• Глава 1 Униженные и оскорблённые
  • Обострение классовой борьбы
  • Сиятельный сторож
  • «Восстановите Рабиновича!»
  • Почему троцкисты не любят Родину?
  • Предтечи Горбачёва
  • Троцкисты за Шамиля
  • Террористы и мятежники
  • Глава 2 Шпионы разных стран
  • Германия
  • Признание харьковского агента
  • Разведчик от «Юнкерса»
  • Шпионская сеть герра Фукса
  • От кайзера до фюрера
  • Япония
  • Дракон готовится к прыжку
  • Протоколы японских мудрецов
  • Механик-фотолюбитель
  • «Русская правда» агента Кобылкина
  • Мы маленькие дети, нам хочется гулять!
  • Шпион во штабе русских воинов
  • Добрячки в прокурорских мундирах
  • Польша
  • Птенцы Дзержинского
  • «Дранг нах Остен» по польски
  • Блок панов и самураев
  • Приборы для Пилсудского
  • Из Белоруссии с любовью
  • Ясновельможные разгильдяи
  • Прибалтика и Финляндия
  • Дипломаты с кокаином
  • Прототип шпиона Гадюкина
  • Кто наймёт шпионов пачку, тот разрушит водокачку
  • Спасение жены эстонского главкома
  • Меняю Устав на сапоги!
  • Глава 3 Массовые необоснованные реабилитации
  • Реабилитация на конвейере
  • Стыдливые антисоветчики
  • Реабилитация что дышло
  • «Царица доказательств» по-американски
  • Повторно репрессированные
  • Судить нельзя. Реабилитировать
  • Посмертные злоключения пана Яворского
  • Евреи против полицаев
  • Банда батьки Гельмута
  • Бабушка-надзирательница
  • «Презумпция доверия»
  • Реабилитация по-сталински
  • ЧАСТЬ 2

    Невинны ли жертвы репрессий?

    Но так уж повелось в нашем мире, что какой бы добродетельный государь, какой бы мудрый регент или канцлер ни стоял у кормила власти, всегда найдутся никчёмные людишки, обойдённые судьбой неудачники, — в укромном месте, где никто их не слышит, осуждают и бранят они власть предержащую.

    (Повесть о доме Тайра)

    Глава 1

    Униженные и оскорблённые

    Сидит начальник молодой,

    Стоит в дверях конвой,

    И человек стоит чужой —

    Мы знаем, кто такой.

    (Сергей Михалков. Граница)

    Ну, конечно же, «знаем»! Очередная «невинная жертва незаконных репрессий». Одним из ключевых обвинений, предъявленных Сталину в хрущёвском докладе на XX съезде, стали развязанные им массовые репрессии против «честных коммунистов», «массовый террор против кадров партии». С тех пор официальная пропаганда старательно навязывает нам стереотип, будто любые обвинения, выдвинутые против кого бы то ни было во времена Сталина, являются заведомо абсурдными, выдуманными «палачами из НКВД» с целью посадить и расстрелять как можно больше граждан.

    Разумеется, это откладывается в общественном сознании. Например, вот что сообщает писатель Андрей Леонидович Никитин, захотевший в конце 1980-х ознакомиться со следственным делом своих родителей, Леонида Александровича и Веры Робертовны Никитиных, осуждённых 13 января 1931 года Особым совещанием Коллегии ОГПУ по делу контрреволюционной организации «Орден Света» соответственно на 5 и 3 года лагерей:

    «Майор госбезопасности, на чью долю выпало меня «опекать» и который сам тщательно изучил перед встречей эти материалы, в заключение нашей беседы, как бы извиняясь за своих предшественников произнёс: «…ну, а на то, что там понаписано, особого внимания не обращайте. Ничего этого конечно же на самом деле не было. Сами знаете, что тогда делалось..».[177]

    На первый взгляд, перед нами действительно плод безудержной фантазии следователей ОГПУ, не придумавших ничего лучшего, чем обвинить группу московских интеллигентов в принадлежности к Ордену тамплиеров. Однако после этого Никитин на протяжении дюжины с лишним номеров журнала «Наука и религия» рассказывает о том, что московские тамплиеры реально существовали.[178] Причём помимо признаний обвиняемых, в деле имеется множество вещественных доказательств — изъятая при обысках литература, тетрадки с рукописями и т. п., включая журнал с весьма красноречивым названием «Красный террор».[179] Более того, при обыске на квартире у одного из членов «ордена» A.B. Уйттенховена был изъят целый арсенал — два револьвера «наган» и два пистолета неизвестной системы, а у его жены И. Н. Уйттенховен-Иловайской — написанная ею листовка с призывом к массовым стачкам и восстаниям.[180]

    Впрочем, что с майора взять? Раз начальство сказало, что ничего быть не могло, значит, ничего и не было. Только стоит ли ему уподобляться? Давайте посмотрим, так ли уж абсурдны обвинения, выдвигавшиеся в сталинские времена.

    Обострение классовой борьбы

    С приснопамятного хрущёвского доклада «О культе личности и его последствиях» официозная советская пропаганда не уставала твердить про «ошибочный сталинский тезис» насчёт обострения классовой борьбы по мере продвижения к социализму:

    «В докладе Сталина на февральско-мартовском Пленуме ЦК 1937 года «О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников» была сделана попытка теоретически обосновать политику массовых репрессий под тем предлогом, что по мере нашего продвижения вперёд к социализму классовая борьба должна якобы всё более и более обостряться. При этом Сталин утверждал, что так учит история, так учит Ленин».[181]

    Начнём с того, что Ленин действительно высказывал сходные идеи. Так, 29 марта 1920 года в отчётном докладе ЦК IX съезду РКП (б) он заявил:

    «На нашей революции больше, чем на всякой другой подтвердился закон, что сила революции, сила натиска, энергия, решимость и торжество её победы усиливают вместе с тем силу сопротивления со стороны буржуазии. Чем мы больше побеждаем, тем больше капиталистические эксплуататоры учатся объединяться и переходят в более решительные наступления».[182]

    Впрочем, не будем уподобляться холуйствующим придворным «марксистам», старательно подыскивавшим выдранные из контекста ленинские цитаты, чтобы обосновать очередной зигзаг генеральной линии партии. Всё-таки 1920 год — это одно, а 1937-й — другое. Да и Ленин отнюдь не Священное писание.

    Что же именно сказал Сталин 3 марта 1937 года, и насколько его слова были оправданными?

    «Необходимо разбить и отбросить прочь гнилую теорию о том, что с каждым нашим продвижением вперёд классовая борьба у нас должна будто бы всё более и более затухать, что по мере наших успехов классовый враг становится будто бы всё более и более ручным.

    Это не только гнилая теория, но и опасная теория, ибо она усыпляет наших людей, заводит их в капкан, а классовому врагу даёт возможность оправиться для борьбы с советской властью.

    Наоборот, чем больше будем продвигаться вперёд, чем больше будем иметь успехов, тем больше будут озлобляться остатки разбитых эксплуататорских классов, тем скорее будут они идти на более острые формы борьбы, тем больше они будут пакостить советскому государству, тем больше они будут хвататься за самые отчаянные средства борьбы, как последние средства обречённых.

    Надо иметь в виду, что остатки разбитых классов в СССР не одиноки. Они имеют прямую поддержку со стороны наших врагов за пределами СССР. Ошибочно было бы думать, что сфера классовой борьбы ограничена пределами СССР. Если один конец классовой борьбы имеет своё действие в рамках СССР, то другой её конец протягивается в пределы окружающих нас буржуазных государств. Об этом не могут не знать остатки разбитых классов. И именно потому, что они об этом знают, они будут и впредь продолжать свои отчаянные вылазки.

    Так учит нас история. Так учит нас ленинизм.

    Необходимо помнить всё это и быть начеку».[183]

    Сиятельный сторож

    Сколько раз советские обществоведы пеняли Сталину за этот тезис! Однако что они могли возразить по сути?

    «Но ошибочным был выдвинутый И. В. Сталиным на февральско-мартовском Пленуме ЦК в 1937 году, когда в СССР уже победил социализм, тезис, будто по мере упрочения позиций социализма, дальнейшего продвижения Советского государства вперёд классовая борьба в стране будет всё более обостряться. В действительности классовая борьба в Советской стране достигла наибольшей остроты в период, когда решался вопрос «кто — кого», создавались основы социализма. Но после того как социализм победил, эксплуататорские классы были ликвидированы и в советском обществе установилось социалистическое единство, тезис о неизбежности обострения классовой борьбы являлся ошибочным».[184]

    В самом деле, чтобы велась классовая борьба необходимо наличие враждебных классов. Имелись ли таковые в СССР 1930-х годов? «Нет! — дружно заверяют нас идеологи КПСС, а также их нынешние наследники из числа сторонников «социализма с человеческим лицом». — К тому времени эксплуататорских классов уже не существовало».

    Так ли это? Естественно, на первый взгляд, на двадцатом году правления большевиков никаких эксплуататоров в стране победившего пролетариата не наблюдается. Никто не владеет фабриками и заводами, не спускает нажитые непосильным трудом капиталы в Ницце, не порет на конюшне нерадивых крестьян. Кругом сплошь рабочие, колхозники, а также советские служащие. Такие, как скромный бухгалтер ЖАКТа Н. И. Штерн фон Гвяздовский. Ничего, что он бывший барон и полковник гвардии, что в 1905 году активно участвовал в подавлении декабрьского восстания, что дома хранит групповой снимок, на котором заснят вместе с Николаем II. Николай Иванович и в мыслях ничего не имеет против новой власти.[185]

    Вот ещё один скромный бухгалтер, на этот раз Плодоовощсбыта, — Маврус д'Эске, бывший граф, полковник генштаба. Его мать живёт в Вильно, у неё крупное имение и особняк. Брат тоже бежал за границу, живёт в Варшаве.[186]

    Следующему бухгалтеру, П. Г. Сладкову, с титулами не повезло. Всего лишь бывший председатель окружного военного суда у «верховного правителя России» адмирала Колчака».

    А вот парочка счетоводов — бароны В. В. и В. Н. Таубе.[187] А вот ещё один барон, Александр Станиславович Нолькен. С истинно христианским смирением простив новой власти расстрел своего брата, Могилёвского губернатора, их сиятельство усердно трудится швейцаром буфета на Московском вокзале.[188] Грех жаловаться на жизнь и князю В. Д. Волконскому, ныне приёмщику молокомбината.[189]

    Бывший чиновник канцелярии финляндского генерал-губернатора О. Л. Оленьев. Дворянин. Дослужился до статского советника, что согласно «Табели о рангах» повыше полковника, но пониже генерал-майора. Тоже доволен жизнью. Ещё бы! Благодаря Советской власти Олег Львович смог, наконец, влиться в ряды пролетариата, работая сторожем на одном из ленинградских предприятий.[190]

    А вот ещё парочка «пролетариев». K.M. Якубов, дворянин, бывший помощник начальника тюрьмы. Его брат, жандармский офицер, расстрелян в 1918 году. Но Константин Михайлович зла на большевиков не держит, усердно трудится землекопом в Ленпромстрое.[191] Как и граф В. Ф. Моль, который устроился рабочим в архитектурно-планировочный отдел Ленсовета и даже не вспоминает о своём имении в Себежском уезде.[192]

    Это бывшие дворяне. А сколько неименитых «владельцев заводов, газет, пароходов» лишены новой властью нажитого непосильным трудом имущества? А несколько миллионов раскулаченных?

    О каком же «социалистическом единстве» талдычили доморощенные знатоки марксизма? Логика их проста и незатейлива, как грабли. Если, к примеру, бывший владелец фабрики ныне работает на ней сторожем или дворником, то он уже не капиталист, а представитель рабочего класса. И пускай данный субъект, выражаясь словами Михаила Зощенко, «затаил хамство» против Советской власти, лишившей его собственности и привилегий, и при первом же удобном случае постарается с ней расквитаться. Проституток от идеологии подобные «мелочи» не смущают. После смерти Сталина марксизм-ленинизм быстро превратился в сытную кормушку. Советские обществоведы славили «судьбоносные решения» очередных съездов, сочиняли диссертации, в которых с пафосом вещали:

    «Опыт руководства партией противопожарными формированиями в годы обороны Ленинграда содержит убедительное доказательство жизненности ленинского учения о руководящей роли партии в защите социалистического Отечества, единстве тыла и фронта в современной войне».[193]

    После уничтожения СССР вся эта орава придворных холуёв мгновенно перекрасилась в приверженцев рыночной экономики, демократии и общечеловеческих ценностей.

    «Восстановите Рабиновича!»

    Другой многочисленный контингент потенциальных врагов Советской власти — те, кто был исключён из ВКП(б) в ходе регулярно проводившихся чисток. После победы Октябрьской революции Ленин постоянно высказывал вполне обоснованное беспокойство по поводу проникновения в ряды партии разного рода шушеры:

    «… естественно, что к правящей партии примыкают худшие элементы уже потому, что эта партия есть правящая».[194]

    «Мы превосходно знаем, что в разлагающемся капиталистическом обществе к партии будет примазываться масса вредного элемента».[195]

    «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать».[196]

    Чтобы нейтрализовать эту опасность, Ленин требовал регулярно очищать партийные организации от тех, кто позорит звание коммуниста. Уже на состоявшемся 18–23 марта 1919 года VIII съезде РКП(б) было принято решение о перерегистрации членов партии, то есть, фактически, о первой чистке её рядов.[197]

    Два года спустя X съезд РКП(б), проходивший 8-16 марта 1921 года, постановил провести генеральную чистку партии.[198] В результате к XI съезду (27 марта — 2 апреля 1922 года) из РКП(б) было исключено 170 тыс. человек или около 25 % её состава.[199] Однако чистка продолжалась и после XI съезда. Всего тогда из партии было исключено или механически выбыло больше 30 % её членов.[200]

    Более того, вырабатывая 21 условие принадлежности к Коммунистическому Интернационалу, Ленин на II конгрессе Коминтерна (19 июля — 7 августа 1920 года) привёл следующие требования: «Коммунистические партии всех стран, где коммунисты ведут свою работу легально, должны производить периодические чистки (перерегистрации) личного состава партийных организаций, дабы систематически очищать партию от неизбежно примазывающихся к ней мелкобуржуазных элементов».[201]

    Регулярные чистки продолжались и после смерти Ленина. В 1924–1925 гг. была проведена чистка вузовских и учрежденских партийных ячеек.[202] В апреле 1929 года XVI партийная конференция вновь приняла решение о генеральной чистке партии. К XVI съезду (26 июня — 13 июля 1930 года) из ВКП(б) было исключено 10,2 % её состава, ещё 1,3 % вышло из партии добровольно.[203]

    Помимо периодических кампаний, разложившиеся элементы исключались из партии и в обычном порядке. В результате этой кропотливой работы по очистке партийных рядов, проводившейся Лениным, а затем Сталиным, только с 1917 по 1 933 год было исключено и добровольно выбыло почти один миллион членов и кандидатов. Примерно десятая часть из них впоследствии была восстановлена.[204]

    Насколько необходимым было это регулярное самоочищение, наглядно показали позднейшие события. После смерти Сталина, оттесняя честных людей, в партию хлынул мощный поток приспособленцев и карьеристов. В результате, когда настал час испытаний, большинство из 19 миллионов членов КПСС с бараньим равнодушием тупо взирало, как разрушают государство. Другие, почуяв откуда дует ветер, публично сжигали свои партбилеты. Третьи, наиболее ушлые, без особого шума прибирали к рукам лакомые куски государственной собственности.

    Но вернёмся в сталинское время. Понятно, что исключённые из партии крайне недовольны, озлобленны и жаждут реванша. Как, например, вычищенный из ВКП(б) в феврале 1936 года в ходе проверки партийных документов по Красно-Зоренскому району Курской области И. Д. Тепляков, откровенно заявивший в частном разговоре: «Теперь я буду недоволен всю жизнь на партию и большевиков».[205]

    От досужих разговоров «униженные и оскорблённые» переходили к конкретным действиям. Так, в ноябре 1 933 года во время чистки партийной организации треста Авиатоп группа лиц, исключённых из партии, сделала попытку отравить членов комиссии по чистке. В стакан для воды, поставленный на стол, за которым работали последние, был брошен кристалл медного купороса. Произведённым ОГПУ следствием было установлено, что в «Союзнефтеторге» с конца 1932 года существовала контрреволюционная троцкистская группировка во главе с зам. управляющего «Союзнефтеторга», участники которой хотели «отомстить и напакостить» членам комиссии по чистке.[206]

    11 марта 1934 года старший техник 209-й авиабригады Вахромеев перелетел вместе с техником Дмитриевым в оккупированную японцами Маньчжурию. Как выяснилось в ходе расследования, помощник оперуполномоченного особого отделения 209-й авиабригады разгласил на комиссии по партийной чистке компрометирующие материалы, имевшиеся на Вахромеева в военной контрразведке.

    Разобиженный старший техник «в знак протеста» изменил Родине. По данным харбинской резидентуры советской разведки, Вахромеев выдал японцам подробные данные об авиационных частях на Дальнем Востоке.[207]

    Таким образом, у антисоветского подполья в 1930-е годы действительно имелась массовая социальная база.

    Почему троцкисты не любят Родину?

    Излюбленный аргумент хрущёвско-горбачёвских обличителей Сталина — насчёт уничтоженной «ленинской гвардии». Дескать, разве могли бывшие лидеры большевистской партии вдруг взять и предать то дело, которому служили?

    «Нужно напомнить, что XVII съезд партии вошёл в историю как съезд победителей. Делегатами съезда были избраны активные участники строительства нашего социалистического государства, многие из них вели самоотверженную борьбу за дело партии в дореволюционные годы в подполье и на фронтах гражданской войны, они храбро дрались с врагами, не раз смотрели в глаза смерти и не дрогнули. Как же можно поверить, чтобы такие люди в период после политического разгрома зиновьевцев, троцкистов и правых, после великих побед социалистического строительства оказались «двурушниками», перешли в лагерь врагов социализма?»[208]

    Как известно, критерием истины является практика. В конце 1980-х гг. сама жизнь поставила эксперимент, показавший, что предательство «сверху» вполне осуществимо. То, что сделали со страной лидеры перестройки, почти дословно совпадает с признаниями их духовных отцов.

    Предтечи Горбачёва

    Возьмём, например, обвинительное заключение, прозвучавшее 2 марта 1938 года на процессе по делу «право-троцкистского блока»:

    «Произведённым органами НКВД расследованием установлено, что по заданию разведок враждебных СССР иностранных государств обвиняемые по настоящему делу организовали заговорщическую группу под названием «правотроцкистский блок», поставившую своей целью свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя, восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии, расчленение СССР и отторжение от него в пользу указанных выше государств Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и Приморья».[209]

    В течение десятилетий эти обвинения воспринимались как высосанные из пальца вздорные и нелепые измышления сталинской пропаганды. Однако давайте представим, что подобный процесс проходит в наши дни и на скамье подсудимых вместо Бухарина, Рыкова и Ягоды сидят Горбачёв, Ельцин, Яковлев и Шеварднадзе. Смотрим по пунктам:

    1. Свержение существующего в СССР социалистического общественного и государственного строя — безусловно, имело место. Более того, ряд «обвиняемых» сами признаются, что сознательно действовали в этом направлении. Например, вот что сообщил бывший член Политбюро Александр Яковлев в интервью газете «Известия»:

    «— И тем не менее, вы долгое время служили в этой системе и занимали большие посты.

    — А как же, надо было с ней как-то кончать. Есть разные пути, например, диссидентство. Но оно бесперспективно. Надо было действовать изнутри. У нас был единственный путь — подорвать тоталитарный режим изнутри при помощи дисциплины тоталитарной партии. Мы своё дело сделали».[210]

    Как мы видим, говоря о своей предательской деятельности, главный идеолог ЦК КПСС постоянно употребляет множественное число: «у нас был единственный путь», «мы своё дело сделали». То есть, налицо группа заговорщиков в руководстве партии. При этом вполне логично предположить, что все эти действия совершались по заданию разведок враждебных СССР иностранных государств.

    2. Восстановление в СССР капитализма и власти буржуазии — выполнено по полной программе.

    3. Расчленение СССР и отторжение от него Украины, Белоруссии, Средне-Азиатских республик, Грузии, Армении, Азербайджана и Приморья. Отличия лишь в том, что в 1930-е годы в состав Советского Союза ещё не входили Прибалтика и Молдавия. Да и Приморье нынешние «перестройщики» и «реформаторы» ещё не успели никому отдать. Впрочем, в этом направлении работа тоже ведётся — вспомним огромные участки тихоокеанского шельфа, подаренные Горбачёвым и Шеварднадзе в 1990 году Соединённым Штатам, уступленные Китаю пограничные территории, а также маниакальное стремление руководства РФ «добиться нормализации российско-японских отношений» путём сдачи японцам Южных Курил.

    Итак, в 1980-е годы в самом высшем эшелоне руководства КПСС образовалась группа предателей-перерожденцев, которая, действуя в интересах Запада, разрушила собственную страну и уничтожила Советскую власть. Почему же существование аналогичной группы в 1930-е годы следует считать заведомо невозможным?

    Наоборот, есть веские основания предположить, что в случае победы противников Сталина Советский Союз был бы разрушен на 50 лет раньше, а «верные ленинцы» нашли бы себе уютные местечки в разнообразных «Бухарин-фондах», зарабатывая на жизнь рекламой пиццы.

    Ведь в чём сущность так называемых «левого» и «правого» уклонов? После победы в гражданской войне, когда, вопреки ожиданиям, выяснилось, что «мировой революции» в ближайшее время не предвидится, среди лидеров партии большевиков возникли три течения. «Левые» — Троцкий, Зиновьев, Каменев — не веря в возможность построения социализма в одной отдельно взятой стране, стремились во что бы то ни стало, пусть даже ценой гибели России и Советской власти, разжечь мировую революцию. «Правые» — Бухарин, Рыков — тоже считали, что СССР всё равно обречён, и поэтому собирались капитулировать перед Западом, выторговав для себя более-менее приемлемые условия. Наконец, Сталин и его единомышленники сделали ставку на то самое «построение социализма в одной стране», что означало курс на создание сильной и независимой державы.

    Троцкисты за Шамиля

    Однако коренная, глубинная причина раскола большевистского руководства заключалась вовсе не втеоретических разногласиях. И «левые», и «правые» уклонисты были по сути своей прозападными интеллигентами, ненавидевшими Россию и русских. Кроме того, если Сталин был чужд чванства, прост и скромен в быту, то его оппоненты, дорвавшись до власти, мгновенно разложились и переродились. Вот выдержка из датированного сентябрём 1920 года письма в «Правду» красного командира Антона Власова:

    «А вы, сидящие в Кремле! Думаете, масса не знает ваших дел — всё знает. Каждый день тысячами уст разносится, как ведут себя Стекповы, Крыленки, ездящие в автомобилях на охоту, и жёны Склянских и Троцких, рядящиеся в шелка и бриллианты.

    Выдумаете, масса этим не возмущается, разве нам не всё равно, кто занимается бонапартизмом — Керенский или Рыков с Троцким. Вы думаете, что мы не знаем, что как какой-нибудь товарищ поднял голос, так его ссылают на окраину. Вы думаете, мы не знаем, что большинство ответственных должностей занимаются бездарностями, по знакомству. Смотрите в Главполитпуть — ведь там Розенгольц, этот научившийся кричать и командовать торговец, разогнал всех лучших товарищей. А Склянский — ведь это ничтожество в квадрате! А жёны Каменева, Троцкого, Луначарского — ведь это карикатуры на общественных работниц; они только мешают работе, а их держат, потому что их мужья имеют силу и власть».[211]

    Характерной чертой троцкистов и бухаринцев являлось отсутствие патриотизма, ненависть к России и к русскому народу. Вот что пишет кумир «прорабов перестройки», активный деятель «правой оппозиции» Мартемьян Рютин в своей автобиографии, датированной 1 сентября 1923 года: «Я стал самым непримиримым пораженцем. Я с удовлетворением отмечал каждую неудачу царских войск и нервничал по поводу каждого успеха самодержавия на фронте. Обосновать свою точку зрения к тому моменту я мог вполне основательно. Теоретически я чувствовал себя достаточно подготовленным: мною уже были проштудированы все главные произведения Плеханова, Каутского, Меринга, Энгельса, Маркса. К концу 1913 г. я проштудировал все три тома «Капитала», исторические работы Маркса, все важнейшие труды Энгельса, а в начале 1914 г. начал читать Гильфердинга «Финансовый капитал»».[212]

    Первые годы Советской власти стали настоящим триумфом интернационалистов. Так, в своём выступлении на XII съезде РКП(б) в апреле 1923 года Николай Бухарин заявил, что русские должны «искусственно себя поставить в положение более низкое по сравнению с другими; только этой ценой, мы можем купить себе настоящее доверие прежде угнетённых наций».[213]

    О том, какие взгляды на русскую историю навязывались в то время печально известным М. Н. Покровским и его учениками, можно судить, почитав вышедшее в 1930–1931 гг. первое издание Малой советской энциклопедии. Например, про события Смутного времени там говорится следующее: «Буржуазная историография идеализировала Минина-Сухорука как бесклассового борца за единую «матушку Россию» и пыталась сделать из него национального героя».[214] Разумеется, ополчение Минина и Пожарского, организованное «на деньги богатого купечества» в первую очередь «покончило с крестьянской революцией» и уж попутно освободило Москву от поляков.[215]

    Особенно сильно от «историков-марксистов» досталось Богдану Хмельницкому, который, если им верить, вместо борьбы с поляками только и мечтал, как бы «предать крестьянскую революцию»: «Хмельницкий стал подыскивать нового, более сильного союзника в борьбе с крестьянской революцией, чем Польша, и нашёл его в лице крепостнической Москвы, давно зарившейся на украинские земли».[216]

    Зато статья про имама Шамиля написана прямо-таки с придыханием: «Шамиль проявил себя талантливейшим организатором, агитатором и военачальником и пользовался огромнейшим авторитетом в массах. Деятельность Шамиля представляет непрерывную цепь проявлений величайшего личного геройства, соединённого с продуманным руководством массовой борьбой».[217] Именно так и не иначе! Ведь этот вождь исламских фанатиков и чеченских бандитов боролся против «колониального угнетения царской России», «русского владычества»!

    О том, насколько вредоносной и пагубной оказалась подобная пропаганда во время Великой Отечественной войны, говорил известный историк Е. В. Тарле, выступая на заседании учёного совета Ленинградского университета, находившегося тогда в эвакуации в Саратове, в начале 1944 года: «Что здесь — прогресс или регресс заключается в том, что кавказские племена живут теперь под Сталинской Конституцией, а не под теократией Шамиля, потому что шамилевская теократия была одной из самых упрощенных и самых регрессивных, самых варвароподобных форм деспотизма… Когда немцы толкались и не протолкнулись к Сочи, то они целыми тысячами прокламаций забрасывали, где они говорили, что вспомните Шамиля и т. д. Вот можем ли мы давать повод врагу говорить, что, вот, посмотрите, сами русские признают, что они производили разбойничьи набеги и т. д.?».[218]

    К счастью для России, среди большевиков имелось не только интернациональное, но и патриотическое крыло, в итоге победившее во внутрипартийной борьбе. Установив в стране твёрдую власть, Сталин прекратил глумление над русской историей и воздал должное русскому народу.

    Террористы и мятежники

    «И вообще в Советском Союзе никогда не было политических заключённых, посаженных за террор, например, или за реальные преступления, — безапелляционно заявил в интервью «Радио России» 26 октября 1998 года известный защитник прав чеченских бандитов С. А. Ковалёв. — Это были либо жертвы жребия, как это было в сталинские времена, либо узники совести: люди, не нарушавшие закона, а осуществляющие свои действия совершенно легально, законным способом, но осуждённые властью».

    Что ж, познакомим Сергея Адамовича с некоторыми из невинных «жертв жребия».

    5 марта 1932 года в 14:10 на углу Леонтьевского переулка и улицы Герцена была обстреляна машина германского посольства. Ехавший в ней советник посольства фон Твардовский получил лёгкую рану в шею и более серьёзную в кисть левой руки.[219]

    Проходившими рабочими Жаровым и Зиминым и сотрудником ОГПУ Борисовым стрелявший был обезоружен и арестован. Им оказался некий Иуда Миронович Штерн.[220]

    Пострадавший дипломат был доставлен в Кремлёвскую больницу. К счастью раны оказались неопасными, и уже 15 марта фон Твардовский был выписан.[221]

    Тем временем в ходе следствия Штерн показал, что он подготовил покушение в соучастии с Сергеем Сергеевичем Васильевым «по заданию некоторых польских граждан». Кроме того, выяснилось, что Штерн хотел убить не фон Твардовского, а германского посла фон Дирксена, ошибочно полагая, что именно он находится в машине.[222]

    Целью покушения было «вызвать обострение отношений между СССР и Германией и тем способствовать ухудшению международного положения СССР». Кстати, 13 марта в Германии должны были состояться президентские выборы.

    Васильев был арестован. 4 апреля 1932 года оба террориста предстали перед Военной коллегией Верховного суда СССР.

    28-летний Штерн трижды исключался из советских рабфаков и вузов за непосещение занятий, за несдачу зачётов, за полную оторванность от учебной жизни. Подсудимый подолгу не уживался на предприятиях, где работал, за злостное нарушение дисциплины и за отказ от работы он был исключён из профсоюза.[223]

    Револьвер для покушения Штерн украл в январе 1932 года у своего шурина, жившего в Ленинграде.[224]

    6 апреля Васильев и Штерн были осуждены по статье 58-4 к расстрелу с конфискацией имущества.[225]

    По мнению суда, за покушением стояли польские должностные лица:

    «Часть организации, созданной Любарским, была арестована и осуждена в 1928 году. Другая часть продолжала свою контрреволюционную работу. И именно эта организация, созданная должностным лицом Польской республики, Любарским, через Васильева инспирировала покушение на германского посла, приняв предусмотрительно все меры к тому, чтобы револьвер, из которого будут стрелять, был «русского образца».[226]

    Насколько убедительна версия про «польский след»? Без изучения материалов дела сказать сложно. Однако в том, что реальный теракт имел место, сомневаться не приходится.

    5 августа 1934 года в 8 часов утра в Красноперекопские казармы 2-го полка Московской пролетарской стрелковой дивизии на Сухаревской площади в Москве прибыл в пешем строю артиллерийский дивизион Московского городского лагерного сбора Осовиахима под командованием начальника штаба этого дивизиона Артёма Сергеевича Нахаева. Дивизион, в котором насчитывалось более 200 бойцов, в основном гражданских лиц, призванных на военные сборы, был беспрепятственно пропущен часовым на территорию части.

    Выстроив бойцов во дворе казармы, Нахаев обратился к красноармейцам с пламенной речью: «Завоевания Октября утрачены. Фабрики и заводы не принадлежат рабочим, земля не является собственностью крестьян. Все находится в руках государства, а кучка людей управляет этим государством. Государство порабощает рабочих и крестьян, в стране отсутствует свобода слова».

    Завершив выступление призывом: «Долой старое руководство, да здравствует новая революция, да здравствует новое правительство!», Нахаев с частью бойцов попытался захватить караульное помещение, чтобы вооружить красноармейцев боевыми винтовками, но был схвачен.

    Примечательна биография «революционера». В знак протеста против исключения из партии лидеров оппозиции в 1927 году он вышел из ВКП(б). Затем после окончания Ленинградской артиллерийской школы им. Красного Октября демобилизовался из армии, однако через некоторое время вернулся на военную службу. В 1931 году Нахаев стал слушателем вечерней военной академии.[227]

    Разумеется, составители сборника документов «Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД» не могли обойтись без комментариев:

    «Бедность и отсутствие жилья (вместе с женой Нахаев снимал угол в 4 квадратных метра у крестьянина в селе Жулебино) подтолкнули его к своеобразной форме протеста против власти».[228]

    Увы, Военная коллегия Верховного суда СССР не посчитала «бедность и отсутствие жилья» уважительными причинами для мятежа, приговорив Нахаева к расстрелу.[229]

    Глава 2

    Шпионы разных стран

    В глухую ночь,

    В холодный мрак Посланцем белых банд

    Переходил границу враг —

    Шпион и диверсант.

    (Сергей Михалков. Граница)

    Имелись ли в Советском Союзе вражеские агенты? На первый взгляд ответ очевиден — государств, где таковых нет, просто не существует. Даже в нынешней России периодически кого-то арестовывают за шпионаж. Чего уж ждать от времён, когда хозяев Кремля страшились во всём мире?

    Однако у профессиональных обличителей тоталитарного прошлого своя логика. Её главный постулат: все осуждённые при Сталине осуждены безвинно и незаконно. А если так, то ни шпионов, ни диверсантов в сталинском СССР не было и быть не могло.

    Когда в произведениях Куприна или Пикуля встречается упоминание о массовом японском шпионаже в годы русско-японской войны, у читателей это не вызывает каких-либо сомнений. Однако стоит завести речь о сталинской эпохе, как здравый смысл куда-то улетучивается. Любые слова о том, что тот или иной персонаж был японским или, к примеру, польским шпионом, вызывают глумливое хихиканье, воспринимаются как нечто абсурдное и в принципе невозможное, всё равно, что обнаружить вошь в шевелюре потомственного интеллигента.

    И в самом деле, откуда в Советском Союзе взяться шпиону? Это в царской России шпионаж мог иметь место. Но стоило утвердиться власти большевиков — и та же японская агентура вымерла естественным путем, как тараканы на морозе. Несмотря на то, что для Страны восходящего Солнца СССР оставался потенциальным противником.

    Впрочем, если верить либеральной публике, избавившись от коммунизма, Россия по-прежнему сохраняет загадочный иммунитет к иностранному шпионажу. В нынешней РФ тоже в принципе не может быть шпионов. А те, кто кажутся таковыми, на самом деле правозащитники, борцы за экологию или, на худой конец, честные западные бизнесмены.

    Вырисовывается совершенно фантастическая картина. В середине 1930-х гг., почуяв приближение новой мировой войны, резко активизируются разведки великих и малых держав. Повсюду снуют эмиссары спецслужб, вербуется агентура, спешно сколачиваются «пятые колонны». И лишь Советский Союз остаётся заповедным оазисом, территорией, на которую не ступает нога иностранного шпиона. Ни одна разведка мира даже не пытается вербовать выезжающих в нашу страну коммунистов-политэмигрантов. А уж о «коренных» советских гражданах и говорить не приходится — самые недовольные из них и в кошмарном сне не изменят Родине.

    Иной точки зрения придерживался Сталин, заявивший в уже цитированном мною докладе на февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б):

    «Не вернее ли будет, с точки зрения марксизма, предположить, что в тылы Советского Союза буржуазные государства должны засылать вдвое и втрое больше вредителей, шпионов, диверсантов и убийц, чем в тылы любого буржуазного государства?

    Не ясно ли, что пока существует капиталистическое окружение, будут существовать у нас вредители, шпионы, диверсанты и убийцы, засылаемые в наши тылы агентами иностранных государств?».[230]

    Судя по опубликованным в последнее время документам, вождь советского народа оказался совершенно прав.

    Германия

    Ещё в 1924 году, отбывая срок в крепости Ландсберг после неудавшегося «пивного путча», Гитлер сформулировал для своих сторонников чёткую программу, важной и неотъемлемой частью которой стала идея будущего похода на Восток:

    «Приняв решение раздобыть новые земли в Европе, мы могли получить их, в общем и целом, только за счёт России. В этом случае мы должны были, препоясавши чресла, двинуться по той же дороге, по которой некогда шли рыцари наших орденов. Немецкий меч должен был бы завоевать землю немецкому плугу и тем обеспечить хлеб насущный немецкой нации».[231]

    «Мы, национал-социалисты, совершенно сознательно ставим крест на всей немецкой иностранной политике довоенного времени. Мы хотим вернуться к тому пункту, на котором прервалось наше старое развитие 600 лет назад. Мы хотим приостановить вечное германское стремление на юг и на запад Европы, и определённо указываем пальцем в сторону территорий, расположенных на востоке. Мы окончательно рвём с колониальной и торговой политикой довоенного времени и сознательно переходим к политике завоевания новых земель в Европе.

    Когда мы говорим о завоевании новых земель в Европе, мы, конечно, можем иметь в виду в первую очередь только Россию и те окраинные государства, которые ей подчинены».[232]

    А как же иначе? Ведь эти земли, столь необходимые германской нации, населяют недочеловеки-русские, истребившие свою элиту:

    «Сама судьба указует нам перстом. Выдав Россию в руки большевизма, судьба лишила русский народ той интеллигенции, на которой до сих пор держалось её государственное существование, и которая одна только служила залогом известной прочности государства. Не государственные дарования славянства дали силу и крепость русскому государству. Всем этим Россия обязана была германским элементам — превосходнейший пример той громадной государственной роли, которую способны играть германские элементы, действуя внутри более низкой расы. Именно так были созданы многие могущественные государства на земле. Не раз в истории мы видели, как народы более низкой культуры, во главе которых в качестве организаторов стояли германцы, превращались в могущественные государства и затем держались прочно на ногах, пока сохранялось расовое ядро германцев. В течение столетий Россия жила за счёт именно германского ядра в её высших слоях населения. Теперь это ядро истреблено полностью и до конца».[233]

    Всё это не просто отвлечённые мечты, а непосредственное руководство к действию. Именно так воспринималась книга Гитлера чиновниками Третьего Рейха. Приведу наглядный пример. После подписания 23 августа 1939 года договора о ненападении, более известного как «пакт Молотова-Риббентропа», в обмен на поставки сырья СССР получил из Германии разнообразное оборудование, а также военную технику. В числе прочего для нашего флота были заказаны шесть орудийных башен 380-мм калибра, изготовить которые взялся концерн Круппа.

    К 22 июня 1941 года башни ещё не были готовы. С немецкой педантичностью Крупп поинтересовался, как будут урегулированы претензии заказчика по окончании военных действий. Сомнения оружейного магната разрешил капитан Шоттки из министерства экономики. Выразив удивление, что представитель фирмы Круппа не знает соответствующего отрывка из «Майн Кампф», Шоттки объяснил, что после войны не будет ни советского, ни российского правительства, поскольку русское государство прекратит своё существование, а его территория будет разделена и превращена в колонии. Таким образом, за невыполненный контракт можно не беспокоиться.[234]

    Придя к власти, фюрер немедленно приступил к воплощению своих идей в жизнь. С прямого попустительства западных демократий запреты и ограничения, наложенные на Германию Версальским договором 1919 года, были отброшены. Началось формирование современных вооружённых сил. Не была обойдена вниманием и разведка.

    Признание харьковского агента

    Вот несколько эпизодов из воспоминаний художника Николая Обрыньбы, ушедшего в 1941 году добровольцем в народное ополчение и попавшего в окружение под Вязьмой. Находясь в немецком плену, ему неоднократно приходилось выслушивать своеобразные «чистосердечные признания» со стороны гитлеровских холуёв:

    «Переводчик разговорился:

    — Мы еще к вам в институт ходили танцевать с вашими девчатами, у вас вечера были, особенно маскарады, шикарные. Восемь лет в Харькове учился и шпионом был.

    У меня вырвалось:

    — Жаль, не знал в Харькове, кто ты есть!

    Он посмотрел пристально:

    — А то что?

    Во рту стало сухо, совсем не к месту мои сожаления, сказал:

    — Просто никогда не видел шпионов».[235]


    «— Откуда ты?

    — Из Москвы, из художественного института.

    — А я из Свердловска, был студентом второго курса медицинского института. Два года работал шпионом на немцев, должны они меня лейтенантом послать в армию, да документы, что я шпионом был, затерялись. Пока найдут, сюда направили, начальником батальонной полиции».[236]


    «Вошли переводчики. Их четверо, Фукс, Ольшевский, Ганс и ещё один, старик. Фукс и старик — русские из Литвы, Ольшевский — литовец, Ганс — немец из Днепропетровска, хотя на вид в нём нет ничего немецкого. Как-то Ганс рассказал мне свою историю. Восемь лет он был шпионом. Завербовали его, когда он жил в немецкой колонии в Поволжье, затем он переехал в Днепропетровск и работал на металлургическом заводе, выполняя своё шпионское задание».[237]

    Примечательно, что никто этих граждан за язык не тянул. Сами признались, отнюдь не под пытками «палачей из НКВД». А вот что пишет западный автор, далёкий от симпатий к сталинскому СССР:

    «В течение нескольких довоенных лет Советский Союз прямо-таки наводнили немецкие шпионы, приезжавшие туда под видом промышленников и инженеров немецких фирм якобы с целью получения заказов от советского правительства. Нескольких поймали с поличным, как, например, техперсонал концерна «Фрелих Дельман», работавших в промышленных центрах Кузнецкого бассейна, а также инженеров, присланных фирмой «Борсиг и Демаг» работать по контракту на Украине и в Западной Сибири. Однако многие благополучно вернулись домой, предварительно поделившись информацией с посольством в Москве или же успев переправить её через курьеров. Немецкие концерны в обязательном порядке передавали абверу копии всех планов и чертежей, подготовленных ими для советских властей. Догадываясь об этом, советское правительство аннулировало часть контрактов и выслало немецких специалистов, однако основной урон стране уже был нанесён».[238]

    Разведчик от «Юнкерса»

    Перейдём теперь к документам. Вот донесение зам. председателя ОГПУ Генриха Ягоды № 50720 от 22 мая 1934 года на имя Сталина:

    «В расшифрованных телеграммах японского военного атташе в Москве помощнику начальника Японского Генштаба за № 55, 56, 57 и 58 от 12 мая с.г., имеющихся в сводках тов. Бокий, было указано, что германским военным атташе в Москве полковником Гартманом переданы японцам подробные разведывательные данные, касающиеся ряда конструкций самолётов и некоторых авиационных заводов (заводы №№ 81, 22, Пермский и Воронежский заводы и другие).

    Обратило на себя внимание, что некоторые из переданных в отношении нашей авиации и авиапромышленности относят, несомненно, к последнему времени.

    Заслуживало внимания также и то, что помимо сведений о военных самолётах германский военный атташе располагал также данными, касающимися гражданского авиастроения, в частности по заводу № 81.

    В целях вскрытия источников, которыми пользовался германский военный атташе при получении приведённых в указанной выше телеграмме данных и исходя из того, что германско-поданные с работы в авиапромышленности повсеместно удалены, нами был подвергнут анализу ряд агентурных разработок обрусевших немцев, имеющих отношение к авиапромышленности и подозрительных по шпионажу в пользу Германии.

    Из числа таких лиц, находившихся ранее в агентурной разработке, вызвал особое внимание консультант Главного управления Гражданского Воздушного Флота Лукенберг С. Ф. (по национальности полушвед, полунемец, гр-н СССР, б/п, бывш. сотрудник концессии «Юнкерс», бывший начальник планового отдела Авиаспецтреста). Лукенберг в период службы его в концессии «Юнкере» был осведомителем Особого отдела ОГПУ, но существенных сведений не сообщал, и в 1932 г. связь с ним как с осведомителем была прекращена и одновременно он был взят под наблюдение как заподозренный в неискренности, хотя никаких данных о причастности его к германской разведке не имелось. В начале 1932 г. Лукенберг по своей инициативе и без всяких рекомендаций поступил на службу в «Авиаспецтрест», воспользовавшись происходившей тогда мобилизацией в Авиапромышленности всех бывших работников авиации.

    Последующим наблюдением за Лукенбергом С. Ф. было установлено, что он имеет тесные связи с рядом работников Главного управления авиационной промышленности через свою жену Ланскую С. А. — работника Отдела снабжения Главного управления авиационной промышленности, — располагает по своему служебному положению обширными данными о ГУГВФ и в частности о заводе № 81 (находился в непосредственном обслуживании Лукенберга как консультанта ГУГВФ) и с 1927 г. знаком с установленным германским разведчиком, представителем ряда германских фирм в Москве, германско-подданным Вальтером Г. (в настоящее время временно выехал в Берлин), поддерживающим в свою очередь связь с сотрудниками германск. п-ва в Москве.

    При разработке связей Лукенберга было также установлено, что одним из его близких знакомых являлся арестованный в начале мая с.г. и сознавшийся в шпионаже б. секретарь Вальтера — Апейс О. И. (немец, гр-н СССР).

    На основании этих данных 17-го мая с.г. Лукенберг С. Ф. был нами арестован и в процессе допроса сознался в том, что в 1924 г. был завербован для разведывательной работы в пользу Германии агентом Разведывательного отдела штаба рейхсвера, быв. директором воздушных линий фирмы «Юнкере» в Москве Воскресенским А. Н. (русский, эмигрант, германско-подданный, в 1926 г. выехал из пределов СССР).

    Далее Лукенберг показал, что в 1927 году с ним связался по разведывательной линии упомянутый выше германско-подданный Вальтер, под руководством которого он выполнял функции резидента в Главном Управлении Авиационной Промышленности и Главном Управлении Гражданского Воздушного Флота (ГУГВФ), создал в разведывательных целях на нужных ему объектах агентуру в составе следующих лиц:

    1. Маликов Н. И., русский, гр-н СССР, зав. плановой группой авиазавода № 1 (Москва).

    2. Тихомиров Н. Г., русский, гр-н СССР, зам. нач. группы чёрных металлов Главного Управления Авиационной Промышленности (ГУАП).

    3. Шувалов Н. М., русский, гр-н СССР, зав. группой топлива Отдела снабжения ГУАП.

    4. Ланская С. Ф., русская, гр-ка СССР, экономист группы цветных металлов Отдела снабжения ГУАП.

    5. Петров Георгий, русский, гр-н СССР, консультант по материальному балансу ГУГВФ.

    6. Шаховская М. Б., русская, гр-ка СССР, б. дежурный секретарь т. Крестинского, в настоящее время допущенная к секретной работе машинистка Консульского Отдела НКИД.

    7. Гроссер Виктор Сигизмундович, немец, гр-н СССР, б. работник фирмы «Юнкере», в настоящее время служит в Наркомснабе.

    8. Васильев H., русский, гр-н СССР (настоящее местопребывание не устанавливается), б. работник Главконцесскома.

    Подробное перечисление Лукенбергом сведений, переданных им через Вальтера для германской военной разведки и в частности сведений по заводам №№ 81, 22, Пермскому и Воронежскому, показывают, что они в основном содержали в себе те разведывательные данные, которые впоследствии были переданы германским военным атташе полковником Гартманом японцам.

    Таким образом, нужно предполагать, что одним из главных источников разведывательных данных полковника Гартмана о нашей авиации и авиапромышленности является инженер Лукенберг.

    Указанная Лукенбергом его агентура, исключая Васильева Н. (устанавливается), нами арестована.

    Результаты дальнейшего следствия, особенно в отношении работника НКИД Шаховской, сообщу дополнительно.

    Протокол допроса Лукенберга и меморандум сведений, переданных им по его показаниям германской разведке, — прилагаются».[239]

    Ключевой момент в этой истории: разведывательная информация из СССР действительно ушла в Японию. То есть факт шпионажа заведомо имел место. Тем не менее, расстрелянный 22 июля 1934 года по обвинению в шпионаже С. Ф. Лукенберг 2 сентября 1958 года был реабилитирован.

    Шпионская сеть герра Фукса

    Следующий документ — докладная записка заместителя наркома внутренних дел СССР Г. Е. Прокофьева № 30483 от 9 сентября 1934 года на имя Сталина, посвящённая разоблачению однофамильца шпиона, встреченного Обрыньбой:

    «Нами закончено следствие по делу резидентуры германской тайной полиции и военно-морской разведки в Ленинграде и Мурманске. Показаниями обвиняемых, свидетелей и имеющимися в деле документальными материалами, изъятыми при аресте обвиняемых, установлено следующее:

    1. Германская тайная полиция в лице зав. Восточным отделом Нордмана завербовала для военно-разведывательной работы на Балтийском побережье члена германской национал-социалистической партии, арестованного по настоящему делу Фукса Курта Адольфовича (германско-подданный, до ноября 1933 года работал по договору на Ленинградском мясокомбинате, после окончания срока договора выехал в Германию, пытался впоследствии возвратиться в СССР. Въезд в пределы Союза Фуксу был закрыт в связи с имевшимися на него в тот период компрометирующими материалами), работающего в тайной полиции под кличкой «Вольф».

    2. В задачи Фукса входил сбор военно-разведывательных материалов о состоянии береговой обороны Балтийского побережья, данных о работе военной промышленности и авиации и получение планов предприятий военного значения, с указанием наиболее уязвимых мест, для последующего создания диверсионной сети.

    3. Для осуществления этих целей Фукс был введён германской тайной полицией в состав команды германского парохода «Болтенхаген», регулярно посещающего Ленинградский порт. При поездках в Ленинград Фукс, переодевшись, выезжал в город для встреч с созданной им агентурой.

    4. Основную работу Фукс в качестве резидента германской тайной полиции проводил через арестованного по настоящему делу Котгассера Ганса Францевича (австрийско-подданый, сотрудник Мурснабстроя полностью сознался в ведении разведывательной работы и выдал всю свою сеть), который в феврале 1934 г. был им завербован под кличкой «Ролли» и распространял свою деятельность как на Мурманск, так и на Ленинград.

    5. Для расширения разведывательной работы по Ленинграду Фуксом и Котгассером в марте с.г. был завербован монтер ЛСПО Борциковский П. (поляк, гр-н СССР, арестован, в разведработе целиком сознался). Борциковскому было предложено собирать сведения о дислокации воинских частей в ЛВО и достать в целях подготовки к насаждению диверсионной сети планы Балтийского завода и заводов «Большевик» и «Красный путиловец». В мае с.г., продолжая развертывать работу по организации военного шпионажа, Фукс К. завербовал австрийского подданного Кадлец В. Ф. (немец, работает по договору с 1932 г. монтажным мастером «Гипрохолод», не арестован как подавший заявление в НКВД непосредственно после вербовки), который в процессе следствия показал, что ему было предложено добывать материалы о Балтийском флоте, составить отдельные эскизы месторасположения ленинградских электростанций и газовых заводов и представить материалы о Пулковском авиагородке.

    В процессе работы в Ленинграде Фуксом и Котгассером были использованы для расширения разведывательных связей Михельсон А. Г. (гр-н СССР, б/п, к моменту ареста безработный, арестован, в причастности к разведработе сознался) и Мехельсон А. Я. (гр-ка СССР, б/п, дом. хозяйка, арестована, в причастности к разведывательной работе созналась).

    6. Для непосредственной разведывательной работы в Мурманске Котгассером Г. Ф. были завербованы гр. СССР, сотрудники Мурснабстроя Петровский А. Я. (арестован, в разведработе сознался), Голубчиков А. Я. (арестован, в разведработе сознался) и Гринфельд П. К. (арестован, в разведработе сознался), доставлявшие ему сведения о военном строительстве на Мурманском побережье, о траулерах и торговом флоте.

    7. Установлено, что для связи Фукс и Котгассер использовали тайнопись и конспиративные явочные адреса в Финляндии (соответствующие документы в нашем распоряжении имеются).

    Фукс К. в ведении разведывательной работы и принадлежности к германской тайной полиции не сознался, несмотря на предъявление ему уличающих документальных материалов (написанное им условное письмо, касающееся применения тайнописи, доклады и материалы разведывательного характера) и очные ставки с другими обвиняемыми и свидетелем австрийским подданным Кадлец В. (беспартийный, работает по договору в «Гипрохолоде» с июля 1932 г. в качестве мастера по ремонту).

    Считаю необходимым передать дело для судебного следствия в Военную Коллегию Верховного суда. Прошу указаний»».

    Как мы видим, и в данном случае в распоряжении НКВД помимо признаний имелись вещественные доказательства шпионской деятельности. В частности, согласно изданному под редакцией ныне покойного бывшего главного идеолога КПСС А. Н. Яковлева сборнику документов «Лубянка. Январь 1922 — декабрь 1936»: «В процессе расследования дела у арестованного Борциковского была обнаружена карта Ленинграда с нанесёнными на неё 55 отметками о расположении воинских частей и крупнейших предприятий оборонной промышленности. На схеме Балтийского судостроительного завода были отмечены все основные цеха и подсобные помещения».[240]

    Какой же вывод делают из этого нелицеприятного факта составители сборника? С интонацией пройдохи-адвоката, сетующего, что его разиня-клиент оставил отпечатки пальцев на взломанном сейфе, они с горечью пишут: «Поскольку сведения о «дислокации частей, заведений и учреждений Рабоче-Крестьянской Красной Армии» в соответствии с перечнем, утверждённым постановлением СНК СССР от 27 апреля 1926 г., являлись специально охраняемой государственной тайной, органы ОГПУ смогли предъявить лицам, уличённым в сборе такой информации, обвинение в шпионской деятельности».[241]

    А вот ещё одно донесение Г. Е. Прокофьева, также посвящённое разоблачению немецкой агентуры в Ленинграде: «5 марта 1935 г. № 55542 Секретарю ЦК ВКП (б) т. Сталину Управление НКВД Ленинградской области ведёт следствие по делу окружной шпионской организации, систематически проводившей по заданию германской военной разведки сбор и передачу секретных сведений о работе специальных цехов по ряду предприятий ленинградской промышленности.

    Шпионская организация возглавлялась чехословацкими подданными братьями Ведрих Генрихом и Брониславом, непосредственно и лично связанными с сотрудником германского консульства в Ленинграде германским подданным Саломэ, которому и передавались похищенные и собранные секретные сведения.

    По следственному делу арестованы и привлечены к ответственности:

    1. Ведрих Генрих Иосифович, 1897 г. рождения, беспартийный, до империалистической войны состоял в австро-венгерском подданстве, с 1914 по 1917 год был в русском, а после Октябрьской революции перешёл в чехословацкое подданство. С 1930 г. работает в системе Главэнерго и в последнее время уполномоченным Главэнерго и Уральского Энергоуправления по ленинградским заводам.

    2. Ведрих Бронислав Иосифович, 1891 г. рождения, беспартийный, так же как и брат, до империалистической войны был в австро-венгерском подданстве, с 1914 по 1917 год в русском, а после Октябрьской революции перешёл в чехословацкое подданство. Перед арестом был без определённых занятий.

    Из числа служащих ленинградских промышленных предприятий арестованы и привлечены к ответственности 21 человек:

    1. Кильпиэ Эдуард Андреевич, 1896 г. рождения, беспартийный, работавший до ареста заведующим группой снабжения специального отдела Ленинградского металлического завода им. Сталина.

    2. Владимиров Анатолий Владимирович, 1892 г. рождения, беспартийный, бывший заведующий отделом сбыта того же завода.

    3. Тихонов Федор Константинович, 1872 г. рождения, беспартийный, работавший помощником начальника производств котельного отдела того же завода.

    4. Шаварский Александр Михайлович, 1896 г. рождения, беспартийный. Перед арестом работал уполномоченным конторы Главзнерго по снабжению государственных районных электрических станций материалами и оборудованием (Снабгрэс).

    5. Воробьев Александр Николаевич, 1914 г. рождения, член ВЛКСМ с 1934 года, экономист планово-экономического бюро завода «Севкабель».

    6. Баранова Людмила Георгиевна, 1914 г. рождения, беспартийная, машинистка штаба Ленинградского военного округа.

    7. Шидловский Станислав Феликсович, беспартийный, механик мастерских Автодора — и ряд других.

    Кроме того, в Москве арестованы и также привлечены к ответственности:

    1. Марков Иван Александрович, 1897 г. рождения, беспартийный, уполномоченный в Москве по снабжению Уральского Энергоуправления Главэнерго.

    2. Крестмейн Ефрем Самуилович, 1897 г. рождения, беспартийный, уполномоченный в Москве конторы Главэнерго по снабжению государственных районных электрических станций материалами и оборудованием (Снаабгрэс).

    Арестованный Ведрих Г. И. признал себя виновным в проведении им шпионской работы и показал, что в 1927 году, работая заместителем коммерческого директора Северо-Кавказского Энергоуправления в Ростове н/Дону, он был завербован для работы в пользу германской военной разведки германским подданным инженером Штро (находится в Германии), находившимся в СССР как представитель фирмы «Сименс-Баунион».

    С 1928 года, после отъезда Штро за границу, Ведрих Г. И. по указанию Штро связался с германским подданным Карнагелем Эмилем (находится в Германии), для чего был вызван последним в Москву, где и получил от Карнагеля задание по сбору сведений о работе ленинградских заводов, главным образом, их специальных цехов, выпускающих оборонную продукцию, а также по сбору сведений мобилизационной готовности этих заводов.

    Ведрих Г. И. показал, что для проведения шпионской работы по заводам им были завербованы: 1. Шаварский А. М. 2. Кильпиэ Э. А. 3. Владимиров А. Р. 4. Тихонов Ф. К. 5. Воробьев А. Н. 6. Марков И. А. 7. Крестмейн Е. С. и другие.

    Из показаний арестованных видно, что Ведрих Г. И. за короткий срок работы в системе Главэнерго получил от завербованных им служащих ленинградских заводов целый ряд сведений секретного характера.

    Так, по Ленинградскому металлическому заводу им. Сталина Ведрих Г. И. получил от Владимирова в конце 1933 года портфель заказов на теплосиловое оборудование (турбины, котлы, турбонасосы, электронасосы и части к ним) по состоянию на 1-е декабря 1933 г. На основе этого материала Ведрих Г. И. установил загруженность завода.

    В начале 1934 года Ведрих получил от того же Владимирова материал, отображающий работу специального отдела завода на 1934 год, а также совершенно секретный материал о запроектированной заводом и подлежащей выпуску турбине нового типа для изменения на самолетах; в этом материале была пояснительная записка и технические данные турбины.

    По Невскому заводу им. Ленина Владимиров передал Ведриху Г. И. летом 1934 года сведения о количестве станков и другого оборудования с указанием типов, а также количества рабочей силы, занятой в спеццехах, изготавливающих оборудование по специальным заказам.

    Такие же сведения осенью 1934 года Эдрих Г. И. получил от Владимирова по Кировскому заводу (быв. «Красный путиловец»).

    От завербованного Тихонова Ведрих Г. И. летом 1934 г. получил материал по Ленинградскому металлическому заводу им. Сталина, содержащий данные о наличии оборудования котельного цеха, о загрузке его всеми заказами и их состоянии, с указанием заказчиков. Сведения охватывали данные по котельной продукции и производству специальных участков цеха, в частности изготовление заказов оборонного значения.

    В это же время Тихонов передал Ведриху Г. И. данные о заказах на детали для мин.

    По Ленинградскому металлургическому заводу («ЛМЗ») Ведрих Г. И. дал задание Кильпиэ достать секретные сведения о выпуске специальной продукции за 1934 год и план выпуска специальной продукции на 1935 год, за что Ведрих В. И. уплатил Кильпиэ 850 рублей и обещал при получении сведений пополнить эту сумму.

    Кильпиэ эти материалы с завода вынес для передачи их Ведриху Г. И., но не передал, так как в этот же день был арестован, а документы изъяты при обыске.

    При аресте Владимирова были изъяты у него на квартире документы, не подлежащие оглашению:

    1. Протокол совещания работников Главного управления энергетической промышленности (Главзнергопром) с работниками ленинградских заводов, в котором отражалось состояние всех заказов Главэнергопрома. Один экземпляр этого протокола Владимиров передал Ведриху Г. И.

    2. Инструкция Кировского завода по уходу за одноцилиндровой турбиной мощностью в 30 000лошадиных сил, установленной на Севастопольской ГРЭС.

    Документы предъявлены экспертизе, которая полностью подтверждает их секретный характер.

    Следствие продолжается».[242]


    И опять помимо признаний обвиняемых в деле имеются вещественные доказательства в виде изъятых при обыске и аресте секретных документов. Что наверняка не помешает обличителям сталинской тирании объявить и этих граждан «невинными жертвами незаконных репрессий».

    От кайзера до фюрера

    Помимо свежей поросли агентов, в гитлеровской разведке нашлось место и ветеранам, служившим ещё кайзеровской Германии. Осенью 1933 года на Украине была вскрыта крупная немецкая шпионская сеть. Как сообщил 15 октября зам. председателя ОГПУ СССР Я. С. Агранов в докладной записке № 50699 на имя Сталина, германская резидентура действовала под прикрытием представительства фирмы «Контроль-К°». Её ячейки были выявлены в оборонных цехах заводов им. Ильича и «Азовсталь» в Мариуполе, им. Марти, «61» и «Плуг и молот» в Николаеве, в Мариупольском, Бердянском, Николаевском, Херсонском и Одесском портах, а также в частях 15-й дивизии.

    Возглавлял шпионскую работу представитель фирмы «Контроль-К°» на Украине бывший офицер австро-венгерской армии австрийский подданный Иосиф Вайнцетель. Его основными помощниками являлись Рихард Гришай — член австрийской организации НСДАП, инженер конструкторского завода «Плут и молот», Густав Карл — бывший офицер германской армии, германский подданный, инженер-конструктор завода им. Марти, а также Альфред Игтурм — прибалтийский немец, гражданин СССР, представитель «Контроль-К°» в Николаеве. Последний был арестован и вскоре сознался. Всего же на первом этапе ОГПУ арестовало 28 человек советских граждан.[243] Заподозренных в шпионаже иностранных подданных органы госбезопасности пока не тронули, запросив разрешение на их арест у Политбюро ЦК ВКП(б).

    Тем временем 22 октября в 21:30 на заводе им. Марти произошёл пожар, в результате которого были выведены из строя находившиеся в крытом эллинге две подводные лодки.[244] Как установила техническая экспертиза, деревянные стеллажи эллинга были облиты легковоспламеняющимся «кузбаслаком», а затем подожжены коротким замыканием осветительных проводов, опущенных под стапеля.[245]

    Организатором диверсии оказался уже упомянутый Густав Карл, который привлёк к этому неблаговидному делу инженеров Гуммерта и Горовенко, а непосредственными исполнителями — электросварочный мастер Ивановский и мастер сборочного цеха Плохой. Примечательная деталь — последние двое незадолго перед этим были исключены из ВКП(б).[246]

    Как показало расследование, в шпионско-диверсионную организацию были также вовлечены заведующий химической лабораторией завод им. Ильича Ставровский, инженеры завода им. Марти Гуммерт и Шеффер, а также служащие фирмы «Контроль-К°» Штурм (Николаев), Гаршер (Одесса) и другие.[247]

    Получив санкцию Политбюро, ОГПУ арестовало руководителей шпионской сети Иосифа Вайнцетеля, Карла и Гришая. Вскоре в деле всплыли новые фигуры из числа иностранцев: главный представитель «Контроль-К°» в Москве бельгийский подданный С. Бернгард, бывший инженер завода им. Марти, а затем уполномоченный фирмы «Контроль-К°» в Николаеве германский подданный В. Э. Верман, начальник парового хозяйства завода им. Ильича румынский подданный Э. Танку.[248]

    В ходе следствия выяснилось, что германской разведке были переданы следующие важнейшие материалы военного значения:

    — рецепты специальной танковой стали марок «ММ» и «МИ», изготовлявшейся на заводе им. Ильича в Мариуполе;

    — данные о работе экспресс-лаборатории завода им. Ильича;

    — данные о броневых и снарядных цехах завода им. Ильича;

    — данные об оборонных цехах Азовстали;

    — подробные сведения о строившихся на заводах им. Марти и «61» подлодках, торпедоносцах и других военных судах;

    — сведения о состоянии и вооружении частей 15-й дивизии и Мариупольского гарнизона;

    — план противовоздушной обороны г. Москвы;

    — данные топографической съемки участка дальневосточной границы в районе ст. Пограничная.[249]

    Один из руководителей шпионской организации — Виктор Эдуардович Верман — оказался агентом германской разведки с дореволюционным стажем, начиная с 1908 года. Об этом он подробно поведал в своих показаниях под рубрикой «Моя шпионская деятельность в пользу Германии при царском правительстве».[250]

    Линейный корабль «Императрица Мария»

    Как выяснили в 1990-е гг. сотрудники Центрального архива ФСБ России А. Черепков и А. Шишкин, изучив следственные материалы по данному делу, именно члены этой шпионской группы организовали 7 октября 1916 года взрыв стоявшего в Севастопольской гавани новейшего линейного корабля «Императрица Мария». После прихода немецких интервентов в 1918 году по представлению капитан-лейтенанта Кпосса за самоотверженную разведывательно-диверсионную работу Верман был награждён Железным крестом 2-й степени. После окончания гражданской войны ценный агент остался в Николаеве, продолжив свою деятельность на благо Германии.[251]

    Дореволюционный шпионский стаж имел и Сильвен Бернгардт, известный по архивным материалам царской контрразведки как германский шпион в России ещё во время Первой мировой войны.[252] Арестованный в Москве гражданин. СССР корреспондент-переводчик главной конторы «Контроль-К°» Гаман сознался в разведработе в пользу Германии с 1914 года.[253]

    Следствие по делу шпионской сети «Контроль-К°» было закончено в 1934 году. Решением Коллегии ОГПУ проходившие по нему советские граждане были приговорены к различным мерам наказания, вплоть до расстрела,[254] а иностранные подданные — высланы из Советского Союза.[255]

    Но вот наступила перестроечная вакханалия. В 1989 году вместе с другими «невинными жертвами» все эти граждане оказались реабилитированными по Указу Президиума Верховного Совета СССР от 16 января 1989 года «О дополнительных мерах по восстановлению справедливости в отношении жертв политических репрессий, имевших место в период 30-40-х и начала 50-х годов». «В деле достаточно доказательств причастности служащих «Контроль-Ко» к шпионской деятельности и тем более к диверсионному акту, совершенному Ивановским и Плохим под руководством Горовенко», — с недоумением комментирует эту гримасу горбачёвско-яковлевского «правосудия» долгое время изучавший материалы Центрального архива ФСБ кандидат юридических наук Олег Мозохин.[256] Впрочем, удивляться не приходится. Теми, кто проводил массовую реабилитацию, двигали куда более низменные мотивы, чем выяснение истины и восстановление справедливости.

    Япония

    Листая страницы советских газет 1930-х годов или просматривая рассекреченные документы того времени, то и дело натыкаешься на японских шпионов и диверсантов. Они же являются непременными персонажами антисталинского разоблачительного «фольклора», как наглядный пример «нелепых выдумок палачей из НКВД», к которым уважающему себя российскому интеллигенту полагается относиться не иначе, как с глумливым хихиканьем.

    Дракон готовится к прыжку

    Что же представляла собой тогдашняя Япония? Стремительно вырвавшийся из средневековой отсталости в ряды ведущих держав молодой хищник настойчиво и целеустремлённо готовился к переделу мира. О серьёзности намерений Токио наглядно свидетельствовал знаменитый «меморандум Танаки», представленный 25 июля 1927 года премьер-министром Гиити Танака молодому императору Хирохито и содержавший развёрнутую программу действий по завоеванию мирового господства:

    «…B интересах самозащиты и ради защиты других Япония не сможет устранить затруднения в Восточной Азии, если не будет проводить политику «крови и железа». Но, проводя эту политику, мы окажемся лицом к лицу с Америкой, которая натравливает на нас Китай, осуществляя политику борьбы с ядом при помощи яда. Если мы в будущем захотим захватить в свои руки контроль над Китаем, мы должны будем сокрушить Соединённые Штаты, то есть поступить с ними так, как мы поступили в русско-японской войне.

    Но для того, чтобы завоевать Китай, мы должны сначала завоевать Маньчжурию и Монголию. Для того чтобы завоевать мир, мы должны сначала завоевать Китай. Если мы сумеем завоевать Китай, все остальные малоазиатские страны, Индия, а также страны Южных морей будут нас бояться и капитулируют перед нами. Мир тогда поймёт, что Восточная Азия наша, и не осмелится оспаривать наши права. Таков план, завещанный нам императором Мэйдзи, и успех его имеет важное значение для существования нашей Японской империи».[257]

    …Для того чтобы завоевать подлинные права в Маньчжурии и Монголии, мы должны использовать этот район как базу для проникновения в Китай под предлогом развития нашей торговли. Будучи же вооружены обеспеченными правами, мы захватим в свои руки ресурсы всей страны.

    Овладев всеми ресурсами Китая, мы перейдем к завоеванию Индии, стран Южных морей, а затем к завоеванию Малой Азии, Центральной Азии и, наконец, Европы. Но захват контроля над Маньчжурией и Монголией явится лишь первым шагом, если нация Ямато желает играть ведущую роль на Азиатском континенте».[258]

    Выкраденный советской разведкой, «меморандум Танаки» в 1929 году был опубликован в китайской печати.[259] Разумеется, официальный Токио поспешил откреститься от компрометирующего документа. Однако сделать это оказалось весьма непросто. Как признал позднее известный японский дипломат Мамору Сигемицу, бывший послом в СССР во время конфликта у озера Хасан, а затем министром иностранных дел, осуждённый на Токийском процессе к 7 годам тюрьмы:

    «Возникшее вслед за этим положение в Восточной Азии и сопутствующие ему действия Японии развивались в точном соответствии с «меморандумом Танака», поэтому рассеять подозрения относительно существования этого документа стало весьма трудно».[260]

    Тем не менее, доморощенные любители японских грантов из числа наших соотечественников до сих пор пытаются доказывать, будто «меморандум» является фальшивкой. Их основной аргумент — дескать, не был обнаружен его оригинал (что не удивительно, поскольку накануне капитуляции компрометирующие документы активно уничтожались). При этом отсутствие документальных немецких приказов на истребление евреев почему-то не вызывает у этих господ ни малейшего сомнения в реальности того же Холокоста.

    План Танаки начал воплощаться в жизнь в ночь на 19 сентября 1931 года, когда японские войска развернули боевые действия на территории Маньчжурии.[261] Чтобы придать своим завоеваниям видимость легитимности, в Токио решили создать из покорённых провинций подвластное Японии «независимое государство». На роль его марионеточного правителя был выбран Пу И — свергнутый революцией последний китайский император из маньчжурской династии Цин. 23 февраля 1932 года японские офицеры предложили ему стать во главе «независимой Маньчжурии» и получили согласие.[262]

    Оставалось разыграть приличествующий случаю спектакль. 29 февраля «всеманьчжурская ассамблея» в Мукдене приняла резолюцию о независимости северо-восточного Китая и провозгласила Пу И своим правителем. 1 марта к бывшему императору прибыли верноподданные делегаты просить его на царство. Как и положено по обычаю, тот ответил отказом. 5 марта делегация явилась повторно. На этот раз Пу И дал согласие.[263]8 марта он был торжественно провозглашён верховным правителем,[264] а два года спустя, 1 марта 1934 года его объявили императором «независимого государства» Маньчжоу-Го.[265]

    Что же касается пресловутого «мирового общественного мнения», то японское руководство на него откровенно плевало. После того, как в феврале 1933 года Лига наций отказалась признать государство Маньчжоу-Го, 27 марта 1933 года Япония демонстративно покинула эту организацию.[266] Тем самым в очередной раз было наглядно показано, что международные соглашения действуют лишь до тех пор, пока отражают реальный баланс сил. Перестав ему соответствовать, они тут же превращаются в ничего не стоящий клочок бумаги. В 1930-е годы подобная судьба постигла Лигу наций. Сегодня в точно такую же филькину грамоту превращается ООН. Какие бы глупости ни пытались нам внушать ревнители «общечеловеческих ценностей», но международное право было и остаётся правом сильного.

    Вслед за Китаем настала очередь нашей страны. 1 июля 1931 года в беседе с посетившим Москву генерал-майором Харада посол Японии в СССР, будущий премьер-министр и казнённый военный преступник Коки Хирота недвусмысленно заявил:

    «По вопросу о том, следует ли Японии начать войну с Советским Союзом или нет, считаю необходимым, чтобы Япония стала на путь твёрдой политики в отношении Советского Союза, будучи готовой начать войну в любой момент.

    Кардинальная цель этой войны должна заключаться не столько в предохранении Японии от коммунизма, сколько в завладении советскими Дальним Востоком и Восточной Сибирью».[267]

    В докладе, представленном генералу Харада японским военным атташе в Москве подполковником Касахара, говорилось:

    «Настоящий момент является исключительно благоприятным для того, чтобы наша империя приступила к разрешению проблемы Дальнего Востока. Западные государства, граничащие с СССР (Польша, Румыния), имеют возможность сейчас выступить согласованно также с нами, но эта возможность постепенно будет ослабевать с каждым годом.

    Если мы сейчас, проникнутые готовностью воевать, приступим к разрешению проблемы Дальнего Востока, то мы сможем добиться поставленных целей, не открывая войны. Если же паче чаяния возникнет война, то она не представит для нас затруднений».[268]

    Однако начать большую войну с Советским Союзом в Токио так и не решились. Главным препятствием стала осуществлённая в те годы в нашей стране программа форсированной индустриализации. В феврале 1932 года тот же подполковник Касахара в «Соображениях относительно военных мероприятий империи, направленных против Советского Союза» с тревогой отмечал:

    «СССР в течение ряда последних лет проводит неуклонное увеличение вооружённых сил, и ныне уже превзошёл японскую армию по части организации и степени вооружения.

    Энергично проводимый тяжелейший план имеет основной целью увеличить мощь Красной Армии. Мною уже неоднократно докладывалось о том, что вооружение СССР в дальнейшем будет развиваться в ещё более стремительных темпах».[269]

    «В настоящий момент Красная Армия по части оснащения и обучения достигла уже требуемого уровня и, пожалуй, превосходит армии блока Польши, Румынии и прибалтийских государств. Но СССР ещё не обладает достаточной мощью для проведения войны в широком смысле этого слова. Экономическая мощь, военная промышленность и единство нации ещё не достигли требуемой степени.

    «Из вышеуказанного видно также, что японо-советская война, принимая во внимание состояние вооружённых сил СССР и положение в иностранных государствах, должна быть проведена как можно скорее. Мы должны осознать то, что по мере прохождения времени обстановка делается всё более благоприятной для них».[270]

    Вместо большой войны японское руководство встало на путь постепенного наращивания провокаций. С 1936 по 1938 год на маньчжуро-советской границе был зарегистрирован 231 инцидент, в том числе 35 крупных боевых столкновений.[271] Так, 30 января 1936 года на участке Гродековского пограничного отряда две роты японо-маньчжур углубились на полтора километра вглубь советской территории в районе пади Мещеряковской, однако были выбиты обратно. В ходе боя, по советским данным, противник потерял 31 человека убитыми, с нашей стороны погибли четверо пограничников.[272]

    24 ноября 1936 года на том же участке границу нарушил японский конно-пеший отряд численностью около 60 человек. После схватки с пограничниками во главе с начальником погранзаставы Евграфовым японцы были отброшены с нашей территории, потеряв 18 человек убитыми и 7 ранеными.[273]

    В июле-августе 1938 года у озера Хасан и в мае-сентябре 1939 году у реки Халхин-Гол велись уже полномасштабные боевые действия с использованием танков и авиации. Последний конфликт по своему размаху и длительности можно по праву считать локальной войной.

    Протоколы японских мудрецов

    Очевидно, что в 1920-е — 1930-е годы Япония была одним из основных потенциальных противников СССР. Причём противником, традиционно уделявшим самое пристальное внимание тайным методам борьбы.

    Так, в конце 1927 года майор Канда Масатанэ представил в штаб Квантунской армии и генеральный штаб Японии доклад «Материалы по изучению подрывной деятельности против России», являвшийся программой разведывательных, диверсионных и подрывных мероприятий против Советского Союза. В первом разделе документа «Общие принципы подрывной деятельности против России» отмечалось: «В будущей войне подрывная деятельность будет играть чрезвычайно важную роль… Поэтому работа, включающая в себя подрывную деятельность против России, весьма многообразна, и эта деятельность должна охватывать весь мир».[274] Автор доклада рекомендовал принять меры к обострению национальной, идеологической и классовой борьбы внутри нашей страны. Предлагалось «подстрекать государства, лежащие на западных и южных границах Союза, угрожать ему таким образом, чтобы не дать возможности перебросить на Дальний Восток большую армию. При помощи экономической блокады мешать ввозу в Союз материальных средств и, в частности, предметов военного снаряжения».[275] Рекомендовалось также разрушать транспортные сооружения (в первую очередь сибирские железные дороги), телеграфную связь, задерживать мобилизацию и концентрацию армии.

    Второй раздел доклада был посвящён разработке важнейших мероприятий по подрывной деятельности на территории Восточной Сибири. В нём предусматривалось ведение антисоветской агитации и пропаганды, засылка на советскую территорию антисоветских групп, чтобы мешать в военное время действиям частей Красной Армии. Предлагалось «в связи с развитием общего военного положения создать на русской территории антисоветское правительство и побудить свергнуть советскую власть одновременно в Сибири и на Кавказе». Предусматривалось «сделать Внешнюю Монголию антисоветской».[276]

    По поводу организации разведсети на советской территории в докладе указывалось: «В том случае, если нельзя будет устроить официальные разведывательные органы, необходимо отправлять в Россию японских разведывательных агентов под видом дипломатических чиновников. Если же и это будет невозможно, то тогда нужно будет отправлять переодетых офицеров».[277]

    В приложении к докладу были разработаны «Важнейшие мероприятия мирного времени на Дальнем Востоке в связи с подрывной деятельностью против России». Среди этих мероприятий предусматривалось создание за границей белоэмигрантских организаций для враждебной деятельности против Советского Союза.

    В соответствии с положениями доклада майора Масатанэ разведывательный отдел генштаба начал практическую разработку мероприятий подрывной и диверсионной деятельности против СССР.

    Ещё до того, как доклад Масатанэ был отправлен в Токио и Порт-Артур, японский военный атташе в Советском Союзе Мицутаро Камацубара, будущий командир разгромленной на Халхин-Голе 23-й пехотной дивизии, получил из Токио инструкцию генштаба № 908 от 6 октября 1927 года, подписанную помощником начальника генштаба Дзиро Минами. В ней предписывалось заняться изучением организаций, обществ и отдельных лиц, которых можно было бы использовать для получения разведывательной информации, проведения антисоветской пропаганды и подрывной деятельности, и давались практические указания по организации подрывной работы в СССР.[278]

    В апреле 1929 года в Берлин прибыл начальник разведывательного отдела генштаба генерал-лейтенант Иванэ Мацуи. После его приезда в столице Германии было созвано совещание японских военных атташе из Великобритании, Франции, Польши, Австрии, Италии, Советского Союза и Турции. Мацуи выступил с обстоятельным докладом о расширении шпионской и подрывной деятельности против Советского Союза. После этого на совещании обсуждались вопросы о способах, методах и организации диверсий, которые должны будут проводиться из европейских государств во время войны с Советским Союзом. Большое внимание было уделено положению русских белоэмигрантов в Европе с учётом их возможного использования в будущем. Обсуждался и вопрос об агентурно-разведывательной работе против СССР, проводимой японскими военными атташе в Европе.[279]

    Хотя японские офицеры готовили свои планы в глубокой тайне, советским агентам удалось сфотографировать как упомянутую инструкцию генштаба, так и записи, сделанные во время совещания военных атташе одним из его участников. Позднее эти документы были представлены советской стороной в качестве вещественного доказательства на Токийском процессе над японскими военными преступниками.

    В то время как 3-й отдел морского генерального штаба направлял шпионско-диверсионную работу главным образом против вероятных морских противников Японии — США и Англии, разведывательная работа против СССР осуществлялась 2-м (разведывательным) управлением генерального штаба японской армии.[280] Для этого на территории Маньчжурии была организована система японских военных миссий, создававшихся по основным районам советского Дальнего Востока. К 1941 году в Маньчжоу-Го насчитывалось около тридцати подобных миссий, включая отделения на местах. Все они руководились японской военной миссией в Харбине, которая тесно координировала оперативную работу со 2-м отделом штаба Квантунской армии.[281] Она же курировала разведывательную деятельность против СССР 3-го отдела управления политической службы жандармерии и особых отделов пограничных полицейских отрядов.[282]

    Механик-фотолюбитель

    Защищая безопасность нашей страны, советские пограничники регулярно вылавливали японскую агентуру. Так, осенью 1933 года с территории 3-го участка УНР-103 дезертировали в Маньчжурию трое военнослужащих из числа работников УНР — механик катера Александр Трифонов и мотористы Виталий Еськов и Георгий Моров.

    В городе Лахассусу бежавшие явились в японскую жандармерию, которая немедленно отправила их на канонерской лодке в Харбин в распоряжение японской военной миссии. Подробно рассказав в ходе допроса все известные им секретные сведения, касающиеся оборонного строительства участка № 103, дезертиры были освобождены и посланы на работу в механические мастерские военно-морского штаба Маньчжоу-Го.

    Александр Трифонов, снискавший особое расположение новых хозяев своими подробными показаниями об оборонных работах на границе, после некоторой обработки был завербован для шпионско-диверсионной деятельности секретарём Харбинской военной миссии Суда Сейкеем. 10 июля 1934 года новоиспечённый шпион был нелегально переброшен на советскую территорию, получив следующие задания:

    1) Проехать по маршруту: Советская гавань, бухта Де-Кастри, по р. Амур до Николаевска и Комсомольска-на-Амуре. Во всех этих пунктах собирать данные о численности воинских частей, их местонахождении и номерах.

    2) Тщательно заснять оборонные точки укреплений в бухте Де-Кастри и Советской гавани.

    3) Раздобыть и привезти в Харбин кусочек строительного материала, из которого строятся оборонные точки.

    На расходы Суда выдал Трифонову 80 иен и, кроме того, снабдил портативным фотоаппаратом с четырьмя плёнками.

    Для беспрепятственного прохождения границы при возвращении в Харбин Суда вручил Трифонову свою визитную карточку с печатью японской военной миссии и следующим текстом:

    «Является русским Трифоновым, откомандированным нашей военной миссией в Суйфыньхе (Пограничная), о чем свидетельствуется. Суда Сейкей. Харбин, военная миссия, телефон № 43–22 и 34–84».

    Эту карточку Трифонов зашил в подкладку своего пиджака, где она и была обнаружена при обыске.

    По прибытии на советскую территорию шпион-механик немедленно отправился во Владивосток, где и был арестован как подозрительный элемент. На следствии Трифонов полностью сознался.[283]

    «Русская правда» агента Кобылкина

    Крупным успехом НКВД стал захват главы маньчжурского отделения РОВС и по совместительству представителя белоэмигрантской террористической организации «Братство русской правды» полковника Иннокентия Кобылкина. С этой целью на нашей территории чекистами была создана подставная антисоветская организация. Вот докладная записка заместителя наркома внутренних дел СССР Г. Е. Прокофьева № 56423 от 11 июля 1935 года на имя И. В. Сталина об итогах этой операции:

    «Следствием по делу арестованных японских диверсантов Кобылкина и Переладова (сообщено в ЦК ВКП(б) № 56121 от 23/V-1935 года), проведённым в Москве, полностью установлено, что полковник Кобылкин И. В. и хорунжий Переладов Е. Л. переброшены нелегально на советскую территорию японской военной миссией в Харбине.

    Арестованный полковник Кобылкин Иннокентий Васильевич в момент выброски его на советскую территорию являлся официальным служащим японо-маньчжурской полиции в качестве надзирателя на станции Чжалайнор КВЖД (в 9 километрах от советской границы).

    Кобылкин показывает, что вышел на советскую территорию по прямому поручению секретаря японской военной миссии в Харбине — Суда для связи с существующей на территории Забайкалья контрреволюционной организацией, которую японцы считали необходимым переключить на осуществление террористических и диверсионных актов. В этих целях Кобылкин был снабжён японской военной миссией оружием (2 больших маузера и 70 патрон к ним и 1 браунинг с 24 патронами) и 2-мя зажигательными снарядами «Термит» (при аресте изъято).

    Для проведения широкой пропаганды контрреволюционных идей на территории Восточной Сибири Кобылкин принёс с собой 4769 различных листовок, изданных известной террористической организацией за границей «Братство Русской Правды» («БРП»).

    Арестованный по этому делу хорунжий Переладов Евлампий Лукьянович, прибывший нелегально на советскую территорию ранее Кобылкина, показывает, что был завербован для японской разведки Кобылкиным, по поручению которого вышел нелегально на советскую территорию для личного участия в террористических и диверсионных актах, которые должна была осуществлять существовавшая антисоветская организация в Забайкалье. При аресте Переладова при нем были обнаружены 2 браунинга с патронами и 8 зажигательных снарядов «Термит».

    Наряду с этим Переладов показывает, что перед своим отъездом в СССР он, будучи членом так называемого Красновского филиала «БРП» (Шанхайский отдел), посетил в Харбине представителя этого филиала Курочкина Николая Ивановича, который поручил ему приступить к созданию небольших, но хорошо законспирированных и не связанных между собой ячеек «БРП» на советской территории.

    Антисоветская организация, для связи с которой от японской разведки прибыли Кобылкин и Переладов, фактически представляет из себя небольшую группу лиц, подставленных специально нами для перехвата деятельности японской разведки в Забайкалье.

    В связи с тем, что арест Переладова и Кобылкина был произведён секретно, японская разведка, полагая, что они находятся на свободе, перебросила в распоряжение Кобылкина в ночь на 28 мая 1935 г. в районе Даурского погранотряда (Восточно-Сибирский Край) вооружённую группу террористов в составе 3-х человек — Кустов Владимир (эмигрант, инженер, член «БРП») и Олейниковы Михаил и Виктор (братья, граждане СССР, сыновья священника, без определённых занятий, завербованы японской разведкой, неоднократно нелегально переходили границу).

    Столкнувшись с резервным нарядом нашей погранохраны в районе поселка Абагайтуй (Даурский погранотряд, ВСК), террористы открыли стрельбу, в результате перестрелки ответным огнём пограничников Кустов Владимир и Олейников Михаил были убиты. Скрывшийся во время перестрелки Олейников Виктор был наутро задержан по дороге к г. Чите. У убитых обнаружены письма от японского агента Тимофеева и членов «БРП» в Харбине Курочкина и Петунова, адресованные Кобылкину и Переладову.

    Задержанный Олейников Виктор сознался, что сотрудничает с японской разведкой в течение года и по её заданиям неоднократно нелегально нарушал нашу границу. Последний приход Олейникова на советскую территорию был связан с прямым заданием японской военной миссии в Харбине, поручившей передать письма Кобылкину и оказать ему содействие при осуществлении террористических и диверсионных актов. По показаниям Олейникова, вышедшие с ним террористы (Кустов и Олейников Михаил), так же как и он, были вооружены браунингами с коробкой запасных патрон к каждому. (Всё оружие изъято). Олейников конвоируется в Москву.

    Учитывая, что Кобылкин и Переладов являются активными агентами японской разведки, состоя одновременно членами монархических белогвардейских организаций, как «РОВС» (Российский Общевоинский Союз) и «БРП», и то, что Кобылкин до своего выхода на советскую территорию был официальным служащим маньчжурской полиции, считаю целесообразным передать это дело в Военную Коллегию Верховного суда СССР для слушания в открытом порядке.

    Процесс должен быть проведён под углом разоблачения деятельности японских разведывательных органов на территории Маньчжоу-Го, питающих и широко использующих участников различных белогвардейских организаций, для осуществления на нашей территории террористических и диверсионных актов.

    Народный Комиссариат по Иностранным Делам с открытой постановкой этого процесса согласен, считая только необходимым проведение его в Иркутске.

    Прошу указаний».[284]


    И действительно, 31 августа — 1 сентября 1935 года в Иркутске состоялся открытый процесс, на котором Кобылкин, Переладов и Олейников были приговорены к высшей мере наказания.[285]

    Мы маленькие дети, нам хочется гулять!

    Невзирая на провалы и неудачи, японская разведка продолжала забрасывать агентуру через советскую границу. Вот что сообщал начальник УНКВД по Хабаровскому краю комиссар госбезопасности 3-го ранга И. Ф. Никишов в НКВД СССР 22 августа 1939 года:

    «В июле сего года в районе 63-го погранотряда при нелегальном переходе границы были задержаны японские агенты: Трофимов Василий Андреевич, 1912 года рождения, уроженец Еврейской автономной области, бежал в Маньчжурию в 1933 г.; Рогач Иван Ефимович, 1914 года рождения, уроженец Харбина; Хижин Леонид Алексеевич, 1916 года рождения, уроженец Благовещенска, родители которого в 1919 г. эмигрировали в Харбин, где Хижин воспитывался. Все трое сознались, что в апреле сего года были завербованы представителями японской военной миссии в Харбине в состав диверсионно-террористической группы, переброшены на нашу территорию с основными заданиями: совершить теракт против командарма Штерна, организовывать крушения воинских поездов и т. д. У одного террориста при задержании изъято оружие — револьвер-наган с боевыми патронами, 2 винтовки со 120 боепатронами. Руководителю группы Трофимову были даны три явки на нашей территории. Допрос продолжается в направлении вскрытия всех известных им японских агентов, переброшенных в СССР».[286]

    13 февраля 1940 года военным трибуналом 2-й Отдельной Краснознамённой армии Трофимов, Рогач и Хижин были приговорены к расстрелу. 12 июля 1940 года Военная коллегия Верховного суда СССР заменила Рогачу и Хижину высшую меру наказания 10 годами лишения свободы. Хижин вскоре умер в местах заключения, а Рогач дожил до хрущёвской «реабилитации». Определением Военной коллегии Верховного суда СССР от 4 июня 1959 года дело по обвинению Трофимова, Рогача и Хижина было пересмотрено, их действия переквалифицированы на ст.84 УК РСФСР (незаконный въезд в СССР) и срок наказания всем троим определён в 3 года лишения свободы.[287]

    Вот как комментирует это в своей книге Евгений Горбунов: «Не было японских шпионов, террористов и диверсантов. Были трое молодых ребят, которые перешли границу, чтобы посмотреть на свою Родину. Вот и посмотрели».[288]

    И в самом деле! Как только сталинским опричникам могло придти в голову объявить японскими агентами трёх молодых людей, нелегально перешедших с оружием в руках границу со стороны оккупированной японцами Маньчжурии в самый разгар боёв на Халхин-Голе? Ведь ясно же, что ребята просто вышли погулять, ну и заблудились. С кем не бывает! А винтовки с наганом взяли не иначе, как от волков отстреливаться.

    Интерес Японии к СССР не ограничивался сопредельными территориями. Так, когда в 1933 году советско-японские отношения резко обострились, офицеры из «Страны восходящего солнца» зачастили в Финляндию. Некоторые из них оставались там по 2–3 месяца, проходя стажировку в финской армии.[289] Был назначен новый поверенный в делах Японии в Финляндии, «активная и, видимо, влиятельная фигура, двоюродный брат товарища (т. е. заместителя. — И. П.) министра иностранных дел и племянник председателя правления маньчжурской ж.д.».[290] Если до этого на всю Прибалтику и Финляндию японцы обходились одним военным атташе с местом пребывания в Риге, то теперь в Хельсинки был направлен отдельный атташе.[291]

    Особенно расширилась сфера деятельности японской разведки по мере упрочения связей между Японией и Германией. Если раньше её основным объектом являлись районы Дальнего Востока, то начиная с 1939 года японская разведка засылала свою агентуру в Сибирь, на Урал, Среднюю Азию и в центральные города СССР.[292]

    Вскоре после заключения 25 ноября 1936 года «Анти-коминтерновского пакта» японское правительство провело реорганизацию разведывательных и контрразведывательных органов. В 1937 году при кабинете министров Японии было создано специальное бюро, которое должно было руководить всеми разведывательными органами, установить жёсткую централизацию в работе секретных служб и усилить их подрывную деятельность против Советского Союза.[293]

    Шпион во штабе русских воинов

    Впрочем, не следует думать, будто в поединке с японской разведкой успех всё время сопутствовал НКВД. Лишь во время Великой Отечественной войны удалось разоблачить группу лиц, подозреваемых в сотрудничестве с японскими спецслужбами. Многие из них занимали отнюдь не рядовые должности и действовали в советском тылу уже долгие годы.

    Особый интерес Управления контрразведки «Смерш» Забайкальского фронта вызвал старший переводчик разведотдела лейтенант Ли Гуй Лен, в силу своего положения хорошо знавший нашу зафронтовую агентуру На первый взгляд, в поведении и действиях переводчика не было ничего подозрительного. Безупречная биография и отличный послужной список делали Ли Гуй Лена незаменимым работником. Однако тщательно изучив его жизненный путь, военные контрразведчики обратили внимание на важное обстоятельство—участившиеся провалы зафронтовой агентуры разведотдела штаба фронта совпали с зачислением Ли Гуй Лена на службу в разведку. Ещё больше укрепили подозрения советской контрразведки показания нескольких агентов-двойников, разоблачённых весной 1943 года. На допросах они сообщили, что задержавшие их японские спецслужбы были поразительно хорошо информированы о содержании заданий, полученных ими в разведотделе.

    Подозрения в адрес Ли Гуй Лена ещё долго могли оставаться лишь подозрениями, если бы в руки контрразведчиков не попал резидент японской разведки Де До Сун. 20 июня 1943 года на допросе в УКР «Смерш» Забайкальского фронта Де До Сун показал, что сведения на 19 агентов советской военной разведки были получены им от Ли Гуй Лена, которого под псевдонимом «Лин» он завербовал ещё в 1932 году. 26 августа, после короткой оперативной игры, контрразведчики «Смерш» арестовали переводчика, который, под давлением неопровержимых доказательств, признался в своей шпионской деятельности.[294]

    Добытые в ходе оперативно-следственной разработки Де До Суна и Ли Гуй Лена материалы позволили работникам «Смерш» раскрыть целую сеть шпионов, внедрённых японскими спецслужбами в зафронтовой агентурный аппарат разведывательных органов Забайкальского фронта. Её масштабы поразили даже видавших виды чекистов. Оказалось, что более половины всей зафронтовой агентуры разведотдела было перевербовано японцами.

    Не лучше обстояли дела с негласными источниками, находившимися на связи у сотрудников разведывательных подразделений Дальневосточного фронта. Только за первое полугодие 1943 года органами «Смерш» было разоблачено и арестовано 38 вражеских агентов. В их числе оказалось 28 закордонных источников разведотдела фронта, перевербованных японцами в период ходок в Маньчжурию.

    Всего в 1942 году и за первое полугодие 1943 года военными контрразведчиками управлений «Смерш» Дальневосточного и Забайкальского фронтов было выявлено и разоблачено 66 шпионов, проникших в негласный аппарат разведывательных отделов этих фронтов. Кроме того, они установили, что ещё 166 агентов, получив задание, ушли на территорию Маньчжурии и обратно не вернулись.[295]

    Добрячки в прокурорских мундирах

    После разгрома Японии в августе 1945 года в руки советских органов госбезопасности попало множество колоритных персонажей. Одним из них был начальник японской военно-морской миссии в городе Сейсине капитан 1 — го ранга Минодзума Дзюндзи, арестованный органами «Смерш» Тихоокеанского флота.

    В ходе следствия были получены неопровержимые свидетельства разведывательной деятельности Минодзумы против нашей страны. Да и сам арестованный охотно рассказывал о своей «работе». От него удалось получить ценнейшие сведения о структуре, формах и методах деятельности японской разведки в целом и военно-морской в частности, личном составе и агентуре противника.

    Владея русским языком, Минодзума собственноручно описал свою биографию разведчика. Выяснилось, что сбором разведданных о советских военно-морских силах на Дальнем Востоке он занимался ещё в далёкие 1920-е годы:

    «…начиная с 1922 г. я три года находился во Владивостоке для ведения разведывательной работы и практики русского языка. Для реализации этих задач мне удалось в качестве квартиранта войти в семью начальника штаба русского Тихоокеанского флота капитана 1 — го ранга Насимова… Для того чтобы войти в эту семью и вообще для того чтобы иметь возможности для ведения разведывательной работы, мне пришлось перейти на положение гражданского лица, проживающего во Владивостоке в целях изучения русского языка. У меня была специальная разведывательная миссия. И я перешёл на нелегальное положение, хотя я и оставался под фамилией Минодзума, выдавал себя за лицо гражданское, имея при этом на руках соответствующие, подтверждающие это документы. По инструкции я должен был собирать разведывательные данные о боевом составе Тихоокеанского флота и тактико-технических характеристиках кораблей, их дислокации, личном составе флота, учреждениях и учебных заведениях ВМФ, характере возводимых укреплений в порту и крепости Владивостока, дислокации частей Красной Армии в Приморье, политико-экономическом положении СССР».[296]

    Однако не успел японский агент как следует развернуться, как был пойман бдительными чекистами:

    «Во Владивостоке мне удалось завербовать большое количество людей из числа служащих различных учреждений, с помощью которых я собирал ценные сведения военного, политического и экономического характера.

    В 1925 г. я был арестован органами ОГПУ, но на следствии в принадлежности к японской военно-морской разведке не признался и просидел в тюрьме четыре месяца… Сразу же после освобождения меня из тюрьмы я выехал в Токио. Через год я был назначен уже начальником русского отделения 3-г о отдела ГМШ [главного морского штаба] и прослужил в этой должности пять лет. В 1935 г. меня назначили на должность начальника сейсинской военно-морской миссии, где я служил до разгрома Японии в 1945 г.».[297]

    15 февраля 1947 года Военной коллегией Верховного Суда СССР Минодзума был приговорён к высшей мере наказания. 7 марта приговор был приведён. Казалось бы, справедливость восторжествовала. Но не тут-то было! 19 июля 2001 года Главная военная прокуратура РФ пришла к выводу, что Минодзума Дзюндзи, осуждённый по ст.58 ч.1 УК РСФСР, «являясь офицером военно-морских сил Японии, занимался выполнением своих профессиональных обязанностей, не нарушая законов своего государства. На территории СССР он преступлений не совершил и под юрисдикцию советских законов не подпадает, а поэтому в соответствии с п. «а» ст. З Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 г. подлежит реабилитации».[298]

    Пока в России есть такие прокуроры, вражеские агенты могут спать спокойно.

    Польша

    Наряду с германскими и японскими собратьями, популярным персонажем глумливых разглагольствований насчёт «абсурдной и чудовищной машины сталинского террора» является польский шпион. Объявляя невинными жертвами всех осуждённых за шпионаж в пользу Варшавы, обличители тоталитарного режима тем самым молчаливо предполагают, что никакой разведывательно-диверсионной работы против советского государства Польша не вела и не могла вести.

    Между тем так называемые лимитрофы — бывшие национальные окраины Российской Империи, получившие независимость в результате революционных событий 1917 года, иностранной интервенции и Гражданской войны, относились к СССР с нескрываемой враждебностью. Русофобия правящей элиты этих новоиспечённых государств помножилась на ненависть к большевикам.

    Птенцы Дзержинского

    Вопреки умозрительным рассуждениям насчёт пролетарского интернационализма и международной солидарности трудящихся, национальный момент играл и играет очень важную роль. Необоснованные иллюзии в этом вопросе могут стоить очень дорого, что наглядно показал закончившийся катастрофой поход Тухачевского на Варшаву. Как ни старалась большевистская пропаганда убедить местное население: дескать, «мы воюем с панским сбродом, а не с польским трудовым народом», большинство поляков предпочли мировой революции «Польшу от моря до моря».

    Между тем к 1930-м годам в нашей стране сложилась парадоксальная ситуация. Польша является для СССР «врагом № 1», а множество поляков занимают высокие посты в Красной Армии и НКВД. Мало того, часть из них — бывшие агенты польской разведки.

    В июне 1920 года, в самый разгар польско-советской войны, в Москве был арестован главный резидент польской разведки поручик Игнатий Добржинский. Чтобы убедить его сдать свою агентуру, председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский предложил следующее условие: идейных сторонников Пилсудского ВЧК судить не будет, а позволит им уехать в Польшу под честное слово прекратить разведывательную работу против большевиков. Поверив соотечественнику, Добржинский начал давать показания. Для начала он уговорил явиться с повинной резидента в Петрограде B.C. Стецкевича. Затем Добржинский, сменивший фамилию на Сосновский, в составе специальной оперативно-чекистской группы Особого отдела ВЧК посетил Киев, Житомир, Харьков, Смоленск, Минск и ряд других городов, где было захвачено большое количество польских агентов. В свою очередь «железный Феликс» также выполнил своё обещание. С ведома Ленина, «идейные» польские разведчики были отпущены за границу.[299]

    Сам факт перевербовки агентуры противника не является чем-либо необычным. Однако дальше происходит нечто странное: Добржинский, а вместе с ним и ряд других бывших членов Польской организации войсковой (ПОВ), становятся кадровыми сотрудниками ВЧК. В письме на имя Дзержинского, датированном ноябрем 1920 года, начальник Особого отдела Западного фронта Филипп Медведь с тревогой сообщал:

    «От товарищей, приезжающих из Москвы, узнаю, что непосредственным помощником товарища Артузова (в то время зав. оперативного отдела Особого отдела ВЧК. — И. П.) является Добржинский… что Витковский (имеется в виду член ПОВ, капитан польской армии Виктор Мрачевский, он же Витковский — И. П.) — начальник спецотделения. Я знаю, что тов. Артузов им безгранично верит, что хорошо для частных, личных отношений, но когда их посвящают во все тайны работы, когда они работают в самом центре ОО (Особого отдела — И. П.) ВЧК, то это может иметь самые плохие последствия для нас…».[300]

    «…они молодые, вели ответственную работу у белополяков и слишком скоро перешли на нашу сторону (после ареста) и стали убеждёнными коммунистами…».[301]

    «Думали использовать их как орудие для раскрытия наших врагов в России, использовать их для разложения в рядах противника, а вышло наоборот — они становятся руководителями нашей работы благодаря тому, что к ним привыкли, сжились с ними».[302]

    Решительно возражал против назначения на должности в ВЧК бывших членов ПОВ и заместитель Артузова Роман Пиляр, который имел по этому поводу серьёзное столкновение с Дзержинским, после чего был вынужден уехать в Верхнюю Силезию на подпольную партийную работу.[303]

    Однако все эти опасения были оставлены без внимания. 15 мая 1921 года Добржинский-Сосновский был награждён орденом Красного Знамени. По представлению Дзержинского его приняли в РКП(б). Вскоре он возглавил 6-е «белогвардейское» отделение в только что созданном Контрразведывательном отделе ГПУ. Сосновский принимал активное участие в операции «Синдикат-2» по захвату Бориса Савинкова и в других чекистских операциях, дослужился до звания комиссара госбезопасности 3-го ранга, был заместителем начальника Особого отдела ОГПУ. Делали карьеру в советских органах госбезопасности и его бывшие соратники по польской разведке.[304]

    История спецслужб знает примеры, когда тот или иной деятель, иногда довольно высокопоставленный, поступал на службу к бывшим противникам. Достаточно вспомнить знаменитого министра полиции Франции Жозефа Фуше, служившего и республике, и Наполеону, и Бурбонам. Или полковника Генерального штаба нацистской Германии Рейнхарда Гелена, поступившего в 1945 году на службу к американцам и ставшего основателем Федеральной службы разведки ФРГ. Но при этом обязательно соблюдалось важное правило: прежние хозяева должны были прекратить существование, чтобы у единожды предавшего не возникало соблазна вернуться. Здесь же это условие выполнено не было. Вспомнив об оставшихся в Польше родственниках или разочаровавшись в идеях мировой пролетарской революции, новоявленные чекисты имели все возможности «искупить вину» перед исторической родиной, вступив в сотрудничество с польской разведкой.

    Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Дзержинский, однако, поместив внутрь ВЧК целую плеяду потенциальных предателей, он фактически заложил под собственное детище мину замедленного действия. Также трудно сказать, сколько из них стали реальными изменниками — следственные дела до сих пор засекречены, а верить на слово хрущёвским и яковлевским реабилитаторам вряд ли стоит.

    Помимо поляков в ведомстве «железного Феликса» трудились представители и других сомнительных национальностей. Так, на 1 октября 1936 года среди 110 руководящих работников НКВД от уровня начальников областных управлений и выше имелось пятеро поляков, девять латышей и двое немцев.[305] Другими словами, 14,5 % высшего руководства органов госбезопасности составляли выходцы из стран — вероятных противников.

    «Дранг нах Остен» по польски

    Воспользовавшись охватившей Россию смутой, вновь созданное польское государство отхватило огромный кусок нашей территории. Населявшие его украинцы и белорусы подвергались жестокому угнетению и издевательствам. Сознавая, что рано или поздно Советский Союз захочет вернуть своё, поляки рассматривали нашу страну как противника № 1. Как неоднократно подчёркивал Юзеф Пилсудский: «Расчленение России лежит в основе польских государственных интересов на Востоке».[306]

    Смесь русофобии и антикоммунизма образовала гремучий коктейль, напрочь лишивший ясновельможную шляхту последних остатков здравого смысла. Едва ли не до самого дня гитлеровского нападения правители польского государства замышляли пакости против нашей страны, строили планы совместных походов.

    Юзеф Пилсудский и Йозеф Геббельс

    Так, в книге соратника Пилсудского Владислава Студницкого «Польша в европейской политической системе», изданной весной 1935 года на польском языке, а годом позже переведённой на немецкий и вышедшей в свет в Германии, подчёркивалось: «Польша и Германия могут образовать основу огромного среднеевропейского блока, который охватывал бы Австрию, Венгрию, Чехословакию, Румынию, Болгарию, Югославию, Грецию, Турцию и Прибалтийские государства… Этот блок представлял бы собой первоклассную экономическую и военную силу. Германия заняла бы в нём, естественно, первое место, а второе место принадлежало бы Польше».[307]

    А вот выдержка из состоявшейся 28 декабря 1938 года беседы советника посольства Германии в Польше Рудольфа фон Шелии с только что назначенным посланником Польши в Иране Я. Каршо-Седлевским:

    «Политическая перспектива для европейского Востока ясна. Через несколько лет Германия будет воевать с Советским Союзом, а Польша поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Для Польши лучше до конфликта совершенно определённо стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на Западе и политические цели Польши на Востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путём заранее достигнутого польско-германского соглашения. Он, Каршо-Седлевский, подчинит свою деятельность в качестве польского посланника в Тегеране осуществлению этой великой восточной концепции, так как необходимо в конце концов убедить и побудить также персов и афганцев играть активную роль в будущей войне против Советов. Выполнению этой задачи он посвятит свою деятельность в течение будущих лет в Тегеране».[308]

    Таким образом, желание вести шпионскую работу против нашей страны у Варшавы безусловно присутствовало. Но может, у тогдашней Польши не было возможности содержать значительный разведывательный аппарат? Отнюдь. Уж на что, а на спецслужбы Пилсудский и его наследники денег не жалели.

    В июне 1921 года создаётся знаменитая «двуйка» — 2-й отдел генерального штаба. Данная структура являлась не только военной, но и общенациональной разведывательной службой, собиравшей информацию как для военного командования, так и для государственного руководства. Помимо этого, «двуйка» выполняла функции центрального органа контрразведки. На неё же была возложена борьба с «подрывными» движениями в вооружённых силах.[309]

    Накануне 2-й мировой войны польская разведка была одной из самых профессиональных и мощных в Европе. Даже после оккупации Польши разведсеть польского эмигрантского правительства включала в себя 1700 агентов почти во всех европейских странах.[310] Немаловажно и то, что шпионская деятельность облегчалась наличием в Советском Союзе значительной польской диаспоры.

    Разведывательная работа против СССР велась резидентурами трёх видов. Резидентуры группы «А» действовали непосредственно на нашей территории, группы «В» — в граничащих с нами государствах, «С» — в странах Западной Европы, ориентируясь на работу с белой эмиграцией.

    К первой группе относились, прежде всего, легальные резидентуры, организованные при польских дипломатических представительствах в Москве, Харькове, Киеве, Минске и некоторых других крупных центрах. Они комплектовались офицерами генерального штаба, занимавшими официальные посты в аппарате различных делегаций, миссий, представительств частных фирм, транспортных учреждений, средств массовой информации. Помимо легальных были созданы и нелегальные резидентуры, где «трудились» завербованные советские граждане и пробравшиеся на территорию СССР польские офицеры-разведчики.[311]

    Так, в апреле 1924 года полномочным представительством ОГПУ по Ленинградскому военному округу была раскрыта шпионская сеть, организованная и руководимая сотрудником ленинградского представительства польской делегации по делам оптации и репатриации Ю. И. Чеховичем-Ляховским.[312]

    Бывший морской офицер, Чехович в 1918 году был арестован ВЧК, однако сумел бежать в Польшу, вернувшись в Советскую Россию уже в качестве официального лица.[313] С октября 1922 года Юрий Иванович завербовал в качестве агентов ряд лиц, занимавших ответственные должности в Красной Армии и на флоте, в гражданских и торгово-промышленных государственных учреждениях. Эти лица систематически доставляли ему необходимые сведения, содержание которых носило характер государственной тайны. Добытые материалы переправлялись в Варшаву с помощью дипломатических курьеров.[314]

    Среди агентов Чеховича оказались начальник административной части штаба одной из дивизий Миодушевский и бывший слушатель Высшей Кавалерийской школы Зелинский. Последний, в частности, передал польскому резиденту дислокационную карту двухвёрстного масштаба.[315] Сведения о Балтийском флоте сообщал бывший мичман Максимов, о положении ленинградской промышленности доносил инженер Ягмин.[316]

    Ещё одним агентом стал бывший ротмистр Оссовский, который попытался привлечь к шпионской работе и своего бывшего однополчанина Зацепина, занимавшего видные должности в Красной Армии. Однако тот запросил слишком дорого, потребовав визу за границу для себя и семьи, а также вклад на текущий счёт в варшавском банке. Поскольку остальные шпионы продавали Родину по дешёвке, получая 25–50 долларов в месяц, вербовка Зацепина не состоялась.[317]

    Слушание дела происходило 13 и 14 июня 1924 года. Сам Чехович успел удрать за границу. Перед Военной Коллегией Верховного Суда СССР предстало 13 человек его агентов и пособников. В результате двухдневного разбирательства обвинявшаяся в недоносительстве подсудимая А. Келликер была оправдана, Миодушевский, Зелинский, Оссовский и Максимов приговорены к высшей мере наказания, остальные обвиняемые получили различные сроки от 10 лет до 6 месяцев.[318]

    В том же 1924 году была раскрыта и резидентура в Киеве во главе с секретарём польской оптационной делегации в этом городе Павловским. Вместе с ним занимались шпионажем его коллеги 2-й секретарь Вельвейский и сотрудник делегации советский гражданин Венгминский. Вельвейским был завербован бывший генерал Белавин, доставивший польской разведке большое количество сведений и приказов. Кроме того, ОГПУ были арестованы участвовавшие в шпионской работе несколько служащих Красной Армии из числа бывших офицеров, а также немецкий гражданин, услугами которого пользовались для связи с польским генеральным консульством.[319]

    Резидентуры типа «В» были созданы в Таллине, Риге, Кишинёве и Константинополе и возглавлялись польскими военными атташе или специально назначенными офицерами. Помимо использования собственной агентуры они сотрудничали с разведками стран пребывания, а также государств Запада, в первую очередь Франции, имевших здесь же свои разведывательные центры.[320]

    Так, в 1 925 году польская разведка предприняла попытку наладить агентурную сеть в Закавказье, используя в качестве базы Турцию. При польском посольстве в Анкаре была создана резидентура «Грузин». Её руководителем стал военный атташе полковник Шетцель, впоследствии возглавивший 2-й отдел польского генштаба. Задача резидентуры состояла в сборе разведывательной информации не только в Грузии, но и в Крыму, на Украине (в Харькове и Одессе), а также в Кишинёве. Предусматривалось привлечь к сотрудничеству эмигрантов с Кавказа и из Крыма, а также антисоветски настроенных граждан СССР.

    Ещё одна резидентура, «Конспол», была создана в следующем году в Константинополе. Список её агентов включал 20 человек, большей частью эмигрантов из Грузии, Азербайджана и Армении, а также двух жителей Москвы — некоего «Хатталова» и машинистку Моссельпрома «Курилкину».[321]

    Что же касается резидентур типа «С», то они организовывались в тех странах, где концентрировались белоэмигранты. Например, в Югославии и Франции.[322]

    Разумеется, советские органы госбезопасности регулярно ловили и «раскалывали» польских агентов. Причём, как правило, не выбивая признания, а с помощью реальных вещественных доказательств.

    Блок панов и самураев

    Например, во что сообщили 25 августа 1933 года секретарю ЦК ВКП(б) Лазарю Кагановичу зам. председателя ОГПУ Генрих Ягода и начальник Экономического управления ОГПУ Лев Миронов:

    «В результате углублённой агентурной работы по вскрытию к.-р. вредительской и шпионской организации в военной промышленности — Орудийно-Арсенальное Объединение и его заводы (о чем сообщено ЦК ВКП(б) № 294301) было установлено, что на территории Союза действует разветвлённая шпионская сеть, созданная разведывательными органами Польши и ведущая крупную шпионскую и диверсионную работу на заводах Военной промышленности. К моменту ликвидации этой шпионской сети агентурно было точно установлено, что во главе её в качестве организатора и руководителя стоит специально переброшенный на нашу территорию крупный резидент польской разведки, прибывший в СССР под видом политэмигранта и под фамилией Минин Михаил Робертович.

    Одновременно с операцией всей контрреволюционной организации в Военной промышленности, ОГПУ, ПП ОГПУ МО и ГПУ УССР была ликвидирована и указанная выше польская резидентура, причем тут же были установлены и сняты конспиративные явки польской разведки в Москве (квартира гр-на Кпячко Льва Аркадьевича на Троицкой улице в д. № 1/4, кв. 2) и в Киеве (кв. гр-ки Арабок Марии Пахомовны — «Люси», ул. Короленко, д. № 71 на 1 — м этаже) и арестован в числе других также резидент Польской разведки Минин Михаил Робертович, настоящая фамилия которого, как установлено, — Бриль Виктор Иосифович.

    Произведёнными следственными действиями и обнаруженными документами полностью подтверждены агентурные данные и установлено:

    1. Минин-Бриль до своей переброски в СССР, будучи членом ППС (левицы), был в 1928 г. завербован Начальником Лодзинской дефензивы Вайнером и выдал несколько конспиративных квартир ППС (левицы), ряд работников этой партии: Сельского (члена ЦК), Пацановскую, Даниель, Равич и др., а также членов комсомола Польши — Вицек и Ацзен.

    2. В июне 1929 года Минин-Бриль получил от Вайера предложение выехать в СССР для шпионской работы по линии Военной промышленности, для чего должен связаться и возглавить имевшуюся уже группу в Киеве, с последующим расширением деятельности на Москву, Харьков и др. центры.

    Для лучшей конспирации Минину-Брилю было предложено использовать его связи по линии Торгпредства и проникнуть в СССР под видом политэмигранта, что он и осуществил.

    3. Получив в Торгпредстве в Данциге при посредстве Зам. Торгпреда т. Копылова разрешение и паспорт, Минин-Бриль в конце августа 1929 г. приехал в Москву. Явившись в Коминтерн, Минин-Бриль, получив документы политэмигранта, добился направления в Киев, где и устроился через Нацменсекцию Киевского K-та КП(б)У секретарем Польского театра, а затем (согласно полученным от Польской разведки указаниям) — заведующим Интернатом Польского Механического Техникума.

    4. Одновременно со своим устройством в Киеве, согласно полученным от Польской разведки указаниям, Минин-Бриль связался со специальным курьером Польской разведки в Киеве Кавецким и приступил к организации шпионской и диверсионной работы на Киевском Арсенале (ККЗ) и Авиазаводе № 43, завязав знакомства с рядом к.-р. настроенных лиц (по ККЗ — зав. литейным цехом Блажинским, конструктором Прокопенко и слесарем Броварником (арестованы); по зав. № 43 указанные Мининым лица устанавливаются.

    5. Параллельно развёртыванию шпионской работы на ККЗ и з-де № 43 Минин установил связи и возглавил к.-р. группу студентов Польского техникума (Гельнер, Сахацкий и др.), впоследствии разъехавшихся на военно-производственную практику и явившихся основными кадрами ликвидированной польской агентуры.

    6. В 1930 году окончивший техникум и получивший назначение на военно-производственную практику в Москву участник к.-р. группы техникума Гельнер получил указания от Минина-Бриля по выявлению и группированию к.-р. настроенных лиц, что им и было выполнено путем организации группы инженеров-военнопроизводственников, преимущественно окончивших Киевский Политехнический Институт на Московском Орудийном заводе № 8 (Коноплич, Хандромиров, Васильченко, Улановский и др. — все арестованы).

    Для связи Гельнеру была дана явка на квартиру вышеупомянутого Клячко, связанного в свою очередь с сотрудником Польского консульства «Совой».

    7. В 1932 году Минин-Бриль по поручению польской разведки был переброшен в Москву для развёртывания шпионско-диверсионной работы на московских заводах Военной и Авиационной промышленности, что им и было проделано путём активизации шпионской и подрывной работы группы Гельнера на заводе № 8 и при посредничестве её участников — организованы группы на заводе Мастяжарт (Лещев), ТОЗе (Сандомирский) и получены связи по Авиазаводу № 22 (Лещев и Сандомирский арестованы).

    В период своей шпионской деятельности в Москве Минин-Бриль был непосредственно связан с сотрудниками польского консульства «Совой» Вацлавом Яковлевичем и Оконьским, причем с первым явки имел на конспиративной квартире Клячко.

    8. В результате шпионской деятельности по Военной промышленности были собраны и переданы сведения о мощностях и программах заводов № 8, Киевского Арсенала, ТОЗа, Авиазавода № 43, о конструкциях тяжелого бомбовоза, новой противогазовой маски, тяжёлых авиабомбах (Мастяжарт), о Военно-Воздушной Академии и Одесской Авиашколе.

    Кроме того, в связи с заданиями агента польской разведки «Совы» о получении сведений по оборонным работам на границах был завербован для шпионской работы по Дальнему Востоку инженер Рыбальченко, работающий участковым прорабом на строительстве по укреплению Маньчжуро-Китайских границ (на арест Рыбальченко дано задание ПП ОГПУ в ДВК).

    Через Рыбальченко были получены и переданы польской разведке секретные документы об укреплениях на ДВ с указанием конструкций укреплений и их качества, дислокация и планы построенных на ДВ в 1932 г. воинских казарм.

    При аресте участника к.-р. организации Улановского, непосредственно вербовавшего Рыбальченко, на квартире изъяты полученные от последнего для передачи полякам материалы с подробным описанием обороноспособности Дальнего Востока.

    При передаче Мининым-Брилем сведений по Дальнему Востоку агенту польской разведки «Сове» последним были даны указания по дальнейшему собиранию сведений по оборонным мероприятиям по Д. В. и, в частности, было сказано, что по договоренности Польши и Румынии с Японией первый удар должен быть произведён на Д. Востоке.

    9. Одновременно с широким развёртыванием шпионской и подрывной работы на заводах Военной промышленности Мининым-Брилем, согласно специальным указаниям, развёртывалась сеть ПОВ («Польская Военная Организация»).

    По показаниям Минина-Бриля, указанная организация, согласно полученных им установок от Зам. Начальника Лодзинской дефенсивы Недельского, является закордонным филиалом «ПОВ».

    Задачей деятельности «ПОВ» в СССР по директиве польской разведки является организация к.-р. повстанческих, шпионских и террористических групп.

    С одной из таких групп и был, по заданию упомянутого Недельского, связан Бриль по его приезде в Киев (эта группа, входившая по «ПОВ» под наименованием «ГОЛ», — «Группа освобождения личности» — была ликвидирована в 1932 году Киевским Облотделом ГПУ).

    Материалами следствия устанавливается, что Мининым-Брилем при посредстве участников к.-р. группы в Киевском Польском Техникуме были организованы группы «ПОВ» в Бердичеве (Сахацким), в Виннице (Гельнером и Набловским), Умани (Яворовским и Голяновским), в Гневов (Павловским) и в Казатине (Пиотковским) (указанные лица арестованы, частично были осуждены по делу «ПОВ»).

    Для развертывания работы «ПОВ» по показаниям Минина в 1931 году разведывательными органами Польши был прислан специальный резидент Дудкевич (обнаружен на территории Союза и арестован)

    10. Проводившаяся шпионская и диверсионная работа широко финансировалась разведорганами Польши.

    На 23-е августа по делу к.-р. организации в Военной промышленности арестовано 70 человек.

    Следствие продолжается».[323]


    Прочтя этот документ, кое-кто может скептически хмыкнуть. Дескать, что было нужно польским шпионам на Дальнем Востоке? Тем не менее, польско-японское сотрудничество в деле борьбы с нашей страной — отнюдь не плод воспалённого воображения следователей НКВД. Корни его уходят ещё в годы русско-японской войны, когда молодой революционер Юзеф Пилсудский ездил в Токио за помощью. В тот раз сотрудничество было весьма скромным, ограничившись сбором пилсудчиками разведывательной информации о России, за что японский военный атташе в Лондоне полковник Таро Уцуномия выплачивал им 90 фунтов в месяц.[324] Однако сейчас в распоряжении Пилсудского были все ресурсы польского государства.

    В сообщении ИНО[325] ОГПУ от 19 марта 1932 года на имя Сталина, подписанном заместителем председателя ОГПУ В. А. Балицким и начальником ИНО А. Х. Артузовым приводились очередные сведения, полученные от нашего источника во французском генштабе. Советский агент успел незадолго до этого побывать в Варшаве, где беседовал с начальником штаба польской армии генералом Гонсяровским, сообщившим ему, что осенью 1931 года Варшаву посетила группа высокопоставленных японских офицеров. В ходе этого визита между генштабами двух стран было заключено письменное соглашение:

    «Гонсяровский отметил, что согласно этому соглашению Польша обязана быть готовой оттянуть на себя силы большевиков, когда японцы начнут продвигаться по территории СССР».[326]

    8 июля 1 934 года в Польшу с трёхдневным визитом для ознакомления с состоянием её военной подготовки прибыл брат японского императора принц Коноэ, который привёз Пилсудскому письмо от бывшего военного министра Японии генерала Араки. Занимая этот пост, Араки активно выступал в 1932 году за начало военных действий против СССР. Японский военный сообщал о намерении напасть на Советский Союз, используя в качестве повода КВЖД, но жаловался на слабость японской авиации, из-за чего войну приходилось отложить до марта-апреля 1 935 года. Несмотря на это, Араки предложил: «Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации».[327]

    В сентябре 1934 года Варшаву посетила японская военная миссия во главе с начальником авиационной школы в Аконо генералом Харута.[328] К осени 1934 года польско-японское военно-техническое сотрудничество шло полным ходом. Советник полпредства в Варшаве Б. Г. Подольский сообщал 11 ноября зам. наркома Б. С. Стомонякову, что «японский генштаб осуществляет широкую деятельность наблюдения за СССР из Прибалтийских стран и из Польши», а «польская военная и металлургическая промышленность имеет японские заказы».[329] Япония разместила в Польше двухгодичный заказ на изготовление 100 тыс. винтовочных стволов, а также приобрела у неё лицензию на истребитель П-7. Польские предприятия выполняли японские заказы на стальной прокат, бронеплиты, трубы и турбины.[330]

    Однако вернёмся к пойманным ОГПУ польским шпионам. Хрущёвских реабилитаторов все эти соображения, как и наличие в деле секретных материалов, собранных ликвидированной шпионской группой для передачи в Варшаву, ничуть не смутили. В 1956 году Минин-Бриль и его подельники были реабилитированы.

    Приборы для Пилсудского

    Реальным было и нацеленное против СССР польско-румынское сотрудничество, подкреплённое договором о взаимопомощи от 3 марта 1921 года, продлевавшимся на очередные пять лет в 1926, 1931 и 1936 и годах.[331] Вот что докладывали Сталину Ягода и Миронов 23 ноября 1933 года:

    «13 октября с.г. на заводе «Электроприбор» в г. Ленинграде была обнаружена пропажа секретного чертежа — схемы управления артиллерийским огнем береговой обороны.

    Негласным расследованием этого факта ОГПУ было установлено, что чертёж присвоен заводским инженером Зильберберг Львом Яковлевичем.

    1 ноября последний был арестован и на квартире у него обнаружены 3 секретных чертежа военных заказов, находящихся в производстве на заводе «Электроприбор».

    Следствием установлено: инж. Зильберберг, проживая в 1921-23 гг. в г. Аккермане (Бессарабия), был завербован румынской разведкой (сигуранцей) в лице сотрудника разведки Керлера, при содействии некоего гр. Капелюшника, также тайного агента разведки.

    В 1923 г. Зильберберг был нелегально переброшен на территорию СССР для ведения по заданию разведки шпионской работы, где выдал себя за политэмигранта.

    В декабре того же года Зильберберг по заданию разведки вступил добровольно в РККА и был зачислен в 6-й полк связи в г. Киеве. Затем, будучи демобилизованным, пробрался во СТУЗ и по окончании его в 1931 г. переехал в г. Ленинград, где и поступил на завод «Электроприбор» в качестве инженера.

    В конце 1931 г. Зильберберг установил связь с упомянутым тайным агентом румынской разведки Капелюшником, также перебравшимся в СССР и устроившимся инженером на военный радиозавод им. Коминтерна в Ленинграде.

    Для проведения разведывательной работы по военным заказам на заводе «Электроприбор» Зильбербергом был завербован инж. Военно-морской части завода Дмитриев В. М., который в течение свыше года снабжал Зильберберга секретными чертежами, схемами и подробными сведениями о количестве и назначении заказов военно-морской части завода «Электроприбор».

    Шпионские сведения и материалы Зильбербергом передавались Капелюшнику, который за это платил деньги.

    Инж. Капелюшник Ю. И. — Зав. Спец. Конструкторск. Бюро Радиозавода им. Коминтерна и инж. Дмитриев Б. М. — сотрудник Военно-морской части завода «Электроприбор» — арестованы. Следствие по делу продолжается».[332]


    Шесть дней спустя из Ленинграда пришло новое сообщение:

    «В процессе следствия по делу ликвидированный Экономическим Отделом ПП ОГПУ в ЛВО польско-румынской шпионской агентуры на ленинградских военных заводах в дополнение к ранее посланным в ЭКУ ОГПУ показаниям инженера Зильберберга, переброшенного для разведывательных целей румынской разведкой и действовавшего в Ленинграде по указаниям инженера Особого Конструкторского Бюро завода им. Коминтерна — Капелюшника, на 27 ноября с.г. добыт ряд новых показаний, устанавливающих, что шпионской сеткой, кроме Военно-морской части завода «Электроприбор», были охвачены: совершенно секретное производство завода им. «Коминтерна» и «Электроморстрой» (производящий монтаж подводных лодок).

    Зильбербергом для разведывательной работы в пользу Польши был завербован инженер-практик Военно-Морской Части завода «Электроприбор» Дмитриев, который показал, что он в свою очередь извлёк для разведывательной работы Зав. архивом Военно-морской части Аксёнова.

    Дмитриев показал:

    …«Начиная с октября 1932 г. до последнего времени я систематически получал от Аксёнова И. И. материалы по военным заказам военно-морской части и передавал их Зильбербергу Л. Я.

    Всего за этот период я передал Л. Я. Зильбербергу сведения и чертежами (синьки) по следующим объектам:

    1) Приборы управления огнём зенитной артиллерии.

    2) Гиропилот. 3) Гирокомпас. 4) Гирогоризонт. 5) Прибор управления артиллерийским огнём береговой обороны с указанием назначения их по отдельным заказам и 6) комплект чертежей по заказу «Вышка».

    За все эти материалы я получил от Зильберберга 6000 рублей в разное время, из которых 3000 рублей передал Аксёнову И. И., а остальные оставил для себя».

    Дмитриевым, кроме Аксёнова, для сбора сведений о военных заказах были завербованы: механик 2-го сборочного цеха Бодний, исключённый из партии за принадлежность к троцкистской оппозиции, давший сведения о состоянии и количестве заказа особо секретного прибора, и техник Планово-распределительного отдела военно-морской части Константинов, по освещению особо секретных заказов «Вышка».

    Таким образом, на военно-морской части завода «Электроприбор» имелась шпионская сетка в количестве 4 человек, располагавшая сведениями о состоянии всех военных заказов, возглавляемая и оплачиваемая Зильбербергом.

    Показаниями Дмитриева устанавливается, что в июле месяце 1933 г. к нему обратился инженер «Электроморстроя» Тимофеев с просьбой дать ему сведения о количестве и состоянии заказов военно-морской части «Электроприбор».

    По этому вопросу Дмитриев в своих показаниях пишет:

    «В конце июля или начале августа, приготовив в письменном виде сведения о состоянии заказов по военно-морской части и их количестве, я свёз их на службу к Тимофееву Е. С. (пр. 25 октября — недалеко от улицы Герцена), где и передал ему. Здесь получил от него 2500 рублей».

    При производстве обыска на квартире Капелюшника был обнаружен ряд чертежей, в том числе детали заказов «Электроморстроя».

    Кроме того, в день ареста Зильберберга у него обнаружены три чертежа приборов электрического управления артиллерийским огнём.

    Обнаруженные при обыске чертежи приобщены к делу как вещественное доказательство.

    По делу арестовано 4 человека.

    Намечены дальнейшие аресты».[333]

    Из Белоруссии с любовью

    Помимо сбора стратегической информаций в глубоком советском тылу, польская разведка активно действовала и в приграничной полосе. Общее руководство этими операциями в 1920-е годы было возложено на экспозитуру[334]  2-го отдела генштаба в Вильно. Непосредственная оперативная деятельность проводилась органами пограничной охраны («корпус охраны пограничья» — КОП).[335]

    Сохранились отчётные документы 5-й бригады КОП, осуществлявшей агентурную разведку в Белоруссии и Смоленской области. Она велась как стационарными, так и маршрутными агентами и заключалась в сборе (Сведений о состоянии и дислокации частей и соединений Красной Армии и пограничных войск ОГПУ. Судя по трофейным документам, польской разведке удалось установить, какие дивизии Красной Армии располагались в указанном регионе, состав авиационного гарнизона в Смоленске/ а также получить тексты некоторых второстепенных приказов по войскам.[336]

    Шпионский труд был нелёгким и опасным. Советские органы госбезопасности регулярно вылавливали польских агентов. Так, в сообщении председателя ГПУ Белоруссии Л. М. Заковского № 50665 от 4 октября 1933 годо на имя Сталина приводились следующие факты:

    «1 октября 1933 г. в Минске задержан бежавший в Польшу в начале 1933 года по досрочной демобилизации из армии отделком 5-го артполка 2-й дивизии Сучков Иван. Сознанием Сучкова устанавливается его сотрудничество в Лунинецкой разведпляцувке и создания им в Минске резидентуры в лице отделкома 2-го артполка Трофимовича Георгия, инструктора военстройплощадки Кулинича Ивана. Арестованный Трофимович в шпионаже сознался…

    На участке 17-го погранотряда задержан с оружием в руках старый польский агент Столпецкой разведпляцувки Войнич Франц Бронеславович. Войнич в 1932 г. был судим за шпионаж, бежал из концлагеря в Польшу. Прибыл с заданием по Смоленскому гарнизону, ограбления фельдъегеря, курсирующего Минск — Москва.

    1 октября 1933 г. на участке 13-го погранотряда задержан бежавший в Польшу в сентябре месяце бывший красноармеец 13-го погранотряда, осевший в погранполосе после демобилизации в 1932 году, — Лошков Андрей Петрович. Сознанием Лошкова устанавливается его сотрудничество с Глубокской разведпляцувкой, создание резидентуры в Полоцке и сбор сведений в Полоцком гарнизоне.

    29 сентября 1933 г. на участке 16-го погранотряда задержан агент Столпецкой разведпляцувки Казак Франц Антонович, бежавший из ссылки в июле месяце в Польшу. Прибыл с заданием осесть в Слуцке в качестве резидента.

    У Казака обнаружены фиктивные советские документы на фамилию Крук Николая Антоновича.

    1 октября 1933 г. на участке 15-го погранотряда задержан польский агент Виллейской разведпляцувки Логунов Савелий Прокопьевич, житель сов. стороны, бежавший в Польшу в июле месяце. При Логунове обнаружено 500 рублей».[337]

    В последующем ситуация не изменилась. Например, вот сообщение Ягоды № 57976 от 27 декабря 1935 года на имя Сталина:

    «За последнее время отмечается значительно возросшая активность польской разведки, выражающаяся в усиленной переброске разведывательной и диверсионной агентуры на советскую территорию.

    В дополнение к ранее сообщённым данным о задержаниях польской агентуры на Белоруссии (сообщено в ЦК ВКП(б) за № 57745 от 4 декабря с.г.) НКВД БССР за последние дни вновь ликвидирован ряд крупных агентов польской разведки, прибывших нелегально из Польши:

    1) В районе 17-го пограничного отряда (Слуцкое направление), при попытке ухода в Польшу задержан неизвестный в красноармейском обмундировании (без петлиц), отказавшийся первоначально себя назвать.

    При задержанном изъяты хранившиеся в полевой сумке многочисленные шпионские сведения и документальные данные о частях РККА Смоленского гарнизона, а также два фиктивных советских паспорта.

    Из числа обнаруженных шпионских сведений заслуживают особого внимания:

    а) Чертежи танка «Б-Т»;

    б) Чертежи пороховых погребов;

    в) Данные о производстве запасных частей к пулеметам, танкам и самолетам на заводе № 35 в Смоленске;

    г) Дислокация и подробное месторасположение танковых, авиационных частей, аэродромов и окружных огне-складов по Смоленскому и Ржевскому гарнизонам, с описанием военных гаражей и ряд других данных о военном строительстве Белорусского военного округа.

    Следствием установлено, что задержанный является уроженцем гор. Сосновец (Польша) — Скшековским Адамом Станиславовичем.

    Скшековский сознался, что является агентом Столпецкой разведывательной пляцувки и что в СССР он направлен в октябре с.г. с заданием осесть в Смоленске, где организовать разведывательную резидентуру. Переброске его в СССР предшествовало прохождение им специальной разведывательной школы в Польше.

    За время пребывания в Смоленске (около двух месяцев) Скшековский сменил три квартиры. На одной из квартир обыском обнаружен и изъят портативный фотоаппарат и фотопринадлежности, с помощью которых он фотографировал военные объекты. На другой квартире изъято кодированное письмо на имя Ибрагимова (под этой фамилией Скшековский скрывался в Смоленске), в котором ему предлагается от имени разведки оставаться в Смоленске и продолжать работу. Письмо датировано 8 декабря.

    Находясь в Смоленске, Скшековский установил связь со следующими лицами, от которых он получал в личных беседах интересующие его секретные данные о частях РККА:

    Семякин — электромеханик 5-й авиабригады (сверхсрочник, беспартийный);

    Васин — кладовщик военного госпиталя, беспартийный;

    Рачков — рабочий завода «Цудоргранса» им. Калинина, беспартийный;

    Камтович — санитарка военного госпиталя, беспартийная.

    Все перечисленные лица арестованы и в сообщении Скшековскому секретных данных по Смоленскому гарнизону сознались.

    2) 21-го декабря с.г. на участке 18-го пограничного отряда (Мозырьское направление) в 500 метрах от границы сторожевым нарядом был обнаружен неизвестный в белом маскировочном халате, двигавшийся в тыл. При попытке задержания неизвестный отстреливался и в перестрелке был убит. При убитом обнаружены: карабин с 20 патронами, наган с 5 патронами, карманный электрический фонарь польского происхождения и йодоформ, применяемый обычно агентурой для засыпки следов против преследования их розыскными собаками.

    По предварительным данным, убитый является видным польским диверсантом Олешко, неоднократно совершавшим по заданиям польской разведки вооружённые переходы на советскую территорию.

    3) В районе 15-го пограничного отряда (Минское направление) задержан при переходе из Польши агент Вилейской разведывательной пляцувки Янушко Евгений.

    Установлено, что Янушко еще в 1931 г. пытался нелегально проникнуть в СССР, но был задержан на нашей территории и выдворен в Польшу.

    Янушко сознался, что с 1925 г. является внутренним агентом политической полиции и что в 1931 г. он направлялся в СССР по заданиям политической полиции. После выдворения из СССР в Польшу Янушко был помещён по заданиям полиции в Виленскую тюрьму для освещения и разработки политических заключённых.

    В 1933 г. Янушко был освобождён из тюрьмы для освещения деятельности коммунистических организаций; за время работы в полиции он провалил ряд ячеек коммунистической партии Западной Белоруссии.

    В ноябре 1935 г. Янушко, как проверенный и квалифицированный агент, был передан политической полиции для дальнейшего использования в Вилейскую разведывательную пляцувку.

    В настоящее время Янушко направлялся в СССР с заданиями: осесть в Харькове, где устроиться рабочим на Харьковском тракторном заводе. В котельном цехе ХТЗ Янушко должен был создать диверсионную группу с задачей произвести диверсионный акт (путём взрыва или поджога), для вывода завода из строя.

    О времени совершения диверсионного акта Янушко должен был получить специальное указание через курьера, который будет направлен к нему разведкой.

    4) В районе 17-го пограничного отряда (Слуцкое направление) задержан при переходе из Польши агент Лунинецкой разведывательной пляцувки Пашкевич Антон.

    Пашкевич сознался, что в СССР он направлен для восстановления в Слуцком районе связей видного польского диверсанта Занкевича, разгромленных в 1933-34 г.

    Следует отметить, что в 1930 г. Пашкевич использовался центральной техникой коммунистической партии Западной Белоруссии в качестве проносчика партийной литературы.

    5) В районе 15-го пограничного отряда (Минское направление) при переходе из Польши задержан агент Вилейской разведывательной пляцувки Сокол Николай, бежавший в ноябре с.г. в Польшу из Заславльского района (БССР).

    Сокол сознался, что в СССР он направлен в качестве вербовщика и для сбора шпионских сведений по приграничным районам».[338]

    Ясновельможные разгильдяи

    Ловили польских шпионов и на Украине. Так, в перехваченной и расшифрованной телеграмме японского военного атташе в Варшаве на имя японского военного атташе в Москве Кавабэ от 2 июня 1932 года сообщалось, что посланные недавно польским генштабом на Украину более 20 секретных агентов были все поголовно арестованы ГПУ.[339]

    Неотъемлемой чертой польского национального характера является разгильдяйство. Не стали исключением и события осени 1939 года. С первых же дней войны польское руководство, начиная с президента Мосцицкого и кончая главнокомандующим маршалом Рыдзем-Смиглом, поспешило бежать из Варшавы. Подстать им оказались и подчинённые. Как глумливо сообщила газета «Правда» в номере от 27 сентября 1939 года, при вступлении советских частей в Вильно польский гарнизон удирал столь стремительно, что кто-то из доблестных вояк умудрился бросить возле казармы форменные штаны.[340] Впрочем, помимо предметов белья, драпающие без оглядки паны умудрились оставить куда более ценные трофеи. В руки гестапо и НКВД попали многочисленные документы польской разведки.

    Вот один из них — список резидентур польской разведки, действовавших на территории СССР»:[341]

    Placywki wywiadowcze na terenie ZSRS w latach 1927–1939 (czas ich funkcjonowania)
    L.P. Krytonim Okresdziatania Kierownik Miejsco-wosc
    1. «А-9»«A-9/I» 11924 — I11929 rtm. Aleksander Kwiatkowski por. Stanislaw Korzeniowski Charkyw
    2. «Hetman» I11927 — XI11928 Mikolaj Czebotariew Ukraina
    3. «0–2» VIII1928 —XII 1930 Jerzy Niezbrzycki Kijyw
    4. «М-2» V11929 — V 1930 Jan Cywilski Leningrad
    5. «А-15» X 1933 — 11935 Roman Rudolf Tyflis
    6. «М-1» V1929 — VI11931 rtm. Aleksander Kwiatkowski Moskwa
    7. «Z» XII 1930 — V 1932 Adam Steblowski Charkyw
    8. «Х-22» X11931 — III 1936 Jyzefina Pisarczykywna Charkyw
    9. «Kpt» VI11932 — VI11933 Pawlowski Charkyw
    10. «Z-12» V11931 — III 1936 Zofia Wieckowska Kijyw
    11. «0-19» XI 1933 — IX 1934 Mroszkiewicz Charkyw
    12. «Z-14» 1932 — X 1935 Maria Polonska Charkyw
    13. «L-11» X11931 — X 1933 Lucjan Gizycki Lucjan Gordziatkowski Kijyw
    14. «Ptug» VII 1933 — VII11934 pplk. Wtadystaw Belina Prazmowski Leningrad
    15. «С-15» X11933 — VI11936 Jerzy Ktopotowski Tyflis
    16. «Е-9» V11934 — 11936 Wiktor Wactaw Baginski Moskwa
    17. «Serafin» III 1932 —IV 1934 Stanislaw Ossowski Moskwa
    18. «Ku» VI11932 — III 1936 Piotr Kurnicki Kijyw
    19. «W» 11932 — V 1934 Bolestaw Wojtkowski Leningrad
    20. «W-2» V1934 — 11936 Jan Karszh Leningrad
    21. «KL» VI11932 — IV 1934 Stanislaw Sagatowski Moskwa
    22. «B-17»«F-16» 1X1931 — IV 1935 kpt. pil. Bogdan Jalowiecki Minsk
    23. «U-6» 1927–1930 rtm. Grzegorz Doliwa-Do-browolski Minsk
    24. «E-13» IV 1935 — VI11936 Stanislaw Nawrocki Minsk
    25. «E-15» VI11936 — V 1937 Stanislaw Nawrocki Kijyw
    26. «L-16» X11935 — XI11938 Wladystaw Wolski Minsk
    27. «M-13»«H-23» 1932–1936 por. rez. Mieczyslaw Pieniazek Charkyw
    28. «Kjd» 1931–1938 por. Jyzef Jedynak Moskwa
    29. «K.W.» XI11932 — IV 1934 Alfred Poninski Moskwa
    30. «G-27» V11934 — 31.111.1939 kpt. Ludwik Michatowski Kijyw
    31. «Kircha» 1935–1936 Hanna Chrzaszczewska Moskwa
    32. «B-6» X1937 — 11938 Wladystaw Wolski Moskwa
    33. «Z-15» IV 1937 — III 1939 Maksymilian Kurnatowski Moskwa
    34. «X-37» I11937 — XI11938 mjr. Jerzy Kaminski Moskwa
    35. «A-7» V11937 — XI11938 Dmochowski Eugeninsz Moskwa
    36. «H-12» 1936–1938 por. Gustaw Olszewski Moskwa
    37. «B-5» V11938 — XI11938 Kazimierz Kanski Moskwa
    38. «Kh» X11931 — X11936 Henryk Jankowski Wtadystaw Michniewicz Stanistaw Sosnicki Kijyw
    39. «Karsz» VI11932 — XI1937 Jan Karszo-Siedlewski Kijyw
    40. «We» I1934 — X 1934 F. Weese Charkyw
    41. «В-18» 11933 — VII11936 kpt. Wtadystaw Michniewicz Kijyw
    42. «F-8» V11934 — VII11936 rtm. Aleksander Stpiczynski Kijyw
    43. «В-41» X 1933 — V 1935 Wiktor Zaleski Kijyw
    44. «Н-13» II 1932 —III 1933 Ludwik Rozanski Kijyw
    45. «А-14» 1932 — X 1933 Wiktor Zaleski Tyflis
    46. «Rombejko» II–IX1937 por. rez. Stanislaw Rombejko Moskwa

    Как мы видим, в период с 1927 по 1939 год на советской территории действовали 46 польских резидентур. Разумеется, не все они существовали одновременно. Тем не менее, общий счёт польским шпионам шёл на многие сотни. И это без учёта агентов пограничной разведки, действовавшей самостоятельно. Так, только с 1 января по 13 июня 1939 погранвойска НКВД Киевского округа задержали на участках 23-го Каменец-Подольского, 20-го Славутского, 22-го Волочиского, 19-го Олевского, 24-го Могилев-Подольского, 21 — го Ямпольского погранотрядов 34 человек, причём большинство из них оказались польскими шпионами.[342]

    Прибалтика и Финляндия

    Помимо крупных держав разведывательной работой против нашей страны активно занимались и спецслужбы маленьких, но гордых прибалтийских республик, а также Финляндии. Созданные во время революционной смуты, эти «независимые государства», по замыслу мирового сообщества, были призваны, вместе с Польшей и Румынией, стать «санитарным кордоном», отделяющим нашу страну от Европы.

    Несколько особняком стояла Литва. В 1920-е годы её отношения с Советским Союзом были вполне дружественными. Оно и понятно: вдохновлённые идеей восстановления Речи Посполитой в границах 1772 года, ясновельможные паны уже оттяпали от своей соседки Виленскую область и собирались при удобном случае присоединить остальное. Чтобы противостоять польской угрозе, литовскому руководству поневоле пришлось искать союза с Москвой. Зато Финляндию и Эстонию с Латвией отведённая им роль вполне устраивала. Неудивительно. Как и сейчас, национальной идеологией этих никогда не имевших собственной государственности народов была оголтелая русофобия, помноженная на антикоммунизм.

    Дипломаты с кокаином

    Разумеется, заниматься стратегическим шпионажем, создавая резидентуры в глубине нашей страны, прибалтам было не по карману. А вот вести разведку в приграничных областях, в число которых после утраты Прибалтики и Финляндии попали и Ленинград с окрестностями, оказалось вполне посильной задачей. Все условия для этого были налицо: поскольку прибалтийские государства ещё совсем недавно являлись российскими губерниями, их жители хорошо знали русский язык, имели родственников на сопредельной территории и активно промышляли контрабандой.

    Кичащиеся своей принадлежностью к «цивилизованной Европе» эстонцы не брезговали даже наркобизнесом. Причём попадались на нём не какие-нибудь уголовники, а дипломаты из действовавшей на советской территории контрольно-оптационной комиссии. Её официальной целью было оформление эстонского гражданства тем из жителей Советской России, кто имел на это право и выразил желание стать подданным новоиспечённого государства. Однако этим функции комиссии далеко не исчерпывались. Между делом изрядная часть её членов занималась шпионажем и контрабандой. Дипломатическая почта использовалась для отправки шпионских донесений, дипломатический багаж — для вывоза золота, бриллиантов и других ценностей. В обмен на это эстонские дипломаты и их подручные щедро снабжали русских варваров спиртом и кокаином.

    Увы, торгово-шпионской деятельности вскоре пришёл конец. 20 июля 1922 года перед Петроградским губернским революционным трибуналом предстала группа обвиняемых, связанных с контрольно-оптационной комиссией, в количестве 51 человек».[343]31 июля был вынесен приговор. 15 обвиняемых были признаны виновными в шпионаже, 10 из них приговорены к расстрелу. Ещё 8 — в пособничестве шпионажу, 6 — в недонесении, остальные осуждённые — в спекуляции. 14 подсудимых были оправданы».[344] Как мы вскоре увидим, в этом отношении трибунал оказался излишне гуманным.

    Контрабандная деятельность эстонских дипломатов была настолько вопиющей, что двух дипкурьеров, имевших дипломатическую неприкосновенность, эстонские власти вынуждены были привлечь к уголовной ответственности у себя дома.

    Разумеется, шпионская деятельность эстонской разведки против нашей страны не прекратилась. Не прошло и двух лет, как в городе на Неве разгорелся очередной шпионско-дипломатический скандал.

    10 марта 1924 года ленинградская милиция поймала некую гражданку, спекулирующую иностранной валютой. Вместе с ней был задержан секретарь эстонского генерального консульства в Ленинграде Ростфельд. Казалось бы, дело житейское, однако при обыске у эстонского дипломата были обнаружены секретные приказы Реввоенсовета Ленинградского военного округа (ЛВО) за 1923 год.[345]

    26 сентября 1924 года перед военным трибуналом ЛВО предстали четверо обвиняемых: Ростфельд, Ремесников, Функ и жена военмора Баранова.

    Как выяснилось из показаний Ростфельда, кроме него шпионской деятельностью занимался ряд других эстонских дипломатов во главе с консулом Томбергом и его помощником Тауком. Помимо шпионажа сотрудники консульства спекулировали валютой, а также косметикой и чулками, привозимыми в Ленинград в качестве «дипломатического багажа».

    Бывший офицер Ремесников снабжал эстонскую разведку сведениями о военно-учебных заведениях, о дислокации войск и секретными военными приказами, работавший фотографом нескольких ленинградских военных училищ Функ — секретными снимками из жизни Красной Армии».[346]

    В ходе обыска наряду с фотоаппаратурой на изрядную тогда сумму в 2000 с лишним рублей на квартире Функа нашли переписку с эмигрантами, ранее работавшими в «Управлении делами Августейших детей Их Императорских Величеств»».[347] Похоже, это показалось судьям отягчающим обстоятельством, и незадачливого фотографа приговорили к расстрелу.

    Зато публично раскаявшимся и давшим подробные показания Ростфельду и Ремесникову трибунал, сочтя, «что их преступная деятельность — продукт усилий умирающего капиталистического общества, что их расстрел не вызывается необходимостью», заменил высшую меру 10 годами заключения. Баранова получила 5 лет. Томберг, Таук, военный атташе эстонской дипломатической миссии в Москве Мазер и другие шпионы, имевшие дипломатическую неприкосновенность, отделались высылкой из СССР.[348]

    Десять дней спустя начался новый судебный процесс. 17 октября 1924 года перед военным трибуналом J1BO предстали 13 эстонских шпионов.[349]

    Пойманный 9 апреля 1924 года при переходе границы бывший псаломщик Владимир Гроздов, став в 1917 году офицером российской армии, тут же занялся антивоенной агитацией, потом служил у красных, от них перешёл к эстонцам, затем в Северо-Западную белогвардейскую армию Юденича, а после её разгрома оказался в эстонской разведке.

    За три года он 13 раз успешно пересёк границу и смог завербовать сотрудника штаба Ленинградского военного округа Эймуса, передавшего Эстонии немало секретных документов. Начальство платило своему лучшему агенту 10 тысяч марок в месяц, и сверх того не мешало ему подрабатывать контрабандой.[350]

    Решением военного трибунала Л ВО Гроздов и Эймус были приговорены к высшей мере наказания. Остальные подсудимые получили от 8 месяцев до 6 лет лишения свободы.[351]

    Ловили и финских шпионов. 21 апреля 1924 года перед военным трибуналом Ленинградского военного округа предстало сразу 12 обвиняемых. Главной звездой процесса стал офицер финской разведки Паукку, переправлявший на русскую территорию финских и польских шпионов. Его задержали при переходе через границу шпиона Селпянена, застреленного при преследовании нашими пограничниками. При аресте у Паукку были изъяты взрывчатые вещества, предназначавшиеся для взрыва мостов в Карелии, а также опросные листы по целому ряду вопросов шпионского характера. Среди подсудимых находилась также владелица явочной квартиры в Ленинграде. Никто из обвиняемых, несмотря на многочисленные улики, в шпионаже не сознался, признаваясь лишь в провозе контрабанды. Трибунал приговорил Паукку, Паянена, Пелконена, Хакана и Мяляляйнена к расстрелу. Остальные были осуждены к лишению свободы на срок от 6 месяцев до 10 лет.[352]

    Прототип шпиона Гадюкина

    Зимой 1926 года жителей бывшей имперской столицы ожидало занимательное зрелище. Один за другим в Ленинграде прошли три крупных открытых процесса над эстонскими шпионами и их пособниками.

    Руководил шпионской работой против нашей страны 2-й (разведывательный) отдел эстонского генерального штаба во главе с майором Лаурицем и его заместителем майором Мартином. Он отдавал директивы оперативным отделам штабов 1-й и 2-й дивизий, адъютанты которых под руководством и наблюдением начальников штабов непосредственно руководили работой своей агентуры. Для этой цели в распоряжении адъютантов находился старший агент разведки, тесно связанный с охранной полицией. В его задачи входили вербовка новых разведчиков, перевод разведчиков через границу, снабжение их документами, а также наблюдение за их работой.[353]

    Особую активность проявлял расположенный в Нарве штаб 1 — й дивизии. Начиная с осени 1924 года адъютант оперативного отдела капитан Койк и начальник информационного отдела капитан Томсон под руководством начальника штаба майора Трика регулярно засылали в Ленинградскую губернию ряд разведчиков. Эти шпионы снабжались подложными или крадеными советскими документами, деньгами и оружием. Штаб разрешал им, для маскировки истинных целей перехода границы в случае провала, проносить различный контрабандный товар. Кроме того, выручка от продажи этой контрабанды служила шпионам дополнительным заработком. Непосредственной переброской шпионов через границу ведал старший агент разведки с характерной фамилией Тупиц, ранее сам посещавший СССР в качестве шпиона. Разведывательную работу в Советском Союзе вёл и штаб 2-й эстонской дивизии, расположенный в Юрьеве (Тарту).[354]

    Летом 1925 года созданная при штабе 1 — й дивизии шпионская сеть была раскрыта органами ОГПУ. 1 февраля 1926 года в здании городского суда (Фонтанка, 16) выездная сессия Верховного Суда СССР под председательством Ульриха начала слушание дела эстонских шпионов и их пособников. На скамье подсудимых оказалось 48 человек, среди которых были как советские граждане, так и жители Эстонии, и даже один итальянский подданный — грек Киранис.[355]

    Приговор интернациональной команде был вынесен 19 февраля. Один из обвиняемых, студент Фролов, был оправдан. Шестерых подсудимых признали виновными только в контрабанде, из них четверо получили условные сроки, а двое — по 3 месяца принудительных работ. 21 подсудимый были признаны виновными «в пособничестве и укрывательстве шпионов, но при неосведомлённости о конечных целях укрываемых».[356] Часть из них — также в пособничестве в тайном переходе границы, в систематической торговле контрабандой или в её проносе. Некоторые из обвиняемых оказались своего рода ветеранами. Так, супруги Эдуард и Августа Бреверн уже представали перед советским судом в июле 1922 года и были оправданы.[357] Теперь они получили соответственно 2 и 3 года за содержание явочной квартиры и скупку контрабанды.[358]

    Виновными в шпионаже были признаны 20 обвиняемых[359]’. Шпионская сеть состояла из нескольких групп, тесно связанных между собой. Руководили ею Николай Падерна, Дмитрий Гокканен, Александр Снарский и Михаил Иванов.

    Во время гражданской войны Михаил Иванов служил у Юденича, затем в эстонской армии. С мая 1924 года активно работал в эстонской разведке, получив кличку «Филиппов».[360] Как объяснил Михаил Семёнович суду, за 5000 марок он должен был трудиться целый месяц, тогда как в разведке мог выработать эти деньги в 5 дней.

    Иванову главным образом давались задания по выяснению дислокации частей Красной армии, их снабжения и вооружения. Также он интересовался сведениями о частях ОГПУ, осведомлял эстонцев о состоянии мостов и дорог, главным образом в пограничной полосе. До своего ареста он успел совершить 7 ходок через границу, в восьмой раз был задержан.[361]

    Переходя на нашу территорию, Михаил Иванов останавливался в доме своего брата Николая, которого также вовлёк в шпионскую деятельность. Будучи недавно демобилизованным из Красной Армии, Николай Иванов не вызывая подозрений шлялся по казармам, собирая интересующие эстонскую разведку данные.[362] Так им были собраны сведения о 3-м полке ГПУ, о гарнизонах Красного Села, Гатчины и частично о ленинградском гарнизоне. Кроме того, он сумел добыть несколько секретных военных изданий.[363] Другим помощником Михаила Иванова стал бывший белогвардеец Гусев (кличка «Тарасов»), которого тот нелегально провёл через границу в Советский Союз.[364]

    Если Михаил Иванов лишь время от времени наведывался со шпионскими целями на свою бывшую Родину, то Александр Снарский являлся постоянно проживавшим в СССР резидентом эстонской разведки. Бывший царский офицер, а впоследствии уволенный за пьянство лейтенант эстонской армии, Снарский сделал успешную шпионскую карьеру. Одновременно, как и многие другие эстонские агенты, он энергично занимался контрабандой, предпочитая кокаин.

    В помощники Снарскому капитан Койк выделил двух своих агентов: сперва Вахрина (кличка «Сергеев»), совершившего 5 ходок через границу, а затем татарина Хареддинова. Кроме того, Снарский завербовал в разведчики свою двоюродную сестру Марию Мацкевич, военнослужащего Петра Бусыгина и своего брата Михаила. Через последнего, работавшего бухгалтером в Ленгизе, ему удалось получить и передать эстонской разведке секретные книги.[365]

    До своего провала шпион-наркодилер успел передать эстонской разведке сведения о составе гарнизонов Гатчины, Петергофа, Детского Села, результаты топографических съёмок района Ораниенбаума, список комсостава гатчинского гарнизона, а также ряд других секретных сведений военного характера.

    В мае 1925 года Снарский был арестован ГПУ, однако чекисты приняли его за обычного контрабандиста. Через 30 дней он был выпущен на свободу и скрылся в Эстонии.

    Вскоре его вновь посылают в СССР, поручив точно выяснить, какие именно части стоят в районе Гатчины. Это задание оказалось для Снарского последним.[366]

    Главным обвиняемым на процессе стал Дмитрий Гокканен. Во время гражданской войны он вступил добровольцем в армию Юденича. Бывший студент университета обнаружил недюжинные таланты диверсанта, взорвав железнодорожное полотно у станции Кикерино. Вскоре талантливый юноша выслужился в унтер-офицеры, а затем получил и офицерский чин.

    В августе 1924 года Дмитрий Абрамович поступил на службу в разведку штаба 1-й дивизии, получив кличку «Вишняков». Ему поручали добывать сведения о дислоцированных в Ленинградском военном округе дивизиях, пограничных войсках и флотилии, составе гарнизонов Ленинграда, Петергофа, Стрельны, Детского Села и Гатчины, форте «Красная Горка», структуре и вооружении артиллерийских частей, зимних и летних стоянках войск, лагерях, дорогах, гидроавиации, Гатчинском аэродроме, танках и вообще обо всём, имевшем отношение к армии. Большинство из этих заданий были им выполнены.

    Как и Михаил Иванов, Гокканен до своего ареста успел совершить 8 ходок в СССР. Для повышения квалификации он был командирован на двухнедельные курсы разведчиков в Ревеле при эстонском генеральном штабе. Хотя преподавание там велось на эстонском языке, начальник 2-го отделения майор Лауриц специально для Гокканена организовал занятия на русском.[367]

    Первым помощником эстонского шпиона стал его брат Николай, бывший студент агрономического института и петроградского университета, также служивший в армии Юденича. Непосредственно от капитанов Томсона и Койка он получил задание доставлять сведения об авиационной и химической промышленности, системах военной связи и особенно о состоянии грунтовых, шоссейных и вновь строящихся железных дорог. Все эти данные Николай Гокканен передавал своему брату, а также капитанам Койку и Томсону.[368]

    Удалось вовлечь в шпионаж и двоюродного брата Гокканенов Михаила Хямяляйнена. Бывший военнослужащий авиационных частей Красной армии, а затем слесарь-моторист завода «Большевик», он давал ценные для эстонской разведки сведения о мощности и весе авиамоторов и о количестве аэропланов.[369] Поневоле вспоминается известный детский рассказ Виктора Драгунского, где персонаж школьного спектакля убивает требующего от него план аэродрома шпиона Гадюкина.

    Кто наймёт шпионов пачку, тот разрушит водокачку

    На суде Дмитрий Гокканен заявил, что он по своим убеждениям конституционный монархист.[370] Политические взгляды Ивана Буркацкого оказались куда причудливее. Судя по его словам, он надеялся, что после вторжения белогвардейских формирований во главе с великим князем Николаем Николаевичем в СССР начнётся «народное восстание», в результате чего в конечном итоге в нашей стране будет установлен «социалистический строй» во главе с эсерами, меньшевиками и оппозиционными режиму коммунистами.

    Окончив в 1920 году Военно-топографическую школу, Буркацкий был назначен старшим производителем съёмок штаба полевой группы Военно-топографического отдела. Став на путь предательства, он сообщил эстонской разведке сведения о структуре пехотного полка, об организации топографического отдела, а также передал Дмитрию Гокканену около 10 топографических карт двухвёрстного масштаба пограничного с Эстонией района Ленинград — Гатчина — Гдов — Кингисеп (Ямбург).[371]

    Наконец, ещё одним из руководителей эстонской разведсети был Николай Падерна. Участник русско-японской и первой мировой войн, бывший офицер, после поражения белых он эвакуировался вместе с войсками Врангеля в Югославию, а в 1923 году перебрался в Эстонию, где и познакомился с Тупицем. Узнав, что Падерна хочет переправить через границу оставшуюся в СССР жену, тот привёл его в штаб 1 — й дивизии к капитану Томсону. Последний предложил своё содействие при условии доставки за это каких-либо сведений военно-секретного характера. Так в марте 1924 года Падерна стал эстонским агентом, получив кличку «Петров». Для первого раза капитан Томсон поручил ему узнать, имеется ли в Ямбурге артиллерия. Вторым поручением было выяснить, какие военные части стоят в городе Гдове. В дальнейшем задачей Падерны было поддерживать связь между разведгруппами. Выполняя её, он совершил 15 ходок в СССР.[372]

    Для сбора разведывательной информации Падерна создал целую сеть осведомителей, главным образом родственников проживающих в Эстонии русских эмигрантов. Одним из агентов, с весны 1925 года работавшим на эстонскую разведку, стал Аркадий Тихменев, сын отставного генерал-майора Тихменева, также привлечённого на этом процессе в качестве обвиняемого. Бывший подпоручик артиллерии, во время гражданской войны он служил в Красной армии, занимая должность начальника артиллерийских складов. В 1919 году будущий шпион даже вступил в РКП(б), однако в 1921 году был вычищен из партии, после чего, надо полагать, «затаил хамство» против Советской власти. Тихменев-младший сообщал сведения о составе гарнизона города Луги, о ЧОН и т. п. Кроме того, он передал Падерне карту Лужского полигона. За всё это он получил 82 рубля, вырученные от реализации привезённой им вместе с Падерной из Эстонии контрабанды.[373]

    На скамье подсудимых оказались и двое братьев, монтёры Вельмар и Альберт Сокк, а также бывший офицер Жураковский, изготовлявшие для Падерны подложные документы от несуществующих учреждений.[374]

    Помимо перечисленных четырёх разведгрупп имелись и просто агенты, посылаемые непосредственно Тупицем. Это были эстонские обыватели, вроде портного Юлиуса Соессона, работавшего в разведке с апреля 1925 года и переходившего границу четыре раза с заданиями собирать сведения о формировании новых военных частей в СССР, об охране мостов.[375] А вот Густаву Перли, жившему в Юрьеве, где он содержал буфет офицерского клуба, совсем не повезло — он был арестован при первом же переходе границы.[376]

    Некоторые из пойманных шпионов работали на нескольких хозяев сразу. Например, братья Август и Филипп Мартинсоны имели связь не только с эстонской разведкой, но и с эстонской охранной полицией.[377] Часть подсудимых помимо эстонской сотрудничала и с английской разведкой. Тот же Дмитрий Гокканен ежемесячно получал от британцев 15 фунтов стерлингов.[378]

    В качестве резидента английской разведки и одновременно представителя связанных с великим князем Николаем Николаевичем белоэмигрантских кругов выступал полковник Франк, проживавший в Нарве и числившийся для прикрытия сторожем на Кренгольмской мануфактуре.

    Предвидя стремление своих подопечных получить деньги на халяву, полковник подчёркивал, что в английскую разведку следует приносить оригинальные сведения, не дублирующие те, что идут эстонцам, поскольку эстонская разведка всё равно обменивается информацией с англичанами.[379]

    Помимо сбора информации, намечалось проведение ряда диверсий. Их главным организатором и исполнителем должен был стать Дмитрий Гокканен, уже имевший в этом отношении богатый опыт. Планировалось организовать крушение воинских эшелонов, поджечь ангары на Гатчинском аэродроме, а также взорвать ленинградскую водокачку.[380]

    Подобные намерения вовсе не выглядят нелепостью, придуманной «палачами из ГПУ». Так, в конце мая 1927 года в Ленинграде был подожжён огнесклад. Виновным оказался заведующий складом эстонец Усилд, действовавший по заданию эстонских агентов английского правительства. Ещё раньше был совершён поджог завода в Дубровке близ Ленинграда, причём поджигателем оказался финн, работавший по заданиям англичан.[381]

    Особенно «урожайным» на теракты оказалось 7 июня 1927 года. В этот день в Варшаве был убит советский полпред Войков. В тот же вечер, в 8 часов между станциями Ждановичи и Минск была организована железнодорожная катастрофа, в результате которой погиб заместитель полномочного представителя ОГПУ по Белорусскому военному округу И. К. Опанский, вёзший на дрезине только что арестованного польского шпиона поручика Яни. Вместе с Опанским был убит шофёр и тяжело ранены сотрудники Корытов и Федосеенко.[382]

    В 9 часов 22 минуты в Центральном партийном клубе (Мойка, 59), в комнату, где проходил семинар по историческому материализму, были брошены две бомбы, одна из которых не взорвалась. От взрыва другой из 35 присутствовавших слушателей были ранены 12 человек, из них 4 тяжело. Ещё один участник семинара получил пулю в живот, пытаясь задержать преступников.[383]

    Спасение жены эстонского главкома

    Но вернёмся к нашим героям. 19 февраля 1926 года Юлиус Соессон, Гусев, Аркадий Тихменев, Михаил Иванов, Александр Снарский, Август Мартинсон, Вахрин, Пётр Бусыгин, Иван Буркацкий, Михаил Хямяляйнен, Николай Падерна, Николай и Дмитрий Гокканены были приговорены к высшей мере наказания.[384] В ночь на 4 марта, после того, как президиум ВЦИК отклонил ходатайство о помиловании, всех их расстреляли.[385]

    Две недели спустя, 16 марта 1926 года в военном трибунале ЛВО началось слушание дела новой группы эстонских шпионов во главе с Александром Тассо. Финн по национальности, Тассо начал свою шпионскую деятельность в 1918 году, когда познакомился в исправдоме с известным шпионом Тилле, впоследствии расстрелянным по делу группы финских агентов. Тилле снабдил Тассо подложными удостоверениями и принимал его на одной из своих явочных квартир. Переходя в 1919 году границу с Финляндией, Тассо выполнил ряд поручений финской разведки. Кроме того, по заданию эстонских властей он провёл через границу из СССР ряд лиц, в том числе жену командующего эстонской армией Йохана Лайдонера. С 1918 по 1925 год он пробирался в СССР не меньше 25 раз.

    В 1925 году Александр Тассо вместе со своим племянником Энтсоном зачислился также и в эстонскую разведку. Получив задание от майора Лаурица, он приехал в Гельсингфорс, где заручился поручением и от финской разведки. Увы, 20 ноября 1925 года шпион-многостаночник был арестован при переходе нашей границы. Во время ареста у него были обнаружены оружие и задания шпионского характера.[386]

    Что же касается Энтсона и ещё одного эстонского лазутчика Сергея Кожевникова, то они были схвачены сотрудниками ГПУ в доме 12 по 2-й Советской улице после вооружённого сопротивления. Шпионы упорно отстреливались, однако Энтсона удалось взять невредимым. Кожевников, тяжело раненый, вскоре скончался'.[387]

    Приговор эстонским шпионам был вынесен 15 мая. Тассо и Энтсона приговорили к высшей мере с конфискацией имущества. Ещё один шпион, бывший царский полковник Бергстрём был осуждён на 10 лет. Проводник шпионов Матвей Реди получил 4 года. Пятеро обвиняемых, признанные виновными в укрывательстве, получили от полугода до года или условное наказание, трое были оправданы.[388]

    Тем временем в военном трибунале ЛВО успел состояться ещё один процесс над эстонскими шпионами. Слушание дела началось 18 апреля 1926 года. Перед судом предстали 19 человек: шпионы, их пособники, скупщики контрабанды.[389]

    Один из главных подсудимых Альфред Теппор (кличка «Тальвик»), чей брат Фридрих был осуждён двумя месяцами ранее на процессе 48-ми, стал агентом эстонской разведки ещё в 1919 году. В 1923 году он перешёл на службу в нарвскую полицию, а в 1924 году вернулся к шпионскому ремеслу.[390] Выполняя задания штаба 1-й эстонской дивизии, он свыше 10 раз переходил советскую границу.[391]

    В октябре 1925 года органам ОГПУ стало известно, что в Ленинградском военном округе действует шпионская организация, возглавляемая Альфредом Теппором, Иваном Антоновым, Марком, Быковым и Мадиссоном. Во время очередного посещения СССР Теппор и его подручный Паульсон были задержаны на Лужском вокзале. При аресте эстонский шпион оказал вооружённое сопротивление, тяжело ранив опознавшего его чекиста. Несмотря на ранение, сотрудник ОГПУ всё же не растерялся и произвёл в Теппора два выстрела, также ранив его. Укрывшись на чердаке, шпион долго отстреливался, но, в конце концов, был вынужден сдаться. При нём были найдены два револьвера системы «Наган», несколько пачек патронов, а также написанные на эстонском языке разведзадания.[392]

    Как выяснилось в ходе следствия, в отличие от своих недавно осуждённых предшественников, Теппор и его подельники в основном собирали информацию политического характера. Прежде всего их интересовали сведения об эстонских коммунистических организациях, о проживающих в Ленинграде эстонцах-коммунистах, о фамилиях ответственных работников ГПУ и комсостава пограничных частей.

    24 апреля Альфред Теппор, Ю. Марк, Паульсон, Ю. Мадиссон и Пуйканен были осуждены к высшей мере наказания. Бывший подпоручик белой армии Иван Антонов, с учётом его чистосердечного раскаяния и помощи следствию, получил 10 лет. Ещё семь подсудимых были приговорены к разным срокам заключения, шесть человек оправданы.[393]

    Меняю Устав на сапоги!

    В Латвии шпионской работой против нашей страны руководил 3-й (разведывательный) отдел латвийского Главного штаба. Ему подчинялся разведывательный пункт в Зилупе, где было сосредоточено непосредственное руководство агентурой и резидентурами в СССР. Политическая полиция как аппарат министерства внутренних дел формально органам 3-го отдела не подчинялась, однако систематически производила подбор кадров разведчиков для внедрения их на территорию СССР.

    Латыши тесно сотрудничали со своими коллегами из Польши. В Двинске имелся постоянный аппарат польской разведки, вёдший при полнейшем содействии латвийской разведки и политической полиции разведывательную работу против СССР с использованием связей местного населения и белоэмигрантов.[394]

    Вот, например, печальная и поучительная история красноармейца Ивана Кузнецова. Вместе со своими товарищами, служившими на одной из застав Себежского пограничного отряда, он часто ходил в приграничную деревню Могили отдавать в стирку бельё. Там он познакомился с семейством Шарендо, промышлявшим проносом контрабанды. В результате задушевных бесед за рюмкой чая Кузнецов согласился пропускать Шарендо за кордон, а вскоре и сам занялся «бизнесом», посылая через границу с контрабандой местных подростков.

    Дальнейшее оказалось вполне закономерным. На пограничника вышел латвийский разведчик Сергуненко. За хромовые сапоги, за 15–20 рублёвые подачки Кузнецов передал шпиону уставы Красной армии, «Памятку пограничника», затем — сведения о составе и вооружении заставы и, наконец, украденный у начальника секретный Устав Пограничной службы.

    Дело красноармейца-предателя рассматривалось выездной сессией военного трибунала Л ВО в городе Себеже во второй половине января 1926 года. Вместе с ним суду были преданы 7 контрабандистов, в том числе четверо членов семейства Шарендо.[395] Трибунал признал Кузнецова виновным в шпионаже и приговорил к расстрелу с конфискацией имущества.[396]

    В отличие от Кузнецова, бывший царский офицер Николай Долгалевич честно служил своим новым хозяевам. Вначале следователем в рижской внутренней политической полиции, специализируясь на добыче информации о забастовках и рабочих организациях. Затем, получил чин капитана латвийской армии. Занимая должность начальника поста пограничной охраны Люцинского уезда, по заданиям министерства внутренних дел Латвии Долгалевич собирал сведения о вооружении и расположении наших пограничных частей. Наряду с обычными шпионскими заданиями он выведывал фамилии лиц приграничного комсостава, имеющих в Латвии родственников. Разведывательная деятельность Долгалевича продолжалась с октября 1924-го по сентябрь 1925 года, после чего он был пойман с поличным на территории СССР.[397]25 марта 1926 года военный трибунал ЛВО приговорил его к расстрелу.[398]

    26 июля 1927 года при переходе латвийской границы были задержаны вооружённые и с подложными документами Н. П. Строев, В. А. Самойлов и A3. Адеркас. Как установило следствие, Строев и Самойлов и ранее по поручению РОВС и иностранных разведок неоднократно переходили советско-латвийскую границу, собирали сведения о расположении частей Красной Армии, о состоянии воздушного и морского флота, о местонахождении военных баз и об общем экономическом и политическом состоянии СССР.

    За собранные и переданные сведения шпионы получали гонорар как от латвийской разведки, так и от Кутепова. Кроме того, они были связаны и с французской разведкой в лице полковника Аршана и французского военного атташе в Риге.

    Поручения от латвийской и французской контрразведок были чисто военного характера: требовались сведения, освещающие деятельность ОСОАВИАХИМА, МОПРа, а также об организации, комплектовании и дислокации частей Красной Армии. При последнем переходе границы основным заданием тройки агентов являлись организация и проведение террористических актов, направленных против партийных и советских работников.

    12-14 сентября 1927 года в Ленинграде выездной сессией Военной Коллегии Верховного Суда СССР Самойлов, Строев и Адеркас были приговорены к расстрелу.[399]

    Латвийский шпионаж продолжался и в дальнейшем. Так, в апреле 1935 года в НКВД Белоруссии поступили данные, указывающие на причастность к разведывательной деятельности коммерческого агента по передаче бригад латвийских железных дорог подданного Латвии Вольдемара Перштейна.

    2 июня во время очередного посещения Перштейном станции Бигосово он был задержан и обыскан. При нём были обнаружены два подлинных разведывательных задания, составленные начальником Индринского поста латвийской разведки Бергмансом. Задания предусматривали сбор сведений о составе Полоцкого гарнизона, аэродромов, мотомеханизированных частей РККА и артиллерии.

    Будучи уличён найденными при обыске документами, Перштейн на первом же допросе сознался, что является агентом латвийской разведки, и был завербован Бергмансом в октябре 1934 года. В ходе следствия Вольдемар Яковлевич сдал ещё троих латвийских шпионов.[400]

    Думаю, изложенного вполне достаточно, чтобы читатель мог оценить масштабы агентурной работы, которую вели против Советского Союза его «миролюбивые» соседи. В такой ситуации становятся объяснимыми и порой излишняя подозрительность органов НКВД, и, увы, неизбежные ошибки. Тем не менее, даже из вынесенных приговоров видно, что в каждом конкретном случае советский суд стремился выяснить действительную роль каждого из подсудимых и отнюдь не собирался без разбора ставить всех к стенке. Вопреки расхожим штампам, навязываемым нынешней пропагандой, многие обвиняемые в шпионаже отделывались лёгким наказанием, а то и вообще выходили сухими из воды. Именно их духовные потомки впоследствии развалили нашу страну и сейчас судорожно пытаются представить невинными жертвами тех, кому не удалось этого сделать раньше.

    Глава 3

    Массовые необоснованные реабилитации

    Как мы видим, далеко не все осуждённые при Сталине пострадали незаслуженно. А значит вместо того, чтобы огульно объявлять их «невинными жертвами», с каждым таким случаем надо разбираться индивидуально.

    Здесь возможны два подхода: «по закону» и «по совести». В чём разница между ними?

    В русских народных сказках постоянно употребляются разнообразные языковые штампы — «красна девица», «добрый молодец» и т. п. В «сказках», рассказываемых обличителями Сталина, тоже присутствуют устойчивые словосочетания: репрессии у них обязательно «незаконные», а жертвы репрессий — «невинные». Однако чем определяется «законность» или «незаконность» приговора, если отбросить эмоции? Очевидно, соблюдением или несоблюдением формальной юридической процедуры. То есть, если человек осуждён согласно действовавшему тогда законодательству за совершение деяния, считавшегося в те времена преступным, — значит, он осуждён законно. Ну а если вина его не доказана — значит незаконно. Когда же мы говорим о «виновности» или «невиновности», то здесь вопрос ставится так: а заслуживал ли данный персонаж стенки или тюрьмы с точки зрения справедливости?

    В идеале оба подхода должны давать один и тот же результат. Однако на практике так происходит далеко не всегда. В самом деле, разве заслуживает осуждения, например, поступок Михаила Малюкова, влепившего пощёчину Горбачёву во время приезда того в Омск 24 апреля 1996 года? А вместе с тем, он был привлечён к уголовной ответственности по статье 206, часть 2 за хулиганство. С другой стороны, разве не очевидно, что почти все нынешние «владельцы заводов, газет, пароходов» по справедливости должны немедленно отправиться на нары, поскольку собственность, которой они «законно владеют», украдена ими у предыдущего собственника — советского народа.

    Реабилитация на конвейере

    Стыдливые антисоветчики

    Однако вернёмся к нашим баранам, то есть «невинным агнцам» — жертвам сталинских репрессий. Легко убедиться, что с юридической точки зрения процедура их «реабилитации» совершенно некорректна. Возьмём основополагающий документ — Закон РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года:

    «Статья 5.

    Признаются не содержащими общественной опасности нижеперечисленные деяния и реабилитируются независимо от фактической обоснованности обвинения лица, осуждённые за:

    а) антисоветскую агитацию и пропаганду;

    б) распространение заведомо ложных из мышлений, порочащих советский государственный или общественный строй;

    в) нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви;

    г) посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов;

    д) побег из мест лишения свободы, ссылки или спецпоселения, мест привлечения к принудительному труду в условиях ограничения свободы лиц, которые находились в указанных местах в связи с необоснованными политическими репрессиями».[401]

    Как мы видим, в категорию «невинных жертв», подлежащих реабилитации, включены лица, обоснованно обвинённые в совершении ряда деяний, считавшихся в сталинские времена противоправными. Какие же деяния, по мнению наших «реабилитаторов», «не содержат общественной опасности»?

    В первую очередь, это распространение заведомо ложных измышлений, порочащих советский государственный или общественный строй, и антисоветская агитация. Чем же руководствуются обличители сталинизма, не считая подобные действия преступными? Может быть, они полагают, что государство вообще не должно защищать свои честь и достоинство? То есть, любой желающий может распространять какую угодно клевету на государственные органы, поносить существующий строй, призывать к его свержению, а власти в ответ обязаны следовать принципу непротивления злу, подставляя вторую щёку?

    Однако подобная позиция противоречит мировой практике. Возьмём «цитадель демократии» в лице Соединённых Штатов. 16 мая 1918 года Конгресс США принял поправку к «Акту о шпионаже», согласно которой тем, кто «высказывается устно или письменно в нелояльном, хулительном, грубом или оскорбительном тоне о форме государственного устройства или в отношении конституции Соединённых Штатов, или в отношении вооружённых сил» грозило до 20 лет тюремного заключения или штраф в размере до 10 тысяч долларов.[402]

    Нынешние российские власти тоже совершенно не стесняются защищать себя от оскорблений, да и просто от нелицеприятной критики. Иногда дело доходит до абсурда. Так, в начале 2010 года судебные эксперты Курской лаборатории судебной экспертизы министерства юстиции РФ, проанализировав оппозиционную листовку, пришли к выводу, что лозунг «Долой самодержавие и престолонаследие!» содержит в себе призыв к насильственному свержению существующей государственной власти.

    Другой вариант: авторы закона о реабилитации, признавая в принципе право государства на самозащиту, отказывают в этом персонально СССР. То есть считают, что с «тоталитарным режимом» надо было бороться всеми доступными способами, в том числе и нарушая его законы. Такая точка зрения тоже имеет право на существование. Например, в советское время революционеры, осуждённые царизмом, считались героями. Однако большевики даже в мыслях не держали, что декабристов или, скажем, народовольцев следует «реабилитировать» — потому что не признавали самодержавие легитимной властью.

    Ведь что такое реабилитация с юридической точки зрения? Согласно статье 5-й действующего Уголовно-процессуального кодекса РФ, это «порядок восстановления прав и свобод лица, незаконно или необоснованно подвергнутого уголовному преследованию, и возмещения причинённого ему вреда».[403] А кто может подвергнуть гражданина уголовному преследованию? Только законная власть. А если данная власть в принципе не признаётся законной? Значит, и о реабилитации не может идти речи. Например, не подлежат реабилитации те, кто был казнён дудаевскими боевиками по приговорам так называемых «шариатских судов», или немецкими оккупационными властями во время Великой Отечественной войны — вне зависимости от того, совершили они или нет что-нибудь против «независимой Ичкерии» или «нового порядка». Потому что ни за чеченскими бандитами, ни за немецкими оккупантами права судить и выносить приговоры мы не признаём.

    Итак, господа, хотите считать Советскую власть «преступной» — считайте. Славьте сколько угодно своих «героев», боровшихся с «тоталитаризмом». Только не называйте их при этом «невинными жертвами» и не требуйте для них «реабилитации». А то сядете в лужу. Как это произошло недавно с группой граждан, попытавшихся добиться реабилитации адмирала Колчака. В результате получилось, что тем самым они признали законное право Иркутского ревкома судить «верховного правителя России». Думается, покойный адмирал вряд ли одобрил бы такую инициативу.

    Следующие два пункта из «Закона о реабилитации» касаются свободы совести: «в) нарушение законов об отделении церкви от государства и школы от церкви; г) посягательство на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов». По мнению наших сталинофобов, посягать на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов можно сколько угодно — никакой общественной опасности это не представляет. Только вот почему тогда в ныне действующем Уголовном кодексе РФ имеется статья 239 «Организация объединения, посягающего на личность и права граждан», согласно которой:

    «1. Создание религиозного или общественного объединения, деятельность которого сопряжена с насилием над гражданами или иным причинением вреда их здоровью либо с побуждением граждан к отказу от исполнения гражданских обязанностей или к совершению иных противоправных деяний, а равно руководство таким объединением — наказываются штрафом в размере от двухсот до пятисот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период от двух до пяти месяцев либо лишением свободы на срок до трёх лет.

    2. Участие в деятельности указанного объединения, а равно пропаганда деяний, предусмотренных частью первой настоящей статьи, — наказываются штрафом в размере от ста до трехсот минимальных размеров оплаты труда или в размере заработной платы или иного дохода осуждённого за период от одного до трёх месяцев либо лишением свободы на срок до двух лет».[404]

    По логике «реабилитаторов» получается, что сегодня на личность и права граждан под видом исполнения религиозных обрядов посягать нельзя, а вот при Сталине было можно.

    Наконец, пункт д) — побег необоснованно осуждённого из мест лишения свободы, ссылки или спецпоселения. В ныне действующем УК РФ имеется статья 313 «Побег из места лишения свободы, из-под ареста или из-под стражи», в комментариях к которой говорится: «Субъектом побега не может быть лицо, незаконно осуждённое к лишению свободы, а также лицо, в отношении которого незаконно избрана мера пресечения в виде заключения под стражу.

    Если незаконность его содержания под стражей выяснилась после осуждения за побег — дело подлежит пересмотру и прекращению по вновь открывшимся обстоятельствам».[405]

    По крайней мере, здесь мы двойного стандарта не наблюдаем, хотя подобная норма закона отнюдь не выглядит разумной — если все заключённые, полагающие себя осуждёнными незаконно, вместо того, чтобы подавать апелляции, начнут бегать из-под стражи, ни к чему хорошему это не приведёт.

    А как происходит реабилитация на практике? Вот что рассказала об этом начальник отдела реабилитации Генеральной прокуратуры РФ Галина Весновская, выступая перед членами общества «Мемориал»:

    «Впервые в правовой практике органам прокуратуры были даны исключительные полномочия: реабилитации жертв политических репрессий по уголовным делам даже в том случае, если состоялись судебные решения. Конечно, это касается только определённой категории уголовных дел — тех, где речь идёт о реабилитации жертв политических репрессий по определённому законом перечню уголовных обвинений. Это антисоветская агитация и пропаганда, практически вся 58-я статья старого Кодекса, 190-я прим., 70-я статья и обвинения, связанные с религиозной деятельностью. И последняя статья — это побег в случае незаконного нахождения в местах лишения свободы, ссылки, высылки и на спецпоселениях. Это категория дел, по которым прокурорам предоставлено право, оценив материалы дела, самостоятельно принимать решения о реабилитации. Отказ в реабилитации при наличии заявления возможен только в судебном порядке. Если в органы прокуратуры поступает заявление о реабилитации, а при проверке материалов уголовного дела прокурор приходит к выводу, что вина человека в совершённом преступлении доказана или в его действиях содержится другой состав преступления — не политический, а уголовный, эти дела направляются в суд. В первом случае — с заключением об отказе в реабилитации, во втором — с протестом о переквалификации действий осуждённого с политического состава на общеуголовный. В таких случаях окончательную оценку делам даёт только суд».[406]

    Как мы видим, если в обычной уголовной практике прокуроры могут лишь опротестовывать решения судов в вышестоящих судебных инстанциях, то в вопросах, связанных с «жертвами политических репрессий» они получили право единолично, «оценив материалы дела», отменять решения судебных органов. И лишь отказ от реабилитации производится в судебном порядке. Нетрудно догадаться, что прокурору гораздо легче вынести решение о реабилитации, чем доказывать через суд, что данный гражданин реабилитации не подлежит. Особенно если учесть авральные темпы работы «реабилитаторов». По словам всё той же Галины Весновской:

    «В первые годы действия закона нас было несколько больше, и показатели были значительно выше — мы в год рассматривали по 180 тысяч уголовных дел. Кстати, если бы тот кадровый потенциал применить сегодня, за год-два наша работа могла бы быть завершена. На сегодняшний день в регионах (а у нас 89 регионов] работает всего 120 оперативных работников и 18 в центральном аппарате».[407]

    Таким образом, с учётом выходных и праздников в те годы ежедневно рассматривалось по 700 уголовных дел. Сегодня реабилитацией занимается 138 работников, тогда их было «несколько больше». Насколько больше, Весновская не уточняет, но надо полагать, что не в 10 и не в 20 раз. То есть всё равно на каждого сотрудника приходилось по несколько дел в день. Можно ли в подобной ситуации говорить о каком-то тщательном рассмотрении материалов? Вот что вспоминает один из участников реабилитационной кампании:

    «Кого мы реабилитировали, почему — никто из нас обычно не задумывался. Да и времени на это почти не оставалось. В те годы дела из архива возили к нам на грузовиках, и работа по их пересмотру поглощала весь день. Выдавать «продукцию» (т. е. заключения о реабилитации) надо было быстрее, начальство подгоняло, и постепенно мы с машинописного перешли на ручное заполнение соответствующих бланков».[408]

    К тому же, кто спросит с прокурора, если он «по ошибке» реабилитирует кого-нибудь лишнего? Да никто. За исключением разве что самых вопиющих случаев, вроде реабилитации Главной военной прокуратурой РФ нацистского преступника, командира 15-го казачьего корпуса генерал-лейтенанта Гельмута фон Панвица, о чём я ещё расскажу ниже.

    Реабилитация что дышло

    Не следует забывать и о том, что многие дела, проходившие в своё время как «контрреволюционные преступления», по сути, являлись чистой воды уголовщиной. Вот, например, выдержка из обзора 6-го отдела 3-го управления НКГБ СССР по антисоветским проявлениям и важнейшим происшествиям, имевшим место в СССР в апреле 1941 года:

    «В Узбекской ССР Юсупов, исключённый из колхоза как разложившийся элемент, в 1938 г. судимый за растрату колхозных средств, убил заместителя председателя колхоза Даминову (его бывшая жена) за то, что последняя разоблачала Юсупова как врага и жулика.

    3 апреля сего года рабочий завода № 342 в Горьком Карабанов убил мастера того же завода Шарапова за то, что Шарапов отдал Карабанова под суд как прогульщика».[409]

    Из аналогичного обзора за май 1941 года:

    «14 мая член колхоза «Красный Полосков» Ульяновского района Орловской области Моисеев нанёс топором по голове два смертельных ранения председателю колхоза — секретарю первичной парторганизации Панову на почве того, что последний отказался отпустить его из колхоз о на побочные заработки. Моисеев арестован.

    2 мая колхозник с. Дурасовка Терновского района Пензенской области Митрохин Игнат Васильевич совершил покушение на убийство бригадира колхоза Митрохина А. Я. за то, что последний разоблачал его как лодыря. Митрохин Игнат скрылся.

    30 мая бывший тракторист Гуляй-Борисовской МТС Ростовской области Кравцов выстрелом в окно ранил в голову председателя колхоза «Путь Ленина» Перелыгина на почве мести за разоблачение его как лодыря и прогульщика. Кравцов арестован».[410]

    Предположим, что все перечисленные поступки «антисоветскими проявлениями» не являются. Следует ли из этого, что мужьям можно безнаказанно убивать своих бывших жён, рабочим — мастеров, а колхозникам — председателей колхозов и бригадиров? Теоретически подобные дела должны быть переквалифицированы из политических в уголовные и вновь направлены в суд. Однако вызывает большие сомнения, что это делается на практике, особенно если учесть стремление нынешних властей к очернению советского прошлого. Скорее можно предположить, что данная категория «жертв сталинизма» тоже пополняет многочисленные ряды «реабилитированных»:

    «Уже без подсказки, глубоко запрятав свою совесть, писал заключения и по другим делам. Лишь изредка отмечал отдельные факты нашей деятельности. Эти записки лежат теперь передо мною… Вот гр-ка В * * *на (единоличница) — выкрикивая антисоветские лозунги, избила колхозника, причинив тому многочисленные увечья. Осуждена тройкой за теракт к 10 годам лагерей. Реабилитирована. Гр-н П* * *ов — пользуясь служебным положением, расхищал колхозное имущество. Осуждён тройкой по Закону от 7 августа 1932 г. и контрреволюционный саботаж к расстрелу. Реабилитирован. Гр-н К***ев — 6 раз судимый уголовник, выкрикивал антисоветские лозунги, в рабочей столовой угрожал присутствовавшим коммунистам расправой. Осуждён тройкой за антисоветскую агитацию к 5 годам лагерей. Реабилитирован. Кулацкая банда Ш * * * — занималась убийствами советских и партийных работников. Осуждены тройкой НКВД за теракты к расстрелу. Реабилитированы.

    Реабилитирован… Реабилитирован… Реабилитирован…»[411]

    Но если к пострадавшим от Советской власти уголовникам нынешние борцы с тоталитаризмом относятся прямо-таки по-отечески, применяя к ним, как и к большинству «репрессированных», своеобразную «презумпцию реабилитации», то существует и другая категория осуждённых, к которой подход прямо противоположный. Вот что говорит по этому поводу в одном из интервью главный идеолог «перестройки» Александр Яковлев:

    «— Хочу задать вам вопрос как председателю Комиссии при президенте России по реабилитации жертв политических репрессий. Сравнительно недавно — едва ли не за месяц до своей смерти — сын Берии Серго подал прошение о реабилитации своего отца. Вы рассматривали это заявление?

    — Здесь имеют место два положения. Говоря строго юридически, и Берия, и Ежов, и Ягода, и Абакумов должны быть — и это страшно даже произнести — реабилитированы. Потому что они расстреляны за то, чего они не делали: ни шпионами нескольких разведок, ни диверсантами и тому подобное они не были. Но это — палачи, убившие миллионы людей! Значит, их надо судить заново и как бы заново расстреливать. Но пока я жив, пока остаюсь председателем названной комиссии, я не только не буду ставить этот вопрос, но и обсуждать его. У нас осталось ещё около 400 тысяч нерассмотренных дел по реабилитации невинных людей, осуждённых по приказам Берии и иже с ним. Я понимаю сыновние чувства уже покойного Серго Берии, но я должен считаться с чувствами детей и родственников миллионов безвинно убитых людей!»[412]

    Итак, господин Яковлев без тени смущения признаётся, что не собирался и не собирается подходить к вопросам реабилитации «строго юридически». Одно непонятно — каким источником сокровенных знаний пользуется бывший главный идеолог ЦК КПСС, когда без рассмотрения дел по существу, не дожидаясь решения суда или хотя бы «филькиной грамоты» в виде постановления своей собственной комиссии, объявляет одних «палачами, убившими миллионы людей», а других — «невинно осуждёнными»?

    А между тем, в сталинском СССР законы соблюдались, что был вынужден отметить даже либеральнейший Алексей Казанник, назначенный на должность Генерального прокурора РФ 5 октября 1993 года, на следующий день после расстрела Дома Советов:

    «Знаете, я ведь шестидесятник. На юридическом факультете Иркутского университета нам давали — была хрущёвская оттепель — задания написать курсовую работу на материалах тех уголовных дел, которые расследовались в тридцатые-пятидесятые годы. И к своему ужасу, ещё будучи студентом, я убедился, что тогда даже законность в строгом смысле слова не нарушалась, были такие драконовские законы, они и исполнялись».[413]

    Более того, нередкими были в те времена и оправдательные приговоры. Так, во второй половине 1936 года судами было оправдано 8,1 % обвиняемых по ст.58–10 (антисоветская агитация), в 1937 году — 2,4 %, в 1938-м — 5,7 %'*. Для сравнения: в 2001 году российские суды вынесли 0,5 % оправдательных приговоров, в 2002-м — 0,77 %, а в I квартале 2003 — целый 1 %.[414]

    «Царица доказательств» по-американски

    Пару слов следует сказать и об излюбленном аргументе обличителей «сталинского произвола» — дескать, все тогдашние обвинения строились исключительно на личных признаниях «врагов народа», а вещественные доказательства при этом якобы отсутствовали.

    Во-первых, а откуда, собственно говоря, это известно? Следственные дела «репрессированных» остаются засекреченными, проверить обоснованность обвинений мы не можем, а верить на слово предателям, вроде Александра Яковлева, вряд ли стоит. Остаётся только гадать: действительно ли там нет вещдоков? А может, всё-таки есть? Или имелись, но исчезли после того, как в этих делах порылись хрущёвские или горбачёвские комиссии по реабилитации?

    А главное, какого рода доказательств ждут господа «реабилитаторы»? Или они полагают, что заговорщики должны вести протоколы своих собраний, а шпионы составлять регулярные отчёты о своей шпионской деятельности? Вспомним, например, известный эпизод русской истории — заговор против императора Павла I, который заведомо имел место, более того, увенчался успехом. При этом вся «документация» свелась к листочку бумаги со списком заговорщиков, который организатор заговора петербургский военный губернатор граф Пален носил в своём кармане и, можно не сомневаться, в случае провала сумел бы уничтожить.

    В подобного рода делах собрать вещественные доказательства крайне трудно. Посмотрим, например, какими методами добиваются осуждения виновных в шпионаже в Соединённых Штатах.

    Эрл Эдвин Питтс, сотрудник ФБР. В конце 1980-х предложил свои услуги КГБ. Сотрудничал с советской, а затем и российской разведкой до октября 1992 года. Узнав от очередного сбежавшего на Запад любителя колбасы и свободы о том, что Питтс — бывший советский агент, американские контрразведчики подослали к нему в августе 1995 года провокатора, который предложил продолжить работу на российскую разведку. В течение следующих 16 месяцев агенты ФБР старательно изображали из себя сотрудников СВР, получая от Питтса секретные материалы и платя за это деньги. Наконец 18 декабря 1996 года Питтс был арестован. Первоначально он категорически отрицал предъявленные ему обвинения, однако 28 февраля 1997 года всё-таки признал себя виновным. Это добровольное признание было связано с существующей в США практикой судебных сделок: Питтсу предложили признать свою вину и сотрудничать со следствием в обмен на гарантию того, что для него не будут требовать пожизненного заключения. В результате гуманный американский суд приговорил его всего лишь к 27 годам заключения.[415]

    Роберт Стивен Липка. В 1965–1967 гг. во время службы в Агентстве Национальной Безопасности (АНБ) сотрудничал с советской разведкой, затем прервал контакты в связи с демобилизацией. Выдан предателем, бывшим генерал-майором КГБ Олегом Калугиным. Чтобы добиться осуждения Липки к нему был послан сотрудник ФБР, который, представившись «капитаном Никитиным», предложил продолжить сотрудничество. И хотя, получив 5 тысяч долларов задатка, Липка так и не передал «капитану Никитину» никакой информации, 23 февраля 1996 года он был арестован. Во время судебного процесса он признался в том, что сотрудничал с КГБ, и был приговорён к 18 годам тюремного заключения.[416]

    Рональд Уильям Пелтон, бывший сотрудник АНБ. В 1 980 году начал сотрудничество с советской разведкой. Был выдан перебежчиком Виталием Юрченко, однако затем Юрченко неожиданно вернулся в СССР. Несмотря на то, что агенты ФБР установили подслушивающие устройства в рабочем телефоне Пелтона, в его квартире, машине, а также в квартире его любовницы, никаких улик против него получить не удалось. В результате пришлось прибегнуть к помощи «царицы доказательств».

    24 ноября 1985 года Пелтон был вызван на допрос, где его ознакомили с показаниями Юрченко и предложили признаться в передаче секретных сведений советской разведке, пообещав отнестись к его поступкам «со снисхождением». Однако получив признание Пелтона, ФБР немедленно его арестовало. Несмотря на то, что кроме разговора с сотрудниками ФБР, других улик против Пелтона представлено не было, в июне 1986 года жюри присяжных признало его виновным. В результате он был приговорён к трём пожизненным срокам.[417]

    Наконец, Олдрич Хейзен Эймс, высокопоставленный сотрудник ЦРУ, который сотрудничал с советской разведкой начиная с 1985 года, передав ей множество ценных сведений. Никаких законных улик против него у американской контрразведки не было. По официальной версии, Эймс был заподозрен в шпионаже из-за того, что его расходы превышали официальные доходы. Но скорее всего, он был предан кем-то в Москве. ФБР надеялось взять Эймса с поличным, однако ничего из этого не получилось. В результате 21 февраля 1994 года он был арестован, а затем в соответствии с существующей в США практикой заключил с судом сделку, признав себя виновным в шпионаже. 28 апреля 1994 года он был приговорён к пожизненному заключению без права помилования.[418]

    Итак, как мы видим, в современных США виновные в шпионаже, как правило, изобличаются в результате провокации, а осуждаются на основе собственных признаний в соответствии с процедурой судебной сделки. Какой простор для реабилитационной работы будущих американских Яковлевых!

    Повторно репрессированные

    Судить нельзя. Реабилитировать

    Означает ли всё вышеизложенное, что нарушений законности в сталинское время вообще не было? К сожалению, всё-таки были, хотя и не в тех масштабах, как нам пытаются сегодня внушить. Но вот парадокс: многие из тех, кто в 1930-е фабриковали дела на невиновных людей и был за это по заслугам наказаны сталинским правосудием, также попали в хрущёвские списки «незаконно репрессированных». Одним из таких ежовских «орлов» является комиссар госбезопасности 1 — го ранга Станислав Францевич Реденс. Начальник УНКВД по Московской области, а затем нарком внутренних дел Казахской ССР, он был осуждён 21 января 1940 года Военной коллегией Верховного Суда СССР к высшей мере наказания за шпионскую деятельность, участие в заговорщической организации, действовавшей в системе НКВД, а также за массовые необоснованные аресты советских граждан.

    В связи с неоднократными жалобами жены Реденса Анны Аллилуевой (сестра жены Сталина), ходатайствовавшей о реабилитации мужа, по делу в 1957 году была проведена дополнительная проверка. Подтвердилось, что Реденс проводил массовые необоснованные аресты советских граждан, требовал от подчинённых ему сотрудников применения к арестованным мер физического воздействия и таким путём добивался от них вымышленных показаний. С учётом этого 10 июня 1957 года в реабилитации Реденса было отказано.

    Но не тут то было. После очередного обращения Аллилуевой к Хрущёву Никита Сергеевич распорядился — реабилитировать! 9 ноября 1961 года Генеральный прокурор СССР P.A. Руденко утвердил заключение о пересмотре судебного решения, а 16 ноября определением Военной коллегией Верховного Суда СССР уголовное дело в отношении Реденса было прекращено за отсутствием состава преступления.

    В то же время в определении было указано, что «Реденс, работая начальником УНКВД Московской области и Наркомом внутренних дел Казахской ССР, производил массовые необоснованные аресты советских граждан, применял к арестованным незаконные методы следствия и допускал фальсификацию следственных материалов. Эти его действия подлежат квалификации по статье Уголовного кодекса, предусматривающей ответственность за должностное преступление. Однако в настоящее время решать вопрос о квалификации действий Реденса нецелесообразно».[419]

    Вот так! О законности и речи не идёт. Всё определяется «целесообразностью», вернее сказать, политической конъюнктурой.

    После начала перестроечных разоблачений дело бывшего главного казахского чекиста всплыло вновь. Выяснилось, что Реденс реабилитирован незаконно, однако ничего поделать с этим нельзя. Как было сказано в справке, составленной заместителем Генерального прокурора СССР И. П. Абрамовым и секретарём яковлевской комиссии Н. И. Савинкиным:

    «В настоящее время отменить решение Военной коллегии Верховного Суда СССР не представляется возможным, так как с момента принятия судебного решения прошло более 27 лет, а в соответствии с законом (ст. 373 УПК РСФСР) пересмотр в порядке надзора определения суда о прекращении дела, влекущего ухудшение положения осуждённого, допускается лишь в течение года со дня вступления его в законную силу. Ставить вопрос перед Верховным Советом СССР об изъятии этого требования закона в отношении Реденса считаем неоправданным».[420]

    Окончательно посмертная судьба Реденса была решена А. Н. Яковлевым на заседании комиссии Политбюро 17 октября 1989 года: «Надо, видимо, согласиться с предложением И. П. Абрамова и Н. И. Савинкина. Мы советовались с А. И. Лукьяновым, председателем Верховного Суда Е. А. Смоленцевым. Не будем входить в Президиум Верховного Совета СССР и не будем ничего давать в журнал «Известия ЦК КПСС». Все согласны?».[421] Понятно, что желающих возразить главному идеологу ЦК КПСС не нашлось.

    Посмертные злоключения пана Яворского

    Один из первых случаев дереабилитации на постсоветском пространстве произошёл на Украине.

    Как мы помним, предвоенная советская пропаганда настойчиво внушала советским гражданам необходимость бдительности:

    «Есть в пограничной полосе
    Неписаный закон:
    Мы знаем всё, мы знаем всех —
    Кто я, кто ты, кто он».

    Подобные предосторожности были отнюдь не бесполезны. Так, 31 июля 1938 года жители села Степановка Ляховецкого района приграничной Каменец-Подольской области задержали явно подозрительного гражданина. Несмотря на попытку откупиться, крестьяне проявили сознательность и сдали его пограничникам. Задержанный оказался агентом польской разведки, 48-летним гражданином Польши Эммануилом Захаровичем Яворским, посланным на нашу территорию с заданием собрать сведения о воинских частях, дислоцированных в приграничной полосе и об отношении местного населения к Советской власти.

    20 октября 1938 года военный трибунал Киевского Особого военного округа осудил Яворского к высшей мере наказания. Определением военной коллегии Верховного Суда СССР от 17 декабря 1938 года приговор был оставлен без изменений, а 16 января 1939 года Президиум Верховного Совета СССР отклонил ходатайство Яворского о помиловании.

    19 сентября 1995 года Яворский был реабилитирован военной прокуратурой Западного региона Украины. Однако 26 августа 1996 года постановлением Генеральной прокуратуры Украины это заключение было отменено, как необоснованное.[422]

    Случай с Яворским далеко не исключителен. В последние годы Генеральная прокуратура Украины пересмотрела целый ряд архивных уголовных дел осуждённых в предвоенные годы агентов польских спецслужб. Несмотря на то, что вот уже два десятилетия политику Киева определяют духовные наследники Бандеры, заинтересованные в том, чтобы максимально облить грязью советский период истории нашей страны, заключение Генпрокуратуры оказалось однозначным: все эти люди осуждены обоснованно и реабилитации не подлежат.

    Евреи против полицаев

    Провозгласив «независимость», литовские власти с энтузиазмом принялись реабилитировать своих сограждан, пострадавших от «советских оккупантов». При этом их совершенно не смущал тот факт, что многие из «борцов за свободу» оказались нацистскими холуями. Верховный суд незалежной Литвы не только оправдал их, но и присвоил им статус реабилитированных лиц со всеми вытекающими привилегиями — повышенной пенсией, компенсациями, льготами на приобретение жилья и земельных участков. Одновременно с этим постановлениями сейма и правительства были лишены всех льгот ветераны Великой Отечественной войны, сражавшиеся с гитлеровцами в составе Красной Армии.

    Однако здесь возникла неожиданная проблема. Разумеется, не с Россией. На вялые протесты российского МИДа власти маленькой, но гордой республики откровенно плевали. Возмутились международные еврейские организации. В результате в 1995 году в соответствующий литовский закон была внесена поправка, предусматривающая возможность отмены реабилитации.

    «Первой ласточкой» стал Пятрас Крикщюнас, реабилитированный в 1991 году как «участник сопротивления оккупационному режиму». В сентябре 1997 года он был лишён реабилитации Верховным судом Литвы.

    В 2001 году отдел спецрасследований генеральной прокуратуры Литвы обнародовал список из 76 лиц, чья причастность к геноциду евреев во время Второй мировой войны была установлена после дополнительной проверки. Все они были осуждены советскими правоохранительными органами, однако затем реабилитированы литовскими властями.[423] Процесс дереабилитации литовских прислужников Гитлера продолжается.

    А вот до Эстонии у мирового сионизма руки пока не дошли. Поэтому там каяться в сотрудничестве с нацистами категорически не желают. Согласно информации, размещённой на сайте Генеральной прокуратуры РФ, в мае 2005 года Президиум Ленинградского областного суда отказал в реабилитации бывшему эстонскому эсэсовцу В. (к сожалению, фамилия полностью не указана). Ранее прокуратура Ленинградской области, рассмотревшая обращение о реабилитации гражданина В. в качестве жертвы политических репрессий, также вынесла заключение об отказе в реабилитации. «Прокуратурой Ленинградской области рассмотрено обращение о реабилитации гражданина В., отбывавшего наказание на территории области за измену Родине и вновь осуждённого за побег. В обращении указывалось, что он реабилитирован в Эстонской Республике по предыдущей судимости, и предлагалось реабилитировать его в Ленинградской области как осуждённого за побег из мест лишения свободы».[424]

    Поданным Генпрокуратуры, в 1942 году В. добровольно вступил в германскую армию, в 1943 году — в эстонский легион СС, где дослужился до звания унтершарфюрера. В составе войск СС принимал участие в боях с Красной Армией. В 1945 году он был приговорён к 10 годам лишения свободы. В 1947 году В. совершил побег из мест отбывания наказания, был задержан и вновь осуждён.

    Согласно мнению российской Генпрокуратуры, решение

    О реабилитации В., принятое нынешней эстонской юстицией, противоречит законодательству РФ, согласно которому лица, обоснованно осуждённые по обвинению в измене Родине в форме перехода на сторону врага, реабилитации не подлежат:

    «Гражданин В. состоял членом организации СС, воевал против СССР в составе войск СС, имел офицерский чин. Эти действия были отнесены международными нормативными актами к преступным, в частности законами и директивами Контрольного Совета в Германии в 1945–1946 годах. Являясь гражданином СССР, он добровольно участвовал в войне против СССР на стороне фашистской Германии, то есть оказывал помощь иностранному государству в проведении враждебной деятельности в ущерб безопасности СССР. Аналогичные действия квалифицируются как государственная измена и ныне действующим в РФ уголовным законодательством».[425]

    Банда батьки Гельмута

    Пожалуй, наиболее вопиющим из примеров конъюнктурной реабилитации является история с командиром 15-го казачьего кавалерийского корпуса войск СС генерал-лейтенантом фон Панвицем, повешенным по приговору Военной коллегии Верховного суда СССР в 1947 году.

    За что же безвинно пострадал эсэсовский атаман? Вот выдержки из протоколов допросов фон Панвица следователями МГБ СССР в 1946–1947 годах:

    «— В совершении каких преступлений и преступных действий вы признали себя виновным?

    — …Продвигаясь от Брест-Литовска до Курска, подчинённый мне ударный и другие отряды 45-й пехотной дивизии уничтожили ряд сёл и деревень, разрушали советские города, убили большое число советских граждан и так же грабили мирных советских людей…

    …Должен признать, Что, участвуя в инспектировании, а позднее в формировании воинских частей, состоящих из военнопленных Красной Армии, и руководя ими в боях против СССР и Югославии, я совершил действие, которое, согласно международным правилам и обычаям войны рассматривается как преступление. За это преступление я готов нести ответственность…

    Я признаю себя ответственным за то, что начиная с осени 1943 года я руководил боями подчинённой мне дивизии против югославских партизан, допускал в зоне действия дивизии расправы казаков с мирным населением… выполнял преступные приказы гитлеровского верховного командования и циркуляр СС обергруппенфюрера Бах-Зелевски, в которых излагались меры по борьбе с партизанами и по расправе смирным населением…

    — Перечислите случаи, когда по вашему приказу казаки учиняли акты грабежа, насилий и других преступлений против человечества в Югославии.

    — Из многочисленных преступлений, совершённых подчиненными мне казаками в Югославии, мне припоминаются следующие факты.

    Зимой 1943–1944 годов в районе СуньяЗагреб по моему приказу было повешено 15 человек заложников из числа югославских жителей…

    …В конце 1943 года в районе Фрушка-Гора казаки 1-го кавалерийского полка повесили в деревне 5 или 6 (точно не помню) крестьян.

    Казаки 3-го, 4-го и 6-го кавалерийских полков в этом же районе учинили массовое изнасилование югославских женщин.

    В декабре 1943 года подобные же экзекуции и изнасилования были в районе города Брод (Босния).

    В мае 1944 года в Хорватии, в районе южнее города Загреб, казаки 1-го полка сожгли одну деревню…

    …Я также вспоминаю, что в декабре 1944 года казаки 5-го кавалерийского полка под командованием полковника Кононова во время операции против партизан в районе реки Драва, недалеко от гор. Вировитица, учинили массовое убийство населения и изнасилование женщин…»[426]

    Таким образом, если бы воинство Панвица, вместе со своим доблестным атаманом в мае 1945 года сдавшееся в плен англичанам, не было передано британским командованием советской стороне, вероятно, его выдачи добилось бы правительство Югославии. И, несомненно, если не в Москве, так в Белграде генерал получил бы свой смертный приговор.

    А вот выдержка из стенограммы заседания Военной коллегии Верховного суда СССР, проходившего в Москве 15–16 января 1947 года:

    «Предварительным и судебным следствием установлено:

    …6. Фон Панвиц Гельмут в 1941 году, являясь командиром головного ударного отряда 45-й немецкой пехотной дивизии, принимал участие в вероломном нападении гитлеровской Германии на Советский Союз в районе Брест-Литовска. Будучи инспектором кавалерии при главном командовании сухопутных войск, Панвиц активно содействовал проведению немецко-фашистскими солдатами расправ и насилий над советскими жителями на территории Советского Союза, временно оккупированной немцами…».[427]


    Но для ельцинской прокуратуры всего этого оказалось недостаточно. Формальным поводом к пересмотру дела эсэсовского атамана стала просьба о реабилитации своего деда, с которой обратилась внучка фон Панвица Ванесса фон Бассевиц. 22 апреля 1996 года помощник главного военного прокурора полковник юстиции Виктор Крук представил на утверждение заместителю главного военного прокурора генерал-лейтенанту юстиции Владимиру Смирнову соответствующее заключение. Итогом работы ельцинской юстиции стала справка о реабилитации из Главной военной прокуратуры от 17 июля 1996 года за № 5-ув-6115-47.

    Как видно из приведённой справки, основанием для реабилитации фон Панвица послужил пункт «а» статьи 3 Закона РФ «О реабилитации жертв политических репрессий» от 18 октября 1991 года, гласящий:

    «Подлежат реабилитации лица, которые по политическим мотивам были: а) осуждены за государственные и иные преступления».

    Однако в следующей, 4-й статье данного закона сказано следующее:

    «Не подлежат реабилитации лица, перечисленные в ст. 3 настоящего Закона, обоснованно осуждённые судами, а также подвергнутые наказаниям по решению несудебных органов, в делах которых имеются достаточные доказательства по обвинению в совершении следующих преступлений:

    6) совершение насильственных действий в отношении гражданского населения и военнопленных, а также пособничество изменникам Родины и фашистским оккупантам в совершении таких действий во время Великой Отечественной войны;

    г) военные преступления и преступления против правосудия».[428]

    Несмотря на то, что в процитированных выше протоколах допросов содержится более чем достаточно материала в духе пунктов «б» и «г» статьи четвёртой закона от 18 октября 1991 года, в реабилитационном заключении по делу Панвица автор его, полковник юстиции Крук, окончательный вывод сформулировал в такой редакции:

    «…установлено, что генерал-лейтенант фон Панвиц в период Великой Отечественной войны являлся гражданином Германии, военнослужащим немецкой армии и выполнял свои воинские обязанности. Данных о том, что фон Панвиц или подчиненные ему части допускали зверства и насилия в отношении мирного советского населения и пленных красноармейцев, в деле не имеется».[429]

    Остаётся только пожалеть, что полковник Крук не родился на полвека раньше. Ведь в этом случае он бы мог с успехом выступить адвокатом на Нюрнбергском процессе, где наверняка бы спас от петли начальника штаба верховного главнокомандования вермахта генерал-фельдмаршала Вильгельма Кейтеля, начальника Главного управления имперской безопасности обергруппенфюрера СС Эрнста Кальтенбруннера, и других нацистских военных преступников. Ведь они тоже являлись гражданами Германии и всего лишь выполняли свои воинские обязанности.

    После скандальных публикаций в российских газетах главная военная прокуратура была вынуждена вернуться к делу Панвица и с санкции главного военного прокурора отменила своё же решение пятилетней давности.

    Начальник Управления реабилитации жертв политических репрессий генерал-майор юстиции Валерий Кондратов сообщил, что заключение от 22 апреля 1996 года о реабилитации фон Панвица как необоснованное отменено и 28 июня 2001 года вынесено заключение, в котором сделан вывод, что:

    «Фон Панвиц за совершенные преступные деяния осужден обоснованно, оснований для принесения протеста не усматривается и реабилитации он не подлежит. Одновременно признано, что справка о реабилитации фон Панвица Гельмута юридической силы не имеет, о чем письменно уведомлены заинтересованные лица, а также соответствующие государственные учреждения ФРГ».[430]

    Кому и зачем понадобилось реабилитировать эсэсовского генерала? Ходят слухи, что отдельные сотрудники общества «Мемориал» подрабатывают реабилитацией осуждённых советским правосудием германских нацистов — в сегодняшней ФРГ ветераны вермахта имеют право на пенсию, за исключением военных преступников. Однако здесь масштаб другой и фигура фон Панвица более крупная.

    Вспомним, что реабилитация гитлеровского генерал-лейтенанта совпадает по времени с визитом Ельцина в Германию. Борис Николаевич в ту пору мнит Россию союзником ФРГ и щедро демонстрирует сердечное расположение к канцлеру Колю. Для подтверждения этой дружбы требуются какие-то конкретные шаги. Реабилитация фон Панвица и стала одним из таких демонстративных жестов, с помощью которых «друг Борис» мостил дорожку к сердцу «друга Гельмута».

    Более того, есть сведения, что вслед за Панвицем собирались реабилитировать и начальника личной охраны Гитлера группенфюрера СС Ганса Раттенхубера, окончившего свои дни в советской тюрьме. По ряду причин эта затея сорвалась, и теперь фанатам «чёрного ордена» Гиммлера остаётся проливать скупы слёзы у мемориала Панвицу возле Храма всех святых на Сретенке.

    Бабушка-надзирательница

    По сравнению с подвигами фон Панвица Нина Михайловна Грязнова-Лапшина выглядит всего лишь безобидной старушкой. Накануне войны будущая нацистская прислужница работала учительницей начальных классов в школе в Порховском районе Ленинградской области. После оккупации немцами пригородов Ленинграда она отказалась от эвакуации и предпочла остаться уборщицей на военной кухне одной из немецких частей, а также продолжала преподавать в гимназии уже в Гатчине, не скрывая своих прогитлеровских взглядов. Оттуда осенью 1943 года немцы отправили её на курсы по подготовке командиров лагерей «трудовой повинности». Окончив их в числе лучших, бывшая учительница была назначена начальником женского трудового лагеря № 6 под Нарвой, где в её подчинении находилось 250 русских девушек. Она получала за службу немецкий военный паёк и 90 марок (900 рублей). Для сравнения заметим, что рядовой каратель, служивший у немцев, получал лишь 100 рублей.

    Грязнова-Лапшина настолько усердно старалась угодить своим немецким хозяевам, что её фотоснимок был опубликован в издаваемой оккупантами русскоязычной газете «Северное слово». Впоследствии это стало вещественным доказательством её вины. За малейшие провинности (например, опоздание ко сну на несколько минут) она отправляла невольниц в бункер, лишала еды, заставляла женщин рыть окопы для немцев без одежды и обуви в мороз; мыть общественные уборные и т. д. Проходящие по делу свидетельницы, бывшие заключенные её лагеря, вспоминают, что она не раз проводила собрания, на которых призывала всех принять присягу фашистскому режиму.

    Осенью 1944-го лагерь был расформирован, и Грязнова-Лапшина добровольно вступила в ряды власовской армии, потом окончила военную школу пропагандистов и была представлена к присвоению звания лейтенант вермахта. Она вела радиопередачи на русском языке, в которых призывала наших солдат переходить на сторону Гитлера. В материалах допроса значится лишь одна оправдательная фраза: «Я встала на преступный путь изменницы Родины под влиянием немецкой пропаганды, сообщавшей, что Красная Армия разгромлена».[431]

    Арестованная 5 ноября 1945 года, немецкая прислужница была осуждена к 20 годам лагерей по статье 58-1 а УК РСФСР «Измена Родине», однако вышла на свободу через 10 лет: у Грязновой на свободе оставалась старая и больная мать, которая направила просьбу снизить срок заключения.

    В мае 2002 года Нина Михайловна была реабилитирована прокуратурой Ленинградской области «на основании ст. 3 и ст. 5 Закона РСФСР «О реабилитации жертв политических репрессий»». Однако после публикации в одной из центральных газет летом 2005 года её реабилитация была отменена решением Ленинградского областного суда.

    «Презумпция доверия»

    Приведённые мною примеры — лишь вершина айсберга. Сегодня как в РФ, так и в других бывших советских республиках антисталинизм фактически является официальной идеологией. Поэтому подобные случаи «повторных репрессий», как правило, не афишируются, проходят незамеченными.

    Есть ещё один важный момент. Обычно человек испытывает своеобразную «презумпцию доверия» к рассказам родных и близких. Если ему говорят, что тот или иной знакомый или родственник пострадал безвинно, это некритически принимается на веру. Тем более что благодаря многолетнему промыванию мозгов все «знают», что при Сталине сажали исключительно невиновных.

    Вот что вспоминает Герой Советского Союза Евгений Георгиевич Пепеляев:

    «В начале 1943 года был большой праздник: не помню, была ли то встреча Нового года или праздновали День Рабоче-крестьянской Красной Армии…

    После собрания в гарнизонном клубе я случайно оказался на праздничном застолье, которое проводил по случаю праздника со своими офицерами и отдельными вольнонаёмными командир АТБ майор Казанцев. АТБ — это аэродромно-технический батальон, обеспечивавший 300-й истребительный авиаполк. Стол был сервирован по тем временам вполне прилично: на белой скатерти стояли тарелки, лежали дюралевые вилки, скромно поблёскивали гранёные стаканы, в которые заранее было налито грамм по 100 разбавленного спирта-ректификата, который светился голубым цветом. Голубоватый спирт-денатурат называли тогда «синий платочек», так как одноимённая песня была тогда у всех на слуху. В двух или трёх алюминиевых мисках находился нарезанный кусочками серый хлеб. Винегрет из овощей заранее был разложен по тарелкам, а рядом с винегретом находился кусочек американской консервированной колбасы, называвшейся «второй фронт». За столом сидели офицеры батальона. Нашлось место и для меня с товарищем. Во главе стола сидел командир АТБ с женой, заместитель по политчасти, начальник штаба. За спиной комбата стоял старшина Бубукин — шустрый и расторопный парень, он же адъютант, он же порученец, он же ординарец, словом, близкий помощник майора.

    Когда все уселись за стол, майор Казанцев поднялся и произнес речь, которая выглядела примерно так:

    — Дорогие товарищи! Идёт большая война — Война Отечественная. Красная Армия под руководством великого Сталина окружила и уничтожила многотысячную группировку немецких войск под Сталинградом… Бубукин, долей в мой стакан… И продолжает громить фашистов, продвигаясь на запад. 300-й авиаполк и наш батальон, находясь на Дальнем Востоке, выполняет боевую задачу, обеспечивая тыл нашего государства и успех боевых действий Красной Армии в борьбе с фашистскими захватчиками…Бубукин, поставь графин около меня… Дорогие товарищи! Я поздравляю вас с этим замечательным праздником!..Бубукин, я не вижу баяниста!.. Желаю всем вам больших успехов в решении стоящих перед нами задач. Поднимаю бокал за победу Красной Армии над фашизмом. Да здравствует Красная Армия! Да здравствует Коммунистическая партия! Да здравствует наш вождь, любимый товарищ Сталин!

    Все поднимаются, Казанцев чокается стаканом со своей женой, с окружающими и негромко добавляет:

    — И за здоровье моей жены.

    Все собравшиеся дружно выпили и закусили. Старшина Бубукин обошёл стол с графином, налив желающим ещё по полстакана. Опять был тост, и опять выпили. На сей раз за успехи в боевой и политической подготовке.

    После застолья и танцев разошлись, и вроде всё прошло нормально. Вскоре я уехал из полка, получив назначение на должность инспектора-лётчика соединения. Через некоторое время я узнал, что майора Казанцева осудили и дали несколько лет заключения. Так как это происходило на Дальнем Востоке, то ехать Казанцеву далеко не пришлось, места заключения на востоке были рядом.

    После войны, в Хабаровске, я случайно встретил начпрода (начальника продовольственной службы) того же АТБ. Он мне рассказал, что сидел одно время с Казанцевым, которого осудили и разжаловали якобы не за преступления и не за промахи в работе, а за то, что на одном из застолий он дискредитировал товарища Сталина, произнеся тост за здоровье Сталина и своей жены одновременно, поставив вождя на одну ступень со своей женой.

    Вот такая жуткая история случилась с майором Казанцевым на аэродроме Жёлтый Яр в начале 1943 года. Эта версия казалась вполне правдивой и подходит особенно ко временам перестройки, когда всё хорошее, что было во время Советской власти, стали мазать грязью и чёрной краской.

    На самом деле, как я позднее узнал, майора Казанцева осудили не по политическим причинам, а за воровство. Вместе с ним осудили и отправили в лагеря начальника продовольственной службы батальона и начальника ГСМ батальона — этого за воровство и разгильдяйство: пропало более 30 тонн бензина.

    Такие вот истории случались при Советской власти, когда за тонну продуктов и 30 тонн горючего воров сажали в тюрьму на несколько лет. Сейчас же крадут у государства миллионы тонн нефти, эшелоны леса и металлов, распоряжаются трудом и кровью оплаченной всенародной собственностью, а воры здравствуют, процветают и рисуются в телевизионных программах».[432]

    А вот что говорит Владимир Старцев, старший помощник прокурора Ленинградской области:

    «В последние годы пошёл вал обращений от детей репрессированных граждан. Они просят признать своих родителей реабилитированными, так как могут получить социальное пособие — порядка 800 рублей ежемесячной выплаты. Мы поднимаем дела из архивов и во многих случаях сталкиваемся с тем, что репрессированные в советское время были расстреляны или сидели в лагерях не просто так — кто-то получил срок за грабёж и воровство, кто-то служил старостой при немцах… Дети узнают о прошлом своих родителей впервые! Для некоторых это настоящий шок».[433]

    Ну, ещё бы! Мало у кого хватит мужества признаться своим детям и внукам, что сидел заслуженно.

    Реабилитация по-сталински

    К сожалению, как я уже говорил, были среди «жертв сталинских репрессий» и невинно пострадавшие. Причиной этому и засевшая в «органах» троцкистская агентура, и низкий уровень юридической грамотности тогдашних работников НКВД, и чрезвычайный накал борьбы с настоящими врагами нашей Родины, многочисленными и жестокими. Однако ошибки исправлялись. Уже в январе 1938 года на пленуме ЦК ВКП(б) прозвучало осуждение практики огульного исключения из партии. Вот что говорилось в передовице «Правды» от 26 января 1938 года с примечательным названием — «Реабилитировать неправильно исключённых, сурово наказать клеветников!»:

    «Партия очищала, очищает и будет очищать свои ряды от тайных и явных врагов и их приспешников. Однако к этой огромной очистительной работе поспешили примазаться шкурники и карьеристы, старавшиеся отличиться и выдвинуться на исключениях из партии, старавшиеся на этом прослыть бдительными партийцами. Рука об руку со шкурниками и карьеристами действовали и замаскированные враги, которые, крича о бдительности и требуя исключения ни в чём неповинных людей, заметали собственные следы, прикрывали показной, фальшивой бдительностью собственные преступления.

    Пленум Центрального Комитета обязал партийные организации привлекать к суровой ответственности лиц, виновных в клевете на членов партии. За бездоказательные, голословные обвинения против честных коммунистов клеветник понесёт строгую ответственность вплоть до исключения из партии и предания суду».[434]

    Важную роль в судебной практике сыграло Постановление ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об арестах, прокурорском надзоре и ведении следствия» от 17 ноября 1938 года, которое официально осудило многочисленные нарушения и злоупотребления в ходе «большой чистки», а также ликвидировало внесудебные «тройки» на местах:

    «…массовые операции по разгрому и выкорчёвыванию вражеских элементов, проведённые органами НКВД в 1937–1938 гг. при упрощённом ведении следствия и суда, не могли не привести к ряду крупнейших недостатков и извращений в работе органов НКВД и Прокуратуры. Более того, враги народа и шпионы иностранных разведок, пробравшиеся в органы НКВД, как в центре, так и на местах, продолжая вести свою подрывную работу, старались всячески запутать следственные и агентурные дела, сознательно извращали советские законы, проводили массовые и необоснованные аресты, в то же время спасая от разгрома своих сообщников, и в особенности засевших в органах НКВД».[435]

    Суды должны были тщательно проверять материалы предварительного следствия на соответствие процессуальным нормам, не принимать к производству дела при неполном следственном материале и основанные лишь на собственных признаниях обвиняемых. В результате в последующие месяцы суды и прокуратура возвратили НКВД на доследование более половины дел по политическим обвинениям, увеличилось число оправдательных приговоров.

    Пресекались незаконные методы ведения следствия и в дальнейшем. Так, 18 апреля 1941 года нарком обороны СССР маршал С. К. Тимошенко отдал приказ № 0029 о наказании следователей 3-го отдела Дальневосточного фронта, допустивших факты грубого нарушения социалистической законности в следственной работе:

    «В практике работы следственной части 3-го отдела Дальневосточного фронта имели место факты грубого нарушения социалистической законности.

    Старший следователь следственной части 3-го отдела Дальневосточного фронта младший лейтенант государственной безопасности Малыжихин A.B., следователи того же отдела младший лейтенант государственной безопасности Мещеряков В. Ф., Воронин Д. Г. и сержант государственной безопасности Гапоненко В. Г., из-за отсутствия руководства и должного контроля со стороны начальника 3-го отдела Дальневосточного фронта майора государственной безопасности Розанова Н. А. и его заместителя по следственной части капитана государственной безопасности Кучеренко П. Г. допустили незаконные методы допроса, повлекшие за собой тяжелые последствия».[436]

    В результате 26 мая 1941 года военным трибуналом Дальневосточного фронта В. Г. Гапоненко был осуждён к четырём годам лишения свободы с лишением звания «сержант госбезопасности», A.B. Малыжихин — к трём, а В. Ф. Мещеряков — к двум годам лишения свободы условно. Были наказаны и остальные виновные в этом эксцессе.[437]

    Что же касается пострадавших от нарушений правосудия, то их дела пересматривались в индивидуальном порядке в соответствии с действовавшим законодательством. И если оказывалось, что кто-то действительно осуждён невинно, то он восстанавливался в правах.

    В этом принципиальное отличие сталинского правосудия от хрущёвских и горбачёвско-яковлевских «реабилитаций». Ведь последние, как мы могли убедиться, отнюдь не были восстановлением законности, а носили ярко выраженный заказной характер, являясь частью пропагандистской кампании по разоблачению «культа личности». Подобные огульные «реабилитации» идут лишь во вред тем, кто был осуждён действительно несправедливо, поскольку благодаря стараниям нынешних «реабилитаторов» они оказываются в сомнительной компании уголовников, нацистских преступников, предателей и прочей подобной публики.


    Примечания:



    1

    Антонов-Овсеенко A.B. Сталин без маски. М., 1990. С.506.



    2

    Антонов-Овсеенко A.B. Сталин без маски. М., 1990. С.506.



    3

    Михайлова Н. Кальсоны контрреволюции // Премьер. Вологда, 2002, 24–30 июля. № 28(254). С. 10.



    4

    Бунич И. Меч президента. М., 2004. С.235.



    17

    Пушкарев Б. Невыясненные вопросы демографии России XX в. // Посев. 2003. № 2. С.12.



    18

    Размышления по поводу двух гражданских войн. Интервью А. И. Солженицына испанскому телевидению в 1976 г. // Комсомольская правда. 1991, 4 июня. № 125(20125). С.4.



    19

    Симмуль А. Нострадамус — о России? // Океанские Вести. Январь 1999. № 1(15).



    20

    Псевдоним, настоящее имя Александр Петрович Бабёнышев — И. П.



    21

    Максудов С. Потери населения СССР. Вермонт, 1989. С.155.



    22

    Пушкарёв Б. Невыясненные вопросы демографии России XX в. // Посев. 2003. № 2. С. 14.



    23

    Менделеев Д. И. К познанию России. М., 2002. С. 38–40.



    24

    Там же. С.39.



    25

    Народонаселение стран мира / Под ред. Б. Ц. Урланиса. М., 1974. С.50.



    26

    ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп.2. Д.450. Л.30–65. Цит. по: Дугин А. Н. Сталинизм: легенды и факты // Слово. 1990. № 7. С.26.



    27

    Мозохин О. Б. ВЧК-ОГПУ. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С.167.



    28

    Там же. С. 169.



    29

    ГАРФ. Ф. Р-9401. Оп.1. Д.4157. Л.202. Цит. по: Попов В. П. Государственный террор в советской России. 1923–1953 гг.: источники и их интерпретация // Отечественные архивы. 1992. № 2. С.29.



    30

    О работе Тюменского окрсуда. Постановление Президиума Верховного Суда РСФСР от 18 января 1930 г. // Судебная практика РСФСР. 1930, 28 февраля. № 3. С.4.



    31

    Земсков В. Н. ГУЛАГ (историко-социологический аспект) // Социологические исследования. 1991. № 6. С. 15.



    32

    ГАРФ. Ф. Р-9414. On. 1. Д. 1155. Л.7.



    33

    Шатуновская О. Г. Фальсификация // Аргументы и факты. 1990, 2–8 июня. № 22(503). С.7.



    34

    Антонов-Овсеенко A.B. Сталин без маски. М., 1990. С.340; Антонов-Овсеенко A.B. Противостояние // Литературная газета. 3 апреля 1991. № 13(5339). С. З.



    35

    О. Г. Шатуновская родилась в 1901 году.



    36

    Шатуновская О. Г. Фальсификация // Аргументы и факты. 1990, 2–8 июня. № 22(503). С.7.



    37

    Реабилитация: как это было. Документы Политбюро ЦК КПСС, стенограммы заседания Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начала 50-х гг., и другие материалы. Том III. Середина 80-х годов — 1991. М., 2004. С.597.



    38

    Антонов-Овсеенко A.B. Противостояние // Литературная газета. 1991, 3 апреля. № 13(5339). С. З.



    39

    Земсков В. Н. Заключённые, спецпоселенцы, ссыльнопоселенцы, ссыльные и высланные (Статистико-географический аспект) // История СССР. 1991. № 5. С. 151.



    40

    Антонов-Овсеенко A.B. Противостояние // Литературная газета. 1991, 3 апреля. № 13(5339). С. З.



    41

    Там же.



    42

    Антонов-Овсеенко A.B. Сталин без маски. М., 1990. С.337



    43

    Антонов-Овсеенко A.B. Противостояние // Литературная газета. 1991, 3 апреля. № 13(5339). С. З.



    177

    Никитин А. Тамплиеры в Москве // Наука и религия. 1992. № 4/5. С.8.



    178

    Никитин А. Тамплиеры в Москве // Наука и религия. 1992. № 4/5. С. 8–10; № 6/7. С. 23–27; № 8. С. 26–33; № 9. С. 20–23; № 10. С. 16–18; № 11. С. 56–60; № 12. С. 10–16; 1993. № 1. С. 44–48; № 2. С. 13–15; № 3. С. 21–25; № 4. С. 42–44; № 6. С. 54–55, 60; № 7. С. 23–25.



    179

    Никитин А. Тамплиеры в Москве // Наука и религия. 1992. № 8. С.31.



    180

    Никитин А. Тамплиеры в Москве // Наука и религия. 1993. № 7. С.24.



    181

    О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущёва Н. С. XX съезду Коммунистической партии Советского Союза // Известия ЦК КПСС. 1989. № 3 (290). С.139.



    182

    Ленин В. И. IX съезд РКП(б). Доклад Центрального Комитета. 29 марта // Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т.40. М., 1963. С.224.



    183

    Сталин И. В. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г. // Правда. 1937, 29 марта. № 87(7053). С. З.



    184

    История Коммунистической партии Советского Союза / Б. Н. Пономарёв, М. С. Волин, B.C. Зайцев и др. 6-е изд., доп. М., 1982. С.426.



    185

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Архив Сталина. Документы высших органов партийной и государственной власти. Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.621–622.



    186

    Там же. С.657.



    187

    Там же.



    188

    Там же. С.623.



    189

    Там же. С.655.



    190

    Там же. С.622.



    191

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.623.



    192

    Там же. С.656.



    193

    Степашин С. В. Партийное руководство противопожарными формированиями Ленинграда в годы Великой Отечественной войны (1939–1944 гг.). Автореф. дисс. на соиск. уч. степ. канд. ист. наук. Л., 1986. С. З.



    194

    Ленин В. И. Политический доклад Центрального Комитета VIII Всероссийской конференции РКП (б) 2 декабря 1919 года // Ленин В. И. Поли. собр. соч. 5-е изд. Т.39. М., 1970. С.360.



    195

    Там же. С.361.



    196

    Ленин В. И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме // Ленин В. И. Полн. собр. соч. 5-е изд. Т.41. М., 1970. С.30.



    197

    История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М., 1950. С.225.



    198

    История Коммунистической партии Советского Союза. М., 1982. С.298.



    199

    История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М., 1950. С.247.



    200

    Чистка партии // Большая Советская Энциклопедия. 1 — е изд. Т.61. М., 1934. Стб.653.



    201

    Там же. Стр. 652–653.



    202

    История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков). Краткий курс. М., 1950. С.265.



    203

    Чистка партии // Большая Советская Энциклопедия. 1-е изд. Т.61. М., 1934. Стб.654.



    204

    Там же. Стб.655.



    205

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.727.



    206

    Там же. С.823.



    207

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.814.



    208

    О культе личности и его последствиях. Доклад Первого секретаря ЦК КПСС тов. Хрущёва Н. С. XX съезду Коммунистической партии Советского Союза // Известия ЦК КПСС. 1989. № 3 (290). С.137.



    209

    Судебный отчёт по делу антисоветского «право-троцкистского блока», рассмотренному Военной Коллегией Верховного Суда Союза ССР 2-13 марта 1938 г. Полный текст стенографического отчёта. М., 1938. С.11.



    210

    Александр Яковлев: «Российских фашистов породил КГБ» // Известия. 1998. 17 июня. № 108(25208). С.5.



    211

    «Мы всё видим и всё знаем». Крик души красного командира // Источник. Документы русской истории. 1998. № 1. С.87.



    212

    Анфертьев И. А. М. Н. Рютин — инициатор создания «Союза марксистов-ленинцев» // Клио. Журнал для учёных. 2003. № 3. С.217.



    213

    Двенадцатый съезд РКП(б). Стенографический отчёт. М., 1968. С.613.



    214

    Малая советская энциклопедия. 1-е изд. Т.5. М., 1930. Стб.229.



    215

    МСЭ. 1 — е изд. Т.6. М., 1930. Стб.651–652.



    216

    МСЭ. 1 — е изд. Т.9. М., 1931. Стб.576–577.



    217

    Там же. Стб.863.



    218

    Е. В. Тарле. 1944 год: не перегибать палку патриотизма // Вопросы истории. 2002. № 6. С.7.



    219

    Сообщение ТАСС // Правда. 1932, 6 марта. № 65(5230). С.1.



    220

    Дело о покушении на советника германского посольства г. фон-Твардовского // Правда. 1932, 5 апреля. № 95(5260). С. З.



    221

    Сообщение ТАСС // Правда. 1932, 17 марта. № 76(5241). С.1.



    222

    Сообщение ТАСС // Правда. 1932, 11 марта. № 70(5235). С.1.



    223

    Дело о покушении на советника германского посольства г. фон-Твардовского// Правда. 1932, 6 апреля. № 96(5261). С. З.



    224

    Дело о покушении на советника германского посольства г. фон-Твардовского // Правда. 1932, 5 апреля. № 95(5260). С. З.



    225

    Дело о покушении на советника германского посольства г. фон-Твардовского// Правда. 1932, 7 апреля. № 97(5262). С. З.



    226

    К бдительности! // Правда. 1932, 7 апреля. № 97(5262). С.1.



    227

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.818.



    228

    Там же.



    229

    Там же. С.819.



    230

    Сталин И. В. О недостатках партийной работы и мерах ликвидации троцкистских и иных двурушников. Доклад на Пленуме ЦК ВКП(б) 3 марта 1937 г. // Правда. 1937, 29 марта. № 87(7053). С.2.



    231

    Гитлер А. Моя борьба / Пер. с нем. М., 2002. С. 11 8.



    232

    Там же. С.556.



    233

    Гитпер А. Моя борьба. М., 2002. С.556.



    234

    Фон Штрандман Х. П. Обостряющиеся парадоксы: Гитлер, Сталин и германо-советские экономические связи. 1939–1941 // Война и политика, 1939–1941. М., 1999. С.378.



    235

    Обрыньба Н. Судьба ополченца. М., 2005. С.40.



    236

    Там же. С.75.



    237

    Обрыньба Н. Судьба ополченца. М., 2005. С.133.



    238

    Кукридж Э. Гелен: шпион века / Пер. с англ. Т. С. Бушуевой. Смоленск, 2001. С. 93–94.



    239

    АП РФ. Ф. З. Оп.58. Д.245. Л.40–44. Цит. по: Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 374–377.



    240

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.819.



    241

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.819.



    242

    АП РФ. Ф. З. Оп.58. Д.246. Л.159–163. Цит. по: Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. С. 379–383.



    243

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С. 468–469.



    244

    Там же. С. 469–470.



    245

    Там же. С.474.



    246

    Там же. С.480.



    247

    Там же. С.471.



    248

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С. 470–471, 473–476, 479–481.



    249

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.469, 475; Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С.179.



    250

    Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 180.



    251

    Бар-Бирюков О. Гибель линкора // Родина. 1999. № 11. С. 63–64.



    252

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.475.



    253

    Там же.



    254

    Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 180.



    255

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.494.



    256

    Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 180.



    257

    История войны на Тихом океане. В пяти томах. Т. 1. Агрессия в Маньчжурии / Пер. с яп. Под ред. Б. В. Поспелова. М., 1957. С.338.



    258

    История войны на Тихом океане. Т.1. М., 1957. С. 338–339.



    259

    Дипломатический словарь в трёх томах. T.III. М., 1986. С.451.



    260

    История войны на Тихом океане. Т. 1. М., 1957. С. 106.



    261

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом. Тайная война на Дальнем Востоке. М., 2002. С. 74–75.



    262

    Пу И. Первая половина моей жизни / Пер. с китайского. М., 1968. С.324.



    263

    Там же. С.331.



    264

    Там же. С. 332–333.



    265

    Там же. С.359.



    266

    Черчилль У. Вторая мировая война: В 6 т. Т. 1: Надвигающаяся буря. М., 1997. С.47.



    267

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.292.



    268

    Там же. С.294.



    269

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С.298.



    270

    Там же. С.301.



    271

    Шишов A.B. Россия и Япония. История военных конфликтов. М., 2001. С.432.



    272

    Шишов A.B. Россия и Япония… С.433.



    273

    Там же. С. 433–434.



    274

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом… С.46.



    275

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом… С.46.



    276

    Там же. С.47.



    277

    Там же.



    278

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом… С. 47–48.



    279

    Там же. С. 48–49.



    280

    Подрывная работа японской разведки //О методах и приёмах иностранных разведывательных органов и их троцкистско-бухаринской агентуры. Сборник. М., 1937. С.71.



    281

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1. Накануне. Книга 1. Ноябрь 1938 г. — декабрь 1940 г. М., 1995. С.366.



    282

    Там же. С.39.



    283

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С. 568–569.



    284

    АП РФ. Ф. З. Оп.58. Д.247. Л. 105–107. Цит. по: Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД. Январь 1922 —декабрь 1936… С. 679–681.



    285

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом… С. 207–210.



    286

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Накануне. Книга 1. С. 58–59.



    287

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1. Накануне. Книга 1. С.59.



    288

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом… С.364.



    289

    Документы внешней политики СССР. T.XVII. 1 января — 31 декабря 1934 г. М., 1971. С.802.



    290

    Там же.



    291

    Документы внешней политики СССР. T.XVII. С.802.



    292

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1. Накануне. Книга 1. С.232.



    293

    «Тамже. С.63.



    294

    «Смерш»: Исторические очерки и архивные документы. М., 2003. С.244.



    295

    «Смерш»: Исторические очерки и архивные документы. М.,2003. С.244.



    296

    «Смерш»: Исторические очерки и архивные документы. М., 2003. С.288.



    297

    Там же. С. 288–289.



    298

    «Смерш»: Исторические очерки и архивные документы. М., 2003. С.289.



    299

    Сафонов В. Н. Неизвестная тайная война, или Особый отдел ВЧК против 2-го отдела генштаба Польши // Исторические чтения на Лубянке. 1998 год. Российские спецслужбы на переломе эпох: конец XIX века — 1922 год. М.; Великий Новгород, 1999. C.111–112.



    300

    Зданович A.A. Свои и чужие — интриги разведки. М., 2002. С.223.



    301

    Там же. С.228.



    302

    Там же. С. 232–233.



    303

    Там же. С.232.



    304

    Сафонов В. Н. Неизвестная тайная война… С. 113–114.



    305

    Петров Н. В., Скоркин К. В. Кто руководил НКВД, 1934–1941: Справочник. М., 1999. С.495.



    306

    Z dziejow stosunkow polsko-radzieckich. Studia i materialy. T.III. Warszawa, 1968. S.262.



    307

    Фолькман Г.-Э, Польша в политико-экономических расчётах «третьего рейха» в 1933–1939 гг. // Вторая мировая война. Дискуссии. Основные тенденции. Результаты исследований. М., 1997. С.67.



    308

    Год кризиса, 1938–1939: Документы и материалы. Т.1. 29 сентября 1938 г. — 31 мая 1939 г. М., 1990. С. 162.



    309

    Гиленсен В. М. В поединке с польской «двуйкой» победили советские «монархисты» // Военно-исторический журнал. 2001. № 6. С.72.



    310

    Вежнин В. Накануне // Секретная служба. 2003. № 1. С.9.



    311

    Гилвнсен В. М. В поединке с польской «двуйкой» победили советские «монархисты» // Военно-исторический журнал. 2001. № 6. С. 72–73.



    312

    Шпионская организация в Ленинграде // Ленинградская правда. 1924, 19 апреля. № 90. С. 1.



    313

    Дело 13 шпионов // Ленинградская правда. 1924, 13 июня. № 133(2748). С.4.



    314

    Шпионская организация в Ленинграде // Ленинградская правда. 1924, 19 апреля. № 90. С. 1.



    315

    Дело 13 шпионов // Ленинградская правда. 1924, 14 июня. № 134(2749). С.4.



    316

    Дело 13 шпионов // Ленинградская правда. 1924, 13 июня. № 133(2748). С.4.



    317

    Дело 13 шпионов // Ленинградская правда. 1924, 14 июня. № 134(2749). С.4.



    318

    Приговор по делу 13 шпионов // Ленинградская правда. 1924, 15 июня. № 135(2750). С. З.



    319

    Шпионская организация в Киеве // Ленинградская правда. 1924, 30 октября. № 249(2864). С. З.



    320

    Гиленсен В. М. В поединке с польской «двуйкой» победили советские «монархисты» // Военно-исторический журнал. 2001. № 6. С.73.



    321

    Там же. С.75.



    322

    Гиленсен В. М. В поединке с польской «двуйкой» победили советские «монархисты» // Военно-исторический журнал. 2001. № 6. СУЗ.



    323

    АП РФ. Ф. З. Оп.58. Д.242. Л.2–7. Цит. по: Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 416–420.



    324

    Морозов С. В. К вопросу о секретном приложении к польско-германской декларации от 26 января 1934 года // Юрист-международник. 2004. № 4.



    325

    Иностранный отдел ОГПУ, выполнял функции внешней разведки. — И. П.



    326

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом… С. 104.



    327

    Морозов С. В. К вопросу о секретном приложении к польско-германской декларации от 26 января 1934 года // Юрист-международник. 2004. № 4.



    328

    Документы внешней политики СССР. T.XVII. 1 января — 31 декабря 1934 г. М., 1971. С.828.



    329

    Там же



    330

    Там же



    331

    Дипломатический словарь в трёх томах. Т. Н. М., 1985. С.399.



    332

    АП РФ. Ф. З. Оп. 58. Д.243. Л.201–202. Цит. по: Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 422–423.



    333

    АП РФ. Ф. З. Оп.58. Д.243. Л.204–206. Цит. по: Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 200^- С. 423–425.



    334

    Филиал, отделение (польск)



    335

    Гиленсен В.M. В поединке с польской «двуйкой» победили советские «монархисты» // Военно-исторический журнол. 2001. № 6. С.75.



    336

    Там же. С. 75–76.



    337

    АП РФ. Ф. З. Оп.58. Д.243. Л.86–88. Цит. по: Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 420–422.



    338

    АП РФ. Ф. З. Оп.58. Д.248. Л.80–84. Цит. по: Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 425–428.



    339

    Горбунов Е. А. Схватка с Чёрным Драконом… С. 108.



    340

    Кирсанов С. В городе Вильно // Правда. 1939, 27 сентября. № 268(7953). С.2.



    341

    Приведён по: Сідак B.C., Вронська Т. В. Спецслужба держави без территорії: люди, події, факти. K., 2003. C.209.



    342

    Вежнин В. Накануне // Секретная служба. 2003. № 1. С.9.



    343

    Кс. Н-ов. Под покровом экстерриториальности // Петроградская правда. 1922, 20 июля. № 160. С. З.



    344

    Кс. Н-ов. Приговор по делу эстонских «дипломатов» // Петроградская правда. 1922, 1 августа. № 170. С.4.



    345

    Раскрытый шпионаж // Ленинградская правда. 1924, 10 апреля. № 82. С.2.



    346

    Маситин С. Дело шайки эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1924, 27 сентября. № 221 (2836). С. З.



    347

    Дело шайки эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1924, 28 сентября. № 222(2837). С.4.



    348

    Дело эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1924, 7 октября. № 229(2844). С.4.



    349

    Дело шпионов // Ленинградская правда. 1924, 17 октября. № 238(2853). С. З.



    350

    Ещё эстонские шпионы // Ленинградская правда. 1924, 10 октября. № 232(2847). С.4.



    351

    Шпионаж в пользу Эстонии // Ленинградская правда. 1924, 18 октября. № 239(2854). С. З.



    352

    Дело финских шпионов // Ленинградская правда. 1924, 22 апреля. № 92. С.1.



    353

    Дело англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 30 января 1926. № 24(3240). С.4; Дело эстонских шпионов // Правда. 16 февраля 1926. № 38(3267). С.5.



    354

    Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 20 февраля 1926. № 42(3258). С.4.



    355

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 2 февраля. № 26(3255). С.4; Шпионская организация штаба 1-й эстонской дивизии // Там же. С.6.



    356

    Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 20 февраля 1926. № 42(3258). С.4.



    357

    Кс. Н-ов. Приговор по делу эстонских «дипломатов» // Петроградская правда. 1922, 1 августа. № 170. С.4; Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 4 февраля. № 28(3257). С.4.



    358

    Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 20 февраля. № 42(3258). С.4.



    359

    Там же.



    360

    С. М. Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 3 февраля. № 27(3243). С.4.



    361

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 3 февраля. № 27(3256). С.4; С. М. Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 3 февраля. № 27(3243). С.4.



    362

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 4 февраля. № 28(3257). С.4.



    363

    С. М. Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 3 февраля. № 27(3243). С.4; Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 4 февраля. № 28(3244). С.4.



    364

    С. М. Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 3 февраля. № 27(3243). С.4.



    365

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 5 февраля. № 29(3258). С.4.



    366

    С. М. Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 5 февраля. № 29(3245). С.4.



    367

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 7 февраля. № 31(3260). С.4.



    368

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 6 февраля. № 30(3259). С.4.



    369

    Там же



    370

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 9 февраля. № 32(3261). С.4.



    371

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 6 февраля. № 30(3259). С.4.



    372

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 9 февраля. № 32(3261). С.4.



    373

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 9 февраля. № 32(3261). С.4.



    374

    Там же.



    375

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 12 февраля. № 35(3264). С.4.



    376

    Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 13 февраля. № 36(3252). С.8.



    377

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 12 февраля. № 35(3264). С.4.



    378

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 7 февраля. № 31 (3260). С.4.



    379

    Дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 7 февраля. № 31(3260). С.4.



    380

    Приговор по делу эстонских шпионов // Правда. 1926, 20 февраля. № 42(3271). С.4.



    381

    Правительственное сообщение // Ленинградская правда. 1927, 9 июня. № 129(3646). С.1.



    382

    Там же.



    383

    Взрыв в Центральном Партийном Клубе // Ленинградская правда. 1927, 9 июня. № 129(3646). С.4.



    384

    '56 Суд над шайкой англо-эстонских шпионов // Ленинградская правда. 1926, 20 февраля. № 42(3258). С.4.



    385

    Эстонские шпионы расстреляны // Ленинградская правда. 1926, 4 марта. № 52(3268). С.4.



    386

    Новое дело эстонских шпионов // Правда. 1926, 17 марта. № 62(3291). С.4.



    387

    Арест 11 шпионов // Ленинградская правда. 1926, 7 января. № 5(3221). С.5.



    388

    Финско-эстонские шпионы // Ленинградская правда. 1926, 16 мая. № 111(3325). С.4.



    389

    Дело 19 эстонских шпионов // Правда. 1926, 21 апреля. № 91(3320). С.4.



    390

    Дело 19 эстонских шпионов // Правда. 1926, 21 апреля. № 91(3320). С.4.



    391

    Дело 19 эстонских шпионов // Правда. 1926, 22 апреля. № 92(3321). С.7.



    392

    Новая шайка эстонских шпионов // Правда. 1926, 26 февраля. № 47(3276). С.4; Дело 19 эстонских шпионов // Правда. 1926, 22 апреля. № 92(3321). С.7.



    393

    Дело 19 эстонских шпионов. Приговор // Правда. 1926, 25 апреля. № 95(3324). С.4.



    394

    Мозохин О. Б. Карающий меч диктатуры пролетариата. М., 2004. С. 178.



    395

    Продал честь красного бойца. Дело красноармейца — сообщника шпиона // Ленинградская правда. 1926, 15 января. № 12(3228). С.4.



    396

    Красноармеец-предатель // Ленинградская правда. 1926, января. № 21(3237). С. З.



    397

    Латвийский охранник — шпион по СССР // Ленинградская правда. 1926, 4 марта. № 52(3268). С.4; Ещё один латвийский шпион // Правда. 1926, 25 марта. № 68(3297). С.4.



    398

    Латвийский охранник — шпион по СССР // Ленинградская правда. 1926, 26 марта. № 69(3285). С.4.



    399

    Лубянка. Сталин и ВЧК-ГПУ-ОГПУ-НКВД… Январь 1922 — декабрь 1936. М., 2003. С. 139–141.



    400

    Там же. С. 674–675.



    401

    Реабилитация: как это было. Документы Политбюро ЦК КПСС, стенограммы заседания Комиссии Политбюро ЦК КПСС по дополнительному изучению материалов, связанных с репрессиями, имевшими место в период 30-40-х и начала 50-х гг., и другие материалы. Том III. Середина 80-х годов — 1991. М., 2004. С.601



    402

    Костин П. В. ФБР — портрет во весь рост. М., 1970. С. 29–30. 218



    403

    Уголовно-процессуальный кодекс Российской Федерации. М., 2002. С.6.



    404

    Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В. И. Радченко; Науч. ред. A.C. Михлин. М., 2000. С.544.



    405

    Комментарий к Уголовному кодексу Российской Федерации / Отв. ред. В. И. Радченко; Науч. ред. A.C. Михлин. М., 2000. С. 753–754.



    406

    Работы впереди ещё много // Информационный бюллетень Правления общества «Мемориал». 2002. № 26.



    407

    Там же.



    408

    Реабилитация… Как это было. Из записок сотрудника X // Бумбараш 2017. Февраль-март 2002. № 2(61). С.6.



    409

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Накануне. Книга 2. 1 января — 21 июня 1941 г. М., 1995. С.196.



    410

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1. Накануне. Книга 2. С.243.



    411

    Реабилитация… Как это было. Из записок сотрудника X // Бумбараш 2017. Февраль-март 2002. № 2(61). С.6.



    412

    Александр Яковлев, политолог: «Я говорил Горбачёву — будет путч. А он мне не верил» // Невское время. 2001, 18 августа. № 147(2508). С. З.



    413

    Алексей Казанник нашёл первого единомышленника в Генеральной прокуратуре // Известия. 1993, 13 октября. № 195(24050). С.7.



    414

    Никольский А., Федюкин И. Карать стали меньше // Ведомости. Ежедневная деловая газета. 2003, 23 июня. № 106(906). С.2.



    415

    Polmar Norman, Allen Thomas В. Spy book: the encyclopedia of espionage. New York, 1998. P. 623–624.



    416

    Ibid. P. 335–336.



    417

    Polmar Norman, Allen Thomas В. Spy book: the encyclopedia of espionage. New York, 1998. P. 427–428.



    418

    Ibid. P. 21–22.



    419

    Реабилитация: как это было. Документы Президиума ЦК КПСС и другие материалы. Том II. Февраль 1956 — начало 80-х годов. М., 2003. С. 393–394.



    420

    Реабилитация: как это было. Том III. С.297.



    421

    Реабилитация: как это было. Том III. С.303.



    422

    Вежнин В. Накануне // Секретная служба. 2003. № 1. С.9.



    423

    Афанасьева Г. Правосудие после жизни? // Московские новости. 2001, 2–8 октября. № 40(1107). С. 12.



    424

    Обрезаненко И. «За победу!» — поднимет стопку 9 Мая бабушка Нина — бывшая фашистская пособница // Ваш тайный советник. 2006, 8 мая. № 17(196). С.9.



    425

    Обрезаненко И. «За победу!» — поднимет стопку 9 Мая бабушка Нина — бывшая фашистская пособница // Ваш тайный советник. 2006, 8 мая. № 17(196). С.9.



    426

    Улитвинов А. Ради друга Гельмута // Независимое военное обозрение. 2001, 14 декабря. № 46(268).



    427

    Там же.



    428

    Реабилитация: как это было. T.III. С. 600–601.



    429

    Улитвинов А Ради друга Гельмута // Независимое военное обозрение. 2001, 14 декабря. № 46(268).



    430

    Улитвинов А. Ради друга Гельмута // Независимое военное обозрение. 2001, 14 декабря. № 46(268).



    431

    Горбунова Н. Эхо войны // Версия в Питере. 2005, 11 июля. № 26.



    432

    Пепеляев Е. «Миги» против «Сейбров». М., 2005. С. 73–77.



    433

    Обрезаненко И. «За победу!» — поднимет стопку 9 Мая бабушка Нина — бывшая фашистская пособница // Ваш тайный советник. 2006, 8 мая. № 17(196). С.9.



    434

    Реабилитировать неправильно исключённых, сурово наказать клеветников! // Правда. 1938, 26 января. № 25(7350). С.1.



    435

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1. Накануне. Книга 1. Ноябрь 1938 г. — декабрь 1940 г. М., 1995. С.4.



    436

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т.1. Накануне. Книга 2. 1 января — 21 июня 1941 г. М., 1995. С. 101–102.



    437

    Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 1. Накануне. Книга 2. С. 102.









     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх