XXI ВЕК

Сопоставляя черты информационной формации и составляющих ее эпох, аналогичных периодам интеграции, синтеза и импульса, а также входящих в них периодов, мы можем попытаться построить более или менее точную модель развития цивилизации в XXI в., а в общих чертах — и более поздних эпох. При этом необходимо учитывать, что страны мира сейчас находятся на различных стадиях развития, что осложняет действие макрополитических закономерностей.

Теоретик информационного общества О.Тоффлер справедливо писал, что ближайший исторический рубеж «также глубок, как и первая волна изменений, запущенная десять тысяч лет назад путем введения сельского хозяйства… Вторая волна изменения была вызвана индустриальной революцией. Мы — дети следующей трансформации, третьей волны».[37] Тоффлер перечисляет такие черты новой формации, как демассивизация и деиерархизация цивилизации, деконцентрация производства и населения, резкий рост информационного обмена, сближение производства и потребления, полицентричные, самоуправленческие политические системы, экологическая реконструкция экономики и вынос опасных производств за пределы Земли, индивидуализация личности при сохранении солидарных отношений между людьми, которым в информационную эпоху почти «нечего делить», космополитизация и др.[38]

Эта концепция, во многом базирующаяся на антиавторитарной социалистической традиции от анархизма до новой левой идеологии, не вполне соответствует тем тенденциям общественного развития, которые можно наблюдать в мире конца ХХ в., например — росту этнического самосознания как частного случая корпоративности (отмирающей, по мнению Тоффлера, вместе с нациями). Картина, нарисованная Тоффлером — это не утопия (поскольку за каждым положением его работ — примеры реальных ростков сегодняшней жизни), это скорее — модель зрелого информационного общества, идеала, соответствующего мечте о коммунизме, анархии, а может быть — и царстве Божием на Земле в современной интерпретации. По мнению Тоффлера, «третья волна», переход непосредственно к этому обществу начался. Это верно, но только отчасти. Развитие общества нелинейно, и мир движется к пику новой формации через эпоху, которая может так же отличаться от «развитой» формы, как абсолютизм от эпохи революций. Поэтому, во многом соглашаясь с теоретиками постиндустриального общества, мы применим свои методы к определению черт следующей эпохи — становления информационного общества (или фазы трансформации).

Прежде всего напрашиваются две линии сравнения — с трансформацией становления (феодализмом) и становлением индустриализма (то есть предыдущей фазы, структурно состоявшей из двух цивилизационных укладов, в отличие от становления аграрного общества). Экономико–технические отличия интеграции от обеих этих эпох очевидны — будет происходить вытеснение индустриальных технологий информационными. Последствия этого процесса полно описаны О.Тоффлером, который прежде всего на них и обращает свое внимание. Однако процесс этот будет происходить не очень стремительно, так как уже сейчас заметно сопротивление, которое общественные отношения оказывают технологической перестройке. Важным отличием следующей эпохи (как и всякой интеграции) от равновесия является отсутствие жесткого авторитаризма. В большинстве своем форма общественных систем этой эпохи весьма демократична. Большую роль играют механизмы социальной помощи (это следует из характеристик аналогичных периодов), которые предопределяют относительную прочность социальных корпораций (что роднит эту эпоху с феодальной). В отличие от феодализма XXI век (в силу своей информационной направленности) не будет ограничивать перетоки информации. Это, видимо, не будет касаться разрушительных информационных технологий и духовных техник (уже сейчас цивилизация осознает опасность распространения компьютерных вирусов, например). Так что не исключено возрождение некоторых институтов, которые их противники в пылу полемики будут сравнивать с инквизицией. В остальном общественные институты передовых цивилизаций XXI в. можно охарактеризовать как равновесие без абсолютизма и феодализм без информационной и социальной замкнутости, а также, вероятно, с гораздо меньшим уровнем насилия (что не исключает заметных вспышек терроризма, превосходящих нынешние).

Наметив общий контур, обратимся к социальным слоям этой эпохи. Поскольку речь идет о начале глобального социального синтеза (преодоления разделения на элиту и население («эксплуататоров и эксплуатируемых», выражаясь привычным для нашей страны языком)), то впереди — доминирование «средних слоев», соединяющих в себе черты элиты и «трудящихся масс». Как мы упоминали, в чистом виде это — гражданский класс и индивидуальные производители (либо маргиналы). Но, как мы видели, «чистые классы» в реальности состоят из более сложных слоев. Продукты синтеза основных классов элиты и средних слоев могут быть следующими: «истеблишмент» — социальные структуры государственных и транснациональных финансовых и информационных институтов, все более тесно связанные между собой (синтез отчужденной элиты — этакратии и отчужденного труда); свободные производители информации (синтез индивидуального бизнеса и индивидуального труда); «общинники» — самоуправляющиеся группы тружеников–собственников, участвующих как в материальном, так и в информационном производстве на основе свободного рынка и самоуправления (синтез частного предпринимательства и соединенного труда); «синдикалистский сектор» — общественное регулирование самоуправляющихся предприятий, общественные организации, располагающие собственными предприятиями, ассоциации предприятий, принадлежащих своим рабочим, в которых присутствует сильное общественное регулирование (синтез этакратии и соединенного труда).

Эти четыре слоя могут проявиться на протяжении всей эпохи, а к моменту импульса 5-8 формируются только две основные социальные коалиции. Синтез слоев предыдущей эпохи позволяет сформироваться истеблишменту и гражданскому слою, под контролем которых остаются еще значительные массы населения (как самостоятельная социальная сила эти слои исчезнут только вместе с остатками индустриализма, то есть весьма не скоро — их культурных уровень должен сравняться с культурным уровнем новой элиты, после чего общество станет более однородным и в социальном отношении). От исхода революции–импульса в каждой стране зависит, какой слой будет доминирующим, а какой — опорным. Если доминировать будет истеблишмент, то изменения общественной «надстройки» будут не столь велики, и общество будет более космополитично (современный истеблишмент в значительной степени транснационален, государственная бюрократия сращивается в нем с бюрократией ТНК). Если победа достанется гражданским движениям, то конфигурация социальной структуры будет более горизонтальна, демократична, связана с национальными корнями. В любом случае центры власти и управления сместятся с национального на транснациональный и локальный уровни, управление будет вытесняться самоуправлением. Сформируются как влиятельные региональные общности, так и противостоящие им замкнутые на международные институты («мировое сообщество») надгосударстенные бюрократии, символизирующие новые общности – например, Евросоюз, Североамериканский, Латиноамериканский, Евразийский (на территории части бывшего СССР), позднее — Индийский, Арабский и Китайский союзы (восточная часть последнего будет вероятно тяготеть к формирующемуся Тихоокеанскому сообществу — лидеру эпохи синтеза).

В период формирования будет происходить быстрый рост информационных технологий, которые, однако, еще не будут преобладать над индустриальными. Обострится борьба за информационные поля и ресурсы. Основное противоборство между истеблишментом и гражданским обществом будет вестись вокруг проблемы монополии на информацию (при этом мощные информационные монополии будут также действовать под флагом свободы слова, поскольку покушение на их права будет трактоваться как подавление свобод); свободы бизнеса (которая будет ограничиваться под давлением общественных организаций). Будет происходить раздел сфер влияния между наднациональным истеблишментом, регулирующим космополитичные информационно–финансовые поля, и многоярусными локальными центрами влияния вплоть до самоуправляющихся производств и поселений. Преобразования в странах «очага» новой «мировой революции» вызовут трудности в их взаимоотношениях с теми ведущими индустриальными державами, которые еще не перешли в новую эпоху либо при переходе сумели избежать больших изменений. Еще одна важная проблема, с которой лидеры цивилизации столкнутся в это время или несколько позднее — переход большой группы стран Третьего мира в эпоху конфронтации, что может в условиях резко обострившейся демографической проблемы вызвать в них революционный взрыв, превосходящий масштабы большевистской революции, с неизбежной «революционной» экспансией против «буржуазного» Севера (вероятно — под радикально–исламистскими лозунгами).[39] Учитывая ресурсную зависимость Запада от Третьего мира, это может дестабилизировать всю экономическую систему, которая казалась оптимальной в индустриально–этакратическую эпоху, и привести к новой волне интегральных революций. Однако необходимость сопротивляться экспансии с Юга может привести к вхождению в период реакции, сводящий на нет общественные достижения прошедших двух периодов, но ускоряющих военно–технологическое развитие. Подобные диспропорции скорее всего  затормозят развитие даже наиболее динамичных стран Запада, после чего лидерство перейдет к странам третьей группы. Судя по логике резонансов, она будет состоять из стран славянского культурного блока, более предрасположенных к общинно–социалистической парадигме новой эпохи. Помощь славянского мира даст Западу шанс не только справиться со своими проблемами, но и провести демонтаж авторитарных структур периода 6-1 там, где они образуются, после чего влияние административно–финансового истеблишмента заметно ослабеет (тем более что информационный истеблишмент вероятно выступит на стороне сторонников «либерализации»). Это будет сопровождаться выходом из-под контроля двух первичных слоев третьего — ассоциированных производителей информации, прежде недостаточно самостоятельных. Их успехи — свидетельство возобладания информационного сектора над индустриальным.

Итак, после бурных первых десятилетий XXI в., которые совпадут с фазой становления эпохи, и останутся в истории как время десятков революций разного типа, военных столкновений между Севером и Югом, регионализации государств и формирования влиятельных наднациональных союзов, этноконфликтов и терроризма, революции в Китае (период 54 здесь придется, вероятно, на грань веков), ослабления стран Запада и усиления стран Восточной Европы, множества региональных переворотов и бурного изменения технологий, исхода населения из городов в поселения, состоящие из коттеджей, насыщенных аппаратурой, массового освоения электроники и новых типов коммуникаций, обострения экологического кризиса. Эта проблема, наконец, станет очевидной для всех, тем более, что ослабление индустриализма нейтрализует группы, препятствующие экологической перестройке общества. Там, где экологические процессы не примут необратимого характера, социально–экономическая структура нового общества будет способствовать экологизации. В других ситуациях экологические катастрофы не только приведут к гибели масс людей и установлению авторитарных режимов под флагом борьбы с «нежданной» опасностью, но и к глобальным последствиям, затрагивающим интересы всего мира. К сожалению, только после перехода к периоду равновесия передовые общества смогут оказать широкомасштабную помощь жертвам катастроф. Поэтому длительное время потомки нынешних людей, равнодушных к экологическим угрозам, будут расплачиваться жизнью за бездействие наших современников.

Период равновесия ведущих стран мира будет сопровождаться бурной деиндустриализацией, деурбанизацией, ростом информационного сектора, укреплением социальных и политических институтов интеграции, смягчением экологической проблемы.[40] Локальные и транснациональные структуры, окончательно разделив сферы влияния, установят фактический союз, удивляющий свидетелей былой борьбы. Упрочение социума позволит остановить экспансию Юга и как–то нормализовать отношения с ним. В то же время «окостенение» социальной структуры будет вызывать недовольство как у третьего слоя (ассоциированные производители информации), так и у растущего четвертого слоя — атомизированных производителей информации и маргиналов, особенно молодежи, акселерация которой из–за информационной насыщенности будет происходить небывалыми темпами. Недовольная «застоем» масса «индивидуалистов» будет продуцировать непредусмотренные социальным порядком духовные техники, которые могут оказаться опасными для людей и коммуникаций.

Все это определит динамику периода конфронтации эпохи интеграции. Она начнется атакой самоуправляющихся производителей информации против всех жестких структур, корпораций, традиций, против остатков монополизма, бюрократизма и теневого регулирования и мафиозности. Однако в этой борьбе «индивидуалы» зайдут гораздо дальше, чем «общинники», все же приверженные определенным традициям и нуждающимся в координации производственного процесса. Одновременно в борьбу вмешаются осколки индустриального общества, бунты которых напомнят, что не все жители еще вошли в информационную элиту. Дезинтеграция общества не позволит избавиться от многих проблем предыдущего периода и, вероятно, ухудшит условия жизни. Это вызовет консолидацию второго и третьего слоев на консервативной основе, но «деструктивная» коалиция, как это обычно случается в конфронтации, может усилиться за счет первого слоя, потесненного в начале «революции». Саботаж «индивидуалов» может быть очень эффективен и парализовать информационную инфраструктуру страны. Но, в конце концов, общество или найдет компромисс с ними, или, что более вероятно, найдет способ временно нейтрализовать «агрессию изнутри».

В период нормализации информационный сектор уже будет откровенно преобладающим, и доминирующие слои будут обеспокоены прежде всего проблемой «индивидуалов». Возможно, это вызовет усиление контроля над движением информации. Эффективным решением социальных и демографических проблем может стать космическая экспансия. Необходимость сохранения традиций, доказанная предыдущим периодом, и интенсивные духовные поиски, характерные для всей информационной фазы, приведут к росту религиозного фактора, который также первоначально может способствовать смирению страстей. Когда острота противоречий притупится, общество сможет перейти к интеграции.

Интеграция эпохи интеграции может стать своеобразным «золотым веком», эдаким социалистическим идеалом с важным дополнением в виде утверждения религиозного сознания. Прежние четыре слоя постепенно будут образовывать два основных — транснациональные (возможно — космические) ассоциации индивидуумов и локальные ассоциации ассоциаций. Между ними будет вестись духовная борьба в форме разнообразных дискуссий. Широкий плюрализм будет иметь, однако, некоторые ограничения, связанные с существованием информационного «вредительства», которое сохранится как социально–политическое явление. Более передовым странам удастся растопить лед империи, возникшей в результате революции в Третьем мире, и приобщить ее осколки к благам информационной цивилизации. Это общество в силу своей широкой открытости будет очень уязвимо. Результатом может стать победа в ряде ведущих стран какой–либо духовной партии (вероятно — религиозной или псевдорелигиозной) и переход к периоду «синтеза». Впрочем, эти события уже вряд ли относятся к истории XXI века.

Крушение подобного режима откроет дорогу новой эпохе — развитому информационному обществу. Его модель, вероятно, будет основана на свободных ассоциациях производителей информации, регулируемых неким подобием центра, авторитет которого будет опираться прежде всего на превосходство знания (такая структура может быть воспроизведена путем сравнения признаков информационной эпохи и признаков периода синтеза). Вероятно, стратификация этого общества будет определяться уже не столько социальными признаками, сколько соотношением в психике субъектов духовного, косного (в данном случае — деструктивного) и животного начал. Соответственно, и динамика сил будет далека от привычной нам социальной логики. Поэтому мы ограничимся здесь только предположением, что смысл этой эпохи будет заключаться в подготовке человека к переходу к новому, надцивилизационному состоянию, для которого характерно абсолютное преобладание информационного начала. Сам процесс такого перехода будет проходить в эпоху импульса, смысл которой легче обсуждать в рамках теологии, чем социально–исторического исследования.


Примечания:



3

Иванян Э. «Президенты и политика», М., 1976. С. 306.



4

См., например, «Уровень нашей жизни в 1913–1993 гг.» Аналитический справочник. М., 1995. С.42.



37

Toffler A. Op.cit. Р.23.



38

Op.cit.



39

См. Шубин А.В. «Дамоклов меч юга» // Исаев А., Шубин А. «Демократический социализм — будущее России», М., 1995. С.98–100.



40

О связи социальных преобразований и экологической проблемы см. Шубин А.В. «Социальная экология» // Там же, С.101–109. Шубин А.В. «Гармония истории» С.287–294.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх