Глава 39

Мост и человек из Бруклина

Я быстро собрал штурмовой взвод из трех офицеров и двадцати одного солдата, вооруженных автоматами. Взяв с собой столько боеприпасов, сколько можно было унести, мы под прикрытием кустарника поползли к ближайшей лощине.

Но кустарник вскоре кончился. Подавая пример офицерам и солдатам, я прыгнул в сухую лощину и побежал вниз по склону. Мы пробирались вперед под его прикрытием несколько сот метров. Лощина выровнялась, и мне стало страшно, что нам придется идти по открытой местности, но, к счастью, в 20 метрах от нас мы обнаружили еще одну лощину. Однако до нее было 20 метров, которые надо было перебежать у всех на виду, ибо здесь не было ни кустика. Если бы кто-нибудь посмотрел в эту сторону, нас бы заметили.

– Перебежками по одному, – скомандовал я.

Лейтенант Эбенбихлер с автоматом в руках сделал рывок первым. Один за другим мы пересекли открытое пространство. Как ни странно, но похоже, мы проскочили незамеченными, поскольку по нам не было сделано ни одного выстрела. Я подумал, уж не приняли ли нас на таком коротком расстоянии за подразделение союзников? Они ведь, возможно, не ожидали появления противника с этой стороны горной гряды.

Солнце садилось. Нам нужно действовать быстро, подумал я, если мы хотим осуществить свой план. Мост должен стать нашим.

Удача не оставляла нас. Лощина, куда мы забрались, вела к сухому руслу, через которое и был переброшен мост. Не то чтобы это был мост, а просто дренажная труба, с двумя арками чуть больше 2 метров высотой и около 4 метров длиной.

Мы добрались до него и смогли снова передохнуть.

Я установил два пулемета по обе стороны подхода к руслу и мосту в направлении вражеского тыла.

Ночь опустилась на равнину неожиданно. Со стороны противника к нам приблизилась машина. Когда она подъехала к мосту, мы попытались ее захватить. Машина замедлила ход, но солдаты в ней догадались, что мы немцы. Один из них стоя выстрелил в нас. Грузовик прибавил ходу и промчался по мосту прежде, чем мы пришли в себя от неожиданности.

Это было уроком для нас. Когда, громыхая, подъехала вторая машина, неясно вырисовывавшаяся в сгущающейся тьме, мы повели себя умнее. Грузовик приближался быстро. Оба моих пулемета ударили по нему с обеих сторон дороги. Грузовик свернул с нее и перевернулся. Один из моих солдат подскочил к нему и взял в плен всех, кто был в машине, – четырех человек, двое из которых были ранены. Одного зацепило довольно сильно. Мы завернули его в одеяло и вместе с другими тремя отвели в темноту, в безопасное место в русле ниже моста.

Пулеметы выдали наше присутствие. Американские пехотинцы где-то ниже по руслу открыли беспорядочный ружейный огонь по ведущей к мосту дороге. Я послал в разведку трех солдат с унтер-офицером.

Один из них вернулся, тяжело дыша, и быстро доложил:

– Приближается группа американских солдат, они довольно близко.

Через несколько минут шесть американских солдат появились на мосту. Они приближались уже к его середине, как мои солдаты набросились на них с обеих сторон и пригвоздили к земле прежде, чем те сумели что-нибудь понять.

Через несколько секунд мы услышали, что приближается еще один грузовик. Мы попрыгали в укрытие и, когда грузовик подъехал, развернули пулеметы в его сторону. На этот раз среди наших пленных было трое офицеров.

Мы держали пленных офицеров под одной из арок вместе с нашей небольшой резервной группой. Американские солдаты находились под охраной под другой аркой.

При помощи двух подбитых грузовиков мои солдаты блокировали дорогу. Еще несколько американских грузовиков подошли к препятствию, замедлили ход, остановились – и мы захватили пленных без единого выстрела.

Впереди я все еще держал дозорных. Один из них вернулся, запыхавшись, возбужденный от того, что ему удалось уйти живым. Задыхаясь, он произнес:

– Господин обер-лейтенант, остальные погибли… Мы огибали поворот ниже по руслу, как вдруг лицом к лицу столкнулись с американцами. Они, должно быть, видели, как мы подходили. Прежде чем мы смогли что-либо сделать, они открыли огонь из автоматов «стэн»… Я был немного сзади других… Я смог уйти…

Я послал еще один пулеметный расчет ниже по руслу к повороту для защиты нашего фланга.

Один из пленных американских офицеров заговорил. Мой английский был слабоват, и я едва понимал его, но все-таки я понял, что он спросил, являюсь ли я старшим по команде офицером, и повел меня к двум тяжело раненным солдатам, находившимся под мостом. Он считал, что они нуждаются в срочной помощи. Но санитар, находившийся с нами, уже сделал все, что мог, – одному из них уже ничем нельзя было помочь. Он был ранен в голову и сейчас стонал. Как мучительно слышать стоны человека, лежащего без сознания под мостом во тьме тунисской ночи. Малозначительный бетонный кульверт – и все. А солдаты должны гибнуть за него африканской ночью, пуская в ход все свое мужество, получая смертельные кусочки металла в голову. В темноте я тихонько вернулся назад. Еще один американский офицер обратился ко мне. Он представился капитаном Смитом. Имя как имя, подумал я, вполне пригодное для таких обстоятельств.

– Мой грузовик находится позади разбитых грузовиков в вашем дорожном завале – в канаве на краю дороги, – заговорил он с надеждой. – У меня нет с собой бритвы и зубной щетки. Позвольте мне, пожалуйста, сходить за ними.

Его грузовик не мог быть дальше двадцати шагов от нас, но было темно, а американская пехота была рядом, и я подумал, что Смит ищет возможность сбежать. Если он это сделает, то наведет на нас свои подкрепления.

– Не беспокойтесь, капитан Смит, – сказал я мягко. – У меня в походном бардачке есть новая бритва, и я даже дам вам новую зубную щетку.

Я не знаю, заулыбался ли он недоверчиво в темноте или нет, но это было правдой. В захваченном джипе, которым я пользовался, я нашел совершенно новый туалетный комплект – несомненно, подарок какой-нибудь заботливой женщины из Соединенных Штатов. Могла ли она представить, когда дарила его своему мужчине, что им будет пользоваться враг?

Еще один пленный оказался лейтенантом. Он был поживее характером, чем Смит. Мы принялись оживленно беседовать о своей жизни. Как странно звучал этот разговор под этим мостом у перевала Кассерин! Лейтенант был из Бруклина и жил там с женой и двумя детьми.

– Замечательный город, – выговорил я на своем ломаном английском, – я бы хотел побывать там.

– Это, – сказал он насмешливо, – скоро можно будет устроить.

Я понял намек и сделал ход в сторону:

– Я думаю, нам потребуется кое-какое время, чтобы выиграть войну.

Мы оба рассмеялись.

Он спросил меня, откуда я. Женат ли я. Я рассказал ему. Я помню, как мы беседовали о бессмысленности войны. Кто-то из нас сказал, что это было ужасное и ненужное предприятие. Я рассказал ему, что родился в Натале, а моя сестра родилась в Нью-Джерси, США. Он сказал, что ему знаком Нью-Джерси.

Наша беседа была прервана зуммером переносной радиостанции. Полковой штаб требовал от меня информации о моем точном местоположении. Я, как мог точно, описал его по своей карте. Вскоре штаб вновь запросил эту информацию, подчеркивая, что ориентиры, должно быть, указаны неверно. Я дал те же самые цифры.

Несмотря на точные данные, в штабе так и не смогли поверить, что мы перерезали дорогу за Кассерином.

Прошло уже полчаса с тех пор, как последний грузовик уперся в наш завал на дороге. Теперь я слышал монотонный гул, доносившийся с севера. Земля начала слегка подрагивать. Я вскарабкался на берег русла, чтобы проверить свою догадку. Здесь отчетливо слышался рокот моторов со стороны американских позиций. Без всякого сомнения, это шли танки.

– Если танки пойдут по мосту, – приказал я ближайшему пулеметчику, – не стреляй, дай им подойти.

– Так точно, господин обер-лейтенант.

Рокот моторов и лязг гусениц становились все громче. Гигантский танк выполз на дорогу; с моей позиции на кромке сухого русла он показался мне колоссом на фоне звездного неба.

Люк был открыт, и командир стоял, высунувшись и оглядываясь вокруг. Танк подъехал к баррикаде и остановился.

– Что это за баррикада? – раздался голос.

Мои солдаты уперлись стволами пистолетов в ребра пленных, которых мы держали под мостом. Командир танка отдал быструю команду механику-водителю. Танк пополз вперед, сдвигая разбитые грузовики на одну сторону моста.

И тогда один из наших пулеметчиков пустил очередь в танковую башню. Черт побери! Я забыл проследить чтобы мой приказ дошел то тех, кто сидел на той стороне русла. И теперь пулеметчик стрелял, полагая, что «шерман» легкая добыча для пулемета! Командир как кролик нырнул в свою башню. Танк изрыгнул огонь. При первом же выстреле мы спрыгнули с берега и заползли под мост, где он уж точно нас не достанет. Тяжелый танк с грохотом проехал по мосту над нашими головами и оказался на том берегу. Но рокот моторов не затихал; через некоторое время снова раздался грохот и лязг гусениц, орудийный и пулеметный огонь. Земля под нами сотрясалась. Еще один танк проехал по мосту, за ним два других и, наконец, еще один – это был пятый и последний танк.

Они направились к перевалу, затем свернули как раз в том направлении, где, как я полагал, залегла американская пехота. Теперь я боялся, что они смогут продольным огнем обстрелять нас под мостом. Тут уж и мы, и наши пленники оказались бы совершенно беспомощными. Но нас не обнаружили, и рев моторов стих. Ушли ли танки к линии фронта, откуда им угрожал прорыв? Или, может быть, остановились неподалеку, узнав от пехотинцев, что противник и захваченные им американцы скрываются под мостом? И вновь я подумал, каким странным и абсурдным делом была эта война.

Мне казалось, что я все еще различаю силуэты танков вдалеке. Если мы сейчас покинем наше убежище, страшные танковые пушки в момент уничтожат нас. Нет, единственное, что нам оставалось делать, это сидеть под мостом, пока танки не уйдут совсем. Но они должны на обратном пути вновь пройти по мосту. А вдруг они захватят с собой пехоту, чтобы разделаться с нами? Или забросают нас гранатами со своих башен… А я сижу здесь без единого противотанкового орудия, без гранат, которыми мог бы подорвать танковые траки, и взрывчатки, которой мог бы взорвать этот мост. Нам он, конечно, нужен в целости и сохранности.

Следующий час мы провели в напряжении. Американский лейтенант из Бруклина предложил жвачку и сигарету. Я редко курю, но сейчас чувствовал, что сигарета пойдет мне на пользу. Возможность увидеть Бруклин или какой-нибудь другой город в Америке еще до окончания военных действий уже не казалась такой далекой. Я подумал: я хочу только одного – получив специальность, стать фермером в Восточной Африке. Да, я хотел бы когда-нибудь увидеть Америку. Но только не таким способом, только не таким. О, черт возьми, почему судьба не позволила мне закончить обучение и отправиться простым фермером в Африку!

Я почувствовал, что американский капитан и лейтенант пристально смотрят на меня. Я изобразил на лице полнейшее спокойствие и глубоко затянулся сигаретой, делая вид, что получаю удовольствие, как заядлый курильщик… Я выслал небольшой дозор и подумал, что, если танки точно ушли, я должен вернуться назад тем же путем, прихватив с собой всех своих пленников.

– Что происходит, приятель? – спросил американский лейтенант и подвинулся ближе ко мне.

Я равнодушно пожал плечами и коротко ответил:

– Ждите.

Мы возобновили нашу бессвязную беседу. Ситуация была странной. Ни американец, ни немец не знали, кто окажется пленником на следующее утро. Поэтому обе стороны были вежливы и (надеюсь) доверительны.

Затем вновь послышался рокот моторов. На этот раз со стороны Кассерина. Мы молча посмотрели друг на друга. Руки схватили автоматы. Мои пулеметчики спустились вниз, укрываясь в русле. Не доезжая до моста, возвращающиеся танки открыли по нему огонь. Их орудийные снаряды пролетали над нами и впивались в берег. И снова дрожание земли под нашими ногами, лязг гусениц и грохот сверху.

Один, два, три, четыре, пять.

Танки проехали дальше. Мои пулеметчики вновь заняли свои позиции. Рокот танковых моторов затих вдали, как будто смолкли волынки.

Американцы и я вновь взглянули друг на друга. Лейтенант из Бруклина улыбнулся.

– Возьмите жвачку, приятель, – сказал он.

Я подумал, что, как только танкисты доложат о нас своему командованию, против нас будут посланы войска. Надо было как можно скорее убраться из-под моста.

Я отдал приказания:

– Лейтенант Эбенбихлер с несколькими солдатами пойдет впереди. Лейтенант Бекер сформирует небольшой арьергард.

Люди занялись подготовкой к походу. Но сначала мы должны были как можно удобнее устроить раненых. Я повернулся к группе офицеров и на своем слабеньком английском попытался обратиться к ним:

– Джентльмены, один из вас вместе санитаром может остаться с ранеными. Ему придется дать слово чести не предпринимать против нас немедленных действий и не преследовать нас в течение часа после нашего ухода. Согласны?

Они внимательно выслушали меня и молча согласно кивнули.

Я предоставил им самим решить, кому остаться. Они быстро решили, подбросив монетку. Решающий жребий бросали капитан Смит и лейтенант из Бруклина. Мне тоже тало интересно. Монетка сверкнула темноте и упала на землю. Луч света упал на нее. Орел!

Он выпал лейтенанту из Бруклина. Он должен был остаться. Ему не суждено было стать моим пленником, и я был этому рад.

Капитан, выглядя слегка огорченным, сказал:

– Итак, я иду с вами. Так как насчет моей бритвы и зубной щетки в грузовике?

– Не беспокойтесь, – успокоил я. – Вы получите все, что вам нужно, когда мы будем на наших позициях.

Эбенбихлер и его солдаты молча ушли вперед. Я со своими людьми последовал за ним. Когда мы выходили из-под арки моста, лейтенант из Бруклина со смехом прошептал мне:

– Пока, приятель, встретимся в Берлине!

Его легкая насмешка не была обидной. Я тихо ответил:

– До свидания в Бруклине после войны!

Я помахал ему рукой и стал взбираться на берег русла со своими людьми и пленными.

Мы осторожно поднялись на гребень горы, возвышающейся над Кассерином, и затем начали долгий спуск. Я добрался до штаба батальона и передал американцев. Затем я со своими солдатами с удовольствием растянулся на земле и заснул. Когда я проснулся, в небе загорался рассвет. Пленных уже отправили в наши временные помещения для допроса и содержания. Я уже не мог предложить капитану Смиту бритву и зубную щетку.

Начинался новый день. А вместе с ним пришел приказ наступать.