• Внутренние волнения
  • Взгляды Гитлера на военно-морской флот
  • Глава 8

    В начале 30-х

    1931 год, в котором правительство и рейхстаг дали согласие на строительство для флота «карманного» линкора «В», был также и годом десятилетнего юбилея новых вооруженных сил республики. В первый день этого года военный министр Грёнер произнес по радио речь, в которой упомянул о том, что военно-морскому флоту необходима замена устаревших кораблей новыми, построенными с учетом современных требований, если мы хотим качественно выполнять свои обязанности по защите страны. Он подчеркнул тот факт, что Германия расходует на свои вооруженные силы только шесть с половиной процентов от совокупного бюджета, тогда как ее соседи, Польша и Франция, тратят на эти нужды около одной трети своего бюджета. Он также сделал следующее публичное заявление:

    «Военная политика Германии может выбирать лишь один из двух вариантов: либо отказаться от наличия вооруженных сил вообще и уповать только на добрую волю других стран в отношении нашей страны, либо решительно воспользоваться теми ограниченными возможностями, которые нам позволены. Народ более не хочет защищать предателей своего суверенитета… Вооруженные силы могут двигаться только прямой дорогой, не отклоняясь ни вправо, ни влево. В Германии, как и в других странах, оборона своей страны является всенародным делом. Тот, кто противостоит или противится воле народа защищать свою страну, потрясает самые основы государства… Конституционное право свободы мнений не должно быть подменено предательскими или разрушительными действиями».

    День 19 мая 1931 года, когда на верфи в Киле был спущен на воду «карманный» линкор «А», получивший название «Дойчланд», стал праздником для военно-морского флота. Канцлер Брюнинг в своей речи по поводу наречения линкора сказал: «Этой церемонией, за ходом которой следит весь мир, германский народ демонстрирует, что даже будучи закованным в кандалы и при всех своих экономических проблемах он сохранил в себе способность защищать свое мирное существование и хранить свою честь… Мы добросовестно разоружились и ожидаем таких же действий от других стран, если договоры должны содержать в себе какую-либо надежду на гуманизм… Но мир не может быть достигнут принятием двух стандартов на справедливость и установлением двух уровней безопасности в сообществе наций. Мы сможем забыть о долгом периоде нашего унижения, если другие нации дадут свое согласие нам на тот же уровень национальной гордости и ту же любовь к своей стране, на которую они сами претендуют».

    Президент фон Гинденбург лично нарек корабль именем «Дойчланд» и после спуска его на воду вышел в море на борту крейсера «Кёнигсберг» для наблюдения за его артиллерийскими и торпедными стрельбами. На следующий день флот участвовал в больших маневрах, после которых в Киле состоялся большой парад всех кораблей флота, включая торпедные катера, минные тральщики и вспомогательные суда. В офицерской кают-компании я имел возможность от имени флота поблагодарить находящегося в почтенном возрасте президента за его визит. В своем ответном слове он в свойственной ему краткой и выразительной военной манере напомнил офицерам об их долге перед страной. Это было последнее посещение флота президентом Гинденбургом.

    В тот же год я присутствовал на церемонии по поводу семидесятипятилетней годовщины военно-морской верфи Вильгельмсхафена, ныне находившейся под командованием контр-адмирала Айхеля. За это время верфь стала неотъемлемой составной частью военно-морского флота благодаря своей возможности осуществить срочный ремонт, а также незапланированный текущий ремонт в большом объеме, причем без обычных в таких случаях длительных переговоров и согласований, что было бы неизбежно, будь верфь эта обычной частной верфью. Основной задачей верфи был ремонт и техническое обслуживание кораблей, но на ней осуществлялось и новое строительство, причем в таких объемах, которые были необходимы для поддержания квалификации опытных рабочих, постоянно работавших на ней. Рабочие в любое время могли быть переброшены на осуществление срочного ремонта, в то время как на частной верфи надо было бы соблюдать точные сроки контрактов на строительство, чтобы верфь оставалась прибыльным предприятием.

    Кроме того, лишь флотская верфь могла приобретать и использовать оборудование и набирать технический персонал для монтажа и технического обслуживания таких главным образом военно-морских устройств, как корабельные орудия, торпедные аппараты, системы управления огнем, системы связи и навигации. В дополнение к этому военно-морские верфи непременно поддерживали тесные связи с портами государства и инженерным составом речного флота. И наконец, постоянная ротация личного состава между верфью, плавсоставом флота и центральной военно-морской администрацией была необходима, если военно-морской флот, в смысле оборудования и обращения с ним, хотел оставаться на современном уровне ускорившегося технического прогресса. Военно-морская верфь Вильгельмсхафена, по существу, и была сочетанием военной и инженерной организации.

    Преданный и опытный коллектив рабочих – совершенно необходимое условие для успешной работы верфи, и военно-морской флот направлял туда значительные суммы. Кроме хорошего жилья и медицинского обслуживания, рабочие верфи имели к своим услугам детские сады и другие социальные службы. Для их защиты в военное время у каждого рабочего было место в бомбоубежище не только поблизости от его рабочего места, но и у его дома; в результате за весь период Второй мировой войны на верфи погибло очень мало персонала, несмотря на более чем сто воздушных налетов. Будучи крупнейшим промышленным предприятием во всей области Вильгельмсхафена, верфь была не только центром общественной жизни округи, но и притягивала к себе квалифицированных рабочих вплоть до побережья Фрисландии. Она всегда оставалась на высоте предъявляемых к ней требований и стала важным фактором в успехах военно-морского флота в войне.

    В октябре 1931 года военный министр Грёнер стал также министром внутренних дел в кабинете Брюнинга. Идея этого назначения состояла в том, что таким образом вооруженные силы смогут благоприятно повлиять на внутреннюю политику государства. Но это объединение военной и внутренней политики, однако, как и следовало ожидать, оказалось совершенно пагубным. После десятилетней борьбы за неучастие во внутренних делах страны вооруженные силы снова оказались целиком втянутыми в политические интриги.

    По счастью, военно-морской флот, сфера действия которого по определению распространялась на море и на побережье, отстоял от внутренних пертурбаций намного дальше, чем армия, с ее многочисленными небольшими гарнизонами, разбросанными по всей стране. Кроме этого обстоятельства, флот благодаря полученному опыту просто инстинктивно старался держаться в стороне от партийных амбиций.

    В целом можно сказать, что 1931 год был самым благоприятным годом для флота. На воду была спущена «Германия», было одобрено строительство «карманного» линкора «В», была также в принципе принята долгосрочная программа строительства кораблей для замены устаревших. Общественное недоверие к флоту, с которым я столкнулся, заступая на новую должность, в значительной степени исчезло, и канцлер Брюнинг выказывал все большее понимание нужд флота и прочих военных служб. Его объективный и безупречный характер принес ему всеобщее признание и доверие, и я пользовался каждым случаем, чтобы упомянуть об этом в своих речах, произносимых по тому или другому случаю. В общем, я смотрел в будущее с большими надеждами.

    Но, вопреки моим надеждам, 1932 год принес как личные, так и служебные неприятности. В апреле и мае через несколько недель один за другим скончались мои родители, а 25 мая умер глубоко почитаемый мною мой бывший командир адмирал фон Хиппер. Работая в тесном общении с ним все военные годы, в дни сражений и боевой подготовки, я всегда был исполнен огромного почтения к нему.

    18 августа умер адмирал Зенкер, еще один мой друг, также глубоко почитаемый мною, и мой предшественник на посту начальника адмиралтейства. Его похороны совпали с общегерманской траурной мессой по погибшим на учебном корабле «Ниоба». Этот учебный корабль, следуя под парусами от островов Фемарн, 26 июля внезапно опрокинулся, будучи застигнут редким и непредсказуемым явлением – фронтальным шквалом. Вместе с кораблем погибли 69 офицеров и матросов, большая часть команды корабля. В одночасье военно-морской флот потерял целый выпускной класс курсантов, будущих флотских штурманов, медиков, механиков и унтер-офицеров.

    Вся Германия погрузилась в траур, скорбя по погибшим. Я также глубоко переживал эту потерю. Хотя моряки по специфике своей профессии всегда должны быть готовы к сюрпризам природы, неожиданность этой катастрофы ошеломила нас. Для восстановления всех деталей происшедшего, чтобы избежать повторения чего-либо подобного в будущем, командующий силами линейных крейсеров должен был создать обширную комиссию по расследованию.

    Список свидетелей, давших показания этой комиссии, включал двух экспертов по вождению судов под парусами – контр-адмирала в отставке фон Карпфа и капитана Петерсена, сотрудника судоходной компании «Лейзиц», в течение ряда лет командовавшего пятимачтовым судном «Пруссия». Известного метеоролога и океанолога Берлинского университета профессора Дефанта, лично пережившего встречу с подобным фронтальным шквалом на борту судна «Одерхаф». Доктор Шютте, эксперт-кораблестроитель, давал показания относительно конструкции «Ниобы», а капитан 3-го ранга Мевис, бывший командир «Ниобы», освещал парусно-мореходные качества корабля. Следствие, подробно изучив все аспекты происшедшей трагедии, пришло к выводу, что не наличествовало преступного пренебрежения или неумения в наблюдениях за погодой, управлении кораблем или подготовке к шторму, но катастрофа произошла только вследствие действия непреодолимой силы. Все обвинения, выдвинутые против капитана 2-го ранга Руфуса, командира «Ниобы», в части утраты корабля и гибели офицеров и команды, были полностью сняты.

    Лично я куда больше обычного обывателя ждал выводов комиссии по расследованию, поскольку от них зависело, будем мы или нет продолжать нашу послевоенную систему подготовки на парусных судах. Вопрос этот обсуждался на всех военно-морских флотах мировых держав. Поразмыслив, я согласился с мнением ведущих флотских экспертов о том, что мы должны продолжить эту форму подготовки. По моему мнению, подготовка будущих офицеров флота на парусных судах давала бесценный опыт для выработки в них мужества, отваги и находчивости.

    На мое решение повлияла также конструкция новых учебных парусных кораблей, разработанная судостроительной верфью компании «Блом и Фосс». В их конструкции были предусмотрены все возможные меры безопасности, и после быстрого одобрения комиссией рейхстага строительство этих кораблей было включено в бюджет следующего года, а контракты на их постройку переданы компании «Блом и Фосс». Конструкция этих кораблей, как образец для аналогичных учебных судов, была принята почти на всех военно-морских флотах мира, и даже Палестина проявила интерес к этой конструкции парусных учебных судов.

    Внутренние волнения

    Если военно-морской флот начинал обретать большую стабильность, то, к сожалению, этого нельзя было сказать о стране в целом. Германская национал-социалистская рабочая партия, основанная Адольфом Гитлером, набирала все возрастающую власть и весьма успешно соперничала в популярности сначала с правительством Брюнинга, а затем и с временными правительствами Франца фон Папена и генерала Курта фон Шлейхера. Политическая атмосфера в стране была близка к открытому политическому конфликту, едва ли не к гражданской войне.

    Одним из главных факторов, способствовавших этим волнениям, были CA – штурмовые отряды, полувоенная организация приверженцев национал-социалистской рабочей партии. Весной 1932 года генерал Грёнер в качестве военного министра серьезно подумывал о запрещении CA. Будучи вызван, вместе с генералом фон Шлейхером и генералом бароном фон Хаммерштейном, возглавлявшим армию, для обсуждения этого вопроса с министром Грёнером, я высказал свое личное мнение, что, если эта полувоенная организация будет запрещена, то такое же запрещение должно быть распространено и на все подобные организации других партий полувоенного характера.

    Тем не менее 9 апреля, вопреки моему совету и при резких возражениях генерала фон Шлейхера, министр Грёнер получил согласие канцлера Брюнинга, и запрет CA был подписан президентом фон Гинденбургом, а 12 апреля должным образом оглашен.

    Реакция армии последовала немедленно. Генерал фон Шлейхер доложил начальнику военно-политического отдела, что все командующие военными округами неодобрительно относятся к запрету и что он будет иметь самые отрицательные последствия в армии. Он также проинформировал министра Грёнера, что для того все кончено и что запрет этот повлечет за собой падение кабинета. Хотя начальники штабов военных округов были проинформированы о том, что секретариат военного министерства снимает с себя ответственность за этот запрет, я в качестве начальника адмиралтейства отказался сделать такое заявление перед подчиненными мне формированиями. Я считал подобное заявление проявлением нелояльности, а также дезавуирование позиции военного министра одним из его подчиненных невозможным для себя.

    Двадцатого мая на заседании рейхстага министр Грёнер был резко раскритикован депутатом от национал-социалистов Германом Герингом. Отвечая на критику, Грёнер потерпел серьезное парламентское поражение. После этого генерал фон Шлейхер попросил меня сказать президенту фон Гинденбургу, что отставка министра Грёнера представляется необходимой в интересах вооруженных сил. И снова я отказался, полагая, что подобные методы приемлемы в среде политиков, но никак не к лицу начальнику адмиралтейства. Президент фон Гинденбург несколько раз уже высказывался по поводу вмешательства военных в политические дела, и я прекрасно представлял себе, что именно ответил бы он на подобное недозволенное предложение с моей стороны. И все же начальник Верховного командования армии, с подачи генерала фон Шлейхера, сделал подобное предложение президенту, реакция которого была именной такой, какую я и ожидал.

    Тем не менее 12 мая генерал Грёнер подал в отставку с поста военного министра.

    Теперь и я оказался втянутым в политические интриги, но абсолютно не по своей воле. Тринадцатого мая в Киле, где я находился в краткосрочном отпуске, я прочитал в свежей газете громадный заголовок: «Адмирал Редер должен сменить генерала Грёнера на посту военного министра!»

    Мне даже не было сделано какого-либо предложения в этом роде; более того, я знал, что негласно на этот пост планируется назначить генерала фон Шлейхера. Меня явно хотели подставить в чьих-то интересах: объявить преемником генерала Грёнера, а потом утопить вместе с кабинетом Брюнинга, падение которого было вопросом считаных дней. Я немедленно связался с капитаном 1-го ранга Карлсом, моим начальником штаба в Берлине, и поручил ему опубликовать от моего имени опровержение с тем, чтобы оно появилось уже в вечерних газетах. За весь период моей службы я старался придерживаться чисто военного курса и делал все возможное, чтобы держать флот и держаться самому подальше от политики.

    После этого в прессе в качестве возможного преемника министра Грёнера стало муссироваться имя генерала Хассе. К этому времени я уже располагал конфиденциальной информацией из в высшей степени надежных источников о том, что генерал фон Шлейхер лично возражал против моей кандидатуры, поскольку я отклонил его предложение пойти к президенту фон Гинденбургу и настаивать перед ним на отставке генерала Грёнера. Вместе с тем именно генерал фон Шлейхер упомянул мое имя в аппарате канцлера как преемника Грёнера. Почти одновременно ко мне пришел мой старый друг контр-адмирал в отставке фон Леветцов, который проинформировал меня, что генерал фон Шлейхер заявил депутату от национал-социалистов Герману Герингу, что я не гожусь на пост военного министра, поскольку являюсь «чересчур левым». Вероятно, для подтверждения этого тезиса в нескольких самых левых газетах появились статьи, в которых я упоминался как «весьма подходящая кандидатура» на пост военного министра. Опять-таки эти новости исходили из аппарата кабинета министров, как я выяснил через нашего пресс-атташе.

    Эта возня только укрепила меня в моей решимости держаться как можно дальше от любой политической деятельности. Так что вполне логично, что, когда в результате закулисной деятельности генерала фон Шлейхера правительство Брюнинга пало и господину фон Папену было поручено сформировать новый кабинет министров, мое имя больше не появлялось в прессе. Как я и предполагал, новым военным министром был назначен генерал фон Шлейхер. Тем не менее я продолжал пользоваться доверием президента фон Гинденбурга, и меня оставили в покое на все краткое время работы кабинета министров фон Папена и следующего за ним, возглавлявшегося генералом фон Шлейхером.

    Новому правительству с учетом международной обстановки удались некоторые хитрости в отношении условий разоружения по Версальскому мирному договору. Так, в ноябре 1932 года, еще в период работы Международной конференции по военно-морскому разоружению, новый военный министр одобрил перспективный план замены кораблей ВМФ, который был предложен мною. В соответствии с этим планом в течение трех периодов – 1932—1933 годов, 1934—1938 годов, 1939 года – и в последующий период в состав флота должны были вступить корабли следующих классов и в указанных количествах: 6 линкоров или «карманных» линкоров; 6 крейсеров; 6 дивизионов торпедных катеров или эскадренных миноносцев; 3 дивизиона минных тральщиков; 3 дивизиона подводных лодок (общим числом 16 субмарин); 1 учебное парусное судно; 1 сторожевой корабль, с соответствующим количеством тендеров, учебных канонерок, опытных и вспомогательных судов. Имелась настоятельная необходимость сформировать 9 эскадрилий морской авиации, которые должны были стать ядром будущих сил морской авиации. Заложить костяк подводного флота, получить материалы для его строительства предполагалось уже в 1933 году. С выдачей контрактов на строительство подводных лодок можно было подождать до прояснения международной обстановки, в особенности до вынесения официальной резолюции Международной конференции по разоружению в Женеве. Тем временем были одобрены планы по подготовке личного состава на первое полугодие 1933 года, которые предусматривали увеличение набора до количества 1450 человек к 1 июля 1933 года.

    Военно-морской флот был готов к росту до того уровня, который был бы необходим. Еще в середине 20-х годов один только учебный флотский экипаж в Киле получал от 30 000 до 40 000 заявлений в год от добровольцев, из которых он мог принять едва 1000 человек. Теперь добровольцы рвались на флот из всех частей Германии и из всех слоев общества. В 1932 году мы получили 618 заявлений на 45 вакантных мест приема в военно-морские училища. На 14 мест будущих инженеров-механиков флота мы получили 522 заявления, а на 6 мест кадет военно-медицинской службы претендовал 121 человек.

    Такая ситуация давала нам возможность быть в высшей степени разборчивыми в приеме кандидатов в будущие офицеры и матросы. В отборе кандидатов участвовал опытный психолог, все добровольцы проходили индивидуальное собеседование в управлении кадров, где были представлены опытные офицеры-воспитатели.

    Согласно действующим жестким ограничениям Версальского мирного договора в отношении флотских кадров многие должности, например в частях береговой обороны, которые раньше занимали военные, теперь были заполнены гражданскими служащими, не подпадавшими под ограничения договора. Как правило, эти гражданские должности занимались вышедшими в отставку моряками, у которых истек срок их двенадцатилетней службы по контракту – в годы депрессии это было чрезвычайно важным обстоятельством.

    Одна из главных забот учебного флотского экипажа – это обеспечение подготовленными экипажами новых кораблей, вступавших в состав флота. Поскольку для укомплектования современного военно-морского корабля требуется много различных специалистов, планы подготовки экипажей кораблей надо было готовить задолго до спуска корабля на воду.

    Причем надо было не просто скомплектовать экипаж из определенного числа лиц тех или иных званий и той или иной квалификации и вывести их на определенный уровень специальной подготовки. Новые корабли, уходя на мореходные испытания, должны иметь на борту опытный и хорошо дисциплинированный экипаж, поскольку в ходе таких испытаний времени для наведения дисциплины нет. Мы приняли для себя систему, при которой ядро хорошо подготовленных офицеров и матросов с корабля, выводимого из состава флота для ремонта или по какой-либо другой причине, получало назначение на новый корабль. К этому ядру группировались остальные члены экипажа, которым предстояло подняться до уровня «ветеранов». Новички получали назначение на корабль за достаточно долгий срок, чтобы успеть притереться к основному ядру и изучить свои обязанности под руководством офицеров до того, как старый корабль будет выведен из состава флота. Этот метод в особенности оправдал себя в отношении специалистов-механиков, которые изучали свои обязанности под руководством главного инженера-механика корабля еще в процессе его строительства, в котором они принимали непосредственное участие.

    Особое внимание я уделял тому, чтобы исключить какую-либо спешку при вводе корабля в строй к определенной дате.

    В эти годы все училища, технические курсы и общая боевая подготовка были ориентированы на конкретную интенсифицированную программу обучения. Одновременно мы старались быть на уровне иностранных разработок, насколько позволяли наши ограниченные ресурсы и устаревшие корабли. Пытались развивать и собственные новые идеи. В ходе военных учений и маневров отрабатывались новые тактические приемы, и, по моему твердому убеждению, занятость этими профессиональными вопросами уберегла нас от втягивания в политические и социальные беспорядки на берегу.

    Наши учебные крейсера ежегодно отправлялись в учебные заграничные походы. Когда новый «Эмден» в 1931 году посетил ряд портов Юго-Восточной Азии и Африки, он повсюду встретил теплый прием. Пастор германской лютеранской церкви, расположенной в Южной Африке, писал: «Этот визит продемонстрировал всем, что германский порядок и дисциплина по-прежнему существуют в послевоенной Германии. Английское население было особенно поражено этим обстоятельством, и эта дань уважения не могла не возвысить чувство национальной гордости в нашем германском сообществе. Визит «Эмдена» сделал далекую Германию ближе нам и оживил дух германской евангелическо-лютеранской церкви в Южной Африке».

    Крейсер «Карлсруэ» с подобным визитом посетил в 1932 году Вест-Индию, Панаму, Гонолулу и порты на обоих побережьях Северной Америки. Впервые после Первой мировой войны германский военно-морской корабль посетил Нью-Йорк и встретил там самый сердечный прием, как это было и во всех других портах наших былых врагов.

    Регулярные подразделения нашего флота в 1932 году также наносили визиты во многие иностранные порты, начиная с портов Норвегии и заканчивая Канарскими островами. Эти частые контакты с иностранными государствами способствовали расширению кругозора наших офицеров и матросов, а также вселяли в них законную гордость за вклад, сделанный Германией в культуру многих из этих государств. В то же самое время на них произвел глубокое впечатление тот факт, что уважение, оказываемое другими государствами той или иной стране, в значительной мере зависит от впечатления, которое производят ее вооруженные силы в отношении мощи, оснащения, эффективности, этикета и дисциплины. Годы подготовки и воспитания в наших людях принципов дисциплины и коллективизма полностью оправдали себя.

    Социальные и политические волнения, захлестнувшие Германию в 1932-м и 1933 годах, стали серьезным испытанием для военно-морского флота. Я не уставал повторять, что мы должны неколебимо верить в честность и политическую проницательность нашего Верховного главнокомандующего президента фон Гинденбурга, при этом старался охладить некоторые горячие головы в нашей среде и поддержать тех нестойких, которые были готовы поддаться мощной политической пропаганде, обрушиваемой на них. В ходе всех кризисов флот оставался верным и преданным стране, и когда президент передал свою власть назначенному им рейхсканцлером Адольфу Гитлеру, то замаячившая перспектива смены кабинета министров не вызвала никаких потрясений или сбоев в нашей службе.

    Прекрасным примером непричастности флота к политике стал годичный учебный поход крейсера «Кёльн» в декабре 1932 года в Юго-Восточную Азию и Австралию. Этот корабль, под командованием весьма способного моряка капитана 1-го ранга Шнивинда, нашел достойный и гостеприимный прием во всех тех портах, куда он заходил, как в странах, дружески расположенных к Германии, так и в странах бывших врагов. Ни один человек из команды корабля не оказался замешанным в какой бы то ни было инцидент политического или дипломатического характера.

    Мое первое знакомство с Адольфом Гитлером произошло 2 февраля 1933 года в доме генерала барона фон Хаммерштейна, начальника Верховного командования сухопутных сил. Поводом к этому послужил шестидесятилетний юбилей министра иностранных дел барона фон Нейрата, занимавшего этот пост в составе двух предыдущих кабинетов. После ужина Гитлер в своей первой речи, обращенной к присутствующим адмиралам и генералам, представил себя и изложил свою политику в отношении вооруженных сил. Вкратце упомянув о своей предшествующей карьере и своих общих целях, он подчеркнул, что, став лидером, определяющим как внутреннюю, так и внешнюю политику страны, он никогда не допустит, чтобы армия была использована в качестве инструмента внутренней политики; напротив, он и его соратники сделают все возможное для развития вооруженных сил и их боевой подготовки, а также для защиты страны от внешних врагов.

    Взгляды Гитлера на военно-морской флот

    Вскоре после этого я делал свой первый официальный доклад новому рейхсканцлеру в присутствии генерала фон Бломберга, нового военного министра. Доклад мой был целиком посвящен состоянию военно-морского флота, степени его боеготовности и его задачам. По этому случаю Гитлер изложил мне свою концепцию будущей германской военно-морской политики и закончил свою речь заявлением о своей твердой убежденности при любых обстоятельствах жить в мире с Англией, Италией и Японией. «Я ни в коем случае не хочу воевать с Англией, Италией или Японией, – сказал он. – Роль германского флота лежит в рамках его обязанностей в имеющей место европейской континентальной политике».

    При этом он не назвал страны, которые могли бы стать нашими противниками. Поскольку советские военно-морские силы можно было не принимать во внимание, единственной европейской страной, имевшей флот, соизмеримый по своей мощи с германским, оставалась Франция.

    В этот период французский флот в течение долгого времени постоянно наращивал как количество кораблей, так и численность личного состава. Процессом этим руководил ветеран министр военно-морского флота Жорж Лег, и рост флота продолжили его преемники: министр Пьетри, адмирал Дюран-Вьель и Дарлан. Символом этого наращивания сил стало строительство серии французских линейных крейсеров класса «Дюнкерк». И все же ни в то время, ни позднее не было каких-либо разговоров о подготовке или хотя бы возможности войны против Франции или России.

    Вскоре после этого Гитлер сообщил мне, что у него нет никаких намерений оспаривать претензии Британии на превосходство на морях, соизмеримое с ее интересами на мировой арене; что, напротив, он хотел бы подтвердить это путем заключения англо-германского договора, в котором была бы оговорена относительная мощь британских и германских военно-морских сил с тем, чтобы Британия могла бы быть совершенно уверенной в невозможности возникновения конфликта между двумя флотами – по крайней мере, пока он, Гитлер, находится у власти. Он сказал, что думал о соотношении 1:3 как о разумном превосходстве британской морской мощи. В ходе этого разговора Гитлер продемонстрировал хорошую осведомленность о предыдущих концепциях относительно этого предмета, например, он знал о предложении адмирала фон Тирпица в 1912 году зафиксировать относительную морскую мощь двух наших стран в соотношении 10:16.

    Идея о заключении подобного соглашения с Британией принадлежала исключительно Гитлеру, но я был целиком согласен с ним в этом. Однако по практическим соображениям я предложил назвать долю германского флота в 35 процентов от английского вместо 33 1/3 процента – предложение, на которое он сразу же согласился.

    Сразу понятно, какие далеко идущие последствия такое соглашение, будь оно заключено, могло бы иметь для германских военно-морских сил. Прежде всего оно раз и навсегда устранило бы все споры относительно места военно-морского флота во внешней политике Германии. Установление мощи германского военно-морского флота в процентах по отношению к британской привело бы к тому, что Германию на будущих конференциях по разоружению или по морским флотам невозможно было бы обвинить в гонке вооружений. С другой стороны, подобное соотношение стало бы моделью для развития флота в том, что касается рейхстага или правительства, обеспечивая тем самым финансирование постоянной программы строительства кораблей.

    Столь же понятно, что предложенное соотношение 35:100 было чрезвычайно выгодно и для Британии. Коль скоро перевооружение германского флота в некоторой степени было неизбежным, то подобное установленное соотношение избавляло бы Британию от постоянной неуверенности и беспокойства в отношении своей собственной военно-морской программы.

    Совершенно естественно, что подобная уступка не могла бы быть сделана без требования в обмен на нее определенных политических компенсаций. Согласие Англии на такого рода соглашение автоматически отменило бы статьи Версальского мирного договора о разоружении, которые в том, что касалось германского военно-морского флота, были бы заменены этим добровольным соглашением.

    Намерение Гитлера о достижении здравого и дружеского соглашения с Великобританией находилось в полном соответствии с моими собственными идеями. Достойно сожаления, что подобное соглашение о соотношении военно-морской мощи не было достигнуто перед Первой мировой войной. Мы в германском военно-морском флоте полностью отдавали себе отчет в том, что именно британская и американская морская мощь поставили нас на колени, несмотря на одержанные Германией победы на суше и коллапс России. Подобная ситуация не должна была повториться.

    Любая идея о будущем вооруженном конфликте с Соединенными Штатами считалась в нашей среде совершенным бредом, поскольку мы не могли себе представить, каким образом какая бы то ни было германская континентальная политика могла втянуть нас в войну с Соединенными Штатами. Следовательно, если бы военно-морское соглашение с Великобританией могло устранить вероятность войны с этой державой, мы смогли бы избежать тех трудностей и опасностей, которыми обернулась наша внешняя политика накануне Первой мировой войны. Я, например, был убежден, что Германия накрепко затвердила уроки, вынесенные ею из своих былых поражений.

    Тем временем, считал я, пока подобное военно-морское соглашение не было достигнуто, нам следовало, избегать даже видимости того, что могло бы быть истолковано как нарушение условий разоружения – другими словами, «перевооружения», – которыми мы были все еще связаны. Несмотря на то что Гитлер в декабре 1933 года дал разрешение включить в бюджет 1934 года финансирование строительства еще одного «карманного» линкора, он вплоть до июня 1934 года не мог дать свое однозначное согласие на усиление огневой мощи двух «карманных» линкоров, уже включенных в бюджет 1934 года, посредством добавления к уже заложенному в проект вооружению третьей трехорудийной башни калибра 280 мм. Все, что было для него возможно, – это дать свое согласие на проработку проекта установки такой башни. Линкоры 1934 года были построены с большим водоизмещением с тем, чтобы иметь возможность снабдить их более солидным бронированием. Хотя с военной точки зрения было бы предпочтительнее перейти к 380-мм орудиям главного калибра, но политически такой шаг был бы ошибочным. Кроме того, если бы мы пришли к решению установить 380-мм орудия на линкорах 1934 года, получивших позднее имена «Шарнхорст» и «Гнейзенау», то пришлось бы пересматривать всю их конструкцию, что намного затянуло бы строительство. Мы ничем не нарушили статьи Версальского договора, заложив на стапеле киль нового «Нюрнберга», крейсера класса «Дрезден», и выдав контракты на строительство четырех эскадренных миноносцев. Конструкция этих последних кораблей легла в основу разработанных позднее миноносцев водоизмещением 1850 тонн.

    Но в бюджете флота не было достаточных средств на строительство всех кораблей, которые должны были бы появиться на свет согласно нашему «плану строительства кораблей для замены устаревших». Бюджет флота на 1933 год составлял 186 000 000 марок, что лишь немногим превышало бюджеты предшествующих лет. Эти средства были распределены в соответствии с планом. В феврале 1933 года военно-морской флот дополнительно получил 14 000 000 марок, к которым в апреле добавились еще 21 700 000, большая часть которых приходилась на «текущие работы». В конце апреля флот получил еще 80 000 000 марок. Соизмеримые суммы нам были определенно обещаны на каждый год.

    Если флот надеялся получить более обширный бюджет, то было просто необходимо продемонстрировать, что выделяемые средства используются наилучшим образом. Твердо усвоив урок, полученный при фон Тирпице, флот теперь подчинил свой бюджетный отдел непосредственно начальнику адмиралтейства.

    Для обеспечения расходования этих средств в полном соответствии с намерениями рейхстага бюджетный отдел должен был вести точный учет расходов вплоть до самых, казалось бы, незначительных сумм. Это и делал наш бюджетный отдел с такой тщательностью, что я мог немедленно получить справку о каждом сделанном платеже, произведенном без малейшего перерасхода или какого-либо иного нарушения бюджетного регулирования. Помня печальные последствия дела Ломана, я поддерживал тесный контакт с министром финансов и постоянно держал его в курсе всех финансовых вопросов, особенно тех, что касались новых должностей для гражданских лиц. Чтобы избежать любых возможных обвинений в личном фаворитизме или необдуманности, все кандидатуры для назначения на эти должности всегда обсуждались в министерстве финансов и отбор осуществлялся в строгом соответствии с правительственными указаниями по этим вопросам. В то же самое время мы постепенно снижали количество гражданских служащих по отношению к военно-морскому персоналу, чтобы избежать любого возможного разрастания конторской бюрократии.

    Каждый год я информировал все подчиненные мне службы о необходимых военных потребностях, особо подчеркивая то, что основа основ – это строительство новых кораблей и подготовка необходимых для них кадров. В решении этих вопросов не допускалось ни малейшего промедления. И я не уставал напоминать подчиненным, что их обязанности увеличиваются пропорционально тем громадным суммам, которые выделяются в их распоряжение.

    В середине 1934 года я набросал общий план развития флота, снабдив его оценочными значениями средств, необходимых для этих целей. План этот послужил основой доклада, который я, как и главы других видов вооруженных сил, должен был сделать лично Гитлеру в Берхтесгадене в августе 1934 года. Доклад мой, наряду с теми конкретными цифрами, которые я мог привести, был одобрен в целом, особенно Ялмаром Шахтом, президентом Рейхсбанка. Он расценил запросы флота как умеренные и отнюдь не утопические. Достигнутое понимание на государственном уровне сделало наши дальнейшие расчеты гораздо более простыми.

    В 1934 году произошло еще два важных события, которые, будучи по существу своему прежде всего политическими, стали заметными вехами и для флота. Первое из них произошло 30 июня, когда на военно-морской верфи Вильгельмсхафена был спущен на воду наш третий «карманный» линкор. Корабль этот был назван «Адмирал граф Шпее» в честь вице-адмирала графа Шпее, под командованием которого мне довелось служить на старом линкоре «Дойчланд» в походе по Юго-Восточной Азии и чьи подвиги при Коронеле и Фолклендских островах я описал в двух томах, посвященных действиям крейсеров, «Истории германских военно-морских операций». Я был горд, получив предложение произнести речь при спуске этого корабля на воду. В присутствии многих флотских офицеров, большой толпы зрителей и до обидного небольшой группы участников битвы при Фолклендах, во время которой адмирал фон Шпее погиб вместе с двоими своими сыновьями, я отдал долг памяти старому крейсеру, его отважному экипажу и его незабвенному командиру. Когда «Адмирал граф Шпее» скользнул по рельсам стапеля в воду, Хуберта, дочь адмирала, разбила о его форштевень бутылку с шампанским, нарекая его именем отца.

    В этот самый период по всей стране происходили весьма драматические события. То, что впоследствии было названо мятежом начальника штаба CA Эрнста Рема, который был подавлен силой по личному приказу Гитлера. Как было первоначально объявлено, этот мятеж представлял собой серьезную угрозу безопасности государства, и срочные и жесткие меры по его подавлению были официально санкционированы министром юстиции доктором Гюртнером, который не был членом гитлеровской партии.

    На следующий день военный министр генерал фон Бломберг выпустил обращение, в котором подчеркивал, что вооруженные силы, будучи защитниками нации в целом, не должны принимать участия во внутренних политических битвах. Разумеется, военно-морской флот никоим образом в них не участвовал.

    Постепенно, однако, просочилась и другая информация, согласно которой во время этой правительственной полицейской операции имели место меры, которые были не только морально неоправданны, но и являлись в высшей степени незаконными. Это в еще большей степени убедило меня, что флот, равно как и все другие вооруженные силы, должен оставаться совершенно в стороне от всех политических баталий и возвести непреодолимый барьер перед теми, кто пытается подвигнуть его на обратное.

    Другим событием государственной значимости была смерть фельдмаршала фон Гинденбурга, президента Германии, последовавшая 2 августа 1934 года. Он был одним из величайших людей нашего времени, и я был горд тем, что служил под его началом в составе пяти сменивших друг друга кабинетов министров. Его четкая концепция отдельных сфер солдата и политика и его неколебимая верность конституции всегда оставались для меня примером.

    Когда в качестве преемника фон Гинденбурга Гитлер стал также и главнокомандующим всеми вооруженными силами, я, естественно, присягнул на верность ему, как это сделали и генерал фон Бломберг, генерал от артиллерии барон фон Фрич и генерал авиации Геринг. Поступая так, никто из нас не испытывал ни малейшего колебания, поскольку, будучи законным преемником фон Гинденбурга в глазах мировой общественности, выдвинутым на этот пост самим фон Гинденбургом, его назначение в качестве рейхсканцлера никем не оспаривалось и германский народ неоднократно своим голосованием выражал ему доверие. Надо признаться, что в то время общественное доверие Гитлеру было таково, что никто бы не смог назвать другого политика, больше него подходящего для поста президента.

    Как только мы все принесли присягу в письменной форме, Гитлер по собственной инициативе заверил нас в том, что не следует ожидать каких-либо кардинальных перемен в структуре вооруженных сил. Разумеется, никто из нас, армейцев, не мог в тот момент предвидеть развитие событий в будущем.

    В тот момент чаяния флота были сконцентрированы в основном на строительстве новых кораблей и подготовке экипажей для них. Разрешенные Германии по Версальскому договору 15 000 офицеров и матросов были недостаточны даже для того, чтобы укомплектовать личным составом те корабли, которые было нам разрешено иметь тем же договором, не говоря уже о тех, что мы надеялись получить в 1933-м и 1934 годах. Больше всего нас беспокоил некомплект молодых офицеров, поскольку требовалось три с половиной года, чтобы дать новобранцу образование, достаточное для производства его хотя бы в первое офицерское звание.

    Одной из мер, чтобы выйти из такой ситуации, стало увеличение числа набираемых кандидатов в офицеры и выделение двух, вместо одного, учебных крейсеров для подготовки их к производству в офицеры и унтер-офицеры. Другой мерой стал набор в военно-морской флот большого числа молодых специалистов торгового флота для ускоренной подготовки их к производству в офицеры. Имея уже богатый опыт морской практики, они нуждались только в специальной краткосрочной подготовке с учетом военно-морской специфики. Германские судоходные компании любезно согласились отпустить всех, кто выразит желание перейти на военный флот. Эти бывшие специалисты торгового флота оказались превосходным офицерским материалом, и многие из них отличились потом в ходе Второй мировой войны: капитан-лейтенанты Приен, Эндрасс и Блейхродт, ставшие командирами подводных лодок, Колауф и Фельдт, командовавшие торпедными катерами.

    Отбор кандидатов в офицеры осуществлялся управлением подготовки кадров в Киле. Его сотрудники хорошо понимали молодых, имели свои концепции надежности и обязательности на флоте. Отнюдь не случайно командиры парусных учебных судов становились потом прекрасными командирами вспомогательных крейсеров и подразделений флота.

    После окончания первичной подготовки будущая карьера флотского офицера находилась в руках отдела офицерских кадров адмиралтейства. Этому отделу я уделял особое внимание, считая его одним из главных, бывших под моей командой. Когда вопрос касался отбора и назначения командиров кораблей и флаг-офицеров, все самые важные решения принимались лично мною.

    Ответственный момент на флоте – это назначение офицеров на те или иные должности, которым они наиболее соответствуют по своим личным и профессиональным данным. Далеко не каждый офицер соответствует должности, на которую он может быть назначен, исходя из его возраста и предшествующей подготовки. До подобного назначения необходимо тщательно проанализировать должностные обязанности того поста, на котором он находится в настоящее время, а также то, насколько успешно он справляется с нынешней службой. Принимая во внимание разницу в характерах, интеллекте, усердии и здоровье любой полудюжины офицеров, а также невозможность в равной степени познакомиться с ними всеми лично, приходится признать, что при принятии решений о назначении офицеров время от времени неизбежно случаются ошибки.

    Я с готовностью признаюсь в том, что и сам порой тоже допускал ошибки при решении о назначении офицера на ту или иную должность, равно как и при решениях о производстве в офицеры. Несмотря на самый тщательный анализ, в котором мне весьма помогали мои кадровики и другие советники, я со временем понимал, что то или иное мое решение было ошибочным. Но я также должен сказать, что за мои решения, как бы горьки они ни были для заинтересованных в них офицеров, никто никогда не держал на меня зла; этого не позволяли те тесные узы дружбы и братства, которые связывали всех служивших на флоте. Столь же верными мне оставались и те немногие офицеры на высших должностях, которых я по причинам расхождения в основных взглядах считал необходимым переместить, или те, которые сами просили о назначении на другую должность. Со своей стороны я никогда не давал основания им считать, что я, так или иначе, утратил к ним доверие из-за наших расхождений во взглядах.

    Но хотя я и знаю случаи, когда мое суждение о том или ином офицере было неверным, знаю я и одно решение, о котором могу без тени сомнения сказать, что оно оказалось на редкость верным. Таковым было мое решение назначить в 1935 году капитана 2-го ранга Карла Дёница, только что сдавшего командование учебным крейсером «Эмден», начальником наших совсем недавно организованных подводных сил. Его страстная преданность службе, энергия и командирские качества полностью проявились во время пребывания его на посту командующего подводным флотом, стяжав ему мое уважение и восхищение. А его искренность и честность во всех его отношениях со мной тогда и позже, когда он стал моим преемником, равно заслужили мою благодарность.

    Искренность отношений была той чертой, которая всегда восхищала меня в офицерах и штатских, которыми мне приходилось командовать. Они не были тупыми соглашателями с мнением начальства, никогда не боялись излагать свои взгляды, даже расходившиеся с моими. И я был всегда только рад поощрять эту их искренность.


    В 1934 году участился обмен визитами германских военно-морских кораблей и иностранных государств. Британский крейсер «Ахилл» посетил Киль, а корабль ее величества «Леандр», флагман британской 2-й бригады крейсеров, с контр-адмиралом Ноблем на борту провел несколько дней в Штеттине. Пять кораблей из состава 2-й бригады миноносцев посетили Свинемюнде. В свою очередь контр-адмирал Кольбе, командующий нашими рекогносцировочными силами, на борту своего флагмана «Кёнигсберг» вместе с крейсером «Лейпциг» прибыли с визитом в Портсмут. В первый раз после Первой мировой войны германский военный корабль зашел с дружеским визитом в английский порт, и надо сказать, что как британские моряки, так и жители города в целом оказали нашим кораблям теплый прием.

    Это имело для нас особое значение, потому что явно символизировало благоприятную атмосферу для обсуждения военно-морского соглашения, которое должно было происходить в Германии или Англии в самом начале следующего года.

    Это было то самое соглашение, о котором Гитлер говорил мне, что он надеется достичь его, вскоре после того, как он стал рейхсканцлером. После предварительного зондажа британское и французское правительства поставили в начале февраля 1935 года в известность правительство Германии о том, что они готовы обсудить вопрос вооружения в целом, с тем чтобы заменить новыми статьями о разоружении соответствующие статьи Версальского мирного договора. Германское правительство отнеслось благосклонно к такому намерению, и британская делегация должна была прибыть в Берлин в самом ближайшем будущем.

    Но 16 марта Гитлер денонсировал ограничительные статьи Версальского договора и заявил о возобновлении обязательной военной подготовки. Два дня спустя британское правительство заявило резкий протест против этой односторонней акции Германии и созвало межсоюзническую конференцию Франции, Англии и Италии в Стрезе[43], на которой союзники Британии поддержали ее в осуждении германской акции.

    В то же самое время Британия запросила о том, согласно ли германское правительство принять британских представителей в Берлине для обсуждения военно-морской ситуации. После утвердительного ответа Германии британский министр иностранных дел сэр Джон Саймон и Энтони Иден прибыли в Берлин 25 марта для их известной встречи с Гитлером.

    На этой встрече Гитлер информировал их о своем желании достичь соглашения с Британией об относительной численности двух флотов и заявил, что он был бы согласен иметь флот численностью только в 35 процентов от флота Великобритании. Британская делегация приняла это предложение к сведению, не выразив никакого отношения к нему. Было решено провести предварительное обсуждение на уровне военно-морских экспертов обеих стран в ближайшем будущем.

    Чтобы понять готовность британцев начать подобное обсуждение, необходимо сделать обзор военно-морской ситуации Британии с 1919 года.

    Накануне Первой мировой войны Британия заявляла о своем традиционном превосходстве флота над соединенными флотами двух следующих за ней сильнейших морских держав. Но Соединенные Штаты были намерены создать американский флот, не уступающий никакому другому флоту. Учитывая такую перспективу, Британия в 1921 году согласилась на американское предложение созвать конференцию пяти ведущих военно-морских держав – Англии, Соединенных Штатов, Японии, Франции и Италии – для обсуждения вопросов национального вооружения. Конференция, состоявшаяся в Вашингтоне в 1921-м и 1922 годах, не привела ни к какой окончательной договоренности, но установила ограничения на тоннаж крупных боевых кораблей для каждой из стран на пропорциональной основе, а также на водоизмещение и калибр орудий кораблей того или иного класса. Великобритания, имевшая многочисленные базы по всему миру, желала ввести строгие ограничения на размеры и калибр орудий крейсеров, но Соединенные Штаты, имевшие мало баз, отстаивали такой же тоннаж своих меньших по количеству крейсеров, но более крупных, более тяжело вооруженных и с большим радиусом действия. Франция и Италия отказались придерживаться ограничений по подводным лодкам и вспомогательным судам. Конечный результат заключался в том, что был объявлен военно-морской мораторий на строительство крупных кораблей, но началась гонка в строительстве легких сил.

    Дальнейшие конференции по вопросам разоружения, состоявшиеся в Риме в 1924 году и в Женеве в 1927 году, не принесли никаких результатов, лишь вызвав дальнейшие расхождения во мнениях между британцами и американцами по вопросу крейсеров.

    На Вашингтонской конференции было решено заморозить строительство всех крупных военных кораблей на десять лет. На конференции в Лондоне в 1930 году между теми же пятью державами Великобритания и Соединенные Штаты предложили продлить запрет на строительство крупных кораблей еще на пять лет, против чего возразили Франция и Италия на том основании, что Германия начала строительство «карманного» линкора. Позднее Британия попыталась убедить Германию прекратить строительство этого линкора, но канцлер Брюнинг отказался сделать это.

    Следующая конференция пяти держав по разоружению была назначена на 1935 год. Тем временем в Женеве в 1933 году состоялась предварительная встреча. На ней Великобритания представила так называемый «план Макдональда», согласно которому ведущие морские державы могли продолжать вооружаться в рамках особых для них договоров, но менее крупные морские державы должны были сохранять достигнутый ими к тому времени уровень вооружений. Германия тогда была приглашена для обсуждения вопросов разоружения в первый раз, и ее попытались склонить к тому, чтобы программу строительства кораблей для замены устаревших заморозить до 1937 года. В результате «план Макдональда» был отвергнут практически всеми участниками этой встречи.

    Затем в 1934 году Япония заявила, что она выходит из совместного соглашения, действующего до 31 декабря 1936 года, поскольку это было крайним сроком предварительного двухгодичного уведомления, предусмотренного Лондонским соглашением 1930 года.

    Таким образом, попытка Великобритании создать систему военно-морского разоружения, контролируемую ею самой, совершенно свелась на нет. А потому она была готова принять поддержку от кого бы то ни было. Такая поддержка была предложена ей в виде германского добровольного ограничения своего военно-морского флота до уровня 35 процентов от британского. В качестве quid pro quo[44] Германия просила только отменить статьи Версальского мирного договора о разоружении, которые компенсировались бы новым соглашением.

    Подобное соглашение, будь оно подписано, стало бы в первую очередь делом политическим, но никак не военно-морским, и поэтому заниматься им следовало исключительно самому правительству. Гитлер после встречи с двумя британскими посланцами стал тянуть время. Сказать по правде, он никак не реагировал даже на несколько запросов британского военно-морского атташе до тех пор, пока британское правительство не настояло на начале регулярных дипломатических переговоров.

    По всей вероятности, на этом этапе Британия отнюдь не желала раздражать своих партнеров по Версальскому мирному соглашению столь активной своей инициативой. Поэтому ее посланцы предложили, чтобы военно-морские эксперты двух стран провели предварительное изучение вопроса.

    Для изучения вопроса со стороны германского ВМФ я назначил небольшую комиссию под руководством контр-адмирала Гузе, начальника управления военно-морских операций, в задачу которой была вменена подготовка наших предложений. Поскольку специальный и полномочный посол Иоахим фон Риббентроп, который возглавлял германскую дипломатическую делегацию, не мог ориентироваться в военно-морских делах, я поручил капитану 2-го ранга Бюркнеру, сотруднику моего личного штаба, кратко изложить фон Риббентропу наши проблемы, а также поддерживать постоянный контакт с капитаном 1-го ранга Мюрхедом-Гоулдом, британским военным атташе в Берлине, на всех предварительных этапах переговоров. Контр-адмирал Шустер и капитан 2-го ранга Кидерлен должны были быть представителями германского военно-морского флота в нашей делегации в Лондоне.

    Гитлер заверил меня, что в ходе переговоров, поскольку мы добровольно ограничиваем нашу морскую мощь до 35 процентов от британской, никакие жизненные интересы германского флота не будут принесены в жертву политике. В ходе «предварительного обсуждения на уровне экспертов» мы не должны были открывать информацию о ходе строительства кораблей или о наших будущих планах, если только фон Риббентроп не добьется определенного политического успеха.

    Чтобы убедиться в том, что фон Риббентроп вполне отдает себе отчет в этом и что никаких уступок за счет флота в Лондоне сделано не будет, была организована частная встреча в доме Гитлера в Мюнхене 31 мая 1935 года. Сначала я имел разговор с Гитлером с глазу на глаз, а потом к нам присоединились министр иностранных дел фон Нейрат, военный министр фон Бломберг, начальник отдела МИДа Ламмерс, специальный и полномочный посол фон Риббентроп и контр-адмирал Шустер. После полуторачасового обсуждения все предложения флота были единогласно приняты. Затем я зафиксировал их в письменном виде. Гитлер также письменно их одобрил, и они были вручены фон Риббентропу. Гитлер особо подчеркнул членам делегации, что если британцы будут настаивать на чем-либо большем, чем было только что оговорено, то делегация обязана прервать переговоры и вернуться домой.

    Германская делегация была весьма гостеприимно принята в Лондоне, и 3 июня, спустя лишь день или два после приезда, была приглашена на парад по случаю дня рождения короля. Переговоры начались на следующий после парада день, и германское посольство настояло на том, чтобы на первом заседании присутствовал британский министр иностранных дел. Это еще раз подтвердило убежденность членов нашей делегации в том, что предмет переговоров был скорее политическим, чем военным.

    Но британцы были другого мнения; они считали, что обсуждение предмета переговоров морскими и военными экспертами должно начаться до того, как во внимание станут приниматься какие бы то ни было политические соображения, и британский министр иностранных дел покинул конференцию. Однако спустя двое суток британский кабинет министров заявил, что он согласен с германской политической точкой зрения, и дискуссия между морскими экспертами началась. Германская точка зрения была талантливо изложена капитаном 1-го ранга Васснером, германским военно-морским атташе в Лондоне, и обсуждение ее шло быстро и благоприятно.

    Но затем в самый последний момент британский МИД принял другой курс. Предварительно было заявлено, что юрисконсульт британской делегации должен иметь возможность «проверить» любые тексты, издающиеся от ее имени. И этот советник без каких-либо указаний включил в итоговый документ преамбулу, которая, в политическом смысле, снова ограничивала все соглашение рамками Версальского мирного договора. Однако британский адмирал Литтл, представлявший на встрече адмиралтейство, и британский заместитель министра иностранных дел сэр Роберт Крейг, вовремя вмешавшись, сгладили конфликт.

    Англо-германское морское соглашение было заключено 18 июня 1935 года, а позднее подтверждено путем обмена документами между британским министром иностранных дел сэром Сэмюэлем Хоре и германским послом фон Риббентропом. По некой случайности соглашение было заключено в день стодвадцатилетнего юбилея битвы при Ватерлоо, в которой Наполеон потерпел поражение от объединенных британской и прусской армий.

    Соглашение включало в себя следующие принципиальные пункты: силы германского военно-морского флота должны быть равны 35 процентам от сил британского ВМФ, включая морские силы стран Британского Содружества; водоизмещение и огневая мощь кораблей должны соответствовать стандартам, установленным британскими соглашениями с другими странами; Германии был гарантирован паритет с Британией в силах подводного флота. Однако Германии пришлось согласиться на то, что 35-процентное ограничение было установлено не только по отношению к силам флота в целом, но и применительно к каждому классу кораблей, что было весьма важно для Британии. Германия также заявила, что она не планирует иметь подводного флота больше 45 процентов от британского; а также, что если она когда-либо сочтет себя вынужденной обстоятельствами предпринять строительство подводного флота сверх этого ограничения, то она предварительно обсудит этот вопрос с Британией, прежде чем начнет строительство.

    Значение этого англо-германского морского соглашения, вероятно, не было в то время в полной мере осознано многими в Германии, частично потому, что британская делегация просила не привлекать к соглашению много шума в прессе. Британцы не без оснований считали, что их бывшие союзники – в частности французы – не придут в восторг от заключения ими самостоятельного соглашения с Германией.

    Политический успех этого соглашения для Германии заключался в том, что готовность Британии заменить жесткие статьи Версальского мирного договора добровольным ограничением не только сломала так называемый «фронт Стреза», но также санкционировала право Германии на перевооружение. Теперь, наконец, Германия больше не могла быть обвинена в нарушении статей о разоружении Версальского мирного договора.

    Но и британское правительство достигло многого. До сих пор оно было вынуждено выступать на переговорах с другими странами по вопросу о морских вооружениях в одиночестве и обсуждать только локальные сепаратные договоры с каждой из держав. Теперь же оно могло рассчитывать на германскую поддержку в ходе большой международной конференции, которая должна была вскоре состояться для обсуждения общих морских вооружений.

    Представлялось вполне нормальным, что наконец-то эти две морские державы должны были восстановить между собой дружеские отношения. В начале своего существования имперский военно-морской флот во многих отношениях строился по образцам былого британского флота. Прежде всего, многие корабли были построены на британских верфях, и вплоть до конца прошлого века они проводили много времени, посещая британские порты. Их парадные церемонии и традиции жизни на борту кораблей были переняты с британского флота, точно так же, как и устав германского флота – «Служба на борту» – был едва ли не полностью скопирован с британского «Королевского регламента». Техническое развитие флота очень часто шло параллельно, и вплоть до Первой мировой войны политические разногласия между двумя правительствами не создавали непреодолимого препятствия для двух флотов. Офицерский корпус каждого флота с уважением и пониманием относился к своим коллегам. В ходе Первой мировой войны германский и британский флоты сражались друг против друга как смелые соперники, но отнюдь не как безжалостные враги. И после поражения Германии британский флот, хотя и преданно следовал политике своего правительства, редко намеренно делал нечто такое, что могло бы усугубить унижение и горечь поражения, понесенного Германией.

    В одном случае, верно, существовали все возможности для появления такого духа: во время капитуляции германского военно-морского флота. Но затопление контр-адмиралом фон Ройтером этого флота в Скапа-Флоу устранило эти корабли как камень преткновения будущего соперничества и личной вражды. Гордые слова, сказанные там британскому адмиралу: «Я сделал только то, что сделал бы на моем месте любой британский адмирал», были именно теми, которые прекрасно поняли столь же гордые британцы. Теперь англо-германское морское соглашение 1935 года, казалось, должно было навсегда развеять призраки тех потопленных в Скапа-Флоу кораблей.

    Я думаю, что в изрядной степени смягчением отношений между нашим и британским флотами мы обязаны адмиралу Джону Джеллико, этому выдающемуся моряку, которому его страна доверила командование Гранд-флитом во время битвы при Скагерраке, а позднее сделала его первым лордом адмиралтейства[45]. Занимая этот высокий пост, он всегда стремился достичь как можно более тесного взаимодействия Англии и Германии. Он стал первым англичанином, который после окончания Первой мировой войны возобновил сотрудничество с германским флотом. Именно по его предложению Британский легион, британское общество ветеранов войн, пригласило вице-адмирала фон Трота, начальника штаба адмирала фон Шеера, принять участие в его сессии 1927 года. На следующий год адмирал Джеллико послал приглашение адмиралу Шееру, своему противнику в битве при Скагерраке, как он тактично выразился, «чтобы обсудить некоторые вопросы, которые историки каждой из сторон пока еще оставили открытыми». К сожалению, последовавшая вскоре после этого смерть адмирала Шеера не дала осуществиться такой встрече двух великих адмиралов Первой мировой войны.

    Со своей стороны я тоже стремился любыми возможными путями поощрять эту добрую волю. Помимо все расширяющихся взаимных визитов кораблей наших двух стран, я возродил на новой основе Кильскую неделю, организовав серию парусных регат на приз военно-морского флота, открытых для участия спортсменов всех стран. Британские яхтсмены активно участвовали в этих состязаниях.

    В год подписания англо-германского морского соглашения 20 ноября скончался адмирал флота лорд Джеллико. Британское правительство приняло решение поместить его прах в лондонском соборе Святого Павла, где уже покоился прах другого величайшего английского моряка, лорда Нельсона. Я искренне уважал адмирала Джеллико, с которым познакомился еще в первые годы своей флотской службы на Дальнем Востоке в 1898 году, где он командовал британским крейсером «Центурион». Ныне я постарался продемонстрировать не только глубокое уважение нашего флота к покойному адмиралу, но также и наше желание установить на будущее самые сердечные отношения между нашими двумя флотами. Поэтому я опубликовал памятный панегирик нашему благородному противнику, а также, поскольку служебные обязанности не позволяли мне покинуть Берлин, поручил вице-адмиралу Форстеру, начальнику штаба германского флота, представлять германский флот на церемонии погребения адмирала Джеллико.

    Британский флот понял мои искренние намерения и предоставил вице-адмиралу Форстеру место в числе двенадцати членов почетного эскорта, отобранных среди самых известных военных и морских лидеров. После завершения этой церемонии принц Уэльский, представлявший заболевшего короля Георга V, поблагодарил адмирала Форстера и заверил его от имени своего отца и английского народа в своем дружеском отношении к Германии.

    Я также отдал приказ, чтобы на всех кораблях германского флота, как находящихся в территориальных водах, так и за границей, в момент опускания в могилу останков командующего Гранд-флитом в Первой мировой войне, адмирала флота Джона Рашуорта Джеллико, виконта Скапа, графа Саутхемптонского, флаги были наполовину приспущены как последняя дань памяти этому великому моряку и нашему былому доблестному сопернику.

    Оглядываясь теперь назад, я могу сказать, что это была высшая точка в развитии наших взаимоотношений и моих надежд. Морское соглашение с Великобританией, как я надеялся, заложит основу для мира с Германией и остальной Европой на долгие годы. А эти мирные отношения с нашими соседями и свобода, пришедшая после горьких лет Версаля, мечталось мне, смогут успокоить и наши внутренние страсти. За полтора десятилетия после окончания Первой мировой войны германский военно-морской флот, ни на йоту не выходя за пределы своих собственных задач, смог избежать политических и социальных беспорядков нашего времени и достиг изрядного прогресса в качестве защитника морских границ своей страны. Я считал, что у меня есть все основания с надеждой смотреть в будущее еще и потому, что руководитель германского правительства Адольф Гитлер все время страстно повторял, что о нападении на Англию впредь невозможно и помыслить.

    Величайшей трагедией моей жизни стало то, что наше будущее пошло совершенно другим путем.









     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх