• Гуркхи
  • Сикхи
  • Пуштуны
  • Дервиши
  • Эфиопы
  • Зулусы
  • ТУЗЕМНЫЕ ВОЙСКА

    Пока войска царской России не сошлись лицом к лицу с солдатами воинственной, хорошо вооруженной и отлично организованной восточной державы, многочисленные, тянущиеся на протяжении веков победы и завоевательные походы европейцев (зачастую против намного превосходящих их сил) против воинов с черной, красной, желтой или коричневой кожей прочно воздвигли культ белого превосходства. Забыты были годы, когда арабы, оттоманские турки и монголы угрожали самому существованию западной цивилизации. Миллионы небелых умирали под властью великих колониальных держав – после того, как десятки тысяч их соплеменников пали от шрапнели и пуль. Но когда волны Цусимского пролива еще смыкались над идущими ко дну броненосцами эскадры Рожественского, то ко многим жителям Востока подобно удару молнии пришло осознание того, что долгое владычество Запада подходит к концу. Однако мало кто мог поверить в то, что менее чем через полвека могучая Британская империя прекратит свое существование, а французский трехцветный флаг больше не будет развеваться над Индокитаем, большей частью Африки и даже над самим Алжиром и что почти вся Африка и Азия увидят медленное отступление легионов белых.

    За долгие годы колониальной экспансии войска Запада время от времени получали достойный отпор. Отважные воины разных рас погибали с мечом и копьем в руке, защищая свои дома, свои страны, свои туземные законы и своих богов. А поскольку отвага вызывает к себе уважение, племена или расы, которые с особенной яростью сопротивлялись белому человеку, заслужили его восхищение, тогда как к другим, возможно более развитым и культурным, те же белые люди относились с презрением. И часто выживших в таких битвах туземных воинов (склонных воспринимать любых людей, нанесших им поражение, с благоговейным страхом) эти белые люди побуждали служить своим завоевателям. Ведомые белыми офицерами, обученные и вооруженные по европейским образцам, эти наемники завоевывали своим хозяевам новые территории, поддерживали порядок среди своих соплеменников, а порой и держали их в откровенном рабстве. Не были исключением даже гордые и независимые индейцы – одетые в голубые рубахи индейские разведчики и охранники в резервациях сыграли видную роль в завоевании Запада.

    Спаги, французская колониальная армия, около 1910 года

    Ныне все они уже в прошлом: индусские уланы в тюрбанах, спаги в длинных развевающихся рубахах, чернолицые сенегальцы и жители Восточной Африки в своих красных фесках, узкоглазые аннамиты в конусовидных шляпах из рисовой соломки. Их уже нет в армейских списках и платежных ведомостях вооруженных сил Великобритании, Франции, Бельгии, Германии, Испании, Голландии, а также и Америки, поскольку филиппинские разведчики служат ныне своей собственной стране, как и их коллеги во многих других ставших свободными странах. Они были отважными и живописными воинами, лучшими представителями многих воинственных рас, наводившими страх на их врагов и являвшимися предметом гордости для своих белых офицеров.

    Гуркхи

    Хотя и весьма трудно выделить в определенном отношении воинов какой-либо этнической группы или расы, но я бы все же сказал, что из всех известных миру наемных солдат гуркхи, жители горных районов Непала, стояли на первом месте в списке славы. В отличие от роскошно обмундированных бенгальских улан или спаги в их словно созданных для кинематографа мундирах, крепконогие гуркхи никогда не были предметом общественного интереса и избегали публичности. И все же звуки их рожков и волынок, а также грохот их ружей был слышен во многих странах, а прах их покоится на пространстве от низин Фландрии и гор Италии до Эль-Аламейна, Багдада и Сингапура. Насколько я могу судить, все солдаты, которые когда-либо имели дело с ними, кроме их врагов, всегда говорили о них с восхищением.

    Гуркхи, офицер и стрелок, 1940 год

    В отличие от других частей индийской армии гуркхи не имеют никаких связей с Индией. Они происходят из изолированного от мира Королевства Непал и поступают на военную службу в свои собственные полки точно так же, как и другие горцы, швейцарцы, делали это четыреста лет тому назад. Этот горный народ, живущий под сенью Эвереста, имеет индо-монгольское происхождение. Предки гуркхов, или горкхалис, были брахманами или раджпутами[14], вытесненными из Индии мусульманами несколько столетий назад. Они стали самым сильным племенем среди многочисленных поселений горцев Непала, а их раджи правили в столице этого королевства Катманду. Соединение энергичных воинственных раджпутов и более флегматичных, но столь же воинственных монголов породило племя отличных воинов, и, совершенно естественным образом, они переплелись с тибетцами более северных районов (а через них и с китайцами) и с обретающими силу англичанами на юге.

    В кампаниях 1814–1815 годов, после многих упорных сражений, в которых противники научились уважать боевые качества друг друга, армии Восточно-индийской компании в конце концов удалось нанести поражение гуркхам в их горных твердынях. Однако мирное соглашение лишь вернуло часть недавно завоеванных непальцами территорий Индии, и, получив себе британского министра-резидента, горная монархия осталась по-прежнему почти в полной изоляции. Ее правитель периода широкого восстания сипаев 1857 года, Бахадур-шах II, оставался верным другом англичан, и его помощь еще больше укрепила отношения между двумя правительствами. Однако все же Непал никогда не находился под прямым британским правлением, и по договору 1923 года он был признан абсолютно независимым.

    Обычай нанимать гуркхских солдат восходит к 1857 году, и число их полков было в конце концов увеличено до десяти, по два батальона в каждом. В 1914 году число батальонов в полку было увеличено до четырех, аналогично принятому в британской армии. Как и в других подразделениях индийской армии, туземные офицеры служили в них вместе с британскими офицерами.

    Полки, сформированные из гуркхов, были обособленной частью индийской армии, десять полков образовывали гуркхскую границу. В армейских списках они значились как стрелковые полки и носили полную форму темно-оливкового цвета с перекрещенными горнами на эмблемах и черными пуговицами и кантом. Согласно преданиям, это было сделано в память о том, что гуркхи были объединены в одну бригаду с британским 6-м стрелковым полком во время штурма Дели в 1857 году. Примерно в эти же годы – возможно, потому, что гуркхи часто бывали объединены в бригаду вместе с шотландскими батальонами во время пограничных войн 70-х и 80-х годов, – они получили также волынки, так что теперь раскосые монголоидные волынщики важно вышагивают парадным шагом перед батальонной столовой по торжественным событиям. Также, подобно британским стрелковым полкам, которые никогда не принимали участия в сражениях на передовой, у гуркхских полков нет ни знамен, ни штандартов.

    Кроме современного вооружения каждый стрелок-гуркх имеет еще и нож-кукри. (Рядовые в британских стрелковых полках всегда именуются «стрелками» – точно так же, как они всегда прикрепляют к своей винтовке сабли, а не штыки – реликт тех дней, когда короткое ружье снабжалось длинным клинковым штыком, напоминавшим саблю, так чтобы общая длина оружия от приклада до острия штыка была равна длине мушкета.) Кукри представляет собой сильно изогнутый нож с внутренней заточкой, который используется как универсальный инструмент, равно пригодный для того, чтобы нарубить дров или снести с плеч голову врага. Слава этого ножа столь велика, что буквально почти каждому человеку приходилось слышать историю «погоди-пока-тебе-не-надо-будет-пошевелить-головой», жертвами в которой выступают афганец, русский, немец, итальянец или японец в зависимости от времени рассказа и повествователя. Сомнения в том, что даже гуркх может снести голову врага столь аккуратно, что тот будет еще в состоянии сказать несколько слов, ничуть не меняют того факта, что враги всегда испытывали стойкую неприязнь к этому оружию; защитники же даже укрепленных пунктов предпочитали оставить их, а не дожидаться атаки маленьких коричневолицых воинов со странными бритвенно-острыми ножами в руках.

    Сикхи

    Другими любимцами британской общественности были сикхи. Эти высокие обитатели Пенджаба являлись религиозной, а не расовой группой («сикх» означает «последователь»), их отличительной особенностью были нестриженые волосы и стальной браслет. Эта воинствующая секта отошла от брахмаического индуизма и вскоре стала правителями Пенджаба в Северной Индии. Армия сикхов, мощное вооруженное формирование, с сильной артиллерией и обученное, в частности, французскими солдатами удачи, стихийно увеличивалась в численности после смерти их великого вождя Ранджит Сингха, «льва Пенджаба». В 1845 году армия сикхов пересекла реку Сутлей, которая образовывала южную границу их территории, но была встречена и в конце концов разбита британцами в нескольких кровопролитных сражениях – при Мудки, Ферозешахе, Аливале и Собраоне. Над территорией княжества был провозглашен британский протекторат, но два года спустя сикхи, все еще верившие в свою военную силу, подняли восстание. Началась вторая сикхская война, во время которой 13 января 1849 года произошла крупная битва при Чилианвале. Потери британцев были очень значительны – 2338 человек, – а исход битвы лучше всего может быть обозначен как ничья. Решающее сражение при Гуджерате, в котором англичане впервые обладали преимуществом в артиллерии, закончилось полным разгромом армии сикхов, и Пенджаб был присоединен к Британской Индии.

    Индийский солдат личной охраны генерал-губернатора, около 1910 года

    Во время восстания сипаев сикхи, как и гуркхи, поддерживали англичан и тысячами стекались под их знамена – частично из пристрастия к британцам, которыми они восторгались как достойными противниками, а частично из неприязни к мусульманам и бенгальцам, которые составляли значительную часть сил восставших. Англичане не упустили случая тут же начать вербовку этих прирожденных воинов в свою армию, и сикхские полки стали ценной частью британской индийской армии вплоть до 1947 года, а после обретения Индией независимости вошли в состав армии Республики Индии.

    Пуштуны

    Другим знаменитым подразделением был корпус разведчиков-проводников, в рядах которого было много сильных, с орлиными носами пуштунов, обитателей гористой местности на севере. Эти горцы служили также и в рядах хайберских стрелков, другого подразделения, хорошо известного любителям приключенческих романов. Дикие племена севера (нет никаких сомнений, что северяне представляют собой куда лучший солдатский материал, чем более мягкий народ юга) давали почти постоянную практику войны для английских вооруженных сил в Индии, а также столь же отличный, если не лучший, полигон, каким был для французов Алжир. Большинство британских офицеров, отличившихся в годы накануне Первой мировой войны, составили себе имя как раз на северо-западной границе, и утрата возможностей проходить эти практические, хотя и смертельно опасные, маневры станет большой потерей для обеих армий.

    Приграничные племена почти постоянно жили в состоянии никогда не прекращающейся войны, основой их экономики в значительной степени был грабеж, а кровная вражда и межплеменная вендетта – социальным обычаем. Разбой, убийства и похищение детей были частью повседневной жизни, война же считалась едва ли не приятным времяпрепровождением. Поскольку многие из них служили добровольцами в тех или иных подразделениях, создаваемых для помощи пограничной охране, они прекрасно знали образ действий британской армии, и часто, в перерывах между стычками, обменивались сплетнями со своими соплеменниками из противоположного лагеря. Даже те, чье знакомство с англичанами было весьма ограниченным и сводилось к перестрелке на дальнем расстоянии, все же чувствовали определенную близость со своим противником, и после завершения очередной кампании многие подобные соплеменники, как честные подданные короля (пусть и не всегда лояльные), могли быть представлены к награде медалью за заслуги в охране границы с вручением соответствующих знаков.

    Индийский солдат конного полка, около 1910 года

    Хотя пуштуны и считали войну чем-то вроде спортивного мероприятия, они все же вели ее с жестокостью, заставлявшей вспомнить обычаи апачей в их худших проявлениях. Раненые немусульмане – ни один человек в здравом уме не сдался бы им – подвергались пыткам и увечьям с дьявольским интересом к деталям. В ходе войны обычно задействовался весь арсенал ловушек, обманов и предательств, так что северо-западная граница не была тем местом, где можно было бы проявлять беззаботность или некомпетентность.

    Остроглазые пуштуны были непревзойденными стрелками, а винтовки и патроны у них ценились на вес золота. Фельдмаршал сэр Уильям Слим, чьи писательские таланты ничуть не уступали его полководческому искусству, приводит в своей книге «Неофициальная история» пример того, как члены одного из племен повели себя вразрез со своей обычной репутацией: «Не обременяя себя обычными формальностями, как это повелось делать на границе, мы отправили сообщение врагу, поставив его в известность, помимо прочего, что мы невысокого мнения об их меткости в стрельбе. В полученном ответе они выразили восхищение нашим последним рейдом. По их мнению, это было весьма впечатляющее зрелище, и они с прискорбием признавали тот факт, что мы в первый раз убили больше людей из их рядов, чем они – из наших… Касаясь вопроса об их стрелковом искусстве, они со стыдом признавали нашу правоту, но приводили объяснение этому. Дело в том, что все они были вооружены карабинами Ли-Энфилда, взятыми в качестве трофеев в предыдущих сражениях у наших павших товарищей, тогда как патроны, которыми их щедро снабжал эмир Кабула, были тоже британского производства, но старого образца – Mark VI, винтовки же были пристреляны под патроны нового образца – Mark VII. Они поначалу не осознали этого обстоятельства, но теперь сделали соответствующие корректировки, так что они будут признательны нам, если мы дадим им возможность продемонстрировать разницу в стрельбе».

    Воинственные индийские племена породили много отличных бойцов. Индия была завоевана мечом, и люди, которые завоевали и удерживали ее, были, в основной своей массе, сами уроженцами этой страны, наемными солдатами, которые защищали интересы Восточно-Индийской компании или британской короны и которые, во многих случаях, служили чуждой им расе с куда большей преданностью, чем обычные наемники проявляют к своим казначеям. Средний индус мог не испытывать никакой любви к среднему англичанину, но существовала связь между большей частью офицеров и их подчиненными, на которую не влияли никакие различия в расе, цвете кожи или религии. Приведем одно высказывание из книги «Армия Индии»: «Отнюдь не выполнение условий контракта подвигло сипаев Клайва при Аркоте отдать свое продовольствие солдатам-европейцам или 35-й туземный полк – сделать то же самое, когда землетрясение в Джелалабаде уничтожило там все остававшиеся запасы еды. Отнюдь не еледование букве закона побудило сотни сипаев Пурби оставаться верными своей присяге во время обороны Лакноу или заставило проводников-разведчиков спасать жизнь британских офицеров под Гератом. Никакой один только контракт не мог бы заставить обитателей равнин служить британцам в снегах афганских гор или шагать по сожженной зноем пустыне, или брести в грязи и лихорадке восточной границы».

    Ныне британская индийская армия отошла в прошлое, и вооруженным силам Индии и Пакистана остается только стараться быть достойными той высокой репутации, которую их полки заслужили в дни британского владычества.

    Дервиши

    В 1881 году уроженец Донголы в Судане, набожный мусульманин и строгий религиозный проповедник по имени Мохаммед Ахмед ибн Сейид Абдуллах провозгласил себя Махди (Спаситель). В истории ислама уже было несколько таких «спасителей» – людей, которые внушили себе и приверженцам, что они являются посланниками Бога, предсказанными Магометом. Некоторые из них были великими калифами, другие скромными отшельниками, но никто не привлек к себе такого внимания, как этот сын донголезского плотника, делавшего лодки. Он проповедовал священную войну против продажных египетских правителей Судана и, по мере того как возрастали его слава и силы, громил посланные против него войска, в том числе 10 000 человек под командованием Уильяма Хикса, английского генерала на египетской службе, известного также как Хикс-паша.

    Суданские последователи Махди, около 1890 года

    При обычном развертывании событий приверженцы Махди, вероятно, отвоевали бы Судан, а их предводитель и его преемник стали бы править своей дикой и скучной страной (когда Аллах сотворил Судан, он, как поговаривают, рассмеялся!), проливая изрядное количество крови – что было в обычаях правителей этой страны – и при минимальном вмешательстве извне. Но Запад в это время вторгался в Африку ради торговли, добычи сырья, распространения слова Божьего, прекращения работорговли, да и вообще по всем причинам, которые побуждали европейцев вторгаться в Черную Африку. Куда более важное значение имело то, что Египет пребывал тогда под английским протекторатом и мог оказаться обреченным на разграбление этим святым человеком пустыни и растущей армией его фанатичных последователей.

    Поэтому Китаец Гордон, снискавший известность своим подавлением Тайпинского восстания, был направлен в Хартум с невнятно определенной и плохо обеспеченной миссией организовать эвакуацию христиан и египтян из Судана и, если удастся, удержать город под властью хедива[15]. Там он был осажден, и, поскольку дервиши постепенно приближались к городу, общественное мнение в Англии наконец стало требовать от нерешительного Гладстона[16]послать ему помощь, причем не обычных египетских солдат из набранных по призыву феллахов и черных наемников, но британские регулярные части. Это стало первым знакомством «красных мундиров» с дикими арабами Судана. Правда, арабами они были только по имени, поскольку кровь суданских негров преобладала – большинство были мужчинами огромного роста, с черной кожей и яростными глазами, с копнами длинных волос на голове, пропитанных прогорклым маслом, – вылитые вуззи-фуззи из поэмы Киплинга.

    Это были великолепные воины, вооруженные громадными мечами едва ли не времен Крестовых походов, копьями с широкими наконечниками и щитами, обтянутыми носорожьей или слоновой кожей. Их бешеные натиски, с развевающимися многоцветными знаменами и под холодящий кровь бой их дервишских барабанов, заставляли маршевые колонны египтян мгновенно обращаться в бегство, не сделав ни единого выстрела. Но теперь им противостояли войска из другого человеческого материала – солдаты, которые, построившись в каре, терпеливо ждали приближения противника под беспорядочным обстрелом из трофейных винтовок и контрабандных мушкетов, а потом отвечали на их яростный огонь лавиной свинца и блеском сабель.

    Произошло несколько сражений – у Эль-Теба и Тамаи и битва за источники при Абу-Клеа. Британские части наступали в строю каре побригадно, имея в центре каре вьючных животных. При Абу-Клеа, несмотря на огонь из британских казнозарядных винтовок и картечницы Гарднера, дервиши смогли воспользоваться выступом в одном углу каре, образовавшемся вследствие броска вьючных животных, и прорвать строй. На несколько мгновений показалось, что дело принимает плохой оборот. Картечницу заклинило вследствие перекоса патрона (частая причина отказа в первых прототипах пулемета), и каре превратилось в столпотворение рубящих и колющих дикарей, обезумевших мулов и вьючных верблюдов и столь же перепуганных погонщиков из местных и британских солдат, местами столь тесно прижатых к своим противникам, что не имели возможности ни стрелять, ни работать штыками. С большими усилиями прорыв удалось ликвидировать, а когда рассеялся пороховой дым (винтовки системы Мартини использовали патроны с дымным порохом), то все суданцы, прорвавшиеся внутрь каре, были мертвы. Однако британские солдаты, всегда готовые по достоинству оценить отвагу противника, могли сказать словами Киплинга:

    Мы били по вас из Мартини, жуля в честной игре,
    Но в ответ за все это, Фуззи, вы нам прорвали каре!

    В довершение ко всем перипетиям этого сражения, направленный на выручку отряд выступил в путь с запозданием. Абу-Клеа лежал во многих километрах утомительной безводной местности от Хартума, и спустя девять суток после сражения город пал (26 февраля 1885 года), а голова Гордона оказалась воздетой на пике рядом с шатром Махди. В шедшем на выручку отряде было много заболевших и мало продуктов и боеприпасов. Получив известия о взятии города, он повернул в обратный путь.

    Со смертью Гордона и уходом британских экспедиционных сил верховная власть в стране оказалась в руках дервишей. Махди вскоре умер, и бразды правления принял его преемник, жестокий халиф. В течение тринадцати лет Судан тонул в крови и страдании. Затем, при лорде Китченере, сюда снова пришли англичане. На этот раз не в красных мундирах, а в полевой форме цвета хаки, с магазинными винтовками и пулеметами Максима. Их сопровождали также батальоны хорошо обученных египетских и суданских наемников. На этот раз для снабжения экспедиционных сил была проложена железная дорога, а вся экспедиция отражала железную волю человека, который организовал и возглавил ее.

    2 сентября 1898 года сторожевое охранение сил Китченера увидело громадные массы воинов армии халифа, наступающей со стороны Омдурмана. Это было впечатляющее зрелище, подобное тем, которые должны были видеть участники Крестовых походов, но которые с тех пор никому не приходилось наблюдать. В рядах наступавших были конники в тюрбанах, облаченные в древние кольчуги; тысячи копейщиков в развевающихся длинных белых бурнусах с черными заплатами в память о латаном-перелатаном одеянии Махди; полуголые меченосцы со своими громадными мечами, сверкающими на солнце. Над их головой развевалось множество флагов, сотни знамен всех цветов радуги – и над всеми реяло громадное черное знамя самого халифа. Бой барабанов заглушал топот тысяч ног, когда громадная туземная армия прошлого двигалась навстречу вооруженным силам настоящего.

    Уинстон Черчилль, в это время прикомандированный к 21-му уланскому полку, писал: «Когда наследники сарацин двинулись вниз по длинному пологому склону, который вел к реке, навстречу своим врагам, их встретил винтовочный залп двух с половиной дивизий обученной пехоты, выстроившихся в линию глубиной в два человека и стоявших в тесном строю, поддержанных по меньшей мере 70 орудиями с берега реки и с канонерских лодок, ведших огонь с безмятежной эффективностью. Под этим огнем атакующие замедлились и остановились, потеряв по меньшей мере 6000 или 7000 человек, метрах в 650 от линии британских и египетских солдат».

    «Никакие войска, состоящие из белых, – комментировал Джордж Верингтон Стивене, военный корреспондент лондонской «Дейли мейл», – не вынесли бы вида этого потока смерти более пяти минут, но баггара (одно из самых свирепых пустынных племен) и черные продолжали наступать… Нашему взору представала только стойкая стена тел, невозмутимо двигавшаяся вперед, которая затем под огнем шрапнели и «Максимов» внезапно задрожала и рухнула наземь… Но за ней возникла другая стена, и снова, и снова, и каждая двигалась вперед…»

    Винтовки раскалялись от выстрелов до такой степени, что стрелки уже не могли держать их в руках, и их пришлось заменить другими, взятыми из резерва. Захлебывались очередями «Максимы», и белые облачка разрывов шрапнели то и дело расцветали над наступавшими ордами.

    «Один старик с белым флагом вместе с пятью товарищами бежал к нам; все его сопровождающие были скошены одной пулеметной очередью, ему одному удалось приблизиться на расстояние метров 180 до строя 14-го полка. Но тут он схватился руками за лицо, ноги его подогнулись, и он рухнул, распластавшись, на землю рядом со своим знаменем». Нигде суданцы так и не смогли приблизиться к линии англичан и египтян, хотя близко к египтянам и упало несколько брошенных издалека копий, – стена огня из тысяч винтовок не дала им сделать этого. И все же они продолжали атаковать по всему фронту, совершая тысячи безнадежных бросков, не думая ни о чем другом, как только о том, чтобы приблизиться к своим врагам на расстояние удара копьем.

    «Я видел, как смерть разила эту человеческую стену всей силой своих ударов, – записывал Черчилль. – Их отряды падали наземь дюжинами, а их воины сотнями. Шрапнель и пулеметы косили наступающих, проделывая широкие бреши в их рядах, бесформенные груды тел громоздились у них на пути. Мы видели, как разрывы шрапнели разметывают их ряды, но никто из них не повернул назад».

    Несколько позже в тот же день Черчиллю пришлось стать свидетелем того, что дервиши могут совершить, сойдясь с противником, вооруженным таким же, как у них, оружием – копьем и мечом. Отбив атаку дервишей, 21-й полк двигался в направлении Омдурмана и, заметив цепь вражеских стрелков, развернулся в шеренгу, чтобы атаковать их в конном строю. Когда полк на всем скаку приблизился к окутанным пороховым дымом стрелкам, стало видно, что непосредственно за этим прикрытием находится неглубокая лощина, переполненная дервишами, в количестве по крайней мере 2000 человек. И в эту ждущую массу воинов врезались на полном скаку 350 всадников 21-го полка. Прорвали ее в нескольких местах, что, казалось, ничуть не смутило туземцев. Сабля и пика против меча и копья – это был тот способ военных действий, который они прекрасно понимали. Многие из дервишей бросались на землю и подрезали сухожилия коней, когда уланы проносились мимо них. Если кто-то из улан падал с лошади на землю или его лошадь валилась на землю вместе с ним, на него тут же наваливалась масса туземцев, которые буквально кромсали его на части. Меньше чем за пару минут уланы прорвались сквозь массу дервишей и поднялись на противоположный склон, но за краткие мгновения этой схватки они потеряли 22 человека убитыми и более 50 тяжелоранеными. Почти все из прорвавшихся получили в схватке ранения той или иной степени тяжести, а 119 были убиты. Уланы начали было перестраиваться для второй атаки, но полковник, здраво рассудив, что еще одна попытка атаковать верхом оставшихся в лощине дервишей может привести к гибели всего полка, отдал своим подчиненным приказ спешиться и очистить лощину ружейным огнем.

    Под сосредоточенным огнем пехоты и артиллерии дервиши вынуждены были с большими потерями отступить, но после боя в лощине было найдено лишь несколько вражеских тел. 21-й уланский полк был образован относительно недавно, и это была первая кампания, в которой он участвовал. Теперь он обрел свой собственный опыт атак и потерь, причем весьма значительных.

    К концу дня на равнине лежало около 11 000 погибших дервишей, а около 15 000 из них, по приблизительным оценкам, было ранено. В рядах англо-египетских пехотинцев 27 человек было убито и 324 ранено. Сравнение этих чисел с потерями 21-го уланского, лишившегося около четверти личного состава и одной трети лошадей, и потерь противника – около 200 дервишей было убито и ранено – дает возможность понять, что были способны свершить эти воины пустыни одним только холодным оружием.

    Во второй половине дня остатки армии дервишей начали отступление, разбившись в отчаянном броске о град летящего им навстречу свинца. Эмир Якуб и его телохранители – четыре сотни храбрейших воинов – лежали мертвыми рядом с черным штандартом, а халиф, несколько дней безуспешно пытавшийся оторваться от идущей по пятам за ним погони, в конце концов разделил его судьбу. Подобно многим из своих единоверцев, поняв, что от погони ему не уйти, он развернул свой молитвенный коврик и опустился на него на колени, чтобы умереть, вознося молитву Аллаху и проклиная своих врагов.

    На наблюдателей, присутствовавших во время сражения, произвело глубокое впечатление совершенное равнодушие солдат халифа к ранениям и смерти. Определенную роль в этом сыграл их религиозный фанатизм, но халиф, необразованный и кровожадный воин, не обладал ни одной из мистических черт личности Махди. Преданность своим правителям и своему эмиру, природная стойкость дикарей, живущих в самых примитивных условиях, да еще огромная отвага, выработанная годами непрерывных войн, сделали остальное.

    Мрачные годы правления режима дервишей создали ему многочисленных врагов среди их собственного народа: суданские полки на британской службе отличились во многих битвах. В годы Второй мировой войны они участвовали в боях в Эритрее, Эфиопии и Ливии.

    Эфиопы

    Ближайшими соседями суданцев были эфиопы. Этот народ, будучи арабским по происхождению, исповедовал христианство и жил в почти недоступном высокогорье на северо-востоке Африки. Их оружие и методы сражений во многом были сходными с теми, которые применяли суданцы, но они вели гораздо больше пограничных войн – эфиопы имели репутацию завзятых работорговцев. Несколько раз эфиопы сражались и с дервишами, а в 1889 году нанесли им серьезное поражение. Должно быть, это сражение стало бы достойным эпической поэмы – сталь против стали, – поскольку, хотя обе стороны располагали значительным количеством огнестрельного оружия, эти племена, в отличие от отменных стрелков на индийской границе, плохо представляли себе, как применять его.

    Итальянцы, завладевшие территориями, примыкавшими к Эфиопии, провозгласили протекторат над этой страной. Эфиопы с этим не согласились, и в начавшейся войне нанесли кровопролитное поражение их набранным из местных племен войскам под Адувой (1896), убив, ранив и взяв в плен более 10 000 человек. Это поражение стало самым серьезным фиаско европейской державы в Африке от рук африканцев и положило конец всем итальянским притязаниям на Эфиопию вплоть до успешного вторжения в эту страну в 1935 году. Тогда даже исключительная отвага эфиопских вождей и их последователей не помогла им устоять против крупных итальянских сил, поддержанных самолетами и танками. Лишь в 1941 году началось освобождение Эфиопии британцами с помощью эфиопов, оставшихся верными императору Хайле Селассие. Основные итальянские силы капитулировали в мае, и в том же месяце император снова занял свою резиденцию в Аддис-Абебе.

    Через несколько лет эфиопские повстанцы завоевали себе репутацию воинов, причем довольно жестоких: срезавших мясо для похлебки с бедер живого скота и кастрировавших павших или захваченных врагов, а затем носивших эти свои трофеи столь же гордо, как любой европеец свои государственные награды. Несмотря на эти прискорбные обычаи, эфиопы, чья приверженность христианству была, как можно судить, весьма поверхностной, имели задатки отличных солдат, а получив современную подготовку и вооружение, могли стать, если так сложатся обстоятельства, неплохими воинами.

    Зулусы

    В XVIII столетии одно племя из группы племен банту обосновалось в Юго-Восточной Африке. Они называли себя зулусами и постепенно, под руководством умелых вождей, стали значительной военной силой в Южной Африке. Зулусы, высокие гордые люди, первоначально были не более воинственным народом, чем их соседи, но обстоятельства вынудили их выработать военную систему, уникальную для примитивного народа. Африканская племенная жизнь вращалась в основном вокруг нескольких считаных сообществ полурелигиозного характера; именно от одного или нескольких таких сообществ и начала свое существование своеобразная полковая система. Молодые люди были сведены в полки, которые жили по строгим законам; им предписывалось безбрачие и другие дисциплинарные ограничения, без чего они были бы просто неуправляемыми ордами.

    Воин-зулус со щитом, обтянутым кожей, метательными дротиками и коротким ассегаем (древковое колющее оружие. – Пер.)

    Чака, ставший вождем зулусов в 1800 году и проявивший недюжинный талант военачальника, продолжил укрепление военной дисциплины. Полки были расквартированы в их собственных поселениях, или краалях, право женитьбы давалось только королевским повелением, как награда за героический поступок. Обычный длинный ассегай, или копье, был укорочен и получил широкий наконечник и короткое толстое древко, что побуждало воинов стремиться к ближнему бою. Одновременно с этим был усовершенствован боевой строй полумесяцем. Центральная его часть, позади которой располагался резерв, осуществляла основную атаку, тогда как «рога» охватывали врага и наносили удар по его флангам и тылу. Полки были различной численности – от 400 до 2000 человек. Каждый полк возглавлялся командиром. Воины каждого полка отличались от воинов других полков цветом обтянутых воловьей кожей щитов или страусиных перьев на голове либо каким-нибудь другим образом. Быстрые передвижения были особым коньком тактики зулусов; они могли совершать переходы по 40 миль в день.

    Во времена правления Чаки – Черного Наполеона – мощь зулусов и тех племен, с которыми они себя ассоциировали, быстро росла. Военная машина зулусов с ее беспощадной дисциплиной, превосходным командованием и четкой организацией была непобедима. Подчиняя себе другие племена, зулусы позволяли некоторым из них примкнуть к своему народу и устанавливали квоту на число молодых людей, которых те должны были направить в их армию. Все же остальные изгонялись, а их обиталища обращались в пустыню. На всем протяжении (28 лет) своего правления Чака почти обезлюдил Наталь, а грифы и шакалы шли по следам его быстро передвигающихся полков. Два отряда под командованием мятежных лейтенантов отделились от его войска и завоевали северные провинции страны; основная часть зулусской армии дошла до севера Ньясаленда[17].

    Чака был убит в 1828 году своими сводными братьями, и один из них, Дингаан, рассорился с голландцами и предательски убил членов дипломатической миссии. За этим последовало внезапное нападение на буров, которые поселились в Натале (1838). Несколькими месяцами спустя буры сдерживали огнем войска зулусов под прикрытием своих фургонов, тогда как другие буры верхом на лошадях нанесли удар в тыл зулусам и разбили их у Кровавой реки.

    Как можно предположить, дисциплина в правление Дингаана была уже не той, что при Чаке. Более поздний деспот, Сетевайо, восстановил ее в той мере, на какую был способен, и рассорился с англичанами, которые тогда были основной силой в Африке.

    Война началась с катастрофы, когда британский командующий на виду у врага разделил свои силы и покинул укрепленный лагерь. Командир на поле боя отклонил совет южноафриканцев образовать из фургонов обоза защитный круг. В результате лагерь под Исандлхваной (22 января 1879 года) был взят штурмом силами 10 000 зулусов. Почти все европейцы (806 человек) и около 500 дружественных туземцев были убиты. Прямо с места победы несколько отрядов зулусов направились к Исандлхване, чтобы напасть на небольшой контингент британцев у Рорке-Дрифт. Британцы численностью примерно восемьдесят человек плюс триста больных и раненых в госпитале выдержали беспримерную битву. Будучи непрерывно атакуемы, с полудня до заката, они удерживали свои позиции, часть которых представляла собой баррикаду из ящиков печенья. Шесть раз они отбивали подошедшего едва ли не на дистанцию удара штыком неприятеля – и утром он отступил, оставив 350 человек убитыми.

    Получив известия о катастрофе под Исандлхваной, Лондон, следуя обычной британской практике, в конце концов направил соответствующие силы, и кампания завершилась, подобно войне в Судане, когда волна за волной храбрые воины, атакующие британские каре, были уничтожены плотным ружейным огнем. Лишившись военной организации, зулусы вернулись к более мирным занятиям, вроде скотоводства. Но память о стройных рядах полуобнаженных воинов с черной кожей во главе со своими вождями, об овальных щитах, обтянутых воловьей кожей, и о сверкающих широких копейных наконечниках продолжает жить на страницах книг таких писателей, как Райдер Хаггард и Бертрам Милфорд, донесших до нас эхо боевого клича, стук копий о щиты и мерную поступь тысяч ног.

    Из тишины фермы где-нибудь в пенсильванской глубинке и с временной дистанции во много десятилетий довольно просто следить за взлетами и падениями воинственных племен и рас, оставивших короткий, но кровавый след в истории. Минувшие годы придают прошлому налет очарования, хотя и нет сомнения в том, что многие кровожадные негодяи вполне заслужили свою судьбу, а их смерть от копья или пули лишь принесла пользу цивилизации. Но дервиши и зулусы, апачи и кайова (эти великолепные воины равнин, получившие признание «лучшей в мире легкой кавалерии»), туареги и берберы, арабы и пуштуны – все они оставили свой след в анналах военной истории. Возможно, это просто ностальгия, но не похоже на то, что нынешние их потомки смогут сравниться с туземными армиями былых времен, шедшими на смерть под многоцветными знаменами.









     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх