Глава четвертая

ПРИЦЕЛ СПЕРРИ – СДЕЛКА ЗА ШЕСТЬ ТЫСЯЧ

Шел 1952 год. Апрель выдался неожиданно жарким даже для Вашингтона. Но помощника русского военно-морского атташе мучило не столько жгучее солнце, сколько знобящий страх.

В деле шпионажа редко можно определить границы собственной безопасности. Советское посольство в Вашингтоне решило, что его границы сузились до опасного предела в связи с человеком, которого мы назовем Фредерик Тимсфорд, высоким и красивым, с большой головой на широких и крепких плечах. Он служил инженером на крупном электронном заводе, расположенном на Лонг-Айленде. Внешне он больше смахивал на нападающего футбольной команды «Нью-Йорк джайентс», чем на шпиона. На самом же деле он был не шпионом, а контрразведчиком.

Роль двойного агента началась для него с внедрения в советскую подрывную сеть в Нью-Йорке в начале апреля 1951 года, когда последние отголоски дела Губичева – Коплон еще эхом звучали в шумной симфонии следствия и суда над ними.

Тимсфорд, которому был тогда сорок один год, присутствовал на небольшой вечеринке, устроенной его коллегами в баре «Астор» на Таймс-сквер. Поводом послужило просто желание приятно провести вечер, уделив часок коктейлям и обеду, а потом посмотреть на Бродвее спектакль. Это скрашивало однообразие каждодневных трудов на заводе и выполнения нескончаемых домашних обязанностей по поливке-подкормке газонов, ремонту ставней, выносу мусора.

Собираясь порой за заставленными коктейлями столиками, инженеры, подобно всем прочим профессионалам, любили поговорить. В каком-нибудь другом баре, где всегда стоит громкий шум голосов, никто не обратил бы внимания на их компанию. Но в тихих солидных залах «Астора» их горячая беседа удивила многих, начиная с метрдотеля в красном пиджаке и одетых в желтую униформу официантов и кончая посетителями, которые вполголоса вели интимные разговоры.

Самым заинтересованным оказался плотный невысокий блондин с орлиным профилем – внешность, ассоциирующаяся с советским танком «Т-34». Он сидел в одиночестве за столиком на двоих во втором ряду от окна, выходящего на Западную 44-ю улицу. Инженеры занимали несколько столиков у окна, под которым через весь бар тянулся длинный кожаный диван.

Казалось, мужчину попросту привлекли смех, веселье, подначки в компании, которая закончила выпивку и пошла по следующему кругу. Его не раздражал поднятый ими шум. Он сидел, задумчиво склонившись над своим бокалом.

Около семи вечера легкомысленная болтовня за столиками инженеров внезапно стихла. Кто-то вдруг заговорил об одной из заводских инженерных проблем. Компания погрузилась в серьезное обсуждение ее решения. Развлекающиеся мужчины вмиг превратились в расчетливых, вооруженных логарифмическими линейками, вдумчивых специалистов в полном согласии с требованиями их профессии.

Сидевший напротив блондин замер и сосредоточился на дискуссии. Ее темой была радарная установка, разрабатываемая для грузовых судов. Мужчина внимательно слушал, не сводя глаз с Фредерика Тимсфорда, попавшего в центр общего внимания, поскольку он излагал детали, свидетельствовавшие о том, что он знает решение проблемы.

Поглощенный беседой слушатель был вполне квалифицирован, чтобы понимать, о чем идет речь, – по образованию и по призванию.

Это был Александр Петрович Ковалев, второй секретарь советской делегации в ООН, закончивший в Москве разведывательную школу.

Примерно за 2 доллара 40 центов – стоимость двух коктейлей – Ковалев удачно провел вечер. С этого момента он полностью сосредоточился на Фредерике Тимсфорд е. Он следовал за ним от его дома в Фрипорте на Лонг-Айленде до расположенного неподалеку завода; сидел в лучших на острове ресторанах, где инженер иногда обедал с женой и детьми; бывал на коктейлях и в других местах, где Тимсфорд встречался с приятелями.

Ковалев изучал стиль жизни Тимсфорда, его дом, семью, привычки, одежду с целью выяснить желания и нужды намеченной жертвы, найти ее слабое место.

Со временем он пришел к выводу, что Тимсфорд, подобно многим главам живущих в пригороде семейств, сильно зависит от банков. Чего стоят ссуды на приобретение дома, автомобиля, траты в универмагах, супермаркетах, винных погребах, плата за лесоматериалы, за работу газонокосильщика, дантиста, врача и десятков других, оказывающих ту или иную услугу.

Придя после тщательных наблюдений к подобному выводу, Ковалев сделал логическое заключение: Тимсфорду нужны деньги. Именно это и послужило основой их сближения.

Первая встреча состоялась как бы совершенно случайно вечером 26 апреля 1951 года в ресторане в Лейк-Саксессе, куда Тимсфорд зашел выпить после работы. Он был один. Сев рядом, Ковалев представился, спокойно сообщив, что зовут его Алекс Ковалев и что он второй секретарь советской делегации.

– Время от времени я заскакиваю сюда, – добавил он. – У нас тут неподалеку, в Глен-Коув, дом и участок.

Тимсфорд насторожился и начал припоминать вечеринку в «Асторе». Он вспомнил, как сидел и беседовал с коллегами, а за столиком через проход заметил блондина, который прислушивался к разговору о радарном устройстве. Осознав, что мужчина подслушивает, он заговорил тише, поскольку обсуждался вопрос, связанный со сложными техническими разработками, еще не завершившимися на заводе.

Достоинством Тимсфорда была фотографическая память. Он даже вспомнил, что в тот вечер в «Асторе» незнакомец заказал второй коктейль, прежде чем встать и уйти. И лицо его он не забыл.

Это было лицо человека, который сейчас сидел рядом с ним в баре ресторана в Лейк-Саксессе. И звали этого человека Алексом Ковалевым.

Зачем высокопоставленный русский из ООН его разыскал? Не дискуссия ли о радарной установке заставила советского представителя искать с ним встречи? Действительно ли эта встреча случайна? Не стоит ли за этим что-то зловещее?

По каким-то соображениям Тимсфорд решил не говорить, что видел Ковалева в баре «Астор». Лучше помалкивать, выжидать и выяснить, что русскому надо.

– Чем вы занимаетесь? – полюбопытствовал Ковалев, улыбаясь в ответ на предложение собеседника угостить русского второй порцией выпивки.

Тимсфорд ответил, что он инженер, не видя причин скрывать это. Русский мог уже много о нем разузнать и заметит любую ложь.

– Надо же, какое совпадение! – удивился Ковалев. – Я тоже инженер. Но сейчас не работаю по этой части. Теперь я на дипломатической работе в Организации Объединенных Наций.

Выяснив, что оба они инженеры, Ковалев предложил увидеться еще раз.

– Никогда раньше не встречал американского инженера! – воскликнул он, словно только что обнаружил восьмое чудо света. – Не пообедать ли нам как-нибудь вечерком на будущей неделе?

Тимсфорд ответил в точном соответствии со сценарием Ковалева. Ну, конечно, он встретится с новым знакомым. Может быть, в среду вечером?

О своей встрече с Ковалевым инженер никому не рассказал и в следующую среду явился на обед с советским эмиссаром в ресторан «Тауэр Клок» в Рослине, неподалеку от Лейк-Саксесса.

Посреди обеда Ковалев без всякой деликатности перешел прямо к делу.

– Я не собираюсь дурачить вас, Фред, – начал он. – Мне о вас многое известно. Я знаю, что вам очень нужны деньги, и готов предложить вам немалые.

Может быть, Тимсфорду удалось не выдать своих чувств потому, что он ожидал от русского подобного предложения. Но он не предвидел столь быстрой и откровенной попытки, считая советских агентов более хитрыми.

– Вы передадите нам информацию о прицеле Сперри[7] для бомбометания… Но это не все, – шептал Ковалев, отрезая кусочки ростбифа с кровью. – Нам нужны также сведения о военно-морской технике, о кораблях, о грузовых судах… и о радаре.

Инженер опасливо взглянул на Ковалева.

– А если… вдруг я попадусь? – спросил он с притворным испугом, достойным таланта сэра Лоуренса Оливье. – Меня могут послать на электрический стул. Вспомните Розенбергов…

Ровно месяц назад в федеральном суде Нью-Йорка судья Ирвинг Р. Кауфман вынес Джулиусу и Этель Розенберг смертный приговор за преступную выдачу русским американских атомных секретов.

– Это большой риск, – тихо добавил Тимсфорд.

– Мы придумаем что-нибудь, чтобы вас не могли заподозрить, – перебил Ковалев. – Риск для вас минимальный, а деньги большие.

Тимсфорд великолепно разыгрывал роль, причем без профессиональной подготовки, без указаний ФБР. К концу обеда он «был у Ковалева в кармане» – по крайней мере, хотел внушить ему эту мысль.

Они обменялись рукопожатиями и договорились встретиться в следующую субботу, чтобы Тимсфорд мог получить инструкции. Теперь он уверился в том, что все это не розыгрыш и Ковалев – настоящий шпион.

Через полчаса инженер был дома. Он поздоровался с женой и детьми и сразу прошел в свою комнату, объяснив домашним, что должен работать над важными чертежами. А потом сделал то, что считал нужным, – позвонил в ФБР.

В двадцать два часа пятнадцать минут двое агентов ФБР проехали мимо дома Тимсфорда в стиле ранчо[8], потом развернулись и снова проехали тем же путем. Им нужно было убедиться, что за домом никто не следит, что к нему не приставлен красный агент, наблюдающий за происходящим после предложения, сделанного Ковалевым.

Удостоверившись, что все спокойно, агенты остановили машину неподалеку от дома и подошли к парадной двери. Тимсфорд встретил их и провел в свой кабинет. Там агенты выслушали его рассказ и там же подробно изложили инструкции, которым должен был следовать Тимсфорд.

ФБР установит за Ковалевым наблюдение. Агенты ФБР будут следовать за ним в ресторанах, барах, в любых других местах. Тимсфорда они тоже будут сопровождать.

Американскому инженеру предстояло придерживаться тонкого, предельно точного плана. ФБР должно получать подробные сообщения, где назначаются встречи, какой код используется, если об этом зайдет речь; какая информация требуется Ковалеву.

Тимсфорд по возможности должен был выяснить, кто еще связан с этим делом. В разработанном плане содержалась одна неизбежная юридическая препона. Даже взяв Ковалева с поличным с переданной ему информацией, его нельзя было ни арестовать, ни предъявить ему обвинения. Он пользовался дипломатическим иммунитетом. Надо было поймать с неопровержимыми уликами, которые можно предъявить суду, другого конспиратора, на которого дипломатическая неприкосновенность не распространяется.

На Тимсфорда ложилась тяжелая ответственность. Согласен ли он взять ее на себя? Догадывается ли об опасности?

Он был согласен и догадывался, он хотел работать на ФБР.

Его предупредили о неукоснительном соблюдении правила: никто – ни семья, ни заводское начальство, ни одна душа – не должен ничего знать.

Встретившись с Ковалевым в следующий субботний вечер, Тимсфорд получил от него первые инструкции.

– Мы хотим, чтобы вы сообщили нам дальность и широту действия разработанного для грузовых кораблей радара, – объявил Ковалев. – Сведения вы передадите не мне. Нам известно, что вы часто ездите по делам в Вашингтон. Скажите, когда состоится ваша следующая поездка?

Тимсфорд был несколько изумлен: он знал, что Советы изучают его, но не предполагал, что столь тщательно.

– Я должен ехать в столицу в следующую пятницу, – признался инженер.

Дата его поездки была оговорена в середине апреля, когда он встречался с военно-морскими представителями в Пентагоне для обсуждения деталей инженерного проекта, который его компания выполняла по контракту для военно-морских сил.

– Отлично! – кивнул Ковалев. – Передадите информацию в руки заместителя советского военно-морского атташе в нашем посольстве. Я его предупрежу. Он будет ждать вас и расплатится, получив информацию, – разумеется, наличными.

В следующую пятницу Тимсфорд отправился в Вашингтон. Затребованные Ковалевым данные сначала проверило ФБР. Собственно говоря, оно их и предоставило. Тимсфорд не был посвящен в интересующие СССР вопросы – над этой стадией проекта работал другой инженер. ФБР получило необходимые данные и, как следует обработав их, чтобы они не представили для русских ценности, передало Тимсфорду.

На протяжении одиннадцати месяцев инженер совершил семь поездок в Вашингтон, каждый раз передавая информацию человеку, известному ему под именем Виктора Устинова. Это имя оставалось для ФБР загадкой. Никаких сведений об Устинове у ФБР не было, предполагалось, что имя фальшивое. ФБР сразу не смогло узнать, кто получает доставляемые Тимсфорд ом в посольство сведения, поскольку все дальнейшее происходило на советской территории в столице страны.

Все шло гладко. Но во время восьмой поездки Тимсфорда на берега Потомака Советы неожиданно сменили тактику.

– С этих пор, – объявил ему Устинов, – будете вести все дела только с Алексом в Нью-Йорке. Не могу сказать, почему мы так решили, но на то есть веские причины.

Доставляя в Вашингтон данные, Тимсфорд получал инструкции от Устинова. Теперь ему вновь предстояло иметь дело с Ковалевым, русским представителем в ООН, которого он не видел несколько месяцев. Их последняя встреча была чисто приятельской и состоялась по инициативе Ковалева, который хотел осведомиться, как идут дела.

ФБР догадывалось, почему Советы предпочли отказаться от «сброса товара» в Вашингтоне: повторяющиеся визиты Тимсфорда в посольство могли привлечь внимание. Русские крайне чувствительны к слежке. В посольстве почувствовали, что инженера рано или поздно заметят входящим или выходящим оттуда. Должно быть, советским резидентам показалось, что нет смысла сужать границы безопасности, отсюда и приказ вести дела с Ковалевым в Нью-Йорке.

Тимсфорд получил инструкции в Вашингтоне 19 апреля 1952 года. Следующим вечером, предварительно договорившись по телефону, он встретился с Ковалевым в том баре, где произошла их первая, «случайная» встреча. Инженер приехал туда с работы, пообедал, а потом прошел в бар, поджидая Ковалева. Русский приехал после семи.

– Ничего плохого не произошло, просто мы решили изменить процедуру – таков приказ, – отвечал он на вежливый, но настойчивый вопрос Тимсфорда, который пытался выяснить причину перемен.

Контрразведчика несколько озадачил способ передачи данных, продиктованный Ковалевым: не следует доставлять настоящих документов и даже копий, их надо переснять на микропленку, которую в опасной ситуации легко уничтожить.

– Чиркните спичкой, и все! – объяснял Ковалев, инструктируя Тимсфорда, как в случае чего избавиться от улик.

– Вы мне вот что скажите, – вставил инженер, – где взять камеру?

– Вот, – улыбнулся Ковалев, шаря в кармане и вытаскивая миниатюрный, не больше пачки сигарет, фотоаппарат германского производства. – Всю информацию закладывайте сюда.

По окончании встречи Тимсфорд направился в ресторан «Фелис» на углу Олд-Кантри-роуд и Пост-авеню в Вестбери, приблизительно в двадцати милях от Лейк-Саксесса на Лонг-Айленде. Там в баре он встретился с двумя сотрудниками ФБР и дал им подробный словесный отчет о своем разговоре с Ковалевым (у него была феноменальная память).

Вот запись этого разговора.

К о в а л е в. Снимайте этим аппаратом, но сами пленку не проявляйте. Заверните непроявленную пленку в черную бумагу и суньте в кассету. Потом положите кассету в пивную банку.

Т и м с ф о р д. А что делать с пивной банкой?

К о в а л е в. Оставите ее в Глен-Коув, близ дома нашего представительства.

Т и м с ф о р д. Как мне вам сообщать, что у меня есть сведения для вас? Просто звонить, как раньше?

К о в а л е в. Нет, с этим покончено. Никаких звонков, никаких личных контактов. Будете подавать нам сигнал.

Т и м с ф о р д. Дымовой, как индейцы?

К о в а л е в. Я не шучу. Дело это серьезное. Помните, вы же сами сначала боялись, как бы вас не поймали. Так что будьте внимательны и не смейтесь. Дам вам совет, как вам обеспечить максимальную безопасность…

Т и м с ф о р д. Простите, Алекс, я слушаю. Вы говорили о сигнале.

К о в а л е в. Да. Сигналить будете так. Когда у вас окажется пленка, поезжайте на машине на Западную 90-ю улицу в Манхэттене. На северной стороне улицы прямо у западного выхода из Центрального парка есть пожарный кран. Остановите машину там в любую среду утром и ждите с девяти тридцати до девяти тридцати пяти. Из машины не выходите.

Т и м с ф о р д. Это все?

К о в а л е в. Нет. В машине должен быть красный пакет или коробка. Любой красный пакет, который мы просим положить сзади, чтобы его было видно сквозь заднее стекло.

Т и м с ф о р д. А дальше?

К о в а л е в. Тогда мы узнаем, что у вас есть посылка, и приготовимся. В тот же вечер отправляйтесь в Глен-Коув. Поезжайте по Северному бульвару, потом сверните налево на авеню Глен-Коув. Увидите справа каменную стену. В стене за телефонным столбом есть отверстие. На столбе будут начерчены две тонкие белые полосы. Найдете отверстие – положите туда банку. Запомните: ее надо класть вечером с десяти до десяти пятнадцати, не раньше и не позже. Мы обследовали место, это время самое безопасное.

Т и м с ф о р д. И все?

К о в а л е в. Нет, есть еще кое-что. Положив банку в отверстие, поезжайте в городок Глен-Коув. Сверните к таверне «Голден Слиппер», к парковке. Рассчитайте так, чтобы приехать туда в десять сорок – десять сорок пять. Потом можете уезжать. Очень важно, чтобы через заднее стекло был по-прежнему виден красный пакет. Тогда мы будем знать, что вы оставили материалы в стене.

Т и м с ф о р д. Все понятно. А как я узнаю, что вы их забрали? Вдруг что-то случится? Например, прибегут дети и вытащат банку? Кто мне сообщит?

К о в а л е в. Мы все продумали. На следующий день поезжайте в ресторан «Континенталь» на развязке Флэтбуш-авеню возле железнодорожного вокзала Лонг-Айленда. Закажите чашку кофе или еще что-нибудь, потом подойдите к стойке с телефонными справочниками. Откройте в манхэттенском справочнике страницу 700. Если все в порядке и мы получили посылку, слово «Манхэттен» вверху страницы будет подчеркнуто. Это сигнал. Потом мы воспользуемся другими страницами – 710, 720 и так далее, через десять страниц. Сигнал всегда будет один и тот же: подчеркнутое слово «Манхэттен».

Записав изложенные Тимсфорд ом инструкции, агенты ФБР спросили, когда будет введен в действие этот план.

– В следующую среду, – ответил инженер и добавил, что Ковалев запросил дополнительные материалы по радарной установке.

Вечером во вторник 22 апреля агент ФРБ привез необходимую русским информацию, встретившись с Тимсфордом на автостоянке у торгового центра на Лейквилл-роуд, за городской чертой Нью-Йорка.

На следующее утро инженер поехал в Манхэттен и по инструкции остановился возле пожарного крана на Западной 90-й улице. В заднем окне его седана «де сото» выпуска 1951 года стояла красная коробка, которую любой мог заметить.

Он всматривался через переднее стекло и в зеркало заднего обзора, пытаясь понять, кто за ним наблюдает; следил за пешеходами на тротуаре и за проезжавшими по кварталу машинами.

Минут через пять проехал синий «додж». Он остановился на углу Центрального парка на красный сигнал светофора. Когда загорелся зеленый свет, «додж» направился через западный въезд в Центральный парк.

Тимсфорд узнал не только автомобиль, но и водителя. За рулем сидел Алекс Ковалев.

В тот же вечер осуществился второй этап плана. Ровно в десять пятнадцать инженер приехал к каменной стене на авеню Глен-Коув, где должен был оставить пивную банку. Он легко нашел столб с двумя белыми полосами, хорошо видными в свете фар во время медленного проезда по улице поближе к бровке тротуара. Заметив опознавательную отметку, Тимсфорд остановил машину, вышел, направился к каменной стене, тянувшейся вдоль улицы, и отыскал отверстие. Его проделали, вытащив из стены камень. Тимсфорд засунул банку поглубже в дыру, вернулся к машине и уехал.

Он прибыл в городок Глен-Коув, потом развернулся и поехал на указанную Ковалевым парковку возле таверны, чтобы дать знать о своем присутствии и с помощью красной коробки сообщить, что все прошло гладко.

На стоянке инженер не заметил никого из знакомых. За пятнадцать минут подъехало и уехало несколько автомобилей. В одиннадцать, следуя инструкции, он отправился домой. А в половине двенадцатого позвонил в ФБР и доложил: «Задание выполнено».

ФБР уже знало об этом. Три машины ФБР постоянно патрулировали авеню Глен-Коув, проезжая на малой скорости взад-вперед мимо тайника. В двадцать два десять сидящие в одной из машин ФБР заметили затормозивший около стены автомобиль. Он принадлежал советскому представительству в ООН. Сидевший позади водителя мужчина вышел, забрал банку, вернулся в машину, и машина быстро умчала его прочь. Сопровождавшие машину агенты заметили, что она свернула к находившемуся поблизости дому, принадлежавшему советской миссии.

Тем временем еще двое агентов расположились в ресторане «Континенталь» в Бруклине. Им было поручено следить за манхэттенским телефонным справочником. Они заняли столик, откуда все отлично просматривалось, и сидели, попивая кофе.

Агенты прибыли в ресторан в двадцать три тридцать, получив сообщение, что русские забрали пивную банку с информацией о радаре. Теперь кто-то должен был войти в ресторан и подчеркнуть на 700-й странице справочника слово «Манхэттен».

Долго ждать не пришлось. Через три минуты после полуночи в ресторан быстро вошел человек в темно-синем пальто, подошел к справочной стойке, взял манхэттенский справочник и начал листать его. Потом он вытащил карандаш, подчеркнул что-то вверху страницы и оглянулся проверить, не наблюдает ли кто за ним. Агенты прикинулись, будто смотрят в другую сторону. Человек тут же вышел.

Один из агентов встал и последовал за ним. Незнакомец сел в синий «додж» и уехал. Вернувшись в ресторан, агент увидел своего коллегу у стойки со справочниками, подошел к нему и взглянул на указанную страницу 700: слово «Манхэттен» вверху было подчеркнуто.

Оперативник, изучавший отметку в книге, вытащил из кармана фотоаппарат.

– Да, – сказал он сотруднику, – это был Ковалев…

Подобные поездки продолжались до осени 1952 года. Тимсфорд уже шесть раз выполнял ставшие для него привычными правила. Всегда одно и то же: стоянка на Западной 90-й улице в любую среду утром с красной коробкой за задним стеклом, завернутая в черную бумагу микропленка, положенная в кассету и сунутая в пивную банку; закладка банки в каменную стену; дорога в Глен-Коув на стоянку возле таверны; возвращение домой; телефонный звонок в ФБР с сообщением: «Задание выполнено». А в Бруклине после каждой поездки Тимсфорда группы оперативников поджидали в ресторане прихода советского агента, который делал пометку в манхэттенском справочнике. Группы менялись, так как Ковалев, – а пометку во всех случаях делал он, – мог узнать наблюдавших.

К концу сентября 1952 года отметки в справочнике дошли до 750-й страницы, символизируя шесть передач информации.

К этому времени Тимсфорду за труды уже было выплачено 3500 долларов, включая деньги, которые он получил в Вашингтоне. Способ получения контрагентом денег за операции с отверстием в стене в Глен-Коув носил дополнительный конспиративный оттенок.

Схема была довольно проста. На следующий день после закладки микропленки инженер ехал к таверне в Лейк-Саксессе, где раньше встречался с Ковалевым, и заходил выпить. Потом выходил и отправлялся домой – уже с деньгами. Они лежали в конверте под ковриком переднего сиденья автомобиля. Пока Тимсфорд выпивал, кто-то из советского представительства подсовывал деньги в машину.

Это был Ковалев, находившийся под наблюдением агентов ФБР.

5 октября Тимсфорд вернулся с завода домой и обнаружил, что его ждет письмо с пометкой «В собственные руки». Жена Тимсфорда не придавала значения таким пометкам – по крайней мере, когда дело касалось ее супруга. По примеру многих жен она руководствовалась убеждением: «Все мое – его, а все его – мое».

– Милый, – прощебетала она, как только муж вошел в дверь, – когда ты оказывал услуги капитану Олсону? Почему ты никогда не рассказывал мне, что чем-то занимался на корабле…

Позже Тимсфорд, краснея, рассказывал ФБР, что в этот момент его прошиб холодный пот, а пол ушел у него из-под ног.

– А, это мне поручили в компании, – промямлил он, пытаясь сочинить правдоподобную историю. – Меня посылали проверить радарное оборудование на корабле капитана Олсона месяца два назад… Я просто забыл рассказать тебе об этом.

– Но, – перебила жена, – почему же капитан Олсон пишет тебе домой? Почему он не направил письмо к тебе на работу? И почему здесь пометка «В собственные руки»? Боже, да в письме нет ничего личного. Просто благодарственная записка. Ничего не понимаю…

Понадобилось еще несколько минут, чтобы развеять подозрения жены или хотя бы умерить ее любопытство. Тимсфорд сказал, что Олсон собирался написать ему по приходе судна в Нью-Йорк, чтобы вместе выпить.

– Похоже, я ему понравился, – небрежно добавил он. – Ты же знаешь шведов, ведь ты и сама шведка.

Миссис Тимсфорд отправилась на кухню готовить ужин, а ее муж, все еще внутренне дрожа, с облегчением взял письмо, ушел к себе в комнату и стал читать.

«Дорогой Фред, – начиналось письмо, – хочу еще раз поблагодарить Вас за все, что Вы сделали, когда мы стояли в доке в Нью-Йорке. Сегодня мы отплываем, так что пишу, чтобы сказать Вам, как высоко я Вас ценю. Хотелось бы вновь встретиться с Вами. Надеюсь, это скоро случится».

Под письмом стояла машинописная подпись – капитан О л сон.

Получение этого письма, отправленного из Нью-Йорка, имело огромное значение для деятельности Фредерика Тимсфорда в советской разведывательной сети. Человек, называвший себя Виктором Устиновым, предупредил его в Вашингтоне, что, если когда-нибудь ему придет письмо за подписью капитана Олсона, это будет сигналом о предстоящей встрече в столице с тамошним связным. Встреча состоится в двадцать два часа через два дня после проставленной на письме даты, место встречи – мужской бар отеля «Мейфлауэр». На письме стояла дата: 4 октября 1952 года.

Тимсфорд немедленно сообщил ФБР о повороте событий.

Через два дня, 6 октября, инженер рано ушел с работы и сел в поезд на Пенсильванском вокзале, который доставил его в столицу чуть позже девяти вечера. До встречи оставалось еще много времени.

Входя в слабо освещенный мужской бар «Мейфлауэра», Тимсфорд знал, что агенты ФБР на месте, но понятия не имел, кто они и где сидят. Устинов или кто бы то ни было ни о чем догадываться не должен.

ФБР посоветовало Тимсфорду прийти пораньше, опередив советского связного, и занять столик до прихода Устинова. Инженер подумал, что сотрудники ФБР – двое мужчин, устроившихся за соседним столом вскоре после его прихода. То же можно было предположить относительно еще троих хорошо одетых мужчин, которые вошли в бар через несколько минут и расположились за другим ближайшим столом.

Впрочем, Тимсфорд все равно ощущал беспокойство. Он терзался догадкой, что русские, может быть, разоблачили его и встреча назначена с целью расправы – возможно, даже в виде пули, хотя в США они так не поступают. Слишком рискованно убивать человека, подозреваемого в двойной игре, особенно американского гражданина. Лучше всего отказаться от его агентурных услуг и подыскать кого-нибудь другого. Тогда и руки не будут запачканы кровью, и гораздо меньше шансов нарваться на столкновение с ФБР.

Обдумывали ли противники такую возможность, возникала ли мысль о расправе с Тимсфордом или, если уж на то пошло, с любым контрагентом, работающим на ФБР? Убийство такого человека принесло бы один результат: бюро обрушилось бы на них со всею силой.

На самом деле Тимсфорду не стоило беспокоиться. От пришедшего и усевшегося за стол Устинова он узнал, что его деятельность вызывает только одобрение.

– С тех пор как вы нам помогаете, мы получаем из дома одни благодарности, – сообщил сияющий Устинов, заказав выпивку для себя и для инженера. – Но, как я уже говорил, надо кое за чем следить. Есть возможность, что кто-нибудь обратит внимание на нашу обычную процедуру. Поэтому я вас сюда и позвал. Хочу изменить сигналы, которые подает вам Алекс Ковалев. Изменения небольшие, но для гарантии, что все пойдет гладко, вполне достаточные.

Один из мужчин за соседним столиком чуть шевельнулся на стуле и продолжал потягивать свой напиток. Эти двое почти все время молчали, и не без причины: им не хотелось своей беседой заглушать разговор за соседним столом – каждое слово, произнесенное Тимсфордом и русским агентом, записывалось на пленку. Мужчина заерзал на стуле из-за того, что магнитофон в пришитом внутри пиджака большом кармане больно давил ему на грудь.

Устинов разъяснил новые «опознавательные сигналы»:

– Отныне, отъехав от пожарного крана на Западной 90-й улице, вы должны пересечь с запада Центральный парк и попасть на Трансверс-роуд, направляясь к югу. Проезжая по Трансверс-роуд, вы заметите справа светофор, приблизительно в ста пятидесяти ярдах от въезда в парк. Смотрите внимательно: на светофоре написан номер двадцать семь. Увидите номер, и взгляните вниз на опору. Если там будет лежать кожура от банана, значит, наш связной вас видел и мы готовы забрать приготовленные материалы. Если не увидите кожуры, не приезжайте в тот вечер на место закладки. Это значит, что что-то не в порядке. Ждите следующей среды или среды еще через неделю. Может быть, я пришлю вам другое письмо за подписью капитана Олсона.

Инженер испытывал искушение предупредить Устинова, что еще одно такое письмо, адресованное домой, может полностью погубить все дело, но потом передумал. ФБР не советовало обсуждать с Устиновым инцидент с женой, вскрывшей письмо, и Тимсфорд решил держать язык за зубами.

15 октября он, согласно новой процедуре, въехал в Центральный парк Нью-Йорка, простояв у пожарного крана положенные пятнадцать минут.

Как и рассказывал советский агент в Вашингтоне, на Трансверс-роуд ровно в ста пятидесяти футах за въездом стоял светофор. Внимательно присмотревшись, Тимсфорд разглядел на столбе номер 27, проставленный транспортным департаментом. У подножия столба валялась банановая кожура.

В тот вечер инженер поехал в Глен-Коув и положил в условное место первую из запрошенных микропленок с данными о прицеле Сперри для бомбометания. Это один из наиболее строго охраняемых военных секретов, «глаз», позволяющий бомбардировщикам наносить удары с гораздо большей точностью, чем при пользовании прицелом Нордена, завоевавшим известность и славу во время Второй мировой войны.

И опять, как и во всех прочих случаях, данные для передачи русским предоставило Тимсфорду ФБР. Их так тщательно обработали, что у русских не было ни малейшей возможности догадаться об искажениях до начала самостоятельной работы над прибором. А начать ее они могли лишь после сбора всех сведений о конструкции деталей прицела для бомбометания. Процедура эта настолько сложна, что на получение всей информации ушли бы годы. Тогда, и только тогда они бы поняли, что янки по старой доброй традиции прокатили их на вороных.

Тимсфорд доставлял дополнительную информацию о прицеле еще трижды – в ноябре и в начале декабря.

После последней закладки, осуществленной 3 декабря, он получил указание раздобыть электронное устройство, применяемое в военных самолетах. Конечно, его не купишь, единственный способ получить его – попросить кого-нибудь вроде Тимсфорда украсть его на заводе.

Инженеру сообщили о желании русских завладеть этим устройством в написанной карандашом записке, вложенной в конверт с деньгами. Конверт он нашел на обычном месте – под ковриком в машине на стоянке у ресторана в Лейк-Саксессе.

В конверте оказалась 1000 долларов: 500 – за последнюю микропленку с данными о прицеле и 500 – за электронный прибор. По государственным контрактам прибор продавался примерно за 75 долларов, но русские не скупились, видно, очень уж хотели его получить.

Это задание было непростым даже для ФБР. Русские знали, что у Тимсфорда есть возможность вынести прибор с завода, и если бы инженер не раздобыл его, работа его была бы поставлена под угрозу и с ним могли прекратить все связи.

Но ФБР быстро решило проблему. На помощь пришло министерство обороны, предоставив ранний образец устройства, оказавшийся крайне ненадежным.

Получая устройство, русские этого не знали, и возможно, так и не узнали, пока не столкнулись с трудностями и убытками при его производстве на электронных заводах в Советском Союзе.

Конечно, для проверки работы прибора в воздухе в самолет вполне могли посадить Александра Петровича Ковалева. И если бы что случилось, вряд ли кто из советских руководителей посочувствовал бы ему.

Ковалеву пришлось пережить позорное разоблачение его шпионской деятельности государственным департаментом. Это произошло 3 февраля 1954 года, когда посол Генри Кэбот Лодж получил возможность вручить первую из многочисленных за его долгую карьеру в ООН нот, которая уведомляла Советский Союз об уличении в шпионаже одного из его граждан. Это был Александр Петрович Ковалев. Его объявили персоной нон грата. Через неделю, 10 февраля, он отплыл домой на пароходе «Грипсхолм».

А Фредерик Тимсфорд?

Он удостоился благодарности ФБР, однако не получил денежного вознаграждения за долгую и опасную роль контрразведчика. Но, в конце концов, он получил от русских 6 тысяч долларов за груду бесполезной информации.

В этом деле есть одна странность. До 23 мая 1960 года – целых шесть лет – не было объявлено о причастности Ковалева к шпионажу, равно как и о его депортации. Имя его появилось лишь в списке пятнадцати советских представителей, объявленных персонами нон грата, в 1960 году. Этот список США приготовили для оглашения в Совете Безопасности, защищаясь от советских обвинений по поводу инцидента со сбитым над Россией самолетом-разведчиком «У-2».

Приводим официальный текст госдепартамента с информацией о деле Ковалева. С тех пор об этом больше не упоминали.

«Ковалев прибыл в Соединенные Штаты 8 октября 1950 года в качестве второго секретаря советской делегации в Организации Объединенных Наций. В ходе своего пребывания в Соединенных Штатах Ковалев сумел получить непроявленные микропленки с материалами разведывательного значения, заложенные в условном месте в городе Нью-Йорке. Завербованному агенту было приказано остановить машину в условном районе Нью-Йорка в условное время, положив у заднего стекла красный пакет, что служило предупреждением о закладке материалов. Дополнительный знак в виде пометки в телефонном справочнике в нью-йоркском ресторане должен был сказать агенту, что доставленный на место закладки материал получен. Материалы разведывательного значения оставлял на месте закладки в Нью-Йорке завербованный агент, а забирал Ковалев. Агенту было выплачено 500 долларов за электронное устройство для передачи Советам и еще 500 долларов за снятые на микропленку части инструкции, имеющей отношение к автоматическому устройству управления кораблями. За эти действия 3 февраля 1954 года Ковалев был объявлен государственным департаментом персоной нон грата и выслан из Соединенных Штатов 10 февраля 1954 года».

На этом сообщение заканчивается.

Теперь мы можем сообщить остававшиеся неизвестными сведения об одной из первых встреч в Вашингтоне Фредерика Тимсфорда с помощником военно-морского атташе, который называл себя Виктором Устиновым.

Встреча вечером 6 октября 1952 года в мужском баре прославленного вашингтонского отеля «Мейфлауэр» дала ФБР возможность сорвать маску с советского агента.

Он потягивал мартини и инструктировал Тимсфорда насчет нового опознавательного знака – банановой кожуры. Как мы уже говорили, сидевшие за столиком рядом два федеральных агента записывали разговор между русским атташе и американским инженером. А один из троих мужчин, занявших столик поблизости, фотографировал происходившее.

Когда в лаборатории ФБР проявили пленку, то с легкостью установили подлинную личность человека, называвшего себя Виктором Устиновым. Снимок сидевшего с Тимсфордом господина соответствовал фотографии в досье госдепартамента, на которой был изображен помощник советского военно-морского атташе Игорь Александрович Амосов.

Амосов получил приказ о депортации в один день с Ковалевым – 3 февраля 1954 года. Он уехал быстрее Ковалева – через четыре дня, 7 февраля.

ФБР пресекло операцию Ковалева – Амосова, но ему не довелось хотя бы недолго почивать на лаврах. В Организации Объединенных Наций зрело новое дело о шпионаже.