|
||||
|
|
Глава 24 «Настоящие» славяне на Руси Славян на Руси не было. Летописец русский, первый автор «Повести временных лет», если приглядеться, о славянах не пишет. Он пишет о полянах, древлянах, северянах, радимичах, вятичах, кривичах и так далее. То есть о разных племенах. О славянах как едином племени — ни слова. Вместо этого он местные народы лишь объединяет в некий общий «язык», понимаемый как «наднарод, суперэтнос». Например, —
Или —
Иными словами, славяне для нашего летописца — такое же обобщение, как и «германцы» или «скандинавы». Да ведь и в самом деле! Во внутреннем общении славянам вовсе незачем было называть себя «экспортным» обобщением. Вот поименование по племенам было актуальным. Сразу становилось ясно, с кем ты имеешь дело, какие рода за тобой стоят, чего добились твои предки и чего можно ожидать от тебя. Совершенно аналогично с тем, что было у американских индейцев. Это для бледнолицых дикарей, ничего не понимающих в настоящей политике, определения «ирокезы» достаточно. А людям разумным ведомо, что так их называли враги — алгонкины (сами они — «гадюки»!). Но на самом деле это все равно четыре разных народа, хоть и родственных. «Народ кремня» мохавки — хорошие земледельцы и всегда богаты кукурузою. У «Народа гранита» онейдов традиционно очень властные матриархи овачиры, перед которыми сахемы на цыпочках ходят. У онондагов, «Народа холмов», женщины не очень умелые ремесленницы. А «Народ великого холма» сенека — просто самый большой, и надо всегда его звать на помощь, если снова попытается напасть эта вонь свежего помета шакала — алгонкины. Так что и для позднейшего русского летописца само по себе именование «славяне» было подобным обобщением. И потому у него тянутся две этнические линии: одна — славяне как суперэтнос, другая — как племена. Пусть и объединенные общей языковой принадлежностью, но отдельные. Отсюда и регулярные попытки в «Повести временных лет» подверстать народы под какой-либо общий знаменатель — «словенеск язык», или «поганые», или «кто платит дань руси». Это с одной стороны. А с другой — при описании конкретных деяний всегда упоминаются конкретные племена, а также ведется их анализ по признакам обычаев, морали, боевых качеств и проч. Как, собственно, и сегодня мы говорим о славянах — некая общность, но все же — чешский, польский, сербский народ. Но и еще одна интересная штука обнаруживается в ПВЛ. Отчего-то не все — по общему убеждению, славянские — племена вошли в список «Се бо токмо слов?нескъ языкъ в Руси». Снова вспомним:
А, например, радимичи и вятичи, которые, по летописи же, —
— в этом списке отсутствуют. Вроде бы от ляхов, из самой, можно сказать, славянской прародины — а к «славянам» не причислены! К «славянам» же не причислены и уличи, тиверцы, кривичи. Что за дискриминация такая? А давайте снова взглянем на археологию. На Руси, в лесостепной части Правобережной Украины, славянская пражско-корчакская культура к началу VIII века постепенно трансформируется в лука-райковецкую. Почему — не очень ясно. Я имею в виду — с точки зрения чисто исторической. Ни завоевания, ни смены этноса. Даже поселения VIII–IX веков по топографическим условиям не отличаются от прежних. Правда, число их растет, растут их площади. Значит — увеличивается население, значит — налицо и рост экономики. Да, и землянки наконец начинают — правда, только начинают — уступать место срубным жилищам. По керамике четкой грани между лука-райковецкой посудой и пражско-корчакской тоже не отмечается. Наблюдается постепенное развитие к более профилированным сосудам. Появляются узоры и орнаменты, в IX веке — и посуда, изготовленная на гончарном круге. По не очень понятным причинам в IX–X веках курганные погребения —
Но здесь тоже — никакой особенной смены ориентиров, ведь курганная обрядность начиналась еще у «праго-корчакцев». Сейчас эта обрядность победила. Возможно, местный языческий патриарх провел церковную реформу… Налицо тот редкий для нашей кипящей истории случай, когда одна культура эволюционировала в другую просто под влиянием экономического развития. А может быть, в этом и дело? Я уже писал о том, что впервые за долгие века на эти лесостепные земли никто не вторгался ни с юга, ни с запада. Авары не в счет, с ними к VIII веку как-то сжились. Да и слабели они. И народ просто зажил! И что характерно — лука-райковецкая культура получила распространение только в восточной части пражско-корчакского ареала. От верхнего течения Западного Буга до правобережья Киевского Поднепровья. Еще бы! Там, на западе и юго-западе, бьются. Теряют и приобретают. Покоряют и покоряются. А здесь — живем, братья! Кто же на ны? Когда нет тут никого, кроме ны… А рост населения и экономики привел к еще одному закономерному явлению. Люди начали осваивать пространства, уже не слишком близко друг от друга строя свои «соты» задружные. Расходятся по рекам, по поймам, расширяя свои пространства… и в то же время оставляя их между собой. И вот мы начинаем видеть неравномерное распределение лука-райковецких памятников. А затем на месте различных областей их концентрации — появление различных племен. Подметивший это В. В. Седов указывает на —
И эта археология стыкуется с летописными племенами:
 Поселение древних славян. Реконструкция Почему обособились? А потому, что между реками водоразделы, лесами густыми укрытые. Порядочному человеку там и делать нечего: пахать неудобно, воды из ручьев не наносишься, а каботажная торговля по рекам как раз приречных поселений и требует. И между людьми словно вырастают пустынные лесные пространства… Но только преувеличивать разницу между племенами не следует. У них, прямых и непосредственных наследников пражско-корчакских славян, женские височные кольца практически одинаковые:
Едины не только кольца:
А ведь это они — первые из списка «подлинных» славян по «Повести временных лет»! Люди лука-райковецкой культуры. Которые, наследуя свою прежнюю пражско-корчакскую общность и сохраняя единый материально-культурный фундамент, обособились по ландшафту, из-за чего постепенно утрачивают этническую идентификацию друг с другом. И называют себя по-разному. Но ощущение единого былого корня, былой принадлежности к единому этносу у них — и у окружающих — остается. А вот те, кто к этой общности изначально не принадлежали, в тот самый «элитный список» и не попали. И когда даже пражско-корчакская культура приказала долго жить, рассеявшись на ряд культур-продолжений, память о едином корне еще продолжала и через две-три сотни лет делить народы на Руси на славянские и неславянские. Явно исходя из той, предыдущей, локализации «настоящих», пражско-корчакских славян как единого племени. Сразу становится понятно, отчего в списке нет уличей и тиверцев. Они — потомки не пражской, а пеньковской культуры! Следовательно, не славян, а антов! Отсутствие кривичей, с их возможной то ли финской, то ли балтской принадлежностью — тем более ясно. А вятичи? Они же вроде бы из Польши? Как уже говорилось — с прародины… Они отчего не в списке? Действительно, интересно. Если пражско-корчакские потомки венедов-«киевцев» величали себя славянами, то как звались другие побеги от «киевского» корня? И как-то с большим интересом вдруг вчитываешься в сообщение арабского автора Ибн-Русте из его сочинения «Ал-Алак ан-нафиса» («Дорогие ценности») —
 Девушка из племени вятичей. Реконструкция М. М. Герасимова Этот Ва. т (Ва. ит.) — расшифровке не поддается. Но разумное большинство исследователей согласно, что речь может идти о вятичах. Правда, многих смущает место, обозначенное точкой: кажется, средневековые арабы не просто давили на нем звук, а произносили что-то вроде глубоко-небного «н». Но, собственно, это не проблема, а решение. Ибо, например, такой автор, как Абу Саид Гардизи, в своем сочинении «Зайн ал-ахбар» («Украшение известий») дает это слово уже более определенно:
Гардизи важен в этом смысле тем, что, по признанию специалистов, его текст, в отличие от многих других средневековых арабских текстов, прост и не представляет трудностей в плане перевода. А главные трудности заключаются в значительном числе архаических слов и форм, несмотря на его относительно позднее происхождение. То есть человек пользовался уже при составлении своего текста некими более древними сочинениями. Одно из них предположительно устанавливается как принадлежащее перу Ибн-Хордадбеха, также написавшему известное географическое сочинение «Китаб ал-масалик ва-л-мамалик» («Книга путей и стран»). Этот труд датируется самое позднее 885 годом. Правда, в тексте самого Ибн-Хордадбеха я ничего о Вантите не нашел, но такое предположение высказывает очень авторитетный востоковед А. П. Новосельцев, который, видимо, опирался на что-то серьезное, раз высказывал эту мысль. Да это и неважно, ибо этот топоним/этноним встречается еще по меньшей мере в двух независимых источниках. В известном письме хазарского кагана Иосифа, где он рассказывает своему единоверцу-иудею Хасдаю ибн Шафруту, главному министру Кордовского халифата, о своих владениях, говорится:
В скобочках отметим: у хазарского царя вятичи разделены со славянами! И, наконец, в анонимном персидском географическом сочинении «Худуд Ал-Алем» («Границы мира») рассказывается следующее:
Вабнит, конечно, не то, что Вантит, но в специальной литературе принято эти два топонима отождествлять. Но это же вятичи, а не венеды, возразит мне критически настроенный оппонент. Да и временная разница большая — лет в пятьсот. Что ж, верно. Этому я могу противопоставить следующие соображения. Во-первых, географическая близость тех и других. В условиях большой мобильности народов это, конечно, мало о чем говорит — но мало лучше, чем ничто. Тем более, что мы уже видели, как венеды сохраняли свою географическую локализацию и этническую самоидентификацию на протяжении предыдущих пятисот лет. Во-вторых, лингвистика. При славянском-то гнусавленьи «вятичи» в «вяндичей» и «виндичей» превращаются очевиднейшим образом. А если еще убрать ничего не говорящий, кроме как о славяноязычности, суффикс — ичи, то и получаем мы знакомый такой корень «ванд-», «венд-»… В-третьих, душа, выражающаяся в обычаях народа. В частности, в похоронных. Вот как уже упоминавшийся Ибн-Русте описывает погребальные обычаи этих самых «славян»:
Сати. По сию пору индусы этот обычай практикуют. Вот что пишет анонимный автор «Худуд Ал-Алем»:
У этого перса далее идут некоторые похожие на ибн-рустевские пассажи, так что там в основе был или один источник, или одна базовая информация. И то и другое имеет для нас равное значение — значит, эти сведения так или иначе опираются на действительность. Восточным свидетелям вторит византиец Маврикий Стратег:
А вот что пишет осуждающий все эти извращения киевский летописец:
Ну и на десерт описание погребального обряда населения киевской культуры:
 Нестор-летописец. Эскиз росписи Владимирского собора в Киеве. Художник В. М. Васнецов Путает нам картину только летописец Нестор, приплетший какие-то столпы, на которые якобы помещают урны с прахом. Как он себе это представлял, интересно? Вятичи вырезали тумбочку и ставили на нее горшок? Из чего вырезали, из дерева? Так это недолговечно. Из камня? Ну-ну… А как защищали горшок от природных стихий — ветра, дождя, снега, молний? В столпы мы себе позволим не поверить. Холм у дороги, в котором правильным порядком помещены горшки с останками, — это возможно. Возможно, холм под «столпом» и подразумевался. И, наконец, археология. Любопытно, что внятного общего мнения об археологической культуре вятичей нет. Их сближают с носителями то роменской, то боршевской культур (которые, впрочем, часто объединяют), то видят близость с колочинской. Наиболее адекватными для описания этого состояния дел я нахожу две фразы:
— и —
Культура вятичей действительно формируется здесь с VIII века и действительно несет в себе явные признаки лука-райковецкой и роменско-боршевской идеологий. Но в то же время она не похожа ни на что, кроме самой себя. И… — — киевской. Точнее, посткиевской. Снова вспомним погребения. Курганы. Кремация на стороне. Помещение пепла и кальцинированных костей на курганах в глиняных сосудах-урнах. Кстати, в более поздних курганах пепел помещали —
Не те ли это самые «столпы» автора «Повести временных лет»? Да, только, конечно, выглядело это не так, как он описывал. Все же эти камеры-домовины находились внутри кургана. Нет, виден киевский корень, виден! А уж что на эту венедскую основу наслоилось затем некое пришлое население — в небольшом, чувствуется, количестве — так это нормально для времен славянской экспансии на Русь. Даже, кстати, и это «от ляхов» можно принять. Если от тех «ляхов», от коих пошил «лендзанины-лендзяне-поляне», — то вот вам и полное объяснение лука-райковецким элементам в вятичской материальной культуре. Интересный обычай был у этих людей:
То же самое, что делалось у венедов! Да, собственно, не могло не делаться, диктуемое климатом и уровнем сельскохозяйственной технологии. Но это не помешало, однако, более развитым, «подготовленным» в Европе культурам словен и кривичей на тех же венедских землях (и севернее! и болотистее!) устроить более или менее оседлый быт. А что заставляло вятичей в куда более благоприятных условиях брянских, рязанских, калужских земель заниматься подсекой? Не обычаи ли отцов? Те же, что заставляли так долго сопротивляться попыткам втянуть их в Русское государство?  Владимир Мономах и его сыновья. Художник В. П. Верещагин Покорить вятичей удалось только Святославу, но еще и сын его Владимир ходил на них войною, возвращать завоевания отца. Но даже в XII веке великий князь русский Владимир Мономах с гордостью перечислял своим детям предпринятые им путешествия через земли вятичей. А поход в их землю на их племенного князя Ходоту и его сына называл в числе крупнейших своих военных предприятий. Видно, было чем гордиться… А рядом — западнее, на территории нынешних Брянской и Гомельской областей — жили радимичи, родственные вятичам. И тоже — с непонятной археологией. Тоже возводимой к балтам, но с непонятными особенностиями. Между тем все становится понятным, если принять гипотезу о венедском происхождении обоих племен. Тут и балтские влияния становятся объяснимыми, и сближения с культурами «настоящих» славян, и отзвук роменско-боршевских элементов, которые явственно возводятся к колочинским предшественникам. И в том, что и летописец не отводит радимичам и вятичам места в рамках «словенеска языка», данная гипотеза лишь находит хоть и косвенное, но мощное подтверждение. Кривичи тоже не причислены к «настоящим» славянам. Зато причислены некие полочане, которых, вообще-то, ни археология, ни история отдельно не выделяет. Что за парадоксы? Разбираться начнем с кривичей. Их территорией стала огромная область — верховья Волги, Днепра и Западной Двины, южная часть Валдая, часть бассейна Волхова и часть бассейна Немана. По нынешней географии это вся северо-восточная Белоруссия, Псковская, Смоленская, часть Московской, часть Тверской, часть Новгородской и часть Петербургской областей. По сути, все сердце Руси — не славянское! В смысле — не из списка «словенеска языка». Славянское — ниже Припяти. А здесь — кривичское. Не считая словен новгородских. Впрочем, словене — уже позднейшие насельники. И, судя по Ладоге и Любше, — насильники. Период же освоения кривичами — в археологии выступающими в виде носителей «культуры длинных курганов» — бассейна реки Великой, озера Псковского и верховий Ловати относится к VI–VIII векам. На двести лет раньше славянской интервенции. А откуда взялись сами кривичи?  Заморские гости. Художник Н. К. Рерих Это не очень ясно. Известно, что когда они дошли до Ладожского озера, то там построили крепость в месте, которое нынче называют Любша. Зрительно ее можно увидеть на картине Н. Рериха «Заморские гости» — загадочным своим гением он увидел тот самый «светлый город на холме», где и стоял кривичский порт и опорный пункт на Севере. Но самое поразительное в этом наиболее раннем на северо-западе Руси укрепленном поселении то, что оно, как говорится в справке исследовавшего Любшу великого нашего археолога Е. А. Рябинина, —
То, что крепость кривичская, доказывается двумя неоспоримыми фактами. Первый — появилась она в ходе распространения именно кривичей и не носит черт ни финских, ни скандинавских населенных пунктов. Второй — в самой крепости находятся кривичские вещи и, в частности, такие важные этноопределяющие артефакты, как височные кольца. Так что получается, что кривичи — выходцы с римского лимеса? Да, по другим, не связанным с Любшей археологическим данным начальным пунктом исхода кривичей называют и Прикарпатье, что заставляет снова сделать предположение об изначальной неславянской природе этого народа. Возможно, об антской. Возможно, о его изначальном генезисе от каких-то давних местных народов — от никому не известных карпов, например. Косвенно предполагать это позволяют данные о том, что динулись кривичи отсюда на север где-то в VI веке. Как раз, когда пражско-корчакские славяне пошли обтекать Карпаты в направлении Византии. Что-то, видно, не сложилось с дружественным контактом… Считается, что кем бы ни были предки кривичей, над их окончательным обликом немало потрудились местные финно-угорские и балтские племена. Точнее, трудились-то больше всего наверняка как раз кривичские мужчины, но результатом все равно стала метисация. Тем более что, судя по раскопкам в Пскове и Изборске, большой крови меж переселенцами и местными не случилось — они просто селились рядом:
Труворово городище — то, что впоследствии стало Изборском. Об обороне, однако, там тоже заботились: с двух сторон городище было защищено почти отвесными склонами обрывов, а там, где проход к городу был возможен — с напольной стороны, — был сооружен немаленький дугообразный вал шириной до 10 м. При этом сам городок не так чтобы уж очень велик был: его размеры составляли 70 ? 90 м. Отличительными археологическими признаками кривичей являются длинные курганы — валообразные насыпи, где складировали покойников друг подле друга. Кремированных. Височные кольца — характерные браслетообразные. При всем влиянии финнов и балтов инвентарь, характерный для всех кривичей, явно относится к посткиевской культуре. От нее же ведут свое начало и жилища — небольшие наземные срубные дома размерами 4 ? 4 м. Печи также имеют свои прототипы в регионе верхнего течения Вислы.  Крепость в Изборске. Современный вид В начале VIII века единое дотоле племя кривичей разделяется на две культуры. Почему — неведомо. Но с этой поры начинается отсчет смоленско-полоцкой их группы. И что интересно, именно смоленско-полоцких кривичей-полочан летопись наша заносит в «элитный» список славян. А вот северных, псковско-новгородско-любшанских — нет. И снова можно предполагать, что какую-то роль в этом разделении сыграли реликты венедов. Во всяком случае, кривичский ритуал трупосожжения на кургане, когда остатки пепла рассыпались по его поверхности, напоминает о «тушемлинцах». Можно поспекулировать на тему того, что кривичей «разорвало» влияние разных культур. Но это именно спекуляция, ибо следов таких «национальных» разногласий, естественно, найти археологически мы не можем. Разве что принять во внимание —
— что характерны для смоленско-полоцких кривичей, но имеют —
То есть одни пошли в «финнщину», а другие — в «балтщину»… А «балтщина» была ближе — и полочан признали своими. Впрочем, височные кольца оставались едиными, браслетообразными —
В любом случае похоже, что люди, которые вышли откуда то из пограничного с Империей пространства, сформировались именно как кривичи здесь, на балтском пограничье, в Белоруссии и Смоленской области. С участием — — да, с участием все тех же венедов. Эмигрировавших из области непосредственно киевской культуры. В самом деле —
Длинные курганы, напомню, — отличительный признак кривичей. И «киевцы» с их расчесанной керамикой оказываются их предками. Далее —
При взгляде с другой стороны —
В то же время —
Таким образом, непротиворечивое объяснение этим археологическим свидетельствам одно: после V века, скорее всего, в VI веке, кривичский этнос складывается в Белорусском Подвинье на базе пришлого европейского народа и местного элемента, близкого к киевской культуре, то есть венедов. Потому для латышей славяне — krievs, ибо с их точки зрения кривичи оказались частью венедов. Затем под чьим-то давлением — очевидно, шедших за ними по пятам словен новгородских — кривичи сдвинулись частью на север и дошли через Псков до Ладоги, частью — на восток, где получили дополнительный заряд венедства и стали заметно для окружающих отличаться от своих псковских сородичей, воплотившись в культуре смоленских длинных курганов. Частью же кривичи остались на месте, где получили большой ассимиляционный заряд со стороны славян, отчего и были признаны «словеньским языком». Это предположение подтверждается дальнейшей историей кривичей — тех, кто остался до поры не ассимилированным славянами. В IX веке они начинают отказываться от прежнего обряда погребения, и после этого времени захоронений в длинных курганах не найдено. Зато —
Слабоват оказался корень у кривичей? Или просто отжил свое этнос, тихонько ушел на покой, растворившись в новом, которому вскоре доведется стать древнерусским? Любопытно, кто стал их «растворителями». Племя, которое тоже, несмотря на включение в «элитарный список», не назовешь чисто славянским. Хотя, судя по всему, оно как раз и стояло у истоков той, славянской, пражско-корчакской цивилизации, от которой даже имя вынесло… СЛОВЕНЕ. Словене (или словене новгородские) занимали пространство вокруг озера Ильмень, по Волхову до Ладоги и бассейны рек Ловать, Мста и верхнего течения Мологи. Происхождения они темного, мутного. С одной стороны, все говорит за нормальный, славянский корень. Имя сохранили. Летопись древнерусская относит их к «настоящим» славянам. Захоронения, по которым и археология их культурой новгородских сопок зовется, — позднеславянские, курганные. А в то же время надежный — своими глазами читаем мы речь новгородскую, на грамотах берестяных записанную — лингвистический маркер показывает, что много западнославянских элементов в речи той:
И головы у словен — не восточные:
Словом, такие же, что под Новгородом, краниологические серии археологи находят в могильниках Нижней Вислы и Одера, а также Мекленбурга, и однозначно причисляют их к ободритам. Ободриты или, как их еще называют, бодричи сыграли большую роль в истории. У них было столько «бодрости», что со своими славянскими же соседями лютичами они самозабвенно и люто сражались лет четыреста. Покуда их обоих благодарно не вырезал сумрачный германский гений. Ободриты, конечно, не от «бодрости». От Одера — об-Одер-иты. Поодерцы. Насколько известно, пришли они на берег моря все из того же «угла» пражской культуры, откуда выплеснулся на Византию славянский поток. То есть из западной ее части. И потому открытым остается вопрос: то ли вышли будущие словене новгородские непосредственно из «праго-корчакцев» и разошлись с будущими ободритами по азимутам. То ли, наоборот: вместе с ободритами дошли сначала до серых вод Балтики и уж затем отчего-то выбрали северный путь. А может, это как раз ободриты из словен вышли. Только не на север — на запад пошли. В общем, не очень понятные по происхождению люди. Более того, если предыдущая группа, племена лука-райковецкой культуры, свои «национальные» различия приобрели на месте сидючи, развивая местную традицию, — то словене шли к своей новгородской ипостаси довольно извилистым путем. Они не могли пройти мимо балтов, но прошли. Можно с уверенностью полагать, что получили они от балтов отпор, как некогда готы. Даже если и победили — поняли, что житья вместе все равно не будет. Такая уж те порода — самостоятельно жить не могут, но все чужаки мешают им жить самостоятельно. А далее, обтекая балтов, неизбежно должны были славяне к Смоленской области уклониться. Где мы и замечаем сразу две вещи:
И я бы связал эти два эпизода. Но не вокруг кривичей, которые, вообще говоря, прошли на север раньше (точнее, прошли на север раньше те, кто лег одним из камней в фундамент кривичей). Единственными, кто проходил эти места в соответствующее время, были словене. А то, как они сожгли Ладогу — до последнего человека, как достоверно показывает археология, — свидетельствует, что по меньшей мере одна из христианских заповедей не по их душу была писана. Ну а далее славяне — словене — двинулись из этих венедских палестин на север. К Ладоге, которую они вскоре сожгут. Возможно, по следам кривичей и пошли. То ли досадили те им сильно, то ли венеды-тушемлинцы перешли к известной им партизанской войне. Вместе с кривичами смоленскими, скорее всего. Сказать об этом ныне ничего нельзя. Но факт, что словене далеко не добровольно покинули эти места, ибо впоследствии несколько раз пытались вновь реколонизировать эти пространства. Точнее, на рубеже IX–X веков новгородские словене заметной массою пошли расселяться в юго-восточном направлении, обходя Смоленск, на Волок Ламский и будущее Подмосковье. Как бы то ни было, первоначально словенам достался хоть и обширный, но худородный кусок земли между Ильменем и Ладогой. Археология их отличается рядом собственных особенностей. Наиболее характерный вид погребения — так называемые «новгородские сопки». Это —
Сначала из этих валунов выкладывали кольцо размером под основание будущей сопки. В этих основаниях заметен зольный слой. При этом любопытно, что такие же зольные прослойки есть и в псковских «длинных курганах» кривичей. Потому возникло предположение, что за этим кроются обряды, принятые словенами и кривичами от местных финских народов. В таком случае последние должны были поучаствовать в генезисе как тех, так и других. Не тогда ли и «завелась» у будущих русских гаплогруппа N1C? Наиболее ранние захоронения в сопках отмечаются началом VII века. К этому времени словене уже добрались до бассейна Волхова. Захоронения делались только после трупосожжения. Причем кремация, как правило, проводилась на стороне.  Дома в Старой Ладоге. Реконструкция Затем, в IX веке, на смену сопкам приходят круглые курганы, аналогичные тем, что появились и у других восточнославянских племен. Правда, словене при этом все же оставили свой собственный обычай обкладывать основания теперь уже курганов традиционным кольцом из валунов. Керамика ранних словен также носит на себе следы влияния и финнов, и западно-балтийских славян:
В то же время эта посуда, конечно, явная наследница и часть пражско-корчакской культуры. Земля словен — бассейн озера Ильмень. Более 70 % их памятников расположено здесь. Далее словене жили в верховья Луги и Плюссы, по верхнему и среднему течению Мологи. После продвижения и расселения словен в этих местах выяснилось, что тут, в окружении финнов и кривичей, не больно-то развернешься. Как очень верно сказал разбирающийся в этой теме писатель Сергей Волков, —
Пришлось задорным «ободритам» находить компромиссы, каковые нашлись сначала в форме сотрудничающих, но практически не сожительствующих поселков. Превратившихся позднее в «концы» в северных русских городах — сначала в Ладоге, затем Новгороде. И продолжающих те же вооруженно-соседские отношения, что были характерны ранее для рядом лежащих поселков. Как в Новгороде же, который из таких поселков и был позднее собран. Собственно, именно словенам, с их звероватостью, приводящей не к ассимиляции инородных племен, а к вооруженному нейтралитету с ними, мы и обязаны тем, что стали русскими. Ибо именно это неустойчивое равновесие прямо-таки звало любого умелого лидера обернуть его себе на власть и пряники. Что и было однажды реализовано русами. Стоял ли во главе их легендарный Рюрик или кто другой — неважно. Но сухой язык археологии докладывает, что нечто похожее на описанную в летописи войну род на род здесь произошло. И в результате здесь оказались скандинавы в роли сначала действующей, а затем и руководящей силы. После чего был достигнут окончательный компромисс. Правда, словен после этого не стало. И кривичей. И финнов, что в той первой Смуте участвовали. Все стали русскими.
 Рис. 42 |
|
||
|
Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх |
||||
|
|
||||
