ГЛАВА XII

Тетка царицы Натальи Кирилловны. – Федор Полуектович Нарышкин. – Авдотья Петровна Нарышкина. – Монахиня Деввора. – Народные предания о родине царицы Натальи с. Киркино. – Ирина Григорьевна и Наталья Александровна Нарышкины. – Борода Архипыча. – Последние родичи царственной ветви Нарышкиных. – С. Кунцово. – А. В. Нарышкин. – Подгородный дом Нарышкиных. – Церковь Большого Вознесения. – Могилы Скавронских. – Первый полковой Преображенский двор и дворы, птенцов Петра. – Старейший представитель рода Нарышкиных.

Интересна судьба также еще одной Нарышкиной, тетки царицы Натальи Кирилловны, бывшей при ней ближней боярыней. Она была родом шотландка, родилась в Москве, в Немецкой слободе, называемой просто «Кокуем». В этой слободе иноземцы жили совершенно особою от прочих москвичей жизнью, у них были свои нравы, свои обычаи и вера. Вступать в браки русским с «девками Немецкой слободы» в то время считалось делом неслыханным, и вот в такой неравный брак (mesalliance) вступил дядя царицы, Феодор Полуектович Нарышкин; нареченная его невеста была Авдотья Петровна Гамильтон64.

В почтенном труде А. А. Васильчикова «Род Нарышкиных» она названа Анной. П. И. Мельников предполагает, что, вероятно, имя Авдотьи она получила уже впоследствии, при переходе в православную веру, в честь знатной своей тетки. Об этой Нарышкиной сохранилось несколько любопытных письменных известий и еще более любопытных народных преданий. По смерти своего мужа, рейтарского ротмистра Феодора Полуектовича Нарышкина, вместе с матерью своей иноземкой и с тремя сыновьями: Василием, Андреем и пятилетним Семеном, «за многия вины», как сказано в царской грамоте арзамасскому воеводе, была отправлена в ссылку в сельцо Лобачево Алатырского уезда.

По преданию, обвинялась она в пособничестве тем поступкам своей племянницы, в которых обвиняли мачеху царевна Софья, ее сестры и тетки. Незадолго до смерти своей царь Феодор Алексеевич освободил старших сыновей Авдотьи Петровны, a младший, Семен, остался при ней. Для надзора за Нарышкиной назначен был особый пристав – Данило Чернцов.

По указу великого государя «велено ему быть у Федоровской жены Нарышкина, у вдовы Овдотьи, и у матери ее, и у детей в приставах и держать во всякой осторожности, чтобы к ней, Овдотье, тайно никто не приходил и писем никаких не приносил, так же бы и они ни с кем тайно ничего не говорили и от себя писем и людей своих никуда не посылали. А на карауле велено с ним, Данилой, быть алатырским стрельцам десяти человекам и стоять, переменяясь, помесячно». Но сосланные не очень-то слушались Чернцова, так что он был вынужден жаловаться на их поступки.

«Вдова Овдотья, – писал он в Москву, – и мать ее, и дети, и люди ее чинятся во всем непослушны, и его, Данила, она, Овдотья, била и бороду выдраила., и жену его бранят, и бесчестят, и беспрестанно бьют же».

У приставов при опальных людях всегда были несогласия с находившимися под их надзором. Эти несогласия обыкновенно происходили из-за корыстных целей. Бедным приставам хотелось поживиться на счет богатых ссыльных людей, и вот отсюда и вытекали разные дрязги и несогласия.

Нравы того времени были таковы, что выдранная борода пристава не представляла бы ничего особенного, но дело кончилось тем, что Нарышкина со всем семейством и людьми из места своего заточения неизвестно куда скрылась. Данилу Чернцова за несмотрение выдрали батогами и сослали в дальние сибирские места на государеву службу.

Авдотья Петровна Нарышкина скрылась в северной части Арзамасского уезда, в лесу близ Пустынского озера, в пяти верстах от села Пустыни, и для того, чтобы живущие вблизи раскольники не выдали ее тайного места жительства, Нарышкина, как предполагает П. И. Мельников, сама назвалась раскольническою старицей Девворой65.

До сих пор в лесу, на берегу Пустынского озера указывают место, где был построен небольшой, в два этажа, деревянный дом этой Девворы. В каждом этаже было, как рассказывают, по три покоя. Дом стоял на лужайке, внутри густой чащи столетних деревьев, которые совершенно закрывали его ветвями.

П. И. Мельников посещал это место и видел там сохранившиеся признаки былого жилья: погребные ямы, заросшие бурьяном, несколько гряд и позднейшие ямы кладокопателей.

В середине XIX здесь рылись искатели кладов, и хотя сокровищ не нашли, но отыскали железный таган, медную кастрюлю, две серебряные столовые ложки и старообрядскую просфирную печать.

Место, где жила Нарышкина в Пустынском лесу, доныне зовется Царицыным или Деввориным местом. Раскольники уважают его и на лужайке, где стоял дом, служат панихиду по инокине Девворе. Они почитают ее праведною.

Предание повествует следующее.

Во времена гонений за старую веру одна из царских сродниц, другие говорят – сама царица, не восхотела приять Никоновых новшеств, и на Москве, при царском дворе живучи, претерпела многие мучения. Сам патриарх и многие архиереи уговаривали ее покинуть старую веру и приять новую; она их не послушала и до того озлобила царя, что он послал ее в заточение.

Но из заточения она успела бежать, постриглась в инокини и была наречена Девворой. Поселилась матушка Деввора на Пустынском озере со своими людьми, так же не восхотевшими приять нового учения, и жила она в своем доме безвестно много времени. Никуда она не выходила из дому, и только в летнюю пору, в светлые ночи, приходила со своими домочадцами гулять по берегу озера.

Потом как-то проведали про место, где скрывается мать Деввора, и прислано было от царя много ратных людей для ее поимки. Так всех их тут и забрали, а потом, заковав в железо, отвезли в дальнее заточение.

Вообще, на бедную Наталью Кирилловну было наплетено немало небылиц. Так, князь Долгоруков, известный составитель родословной книги, приводит взятый им из напечатанной в 1827 году в «Историческом, политическом и статистическом журнале» рассказ:

«В 25 верстах от города Михайлова стоит селение Киркино, коего жители большею частию дворяне (однодворцы); там сохранился изустный рассказ, что царица Наталья родилась в Киркине и что боярин Матвеев, проезжая случайно через это селение, увидел плачущую девицу и полюбопытствовал спросить о причине ее слез. Услышав, что причиною печали была насильственная смерть ее девки, «самовольно удавившейся», добрый боярин взял ее к себе на воспитание. В этом селении и поныне говорят: “Если бы не удавилась девка в Киркине, не быть бы на свете Петру”».

Село Киркино принадлежало С. Н. Худекову; в нем построено одноклассное уездное училище, названное «Нарышкинским». В церковном архиве села Киркина хранятся редкие документы, относящиеся до рода Нарышкиных, архив этот ревниво оберегается от археологов старым священником.

Место, где скрывалась беглая Авдотья Петровна Нарышкина с детьми, было через несколько лет отыскано и арзамасскому воеводе предписано было взять ее, посадить в тюрьму и в застенке произвести розыск.

Вскоре после застенка судьба ее несколько улучшилась: два старших ее сына были взяты в Москву и сделаны комнатными стольниками царевича Петра, младший же сын остался при матери. При вступлении Петра Великого на престол, в первый же день состоялся вызов: «Думного дворянина Феодоровой жене Полуектовича Нарышкина с сыном (Симеоном) велено быть на Москве, не мешкав».

После этого Нарышкина опять появляется при дворе, чтобы видеть избиение своих родичей во время Стрелецкого бунта.

Из женского поколения Нарышкиных, помимо Авдотьи Нарышкиной, известна по своей набожности и принадлежности к старой вере и Ирина Григорьевна Нарышкина, бывшая замужем за князем Иваном Юрьевичем Трубецким, этим последним боярином русским, пережившим это звание целым полувеком. Князь был женат дважды. Нарышкина была его вторая жена; от нее он имел одну дочь, княжну Анастасию (родилась в 1700 г, умерла в 1755 г.), выданную сначала на 12 году возраста за молдаванского господаря и русского сенатора князя Дмитрия Константиновича Кантемира, потом, по смерти его, вышедшую за русского генерал-фельдмаршала князя Людвига-Вильгельма Гессен-Гомбургского. Кроме дочери князь имел, как мы выше уже говорили, еще побочного сына, прижитого им в Стокгольме, известного впоследствии И. И. Бецкого.

В истории рода Нарышкиных известна также была Настасья Александровна Нарышкина, сын которой, Александр Иванович, был вельможа времен Екатерины II; сын последнего, Иван Александрович, был женат на Е. А. Строгановой, сестре барона, впоследствии графа Г. А. Строганова. Сын И. А. Нарышкина, как мы выше говорили, был убит Толстым (Американцем) на дуэли. Нарышкин жил в Москве на Пречистенке, почти напротив дома бывшего Всеволожского, остававшегося столько десятков лет в том виде, в каком он уцелел от пожара 1812 года.

Настасья Александровна Нарышкина известна дружбою царицы Прасковьи Феодоровны, супруги царя Иоанна Алексеевича. По преданию, это была самая ярая противница всех преобразований Петра Великого и руководительница царицы Прасковьи во всех ее благотворениях.

В роде этой Нарышкиной сохранялась, как святая реликвия, борода известного юродивого императрицы Анны Иоанновны Тимофея Архипыча; с этой бородой было связано, по суеверному преданию, благосостояние всей семьи Нарышкиных, и с утратой ее должен прекратиться и род Нарышкиных.

Действительно, во время переезда в новый дом борода исчезла, и в год исчезновения ее было получено известие, что у главы семьи Нарышкиных, проживавшего тогда за границею, у единственного его сына Александра появились первые признаки того тяжкого недуга, который свел его впоследствии преждевременно в могилу; после смерти его эта ветвь Нарышкиных действительно пресеклась.

Родовым имением царственной ветви Нарышкиных были подмосковные села Кунцово, Фили и Покровское, пожалованные царем Алексеем Михайловичем своему тестю Нарышкину. Описывать Кунцово с его столетними аллеями, беседками и т. д. мы здесь не будем, от этого былого барского гнезда сохранилось теперь весьма немного, но скажем несколько слов о существующем там «Чертовом мосте».

К числу преданий о нем относится следующее: в середине XIX в, в одну из чудных летних ночей, сюда приехала попировать компания, представители лучших интеллигентных людей того времени в Москве; здесь были профессора, литераторы и актеры.

Беседа на открытом воздухе шумно и весело прошла до утра, и, когда первые лучи солнца озолотили верхушки деревьев, пирующие дали клятву по смерть в этот день собираться в Кунцове.

Каждый год сюда приезжали гости, и каждый год число их редело. В конце XIX в. сюда приезжали только двое – это были известный в свое время доктор и ученый П. Л. Пикулин и не менее известный переводчик Шекспира Н. X. Кетчер, теперь и эти оба покойники.

В Покровском, в церкви, сохранилось много исторических вещей, внесенных в дар родичами Нарышкиных. Из таких даров в ризнице хранятся: Евангелие, напечатанное в Москве в 1689 году, аксамитные ризы и полотенце, вышитое золотом и шелками, работы самой царицы Натальи Кирилловны.

Перед запрестольными образами висят шесть больших серебряных вызолоченных лампад с надписью:

«Лета 7202 (1694) сия лампада построена в новопостроенную каменную церковь Нерукотворенного Спасова Образа, что в селе Покровском, тщанием и иждивением боярина Льва Кирилловича Нарышкина».

Эта церковная утварь была спасена в 1812 году от неприятеля купцом Шуховым. В числе местных образов замечательны: св. Иоанна Предтечи и св. Алексия – человека Божия, апостолов Петра и Павла – письма Карпа Золотарева, зоографа XVII века, и св. мучеников Адриана и Наталии.

По словам А. А. Мартынова, в этих иконах представляется семейство царя Алексея Михайловича со второю супругою его, Наталиею Кирилловною Нарышкиной, с сыновьями ее, Иоанном и Петром. На образе апостолов виднеется следующая знаменательная надпись: «Образ камене, его же Христос нарече: Петре! Ты еси Каменю веры, на нем же созиждю церковь Мою и врата адова не одолеют ю»; на хартии у апостола Петра, изображенного с крестом на раме и с двумя ключами в руке, начертано из его Посланий:

«Отложите убо всяку лесть и лицемерие, и зависть, и все клеветы, яко новорожденныи младенцы, словесное и нелестное млеко возлюбите, да в нем возрастете во спасение».

Другие образа также напоминают фамилию Нарышкиных. Все церкви в подмосковных селах, принадлежащих Нарышкиным, сходствуют по стилю – они итальянской архитектуры, во вкусе Возрождения (Renaissance).

Этот вкус, надо полагать, был самый модный в Москве в конце XVII века. Зодчий этих церквей неизвестен, но по всем признакам несомненно, что он был чужеземец.

В подмосковном селе Троицком (Лыково тоже), принадлежавшем некогда родному брату матери Петра I, Ивану Кирилловичу Нарышкину, существует храм, который также увековечивает в образах святых имена Нарышкиных.

Здесь тот же собор святых апостолов Петра и Павла, мученицы Наталии, Льва Катанского, Мартиниана, Анны-пророчицы, Евдокии, Параскевы и проч. В этом храме, на антиминсе, обозначено имя императора Петра I и сына его, царевича Алексея Петровича; освящена церковь в 1708 году Каллистом, архиепископом Тверским и Кашинским.

С церквами в селах Троицком и Покровском на Филях сходствует также церковь при доме графа Шереметева на Воздвиженке, принадлежавшая некогда тоже одному из Нарышкиных.


Церковь при доме графа Шереметева


В сооружениях церквей при своих домах и вотчинах в XVII веке соревновались один перед другим все знатные московские бояре. Такие храмы строились отдельно на дворах, с главами и со звоном. В них хранились и читались за литургиею фамильные синодики, которые служили родословною летописью, сближавшею потомков с предками. Примеру предков и своих современников подражали и Нарышкины.

Такая церковь Нарышкиных, по словам И. Снегирева, стояла у их каменных палат, на берегу Неглинной, в Белом городе, там, где теперь дом Горного правления. Церковь была с двумя престолами: во имя св. мученицы Ирины и во имя св. Параскевии Пятницы.


Собор в селе Покровском близ Москвы


В этом храме были приделы во имя Знаменья и Святителя Николая. Церковь эта впоследствии принадлежала племяннику Натальи Кирилловны, Александру Львовичу. Существует предание, что как дом, так и церковь эту выстроил Нарышкиным царь Алексей Михайлович поблизости своего дворца, соединившись с Нарышкиными узами родства.

Во время нашествия французов в 1812 году вся церковная утварь и образа были отданы на сбережение известному купцу-антикварию Шухову, о котором упоминалось выше. Все эти церковные драгоценности были сохранены им в целости от неприятеля и впоследствии отданы Львом Кирилловичем Нарышкиным в церковь Знамения Пресвятой Богородицы: 1) большой местный образ св. мученицы Ирины, старинного письма, в серебряном окладе, украшенном каменьями и жемчугом; 2) большой местный образ Казанской Божией Матери, превосходного письма, в серебряной ризе; 3) образ Знамения Пресвятой Богородицы. Эта икона находилась в воротах дома и теперь обращена в запрестольную. Место, занимаемое иконою, видно в воротах, существующих в первобытном виде. Все проходившие мимо ворот имели обыкновение снимать шапку перед образом; 4) большое запрестольное Евангелие в большом, богатом, серебряном вызолоченном окладе, с финифтяными украшениями.

Эта церковь за ветхостью была сломана в 1842 году. Службы в ней не было с 1812 года. Трехэтажные каменные палаты Нарышкиных целы посейчас. Отец Натальи Кирилловны, боярин Кирилл, ранее жил в доме, где теперь помещается Арбатская часть.

Предания о царице Наталье Кирилловне еще живы в Рязанском уезде, в селении Алешни. Там рассказывают, как бедная, молодая и прекрасная боярышня Наталья проживала у богатого своего родича Нарышкина. М. Н. Макаров, известный знаток русской старины, умерший в пятидесятых годах нынешнего столетия, слышал от старика-помещика села Желчина, А. П. Гагина, где была приходская церковь Алешни, как в старину, еще при его дедах, боярышне Наталье Кирилловне богатый ее родственник и его сосед Нарышкин поручал ключи хозяйские и присмотр за домом; как, бывало, она в черевичках на босую ногу ходила на погребицу, выдавала еще на восходе солнца припасы домашние, наглядывала за «подпольем», где хранились вина и наливки. Богатый родственник называл ее просто «племянинкою Кирилловною».

Тот же Гагин передавал Макарову, что Наталья Кирилловна с самого детства чуждалась всех сельских игрищ, и молодые соседи, дворяне Коробьины, Худековы, Марковы, Ляпуновы, Остросаблины, Казначеевы, никогда ее в свои хороводы не залучали. Зато храм Господень часто видел Наталью, и многие молитвы она читала наизусть не хуже священника, отчего подруги ее, боярышни, и называли ее «желчинскою черничкою». Макаров в 1821 году видел в селе Желчине место в церкви, где молилась будущая мать Петра Великого.

При дворе императора Петра Великого Нарышкины, как мы выше говорили, имели значение принцев крови. Так, при погребении Петра две Нарышкины, Мария и Анна Львовны, шли в глубоком трауре за гробом императора перед герцогом Голштинским и великим князем Петром Алексеевичем (Петром III), у них были ассистенты и пажи несли их шлейфы.

В павловское время в Москве, в приходе Николы в Хамовниках, в Соболевском переулке жил очень открыто и давал праздники сенатор Алексей Васильевич Нарышкин. Этот вельможа принадлежал к младшей линии Нарышкиных; отец его, коллежский советник Василий Васильевич Нарышкин, был во времена Екатерины II начальником Нерчинских заводов; несмотря на то, что он был крестником императрицы и имел знатную родню, в 1777 году Екатерина лишила его не только должности, но и чинов.

Про самодурство этого Нарышкина существуют почти баснословные рассказы: в бытность свою начальником Нерчинских заводов он чудил немилосердно, кидал деньги горстями в народ и устраивал сказочные празднества.

В то время в Нерчинске имел сереброплавильный завод один из замечательных сибирских богачей Михаил Сибиряков. Разорившись на празднества, Нарышкин стал немилосердно эксплуатировать Сибирякова; последний сперва поддавался Нарышкину, но, наконец, решился раз отказать ему, когда он потребовал от него пять тысяч рублей в долг без отдачи. Рассерженный Нарышкин собрал бывшую в его распоряжении артиллерию и окружил солдатами дом богача Сибирякова, угрожая, что он начнет стрелять из пушек, если Сибиряков не даст ему требуемых им пяти тысяч. Сибиряков, осажденный в своем доме пехотою и угрожаемый артиллериею Нарышкина, вышел на крыльцо и с низким поклоном представил своему победителю на серебряном блюде требуемую от него сумму. Воинственный Нарышкин заключил с ним мир и, распустив свою команду, вошел в дом Сибирякова, и пировал с обобранным хозяином шумно и весело до поздней ночи.

Сын этого Нарышкина жил в Москве необыкновенно пышно; он выезжал со двора в богато вызолоченной карете, на шести лошадях; перед каретою шли скороходы в золотых кафтанах, в чулках и башмаках, несмотря ни на какую грязь; за стеклами его кареты стояли гусары в богатых голубых венгерках с серебряными бляхами; пуговицы на кафтане Нарышкина, как и пряжки на башмаках, все были из бриллиантов.

Как мы выше уже сказали, где стоит теперь Арбатская часть, там жил отец Натальи Кирилловны и был впоследствии подгородный дом царицы Натальи; по всем данным, вблизи этих Арбатских мест стояли почти все усадьбы родных или близких людей царицы Натальи, а по ней и сына ее, Петра Великого. Об этом свидетельствует, например, церковь св. Феодора Студийского, что у Никитских ворот, или, по-прежнему, у Смоленских ворот, основанная в 1626 году патриархом Филаретом Никитичем на своей земле во имя Смоленской Божией Матери.

Вторым свидетельством можно принять то, что император Петр, сочетавшись браком с императрицею Екатериною I, поместил поблизости на своих Романовских или Нарышкинских местах всех ее родственников. Таким образом, тут отведены были дворы и выстроены покои для Ефимовских или Скавронских; последние даже и погребались у церкви Большого Вознесения, называемой «Старым вознесением».

Так, у старой теплой церкви, сломанной в конце тридцатых годов, между многими надгробными камнями лежала четырехугольная каменная плита, очень богато отделанная, на которой видна была следующая надпись:

«1729 года, апреля 14 представися раба Божия, благоверные великие государыни императрицы Екатерины Алексеевны сестра ее родная Крестина Самойлова, дочь Скавронских, а тезоименитство ее июля 24 дня; a жития ее было 42 года, а прежде ее того же года, декабря 25 представися супруг ее, Симон Леонтьев, сын Гендриков, поживе 56 лет; да 1731 года, февраля в 6-й день представися дщерь их Агафья, Симонова дочь, жена Григорья Петрова Соловова, поживе 16 лет и погребена против сей таблицы на сем месте».

Надпись эта в свое время была густо позолочена. Кругом надписи – орнаменты в виде лавров с княжескою короною; два парящие ангела держат ее.

Подле этой намогильной плиты виднелась еще другая, значительно, впрочем, попорченная; из надписи прочесть можно было только следующее:

«Во вечное житие прейде от сего света ноября в 4-й день… Екатерины Алексеевны, сиятельнейший граф Феодор Самойлович Скавронский».

Эти могилы возбудили в свое время много толков в Москве. Покойный М. П. Погодин тщательно исследовал их и нашел на одном из камней герб Скавронских с одноглавым орлом; а на другом камне, на могиле дочери – «особливую фигуру».

Знаток московской старины, Макаров, в то время в «Молве» поместил заметку, в которой между прочим сообщал, что ему, как прихожанину церкви Старого Вознесения, давно было известно о родовом при оной кладбище Скавронских и что Большая Никитская слобода, где сооружена эта церковь, называлась Царицыною улицею и всегда принадлежала к удельным доходам цариц. Рядом с церковью Вознесенья был дом секретаря святителя Димитрия Ростовского, Ксенофонта Феоктистова. Феоктистов был похоронен тоже у Вознесенья. Камень с могилы его снят в сороковых годах нынешнего столетия. Дом Феоктистова был цел в царствование Екатерины II. Потомки Феоктистова здравствуют посейчас; некогда родичи последнего жили в Рязанском уезде.

Наконец, в дополнение сказанного о возможной и точной принадлежности арбатского частного дома царице Наталье Кирилловне прибавим еще, что юный Петр, не удаляясь от родного ему места, учредил тут же свой полковой Преображенский двор; он стоял в Гранатном переулке (4-го квартала за № 334)66. Сюда, в свой полковой двор, из Преображенского села ко двору матери своей приводил Петр своих воинов, готовых, вышколенных Лефортом или Гордоном. Царь дивил этими воинами и друзей, и старых бояр русских, не одобрявших забавы юного монарха. В павловское время, по словам старожилов, у ворот этого двора, где было положено начало нашей гвардии, стояла будка, а в будке часовой – инвалид-гвардеец, полусолдат. Бывало, он сиживал тут, скорняжничая, а иногда починивая какую-нибудь обувь. Так тут шла его последняя служба до смены на вечный караул – в небеса!

Недалеко от этих мест стояли дома птенцов Петровых – здесь были палаты воина-вельможи Бутурлина, сенатора Писарева, математика Брюса и царедворца Толстого.

Нарышкины своим богатством обязаны браку Натальи Кирилловны с царем Алексеем Михайловичем. Первым богачом этой фамилии был отец царицы, боярин Кирилл Полуектович (1623–91). Он владел в пяти пожалованных ему вотчинах до 88 000 крестьян.

Два его сына, убитые мятежными стрельцами, не оставили после себя детей, двое младших детей также умерли бездетными, – следовательно, все его богатство перешло оставшемуся в живых единственному его сыну Льву Кирилловичу, за вычетом незначительной части его племяннице Наталье Мартимиановне, вышедшей замуж за князя В. П. Голицына. По смерти Льва Кирилловича имение его перешло к двум его сыновьям – Александру и Ивану, у последнего была одна дочь, вышедшая замуж, как мы выше говорили, за Разумовского.

От нее в род последнего и перешло 44 000 душ крестьян, т. е. половина всех недвижимых имений, принадлежавших Кириллу Полуектовичу, в числе которых были большие пензенские вотчины.

Другая половина старинного Нарышкинского имения, как говорит Карнович, разделилась между двумя сыновьями Александра Львовича: обер-шенком А. Александровичем и известным во времена Екатерины II обер-шталмейстером Львом Александровичем.

Последний из них значительно увеличил свое родовое состояние женитьбой на Закревской – племяннице гр. Разумовской. По богатству своему он считался наравне с графом А. С. Строгановым, и о нем, как и о Строганове, говорила Екатерина II, что он делает все, чтоб разориться, но никак не может достигнуть этого.

Жена брата этого Нарышкина хотела передать свое большое состояние графам Румянцевым, но Нарышкины выиграли процесс и богатство перешло к сыновьям Льва Александровича – Александру и Дмитрию. Из них последний был женат, как мы выше говорили, на Марии Антоновне Четвертинской; последнему император Александр I пожаловал обширные земли в Тамбовской губернии. Сын его, обер-гофмаршал Эммануил Дмитриевич, родившийся в 1815 году, известный своею благотворительностью, считается старейшим представителем царской линии Нарышкиных.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх