полюбила этих двух совершенно разных людей. В любовь с первого взгляда как-то слабо верится. Так что Александр не ошибался в своих суждениях – у Никса намечался брак по расчету, а не по любви.

    Жених и невеста расстались. Она осталась с родителями, а Николай отправился в Ниццу на встречу с матерью, которая с младшими детьми проводила там зиму. А в ноябре в Италии с Никсом случилась беда. Его сковал приступ страшных болей в пояснице, который не ослабевал несколько дней. Он не мог ни есть, ни спать и часами мучился без перерыва. Первые признаки болезни у него проявились еще весной в Царском Селе, но потом вроде бы все прошло. Время от времени боли в пояснице случались и раньше, но быстро проходили. Когда же Нике приехал во Флоренцию, ему стало совсем худо. Поездку пришлось срочно прервать, а все визиты отменить. Цесаревича уложили в постель. Во Флоренции он пролежал два месяца, после чего его перевезли в Ниццу, где уже ждала мать. Она жила на вилле Дисбах, а для Николая сняли виллу Бермон. Здесь он скучал, не выходил из дому и только переписывался с Дагмар.

    Всем казалось, что болезнь у Николая временная. Молодой организм ее переборет. В этом его убеждали светила медицины, приглашенные из Парижа. Они диагностировали у него «простудный ревматизм» и не считали положение больного серьезным. Николай и сам так считал.

    В конце марта 1865 года в Петербург пришло сообщение, что положение Николая очень серьезное и ухудшается с каждым днем. Александр II вызвал Александра к себе и приказал ему срочно ехать к брату, а сам обещал отправиться следом. На Пасху Александр был уже в поезде, который мчал его в Европу. Он радовался предстоящей встрече с Никсом, но грустил по поводу его болезни. Прибыв в Берлин, он первым делом посетил русское посольство. Тут он узнал страшную новость: Николай уже причастился! Но причастие обычно принимают перед смертью! Его эта весть сразила наповал. Пробыв в Берлине чуть более часа, Александр отправился дальше. Тем временем Александр II вызвал из Копенгагена к умирающему сыну его невесту Дагмар, которая должна была с матерью последовать по железной дороге через Францию. Сам же он с сыновьями Алексеем и Владимиром всего за 85 часов домчал до Ниццы. Во французском Дижоне к нему присоединились Дагмар с матерью.

    Александр прибыл в Ниццу на два дня раньше, когда Николай был уже при смерти. Он все время находился в забытье, бредил, стонал и почти никого не узнавал. Не узнал он и своего любимого брата Александра. 11 апреля 1865 года Александра разбудили около пяти часов утра и сказали, что цесаревич «слабеет». Александр тут же бросился к нему и – о чудо – Нике пришел в себя, узнал брата и даже улыбнулся ему! У того сами собой потекли слезы. Потом к умирающему пришла Дагмар. Он ее тоже узнал и был рад этой встрече. Потом они оба, Александр и Дагмар, сидели у постели больного и держали его за руки, чувствуя, так жизнь уходит из тела Никса.

    Так был самой жизнью создан фантасмагорический сюжет – именно у постели умирающего Николая брат встретил свою судьбу. Очевидец этих событий, поэт Вяземский писал, что «самый плодовитый вымысел изнемогает иногда перед ужасами действительности». Но это будет потом. А пока Нике умирал. Он уже попрощался со всеми, а ночью 12 апреля умер. Все было кончено. При вскрытии выяснился настоящий диагноз болезни, от которой скончался Николай: «ревматизм почечных мышц и поясничной спинной фации».

    Откуда у молодого 22-летнего парня вдруг больные почки? О, это давняя история, которая и привела к трагическому концу. Дед мальчиков Николай I с чего-то вдруг решил, что им полезно «закаляться». Эту моду он перенял у англичан, жизненное устройство которых он считал правильным и разумным. Занятия гимнастикой, прогулки и особенно водные процедуры дед считал признаком хорошего тона при воспитании детей. Их нужно было непременно «закаливать». В основном это происходило в городе Гапсаль на берегу Балтийского моря в Эстляндской губернии. Сначала Николаю с Александром «брать ванны» было не по душе – вода-то холодная! И это в семь-то лет! Но с годами Александр пристрастился к этому делу и без страха погружался в ванну, а то и в море, при температуре воды не выше 15—16 градусов. Его брат Николай стал жертвой этого способа закаливания – он застудил почки. Когда в середине 1864 года у него возникли признаки почечной болезни, то врачи тут же предписали ему «процедуру закаливания». По пути к своей невесте в Данию Николай целый месяц нырял в сентябрьскую холодную воду в Голландии и вместо выздоровления окончательно занемог. Александр был покрепче брата Николая, но и его свалила та же почечная болезнь в 1894 году. Вот такое «закаливание» придумал им Николай I. В самом закаливании нет ничего дурного – просто нужно знать меру. Он хотел, чтобы внуки выросли здоровыми и крепкими, а получилось вот что…

    Итак, цесаревич Николай Александрович умер. Мы не будем описывать, как его хоронили и оплакивали. Скажем главное – для Александра II и императрицы Марии Александровны датская принцесса Дагмар стала родным человеком. По пути в Петербург они заехали к брату царицы великому герцогу Гессенскому и пригласили Дагмар с собой. Она несколько дней провела на берегах Рейна с родственниками своего покойного жениха, а потом уехала к себе в Данию.

    В те печальные дни, когда Александр впервые увидел датскую принцессу, убитую горем, у него проснулась к ней жалость. Потом, в гостях у герцога Гессенского, они гуляли с Дагмар по берегу Рейна, но говорили только о бедном Никсе. Все эти прогулки проходили под бдительным взглядом Александра II, у которого возникла неуместная мысль женить своего Сашку на Дагмар. Именно здесь он высказал мысль «оставить дорогую Дагмар возле нас». Датчанка ничего не ответила на пожелания императора. А через две недели она получила от императора письмо, в котором совершенно определенно говорилось, что он хотел бы оставить ее в своей семье. Намек был достаточно очевиден. Речь могла идти только о замужестве, и кандидатурой в женихи мог стать только брат покойного Александр. Однако никаких чувств она к нему не испытывала, как, впрочем, и он к ней. После прогулок на Рейне они остались друзьями и договорились писать друг другу «время от времени».

    Дагмар на письмо Александра II ответила уклончиво – мол, траур еще не кончился, а слова любви она хотела бы услышать «от самого Саши». А тот не думал их говорить. Представлять Датское королевство на похоронах Николая приехал брат Дагмар принц Фредерик. Совершенно неожиданно он от имени короля вручил Александру высшую награду Дании – орден Слона. Это уже что-то значило. К этой награде он прибавил письмо Минни с просьбой сохранить «ко мне Ваши дружеские чувства». Вполне определенно датчанка проявляла к нему интерес. Александр через время ответил ей короткой запиской, а затем в их переписке наступил длительный перерыв. Александр был противником скорых решений, к тому же, у него была сердечная тайна…

    После смерти старшего брата жизнь Александра изменилась – теперь он стал наследником престола. Отец стал приучать сына к государственным делам, приглашать на доклады министров, переправлял ему для ознакомления важные бумаги. Но и та жизнь, которая оставалась за пределами государственных забот, продолжала интересовать и манить Александра. Он всегда ощущал недостаток друзей, среди родни и свиты он остался совсем один, не с кем было поговорить, некому было излить свою душу. Друга и брата Никса ему никто не мог заменить. А ему в ту пору было всего 20 лет!

    Лето 1865 года царская семья провела в Петергофе. Распорядок дня был расписан до мелочей. Утром цесаревич должен был являться к императрице для поцелуя, а по вечерам присутствовать у нее на собраниях, куда приглашались только избранные. Они читали, музицировали, играли в карты. Александра всегда раздражала эта скучная придворная жизнь, но изменить он ее не мог. Однако с некоторых пор посиделки у матери стали радовать цесаревича. Он имел возможность видеть «милое личико». Кому же оно принадлежало?

    Еще весной 1864 года Александр приметил новую фрейлину своей матери – живую и стройную княжну Мари Мещерскую. Она не была красавицей, и Мака, может быть, и не обратил бы на нее внимания, но несколько коротких разговоров, пара оброненных ею фраз запечатлелись в его памяти. Девушка была, несомненно, умна и начитана, что сразу выделяло ее из толпы глупых и жеманных придворных дам. Александр вдруг почувствовал, что с ним происходит нечто необычное. Он еще не испытал сильных сердечных влечений и не мог себе объяснить, почему каждое воспоминание о Мари заставляет биться его сердце.

    Александр расспросил друзей о Мари. Оказалось, что она родилась во Франции и переехала в Россию только в 18 лет, а так все время проживала то на Лазурном берегу, то в Париже. Причиной переезда в Россию стала смерть ее родителей. По протекции дальних родственников она была представлена ко двору и получила шифр фрейлины. Александр, как чисто русская натура, сразу же проникся сочувствием к «бедной сиротке» и принялся ее опекать.

    Зима 1864—1865 годов ознаменовалась в Петербурге вихрем великосветских балов. Александр с детства был стеснительным, и эти балы пугали его – в силу своей мощной комплекции он не любил танцевать, боясь выглядеть смешным. Однако он переборол себя, так как самой желанной партнершей по танцам была несравненная Мари. Она прекрасно танцевала, и Александр не чувствовал неловкости – они скользили по паркету, улыбались и были счастливы. Александр II заметил блеск в глазах сына и смотрел на это дело благосклонно – как на естественное увлечение молодого парня. Впрочем, император был и сам такой (о его амурах мы уже рассказывали). Мать узнала об увлечении сына от него самого, но тоже списала это на молодость.

    К весне 1865 года он уже определенно знал, что Мари ему нравится, она была ему симпатична больше других фрейлин. Более того – он влюбился, он испытал то чувство, которое захватило его целиком, о котором он так часто читал в книгах. Воспоминания о Дагмар были для него лишь мимолетным явлением. После смерти Никса отец и мать не раз заводили речь о датской принцессе, намереваясь ее оставить «при нас». Это их желание мог осуществить только наследник престола, но образ Дагмар был для него настолько отвлеченным, что он думать о ней забыл. Ему хватало и других приятностей, например общения с обворожительной Мари.

    Летом 1865 года Александр наконец разобрался в своих чувствах и понял, что любит Мещерскую. 7 июля он записал в своем дневнике: «Каждый день то же самое, было бы невыносимо, если бы не М.». Он с трепетом ждал встречи с ней, постоянно думал о ней. Общение с предметом его воздыханий стало потребностью жизни Александра. Мари как никто была участлива, сердечно сочувствовала его горю, внимательно и сострадательно слушала его рассказы о смерти Никса. В лице Мари Мещерской он встретил не только свою возлюбленную, но и друга, которого ему так долго не хватало. С Мари Александр никакой неловкости не испытывал, с ней было просто, она его понимала – и они стали друзьями.

    Александр относился к себе критически, ему казалось, что он – такой некрасивый и неуклюжий – не может нравиться женщинам. Ему не были присущи легкость и грация, отличавшие некоторых его родственников. Он всегда чувствовал себя неловко, не знал, о чем говорить с девушками, и потому в большинстве случаев молчал. Но с Мещерской неловкости не было, с ней было просто, Мари его понимала, и Александру казалось, что он нашел родственную душу.

    Однако оставался еще и двор, этикет и правила, мешавшие их свободному общению. Он был наследником престола, а она – фрейлиной. В Петербурге, при дворе, они не имели возможности свободно общаться. За городом – в Петергофе или Царском Селе – с этим было проще. Можно было, заранее условившись, якобы случайно встретиться на прогулке в парке и побеседовать часок-другой. Но и эти меленькие хитрости не ускользнули от бдительных глаз придворных. Кто-то что-то непременно видел и слышал, кто-то сопоставил в уме некоторые несообразности в поведении Александра (это только влюбленному кажется, что никто не видит и не слышит стук его сердца, а на самом деле все видно и слышно). Тем более когда дело касалось сердечных тайн наследника престола.

    Весной и летом 1865 года молодые люди (а Мари была всего лишь на год старше Александра) регулярно тайком встречались на прогулках, но главным образом по вечерам у императрицы. При игре в карты Александр старался выбрать себе в партнеры именно Мари, которую он зашифровывал в своем дневнике как «М. Э.» (Мария Элимовна). Ясное дело, что об очевидных пристрастиях цесаревича придворные тут же доложили императрице Марии Александровне. Та его вызвала для откровенного разговора и назвала поведение сына «не совсем приличным». Это был первый удар по его самолюбию – ведь он сам признался матери, что Мари ему симпатична. Александр не спорил, но ничего поделать с собой не мог…

    19 июля 1865 года они, как обычно, вроде бы случайно встретились на дороге, ведущей из Царского Села в Павловск. Александр ехал верхом, а Мари – в коляске со своей гувернанткой. Пошел дождь, и они стали под дерево, где он и объяснил ей неприятные вещи – мы больше не можем быть в таких отношениях, как были до сих пор. Мы больше не можем во время карточной игры сидеть вместе. Это дает только повод для разговоров и для распускания глупых слухов. Мари его поняла и согласилась. Затем Александр добавил, что как только они останутся наедине, без свидетелей, то их отношения примут прежний вид. Княжна и на это согласилась. Несколько последующих дней после этого они не виделись.

    Поверенной тайн молодых людей была фрейлина Александра Жуковская. Она передавала записки, стояла на часах во время их встреч на прогулках, чтобы, не дай Бог, никто из придворных не появился, и выполняла тому подобные мелкие поручения. К тому же, Мещерской было с кем поговорить, а Сашке некому было доверить свои сердечные тайны, и он все свои переживания записывал в дневник. Однажды Мари подарила ему свою фотографию с надписью: «В воспоминание последнего дня в милом Царском». На следующий день он записал: «В 9 с четвертью был вечер у Мама, все почти играли в карты, я сочинял стихи и страшно скучал и грустил по М. Э., которая не была приглашена».

    Как мы уже говорили, княжна Мещерская была на год старше Александра, и ее жизненный опыт был богаче, чем у ее честного, но наивного обожателя. Она прекрасно овладела тонким ремеслом салонного обольщения – знала, как кинуть завлекающий взгляд, когда улыбнуться, в какой момент встать и как бы невзначай пройти мимо ошалевшего молодого человека, овеяв его тонким ароматом дорогих парижских духов, чем довести его почти до невменяемого состояния. Некоторые придворные говорили, что эта «кокетка» просто «подстрелила» великого князя.

    Александр не был уверен, любит его Мари или это всего лишь игра с ее стороны. Для него такое поведение возлюбленной стало нестерпимой мукой, а спрашивать напрямую… Кто же на это решится?

    Но все это будет еще впереди, в пока Александр каждый день вздыхал по своей возлюбленной. В день рождения покойного Никса Мака пережил тяжелые минуты. На панихиде он не смог сдержать слез. Нахлынули былые воспоминания, и снова Дагмар стала для него близкой и почти родной. Она связывала его с ушедшим братом. В этот день он записал в своем дневнике: «Такого брата и друга никто из братьев мне заменить не может, а если и заменит его кто отчасти, то это Мать или будущая моя жена, если это будет милая Dagmar». Как видим, Александр разрывался между своей любимой девушкой и датской принцессой, на которой он должен был жениться, повинуясь воле родителей и долгу цесаревича.

    Для него Дагмар существовала как бы на другой планете, а Мари Мещерская была рядом – такая живая, осязаемая и желанная. Великий князь жаждал встреч с Мари. Не имея возможности встретиться как им хотелось бы, влюбленные обменивались записками, где горевали по этому поводу. «Сегодня опять несчастный день, не виделся совсем с М. Э.», – записал он в своем дневнике осенью 1865 года. Молодой человек прекрасно понимал, что у их отношений нет будущего, что им никогда не суждено быть вместе, если только не пойти против воли родителей и долга наследника. Примеры-то были! Цесаревич Константин, сын Павла, отказался от короны и женился на полячке, например. Но так поступить он в силу своей порядочности не мог. Однако какая-то непреодолимая сила тянула его к Мари. Они продолжали видеться на ежевечерних приемах у императрицы и на прогудках в парке. Ему все больше и больше хотелось уединенных встреч, которые – увы, все так и не случались. Гормоны играли в организме Александра бешеный ритм…

    Именно в этот момент, момент тяжелых раздумий Александра и желания близости, Мари выкинула коронный женский финт. Она вдруг повела себя так: за все время короткой встречи наедине могла ни разу на него не взглянуть, при посторонних могла демонстративно разговаривать с кем-нибудь другим, а уходя, даже не обернуться, даже не повернуть головы в его сторону. В общем, доводила беднягу до бешенства, до умопомрачения. Так она завлекала его к себе – то приближала, то отталкивала. Это уязвляло его мужскую гордость. Александр тоже проявил характер и на следующий вечер нарочно не смотрел в сторону Мещерской. После этого начинались заочные выяснения отношений, и бедная Сашенька Жуковская с ног сбивалась, курсируя между дворцами с записками. Недоразумение скоро выяснялось, а потом все начиналось по новой. Мари играла с Александром как кошка с мышкой. Есть такой тип женщин, которым нравится мучить таким образом мужчин, но это никогда до добра не доводит. Она была умной девушкой и не могла не знать, что Александр никогда не женится на ней, и они никогда не будут вместе. Так зачем же она распаляла его? Логики никакой! Наверное, это только кокеткам известно, которым нужен только флирт ради флирта. От таких женщин нужно держаться подальше, мужики!

    В ноябре 1865 года его вызвал отец и сообщил, что получил от Дагмар письмо, в котором она передавала свое фото для Александра. Император попросил ответить ей и поблагодарить за подарок. Однако прошло три недели, прежде чем Александр написал в Данию несколько слов. Мыслями и чувствами он был в Петербурге, с Мари. Родители не оставляли своих намерений женить его на Дагмар. Незадолго до Нового года мать опять заговорила с ним о ней и сказала, что они с отцом «были бы рады», если бы Саша и Дагмар стали мужем и женой. Сын вначале промолчал, а потом ответил, что «сделает все как надо». Через две недели, уже в 1866 году, этот разговор был продолжен уже в присутствии царя. При молчаливом согласии сына родители решили, что Александру нужно ехать в Копенгаген, чтобы просить руки Дагмар. Он не возражал… Он безропотно подчинился долгу…

    Через три дня Александр осмотрел коллекцию драгоценных подарков принцессе, ту, которою не успел ей вручить покойный брат Николай. Вся куча бриллиантов выглядела очень внушительно, и Александр записал: «Если Бог даст, она будет моей женой». Судьба его семейной жизни, казалось, обозначилась навсегда. Александр II договорился с датским королем о том, что его сын приедет свататься в начале лета.

    Наступила весна 1866 года, принесшая Александру бурные душевные переживания и страдания. Именно в этот момент на него накатила невиданная волна страсти. Как известно, «и даже пень в весенний день березкой юной стать мечтает». Иначе говоря, весной и сучок на сучок лезет для продолжения рода. А Мака так и не спал ни с одной женщиной! Он прекрасно осознавал свой долг перед Отечеством и был готов беспрекословно его выполнять, однако у него остались чувства к Мари, остались желания, естественные и неизбежные для молодого человека. Ему хотелось любить и быть любимым, ежеминутно ощущать близость своей возлюбленной. Юность проходила, и он становился мужчиной. Александра уже не удовлетворяла юношеская влюбленность; он мечтал о большем – не просто о встречах и разговорах с симпатичной девушкой, а о настоящей близости…

    Мари была рядом, такая доступная и недоступная одновременно. Весной 1866 года он записал: «Я ее не на шутку люблю, и если бы был свободным человеком, то непременно женился, и уверен, что она была бы совершенно согласна». Александр колебался, испытывая невероятные душевные муки. В марте 1866 года он решил окончательно расстаться с княжной Мещерской. Перед этим Александр уже несколько раз говорил с матерью о поездке в Данию; ему надлежало окончательно избавиться от прежних симпатий и целиком сосредоточиться на планах женитьбы на Дагмар. Он планировал, что с Мари они расстанутся как друзья.

    Он был уверен, что ему удалось перебороть себя. Именно в этот момент он и перенес в свой дневник стихи Лермонтова, вынесенные в эпиграф к этой главе. При этом Александр очень сожалел, что любимая «не принадлежала ему хотя бы на час».

    Именно в тот момент, когда он окончательно готов был порвать с княжной отношения, слухи об его амурах с Мещерской стали распространяться и по Европе. Тетка Александра сообщила ему, что в одной французской газете появилась скандальная заметка о том, что наследник русского престола ведет предосудительный образ жизни и отказывается жениться на датской принцессе, потому что у него роман с фрейлиной Мещерской! Наследник был обескуражен. Если бы эти слухи достигли ушей датского короля – пусть! Он был озабочен другим: «За себя мне все равно, но бедная, бедная М. Э.! Вот до чего я ее довел, что о ней печатают в газетах! Вот он, мир-то! Вот люди!» Александр II, тоже обеспокоенный слухами, вызвал сына к себе и напрямую спросил, какие у него отношения с Мещерской. Последовал честный ответ, что никаких, а все эти разговоры – одни досужие вымыслы. Отец отстал от него.

    Однако прощаться с Мари Александру было еще рано. Избавиться от мысли о ней ему никак не удавалось. И тут она нанесла ему сокрушительный удар. В апреле 1866 года в Зимнем дворце был бал. Во время танца с Александром она как бы мимоходом сообщила цесаревичу, что ей сделал предложение молодой князь Витгенштейн. Вымолвив это, «парижская сиротка» невинно спросила обалдевшего Сашку – как он думает: стоит ли за него выходить замуж? По его словам, услышав эту новость, он испытал такое потрясение, что чуть не упал, и «был как сумасшедший». Ничего себе! Его дорогая и такая желанная Мари – и вдруг будет принадлежать другому! Эта мысль была невыносима – Александр потерял сон и аппетит, а днем он места себе не находил. Его одолевали мысли о Мари, тоска и грусть. Он вдруг взбунтовался и решил отказаться от короны, чтобы жениться на любимой девушке. Мака решился рассказать о принятом им решении своему закадычному другу Вово – князю Мещерскому, дальнему родственнику Мари. Тот взвился на дыбы и умолял его не совершать опрометчивого поступка. «Ну хорошо, – заявил он, – вы откажетесь от прав на престол, от титула, от положения, откажетесь от всего и женитесь на Мещерской. Но ведь она вас не любит, она не способна любить. Это мелкая эгоистичная натура, испытывающая удовольствие лишь от того, что кружит голову престолонаследнику!» И Вово был прав – он раскрыл Александру глаза на действительность.

    Действительно, они с Мари ни разу так и не объяснились, и он не был уверен в ее чувствах. Когда он осторожно начинал заводить речи о любви, княжна не говорила ничего определенного. Да, она была с ним мила и добра, но это еще не любовь. Беседа с Вово не успокоила Александра, она лишь ухудшила его настроение. Ночь прошла без сна. Вово не прав – она любит его! Уже перед утром он записал: «Я достаточно знаю М. Э. уже два года. Чтобы не ошибаться, по крайней мере, в этом». Мари всегда так ласково смотрела на него, говорила, что без него скучала! Он не мог себе представить жизнь без нее. «Чтобы я дал за поцелуй от нее!» – восклицал он в отчаянии. В молодом человеке бурлили невиданные страсти; они подавляли все его остальные чувства, а главное – разум.

    Несколько дней он непрерывно размышлял о будущем, о своей судьбе, и наконец пришел к определенному решению. В тот день он записал: «Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения, и, если будет возможность, жениться на милой М. Э…» Итак далее, на полстраницы – мысли только о ней. Вот как Мари вскружила ему голову!

    Надо серьезно поговорить с отцом, решился Сашка. И ему представилась такая оказия. В мае 1866 года сына вызвал для разговора Александр II. Еще не успели затронуть никакой темы, как он выпалил, что не хочет ехать в Данию, так как не чувствует, что любит Дагмар, и вообще он любит княжну Мещерскую и готов жениться на ней. К тому же, считает себя неспособным к управлению страной и потому отказывается от престола. Услышав такое, царь на какое-то время потерял дар речи. Такого еще не бывало! Наследник отказывается от престола из-за мимолетного увлечения! Придя в себя, царь разразился гневным монологом, пришел в ярость. Таким сын его еще не видел. «Что же думаешь, – вопрошал император, – что я по доброй воле на своем месте? Разве так ты должен смотреть на свое призвание? Знай, что я сначала говорил с тобой как с другом, а теперь я приказываю тебе ехать в Данию, и ты поедешь, а княжну Мещерскую я отошлю!» Сын не ожидал, что разговор с отцом примет такой оборот. Особенно его задели слова об участи Мари. Александр пытался вступиться за нее и взять всю вину на себя. Император же и слушать ничего не хотел. Он крикнул, чтобы сын «вышел вон», так как он его «знать не желает». Это было для Александра крушением всех его надежд и мечтаний. Но приказ царя – закон, который он нарушить не мог.

    И он ушел, неся тяжелый груз разбитых чувств. На душе у него было черным-черно. Своему дневнику в эти дни он доверил свои самые горькие мысли: «О боже, что за жизнь, стоит ли того жить после этого. Зачем я родился, зачем не умер раньше?» Он написал записку Мещерской, обрисовав в общих выражениях свой разговор с отцом, и попросил ее сжечь все письма, а будут о нем спрашивать – ничего не отвечать. Он ожидал, что грянет буря.

    Прошло несколько дней, и Александр успокоился. Отец с матерью понимали его и не сказали ни слова. Однако кокетка не успокоилась. Она прислала с Жуковской записку, в которой сообщала о своем потрясении от его письма. На словах Жуковская передавала, что ее подруга ужасно расстроена, не находит себе места и горько плачет. Александру опять стало жаль милое существо. Вечером, как и было условлено, они встретились на прогулке. Александр сказал, что у него нет другого выхода, как ехать в Данию, и что он навсегда сохранит к ней чувства любви и благодарности. Та, потупив взор, целомудренно отвечала, что никогда не подозревала, что цесаревич влюблен в нее… Вот так номер! Ничего себе – «никогда не подозревала»! А зачем она строила ему глазки, зачем были эти тайные встречи и интимные записочки, зачем нужно было это кокетство?

    Однако у Александра все еще были зашорены глаза. На вечере у императрицы Марии Александровны сын попросил ее не поступать с княжной «бессердечно», еще раз сказав, что она ни в чем не виновата. Мать ответила, что он может не беспокоиться. Она сделает все очень тонко. Мещерская на время уедет в Париж к своей тетке княгине Чернышевой, о чем та давно уже просила.

    Сашка наконец успокоился. Он начал готовиться к встрече с датской принцессой и почти каждый день виделся с Мещерской, но эти встречи были уже не такими бурными и радостными для Александра.

    Отъезд в Данию был назначен на 29 мая 1866 года. Наследник пришел попрощаться с некоторыми из придворных. Войдя в длинный коридор Лицейского корпуса в Царском Селе, он неожиданно увидел Мещерскую, шедшую к себе. С ним вдруг случилось нечто необычное – зазвучали какие-то слова, затем они взялись за руки и вошли в какую-то пустую аудиторию. Мари бросилась Александру на шею, и они застыли в страстном поцелуе. Время для них остановилось. Так они и стояли, обнявшись и целуясь без конца. То, о чем так мечтал Александр, свершилось: Мари была в его объятиях. Она призналась, что всегда любила только его одного и не упрекала его ни в чем. Эти слова были бальзамом на израненную душу Александра. Однако это признание было запоздалым – уже ничего изменить было нельзя. Что это было со стороны Мещерской – очередной ход конем, чтобы он отказался от поездки в Данию, или действительно любовь? Бог его знает – женщин никогда в этом вопросе не разберешь…

    Они простились. Александр отправился на яхту «Штандарт», отплывавшую в Данию, а у княжны Мещерской была своя дорога. В очередной раз они встретились только через год в Париже на Всемирной выставке, куда он приехал с отцом по приглашению французского императора Наполеона III. Там он увидит ее в доме ее тетки – княгини Чернышевой, а вскоре узнает, что Мари помолвлена с молодым миллионщиком Павлом Демидовым, князем Сан-Донато. Александр будет искренне рад, что она нашла свое счастье, а еще через год узнает, что она родила сына и на следующий день скончалась в тяжелых муках. Ей было всего 24 года.

    Вот такая несчастная любовь случилась с цесаревичем Александром (будущим императором Александром III). Он не рассказывал о ней своей жене Минни, с которой был всегда откровенен. Может, боялся ее обидеть, а может быть, стеснялся показать свою слабость… Он никогда не забывал свою первую любовь. «У любви нет прошедшего времени», – сказал один поэт. Он будет часто вспоминать и размышлять над этим удивительным событием в его жизни. После женитьбы на Дагмар он будет воспринимать свое увлечение критически. 1 января 1867 года Александр записал в своем дневнике: «Много я переменился в эти месяцы, но все еще много остается переделать в самом себе. Часто молодость заставляет забывать мое положение, но что же делать, ведь раз только в жизни бываешь молод».

    Кто бы поверил, что император Александр III, этот несокрушимый, целеустремленный, честный и уверенный в себе человек подвергался серьезным искушениям? Во имя любви он был готов отказаться от трона, готов был бросить вызов всем и вся. Для отказа от этого нужно было иметь сильный характер и обладать незаурядной смелостью. И этими качествами Александра природа не обделила. Если честно, то княжна Мещерская была ему не пара. Красивая пустышка и глупая кокетка.

    Потом, в октябре 1866 года, он все-таки женился на датской принцессе Дагмар, ставшей в православии именоваться Марией Федоровной. Об их необычной, настоящей любви следовало бы рассказать отдельно, но за неимением места мы это опустим. Скажем лишь то, что их всю жизнь связывала тень так рано умершего брата Николая. Александр и Мария Федоровна никогда не изменяли друг другу, были честными и порядочными людьми и вместе пережили много радостей и печалей. Они искренне полюбили друг друга.

    Рассказывая об этом царе, невозможно не остановиться, хотя бы кратко, на его деятельности. Александр стал императором в 1881 году после гибели своего отца Александра II. Папаша своими непродуманными и скороспелыми реформами довел до ручки страну и вызвал в ней всплеск терроризма и нигилизма. Александру III пришлось для успокоения России провести контрреформы и перевешать террористов, после чего в стране наступила тишь да гладь. Именно при нем престиж России в мире поднялся на недосягаемую высоту. Это ему принадлежит фраза, что у России нет союзников, кроме ее армии и флота. Это он, удя рыбу на гатчинском пруду, сказал курьеру, прискакавшему из Европы: «Когда русский царь ловит рыбу, Европа может и подождать». И Европа смиренно ждала… Это сейчас европейские политики позволяют себе учить нас жить, а Александр III никогда бы им такого не позволил. Россию при Александре III уважали; не боялись, а именно уважали.

    Александр III, хотя и имел всего лишь 1/64 часть русской крови, всегда считал себя истинно русским человеком. Чего греха таить, он любил покушать, и ел не какие-то там жюльены с консомэ, а простую русскую пищу – щи, уху, жареную рыбу, котлеты, кашу, жаркое, квашеную капусту, моченые яблоки, соленые огурцы, простоквашу. Самым вкусным сладким блюдом он считал гурьевскую кашу.

    Это был необычайно сильный и громадный человек. Он мог разорвать пополам колоду карт, согнуть пальцами серебряный рубль, а руками – подкову, связать в узел серебряную ложку, заплетать в косы железные кочерги и щипцы для камина. Его дочь Ольга Александровна вспоминала, как однажды на приеме, где присутствовали иностранные дипломаты, австрийский посол заявил, что достаточно двух-трех дивизий, чтобы урегулировать балканский вопрос. На что Александр III взял со стола серебряную тарелку, свернул ее в трубку и сказал: «Вот, что я сделаю с вашими дивизиями!» В 1888 году во время страшной железнодорожной катастрофы под Харьковом он держал на плечах крышу вагона, пока его семья и другие пострадавшие не выбрались из-под обломков. В молодости для разминки он любил работать молотобойцем в кузнице и прекрасно управлялся с пудовым молотом.

    Скончался он в Крыму от болезни почек, застуженных еще в детстве, в возрасте всего 49 лет, хотя в советское время говорили, что он пил. Записной врун от истории В. Пикуль писал, что император валялся на полу, кусая проходивших мимо фрейлин за ноги. Этого не было – Александр III даже шампанское пил разбавленным, а на торжественных приемах под видом шампанского пил лимонад.

    Мария Федоровна была достойной супругой своего мужа. Они образовали прекрасную пару и жили душа в душу. Она пережила его на 34 года и умерла в 1928 году в эмиграции. Мария Федоровне досталась тяжкая судьба – она перенесла смерть мужа, гибель двух своих сыновей, невестки и внуков. Врагу не пожелаешь!

    Александр III был одним из самых успешных русских императоров. Так будем же достойны памяти двух этих великих людей!

    Да, мы забыли о случае, когда Александр II пообещал вступиться за Данию в ее конфликте с Пруссией и Австрией в обмен на женитьбу своего сына Никса. Вы не поверите, но царь-освободитель датского короля в этом вопросе жестоко обманул! В октябре 1864 года Дания подписала унизительные условия мирного договора, по которому значительная часть страны переходила к противнику. Король Христиан IX был в полном отчаянии. Он надеялся на помощь России, но не дождался ее. И не решился обратиться с претензией к Александру II. Тогда за него это сделала Дагмар. На правах царской невесты она написала ему письмо, прося «защиты от наших ужасных врагов». Однако Александр II рассердился на нее за то, что якобы лезет не в свои дела, и вообще назвал все это «паутиной интриг». Ему бы не Дагмар винить, а себя! Зачем же было обещать Дании заступничество России, раз ты этого сделать не сможешь? Это мы к характеристике Александра II, который, помимо того что был неудачником, так еще и обманщиком!

    Последний император

    Великий князь Михаил Александрович

    Великий князь Михаил Александрович был русским императором всего лишь с 10 часов утра до 6 часов вечера 3 марта 1917 года. Ему даже номера не успели дать, а так, по всем правилам, он должен был считаться Михаилом II. Парадоксально, но правление Дома Романовых началось с Михаила Федоровича, Михаилом Александровичем и закончилось.

    У императора Александра III с Марией Федоровной было шестеро детей – Николай, Александр, Георгий, Ксения, Михаил и Ольга. Впоследствии их сын Николай стал императором Николем II, Александр и Георгий умерли, дочери Ксения и Ольга прожили долгую жизнь, а Михаил стал последним русским императором. О нем-то и пойдет речь, так как о таком великом князе мало кто знает, а про Николая II и его личную жизнь написаны уже горы литературы. Так что не будем повторяться.

    Михаил родился в 1878 году и, как это обычно бывает с младшими детьми, пользовался в семье большой любовью. Отец называл его Мишкин и больше всех уделял ему внимания. С детских лет его ближайшей подругой стала сестра Ольга, называвшая его по-английски Darling floppy (лопоухий милашка). Хотя Михаил и был сыном царя, но в воспитании на это не делалось никаких скидок – с 7 лет ежедневные уроки по разным предметам, а позже служба в гвардии. Отца он просто боготворил, но с матерью отношения были посложнее. Мария Федоровна не забывала, что она царица даже в детской комнате. Она занималась главным образом светским воспитанием детей. А лучшей школой такого воспитания она считала английскую – никаких сюсюканий, никаких муси-пуси, а только безукоризненное послушание, простота в быту, непритязательность в еде («овсянка, сэр!»), гимнастика и неизменные водные процедуры. Дались ей эти водные процедуры! Отец же брал сына с собой на рыбалку, в зверинец, они жгли костры, пекли картошку в золе, убирали снег, пилили деревья. Он учил Михаила читать звериные следы, управлять лодкой, другим важным наукам, которые должен знать маленький мальчик. С отцом Михаилу было весело и интересно, а с матерью – нет: только чопорность, сухость и назидательные нотации. Кому же такое понравится? Смерть отца в 1894 году потрясла Михаила.

    Михаил вырос физически крепким человеком – от отца он получил невероятную физическую силу и иногда забавлялся тем, что шутя разрывал колоду карт. Однажды во время учений в Гатчине он так размахивал саблей, что у нее отлетел клинок. Он был добросердечным и веселым парнем. Его отличала отменная храбрость, которую он проявил в годы Первой мировой войны. Мишкин был прост с людьми в общении. От матери он получил невероятное обаяние, очень любил музыку и играл на нескольких музыкальных инструментах, интересовался историей, лихо водил автомобиль (правда, имел скверную привычку засыпать за рулем) и пользовался громадным успехом у женщин. Он не нажил себе врагов, никому не делал зла и не заводил интриг. В армии его обожали за удаль и храбрость, за чувство юмора и умение поддержать любую компанию. Про него можно было с полным правом сказать – «добрый малый». Примерно так отзывались о нем все, кто его знал.

    Еще одно качество было присуще Михаилу – это его правдивость. Для лиц его круга это был скорее недостаток, и его откровенно тяготила вся эта придворная жизнь с ее обязательными приемами, раутами, суарэ, торжественными «выходами» и официальными «присутствиями». Михаил чувствовал себя не в своей тарелке и, чтобы избавиться от этой тягомотины, предпочитал пропадать в войсках. Один современник так отозвался о великом князе Михаиле: «Я никогда в жизни не встречал человека, подобного ему, настолько не испорченного и благородного по натуре… Он напоминал взрослого ребенка, которого учили поступать только хорошо и порядочно». Никто по-настоящему не принимал всерьез этого славного парня с необычайно длинной шеей.

    Михаилу уже исполнился 21 год, когда судьба преподнесла ему сюрприз. Как мы уже говорили, у него было два старших брата – Николай и Георгий, последний считался наследником престола (до появления у Николая собственного сына). Неожиданно в 1899 году брат Георгий умер от чахотки, и теперь Михаил стал наследником престола! Это событие принципиально изменило положение великого князя. Хотя у Николая II к этому времени уже было трое детей, но все они были девочками. Корона могла перейти только к наследнику мужского пола. Самым близким к монарху по степени родства являлся Михаил. Целых пять лет ему пришлось исполнять роль цесаревича, доставшуюся ему совершенно случайно. А это значит, что нужно было влезать в государственные дела и заниматься политикой. Он не думал, что это надолго, и собирался лишь временно помогать брату. Правда, эта помощь сводилась главным образом лишь к представительским функциям.

    Сам же Николай II не питал никаких иллюзий насчет государственных способностей младшего брата. Когда в 1900 году в Крыму он заболел тяжелой формой брюшного тифа, и его здоровье внушало большие опасения, то царедворцы предложили ему пригласить Михаила «для замещения Его Величества на время болезни». На что царь ответил:

    «Нет-нет. Миша только напутает в делах. Он такой легковерный». Однако находились люди, не разделявшие эту точку зрения. Всесильный министр финансов С. Ю. Витте, кстати, преподававший Михаилу Александровичу курс экономики, напротив, чрезвычайно высоко отзывался о его способностях. Примерно такое же мнение имел о нем и германский кайзер Вильгельм II. После того как в 1902 году Михаил гостил у него в Берлине, император написал Марии Федоровне восторженное письмо, в котором восхищался ее сыном. Сама же мать разделяла точку зрения Николая II, считая Михаила легковерным и легкомысленным. Такое впечатление у нее усилилось после поездки Михаила в Англию на похороны королевы Виктории в 1901 году, которые он умудрился прозевать, увлекшись прогулкой по Лондону.

    Наконец в 1904 году у Николая II родился сын Алексей, ставший вместо Михаила наследником русского престола. Теперь, как говорили в высшем свете, «Михаил Александрович получил отставку». Сам же он не только не грустил по этому поводу, а наоборот, радовался. Великий князь Константин Константинович по этому поводу сделал такую запись в своем дневнике 2 августа 1904 года: «В пять часов мы с женой поехали навестить вдовствующую императрицу и пили у нее чай… Был и отставной наследник Миша; он сияет от счастья, что больше не наследник». Ну нравилась веселому парню жизнь великосветского плейбоя, что уж тут поделаешь! Не каждому суждено стать императором, а он этого и не хотел.

    Ему было от чего сиять. Михаил превратился в обычного великого князя, хотя и оставался возможным претендентом на трон (но лишь после Алексея). А так он получил звание «условного регента» при своем племяннике. Но эти мысли он выбросил из головы, и они его больше не занимали. Его интересы теперь располагались в другой плоскости – после того, как он сложил с себя полномочия цесаревича, он решил жениться. Законы гласили, что наследник должен жениться только на принцессе, и он этому правилу был готов следовать; а теперь он решил жениться по любви.

    Марию Федоровну чрезвычайно заботило семейное будущее сына, и она постоянно думала о его будущей невесте. Социальный ранг Михаила подразумевал, что брак должен быть равнородным. Вот здесь-то таились главные заморочки. Хорошо зная европейскую «ярмарку невест», она была осведомлена обо всех вероятных претендентках. Выбор был невелик. Среди нескольких самых именитых принцесс следовало выбрать ту, которая устраивала бы матушку жениха. Однако вдовствующую императрицу не удовлетворяла ни одна из них: одна была дурна собой, другая имела слишком близкую степь родства, третья была просто глупа, и так далее. Пристрастия самого Михаила ее волновали мало, так как она считала, что у него «слишком доброе сердце» и что он «легко увлекается». В этих свойствах его характера она видела большую опасность для будущего. И не ошиблась.

    Пока мать подбирала ему невесту, Михаил решил жениться сам. Страстность была присуща многим представителям мужской половины Дома Романовых, в том числе и Михаилу. Он влюблялся в жизни не раз, но в этот раз Михаил полюбил серьезно. В 1905 году, когда великому князю стукнуло 27 лет, он вознамерился жениться на фрейлине своей сестры Ольги – Александре Коссиковской. В дворцовом кругу все называли ее Диной. Когда родственники узнали, что Миша намеревается жениться, они испытали шок. Кинулись выяснять подробности. Оказалось, что влюбленные уже давно тайно встречаются и даже вынашивают план побега за границу, чтобы обвенчаться. Николай II с императрицей-матерью отнеслись к этим сведениям очень серьезно, и с Михаилом состоялась беседа, но он ничего толком не пояснил. Миша сказал лишь, что «любит Дину» и ему без нее «скучно». Из этих путаных слов Николай II с Марией Федоровной сделали вывод, что он «увлечен выше всякой меры». А поскольку это так, то царь посчитал необходимым взять с брата слово, что тот не сделает «недопустимого». Миша обещал. Однако вскоре после этого разговора он написал брату письмо, в котором просил разрешения… жениться на Коссиковской! Обескураженный государь тут же снесся с матерью, где заверил, что «никогда не даст своего согласия» на этот брак, и попросил ее помочь «удержать его».

    Марию Федоровну очень взволновала эта история. Она не очень полагалась на слово сына, так как не сомневалась, что у него очень мягкий характер. Если рядом с Мишей окажется женщина с сильной волей, то она будет крутить им как хочет, и никакие, даже самые клятвенные его заверения не помогут.

    Почти весь 1906 год родственники пытались образумить Михаила. После одной из таких «душеспасительных» бесед сестра Ксения записала: «Говорила с Мишей. Просто отчаяние, он твердо стоит на своем, и никакие доводы больше не помогают. Говорит, что потерял всякое чувство сожаления, привязанности и только хочет одного!» В бесполезных уговорах прошло еще несколько месяцев, прежде чем эта история разрешилась. Михаила отправили за границу под надежным присмотром, а Дину «попросили» оставить двор и Петербург.

    Казалось, что теперь император с матерью могли вздохнуть свободно. И действительно, Михаил, казалось, на время образумился. Но только на время. В 1912 году он выкинул очередной трюк, от которого его родственников прямо затрясло. Он нашел себе новый предмет страсти. На его жизненном пути встретилась новая пассия – дочь адвоката Наталья Шереметевская. Она родилась в 1880 году в дачном поселке Перово под Москвой, в 1902 году вышла замуж за представителя известной купеческой семьи Сергея Mамонтова и родила дочь – тоже Наталью. Этот брак не был удачным, и в 1905 году они развелись. Связи отца в среде московских адвокатов помогли быстро оформить развод. В том же году Наталья Мамонтова снова вышла замуж – теперь уже за военного: поручика Владимира Вульферта, служившего в Петербурге в лейб-гвардии Кирасирском полку. Так дочь адвоката стала полковой дамой. Михаил тоже служил в кавалерии, однажды на одном из гатчинских приемов он с первого взгляда влюбился в мадам Вульферт. Их роман развивался стремительно. Связь с замужней, к тому же в прошлом уже разведенной женщиной, имеющей самое непрезентабельное происхождение, естественно, не обрадовала царскую семью. Но это была взаимная, горячая и искренняя любовь. Михаил обожал свою Наташу. Они стали жить вместе. Родня взбунтовалась. Какие только громы и молнии не сыпались на голову Михаила! Его увещевала мать, увещевал брат Николай II, уговаривали сестры – но он поступал так, как подсказывало его сердце… и Наташа.

    Влюбленные решили, что будет лучше, если Наташа на время уедет в Европу от греха подальше. В 1909 году она уехала в Вену, а потом в Швейцарию. Они с Михаилом общались с помощью телеграфа – только за этот год она отправила ему 377 телеграмм! Наконец, они встретились в Копенгагене. Возвращаясь в Россию, Михаил писал ей: «Моя дорогая, прекрасная Наташа, нет таких слов, которыми я мог бы поблагодарить тебя за все, что ты даешь мне. Наше пребывание здесь всегда будет самым ярким воспоминанием в моей жизни. Не печалься – с помощью Господа Бога мы очень скоро встретимся. Пожалуйста, всегда верь мне и в мою самую нежную любовь к тебе, моя дорогая, самая дорогая звездочка, которую я никогда не брошу. Я обнимаю тебя и всю целую… Пожалуйста, верь мне, я весь твой. Миша».

    Заметим, что это полное нежности и любви письмо писал не какой-то прыщавый пацан, испытывающий первое половое влечение, а взрослый, тридцатилетний мужчина. Это была настоящая любовь!

    К 1910 году Михаил уже знал, что она находится «в интересном положении». Это был его ребенок. Необычность ситуации придало то обстоятельство, что будущая мать была замужем и, следовательно, будущий ребенок к великому князю Михаилу Александровичу никакого отношения иметь не мог. Наталья плакала, а Миша ее успокаивал. Он готов был признать ребенка своим, но для этого нужно было получить развод. О том, чтобы официально оформить это дело, не могло быть и речи. Подобная огласка могла бы привести к грандиозному публичному скандалу. И Михаилу оставался только один путь – обратиться к брату-императору за содействием.

    Он прекрасно понимал, что стоит ему заикнуться о намерении жениться на Наташе – и пиши пропало, брат ни за что не поможет. Поэтому он решил схитрить и стал просить лишь о разводе Наташи с Вульфертом, чтобы «принять участие в воспитании своего ребенка». В марте 1910 года он отправил Николаю II следующее письмо: «Дорогой Ники! Если хочешь сделать меня счастливым и успокоить меня, исполни мою просьбу. Как я тебе уже говорил последний раз, что в июле месяце от меня у Наталии Сергеевны Вульферт родится ребенок, а потому я теперь же обязан позаботиться, чтобы к тому времени окончился ее развод, так как я не могу допустить, чтобы на моего ребенка имел какие-либо права ее муж – поручик Вульферт». Далее Михаил умолял брата помочь и уверял, что жениться на Наталье «не намерен».

    Царь оказался в сложном положении. С одной стороны, он любил брата и готов был сделать все для его счастья, а с другой – Николай II был не настолько наивен, чтобы не понимать: как только Наталья окажется свободной, так Мишка сразу же женится на ней. Семейных скандалов в семействе Романовых и так хватало. Сначала, в 1902 году, учудил дядя Павел, а в 1905-м – его кузен Кирилл. А теперь еще и Мишка! Царь погрузился в тяжелые раздумья. Он полагал, что Михаил, как исключительно честный и порядочный человек, должен дать честное слово никогда не идти под венец с адвокатской дочкой. Этого будет достаточно. Михаил такое слово дал, и брак Натальи с Вульфертом был расторгнут с быстротой молнии. Правда, бывшему мужу пришлось заплатить кругленькую сумму в 200 тысяч рублей.

    В июле 1910 года Наталья родила сына, названного Георгием. Естественно, никаких поздравлений от родных Михаил не получил, да они ему были и не нужны. Он был и так счастлив – как любой отец: у него есть сын! И у него теперь есть семья. Вот только надо жениться на Наташе, и все будет в порядке. Но это потом, а пока появление сына у Михаила поставило перед ним новую проблему. Ведь получалось, что его ребенок – незаконнорожденный, а потому никаких, даже дворянских прав он не имел. Николай II и на этот раз вошел в положение брата – дозволил носить мальчику отчество «Михайлович»; он был возведен в дворянское достоинство. Также ему и матери была присвоена фамилия Брасовы – по названию имения в Орловской губернии, которое принадлежало Михаилу.

    Больше всех эту любовную историю переживала императрица-мать Мария Федоровна. Заниматься внушениями сыну было и поздно, и бесполезно. Она лишь напоминала ему о великокняжеском долге, но с некоторых пор стала замечать, что такие разговоры Михаила раздражают. Она предчувствовала, что Наталья Шереметевская, а теперь Брасова, эта «липучая особа», просто так Мишу не оставит. Она сделает все, чтобы получить на него законные права. Такую перспективу видел и Николай II. Вместе с тем было ясно, что в России венчание не состоится. Здесь ситуация была под полным контролем Синода. Но влюбленные постоянно ездили в Европу и могли тайно обвенчаться там. Было необходимо предупредить это событие.

    В 1911 году появилась информация, что Михаил высказал желание жениться на Наталье. Зная импульсивный характер брата, Николай II приказал установить за ним полицейскую слежку, так как боялся, что Миша выкинет какой-нибудь «номер». Жандармский генерал А. Герасимов получил указание предупредить все русские православные духовные миссии за рубежом о том, чтобы их священники не венчали великого князя Михаила Александровича с Натальей. А б сентября 1911 года генерал Герасимов выехал в Европу, имея на руках секретный циркуляр, который гласил: «Податель настоящего генерал-майор Корпуса жандармов Александр Васильевич Герасимов направлен Его Императорским Величеством за границу с поручением принять все возможные меры для предотвращения женитьбы великого князя Михаила за границей на госпоже Брасовой».

    Во как! Брат за братом даже слежку учинил, чтобы Мишка не женился! Такого еще не бывало! Усилиями жандармов и заграничной агентуры на этот раз женитьбу удалось предотвратить. Но прошел всего год, и то, чего так опасалась царская родня, случилось. Осенью 1912 года Михаил с Натальей в очередной раз выехали за рубеж. Секретные агенты были опять начеку. Однако и влюбленные извлекли опыт из полицейской слежки – им удалось обмануть сыщиков, уехать в Вену и там в сербской православной церкви Святого Саввы обвенчаться. Это произошло 17 октября 1912 года. Полицейский агент докладывал в Петербург: «Во время предшествовавших пребываний великого князя Михаила Александровича за границей агенты заграничной агентуры во время поездок Его Императорского Высочества на автомобиле повсюду сопровождали великого князя на особом моторе. В нынешний же выезд великого князя за границу командированный для ведения охраны старший агент Бинт получил в Берлине от генерал-майора Герасимова распоряжение при поездках великого князя на автомобиле не сопровождать Его Императорское Высочество… Не сопровождая великого князя в его поездке на автомобиле, охрана ничего узнать не могла, ибо направление и цель поездки оставались законспирированными от самих близких лиц». Проще говоря, Михаил, обнаружив, что за ним нет слежки «на моторе», махнул на своем «Роллс-ройсе» в Вену и там беспрепятственно обвенчался. Полицейские чины, упустившие Михаила, естественно, получили по шапке, но дело было сделано – он женился на дважды разведенной женщине.

    Об этом событии он, как честный человек, сразу же сообщил Николаю II и матери. Государь был вне себя от возмущения и в письме к Марии Федоровне выплеснул накопившиеся чувства. Он говорил: «Я собрался написать Тебе по поводу нового горя, случившегося в нашей семье, и вот Ты уже узнала об этой отвратительной новости… Между мною и им сейчас все кончено, потому что он нарушил свое слово. Сколько раз он сам мне говорил, не я его просил, а он сам давал слово, на ней не жениться. И я ему безгранично верил!.. Ему дела нет ни до Твоего горя, ни до нашего горя, ни до скандала, который это событие произведет в России. И в то же время, когда все говорят о войне, за несколько месяцев до юбилея дома Романовых!!! Стыдно становится и тяжело». Через несколько дней царь, наверное, пришел в себя и уже более спокойно продолжал: «Бедный Миша, очевидно, стал на время невменяемым, он думает и мыслит, как она прикажет, и спорить с ним совершенно напрасно… Она не только читает, но и снимает копии с телеграмм, причем и записок, показывает своим и затем хранит все это в Москве вместе с деньгами… Это такая хитрая и злая бестия, что противно о ней говорить». Эх, знал бы Николай II как эта «бестия» будет кидаться в ноги самому Ленину, чтобы спасти его брата, так бы не говорил.

    Вдовствующую императрицу, находившуюся в то время у себя на родине в Дании, новость, что ее «Мишкин» женился, повергла в состояние отчаяния. Она-то искала ему невесту среди самых коронованных особ, а он обручился с дважды разведенной дамой! Да еще и с ребенком от первого брака! Ей было стыдно за себя, за династию, за Россию – в общем, за всех, в том числе и за Николая II. Такого стыда она не испытывала ни разу в жизни. В гневе (ее негласной кличкой среди царских родственников была Гневная) в письме к царю она восклицала: «Даже не верится, и не понимаю, что я пишу, это так невыразимо отвратительно во всех отношениях и меня совершенно убивает! Я только об одном прошу, чтобы это осталось в секрете, чтобы не было еще нового скандала… Я думаю, что единственное, что можно делать, иначе я уже больше не покажусь, такой позор и срам!»

    Давайте немого прервемся и поразмышляем на эту тему. Если бы писали о таком отношении брата и матери к женитьбе младшего сына где-нибудь в провинции, то назвали бы его местечковым снобизмом. Мол, мой сын заслуживает лучшей доли, и вообще она ему не пара. Если бы писали о подобном случае в какой-нибудь из кавказских или среднеазиатских республик, то назвали бы его национальным экстремизмом. Никакой толерантности, понимаешь! А разве Мария Федоровна поступила лучше? Искала Михаилу невесту, не спросив его самого; не принимая в расчет, что он женился по любви, даже в глаза не видев невестку, обвиняла ее во всех смертных грехах. И все из-за того, что Наталья ему, видите ли, не ровня. А кто ровня? Какая-нибудь засидевшаяся в старых девах очередная германская принцесса из захудалого, нищего княжества? И что, был бы он с ней счастлив, если бы женился по зову долга, а не любви? Конечно же нет. Таких примеров в семействе Романовых было предостаточно. В этом случае мы можем диагностировать лишь материнский эгоизм, да и только. И вообще мода на заграничных невест в России пошла с XVIII века, а до того русские цари женились на своих соотечественницах. Времена-то меняются. Нужно было и в России изменить это правило, а то носились с этими замшелыми законами, как дурак с писаной торбой. Сегодня в Европе, там, где монархии еще сохранились, до этого додумались – их принцы женятся на своих, рядовых гражданках, и никого это уже не шокирует. Разве что английскую королеву Елизавету II, но похоже, это клинический случай. Сколько лет на престоле – это и с ума можно спятить. В общем, по нашему глубокому убеждению, Мария Федоровна была кругом не права.

    Однако пойдем дальше. Скрыть от общественности факт женитьбы Михаила не было никакой возможности. Пришлось наложить на него обычное, полагающееся в таких случаях взыскание – Михаила лишили всех династических прав, запретили въезд в Россию, уволили со службы, лишили званий (он в то время был командиром эскадрона) и учредили опеку над его имуществом. Но Мишка, этот веселый парень, был этому только рад. Первоначально он с семьей поселился на юге Франции, затем перебрался в Англию, где арендовал большое поместье. Денег у него хватало на весьма обеспеченное существование. Они с Натальей любили друг друга и были счастливы. В Париже Михаил забрался на самый верх Эйфелевой башни и оттуда отправил жене шутливую телеграмму: «Гатчина особенно хорошо видна с такой высоты. Нежно целую тебя. Твой Миша».

    Со своей матушкой он встретился только через год, летом 1913-го, в Лондоне. Она сообщила Николаю II: «Миша приехал в Лондон и оставался несколько дней с нами… Я была счастлива увидеть, что он остался таким, каким всегда был: милый, добрый и даже более ласковый, чем когда-либо (а она что, думала, что невестка его съела с потрохами? – М. П.)… Бедный Миша! Ужас как грустно думать, что он, такой милый и честный, попал в такие когти, потому что она никогда его не отпустит от себя (ну точно – махровый материнский эгоизм. – М. П.). Моя единственная надежда, что она ему надоест, дай Бог!»

    В воздухе уже пахло войной, и она не замедлила разразиться в августе 1914 года. Все опальные Романовы засобирались домой и получили прощение своих грехов. Не остался в стороне от дела защиты Родины и великий князь Михаил Александрович. Сердечные отношения между братьями восстановились. Его брак был признан официально. В Петроград вернулась и Наташа с сыном, а в марте 1915 года император пожаловал Георгию титул графа Брасова, но ее саму так и не приняли при дворе. В России семья Михаила проживала в основном в Гатчине. Иногда мадам Брасова совершала набеги на ювелирные и антикварные магазины. В одном из таких заведений ее увидел французский посол в России Морис Палеолог и оставил такое описание: «Она прелестна. Ее туалет свидетельствует о простом, индивидуальном и утонченном вкусе. Из-под расстегнутой шиншилловой шубки видно платье из серебристого шелка, отделанное кружевами. Шапочка светлого меха очень идет к ее пепельным волосам. Выражение лица гордое и чистое; черты прелестны; глаза бархатистые. На шее при свете зажженной люстры сверкает ожерелье из чудного жемчуга. С большим вниманием разглядывает она каждую гравюру; иногда она от напряжения мигает и приближает лицо к гравюре. По временам она наклоняется направо, где около нее поставлена табуретка с другой папкой гравюр. Малейшее ее движение отдает медленной, волнистой, нежней грацией». Вот какая красивая невестка была у Марии Федоровны, а она не хотела ее признавать!

    Между тем, Михаил ушел на фронт. Он получил чин генерал-лейтенанта и вступил в командование Кавказской туземной конной дивизией, получившей в армии название «Дикая дивизия». Она была сформирована исключительно из горцев-мусульман, в ней только офицеры были русскими, она состояла из б полков (Черкесского, Ингушского, Кабардинского, Дагестанского, Чеченского, Татарского), Осетинской пешей бригады и 8-го Донского казачьего артиллерийского дивизиона. Генерал А. И. Деникин позже вспоминал, что целью формирования такого уникального соединения стало «стремление к изъятию с территории Кавказа наиболее беспокойных элементов». Иначе говоря, в Дикой дивизии воевали в основном разбойники-абреки. В боях дивизия отличалась невиданной храбростью и жесткостью, «граничившей с первобытными нравами и Батыевым изуверством». Горцы никого в плен не брали, а поступали с противником так, как недавно в Чечне: живым отрезали головы, вспарывали животы и тому подобное. Немцы и австрийцы тут же разбегались с поля боя, как только узнавали, что на них в наступление идет Дикая дивизия. Согласитесь, что управлять этими абреками мог только человек очень сильной воли, каким и был великий князь Михаил. Благодаря заботам своего командира жалованье в Дикой дивизии было самым высоким в русской армии – 25 рублей в месяц получал только рядовой (подпоручик в других частях получал 35 рублей). Горцы очень уважали своего командира, были безгранично преданы ему и даже обращались на «ты». Им очень импонировало то обстоятельство, что в бой их водит сам брат царя. Михаил же со своей стороны на полях сражений показал себя храбрым и мужественным командиром. В феврале 1916 года он получил повышение – стал командиром 2-го кавалерийского корпуса, а потом генерал-инспектором кавалерии.

    Итак, военная карьера великого князя развивалась успешно, но впереди его ждали тяжелые испытания. Февральские события 1917 года застали его в Гатчине. 27 февраля 1917 года председатель Госдумы М. Родзянко вызвал Михаила в Петроград. Он попросил его связаться с Николаем II, находившимся в Ставке, и уговорить брата сформировать «правительство народного доверия». Однако разговор его с царем не дал никакого результата, и Михаил Александрович отправился в Зимний дворец, но так как там ночевать было опасно, то он переселился на квартиру князя П. Путятина, находившуюся невдалеке от Зимнего, на Миллионной улице. События развивались стремительно. 1 марта к нему явился посланец от дяди, великого князя Павла Александровича, и принес на подпись Манифест, в котором великие князья Павел Александрович и Кирилл Владимирович от имени императора поручали Думе сформировать такое правительство (мы уже об этом писали). Михаил долго колебался, но все же поставил свою подпись.

    На следующий день, 2 марта 1917 года, он узнал, что Николай II отрекся от престола за себя и своего сына в его пользу, назвав его Михаилом II. Формально, из-за своего скандального брака, Михаил не имел права на престол, но эти тонкости уже никого не волновали. Отречение брата произвело на Михаила удручающее впечатление. Присяжный поверенный Н. Иванов вспоминал: «Нежелание брать верховную власть, могу свидетельствовать, было основным его, так сказать, желанием. Он говорил, что никогда не хотел престола, и не готов к нему. Он примет власть царя, если все ему скажут, что отказом он берет на себя тяжелую ответственность, что иначе страна идет к гибели… Он переживал сильные колебания и волнение. Ходил из одной комнаты в другую… Он осунулся за эти часы. Мысли его метались…» Наконец, он пришел к выводу, что один он ничего предпринять не может, так как ему надо посоветоваться с депутатами Думы. Наутро 3 марта 1917 года в квартиру князя Путятина ринулись думские деятели и стали уговаривать Михаила, чтобы он тоже отказался от престола. Под их сильным давлением в б часов вечера он составил Манифест, в котором попросил граждан России довериться Временному правительству вплоть до созыва Учредительного собрания, которое должно было принять решение о способе правления Россией: республика или монархия? Как известно, в январе 1918 года большевики разогнали Учредительное собрание, которое не успело принять никакого постановления по этому поводу.

    Вот и получается, что Михаил II формально был царем только один день. Но только формально. А действительность была такова. Как только Керенский узнал о решении Михаила, то издал высокопарный вопль: «Ваше Высочество, вы – благороднейший из людей! Ваше Высочество! Вы великодушно доверили нам священный сосуд вашей власти. Я клянусь вам, что мы передадим его Учредительному собранию, не пролив из него ни одной капли». Ну чего было можно ожидать от такого клоуна – уже 1 сентября 1917 года Россия была объявлена республикой, не дожидаясь решения Учредительного собрания. В адрес Михаила градом посыпались приветствия, причем одна телеграмма пришла даже из Туруханского края от ссыльных большевиков. Николай II в своем дневнике к решению Михаила отнесся отрицательно: «Оказывается, Миша отрекся. Его Манифест кончался четыреххвосткой для выборов через б месяцев Учредительного собрания. Бог его знает, кто надоумил его подписать такую гадость…» Немного позже он добавил: «Миша не должен был этого делать. Удивляюсь, кто дал ему такой странный совет».

    Подписав отречение, Михаил уехал в Гатчину к своей семье. Он там тихо жил с женой и двумя детьми (дочь от первого брака Натальи Михаил тоже считал своим ребенком). Его образ жизни разнообразили лишь прогулки на его знаменитом «роллс-ройсе» и редкие пикники на природе с друзьями. 31 июля 1917 года ему было разрешено свидание с братом Николаем II, который содержался под арестом в Царском Селе. Встречу на 10 минут устроил Керенский, который и присутствовал при разговоре. Михаилу даже не разрешили увидеть племянников. Это была последняя встреча братьев – Михаил вышел после нее со слезами на глазах, а наутро узнал, что брата вместе с семьей увезли в Сибирь. Больше они никогда не виделись.

    Впереди Михаила Александровича ожидали еще более тяжелые испытания. В конце августа 1917 года его вместе супругой посадили под домашний арест. Он сильно удивился такому повороту событий, но подчинился. Все-таки он отдал власть Временному правительству, а с ним поступили так бессовестно. Во время октябрьских событий великого князя недолго продержали в Смольном, но потом отпустили в Гатчину. В ноябре 1917 года он уже сам явился туда к управделами большевистского правительства В. Бонч-Бруевичу и попросил «узаконить» его положение. Здесь ему была выдана справка на официальном бланке о том, что может «свободно проживать» как гражданин Республики.

    Несмотря на это, 7 марта 1918 года Гатчинский совет арестовал Михаила Романова. По предложению М. Урицкого (председателя Петроградской ЧК), Совет Народных Комиссаров постановил выслать его в Пермь. С ним поехал и его секретарь, англичанин Джонсон. Он отказался от предложения посла Великобритании Дж. Бьюкенена покинуть Россию: «Я не оставлю Великого князя в такой тяжелый момент». Также с ним поехали прислуга и жена, а дети остались у родственников. В Перми Михаила Александровича поселили в так называемых Королёвских номерах – гостинице, построенной купцом Королёвым. Во дворе гостинцы был гараж, в котором стоял «роллс-ройс» Михаила. Никакого караула возле номеров не было. Михаил Александрович мог свободно разъезжать по городу на своем лимузине, прогуливаться по набережным, кататься на лодке по Каме, встречаться с местными жителями и ходить к ним в гости, посещать театр (где публика устраивала ему овации) и церковь. Михаил Александрович вел жизнь свободного человека за одним лишь исключением – с первых месяцев пребывания в Перми он должен был ежедневно отмечаться – сначала в милиции, а с мая 1918 года и в Губчека. К этому времени он заболел, и Наталья Брасова в конце мая поехала хлопотать в Москву за него (речь шла о выезде на лечение за границу). До этого она неоднократно навещала детей, оставшихся в Петрограде. В один из таких приездов ей удалось достать фальшивые документы и отправить сына в Данию.

    В Москве она встречалась с Лениным, но ее хлопоты оказались безрезультатными, и она уже хотела возвратиться к мужу, когда получила известие, что Михаил «похищен неизвестными». Наталья Сергеевна в это не поверила, так как ссыльные жили под постоянным контролем. В состоянии крайнего раздражения она прорвалась к Моисею Урицкому и потребовала у него объяснений. Она обвиняла его в убийстве «родного Миши». В ответ он обвинил саму Брасову, что это, мол, она организовала «побег» мужа! Ее тут же арестовали и отправили в тюрьму, где она провела почти десять месяцев.

    На самом деле Михаила Александровича вместе с его английским секретарем Джонсоном в ночь с 12 на 13 июля местные большевики вывезли за город и расстреляли, инсценировав это как похищение. Пермская ЧК даже отправила в Москву телеграмму: «Сегодня ночью неизвестными в солдатской форме похищены Михаил Романов и Джонсон. Розыски пока не дали результатов, приняты самые энергичные меры». Эта была дезинформация – акция по уничтожению Романовых была задумана в Москве; через несколько дней, в ночь с 16 на 17 июля 1918 года, был расстрелян Николай II со всей своей семьей, а днем 17 июля последовала казнь Романовых в Алапаевске. Михаилу Александровичу было всего 40 лет. Его могила не разыскана до сих пор.

    Итак, Наталья в тюрьме. Через 10 месяцев она, симулируя сильную простуду, добилась перевода в тюремную больницу. В один из дней ее посетила дочь от первого брака, и в ту же ночь ей удалось незаметно исчезнуть из больницы. С помощью фальшивых документов, под видом сестры милосердия, она смогла добраться до Киева. Вместе с ней была ее дочка Наталья. Из Киева она перебралась в Одессу, а затем на британском корабле Наталья навсегда покинула Россию.

    В эмиграции Наталья Брасова сначала жила в Англии, затем перебралась во Францию. За границей ей пришлось несладко. Она надеялась на помощь могущественных родственников, ведь английский король Георг V приходился кузеном Михаилу Александровичу. Но очень скоро она поняла, что здесь рассчитывать не на что и не на кого. Никто из европейской родни мужа не собирался ей помогать; с ней даже не желали встречаться. Чурались Натальи и русские родственники ее мужа – те, которым удалось бежать из России. Даже императрица Мария Федоровна, мать Миши, не смогла преодолеть антипатию к ней и ни разу не встретилась со своей невесткой и даже с внуком. Первые годы Наталья не испытывала особых материальных затруднений. У нее сохранились кое-какие счета в банках, кое-какие из драгоценностей она смогла вывезти в эмиграцию. Их продажа стала основным источником доходов вдовы. Однако всему приходит конец. Бриллианты с жемчугами закончились, и продавать больше стало нечего. Наступило время бедности, а затем и полной нищеты. Но еще больше подкосила ее смерть сына – он погиб в автомобильной катастрофе летом 1931 года. Эта ветвь Романовых, наследников царской власти в России, пресеклась навсегда.

    Последние годы своей жизни Наталья Брасова проживала в Париже. Из некогда томной красавицы она превратилась в страшную, полубезумную старуху, которая скандалила за каждый сантим с хозяевами третьеразрядных гостиниц, с бакалейщиками и мусорщиками. Ее несчастная жизнь завершилась на больничной койке в приюте для неимущих в 1952 году в возрасте 72 лет.

    Вот так горько завершилась история любви и жизни последнего императора России Михаила II, который никому не делал зла.









     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх