VIII. Новгород в эпоху татарского владычества над Русью. — Защита свободы против покушений Твери и Москвы.

Со времени татарского опустошения Новгород прекращает свою древнюю связь с Южной Русью. Постепенно ослабленная междоусобиями и иноплеменными нашествиями, она окончательно была добита татарами, выступила из русской федерации, и начала идти иным путем по колее исторической жизни. Новгород удержался членом федерации, сплотившейся под верховным владычеством татар. По мере более тесного сближения образовался обычай, перешедший как бы в закон, что новгородским князем должен быть тот, кто называется великим.

Первый пример этому был с Александром Невским. Когда Александр в 1252 году получил княжество владимирское, то оставил в Новгороде сына своего, Василия, уже не в качестве особого новгородского князя, а как своего наместиника. В 1255 году новгородцы прогнали Василия, а взяли брата Александрова — Ярослава; но Александр поднял на них рать не как старейший князь за обиду подручника князя, как бывало делали прежде суздальские князья, а как лицо, сознававшее собственно за собой достоинство новгородского правителя. Он потребовал свержения тогдашнего посадника, лица ему противного, и въехал в Новгород, как князь новгородский. Он ходил с новгородцами на шведов и на Чудь, предводительствуя их ополчением, что составляло обязанность местного князя и опять уехал из города, оставив в нем сына, Василия, своим подручником.

В 1257 г. Александр прибыл в Новгород делать перепись. Новгородцы воспротивились и увлекли к сопротивлению князя Василия. Александр разгневался на сына, принудил его бежать, и казнил противников своего веления. Все это делал он как князь новгородский. Вообще Александр, человек с сильным характером, дозволял себе обращаться с новгородцами так деспотически, как бы не мог дозволить того другой князь. С одной стороны, Александр оказал слишком много услуг Новгороду, — он обезопасил его от покушений западных иноплеменников; через это он внушал к себе такое уважение, каким не мог пользоваться иной князь на его месте; с другой, на стороне его была ужасающая татарская сила, грозившая Новгороду опустошернием и порабощением: в случае упорствыа Александр мог позвать ее. Новгород не был покорен татарами, как другие русские з'емлн. Батыево полчище только зацепило Новгородскую Землю во время своей опустошительной прогулки в Руси в 1238 г. Одному Торжку суждено было подвергнуться пожару и всеобщему истреблению жителей. Путь к самому Новгороду не по силам был татарам. Однако, состоявши в связи с покоренной татарами Русью, Новгород не мог совершенно избегнуть необходимости хотя немного хлебнуть из той горькой чаши, которую поднесла судьба русскому миру. Новгород должен был войти в систему подчиненных ханам русских стран и участвовать в платеже выхода победителям. Новгород не противлися этому платежу: он не терял сознания принадлежности своей к русскому миру, и потому должен был отправлять повинность, которая касалась всех русских земель вместе. Притом Новгород не был столько силен, чтобы отважиться раздразнить против себя могущество завоевателей. Этот платеж выхода привязывал его к особе великого князя, который был посредником между ханом и князьями и русским народом всех подчиненных земель. Александр до конца жизни (в 1262 году) не переставал иметь непосредственно влияние на управление Новгорода, и когда сам не был в Новгороде, то оставлял там подручником другого сына, Димитрия. Новгородцы, по его приказанию, ходили в походы; он посылал им и других подручных князей на помощь с войском.

По смерти Александра, новгородцы прогнали его сына, Димитрия, и нарекли себе князем Александрова брата, Ярослава; но он не переставал считаться новгородским князем и тогда, когда в свою очередь стал великим князем. Крепкая власть Александра не могла передаться преемственно другим князьям: она зависела от личности Александра. Заключая договор с Ярославом, новгородцы припомнили ему, что прежний князь делал насилия Новгороду, но того вперед не должно быть. В самом деле, обращение князя с Новгородом и Новгорода с князем в это время носит признаки равенства. Ярослав, говоря с новгородцами, выражался о князьях так: "Братия мои и ваши". В 1269 году Новгород не поладил с князем за то, что он употреблял во зло право охоты около города, держал много ястребов, соколов и собак, выводил из города иноземцев и делал поборы: — вече судило его и изгнало. Напрасно Ярослав хотел примириться с вечем и присылал сына своего Святослава. — "Простите мне этот раз, — говорил он через сына: — вперед не буду так поступать; целую крест на всей воле вашей". Новгородцы закричали: — "Мы не хотим тебя! Ступай от нас добром, а не то прогоним тебя, хоть тебе и не хочется идти от нас! Изгнанник обратился к татарам, и один изменник новгородского дела хлопотал вместе с ним, чтоб навесть на Новгород иноплеменную силу. Князь Василий Ярославич защитил тогда Новгород перед ханом. Когда Ярославу не удалось овладеть Новгородом с помощью татар, он прибыл в Русу, в 1270 г., и начал переговариваться с новгородцами: предложил мир, уступал Новгороду во всем, представлял за себя порукой всех князей. Новгородцы не сдавались на его слова: Новгород начинал сознавать, что он может оставаться без князя; один из послов новгородских, Лазарь Моисеевич, сказал Ярославу: "У нас князя иетуть, но Бог и правда, и святая София; а тебя не хочем". Вся новгородская волость, псковичи, ладожане, корелы, ижора, вожане, от мала до велика собрались оборонять права Великого Новгорода. Насилу примирил спорившие стороны митрополит. "Мне, — говорил он, — поручил Бог архиепископство в Русской Земле; вам слушать Бога и меня; не проливайте крови, а Ярослав своей злобы отрекается. Всякой вине и всякому греху есть покаяние и прощение. Ярослав кается и просит прощения и вперед не будет таким, как был. Я ручаюсь за него; хоть вы и крест против него целовали, — я приму епитимию и отвечаю пред Богом". Тогда новгородцы согласились на мир и Ярослав целовал крест на всей воле новгородской. Таким образом, оставаясь великим князем, он удерживал княжескую власть в Новгороде; но так как он не жил там постоянно, то имел вместо себя наместника на Городище, и с этих пор начал входить обычай, сделавшийся впоследствии как бы постоянным законом, что от кня.зя великого, считавшегося действительным новогородским, живет на Городище его наместник. Между тем, тогда же вошло в обычай, кроме великого князя, иметь в Новгороде еще князей, которые приходили по условию, получали от новгородцев в кормленье волости и предводительствовали новгородскими войсками, но не были посажены на столе и не считались князьями в том смысле, как прежде. Уже при Ярославе является такой князь, Юрий Александрович; он жил в Новгороде, воевал под новгородским знаменем, а князем новогородским считался Ярослав. Порабощение татарское возвышало значение великого князя, мало-помалу сообщало ему значение государя всей Русской Земли, и низводило князей с прежнего значения по их породе. Впоследствии таких прихожих случайных князей, помимо великого князя, являлось в Новгороде по нескольку разом: они и приходили и уходили без значения правителей, как частные люди.

После смерти Ярослава, в 1272 году, возник спор между Василием Ярославичем костромским и Димитрием Александровичем переяславским за великое княжение, и Новгород подвергался борьбе партий, не зная, кого принять, как некогда во время борьбы Мономаховичей и Ольговичей; только теперь подобные споры улаживались скорее ханскими приговорами, и Новгород признал Василия, потому что он сделан в Орде великим князем. Этот князь хотел во что бы то ни стало быть князем в Новгороде; новгородцы сначала сопротивлялись и послали Димитрия Александровича против него в Торжок, который Василий захватил. Но когда потом сообразили, что сопротивляться трудно, когда на стороне Василия татары, то отступились от Димитрия. "Отвсюду нам горе, — говорили тогда новгородцы: — тут князь владимирекий великий, тут князь тверской, а тут ханские баскаки с войском татарским". Новгородцы сами послали челобитье к Василию, просить его в Новгород. Он приехал и был принят с поклоном и честью. Точно так же и после смерти его, в 1276 году, в эпоху распрей между братьями, сыновьями Александра, Димитрием и Андреем, Новгород склонялся на сторону того, кто делался великим князем. Сначала признан был Димитрий; потом, когда Андрей навел татар и начал добывать себе княжение варварским разорением Суздальско-Ростовского края и верхнего Поволжья, новгородцы, видя, что он берет верх, отступились от Димитрия, на которого уже имели неудовольствие, и признали Андрея Но в 1283 году Димитрий воспользовался междоусобиями в Орде и нашел себе сильного союзника в Ногае, который распоряжался тогда ханами Золотой Орды, и новгородцы должны были снова признать Димитрия; а в 1293 году Андрей, в свою очередь, склонил на свею сторону того же самого Ногая, — и новгородцы признали Андрея. Не видя у себя постоянного князя, Новгород привык к управлению без князя и мог без него обходиться, а признавал его уже как бы по необходимости; так что князь для Новгорода перестал иметь значение свободно-избранного правителя — необходимое выражение существенного учреждения, — а стал уже каким-то внешним бременем, тяготеющим над Новгородским краем.

В Новгороде не ослаблялось чувство единства народного с другими землями; голос Церкви напоминал новгородцам о духовном братстве с русским миром, и кро?.!г того внедрял в умы монархические понятия, препятствовавшие новгородцам совершенно отрешиться от идеи иметь над собой одно верховное лицо; необходимость торговых сношений с остальной Русью, которые прекращались в случае вражды, страх за свои Двинские волости, к которым подбирались великие князья, и наконец страх татар, с помощью которых князья могли бы искать власти над отпавшим Новгородом, — все эти обстоятельства разом не дозволяли Новгороду дать перевес своей областной самостоятельности перед федеративной связью с остальной Русью, и потому Новгород признавал сильнейшего. В Новгороде была борьба двоевластия: с одной стороны, народоправление, выражавшееся формой веча, сознание государственной цельности Новгородской Земли; с другой — великий князь; признавалась его власть, а между тем принимались всевозможнейшие меры, чтоб эту власть ограничить и допустить ей как можно меньше вмешательства в дела республики. Свободное избрание не руководило более новгородцами, как прежде: тот, кого утверждали татары, становился по праву верховным главой Новгорода. Выбор между несколькими лицами мог иметь место тогда только, когда неизвестно было, кого утвердят в Орде, или когда нельзя было сразу понять, кого утвердили; но как скоро становилось ясно, что князем наречен такой-то, речи о выборе не было — утвержденный признавался. Прежние выборные князья выражали собой внутреннюю институцию Великого Новгорода, были высшими сановниками в управлении края; теперь же великий князь стал как бы чужеземным государем, приобретавшим какое-то право на Новгород Великий Новгород был, очевидно, в положении страны полуэавоеванной, которая не утратила вовсе независимости, но достаточно испытала могущество завоевателей. Оно так и было. Остальная Русь была завоевана, — сделалась собственностью победителей. Татарские ханы были ее безусловными господами, а великие князья их доверенными, — так сказать господскими приказчиками. Новгород до татар составлял часть завоеванной ими удельной федерации. Хотя сам Новгород со своей областью и не был завоеван, но связанный древними узами с завоеванными землями, должен был или оторваться от этой связи, или подчиниться до некоторой степени участи тех стран, с которыми прежде составлял один союз. Чтобы оторваться от них совершенно, он не имел ни нравственных задатков, ни физической силы, и так ему скорее приходилось подчиниться одной с ними участи. Но чтоб разделять эту участь во всех отношениях наравне с другими землями, надобно потерпеть наравне с ними одинаковое завоевание. Новгород имел то преимущество, что, как мы сказали, не был завоеван, и потому завоеватели не могли положить на него тех условий, каким подчинились другие земли. Но если Новгород не был завоеван, то всегда мог быть завоеванным, как только победители решатся для этого на усилия. Новгород знал это и опасался вызывать против себя усилия завоевательного могущества. От этого он не достиг полной отдельной независимости, но сохранил стихии областной самостоятельности гораздо более, чем другие земли. Этому способствовало и то, что Новгород перед татарским завоеванием поставлен был эпохой Мстислава Удалого в выгодное положение нравственной силы и значения. Чтоб удержать священные для него стихии старины, Новгород должен был поневоле извили-ваться и приставать к сильнейшему, чтобы не навлечь на себя страшной бури, которая бы могла вконец сломить его свободу. Его подчиненность состояла в том, что он участвовал в платеже татарской дани и признавал верховную власть того, кто был великим князем, тоесть посредника между татарами и Русью, доверенного татарских ханов, и в то же время беспрестанно должен был защищать свои права от их притязаний. При таком порядке вещей, очевидно, Новгород должен был долго стоять почти в одном положении в своем политическом развитии, пока приказчики не успели уничтожить своих хозяев и в свою очередь не сделались хозяевами.

С 1304 года возникла вражда между тверским и московским князьями, и Новгород в продолжение этой вражды склонялся па сторону того, кто выигрывал перед ханом; а как выигрыш оставался на стороне московской, то это и привязало Новгород к московским князьям, и повело впоследствии к уничтожению его областной самостоятельности и древней вечевой свободы. Когда, в 1305 году, тверской князь Михаил Ярославич был великим князем, Новгород признал над собой его первенство; живучи в Твери, он считался и новгородским князем [26]; когда же, в 1312 году, возникло снова неудовольствие с Новгородом, он легко принудил Новгород к миру, заняв Торжок и прекратив ввоз хлеба в Новгород, без чего Новгородский край не мог существовать. Новгородцы помирились с Михаилом; но потом увидели, что Юрий московский берет верх над Михаилом у хана, и тотчас выгнали Михайловых наместников, и приняли от Юрия наместиниками двух его братьев — Федора и Афанасия. Им па этот раз пришлось ошибиться. Михаил тверской вошел в милость у хана, и в 1315 г. собрался с татарами наказывать новгородцев. Новгород, следуя уклончивой политике и готовый признать над собой какого угодно великого князя, лишь бы ему оставляли то, чем он дорожил, приходил к энергической решимости, когда посягали отнять у него то, после чего терять было нечего. Сначала он удалил от себя князей; заключили мир; но Михаил против договора задержал в плену князя Афанасия и новгородских бояр, начал брать контрибуцию с новоторжиев, и потом двинулся на Новгород с русскими и с татарскими войсками. Тогда вольный город энергически решился обороняться. Собрались заодно с Новгородом его пригороды: Ладога, Руса; и Псков стал за него. В 1316 г., зимой, Михаил, пошел па Новгород со своими и с татарами. Не мужество людское, а географическое положение спасло на этот раз новгородскую свободу. Войско Михаила заблудилось в лесах и болотах. Пришлось им есть конскую падаль, да жевать голенища и ремни. Михаил отступил, но после первой неудачи готовил новые силы; новгородцы предлагали мир; тверской князь слышать о нем не хотел. Но тут Юрий московский женился на татарской княжне, сестре ханской, и в 1318 г. шел на тверского князя — с ним были данные ханом татарские силы, под начальством Кавгадыя. Тогда Михаил помирился с новгородцами: последние заключили с ним договор, потому что не знали еще об успехах Юрия в Орде, Юрий напал на Михаила под Тверью, был разбит им и потерял свою молодую жену, которая взята была в плен и умерла, а сам бежал в Новгород: там приняли его с радостью и стали помогать ему усердно. Псков стал также за него.

Хотя Юрий был разбит, но можно было предвидеть, что в конце концов не он останется в проигрыше после родства с ханом. Так и случилось. Михаил был позван в Орду и там в 1319 г. казнен по подозрению в убийстве ханской сестры, жены Юрия. Сам Юрий сделался великим князем, и остался в хороших отношениях с новгородцами. Даже и тогда, когда в 1323 году сын Михаила, Димитрий, заплатив в Орде выход, получил великое княжение, новгородцы остались верны Юрию. Татары двоили между тверским и московским князьями; новгородцы не знали еше, кто одержит верх, но, руководствуясь своего рода инстинктом, считали сильнейшим Юрия. Опасаясь тверского князя, который не только опирался на татар, но искал союза с Литвой, новгородцы заключили оборонительный союз с Орденом. Два года (1323-й и 1324-й) Юрий находился в Новгороде, служил ему усердно на воине, окончил выгодно дело со шведами, упрочил новгородскую власть в Заволочье и отправился в Орду воротить себе великое княжение; там был он убит Димитрием тверским, мстителем за отца своего. Тем не менее, в 1325-м году великое княжение досталось брату Димитрия, тверскому князю Александру Михайловичу. Новгороду это не могло не быть опасно; и Новгород стал тогда сближаться с возраставшей Литовской державой, чтоб иметь опору против притязаний великокняжеской власти, попавшейся в руки неприязненной фамилии: литовские князьки являлись в Новгород. Но на счастье его, в 1327 году в Твери вспыхнуло восстание против татар: тверичи перебили недобрых гостей. Московский князь Иван Данилович воспользовался этим и выхлопотал себе великое княжение. Александр, преследуемый сильным соперником и татарами, бежал в Псков. Новгородцы не показали тени сочувствия к изгнаннику, а способствовали успехам Ивана Даниловича. Когда последний в 1328 году поехал в Орду, Новгород отправил с ним своих послов ходатайствовать за него перед ханом. Эти послы повезли новгородское серебро для раздачи татарским вельможам, чтоб купить на него великое княжение московскому князю. Утвердившись в своем достоинстве с помощью Новгорода, Иван Данилович приехал туда в сопровождении подручных князей, вместе с митрополитом Феогностом, который из Новгорода посылал на псковичей проклятие за участие к гонимому Александру. Новгород вместе с московским князем преследовал изгнанника.

С этих пор, до самого падения своей областной независимости, Новгород признавал над собой великокняжеское первенство московских князей, получавших это достоинство один за другим от ханов. Московские князья возвышались при содействии Новгорода; с их возвышением падал удельный порядок; и Новгород, вместо благодарности, скоро должен был отстаивать свою свободу от их притязаний.

Едва только Иван Данилович утвердился на великом княжении, как тотчас же возникло у него неудовольствие с Новгородом. Он потребовал серебра закамского, — дани, собираемой Новгордом с Закамской Земли. Новгородцы отказали; Иван Данилович захватил Торжок и Бежецкий Верх. В Новгороде вече разделилось на две партии; одна склонялась к миру и уступкам великому князю; другая готова была искать в возраставшей Литовской державе опоры против самовластия московского князя, так не признательно забывавшего недавнее содействие к своему возвышению. Новгород очутился уже между двух государственных стремлений у соседей. В 1331 году, когда владыка Василий ездил на Волынь поставляться в свой сан от митрополита Феогноста, Гедимин, покровитель князя Александра тверского, нашедшего приют в Пскове, в угодность псковичам, которые тогда домогались себе особого владыки, задержал новгородского владыку и не иначе его отпустил, как получив от провожавших его новгородских бояр обещание принять в Новгород на кормление одного из сыновей его, Наримунта. Так рассказывают некоторые летописцы. После того упорство Ивана Даниловича расположило Новгород к тому, чтоб угодить Геди-мину. В 1332 году, зимой, Иван Данилович уселся в Торжке и поживлялся с новгородских волостей. Новгород послал к нему архимандрита Лаврентия с двумя боярами: они звали князя в Новгород; князь не поехал. Новгородцы еще раз попытались заключить мировую: сам владыка поехал к Ивану, который оставил Торжок и находился тогда в Переяславле. Владыка и сопровождавшие его бояре от имени Великого Новгорода предлагали ему пятьсот рублей, с тем, чтоб он отказался от захваченных на Новгородской Земле слобод. Иван их не послушался. Тогда негодование против московского князя овладело сильно Новгородом. Призван был Наримунт-Глеб, Геднмипов сын, в октябре 1333 года. Его посадили на столе Ярославовом, как некогда сажали выбранных князей. Весь Новгород присягал ему, как один человек. Это событие воскресило в новгородской памяти былые времена предков. Новоизбранному князю дали в кормлепье, в отчину и дедину, и с правом это кормленье передать потомкам, Ладогу, Ореховский город, Корельский город с Ко-рельской Землей, и половину Копорья. По смыслу некоторых летописных известий, эта отдача пригородов была невольная, вследствие вынужденного I едимнном согласия в то время, когда он задержал владыку. Новгородская Летопись, напротив, говорит, что Наримунт прислал в Новгород посольство, изъявлял желание поклониться св. Софии, н новгородцы по этому поводу пригласили его. Очень может быть, что сначала новгородцы, ехавшие с владыкой, поневоле согласились, сообразно желанию Гедимина, на такой прием его сына, а впоследствии, когда Иван Данилович начал теснить Новгород, с охотой приняли литовского князя, находя в союзе с Литвой спору против Москвы и самой Орды.

Но князь Наримунт-Глеб не имел настолько пи энергии, ни достоинства, чтобы привязать к себе Новгород; а великорусская партия ожила снова, как только оказалось, что признанный князь не удовлетворял народным ожиданиям. На следующий год, узнавши, что Иван. Данилович, ездивший тогда в Орду, воротился, Новгород послал к нему послом Варфоломея Юрьевича; на этот раз Иван принял посольство с любовью и прибыл по приглашению новгородцев в Новгород на стол, февраля 16-го 1335 года. Тогда ли удалился Наримунт. или же оставался в Новгородской Земле, и если оставался, то какой роли держался — неизвестно. Но тотчас после посещения Иваном Новгорода произошли набеги литовцев на новгородскую волость. Иван Данилович отражал эти набеги в качестве охранителя Новгородской Земли. Могли быть эти набеги делом своевольных литовцев, но могла быть эта рать и отправлена Гедимином в отмщение за то, что Новгород опять поладил с Москвой. Скоро, однако, именно в 1337 году, московский князь опять поссорился с Новгородом и послал рать свою в Заволочье. Ему хотелось получить дань из-за Камы. Наримунта-Глеба не было в Новгородской Земле. Новгородцы звали его из Литвы, как своего кормленника; но, видно, ему не понравился ни новгородский хлеб, ни новгородское обращение, — он не поехал снова в Новгород и вызвал сына своего, Александра, из Орешка, где он сидел вместо отца, на страже края от шведов. Вероятно, недавнее мирное сношение с московским князем оскорбило литвина; он уже не доверял договорам с Новгородом. Новгородцы разделались без его помощи — разбили и прогнали москвитян из Заволочья.

Ссора с московским князем не прекратилась. В 1339 году новгородцы привезли ему обыкновенный ханский выход; московский князь потребовал от Новгорода двойного выхода, т.е. двойной дани, ссылаясь на запрос царя Узбека. "Изначала, — отвечал ему Великий Новгород, — не бывало того: по старой пошлине новгородской и по граматам прадеда твоего, Ярослава Володимировича". Иван вывел наместников своих с Городища и объявил войну. Но смерть постигла его в 1340 году.

Когда после смерти его несколько князей явились соискателями великокняжеского достоинства, Новгород не мешался в эти споры, и князь Симеон Иванович получил это достоинство без содействия новгородцев. Тотчас начал он защеплять новгородскую вольность и, воспользовавшись тем, что в Торжке была партия, противная зависимости Торжка от Новгорода, он занял торжковскую волость, и послал собирать с черных людей дань.

Новгородцы послали туда войско, перехватили присланных Симеоном черноборцев, то есть собирателей дани, и великокняжеского наместника. Но народ в Торжке и торжковской волости был нерасположен к новгородскому правлению и страшился разорений, которые он понес бы от московских войск, если бы держался Новгорода; чернь взбунтовалась, разграбила и прогнала своих бояр, преданных Новгороду. Та же участь постигла и новгородцев, временно проживавших в Торжке. Народ расположен был лучше покориться великому князю и платить ему дань, чем подвергать свои головы мщению. Симеон, пользуясь этим, явился в Торжок с полками Московской Земли, тверских, и суздальских, и разных князей. Под опекой ханов Москва уже становилась центром русского мира; ее князь в первый раз писался великим князем всея Руси, и другие князья поневоле должны были идти с московскими полками на Новгород.

Новгород отправил к нему владыку Василия, тысячского Авраама с некоторыми из своих бояр, чтоб уладить спор, а между тем приготовлялся к отпору. Но трудно было ему охранять свои права над Торжком, когда туземные жители, зная, что до Новгорода от Москвы далеко, а к ним близко, давали сами все потребное для москвичей. Новгородские послы примирились с великим князем и порешили дать ему тысячу рублей с новотор-жской области и черный бор по Новгородской Земле. Во всем прочем положено оставаться на прежних основаниях, и Симеон оставлял представителями своей верховной власти своих наместников на Городище.

В 1346 году, зимой, сам Симеон посетил Новгород и пробыл в нем три недели. Неизвестно, что собственно составляло причину этого посещения; но вслед затем, летом, Новгород поссорился с великим князем литовским Ольгердом. По сказанию наших летописей, Ольгерд с братом своим Кестутом явлися в новгородских пределах на устье реки Пшаги, впадающей в Ше-лонь, и послал сказать новгородцам: — "Я хочу с вами разделаться: меня лаял ваш посадник Евстафий Дворянинцев: назвал меня псом!" После этого объявления Ольгерд разослал свои отряды разорять новгородские волости по реке Шелони и Луге. Несколько мест разорили литовцы; с Порхова Ольгерд взял окупу 300 новгородских рублей. Новгородцы ополчением вышли было против него на Лугу, но без битвы повернули назад и, прибежавши в Новгород, ударили в вечевой колокол и призвали на суд Евстафия Дворянинцева. — "Ты наделал войны! — кричали ему: — ты лаял короля, а через тебя теперь взяли волости наши! " Его убили на вече. Это было опрометчивое и самовольное дело толпы, прибежавшей из Луги. Им показалось гораздо справедливее пожертвовать тем, кого обвинял Ольгерд, чем за его неосторожность жертвовать своей жизнью. В самом деле, как только дали знать Ольгерду, что тот, кто оскорбил его дерзким словом, уже казнен, Ольгерд выступил из новгородских пределов. Очень может быть, что этот поход соотносится с делом брата Ольгердова, Явнуты. Явнута посажен был отцом Ге-димином в Вильне. Ольгерд с братом Кестутом прогнал его, прогнавши разом и Наримунта из Пинска. Наримунт бежал в Орду; Явнута — в Смоленск, а потом в Москву, где крестился. Очень может быть, что во время пребывания Симеона в Новгороде новгородский посадник выразился так дурно об Ольгерде от участия к Явнуте, и Ольгерд своим походом заранее хотел отбить у новгородцев всякую попытку содействовать его изгнанному брату.

По смерти Симеона, в 1353 году, новгородцы, испытав уже на себе невыгоду допускать великокняжеское достоинство оставаться в руках московского князя, хлопотали со своей стороны в Орде, чтобы это достоинство дано было на этот раз не московскому, а суздальскому князю. Но татарский двор теперь не послушал их и назначил великим князем снова московского князя, брата Симеонова Иоанна. С 1353 года новгородцы находились с ним в разладе полтора года, и после, как видно, до самой его смерти в 1360 г., не подчинялись его власти. После него, в 1361 году, они признали Димитрия Константиновича суздальского, когда тот получил великое княжение, приняли его наместников и дали ему суд, то-есть, судные пошлины.

Когда после ссоры с Димитрием Ивановичем московским суздальский князь уступил последнему великокняжеское достоинство, Новгород, питая уже недоверие и неприязнь к Москве, сопротивлялся и Димитрию. В 1366 году Димитрий хотел смирять новгородцев оружием; он изъявил притязание и за то, что новгородская молодежь грабила купцов по Волге, и задержал шедшего с Двины новгородца Василия Даниловича с сыном и Прокофья Киева. Однако обстоятельства заставили новгородцев и московского князя сблизиться между собой на время. Обоим угрожали два сильные врага: литовский князь Ольгерд и князь тверской, Ольгердов родственник. Новгород заключил оборонительный союз с московским великим князем. Обе стороны обязались помогать друг другу. Еще прежде Новгород и Тверь находились в неприязненных отношениях. Предания укрепляли эту неприязнь. Выше было показано, как Новгород был недружелюбен к прежним тверским князьям: вражда с ними и сблизила его первоначально с Москвой. Теперь между Тверью и Новгородом возникли поземельные споры. Некоторые землевладельцы новгородской волости продавали спои имения тверичам. Тверской князь, считая себя господином над тверскими боярами, показывал притязания и на самые земли, которые были куплены этими боярами в черте новгородской волости. Новгород же почитал эти земли неприкосновенной своей собственностью. К этому присоединился спор за Торжок[27].Призвавши на помощь Кестута с литовскими полками, Михаил занял Торжок с прилежащей волостью и посадил ва Торжке своих наместников. Устроиви/н свое управление в завоеванной земле, тверской князь отпустил союзников и вывел свои ратные силы из торжковского края. Гогда новгородские бояре приехали в Торжок и составили с новоторжцами думу. Новоторжцы целовали крест не отступать от Великого Новгорода и стоять заодно против тверского князя. Михайловых наместников выгнали; тверских гостей, случившихся в Торжке, ограбили, некоторых убили и принялись деятельно укреплять город, — это случилось перед загевенами на Петров пост, в 1372 г. Через несколько дней, мая 31, в понедельник, явился Михаил Александрович под Торжком с тверским ополчением. — "Выдайте мне тех, которые побили и ограбили моих тверичей, — требовал он от новоторжцев, — да примите вновь Моих наместников; я более ничего от вас не хочу!" Михаил дал им срока па думу от утра до полудня. В Торжке была тогда безладица и мятеж; но против тверского князя на этот раз все были ожесточены равно. Послов тверских приняли с высокоумием, говорит летописец. И в тот же день бояре новгородские, приехавшие поддерживать новоторжцев, хвастаясь своим мужеством, первые выехали в поле и другим путь показывали; за ними высыпали граждане; на первом же суйме (схватке) главный воевода Александр Абакумович пал костью за святого Спаса и за обиду новгородскую. За ним другие отважные мужи положили головы, а прочие новгородцы поворотили сейчас же назад, и не заезжая в Торжок, поскакали прямо в Новгород. Новоторжцы потеряли дух, попятились назад; тверичи ударили им в тыл; в это время другие зажгли посад с конца; на беду Торжку поднялась буря; пожар пошел разгуливать по городу с быстротой; некуда было спасаться повоторжцам. Мужчины, женщины, дети гибли безвыходно в пламени; другие бросились в церковь св. Спаса и там задохлись; иные кинулись в Тверцу, а те, которые избегли пламени и воды, попадались неприятелю. Тверичи свирепствовали без милосердия; обирали донага и жен, и девиц, и чернецов, и черниц: иные от срамоты бросались в воду. Ограбили и церкви, и все, что в них было укрыто от огня, меча и нашествия иноплеменных. Остатки разоренного народа погнали в плен. Никогда — рассуждает летописец — не бывало Торжку такого зла и от поганых; наметали тогда пять скудельниц убитых и сожженных трупов, а иных нельзя было похоронить, потому что до тла сгорели или на дно реки пошли, другие же без вести забежали.

Разоренная, таким образом, торжковская область досталась тверскому князю. Это-то насильственное завоевание более всего сблизило тогда Новгород с соперником тверского князя — Димитрием, и в 1375-м году Новгород усердно помогал ему против Михаила: много подручных князей явилось тогда с московским великим князем под Тверью, но никакое ополчение не шло с такой охотой, как новгородское. Новгородцы, — говорит современник, — пришли туда скрежаща зубами на Твсрич за свою обиду еже бы на них. Взятые во время войны тверским князем в плен новгородцы и новоторжцы были засажены в тюрьму в Твери. Им удалось подкопаться из погреба и убежатьл из неволи. Они должны были теперь побуждать своих единоземцсв к мщению. Деятельное участие Великого Новгорода более всего побудило Михаила искать мира с великим князем. Он знал, что иначе новгородцы сделают с Тверью то, что он делал с Торжком. Новгородцы заранее это показывали, потому что разоряли окрестную страну неистовым образом. Итак, тверской князь помирился с Димитрием на всей его воле: он должен был помириться также и с новгородцами на всей их воле. Мирное докончанье было подписано 3 сентября. Михаил отказался от Торжка и всей его волости, обещался возвратить Великому Новгороду все земли, купленные своими подданными, и предоставил последним ведаться судом с теми новгородцами, у которых они их купили, а если бы, за давностью времени, уже не нашлось продавцов, Новгород должен был покупщикам отдать куны за купленные ими у новгородцев имения; но, во всяком случае, эти земли отходили к Великому Новгороду безусловно. Михаил обязался отпустить без выкупа всех пленников, новгородцев и новоторжцев, и возвратить товары, захваченные у новгородских гостей до взятия Торжка.

Новгород обессиливал таким образом, вместе с московскими князьями, Тверь, которая стояла ближайшим опором против московского самовластия; Новгород тем самым более и более способствовал возвышению Москвы; и после взаимного торжества над Тверью, через одиннадцать лет, он испытал на себе от Москвы такую же неприязнь, какую вместе с Москвой оказывал Твери. Московский князь собрал на Новгород еще более ратей подручных князей, чем на Тверь. Летописец говорит, что причиной размолвки был гнев московского государя на новгородцев за то, что еще во время тверского похода, когда ратная сила новгородская осаждала вместе с москвичами Тверь, новгородские молодцы-ушкуйники плавали по Волге и разоряли города.

Это был только благовидный предлог, чтоб вооружить другие земли против Новгорода и возбудить в них желание мести за неправое дело. Главное нудовольствие Димитрия на Новгород было за то, что новгородцы не платили ей даней с самого того времени, как он вступил в великокняжеское достоинство. Димитрию хотелось взять с Новгорода так же, как удалось взять его деду. В особенности же в то врем я дл я [Московской Земли нужны были деньги: Москва расплатилась не дешево за Куликовскую победу, одержанную над татарами в 1380 году. Через два года, в 1382 году, Тохтамыш превратил ее в пепел, и татарские отряды, рассеявшись по Московской и Суздальской Землям, опустошали ту и другую; а в заключение всего — разоренные великокняжеские земли обложены были в наказанье от хана данью с деревни по полтине[28]. Великому князю казалось справедливым, чтоб и Новгород участвовал в разделе общей тягости.

В 1384 году Димитрий послал сборщиков собирать черный бор по новгородской волости. Главные бояре, заведывавшие этим поручением, приехали на Городище и разослали по волости сборщиков. Новгородские бояре, по приговору веча, отправились на Городище доказывать прибывшим москвичам, что Новгород не должен платить этой дани. Обсуждение этого вопроса довело тотчас же до открытой ссоры, так что московские бояре убежали с городища.

Сверх того, Димитрий Донской имел и еще причину досадовать на новгородцев: в 1383 г. новгородцы пригласили к себе на кормленье снова литовского князя, Патрикия, Наримунтова сына, и дали ему сначала то же, что некогда было дано его отцу, а потом, в 1384 году, когда жители отданного края стали недовольны управлением князя, переменили данный удел на Ладогу и Русу. Это призвание князя из литовской фамилии должно было казаться оппозицией против московской власти.

Наконец, к несогласию с великим князем присоединилось несогласие с митрополитом, державшим всегда сторону князя той земли, где жил. Новгород настаивал, чтоб владыка новгородский имел независимость суда и не относился к митрополиту. Все эти причины вместе довели до открытой войны.

Новгородские молодечества в последние годы возбудили злобу против Новгорода в других землях Руси, и легко было подвинуть их на Новгород: жители тех земель, которые, назад тому одиннадцать лет, посещали новгородские ушкуйники, были особенно ожесточены; свежо еще было горе, понесенное от новгородцев, а управы искать было негде. Иные, бывшие прежде предводителями ушкуйнических шаек, делались со временем правительственными лицами в Новгороде, да и при всяком правительстве власть в Новгороде не была настолько сильна, чтоб подчинить себе личный произвол. Очень может быть, что и после того времени, когда происходили разбои, которые теперь выставлялись поводом к войне, новгородские молодцы повторяли в меньшем размере обычные своевольства, и негодование против Новгорода таким образом не ослабевало от времени, а поддерживалось: потому-то Димитрий, кроме полков подручных ему городов Московской Земли (Можайска, Серпухова, Ржева, Боровска, Дмитровска), подвинул ополчения городов приволжских, и вообще приречных, открытых со своими землями для новгородских ушкуйников и, следовательно, питавших к ним злобу: Галича, Мологи, Костромы, Городца, Углича, Ярославля, Нижнего Новгорода, Белозерска, Устюга, Мурома; присланы были полки: из Юрьева, Владимира, Суздаля, Ростова, Мещеры и Стародуба. Самые новгородские пригороды — Вологда, Бежецкий-Верх, Волок-Ламский и Торжок, пошли против своей метрополии; богатые новоторжцы были за Новгород, зато малые стали в ополчение великого князя. Торжковской и Волоколамской Землям выпадало либо идти против своего старейшины — Новгорода, либо принять на себя военное разорение за Новгород. Видно, управление новгородское не так было справедливо, чтоб воодушевить народ за себя; а положение Торжковской Земли па дороге, посреди враждебных стран, давно уже приучило ее склоняться к низовской стороне, как только дело доходило до войны. Иначе Новгород, обыкновенно, не успеет послать туда войско для обороны, прежде чем враждебные соседи успеют выказать свою злобу к Новгороду опустошениями торжковского края. Так-то великий князь воспользовался теперь и старыми, и свежими причинами нерасположения русских земель к Новгороду, как воспользовался давней враждой Новгорода с Тверью, чтобы с помощью Новгорода наказать Тверскую Землю, каеторая упорно противодействовала Москве.

Сосредоточенности управления в Новгороде было очень мало; нельзя было наскоро набрать хороших ьоеннмх сил, чтобы противостать находившей грозе. Новгород счел удобнее отделаться деньгами, зная привычную склонность к прибытку московских князей. Владыка Алексей поехал к Димитрию и предложил ему от Новгорода 8.000 рублей. Великий князь отказал. Быть может, ему неловко было перед союзниками, начав дело, так скоро помириться. А может быть, он хотел в наличности денег; у Новгорода же их не было. Новгородцы стали готовиться к обороне; устроили около города острог. Призванный ими князь литовской породы оказался плохим защитником. Кроме него, у Новгорода еще были князья; но ополчение, выставленное Новгородом под начальством этих князей, вышло за город к протоку Жилотугу на юго-восточную сторону, и, услышав весть, что союзники близко, ушло назад. 10-го января 1386 года пронеслась весть, что враги подходят к Жилотугу. Тут приехал в Новгород владыка; он возвратился из Москвы, извещал, что великий князь не дает мира и сообщил, что войско на Новгород собрано великое. Новгородцы в отчаянии начали со-жигать все загородные строения; таким образом, кроме боярских и купеческих дворов, сгорело двадцать четыре монастыря. Много было убытков Великому Новгороду, — замечает летописец. Еще более усилился страх, когда вокруг стали являться отряды неприятельских сил; запылали новгородские волости; прибегали в город поселяне, извещали, что враги грабят имущество, сожнгают жилища, гонят в плен женщин и детей. Новгородцы послали отряды на выведы, а отряды воротились без вестей; видели новгородцы, что враги подле города, и не знали, когда и с какой стороны думают напасть. Наконец, они досконально узнали, что великий князь стоит у Понеделья.

Тогда Новгород послал к нему архимандрита, по имени Давида, семь попов и пять человек житых людей, с каждого городского конца по человеку. Никоновская Летопись, напротив, говорит, что посадник Якунович отправил к князю владыку, и святитель Алексий наконец преклонил великого князя к миру кроткими словесами, и обещал от лица Великого Новагорода наказать виновных в разбоях по Волге. На этот раз великий князь согласился на мир. Новгород обязался дать Димитрию восемь тысяч рублей. Три тысячи рублей наличными взяты были с палаты св. Софии, а остальные пять тысяч положено взыскать с заволочан, потому что преимущественно из Заво-лочья ходили молодцы разбойничать на Волгу.

Димитрий должен был согласиться на мировую сделку. Отчаяние, с каким новгородцы сожгли свои монастыри и загородные хоромы, показывало, что Новгород не уступит легко своей свободы, и, доведенный до крайности, будет защищаться с ожесточением. Время было зимнее и ненастное; снегу не было, одна гололедица; пути были дурны; все кругом сожжено; не было приюта для ратных; продовольствия тоже трудно было достать. Отважиться на долговременную осаду казалось невозможным. Итак, вот другой раз в своей истории Великий Новгород увидал под своими стенами союзные полки русских земель под знаменем великого князя. Первый раз ему помогло чудо Пресвятыя Богородицы; через двести лет повторилось то же, но не повторилось чудо, — пришлось выгораживать себя земными средствами. Сколько первое событие могло возвысить народный дух, настолько последнее могло способствовать его упадку.

Отделываясь от великого князя московского деньгами, Новгород должен был упорно держаться своей старины, чтоб как-нибудь сохранить то, что еще можно было удержать, Зависимость от власти великого князя ограничивалась покамест только дачей денег. Великокняжеские наместники доставляли великому князю пошлины с судов и определнпые дары; обязательного суда и предводительства они не имели. В Новгороде одни за другими появлялись князья то Рюрикова, то I едими-нова дома; получали по условию кормленье и теряли его по воле веча. После Патрикия, не умевшего оборонять Новгорода и потому уехавшего прочь, явился, в 1389 году, литовский князь Симеон Ольгердович и пробыл до 1392 года; начальствовал новгородскими ополчениями в распрях со Псковом и в войнах с немцами. Были разом в то же время иные князья. Роман Юрьевич несколько раз появлялся в Новгороде в разные годы и был убит при Шелони, в 1398 году. В 1393 году прибыл в Новгород белозерский князь Константин. Упоминаются под 1399 годом бывшие в Новгороде и во время нашествия Димитрия Василий и Иван Федоровичи, князья, называемые ко-порскими, потому что им Копорье дано было для кормленья. В 1397 году смоленский князь Василий Иванович, а за ним, в том же году, после долгой разлуки с Новгородом, Патрикий искал там убежища. Новгород стал притоном разных князей, приходивших туда после каких-нибудь неудовольствий в своем крае. Новгород принимал всех, давал некоторым пригороды для управления и кормления, а они обязывались защищать новгородские пределы.

При Димнтриевом преемнике, Василии Димитриевиче, Великий Новгород опять вошел в распри с великим князем. Заплативши по необходимости наложенную на него Димитрием сумму, Новгород не считал себя обязанным повторять такие платежи: то была пеня за совершенные новгородскими подданными преступления; так это дело понимать можно было согласно самому поводу к войне, объявленному Димитрием. Но московский князь требовал черного бора и считал взятое Димитрием — постоянным налогом, который Новгород должен будет платить каждому великому князю. С этим вместе Василий Димитриевич заступался за своего митрополита, которому новгородцы решительно не хотели давать права на святительский суд над своей Церковью. И от того, и от другого отрекался

Великий Новгород. В 1393 году началась война. Злополучный Торжок, со своей волостью, опять подвергся печальной участи житья-бытья па большой дороге. Москвичи напали на него; в Торжке по-прежнему были две партии: одна новгородская, стоявшая за принадлежность к метрополии, другая, склонная, ради избежания разорения, пристать к Москве. Один из представителей последней, по имени Максим, был убит в городе. Великий князь двинул сильную рать на Торжок. Город был взят; начальников противной партии привезли в Москву и там казнили различными казнями. Разом занят был Волок-Ламский; другой отряд захватил Вологду; третий — Бежецкий-Верх, Новгородцы со своей стороны послали войско на восток взять города Кличен и Устюжну, а другое ополчение пошло на Двину и, соединившись с двинским ополчением, напало на Устюг. Этот богатый торговый город, признававший власть великого князя, был разграблен и сожжен. Победители набрали много церковного богатства и серебра. Разорены были окрестности, которые тянули к городу: людей погнали по Двине вниз. Казалось, новгородцы в этой войне не оставались в проигрыше; однако, в том же году осенью заключили мир. Новгородская летопись говорит о нем глухо; но в летописных редакциях Софийской и Воскресенской говорится, что великий князь отправил в Новгород своих послов, и те взяли с Новгорода обещание платить черный бор, а митрополиту далн новгородцы 350 рублей за благословение и крестное целование. Событие это остается неразъясненным, потому что митрополит и в 1395 году находился еще в споре за свои права.

В 1397 году опять возникло размирье. Московское самовластие брало шаг за шагом верх над самобытностью русских земель. Уже Нижний Новгород и Суздальская Земля окончательно присоединены были к Московской державе. Всеми способами подходил московский великий князь, чтоб подчинить себе Великий Новгород. Породнившись с Витовтом, великий князь потребовал было, чтоб новгородцы объявили войну крестоносцам, с которыми литовский великий князь был во вражде. Великий Новгород на своем вече отвечал великокняжескому послу: — "Нам, князь, с тобою один мир, а с великим князем Витовтом другой, а с немцами иной!" [29]Но в тот же год, когда такой твердый ответ напомнил московскому властителю, что Великий Новгород дорожит независимостью своих действий, в Двинской Земле устраивался подрыв цельности его волости. В этой далекой стране, как и в Торжке, существовала партия, недовольная новгородским управлением и готовая променять его на великокняжеское. Великий князь воспользовался этим и послал туда своих бояр, Андрея Албердо-вича с товарищами, поджигать двинян к отторжению от Новгорода. Нашлись недовольные Новгородом двинские бояре. Верно, вмешательства Новгорода в дела Двинской Земли и обязанность колоний в отношении своей столицы были таковы, что великому князю легко было обещанием льгот склонить их к переходу на свою сторону. Они искусились. Из Уставной Граматы, данной тогда великим князем Двинской Земле, видно, что он предоставлял даинянам выгоду беспошлинно торговать по всем подвластным ему землям. В то же время московский князь занял Торжок, Волок-Ламский, Бежецкий-Верх, Вологду, с их волостями, и посадил своих наместников в этих городах. Везде он мог найти благоприятелей, потому что везде кстати давал льготы и обещания. Новгородские воеводы на Двине — Иван и Конон, обязанные блюсти колонии, получили от великого князя себе в собственность новгородские имения; другие двинские бояре также приобрели для себя земли, отнятые у преданных Великому Новгороду владельцев. То же делалось и в других волостях: отнимали земли у верных и отдавали изменникам в награду. Митрополит, со своей стороны, предъявлял право верховного управления по церковным делам и требовал новгородского владыку к себе на суд о святительских делах. Чтоб отвратить грозящую бурю, архиепископ новгородский Иоанн, не раздражая митрополита, отправился к нему; вместе с ним поехали от Великого Новгорода выборные послы: Богдан Абакумович, Кирилл Ди-митриевич, с житыми людьми от концов. Владыка явился к великому князю, возложил на него святительское благословение и говорил: "Господине сыну, князь великий! прн-ими мое благословение и доброе слово, и новгородское челобитье: отложи нелюбье свое на вольных мужей твоих, новгородцев; прими их по старине, дабы при твоем княжении не учинилось между христианами кровопролития; отступись от Заволочья, Торжка, Волока, Вологды, Бежецкого-Верха, взятых тобою противно крестному целованию; пусть все пойдет к Великому Новгороду по старине; отложи общий суд на порубежье: это все не по старине".

Великий князь не принял ни благословения, ни просьб. Митрополит Киприян не хотел вести дела далее своих церковных нужд, и не упорствовал во вражде к Новгороду, ради княжеских притязаний: он благословил владыку и послов новгородских.

Когда владыка воротился домой, и на вече известил, как кончилось его посольство, новгородцы говорили:

Господине отче, не можем терпеть такого насилия от своего князя великаго Василия Димитриевича; он отнимает у св. Софии и у Великого Новгорода пригороды и волости, нашу отчину и дедину; хотим поискать пригородов и волостей св. Софии, своей отчины и дедины".

Они все целовали крест за один брат сопротивляться притязаниям великого князя. Посадники, бояре, дети боярские, жи-тые люди, купецкие дети, все способные носить оружие вооружились, снарядились в поход. Они собрались на вече и в один голос говорили владыке: "Благослови, господине отче-вла-дыко, поискати св. Софии пригородов и волостей: либо возвратим свою отчину к св. Софии и Великому Новгороду, либо сложим головы за св. Софию и за господина своего Великаго Новгорода".

Владыка благословил их, и, отпуская военную силу, сказал: — ' Подите поищите пригородов и волостей св. Софии, своей отчины и дедины!"

В 1398 г. новгородское ополчение двинулось в Заволочье в числе 3.000 под начальством Тнмофея Юрьевича, Юрия Димитриевича и Василия Синча. Слышно было, что изменники сосредоточились в городе Орлеце[30]. На пути явился к воеводам волостель владычного имения, по имени Исайя, и говорил: — "Господа воеводы новгородские! Боярин великаго князя, Андрей, с Иваном Никитиным, да с двинянами, наехали на волость св. София на Вель, на самый Великий день, повоевали волость св. Софии, побрали окуп на головах; от великаго князя приехал на Двину воеводою князь СРедор, блюдет город, судит и берет пошлины по новгородским волостям. Двинские воеводы Иван и Конон, да их друзья, побрали себе волости Великаго Новгорода и новгородских бояр и разделили между собою . — "Братья! — говорили новгородские воеводы: — лучше нам умереть за св. Софию, чем быть в обиде от великаго князя".

Они повернули на великокняжескую белозсрскую волость, рассеялись отрядами, грабили, жгли, брали на щит поселения; сожгли Старый Белозерский городок и приступил vi к Новому; но оттуда вышли князья белозерекпе, подручники великого князя московского, и отдались на милость победителям. Они отделались тем, что заплатили шестьдесят рублей окупу. Новгородцы захватили кубенские волости, повоевали окрестности Вологды, подошли к Устюгу, и, после четырехнедельной осады, взяли его, а потом отправились к Орлецу, главному притону изменников. Уже против стен этого города были устроены пороки; уже новгородцы собирались идти на приступ. Двиняпе сообразили, что им не будет помилования, если новгородцы возьмут город приступом, и заранее решились сдаться; вышли на встречу, били челом и выдали изменников бояр. Некоторых воеводы казнили тут же; главнейших (Ивана, Конона, Герасима, Анфала, Родиона, Ивана) заковали, чтоб представить па вечевой суд. Князь Феодор ростовский отдал все судные пошлины, какие успел собрать в короткое время своего управления Двинской землей в звании наместника великого князя, — этим он купил себе жизнь; захваченные гости московские должны были заплатить за себя окуп; наконец, все двиняне вообще, даром что покорились, обложены были в наказание за свое отпадение от Новгорода налогом в 4.000 рублей и сверх того доставили ополчению три тысячи лошадей.

Уничтожив укрепления Орлеца, новгородская рать возвратилась в Новгород уже зимой; и тут узнали они, что еще осенью заключен мир с великим князем по старине. По благословению владыки, который старался о прекращении войны, архимандрит Парфений и посадник Осип Захарьевич, да ты-сячекий Ананий Константинович, да житые люди Григорий и Давид ездили к великому князю. Услышав, вероятно, что новгородцы успевали в Двинской земле, Василий Димитриевич согласился отказаться и от Двины, и от других захваченных городов: Торжка, Вологды, Волока и Бежецкого-Верха, где он уже посадил своих наместников.

Об этой войне сохранилось такое легендарное предание. Новгородцы, войдя в Заволочье, подошли к Устюгу, и требовали с него копейщины, т.е. окупу за то, чтоб не быть взятыми на копье. Устюжане не дали; новгородцы взяли и сожгли посады; самый город оставили — никак не удавалось его взять. В досаде, новгородцы ограбили на посаде соборную церковь и взяли чудотворную икону Одигитрии устюжской. Ее внесли в насад; хотели отчалить: никакой силой нельзя было насад отодвинуть от берега. Один старый новгородец, Ляпун, сказал: — "Полоняник несвязанный не идет в чужую землю". Он обвязал икону убрусом. Тогда насад двинулся. Гнев Божий поразил за то новгородцев. Многие из них на дороге были поражены коркотою; начало им корчить руки и ноги и ломать хребты; а на тех, которые благополучно дошли до Новгорода, напала слепота. Тогда владыка повелел им отвезти назад икону и все украшения, что на ней были. Для этого, после замирения, в 1399 году, отправлены были от Великого Новгорода гости; повезли икону; с ними поехали мастера; владыка проводил святыню до самой Ладоги; новгородцы не только возвратили все ограбленное на прежнее место, а еще поставили на память в Устюге деревянную церковь во имя Успения Богородицы.

В 1401 году опять вспыхнул раздор с великим князем и митрополитом. Владыка Иоанн после примирения оставался в прежней неподсудности московскому митрополиту. Киприян потребовал его к себе, под предлогом поговорить об общих святительских делах и задержал в наказании и смирении. Великий князь сильно гневался на владыку за то, что он благословлял новгородцев, когда они пошли на Двину. Владыку посадили в Чудов монастырь; там он пробыл два года с половиной, никак не поддаваясь на уступки, защищая независимость новгородской Церкви. Вражда таким образом сама собой через этот поступок открылась. Великий князь опять послал войско захватить Торжок. В Заволочье явились опять ему пособники.

Когда новгородские воеводы, в 1398 г., усмиривши Двинскую землю, возвращались домой и везли с собой на суд зачинщиков измены, один из последних, Аифал, как-то успел дать тягу. За ним тогда же послали погоню. Анфалу помогли устюжане. Быстро явилась у него дружина. Погоня вступила с ним в битву при Сухоне, прогнала устюжан, но не поймала Анфала. Этот Анфал теперь получил покровительство великого князя. Ему прислано в Заволочье войско; к нему прибежал бывший его товарищ Герасим, которого воеводы, в 1398 году, успели благополучно довезти до Новгорода; но там он и другой преступник, Родион, так успели разжалобить новгородцев, что им даровали жизнь, с тем, что они будут жить вечно в монастыре; и так они избавились участи других своих товарищей, которых побросали с моста в Волхов. Теперь эти-то два лица стали волновать Заволочье в пользу великого князя, разоряли имения, хватали в плен землевладельцев, преданных Новгороду, и огнем принуждали двинян покориться великому князю. Недолго, однако, они себя так показывали; новгородское ополчение разбило их шайку и освободило захваченных ими в плен. В Торжке дело кончилось тем, что посланные великим князем бояре, с тремя стами ратных, схватили двух значительных людей, оссобеино нерасположенных к великому князю, н в следующем же году их выпустили. В 1404 году владыка был отпущен митрополитом, и вражда прекратилась сама собой.

Великий князь, принужденный два раза уступить Новгороду, не пропускал, однако, случая делать новые покушения на Заволочье. В 1417 году в Вятке собралась вольная шайка, покровительствуемая великим князем; княжий боярин руководил ею; пристали к ней новгородские беглецы, устюжане и вятчане собрались по их зову, из охоты к грабежу. Эта шайка напала на Заволочскую землю, сожгла города Емцу и Холмогоры, брала в плен преданных Новгороду землевладельцев; однако скоро новгородский отряд рассеял ее, отнял пленных, и в свою очередь заволочане в отмщение ограбили Устюг. До решительной войны с великим князем не дошло.

Во все продолжение княжения Василия Димитриевича новгородцы держали себя осторожно и не доверяли великому князю. В то же время в Новгороде один за другим продолжали являться разные князья; Новгород давал им пригороды и отнимал, и вообще соблюдал относительно этих пришельцев беспристрастие: находясь в мире с одним, принимал в то же время врагов его. Так, в 1404 году принят был враг литовского дома Юрий смоленский, а в 1407 году призван и наделен пригородами знакомый нам Симеон Ольгердович. Доброе отношение к последнему не принудило Новгород нарушить гостеприимство в отношении Юрия смоленского, а после бегства его — в отношении сына его Феодора. Также точно принятие Симеона не обязало Новгород к союзу с Витовтом, которого подручником был Симеон. Напрасно также Витовт, предпринимая вместе с Польшей войну против Ордена, домогался от новгородцев, чтоб и они со своей стороны объя или войну крестоносцам; он ссылался на договор, заключенный между Новгородом и Литвой. Новгород отвечал послам его, Немиру и Зиновию Братошичу, так: "Не может Новгород того учинить; мы как с литовским князем, так и с немцами, мирны".

В 1412 году Симеон должен был оставить Новгород, потому что, в угоду ему, не хотели изгнать Федора, сына Юрия Святославича смоленского. В том же году Витовт и Ягелло разом объявили себя в неприязни к Новгороду, вскинули ему размет-ные грамоты и грозили войной. "Вы свое слово забыли, — говорил им Витовт через послов, — как изымались быть с нами заодно, вы тогда лгали; и неправда великая показалась от вас. Ваши люди лают нас и безчествуют, называют нас погаными и неверными; а мы христиане и ненавидим поганство; а пуще всего — зачем приняли и держите у себя врага нашего Юрия смоленскаго?" Симеон Ольгердович послал тогда сказать новгородцам: "Вы меня держали хлебокормлением, и то было добро; я зато трудился и кровь проливал за вас; а теперь нельзя мне быть врозень с братиею моею Ягеллом и Витовтом; с ними я один человек, и крестное целование с меня долой . Чтобы избавиться от беды, нужно было только прогнать Федоpa, сына Юрия; Новгород не сделал этого и решился лучше на неравную борьбу, чем нарушить гостеприимство.

Соединенные силы Польши и Литвы уже дали себя почувствовать Ордену. Трудно пришлось бы Новгороду, если б эти силы обратились на него. Сам несчастный князь-изгнанник, Феодор Юрьевич, добровольно выручил новгородцев: "Братья мои и друзья, новгородцы! — сказал он на вече: — вы меня держали в мое безвременье и кормили меня: Бог вам воздаст за это. Теперь поднимается из-за меня брань и кровопролитие! Не вступайте за меня с Витовтом з нелюбье. Отпустите меня туда, куда мне Бог путь укажет". И он уехал из Новгорода с плачем. И миновала Новгород на то время опасность. Но в 1428 году Новгород испытал покушение со стороны Литвы. Подобно как некогда Ольгерд придрался к нему за то, что его обругали "псом , Витовт, всю жизнь стремившийся к образованию независимого литовско-русского государства, думавший одно покорить, другое подчинить, прикрывал свои политические замыслы на Новгород предлогом, что его новгородцы обругали изменником и бражником. Он вошел в Новгородскую землю с войском и осадил Пор-хов. Летописцы наши передали этот поход в эпических образах. "Было, — говорят они, — у Витовта много пушек, тюфяков и пищалей; одним словом огнестрельное оружие у него было, а оно в то время по своей новизне наводило ужас. Какой-то хитрец мастер немчин Микола изготовил страшной величины пушку и дал ей название галка. Каждый день везли ее на сорока конях с утра до обеда, на сорока других с обеда до полудня, на сорока иных с полудня до вечера. Литовская рать подошла к Порхову. Каменные стены его были толсты; возвышалась крепкая стрельница; в средине воднимался из-за стены храм св. Николы. "Не только разобью стрельницу, — сказал немец-мастер, — и каменпаго Николу в городе зашибу". Микола как выстрелил из своей галки, так и стрельницу вышиб из основания, и зубцы на стене посбивал, и у св. Николы переднюю и заднюю стену прошиб; а священник у св. Николы в это время служил обедню и цел он остался, а ядро, как дошло до алтаря, обратилось назад и немчина Миколу за его похвальбу разорвало так, что ни тела, ни костей его не нашли; только и осталось от него, что кусок его кабота". Нет нужды объяснять, что эта легендла выдумана уже значительно позже события. На самом деле Витовт так прижал Порхов, что порховнчи стали просить мира. Вышли к литовскому великому князю посадник Григорий Кириллович Посахио, да Исаак Борецкий, и предложили окуп. Витовт рассудил, что взять деньги без больших трудов и без потерь — недурно, и согласился па пять тысяч рублей. Но за эти деньги он пощадил один Порхов и считал себя в праве разорять другие новгородские земли, а потому и готовился идти далее, поближе к Новгороду, как вдруг приезжают в его лагерь под Порховым архиепископ Евфимий с новгородскими послами. Они просили мира. Витовт потребовал с них еще пять тысяч рублей. Новгородцы согласились. Что касается до пленных, то литовцы не отпускали их без выкупа: Витовт, взявши десять тысяч, не считал себя обязанным отпускать их за эти деньги, которые платились собственно за то, чтобы вперед не разорять Новгородской Земли. Владыка заплатил еще тысячу рублей за пленных. "Вот это вам, новгородцы, за то, — сказал Витовт, — чтоб не называли меня изменником, да бражником". Чтоб выплатить по уговору Витовту все деньги, Новгород принужден был назначить по всей своей волости поголовный налог по рублю с десяти человек.

Новгород продолжал принимать разных князей. В 1419 году он не побоялся дать убежище опальному брату великого князя, Константину, который жил там два года, до тех пор, пока не помирился с братом.

По смерти великого князя Василия Димитриевича, в 1425 году, домашние распри между князьями московского дома препятствовали московскому самовластию энергически вести подкоп под независимость Великого Новгорода. Новгород не оставлял прежнего беспристрастия, давал убежище лицам всякой проигравшей стороны. В 1434 году великий князь, низложенный с престола, должен был искать приюта, — он нашел его в Новгороде; но после, в том же году, Новгород принял врага великого князя, Василия Косого. За это гостеприимство Косой заплатил Новгороду тем, что, возвращаясь оттуда со своей дружиной, ограбил Бежецкий-Верх и побережье Меты. Великий князь, получив княжение, согласился заключить с Новгородом вечный мир, отступился ото всех давних отцовских и дедовских притязаний, а новгородцы отступились княжщины, т.е. доходов, которые издавна отдавали великому князю. С обеих сторон выслали людей для точного размежевания границ. Но великий князь, по обычаю предков, не сохранил мира [31]; в 1437 году новгородцы добровольно дали ему черный бор по торжковской волости; а он все-таки в 1441 году начал войну. Поводом к ней было, кажется, то, что новгородцы, не вмешиваясь в княжеские усобицы, допустили смертельному врагу Василия Васильевича Шемяке пробраться к Бежецкому-Верху; а когда он просил позволения приехать в Новгород, вече отвечало: — "Хочешь, приезжай к нам и мы тебе рады; не хочешь, ступай туда, где тебе любо".

За это-то, кажется, возверг Василий, — как говорит летописей,, — на Великий Новгород нелюбие и прислал складную грамоту. Дело кончилось разорением в пограничных областях. Великий князь дошел до новгородского города Демана, и тут архиепископ Евфимий, с боярами и житыми людьми, заключил с ним мир. Великий Новгород заплатил 8.000 рублей. Когда, в 1446 году, великий князь был ослеплен, Новгород заключил с его преемником, Димитрием Ше-мякок, крестоцеловальный союз на всей старине. Скоро, однако, Шемяка лишился своей власти; Василий, хотя слепой, опять сел на стол. Шемяка опять нашел приют в Новгороде. Он поселил там свое семейство, а сам делал нападения на владения великого князя. Напрасно митрополит увещевал новгородцев не раздражать великого князя и не приказывал им с Шемякой ни пить, ни есть. Новгородский владыка отвечал, что в Новгороде старый обычай ведется: все князья, кто бы ни был, приезжали к св. Софии; всех дружелюбно принимали, всем оказывали честь по силе, а митрополиты не посылали никогда за это укорительных грамот. Шемяка оставался в Новгороде до смерти, случившейся в 1453 году, и погребен в Юрьевом монастыре.

И действительно, Новгород давал всем князьям равный приют, без разбора. В 1434 году приехал туда сын Симеона Оль-гердовнча, Юрий, пожил в Новгороде и уехал в Москву. В 1444 году прибыл к новгородцам Иван Владимирович, также литовского дома. В 1446 году Юрий из Москвы снова переселился в Новгород. Прибыл в Новгород и потомок потерявших свои уделы суздальских князей, Василий Гребенка, коренной враг великого князя. И его дружелюбно приняли новгородцы. Не всегда поручали князьям города, а давали им хлеб в кормленье по волости .

В 1456 г. великий кпязь объявил войну Новгороду. Кроме того, что его оскорбляло покровительство, оказываемое его врагам, новгородцы не заплатили ему дани, следуемой по де-манскому миру. Московское самовластие огорчалось тем, что Новгород на вечах составлял грамоты без участия великого князя или его наместников, и политические сношения, все постановления неходили от одного веча. Возникли еще поземельные недоразумения, подобные тем, какие в XVI-м веке довели Новгород до войны с Михаилом Александровичем тверским и до союза с Димитрием Донским: новгородцы покупали себе земли в Ростовской и Белозерской Землях и, в силу владения, эти земли стали тянуть к Великому Новгороду. Это обстоятельство естественно было неприятно московской политике, старавшейся, напротив, чтоб все тянуло к Москве, сосредоточивалось около нее, а не отходило от нее прочь. На рубежах областей происходили взаимные грабежи и драки, которые остались неразобранными и возбуждали вражду земель. Так, еще в 1445 году люди великого князя разоряли принадлежащие Великому Новгороду земли и села около Бе-жецкого-Верха, Заборовья и Торжка. Зная вражду республики к Москве, уже литовский великий князь Казимир предлагал иогородцам свою помощь; по в то время ненависть к московскому самовластию в Новгороде не дошла еще до решимости искать покровительства у государя латинской веры. Военные действия, как всегда водилось, опять начались с Торжка, зимой в феврале, и великий князь занял своими войсками Новоторжскую Землю, обложил жителей данью, деньгами и хлебом. Московские воеводы, князь Стрига и Федор Басенок, проникли в глубину Новгородской Земли и дошли до Русы. Новгородцами предводительствовал князь суздальский, Василий. Ополчение их вышло против неприятеля в числе 5000, но не знало, как далеко проникли москвичи в новгородскую волость, и внезапно наткнулось под Русой на сильное войско. Тогда был большой снег. Новгородцы были на лошадях; московские воеводы велели стрелять по лошадям, и этот оборот удался: многие, лишившись лошадей, завязли в снегу; новгородцы потеряли строй и были разбиты, и князь Василий ушел с поля битвы. Это поражение заставило Новгород помириться с великим князем. Владыка, со старыми посадниками, старыми тысячекими и житыми людьми от пяти концов, отправился к великому князю, стоявшему уже в Яжсл-бицах. Великий князь принял благословение владыки Евфи-.мия и челобитье Великого Новгорода, и там был заключен мир на условиях, невыгодных для Новагорода. Великий Новгород заплатил великому князю 8.500 рублей, обещался доплатить что осталось недоплаченным от деманского мира. Все земли, приобретенные новгородцами в краю, тянувшем к областям великого князя, возвращались. Новгород обещал давать великому князю по прежним обычаям черный бор, виры в пользу князя, дары.от волостей и все пошлины по старине; вместе с тем постановлено, чтоб не быть более вечным грамотам и употреблялась бы княжеская печать. Эти условия поражали новгородскую свободу и приготовляли ее падение при наследпике яеликого князя. С обеих сторон постановлено: возвратить завоеванное и взятое в плен.

Великий князь Василий Васильевич внушил к себе глубокую злобу в новгородцах. Они должны были ненавидеть его, особенно вспоминая, что этот князь некогда в несчастии был принят Новгородом, получил в нем прибежище, и когда возвратил потерянную власть, то два раза угрожал Великому Новгороду и делал ему вред. Неудивительно после того, что в 1460-м году, когда он посетил Новгород, негодование при виде его возросло до того, что составился заговор убить его вместе с сыновьями Юрием и Андреем и ненавистным для Новгорода воеводой Басенком, победившим новгородские войска под Русой. Владыка Иона, узнав об этом, едва уговорил заговорщиков оставить злобное намерение, и представил, что пользы для Новгорода от того не будет; у Василия остается еще сын, Иван: его на ту пору не было в Новгороде, — он сделается мстителем за отца и за братьев. Это удержало новгородцев.

До такого положения дошли отношения Новгорода к князьям, перед вступлением на престол великого князя Иоанна Васильевича, при котором московское самовластие одолело его свободу.

Примечания:

"Оставшии же людие нзыдоша из градов в дальныя страны, овии на Белыя воды, иже ныне зовется Белое езеро; овни же на езеро Темное и нарекошася Весь. Иные же по разным и нарекошася различными наименованиями".

Рассказ о Волхве по своему колориту бесспорно народный. Змей, залегающий путь — обыкновенный образ древних сказок, сродный всем народам. Профессор Буслаев очень остроумно и справедливо нашел этого Волхва славянского в древней эпической песне о Волхе Вссславиче; Всеслав и Славен — созвучные, легко заменяемые взаимно формы, могли в предании смешиваться. Действительно, в песне о Волхе Всесла-виче он представляется сыном девицы Марфы Всеславьевны и лютого змия; здесь является верование, что духи в виде змиев прилетают к женщинам — верование, зашедшее в повесть о Петре и Февронии и сохранившееся до сих пор между народными суевериями об огненных змиях. Это верование соединено с понятием о полубогах, исполинах, рожденных от земных матерей и отцов нечеловеческого происхождени я. Таким обра зом песня о Волхе Всеславиче пополняет промежуток п сказке: этот Волхов или Волх принадлежит к области исполинов, о которых сохранилось у нас предание, как о существах необыкновенных, хотя и в человеческом образе, составлявших переход от богов к человеку; предания эти связывались с историей местности: на это указывает и местность Волотова. Имя это происходит от Волот, исполин, великан. Что Волх Всеславич и сказочный Волхв одно и то же лицо, показывают и обстоятельства жизни липа, и характер его: Волх Всеславич в песне, как сказочный Волхв, мечты творит, и между прочим Волхв сказочный превращается в змия, а Волх песенный обертывается соколом, волком, туром-золотые рога; в песне он сын змия, в сказке превращается в змия, в сказке он научен от бесов всяким хитростям, в песне он также научается такой мудрости превращений. В сказке он залегает мути к реке "и не поклоняющихся ему овех пожираше, otiex же нспротерзяше и оутопляя". В песне он побеждает индейское царство. Как мне кажется, соответствующего этой победе над индейским царством надобно искать в сказке именно в том, что там рассказывается не о нем самом, а о его преемниках — именно, что они ходили к морю и покорили отдаленные страны: Печору. Вымь. Обь. Самая странная путаница в географии (египетские и елиньские страны) показывает сходство с такой же путаницей в песне об индейском царстве.

Несколько договорных грамот сними показывают, что отношения к великим князьям составляли ряд столкновений, которые нелегко было уладить. Так, например, новгородцы жаловались на то, что тверской князь и бояре покупали в Новгородской области села и заводили слободы, и тем самым вмешивались во внутреннее управление новгородских волостей; ибо эти села тогда принадлежали не Новгороду и не новгородцам, а владельцам, выходившим из новгородского управления. Сверх того, поставленные наместники навлекали на себя жалобы Великого Новгорода. Один из них, которому поручен был Псков, Федор Михайлович, убежал от неприятеля и сверх того самовольно брал поборы по новгородским селам. Новгород требовал его удалить. Другой, Борис Константинович, которому была поручена Корела, так дурно управлял ей, что разогнал жителей, и сверх того приобретал имения в новгородской волости. Новгородцы требовали, вместе с его удалением, возврата купленных имений, предлагая, впрочем, ему ту сумму, какую он заплатил. Это показывает, как важна была подобная покупка имений и как боялись ее новгородцы (Собрн. госуд. грамот, том I, стр. 14). Понятно, что в отношениях к великокняжеской власти, — выражалась ли она непосредственно самим князем, или посредством его наместников, — для Новгорода было ч го-то очень тягостное, ог чего новгородцы хотели всеми силами обезопаситься, не имея средств избавиться вовсе.

Михаил тверской претендовал на этот город, может быть, потому, что предки его владели землями, действительно некогда тянувшимися к Торжку, как, напр., Зубцовым, и передали ему по преемничеству.

Карамз., V. 104.

Княже Ваеилие! с тобою свой мио, и с Витовтом ин, н с немци ин (Новг. Л., IV, 102).

В двадцати верстах от нынешних Холмогор.

Нов., I, 112. Не посла ни кого ж в отчины новгородский к Новгородцам, ни где ни отведе ни своея очистьи, исправлением не учини. — Ник., V. 122.

Оглавление