ЧАСТЬ 2

«КОРОЛЕВА

РЕЛИГИОЗНЫХ ВОЙН» -

МАРГАРИТА ДЕ ВАЛУА,

СУПРУГА

ГЕНРИХА НАВАРРСКОГО

[51][52]

2.1. ПУТЬ К «ПАРИЖСКОЙ КРОВАВОЙ СВАДЬБЕ»

Обыкновенно Маргариту де Валуа (1553-1615 гг.), дочь Генриха II и Екатерины Медичи, путают с двумя другими Маргаритами из дома Валуа — Маргаритой Наваррской (1492-1549 гг.), сестрой Франциска I и автором знаменитого «Гептамерона», и Маргаритой Французской (1523-1574 гг.), сестрой Генриха II, герцогиней Савойской. Все три дамы были высокообразованны и прославились как в политике, так и в литературе. Судьба Маргариты де Валуа, младшей и самой любимой дочери Генриха II, сложилась сложно и в общем трагично. Ей пришлось не только стать свидетельницей разрушительных Религиозных войн во Франции и гибели своей семьи, но и пережить страшную кульминацию гражданского противостояния — Варфоломеевскую ночь.

Исторический фильм П. Шеро 1994 г. «Королева Марго», запечатлевший это событие, вызвал огромный интерес к фигуре Маргариты: в 1990-е годы о ней появилось сразу несколько биографических книг и множество статей — Ж. Кастареда, А. Кастело, Ж. Гаррисон, Э. Вьенно и др. Эти авторы, основываясь главным образом на мемуарах самой королевы[53] Наваррcкой, показали события той ночи ее глазами: молодая женщина с риском для жизни пыталась спасти своих подданных-гугенотов от резни и сумела сохранить жизни трем дворянам, а также своему мужу — королю Наваррскому. Тогда Маргарита не могла не понимать, что ее бракосочетание, позже названное «парижской кровавой свадьбой» и явившееся в итоге предлогом для убийства сотен дворян-протестантов, навсегда останется в памяти людей как акт чудовищной трагедии, разыгравшейся в стенах Лувра и на улицах Парижа. События 24 августа 1572 г. сделали очевидным всю бессмысленность заключенного накануне политического брака католички и гугенота, который не смог разрешить противоречий конфликтующих сторон, закрепить мир во Франции и привнести спокойствие в королевскую семью. Однако, кажется, само Провидение привело Маргариту де Валуа к брачному союзу с Генрихом Наваррским: после 13 лет долгих и безуспешных попыток Екатерины Медичи выдать замуж свою дочь принцесса обвенчалась с тем, с кем была обручена в возрасте 4 лет.

Генрих де Бурбон, сын первого принца крови Антуана де Бурбона, герцога Вандомского, потомка Людовика IX Святого, и королевы Наварры Жанны д'Альбре, единственной дочери Маргариты Наваррской-писательницы, родился в один год с Маргаритой — в 1553 г. А в марте 1557 г. дети были обручены по предложению Генриха II. В письме к своей сестре герцогине Неверской Антуан де Бурбон писал: «Я хотел бы... рассказать Вам о чести и милости, оказанной мне королем и заключающейся в соглашении между нами о браке Мадам Маргариты,[54] его дочери, с моим старшим сыном». Французский король продолжал политику своих предшественников по установлению тесных семейных уз между французским и наваррским королевскими домами, дабы обеспечить максимальную лояльность последнего и превратить королей Наварры в вассальных князей. Появление Генриха де Бурбона не могло не вызвать беспокойства у дома Валуа, поскольку принц соединял в своем лице старшие ветви фамилии Бурбонов и дома королей Наварры д'Альбре, к тому же в его жилах также текла кровь Валуа, поэтому Генрих II рассчитывал посредством брака принца Наваррского с Маргаритой превратить его в покорного слугу короны. Предполагался переезд принца на постоянное жительство в Париж и воспитание его при дворе.

Однако последующие события, связанные с трагической смертью Генриха II на турнире, безуспешным для Франции окончанием Итальянских войн (1559 г.), смещением акцентов внешней политики страны в сторону сближения с Испанией и быстрым распространением кальвинизма, надолго отодвинули идею «наваррского брака». Две непримиримые политические соперницы — регентша при малолетнем Карле IX Екатерина Медичи и королева Наваррская Жанна д'Альбре — предпочли вообще не вспоминать об обручении, тем более что страна была фактически накануне внутреннего религиозного конфликта и разделения на католический и протестантский лагеря.

Выдав свою старшую дочь Елизавету замуж за Филиппа II Испанского, Екатерина Медичи решила закрепить этот альянс браком младшей дочери Маргариты и ее сверстника короля Португалии Себастьяна,[55] за которого правили его происпански настроенные родственники — бабка Екатерина Австрийская, тетка Филиппа II, и дядя — кардинал Энрике. Считается, что переговоры начались не ранее ноября 1559 г.; однако в действительности, как показывают неопубликованные письма французского посла в Португалии Жана Нико Екатерине Медичи, это произошло уже в августе, сразу же после кончины Генриха II (10 июля). Нико информировал королеву-мать, что «Себастьян хорош собой» и что «в Португалии все желают этого брака».

Судя по всему, Екатерину Медичи интересовал не столько Себастьян, сколько желание максимально обезопасить себя и ослабевшую королевскую власть от внешних посягательств со стороны могущественного Австрийского дома. Только этим можно объяснить то, что французский посол в Мадриде епископ Лиможский весной 1560 г. зондировал почву на предмет возможности обручения Маргариты и сына Филиппа II от первого брака дона Карлоса. Испанский король, со своей стороны, не нуждался в более тесном союзе с Францией, продолжая считать ее своим главным противником и желая ее всяческого ослабления, поэтому, видимо, представил в Париж уклончивый ответ, который расценили как отказ. Поэтому если сюжет о браке с доном Карлосом исчезает из переписки Екатерины Медичи, то португальский вариант усиленно разрабатывается. Нико докладывает, что при местном дворе только и говорят о возможном бракосочетании Себастьяна и Маргариты, «портрет которой всем весьма понравился». Вместе с тем Нико не скрывает существовавшего противодействия французской дипломатии со стороны[56] Филиппа II и его сестры Хуаны Австрийской, матери Себастьяна.

Молчание португальского двора в 1562-1563 гг. в Париже было воспринято как провал переговоров; Нико был отозван, и Екатерина Медичи начинает разрабатывать новый брачный проект для Маргариты, уже с Рудольфом Габсбургом, сыном императора Максимилиана II. Она по-прежнему питала надежды, что сможет обезопасить Францию браками с Австрийским домом, — это диктовалось все усложнявшейся внутриполитической обстановкой и началом гражданских войн в 60-е годы. В 1563-1565 гг. проходили новые переговоры между Парижем, Веной и Мадридом, которые в итоге опять были сорваны из-за вмешательства Филиппа II, предпочитавшего иметь как можно меньше обязательств перед Францией. Очередная, уже третья, неудача просватать Маргариту де Валуа вызвала нескрываемое раздражение французов. Однако анализ корреспонденции королевы-матери показывает, что она воздерживалась от обвинений в адрес испанского короля в срыве столь важных для Франции соглашений: в условиях растущей внутренней нестабильности Екатерина Медичи не могла рисковать, бросая вызов Филиппу II, с которым все-таки предполагала найти общий язык.

Между тем неожиданно начался второй этап франко-португальских переговоров, спровоцированный захватом французами под командованием Фабиена де Монлюка португальского острова Мадейры в Атлантике в 1566 г. Моряки, зная, что Франция не признавала договор о разделе Нового Света между Испанией и Португалией, грабили остров в течение[57] нескольких месяцев. В Париж в этой связи срочно был отправлен многоопытный дипломат Жуан Перейра Дантас, уже бывший послом во Франции в 1559-1560 гг., которому Екатерина Медичи цинично заявила, что Франция готова рассмотреть вопрос о некотором возмещении ущерба, если Маргарита де Валуа станет португальской королевой. 16 и 17 февраля 1567 г. датированы ответы на это условие короля Себастьяна, Екатерины Австрийской и кардинала Энрике, адресованные Екатерине Медичи и Карлу IX. Французский двор попытался, правда, не очень благовидным способом, заставить португальскую королевскую семью действительно приступить к переговорам о женитьбе. Во всех трех письмах сообщалось, что посол Перейра Дантас известит о решении в отношении брака, который «будет служить укреплению дружбы между двумя странами». Несмотря на заверения португальцев в симпатиях к Франции, навязывание брака их королю в очередной раз и уже едва ли не силой вызвало негативную общественную реакцию. Немедленное вмешательство в дело Филиппа II, совпавшее с началом второй гугенотской войны во Франции, обеспечило спешный отзыв посла из Парижа, что завершило очередную фазу брачных переговоров.

В октябре 1568 г. умерла старшая сестра Маргариты королева Испании Елизавета де Валуа, и Екатерина Медичи спешно отправляет в Мадрид кардинала де Гиза с предложением Филиппу II руки своей младшей дочери. Трудно сказать, на что в действительности рассчитывала королева-мать, ведь в последние годы испанский король вел себя в отношении Франции и ее королевского дома все более бесцере-[58]монно. Но, видимо, браком с Маргаритой она пыталась обеспечить, хотя бы на время, продолжение политики военного невмешательства Испании в дела Франции, так как ослабление последней в результате внутренних потрясений было очевидно. Филипп II ответил, что намерен жениться на своей австрийской родственнице, однако не будет против брака Маргариты и Себастьяна. Давая такой ответ, испанский король в очередной раз вселял во французов надежды, которые невозможно было осуществить, о чем он наверняка хорошо знал. Король Себастьян, достигший к тому моменту совершеннолетия, продолжал находиться под огромным влиянием своих испанских родственников — бабки и матери, а также иезуитского окружения, которые уже были наслышаны о Маргарите и не желали терять своего влияния на короля. Португальский монарх сообщил Филиппу II, что пока он не намерен жениться.

Планам Екатерины Медичи не суждено было осуществиться еще и в связи с поведением самой Маргариты: весной 1570 г. французский двор заговорил о ее близости с герцогом Генрихом де Гизом, блестящим кавалером, будущим главой Католической Лиги и претендентом на трон. Хотя Маргарита в своих мемуарах отрицает всякую связь с герцогом и Гизами вообще, ее тщательно продуманное объяснение, похожее на оправдание, можно подвергнуть сомнению: «Я никогда не говорила о замужестве, и меня никогда не посвящали в этот замысел, иначе я сразу бы известила о нем королеву-мать». Мемуаристы того времени запечатлели эти события в ином свете. Семья Гизов, видимо, делала неофициальную попытку посватать принцессу из королевского дома, так[59] как при благоприятном исходе родство с Валуа изменило бы социальный статус этой фамилии, усилило бы ее амбиции и стало бы важным аргументом в борьбе за трон. К тому моменту Гизы стали самой могущественной и влиятельной фамилией Франции, связанной родством с шотландским королевским домом (Мария де Гиз, тетка Генриха де Гиза, была замужем за Иаковом V Шотландским и являлась матерью Марии Стюарт) и иными владетельными иностранными домами, и поэтому полагали, что наступило время осуществить долгожданные планы и породниться с правящей французской династией, тем более что Генрих де Гиз и Маргарита де Валуа любили друг друга. Кардинал Лотарингский Шарль де Гиз, главный инициатор их союза, уже по-свойски называл Маргариту в своей переписке «наша малышка».

Растущие претензии этой семьи, которая была уже достаточно облагодетельствована двором, вызвали беспокойство у Екатерины Медичи и Карла IX. Дом Валуа, стараясь не обидеть столь сплоченный и влиятельный клан, все же ясно дал ему понять, что брак принцессы из королевского дома Франции не может быть заключен с одним из подданных короля, не имеющим суверенных прав. Впервые со времен Франциска I Гизам четко указали их место в иерархии. Такое решение королевской семьи было во многом продиктовано чувством фамильного самосохранения. Маргарите, в свою очередь, было запрещено думать о браке с герцогом де Гизом, которого вскоре заставили жениться на Екатерине Клевской. Вместе с тем, судя по мемуарам Маргариты и последующим событиям, она была готова принести себя в жертву политической необходимости ради благополучия своего[60] дома и набраться терпения в ожидании династического альянса.

В том же 1570 г. Екатерина Медичи делает последнюю попытку завязать отношения с Португалией. Она использует посредничество Папы Пия V, который летом этого года отправляет своего посланца Луиса де Торреса для ведения переговоров в Португалию. Папа в то время собирал Священную Лигу для борьбы с экспансией турок, поэтому для него было важно присоединение к Лиге и Франции, которая дружила с Константинополем в противовес Испании и не желала расставаться с таким выгодным союзником. Цели Екатерины в отношении «португальского брака» отличались от целей Папы и к тому же изменились. В случае успеха королева-мать хотела вовлечь Португалию в русло французской политики и, питая несбыточные надежды, пыталась организовать равный баланс сил в Европе для противостояния Австрийскому дому. Главной темой ее переписки летом и осенью были переговоры с Себастьяном. В Рим для давления на Папу был отправлен кардинал де Рамбуйе, а в Мадриде посол Франции барон де Фуркево делал все возможное, чтобы выяснить настроения и замыслы испанцев. Его содержательные депеши ко двору позволяют понять, что португальцы хотели главным образом заручиться согласием Филиппа II на брак, который, в свою очередь, предпочитал замалчивать этот вопрос. Такая позиция, конечно же, означала «нет». Испанскому королю важно было сохранить статус-кво и не допустить, чтобы Португалия сблизилась с Францией. В ноябре 1570 г. Фуркево информировал, что переговоры Луиса де Торреса зашли в тупик.[61] Терпение Карла IX и его матери истощилось. Они уже не стеснялись обвинять во всем Филиппа II, происки которого представляли собой неприкрытое оскорбление Франции. В январе 1571 г. французский двор резко обрывает тему португальского альянса. В секретной инструкции барону Фуркево Карл IX приказывает хранить молчание о будущем Маргариты де Валуа и прекратить все разговоры об отношениях Франции и Португалии. Именно в это время вновь всплывает идея брака с Генрихом Наваррским, тем более что 8 августа 1570 г. был подписан Сен-Жерменский мирный договор между католиками и гугенотами, который можно было бы закрепить брачным союзом. Одновременно это был бы великолепный акт мести Филиппу II за причиненные унижения и разжигание гражданской войны. Весь свой дипломатический талант Екатерина Медичи бросила на подготовку «наваррского брака», который обещал стать беспрецедентным событием — союзом католической принцессы и протестантского принца. В июле 1571 г. Карл IX представил официальные предложения о браке своей сестры и принца Наваррского Жанне д'Альбре.

Такой поворот событий встревожил Пия V и Филиппа II. Первый опасался излишней самостоятельности Франции в религиозной политике и победы веротерпимых сил. Межконфессиональный брак означал крушение вековых религиозных канонов, открывая дорогу другим подобным союзам, и позволял не особо прислушиваться к мнению Святого престола. Филипп II со своей стороны всеми силами стремился не допустить согласия в стране своего потенциального соперника. Однако, казалось, во Франции[62] вновь возрождается политическое единство, ради которого французы были готовы поступиться религиозной враждой и примириться символическим актом — бракосочетанием принца Наваррского и принцессы Валуа, сплотившись из-за внешней опасности — агрессивных претензий Австрийского дома на мировое господство. Единая и сплоченная Франция могла и должна была бросить вызов Габсбургам, взяв реванш за унижения последних лет и неудачу в Итальянских войнах. Папа и испанский король попытались спасти положение, добившись от Себастьяна нового посольства во Францию — Гомеса да Сильвы.

Посла в Париже встретили весьма холодно, и он сумел попасть на аудиенцию только к королеве-матери (8 октября 1571 г.). Гомес да Сильва попытался разыграть спектакль удивления в связи с решением о предполагаемом браке и напомнить об обязательствах Франции перед Португалией, на что ему было жестко отвечено, что брак сорвался только по вине Себастьяна и его родственников. В это же время пришло сообщение о победе испанского флота над непобедимыми до того турками в битве при Лепанто, что означало еще большее усиление Филиппа II. Последние колебания и сомнения французов развеялись. До сведения португальского, а заодно и испанского монархов было доведено, что Франция никогда прежде не была связана семейными узами с португальским домом и никогда их не искала, а также что португальцы оскорбительно затягивали переговоры о браке в течение 12 лет. Такой срок ожидания был немыслим даже для королевских семей в XVI веке.

Трудности, с которыми столкнулась Екатерина Медичи при обустройстве нового союза, можно разде-[63]лить на внешние и внутренние. Внешние состояли из изнурительных прошений Папе Пию V, а затем сменившему его Григорию XIII разрешить бракосочетание. Она им обещала, что Франция не будет воевать с Филиппом II, убеждала в преданности французской короны устоям католической религии, объясняя в то же время, что намечаемый альянс вполне равноценен, поскольку в будущем Маргарите достанется корона Наварры, а также оправдан, так как он принесет «мир и спокойствие» во Францию. Одновременно королева-мать сумела организовать мощную группировку давления на Святой престол. Помимо энергичного посла Франции в Риме Фераля, при папском дворе действовали в пользу брака три влиятельных кардинала — Гиз-Лотарингский (этот, правда, скорее делал вид, что хлопочет, на деле всячески пытался противодействовать), Феррарский и д'Эсте. Перед Папой хлопотали итальянские родственники Екатерины, в частности, герцог Тосканский. Несмотря на то что Григорий XIII был более склонен к компромиссу с Парижем, чем его предшественник, собственные интересы Папы и негативная позиция Филиппа II давали основание для колебаний и проволочек. Молчание Рима, которое Карл IX воспринимал как косвенное проявление интриг Испании, заставило короля в июле 1572 г. довести до сведения Григория XIII, что намечаемая свадьба состоится в любом случае.

Церемонию бракосочетания должен был осуществить кардинал де Бурбон, родной дядя Генриха Наваррского и единственный католик в этой семье. Однако он также откладывал свою миссию, ожидая разрешения из Рима. В августе, когда все приготовления к свадьбе были закончены, Париж был переполнен[64] приехавшими гостями, а общая ситуация во Франции вновь становилась нестабильной, стало ясно, что откладывать дальше церемонию невозможно. Екатерина Медичи решилась на крайние меры — по ее приказу было сфабриковано подложное разрешение Григория XIII, позволявшее католичке выйти замуж за гугенота. Настоящее пришло много позже. Брачная жизнь Маргариты де Валуа началась с обмана — этот факт вспомнят неоднократно, когда впоследствии пойдет речь о ее разводе с королем.

Что касается внутренних проблем с заключением брака, то в действительности таковая была одна: Екатерине Медичи нужно было убедить в необходимости свадьбы лидеров гугенотов, прежде всего Жанну д'Альбре. Письма королевы Наваррской за 1571-1572 гг. представляют собой самое яркое свидетельство хода переговоров между Валуа и Бурбон-д'Альбре. У Жанны д'Альбре, с одной стороны, не было причин доверять французской королевской семье, особенно королеве-матери, своей давней противнице, с другой стороны, союз ее сына с принцессой царствующей фамилии сулил не только закрепление религиозного мира, но также усиление суверенных прав и привилегий Бурбонов и Наваррского дома. В письме к Комону от 1571 г. она пишет: «Я... отправляюсь ко двору, где Господь поможет руководить моими действиями, да послужит это к Его славе. Дело, которое меня туда влечет, имеет столь большое значение, что о нем стоит позаботиться». Речь идет о завершающей стадии переговоров, которые проходили с февраля 1572 г. в тогдашней резиденции двора в Блуа.

Подозрительной и полной предубеждений суровой протестантке Жанне д'Альбре французский двор[65]казался олицетворением порока и всеобщего лицемерия. Она жалуется в письмах к сыну, что ее силой принуждают подписывать брачный контракт, а Екатерина Медичи, с которой она «не может общаться», всячески над ней издевается, наконец, ее устраняют от встреч с королем и Маргаритой: «Что касается Мадам [Маргариты], то я вижу ее только у королевы — месте не слишком достойном, откуда она не выходит. Она отправляется в свои апартаменты только в те часы, которые неудобны для беседы». Вместе с тем королева Наваррская не скрывает своей радости от первых впечатлений о будущей невестке: «Я Вам скажу, что Мадам [Маргарита] оказала мне столько почестей и доброжелательства, сколько было возможно, и говорила мне чистосердечно, как она Вами довольна»; «Я сказала ей о Вашем письме, и она была очень деликатна, отвечая, как обычно, в выражениях великодушной покорности к Вам и ко мне, как будто она уже Ваша жена». Судя по всему, на Жанну большое впечатление произвели безупречные манеры и такт принцессы, ее ум и рассудительность. Вместе с тем королева Наваррская почувствовала в ней реальную соперницу за влияние на Генриха Наваррского, которого предупреждала позднее, что твердая преданность Маргариты католической религии и своему дому может подорвать все гугенотское движение, добавляя: «Принцесса красива, но прошла школу разложения». Наконец, в письме к воспитателю Генриха Бовуару уже слышатся интонации раздраженной свекрови: «Говоря о красоте Мадам, я признаю, что она прекрасно сложена, однако сильно затягивается; что касается ее лица, то оно излишне накрашено, что меня выводит из себя, поскольку это[66]портит ее облик. Но при здешнем дворе красятся почти все, как в Испании».

Долгожданный брачный договор Жанна д'Альбре подписала 11 апреля 1572 г. после долгих колебаний и сомнений. Адмирал Колиньи сыграл в этом деле большую роль, так как Екатерина Медичи, по словам венецианского посла, обещала в случае успеха не препятствовать его сближению с Карлом IX. Неожиданная кончина в Париже королевы Наваррской (от туберкулеза) 9 июня была воспринята двором с облегчением. Отныне внутренних препятствий для совершения бракосочетания почти не было, если не считать непримиримую позицию ультракатоликов герцогов Гизов, находившихся в то время в немилости.

Гизы были особенно оскорблены тем, что их главу в свое время отвергли в качестве достойной партии Маргариты де Валуа. И, быть может, стремление Генриха де Гиза расправиться с королем Наваррским и прочими гугенотскими принцами во время Варфоломеевской ночи (возможно, и организация самой резни) во многом носило следы личной мести и многолетней вражды Гизов и Бурбонов.

Пышная свадьба была отпразднована 18 августа 1572 г. по невиданному до того церемониалу, когда невеста-католичка венчалась одна в Соборе Парижской Богоматери, а гугенот Генрих Наваррский, к тому моменту уже король, ожидал снаружи. Судьба продолжала испытывать Маргариту де Валуа: после стольких лет ожидания замужества бракосочетание состоялось, но без должного разрешения Папы и без соблюдения обычных церемониальных норм.

Необыкновенно трудный и в итоге бессмысленный путь к «кровавой свадьбе» был пройден. Судьба[67] Маргариты де Валуа стала самым ярким отражением всех бед, которые обрушились на Францию в XVI в., — гражданских войн, потери внешнеполитического авторитета, раздоров в королевской семье. И тем не менее именно королева Наваррская стала главным связующим звеном между ренессансным и барочным дворами Франции. Несмотря на сложные политические обстоятельства, в которых она пребывала всю свою жизнь, как настоящая Валуа Маргарита неустанно заботилась о своем почетном окружении и стремилась сохранить его любой ценой.[68]