11


Биармия на побережье Рижского залива? Очевидность ошеломляла. Решение казалось слишком простым и дерзким. И все же я должен был признаться, что внутренне был к нему давно подготовлен.

Вопрос - почему в реке Вине видели именно Север-ную Двину, а не Двину Западную, испокон века связанную со всем скандинавским миром, - не раз вставал передо мной, пока я изучал саги и искал Биармию на побережье Белого моря.

Район Рижского залива всегда подвергался набегам викингов - шведов и датчан. На берегах Западной Двины позднее стояли укрепленные замки крестоносцев, не случайно избравших эти места для своего обоснования.

Наоборот, на Белом море и в низовьях Северной Двины напрасно было бы искать те географические приметы, которые нет-нет да и проскакивали в сагах. За годы северных странствий я смог ознакомиться с этим районом низких, поросших кустарником, затопляемых в паводок островов, на которых летом маячат стога да кое-где можно заметить палатку или шалаш рыбаков и охотников. Каждый, кто хоть однажды прошел устьями от Архангельска к Белому морю, видел болотистые, тянущиеся не на один десяток километров низовья величественной северной реки. Они выступают в Двинской залив бесконечными зарослями тростника, мелями, лабиринтом проток и болот, то уходящими под воду, то обнажающимися при отливе… Бесполезно искать, здесь следы богатой, густонаселенной "страны бьярмов.

Противоречат сагам и топографические ориентиры.

Многочисленные протоки и рукава Северной Двины делают бесполезными поиски "Двинского устья" - в сагах оно всегда одно! - или "двинского леса", густого и темного, по которому идут викинги, сдирая с деревьев кору, чтобы по этим затесам найти дорогу назад. От моря до первого леса на месте современного Архангельска, стоящего на высоком сухом берегу, и сейчас, и тогда надо было плыть несколько десятков километров вверх по реке. Нет возле реки и "Холмов", на которых норвежцы сражались с бьярмами. Да и с кем было здесь сражаться? Добравшись до этих мест, Новгородцы нашли здесь почти не заселенную страну. А тысячу лет назад, когда уровень Мирового океана был несколько выше, чем в наши дни низовья Северной Двины представляли собой еще более безотрадную картину болотистых пространств с угнетенным редколесьем, чахлыми сосенками, бесчисленными озерцами и протоками…

Наоборот, на берегах Даугавы и на побережье Рижского залива я находил все приметы "страны бьярмов", о которых упоминали саги. Здесь лес подходил местами к самой воде, образуя сосновые боры на взморье, а дальше, где берега поднимались грядой холмов за песчаными дюнами, поросшими вереском, можно было встретить густой лиственный лес. Вокруг реки простирались поля, луга, окружавшие "устье Вины", "Vinumynni", как называли его скандинавы, или Динамюде, как именовалось это место еще недавно.

Больше того, рядом с ним, в полном соответствии с сагами, находилась Юрмала, так удивительно перекликающаяся со "святилищем Йомалы" в рассказе о приключениях Торира Собаки!

Если "Вина" оказывалась Западной Двиной, то "Гандвик" надо было признать Рижским заливом…

Генрих Латвийский, прибывший в 1203 году вместе с архиепископом Альбертом в Ригу для миссионерской деятельности среди латышей, ливов и эстов, оставил уникальную "Хронику Ливонии", рассказывающую о первых десятилетиях рижской кафедры, основании города, строительстве замков, интригах крестоносцев против рижского епископа и о местном населении, достаточно многочисленном, потому что именно Западная Двина на протяжении многих веков, если не тысячелетий, была связующим звеном побережья Балтики с внутренними областями Восточной Европы. Она же была прямым путем из Балтики к верховьям Днепра, по нему - на черноморские берега, в Скифию и Грецию, а позднее - в Киевскую Русь.

Одним из первых в верховьях Западной Двины возникло русское Полоцкое княжество, чье начало, а также генеалогия первых правителей до сих пор остаются загадкой для историков. Полоцкие князья не были Рюриковичами. Были ли они скандинавами? Вряд ли. Скорее всего их предков нужно искать среди почти неизвестных нам княжеских династий западных, балтийских славян, оказавших на Восточную Прибалтику куда более значительное и благотворное влияние, чем набеги норвежских и шведских пиратов. И здесь было над чем поразмыслить. Остатки многочисленных поселений, торговых, ремесленных и культовых центров на территории Латвии и Литвы, которые открывают сейчас археологи, богатые погребения местных жителей, большие клады восточных и западноевропейских монет, приходящиеся как раз на время IX - XI веков, складываются в картину, совпадающую с повествованием саг о "стране бьярмов" и просто о набегах по "восточному пути".

А набегов, направленных на эти земли, подобных тому, что совершал Эйрик Кровавая Секира, было гораздо больше, чем те, что Снорри Стурлусон приурочивал непосредственно к "стране бьярмов".

Все в том же "Круге земном" мы встречаем конунга Фроди, вступившего на "восточный путь". Туда же в набег отправляется Сёлви, сын Хёгни, с острова Ньярдей. Ингвар, сын Эйстена-конунга и сам конунг в Швеции, отправляется "восточным путем" в землю эстов, чтобы отомстить за набеги "людям восточного пути".

Позднее, в 908-916 годах, по "восточному пути" не раз ходили в набеги Хальвдан Черный и Хальвдан Белый, а однажды в стране эстов им пришлось выдержать весьма жаркий бой. Сыновья Эйрика Кровавой Секиры собирали свое богатство только в набегах по "восточному пути". В 969 году один из сыновей Эйрика, Гудред, чтобы вступить на "восточный путь", поплыл с западного побережья Норвегии через Вик, Каттегат и Эресунн. Тем же путем по "восточному пути" плыл Харальд Гренландец. В 975 году "восточный путь" привел некоего Лодина в страну эстов, где он торговал все лето. Гудлейка "восточный путь" в 1018 году привел через Готланд в Холмгард, а Харальд Суровый, живя в Гардарике у Ярицлейва-конунга, ходил по "восточному пути" на куров, вендов и на другие народы юго-восточной Прибалтики.

Нахождение Биармии на берегах Балтийского моря подтверждали и другие саги. Так, согласно их сообщению, Ульфкель из "страны бьярмов" приплыл прямо в Финский залив, а сыновья короля бьярмов Ререк и Сиггейр - на Готланд… Наконец, если мои наблюдения над текстом "рассказа Оттара" справедливы и сообщение о "беормах" принадлежит Вульфстану, встретиться с ними он должен был в стране эстов, то есть опять-таки в Восточной Прибалтике.

Был и еще один источник сведений о "стране бьярмов", на мой взгляд, не менее авторитетный, чем "Круг земной". Я говорю о "Деяниях данов" - истории датчан, написанной в начале XIII века "Геродотом Севера", как называли Саксона Грамматика, знаменитого датского историка. Правда, знаем мы о нем чрезвычайно мало, гораздо меньше, чем о Снорри Стурлусоне, хотя жили они примерно в одно время: Саксон умер между 1206 и 1220 годами, более точно время его смерти неизвестно. Ценность труда датского историка заключается в том, что он использовал, как полагают исследователи, не только собственные наблюдения над географией Балтики, впечатления от пережитых им событий, устные рассказы о них, но также записи саг, более древние, чем те, что имел в руках Снорри, в том числе и не сохранившиеся до наших дней. При этом Саксон Грамматик опирался на труды своего предшественника, датского историка Аггесена, от которого до нас практически ничего не дошло.

Бьярмы мало интересовали Саксона Грамматика. Причины тут могли быть разными. Возможно, к началу XIII века это имя уже не употреблялось, хотя, мне кажется, так произошло потому, что внимание историка было направлено на события собственно Датского государства. Поэтому относительно местоположения "страны бьярмов" историк говорит только, что путь в нее из озера Меларен в Швеции, к западу от Стокгольма, где находилась знаменитая Бирка, центр шведских викингов, шел сначала на север, вдоль побережья Швеции, а затем - прямо на восток. Именно так в первой четверти Х века плыл некий Бьерн Чернобокий. Не менее интересно другое сообщение Саксона Грамматика, что бьярмы платили данам и шведам постоянную дань по шкуре с человека.

Более точно положение "страны бьярмов" Саксон Грамматик указывает в истории короля Регнера, который вознамерился привести в повиновение отказавшихся платить дань бьярмов и направился к ним с войском из Дании пешим путем. Первые сражения были не в пользу данов. Бьярмы призвали на помощь финнов, и Регнер вместе со своим войском был вынужден отступить в земли куров и свембов, то есть на территорию куршей и пруссов. Из этого можно было заключить, что бьярмы жили севернее пруссов и куршей, но южнее своих союзников финнов. Это замечание возвращает нас опять на берега Западной Двины и Рижского залива - единственного места, которое соответствует топографии Саксона Грамматика и указаниям исландских саг, что объектами нападения викингов всегда были куры или… бьярмы!

Между тем хорошо известно, что в то время на берегах Рижского залива и на Курземском взморье жили ливы. Некоторые саги ливов называют, однако, как правило, саги поздние. В более ранних сагах, повествующих о "героических" временах, упоминаются только "бьярмы". Больше того, я ни разу не видел, чтобы одновременно были упомянуты бьярмы и ливы. Или - или, но никогда вместе!

Так что же, бьярмы - это ливы?

…Я просматривал научную литературу, сравнивал точки зрения исследователей, восстанавливал историю ливов, копался в их этнографии и приходил к убеждению, что моя догадка совсем не так фантастична, как она представлялась поначалу.

Если сейчас, по данным справочников, от многочисленного народа ливов осталась только небольшая группа рыбаков в Талсинском районе Латвии, то еще в середине прошлого века во всем крае насчитывалось около двух десятков ливских деревень с общим населением до четырех тысяч человек, потомков загадочного, некогда гораздо более многочисленного племени. Ливы отличались от куршей и латышей своим языком. Язык ливов входит в группу финно-угорских языков, в то время когда языки окружавших их латышей, куршей, литовцев, древних пруссов и вендов принадлежали индоевропейской семье языков. Стоит заметить, что при этом язык ливов оказывается наиболее сходен не с языком эстонцев, их ближайших вроде бы соседей и родственников, а с языком финнов и в особенности карел. Ну как здесь было не вспомнить замечание Оттара, что, как ему показалось, "беормы" говорили почти на одном языке с финами! В данном случае речь шла именно о финнах, известных англосаксам под этим именем, - о финнах, которых норвежцы именовали "квенами", а не о лопарях, язык которых представляет совсем отличное наречие…

Сам по себе этот факт хорошо согласовывался с некоторыми обстоятельствами рассказа Саксона Грамматика. Союзниками бьярмов против Регнера были не чуждые им по языку курши и пруссы, а именно финны, под которыми датский историк подразумевал финноязычные племена, обитавшие на территории современной Эстонии.

Но не одно это совпадение позволило мне протянуть ниточку от рассказа Вульфстана к ливам. Как я уже говорил, по мнению лингвистов, "беормы" в рассказе шлезвигского купца означали всего лишь "прибрежных жителей". Между тем именно "береговыми жителями" называли себя еще в прошлом веке курземские ливы, подчеркивая свое отличие от куршей и латышей, живших в глубине страны. Действительно, стоит взглянуть на археологические карты, показывающие распространение ливских древностей конца VIII - начала IX века, как можно заметить, что ливы, приплывшие сюда морем из Финского залива или южной Финляндии, захватили всю прибрежную полосу - начиная от Курземского взморья на западе, южнее Виндавы, весь южный и восточный берег Рижского залива с устьем Двины, а на север - почти до Пярнуского залива и примыкающих к нему обширных болот, всегда служивших пограничной полосой между эстами и летто-литовскими племенами.

Что же известно о древних ливах?

Родство древних ливов с карелами в середине прошлого века установил финский ученый Г.-З. Коскинен. Он подтвердил вторжение ливов в земли вендов и латышей морским путем во второй половине VIII века. Еще в его время потомки ливов занимали узкий песчаный берег на Курземском взморье, отделенный лесом и полосой болот от остальных земель, занятых теперь латышами. Важно при этом отметить, что имя божества бьярмов - Йомала - точно соответствует имени финского верховного бога грома Юмала, чье святилище находилось, по-видимому, в районе теперешней Юрмалы.

Начиная с самого раннего времени ливы славились своей отвагой, предприимчивостью, пиратскими набегами на берега Балтики - и колдовством. Так что сведения о колдовстве и чарах бьярмов, о которых писали Саксон Грамматик, авторы исландских саг и Олай Магнус, имели не только большую историко-литературную традицию, но и как бы реальное основание.

Основным источником сведений об исторических ливах в первой половине XIII века для нас остается "Хроника Ливонии" Генриха Латвийского. Как часто бывает, о нем самом с достоверностью ничего не известно. Даже его имя как автора этого труда только предположительно выделяется из имен других лиц, упоминаемых на страницах хроники. Следуя этим сведениям, читатель узнает, что Генрих был привезен епископом Альбертом в Ливонию в 1203 году, в 1208 году был посвящен в сан, долгие годы был приходским священником на реке Имере у леттов, участвовал во многих войнах, дипломатических миссиях, в том числе и в переговорах с русскими князьями, сопровождал епископа Филиппа Рацебургского в Рим, снова возвратился в Ливонию…

К сожалению, внимание энергичного священника привлекал не столько быт и хозяйственная жизнь ливов, сколько их упорное нежелание принять христианство, подчинившись власти рижского епископа и немецких рыцарей. Впрочем, сам автор хроники, как можно видеть, испытывал не слишком большую симпатию к ордену крестоносцев. Хроника наполнена описаниями зверств, кровопролитий, коварства орденских братьев, действующих "ad majorem Dei Gloriam" [К большей славе бога (лат.)]. И все же кое-какие сведения оттуда можно извлечь.

Так мы узнаем, что, в отличие от леттов и латышей, у ливов не было никаких укреплений. Они жили небольшими селениями среди полей, имели большие дома с хозяйственными пристройками, в которых содержался домашний скот и были бани. Хлеб и прочие съестные припасы ливы прятали в земляных ямах. Их оружием были копья, мечи и луки со стрелами. Во главе округов, объединявших несколько селений, стояли старейшины. При святилищах у них были жрецы, которые приносили по разным поводам в жертву животных, а в особо важных случаях устраивали гадание при помощи коня, переступавшего через положенные крест-накрест копья.

Генрих Латвийский хорошо знал двинское устье, где потом было воздвигнуто укрепление, остров на Двине, где собирались ливы, "место Риги", где были воздвигнуты крепость и город, а до того существовало постоянное торжище, куда приставали приплывавшие торговцы и искатели приключений, среди которых, как я полагал, были Торир Собака и легендарный Одд Стрела.

Сведения Генриха Латвийского образуют своего рода фундамент исторической информации о ливах. Гораздо больше сведений бытового, географического и этнографического характера об этих местах сообщают саги, хорошо согласующиеся как с известиями "Хроники Ливонии", так и с археологическими изысканиями последних десятилетий.

Босасага упоминает "Винский лес", в котором живет со своей большой семьей крестьянин. Он приглашает к себе в гости Геррауда и Боси, ведет их в баню, а потом, в соответствии с законами северного гостеприимства, угощает брагой. Пристань, место торжища на реке Вине, соответствующее описанию "места Риги" в хронике, упоминается в рассказе саги об Олаве Святом, а прибрежные селения ливов, сожженные Эйриком Кровавой Секирой, - у скальда Глума, воспевшего подвиги этого конунга.

Оддсага сохранила воспоминание о домах, в которых живут бьярмы, и о больших общественных помещениях для их пиршественных собраний. Если в рассказе о Торире Собаке бьярмы продают за деньги меха белок, бобров и куниц или черных лисиц - последнее почему-то переводится как "соболий мех", - то Оддсага знает более раннюю форму торговли, меновую, причем бьярмы во что бы то ни стало хотят купить или выменять у скандинавов оружие. Саги отмечают обработанные поля, лежащие среди лесов или за лесом, пустынные пространства прибрежных лугов, по которым идут отряды скандинавов. Защищаются бьярмы и нападают с помощью стрел, дротиков и копий. Между бьярмами встречаются пленники-иностранцы. В Оддсаге упомянут норвежец-виночерпий, который вовсе не хочет бежать с викингами; у Саксона Грамматика во главе войска бьярмов оказывается швед Гундинг. Норвежцы не понимают речи бьярмов: для Одда и его спутников она "вроде щебета птиц".

Наиболее полную и яркую картину о жизни и быте обитателей этих мест я нашел в одном из рассказов саги об Эгиле.

Как полагает большинство и советских, и зарубежных ученых, сагу об Эгиле написал Снорри Стурлусон, создатель "Хеймскринглы", возможно потому, что жил долгое время в Борге, там же, где когда-то жил Эгиль, приходившийся Снорри вроде бы дальним родственником. Считают, что Эгиль родился около 910 года, а умер примерно в 990 году, прожив восемьдесят лет. Он был деятельным человеком, много путешествовал, подолгу жил в Норвегии, пиратствовал на Балтике, был одним из тех исландцев, кто в критический момент помог английскому королю Этельстану отразить восставших бриттов и скоттов и удержать за собой Англию. Об этом эпизоде Снорри рассказывает достаточно подробно. В битве с норманнами Эгиль потерял брата, которого любил и с которым делил невзгоды и удачи скитальческой жизни викинга. Эгиль был воином - умным, жестоким и хитрым. В то же время он был поэтом, оставившим большое количество стихов. Их помнили еще два века спустя после смерти Эгиля, а Снорри включил их в свою сагу.

Только ли в устной передаче сохранились эти стихи? Можно думать, что до Снорри дошли они уже в рукописном виде вместе с ранними записями рассказов Эгиля или его спутников об их совместных путешествиях. Только таким образом я могу объяснить совершенно исключительную по обилию пейзажных зарисовок и деталей - которые, кстати сказать, в дальнейшем никакой роли не играют! - новеллу, рассказывающую о том, как Эгиль попал в плен, освободился и сумел отомстить.

Собственно, "страна бьярмов" в рассказе не названа, хотя об этом свидетельствует топография саги и прямое указание что действие происходит в "стране куров", куда Эгиль и его брат Торольв попадают после грабежей на "восточном пути".

Когда викинги прибыли в страну куров, рассказывает сага они пристали к берегу и договорились с местными жителями о сохранении мира в течение пятнадцати дней, пока будут торговать. После того, как срок истек, исландцы отплыли и стали нападать на прибрежные соления. Случилось однажды, что они вошли в широкое устье какой-то реки, высадились на берег и отправились в лес, видневшийся неподалеку. Они разделились на два отряда, по двенадцать человек в каждом, и каждый отряд пошел своим путем

Отряд Торольва наткнулся в лесу на селение. Когда викинги стали убивать и грабить, жители разбежались. Торольв захватил большую добычу и, едва стало смеркаться затрубил отход. Его люди сразу же побежали к кораблям Однако Эгиля и его отряда на берегу не оказалось. Поскольку уже стемнело, Торольв решил взойти на корабли, чтобы там ждать Эгиля.

Пока Торольв со своими людьми грабил селение в лесу Эгиль с отрядом прошел сквозь лес, за которым лежали возделанные поля, а посреди полей - хутора Они выбрали ближний к лесу хутор и напали на него. Но там никого из жителей не оказалось. Построек во дворе было много и они замешкались, пока обшаривали дом и двор. А когда вышли, то путь к лесу им был отрезан большой толпой вооруженных поселян.

От хутора к лесу шла высокая изгородь. Эгиль велел своим людям идти за ним вдояь изгороди так, что напасть на них можно было только с одной стороны. Первым шел Эгиль, за ним, тесно прижавшись друг к другу, шли его люди. Куры стреляли в них из луков, бросали дротики но близко не подходили.

Эгиль думал, что жители его боятся, но вскоре он обнаружил что с другой стороны тоже идет изгородь и обе они впереди соединяются. В конце концов исландцы оказались зажаты в угол, дальше они не могли идти, а через изгородь нельзя было перебраться, потому что со стороны леса тоже стояли вооруженные поселяне. Они кололи их мечами и копьями из-за изгороди, а когда исландцы поднимали свои мечи, бросали им на оружие одежду. В конце концов все викинги были ранены, их связали и привели на центральный двор.

Хозяин этого двора был богатым человеком и, по-видимому, самым важным лицом в селении. Он хотел сразу же перебить людей Эгиля и убить его самого, но тут вмешался его взрослый сын и сказал, что стоит подождать до утра, чтобы позабавиться мучениями пленников. Все с ним согласились. Людей Эгиля скрутили еще крепче, бросили в одну из пристроек, а самого Эгиля привязали к столбу за руки и за ноги. После этого они закрыли дверь и ушли.

Эгиль начал раскачивать столб, к которому был привязан. Он раскачивал его до тех пор, пока не вырвал из земли. Затем, освободившись от столба, зубами перегрыз веревки на руках и наконец снял путы с ног. После этого он освободил всех своих спутников.

Норвежцы стали искать выход. Но стены были сложены из бревен, и только в одном конце оказалась перегородка из досок. Они сломали ее и попали в другое помещение. Здесь тоже были стены из бревен, и пока они искали выход, то услышали, что внизу, под их ногами, разговаривают люди.

Они нашли люк в полу и подняли его. Внизу оказалась яма, из которой кто-то по-норвежски попросил помочь ему выбраться. Когда Эгиль поинтересовался, кто там есть, голос ответил, что его зовут Аки и что он здесь со своими сыновьями. Эгиль и его люди спустили вниз веревку, которой были раньше связаны, и вытащил Аки и двух его сыновей.

Аки рассказал, что они не норвежцы, а даны. Их взяли в плен полгода назад и обращались с ними хорошо. Аки даже был управляющим у хозяина этого двора, зажиточного бонда, но его сыновья были здесь рабами. Весной они попытались бежать, их поймали, посадили в яму и с тех пор так и держали.

Эгиль сказал, что если Аки был управляющим, -то он должен знать, как им отсюда выбраться. Аки ответил, что в этом помещении есть еще одна перегородка. Если ее сломать, то можно попасть в ригу, а оттуда выйти уже просто. Так они и сделали.

Когда все оказались на свободе, была уже темная ночь. Люди Эгиля хотели сразу же бежать в лес, но Эгиль сказал Аки:

– Ты знаешь этот дом и знаешь, где богатство. Аки сказал:

– Здесь много всего. Хозяин спит под крышей, и там у него все оружие.

Эгиль приказал, чтобы все шли на чердак. Когда они поднялись по лестнице наверх, то увидели, что там горит свет и слуги готовят постели. Эгиль поставил возле лестницы караульных, а с другими ворвался на чердак и схватил оружие. Всех, кто там был, они убили.

Аки показал Эгилю место, где находится спуск в погреб. Взяв огонь, они пошли туда. Под полом хранились все сокровища бонда - много дорогих вещей и серебро. Люди Эгиля собрали все, что только могли взять. Эгиль выбрал большой кувшин для браги, который наполнил серебром. Они пошли к лесу и уже вошли в него, когда Эгиль остановился и сказал:

– Мы сделали не так, как надо. Мужчины так не поступают: мы просто украли серебро бонда. Я не хочу такого позора. Вернемся обратно и сделаем так, как мы должны делать.

Люди возражали Эгилю. Они хотели скорее попасть на корабль и отплыть от этого места.

Но Эгиль поставил кувшин с серебром на землю и побежал назад.

Когда он пришел во двор бонда, то увидел, что слуги носят из одного помещения в другое миски с едой. В большом доме горел огонь, над ним висели котлы. Огонь был разведен так, как принято в этой стране: бревно горело с одной стороны и постепенно сгорало. Эгиль вошел, взял это бревно, принес к дому, где люди веселились, и сунул его под бересту, которой была покрыта крыша. Береста быстро занялась, но люди ни о чем не подозревали, пока пламя не охватило всю крышу и не показалось в доме. Пирующие бросились к выходу, но он был закрыт бревном и там стоял Эгиль. Он убивал каждого, кто смог выбраться из дома. Вскоре горящая крыша упала внутрь, и все, кто был в доме, погибли.

После этого Эгиль вернулся к своим людям, которые ждали его возле леса. Когда они пришли на корабль, Эгиль сказал, что кувшин оставляет себе, потому что если бы не он, то они бы не освободились…

Конечно, можно спорить, насколько точно этот рассказ передает в своих деталях действительную картину "страны куров" - Биармии Х века, - а где в ней проступает Исландия начала XIII века, в которой жил Снорри Стурлусон. Но так ли уж много здесь анахронизмов? Все то, что благодаря археологическим раскопкам нам известно сейчас о жизни и быте древних обитателей побережья Рижского залива и Курземского взморья, удивительным образом подтверждает безыскусный рассказ саги об Эгиле. Наоборот, при всем желании мы не найдем в Исландии XIII века двухэтажных, рубленных из бревен домов с дощатыми перегородками, крыши из бересты и ту картину хуторов среди полей на расчищенном от леса пространстве, которая совсем недавно была так характерна для Лифляндии и Курляндии.

Концы с концами сходились. Известия Генриха Латвийского в ряде случаев хорошо подтверждались сообщениями русских, в первую очередь новгородских и отчасти псковских летописей. Теперь их можно было дополнить рассказами исландских саг и некоторыми известиями Саксона Грамматика. "Беормы" Вульфстана оказывались древними ливами, отчаянными пиратами, торговцами и мореходами, с которыми Вульфстан и Оттар почти наверное встречались в гавани Трусо, неподалеку от устья Вислы. Именно ливы, занимавшие узкую прибрежную полосу на землях Восточной Прибалтики, чувствовавшие себя хозяевами этих и более северных вод, могли рассказывать норвежским путешественникам о других народах, обитавших к востоку от Швеции и к северо-востоку от вендов и пруссов.

И все же у меня были причины для некоторого недовольства собой.

Радуясь найденным объяснениям, подтверждениям возникающих догадок, которые мне открывались в свидетельствах современников и в находках археологов, я ни на минуту не забывал, что, при всей яркости совпадений. исландские саги являют собой не географический трактат или юридический документ, а только "сказание". Все же это были художественные произведения, испытавшие превратности устной передачи и последующую, достаточно серьезную литературную обработку. Тот же Снорри, сводя воедино различные версии, проверяя одну сагу другой, должен был сглаживать, смягчать, а то и совсем отсекать обнаруживаемые им несоответствия различных текстов, даже когда речь могла идти о разных местностях и разных случаях жизни героев.

Я не сомневался, что мне удалось правильно определить местоположение "страны бьярмов", увидеть в Западной Двине ту самую "реку Вину", о которой повествуют саги, достаточно убедительно отождествить "Гандвик" саги об Олаве Святом с современным Рижским заливом… Меня не смущал даже тот факт, что в части саг роль "реки Вины" могла взять на себя Виндава, хотя ее топография резко расходилась со всем тем, что саги упоминают на этой реке и что мы находим именно на Западной Двине. Безусловным было и отождествление ливов с бьярмами. Беспокоило меня другое: мог ли я "бьярмы" ограничить одними ливами?

Другими словами, не распространялось ли понятие "бьярмов" в норвежско-исландско-шведском обиходе на все племена и народности, которые обитали к югу от Финского залива вплоть до Вислы?

Задуматься об этом меня заставили описания святилищ бьярмов в сагах. Они были отнюдь не одинаковы, даже когда представлялись такими самому автору саги. К ним стоило приглядеться повнимательнее. Что получится из такого анализа, я не знал. Во всяком случае, таким делом еще никто не занимался, а это было само по себе уже привлекательно. Кроме того, подобный подход позволял надеяться хоть немного разобраться в этнической географии древней Прибалтики в тот момент, когда на востоке за нею нарождались первые русские княжества.










 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх