Глава 42

Ад на линии «Марет»

Марет – наша следующая крупная битва. Но еще до ее начала, на следующий же день после отъезда Роммеля из Африки, 10 марта, у нас произошло короткое и кровавое столкновение с врагом.

По приказу Роммеля часть наших войск перешла в наступление, надеясь достичь успеха и поднять боевой дух солдат после меденинского разгрома, а также для того, чтобы непрерывными боями помешать противнику заняться подготовкой к решающей битве. Разведподразделения из 21-й и 15-й танковой дивизий при поддержке «Штук» атаковали французский корпус, прошедший с боями под командованием генерала Леклерка (де Отеклока) через африканские оазисы от озера Чад до Ксар-Рилана, опорного пункта в пустыне к западу от гор Матмата. Несомненно, Монтгомери в ближайшее время планировал обойти здесь с фланга наши войска, если, конечно, ему это удастся.

Наша атака провалилась главным образом потому, что французы, поддержанные мощными ударами британских и южноафриканских ВВС, дрались так же храбро, как и под Бир-Хакеймом.

Сама линия «Марет» протянулась на 35 километров от моря до гор Матмата. На том конце, где рубеж упирался в море, он проходил позади русла Зигзау, естественного противотанкового рва, который французы дополнительно усилили. Эти оборонительные сооружения представляли собой систему взаимосвязанных опорных пунктов, которые имели также бетонные укрепления и частично были спрятаны под землю. Интервалы между ними были перекрыты колючей проволокой и минными полями. Французы, когда строили рубеж в предвоенные годы, полагали, что с фланга, западнее гор Матмата, его обойти невозможно. Группа дальнего действия в пустыне Монтгомери доказала обратное, но Александер все же считал наш рубеж почти таким же мощным, как и под Эль-Аламейном.

План Монтгомери по уничтожению линии «Марет» заключался в том, чтобы нанести фронтальный удар по руслу Зигзау, недалеко от побережья. После прорыва его войска должны были обойти рубеж с правой стороны и уничтожить его. Он также планировал, что новозеландцы с французами и танковой бригадой нанесут хук слева, обойдя горы, и перережут дорогу Габес—Марет и загонят нас в ловушку.

Александер поставил задачу перед американскими войсками, которыми командовал теперь генерал Паттон (сменивший Фриденхолла), оказывать давление на наш правый фланг с тыла. Они должны были взять Гафсу, а затем дефиле Эль-Геттар. Американцы начали наступление 16 марта. Немецкое разведподразделение вступило с ними в бой, но, не надеясь удержать Гафсу, отступило к перевалу восточнее деревни Эль-Геттар.

А тем временем возросла активность на самом маретском фронте, и новозеландские войска численностью до 27 000 солдат пошли в обход нашего правого фланга. Главный удар Монтгомери собирался нанести вечером 20 марта. Наш старый противник 30-й корпус, состоявший теперь из 50-й и 51-й дивизий, 4-й индийской дивизии и 201-й гвардейской бригады, должен был ударить по руслу Зигзау и линии бункеров. В случае их прорыва 10-й корпус с двумя танковыми дивизиями пойдет прямо на Габес и Сфакс.

Моя спецгруппа 288 три надели находилась вблизи оазиса Габес позади линии фронта и занималась боевой подготовкой. Моей задачей было так обучить мой новый батальон, чтобы он сразу же пошел в бой.

Утром 20-го я собирался сесть и написать большое письмо своей невесте, когда поступил срочный звонок из полкового штаба и моему батальону было приказано немедленно готовиться к боевым действиям. Через два часа мы должны были поступить в разпоряжение штаба 90-й легкопехотной дивизии.

Итальянский 20-й корпус удерживал прибрежный сектор русла Зигзау. В его состав входили 90-я легкопехотная дивизия плюс две итальянские дивизии – «Молодые фашисты» и «Триест». Три другие дивизии удерживали горы Матмата в конце рубежа, с 15-й танковой дивизией в качестве боевого резерва позади них. Еще дальше назад располагалась 21-я танковая, готовая, в случае необходимости, защищать интервал между Джебель-Тебагой и Джебель-Мелабом, к которому день и ночь шли новозеландцы.

Вместе с несколькими офицерами своего батальона я в предписанное время прибыл в штаб 90-й дивизии. Всего лишь несколько минут назад этот район бомбили американские бомбардировщики. Санитары еще не успели унести всех раненых.

Нас тут же ввели в курс дела. С первых же слов я понял, что нам не придется идти в наступление, а засесть в окопах и обороняться.

Не приходилось сомневаться в серьезности слов штабиста:

– Господа, я рад, что вы прибыли так быстро. Дорожите каждой минутой, которая дается вам на осмотр ваших позиций. От агентов мы получили надежную информацию, что 8-я армия сегодня намеревается наступать в этом секторе.

Он подвел нас к большой оперативной карте, и мы сделали краткие пометки о стыках и соседних войсках на кальке наших собственных планшетов. Штабист продолжал:

– Как видите, этот сектор занимают «Молодые фашисты». Их боевые качества очень низки. Вполне возможно, именно поэтому командование 8-й армии решило нанести здесь главный удар. Абсолютно необходимо заменить эти войска. До наступления ночи вы должны оборудовать свои секторы обороны и быть готовыми отразить самые мощные удары противника.

Все совещание длилось менее десяти минут. К концу его я уже распределил вверенный мне сектор и местность между ротами.

Быстрее, чем я ожидал, и без проволочек мы произвели замену войск на позициях. Значительная часть итальянских войск была уже выведена до того, как мы прибыли.

Мне понравились бункеры, построенные еще французами, на кромке русла Зигзау. Некоторые из них были армированы сталью, что делало их практически неуязвимыми для снарядов и бомб. Но среди них были и такие, которые могли служить лишь укрытием, а не позицией для ведения огня. На других не было даже амбразур. Кроме того, большинство бункеров предназначались для установки французских 25– и 47-миллиметровых противотанковых орудий и были слишком малы для наших 50– и 75-миллиметровых орудий, которые нам пришлось оставить за линией бункеров. Здесь в центре окопной системы из песчаника было много готовых пулеметных и минометных позиций.

Русло Зигзау перед нашим бункером было частично заполнено водой. В нескольких сотнях метров впереди нас располагался бугор, который ограничивал обзор, но также мешал противнику наблюдать за нашими позициями. Несколько траншей на бугре служило аванпостом. С сомнением, но подчиняясь приказу командира, я отправил в окопы на бугре отряд численностью до роты. Затем в те несколько часов, что оставались до заката, я поспешил ознакомиться с сектором, равномерно разместить вооружение и назначить командиров огневых точек.

Примерно за час до заката прибыли подкрепления из числа немецких войск, доставленных в Африку по воздуху буквально за несколько часов до этого. Не тратя попусту время на процедуру оформления прибывших, мы поспешно распределили их по секторам линии фронта.

За час до заката подразделение фельдфебеля Аммона, которого я назначил командовать крайним левофланговым бункером, подверглось плотному артиллерийскому обстрелу. Он доложил, что наблюдает передвижение войск противника. Он также доложил об отсутствии крайне важной связи со своими соседями слева, итальянскими войсками. А между ними и его бункером был широкий разрыв. Я доложил об этом в полковой штаб, и мне обещали помочь.

В десять вечера я влез на крышу своего бункера, который был моим боевым штабом. Стояла мягкая весенняя звездная ночь.

Было так тихо, что я начал думать, а не ввели ли нас в заблуждение наши агенты – как частенько бывало раньше. Может быть, 8-я армия не ударит этой ночью. Одинокий самолет прогудел над нашими головами. Судя по звуку мотора, это был ночной истребитель «мессершмит». На горизонте над вражескими позициями опускались на парашютах осветительные бомбы. Значит, работали наши бомбардировщики.

Внезапно весь горизонт передо мной залил свет, как будто вспыхнула огромная молния.

– Вот так фейерверк! – крикнул я своему связному.

«Молния» сверкала без перерыва: насколько хватало глаз, вдоль и вширь вспышка следовала за вспышкой. Затем я вдруг понял, что это была не молния, а заградительный огонь Монтгомери.

Через несколько секунд раздался вой, свист, скрежет, а затем буханье взрывов вокруг нас. Одним прыжком я перелетел с крыши бункера в глубокий окоп внизу. И как раз вовремя: всю местность вокруг нас накрыло разрывами снарядов.

Все досужие мысли тут же вылетели у меня из головы.

– Дерись – дерись за свою жизнь! – услышал я собственное бормотание.

Я подумал, что нам следует вскоре ожидать либо пехотной, либо танковой атаки, возможно, и того и другого, раз уж сейчас нас так обрабатывает артиллерия, Невыносимый грохот не умолкал ни на секунду.

Я побежал по окопу и попытался убедиться, что каждый солдат готов открыть огонь и что каждый сектор выставил вперед наблюдателя для своевременного предупреждения об атаке противника. Очертания моих окопов уже значительно изменились. Несмотря на твердый песчаник, края многих окопов осыпались. Мне приходилось постоянно карабкаться по рассыпающимся под ногами кучам камней и даже перепрыгивать через неразорвавшиеся вражеские снаряды.

В некоторых укрытиях рядом со своим оружием лежали мертвые и раненые солдаты. Невиданное мужество требовалось от тех, кто занимал хотя бы полчаса почти незащищенные передовые НП.

Я добрался до одного из нижних бункеров в центре сектора на кромке русла Зигзау. Часть солдат, находившихся там, мертвыми лежали вокруг своего орудия. Перед входом в бункер немного в стороне в окопе я наткнулся на двух легкораненых солдат.

– Танки на возвышенности как раз перед нами! – закричал мне один из них. Я не знал его – должно быть, он был из пополнения. – Танки расстреляли наш бункер прямой наводкой! – снова прокричал он. – Оставаться в бункере – самоубийство.

– Боже правый! – раздраженно прорычал я. – Вот-вот ворвется британская пехота. Немедленно вернуться к пулемету рядом с бункером.

Ранен ты или не ранен, а вопрос стоял о жизни и смерти. Я забрался в разбитый бункер и выволок пулемет. Оглядевшись, я увидел, что те двое солдат так и лежат в окопе, где я их оставил. Они не двигались. За те несколько секунд, что я был в бункере, разорвавшийся снаряд убил их.

Я поспешил назад в свой бункер. Обратный путь оказался еще тяжелее. Новые взрывы заставляли меня каждые несколько секунд падать на землю. Окопы все больше и больше осыпались и покрывались ямами.

Когда я наконец добрался до бункера, то выделил трех солдат в пулеметный расчет. Один из них был мой лучший бегун, полный веселья коротышка. Через несколько минут он вернулся и, тяжело дыша, произнес:

– Господин обер-лейтенант, томми наступают. Они уже справа перед нашими окопами.

Итак, игра началась. Солдаты забегали по окопам, поднимая тревогу.

– Пехота наступает – оружие к бою!

Через несколько секунд уцелевшие пулеметы открыли перекрестный огонь по всему фронту. Наш огонь, как фронтальный, так и продольный по руслу, был ужасающ. Пулеметы поглощали ленту за лентой.

Рота, удерживавшая передовой пост, была уничтожена. Четверть часа назад мы приняли от них донесение: «Танки наступают». Теперь от них не было новостей. С того места, где они были, велся плотный танковый огонь.

Я послал связного на фланговую позицию Аммона. Ему пришлось пересекать открытое пространство, и он погиб. Меня это не удивило. Он наткнулся на британскую пехоту, и его забросали гранатами. Было ясно, что британцы покрывают берег русла фашинами. Это требовало огромного мужества и решительности. Огонь британской артиллерии был, как и прежде, плотен. Солдатам противника приходилось преодолевать открытое пространство, находившееся под заградительным огнем их собственной артиллерии.

Чтобы очистить наши левофланговые окопы от проникших туда вражеских солдат, была выделена группа. Бункер в конце этой системы окопов был отбит, и было взято трое пленных. Но некоторые из атакующих упорно держались в отдельных местах и встречали нас гранатами. Мы не смогли подобраться к ним, и нам пришлось довольствоваться тем, что мы перекрыли им путь в наши главные окопы.

С опорного пункта Аммона мне передали по радио: «Английская пехота прорывается справа и слева от нас. Сам пункт еще наш».

Когда наступил день, я увидел на пригорке, где еще вчера находилась моя рота, несколько британских танков «валентайн». Мы не могли обстрелять их: наши тяжелые противотанковые орудия все еще находились за линией бункеров, поскольку предыдущим вечером не было времени подготовить для них позиции. Но сосредоточенным огнем пулеметов и минометов мы в течение часа очистили этот пригорок от вражеских танков. Просочившуюся в наши окопы пехоту тоже уничтожили, когда у них закончились боеприпасы. В течение дня я отбил все свои окопные позиции, за исключением крайнего левого фланга.

Мы взяли пленных из 50-й дивизии. Они были раздосадованы тем, что затопленное русло Зигзау, которое им пришлось преодолевать вброд, было непроходимо для колесной техники. Только несколько тяжелых танков перебрались на другую сторону. Подкреплений они получить не могли.

Наш врач перевязал молодого английского лейтенанта.

– За что вы сражаетесь? – спросил он. – У нас подавляющее преимущество в людях и материальных средствах. Через несколько дней или недель война так или иначе для вас закончится.

Мы не поверили в это и посмеялись над его оптимизмом.

– Вам нравится Геббельс? – спросил англичанин нашего доктора, молодого хирурга из Вены.

– Что мне ему ответить? – спросил он меня.

Я пожал плечами и ничего не сказал.

Слева от нас солдаты 8-й армии все глубже и глубже проникали в линию «Марет». Далеко в тылу, за линией бункеров, я заметил небольшую группу англичан, поднимавшуюся на возвышенность.

У нас совершенно не было связи с нашими солдатами в тылу. Неужели о нас забыли? Я сделал запрос по радио. Через несколько часов нам ответили:

– Удерживайте позицию во что бы то ни стало. Усиленный полк нанесет контрудар.

Опорный пункт Аммон лежал как островок на моем левом фланге. Он радировал мне: «Противник пытается продвинуть вперед танки».

Мы сами подверглись прицельному обстрелу танков, стоящих сразу же за пригорком. Было почти невозможно поднять головы из-за укрытия.

Наступила вторая ночь. Мы ожидали большей активности вражеской артиллерии, но, на удивление, ее не было. Не последовала, хоть я и ожидал, и атака пехоты. Из предосторожности я приказал время от времени обстреливать русло из минометов и пулеметов. Несколько британских штурмовых подразделений вновь попытались атаковать нас из окопов, занятых ими прошлой ночью на нашем левом фланге. Они пробивались вперед гранатами и автоматами, не обращая внимания на потери. И снова мы потеряли бункер на левом фланге.

Теперь я начал ощущать собственные потери. На каждой огневой позиции у меня осталось не более двух артиллеристов, так что резервов для организации местных контратак не было. Мне вновь пришлось заблокировать конец окопной системы и вести минометный огонь для сдерживания противника. Не было никаких признаков обещанной полком контратаки. Я уж начал думать: а не было ли это радиосообщение просто дешевым утешением в нашей критической ситуации?

Но нет, после полудня мы получили еще одно сообщение: «115-й мотопехотный полк пошел в атаку. Примите меры, чтобы не обстрелять свои войска».

Вскоре я увидел немецкую пехоту позади нас, двигавшуюся перекатами. Они упорно продвигались, очевидно отбивая потерянную местность. Мы с большим вниманием следили за действиями в тылу, чем за тем, что происходило перед нами. Но сейчас не приходилось беспокоиться о необходимости новых местных контратак. Я испытывал некоторую гордость за свой старый полк и был ему благодарен. Он действительно шел к нам на помощь.

Наша собственная артиллерия начала обстрел окопов, занятых противником слева от нас, а также пригорка впереди. Я вспомнил тот первый страшный обстрел британской артиллерии, но она почему-то молчала. Может быть, командование 8-й армии не знало местоположения своих собственных частей или просто меняло позиции орудий?

Воодушевленные поддержкой, мы короткими перебежками передвинулись вперед, оставив позади линию своих бункеров. Я оставил людей только у орудий. Основная часть солдат была направлена к левому флангу и к самому руслу Зигзау. Мы обнаружили британскую пехоту в неожиданной близости от нас: солдаты ползли в нескольких ярдах от наших позиций. Противник попытался отойти. Многим это удалось. Другие угодили в наши руки. Мы захватили около взвода пленных, когда прибыли гренадеры, посланные к нам в качестве подкрепления.

Вскоре мы вновь овладели всей линией бункеров. Я вновь установил прямой контакт с Аммоном, который в течение двух дней делил окопы своего пункта с проникшими сюда британцами. Свежая немецкая пехота заполнила интервал слева от него, и я вновь почувствовал себя в безопасности.

Под прикрытием артиллерийского огня британские передовые части отошли по приказу Монтгомери. Фронтальная атака на линию «Марет» провалилась.