• Революция и прекращение военных действий
  • Скапа-Флоу
  • Глава 5

    От неограниченной подводной войны до революции

    После этого, последнего выхода в море всего германского флота в войне на море наступили новые времена: была изменена вся структура Верховного командования флота и произведена смена способов ведения войны. В конце августа руководителями Верховного командования сухопутных сил были назначены фельдмаршал фон Гинденбург и генерал Людендорф. Большое наступление противника на Сомме было остановлено, а наша собственная пагубная Верденская кампания с ее громадными потерями прекращена.

    Смена целей привела к сокрушительному поражению России в 1916 году и заложила основы начала революции, происшедшей в этой стране в 1917 году.

    Но, к немалому удивлению всех сражающихся сторон, император внезапно обратился к Англии и Франции с предложением о мире – предложением, которое мы все расценили как последнюю попытку нашего правительства закончить войну, не прибегая к неограниченной подводной войне. Когда же мирное предложение было поспешно отклонено, мы поняли, что объявление неограниченной подводной войны было как оправданно, так и неизбежно, даже имея в виду риск вовлечения в войну против нас Соединенных Штатов.

    Адмирал Бахман, начальник штаба адмиралтейства, подал в отставку, поскольку он вместе с адмиралом Тирпицем выступал против ограничений на действия наших подводных лодок, установленных канцлером. Его преемником стал адмирал фон Хольтцендорф. Но адмирал фон Хольтцендорф в свою очередь пришел к убеждению о необходимости предоставления свободы действий подводным лодкам и после целого ряда совещаний в ставке Верховного главнокомандования смог получить согласие императора и армии на неограниченную подводную войну, провозглашенную в начале февраля 1917 года.

    Коль скоро было принято решение о тотальной подводной войне, она получила на флоте наивысшую степень приоритета. С этих пор главной задачей флота стало поддерживать свободными от мин проходы в Гельголандскую бухту и из нее для входа и выхода подводных лодок и кораблей сопровождения. Такие каналы приходилось постоянно очищать, поскольку британцы неутомимо старались заблокировать их своими минами, так что наши получившие дополнительные корабли тральщики были постоянно заняты этой работой. Минные поля, поставленные неприятелем, двигались все дальше и дальше от побережья, поэтому нашим тральщикам приходилось работать все дальше и дальше в открытом море, подвергая себя опасности внезапных атак британцев. Военно-воздушные силы, по погодным условиям, также не могли обеспечить их безопасность в достаточной мере. Нам приходилось прикрывать работавшие тральщики легкими крейсерами, которым, в свою очередь, могли прийти на помощь наши тяжелые силы.

    Поскольку изрядная часть наших сил была отвлечена на подобную деятельность, стало невозможным предпринимать настоящие наступательные рейды силами всего флота, так что вся активность надводных кораблей свелась к незначительным операциям, предпринимаемым прежде всего для усиления действий против вражеского торгового мореплавания.

    Так, например, наши новые легкие крейсера «Бруммер» и «Бремзе» предприняли неожиданную атаку на британский конвой, ходивший между Англией и Норвегией. Той же ночью один отряд возглавляемого капитаном 3-го ранга Хайнеке 2-го дивизиона торпедных катеров напал на британский конвой у побережья Норвегии, тогда как остальные отряды 2-го дивизиона провели рейд против торгового мореходства неприятеля у побережья самой Англии.

    Дивизионы торпедных катеров базировались также и в портах Фландрии[27], откуда они не только выходили для проводки наших подводных лодок через вражеские пикеты, но также и осуществляли рейды против торговых судов. Второй дивизион торпедных катеров однажды даже заставил отступить крупное соединение британских кораблей, охранявших громадную сеть против подводных лодок, установленную в Английском канале.

    Во время своих рейдов у побережья Фландрии наши торпедные катера обычно не встречали никакого сопротивления, но однажды, в ночь на 22 января 1917 года, 4-й дивизион торпедных катеров неожиданно наткнулся на сильное соединение вражеских легких кораблей и принял бой. Мой друг и соученик, капитан 3-го ранга Макс Шульц, командовавший дивизионом, был убит на командном мостике своего корабля. Принявший на себя командование капитан-лейтенант Бём, хотя и тяжелораненый, привел подбитый флагман в один из датских портов и смог организовать там срочный ремонт, уложившись во временные рамки, дозволенные законами о нейтралитете, после чего благополучно привел свой корабль на базу.

    Эскортируя выходящие в море и возвращающиеся подводные лодки и поддерживая проходы для них в минных полях, наши торпедные катера совершали короткие выходы почти каждую ночь. Линейные крейсера и линкоры исполняли роль кораблей поддержки для различных групп тральщиков. В подобных обстоятельствах для командующего рекогносцировочными силами уже не было необходимости постоянно оставаться на флагманском корабле, поэтому по предложению командующего флотом адмирал Хиппер со своим штабом перебрался на стоявший на мертвом якоре корабль с куда более обширными возможностями связи, с которого он мог более эффективно управлять действиями минных тральщиков, торпедных катеров и воздушной разведкой. Здесь, в отличие от часто выходившего в море флагмана, он мог не только отслеживать действия кораблей эскорта и тральщиков, но и в необходимых случаях собирать совещания со своими подчиненными. Хотя жилые помещения на древнем легком крейсере «Ниоба» были весьма тесными и устарелыми, это вполне компенсировалось много лучшей радиосвязью, значительно повышавшей эффективность управления, и куда большими возможностями для планирования операций.

    На всем протяжении войны корабли нашего флота время от времени становились в доки военно-морской верфи для прохождения осмотра и ремонта. В это время их экипажи, разбитые на группы, получали возможность отдохнуть на берегу. Такой отдых, однако, оставался неосуществимой мечтой для офицеров штаба, поскольку наш адмирал раньше просто перебирался с одного корабля на другой и продолжал выходить в море. Теперь же, наконец, мы тоже смогли получить возможность немного отдохнуть. В первый раз с начала войны я в июле смог навестить свою семью, жившую в Ареншоопе на Балтийском побережье.

    Когда я вернулся после этого отпуска, мой помощник капитан 3-го ранга Прентцель по секрету сообщил мне о том, что происходит на флоте. Дисциплина в командах линкоров значительно упала, особенно серьезным было положение на корабле «Принц-регент Леопольд». Еще совсем недавно я не мог себе представить, что такое возможно на германском флоте.

    Для понимания этих так называемых «мятежей» 1917 года необходимо принимать во внимание целый ряд обстоятельств.

    Прекращение настоящих наступательных рейдов флота после начала подводной войны поставило военно-морской флот в весьма трудное положение, но отличающееся от ситуации в сухопутных войсках. Патрулирование побережья было занятием весьма скучным и монотонным, а переход к соблазнам береговой жизни в то время, когда корабли вставали под бункеровку или на ремонт, слишком сильным контрастом. На берегу матросы могли бывать в сомнительных питейных заведениях и всякого рода подвальчиках, зачастую совершенно подрывающих строгую морскую дисциплину. На верфи Вильгельмсхафена в первый год войны работал прекрасный трудовой коллектив истинных патриотов. Но по мере лавинообразного нарастания объемов работ в военное время сюда пришли работать и множество нежелательных элементов, политическая пропаганда которых сделала свое черное дело. Из-за сравнительно тесного пространства Вильгельмсхафена агитация эта доходила также и до корабельных экипажей. Чем крупнее был корабль и чем меньше он участвовал в боевых действиях, тем питательнее была на нем почва для посеянного недовольства.

    Еще одной причиной для снижения уровня дисциплины на отдельных кораблях стало то, что по мере хода войны лучшие из офицеров среднего командного звена – капитан-лейтенанты и лейтенанты – получали более ответственные назначения, а те, кто приходил им на смену, не обладали качествами своих предшественников. Эффект этот особенно проявлялся на крупных кораблях с большими командами, поскольку на легких крейсерах и на более мелких кораблях старший и средний командный состав жил в более тесном контакте со своими подчиненными. Примечательно, что на торпедных катерах и на подводных лодках дисциплина оставалась на весьма высоком уровне до самого конца войны, что объясняется более тесными отношениями между офицерами и командой и активным участием их в действиях против неприятеля.

    Однако в 1917 году неподчинение и бунты на берегу сделали эту скрытую опасность видимой. Устранением немногих истинных причин недовольства и быстро принятыми мерами по отношению к заводилам-агитаторам дисциплина была восстановлена и сохранялась вплоть до общего коллапса 1918 года, несмотря на продолжавшуюся даже в рейхстаге социалистическую агитацию.

    Начиная с 1917 года в армии появились тысячи случаев дезертирства; на флоте же дезертиров были считаные единицы. И если армейские дезертиры избавляли ее ряды от деструктивных элементов, то флот был вынужден терпеть их в замкнутости своей корабельной жизни.

    Некоторое разнообразие в жизнь флота внесло направление линкоров в сопровождении крейсеров, торпедных катеров и тральщиков летом 1917 года на Балтику для участия в оккупации островов Хийумаа и Сааремаа и зоны Рижского залива. «Мольтке» (командир – капитан 1-го ранга фон Леветцов) стал флагманским кораблем этих сил, на котором держал свой флаг командующий ими вице-адмирал Эрхард Шмидт. Осуществленный здесь десант стал прекрасным примером блестящего взаимодействия между сухопутной армией и военно-морским флотом. Точно такая же прекрасная коллективная операция была осуществлена на следующий год, в результате чего Финляндия оказалась освобожденной от большевистских сил действиями соединений германского флота под командованием контр-адмирала Мойрера во взаимодействии с подразделениями сухопутных сил генерала графа фон дер Гольца.

    В ноябре 1917 года британцы снова смогли добиться успеха в расшифровке наших радиокодов. Наши тральщики получили задание расчистить от мин так называемый «Средний канал», ведущий в Гельголандскую бухту, который британцы перекрыли своими минами. В качестве прикрытия для тральщиков были выделены легкие крейсера и эсминцы из состава бригады легких крейсеров под командованием контр-адмирала фон Ройтера, а их, в свою очередь, должны были поддерживать два линкора. К сожалению, приказы об операции были переданы по радио, поскольку некоторые из принимавших участие в операции кораблей не имели телефонной связи и не могли принимать визуальные сигналы.

    В ходе последовавшего за этим сражения британцы оттеснили два наших легких крейсера, но не осмелились преследовать их в районах наших минных полей. С другой стороны, два наших линкора не смогли прибыть вовремя, чтобы поддержать наши легкие силы. Но даже в такой ситуации британцы смогли потопить только один наш патрульный катер и попасть одним-единственным снарядом в крейсер «Кенигсберг».

    Буквально на следующий день адмирал фон Хиппер получил приказ произвести разведку Среднего канала силами линейных крейсеров на предмет обнаружения наступательной активности британцев, но разведка не дала никаких результатов. Этот выход в море оказался для меня последним выходом в составе линейных крейсеров.

    К этому времени я прослужил пять лет в штабе командующего рекогносцировочными силами на должности начальника штаба. В апреле предыдущего года мне было присвоено звание капитана 2-го ранга.

    Теперь, если я хотел сделать себе имя в избранной мною профессии, мне надо было получить опыт командования кораблем. Адмирал фон Хиппер отнесся к перспективе моего ухода неблагосклонно и неделю за неделей оттягивал решение о моем переводе. Однако зимой 1917/18 года в строй вступали несколько новых легких крейсеров, и я в конце концов добился назначения на один из них. Это был легкий крейсер «Кёльн», уже второй корабль, носивший это имя, который должен был быть спущен на воду 10 января 1918 года на верфи компании «Блом и Фосс» в Гамбурге. Первый корабль, носивший это имя, был потоплен в первом настоящем сражении этой войны, унеся с собой контр-адмирала Маасса.

    Я все еще служил в штабе адмирала фон Хиппера, когда в строй вступил новый линейный крейсер «Гинденбург», ставший флагманом эскадры линейных крейсеров. Во время прощального ужина, который был устроен на борту корабля, адмирал фон Хиппер сердечно поблагодарил меня за службу и выразил искреннее сожаление по поводу моего ухода. Я столь же сожалел, уходя от адмирала, к которому относился с искренним уважением и с которым так тесно сработался как в мирное, так и в военное время. Тем не менее я нетерпеливо жаждал принять под свое командование прекрасный новый корабль. Как только я передал свои дела своему преемнику, капитану 3-го ранга Прентцелю, я поспешил в Гамбург.

    Атмосфера на флоте в этот момент была оптимистичной. Русские начали переговоры о мире, и мы все с надеждой смотрели в будущее.

    По прибытии на новое место службы я обнаружил, что ядро моей будущей команды составляет экипаж легкого крейсера «Гамбург», который только что был выведен из состава флота. Эти люди были не только испытаны в ходе ночных сражений при Скагерраке. В течение нескольких лет «Гамбург» был флагманским кораблем командующего подводными силами, так что дисциплина на нем была на высоте. Равным образом я мог быть доволен и своими офицерами, и, хотя лучшие из них были направлены для службы на подводных лодках, оставшиеся все равно были превосходными работниками. Компания «Блом и Фосс» славилась своей оперативностью и качеством, и поднятие флага 10 января 1918 года прошло без всяких неожиданностей. Именно тогда я лично познакомился с молодым Бломом, с которым очень тесно работал в будущем, когда мне довелось стать командующим флотом.

    Горя нетерпением снова принять участие в боевых действиях, я принял все меры к скорейшей приемке корабля, так что через несколько дней мы уже смогли спуститься по Эльбе и пройти по каналу императора Вильгельма в Киль.

    Благодаря своему опыту штурмана я с самого начала новой службы чувствовал себя на командном мостике корабля как дома, и ходовые испытания прошли по плану. При этом некоторые из обычных пунктов программы испытаний мирного времени были опущены, поскольку могли закончиться ненужными повреждениями и не дали бы никаких таких результатов, которые мы не могли бы получить в ходе обычных операций.

    В ходе этих испытаний мы занимались также и боевой подготовкой экипажа, которую я желал осуществить в максимально полном объеме. Кроме этого, я всегда считал, что чем более широкое общее образование имеет человек, тем более эффективен он и как профессионал. Поскольку учебные материалы по истории, традициям и реалиям отечества зачастую были неудовлетворительны, я организовал цикл лекций для заполнения этих пробелов. Подобным же образом, когда на борту не было капеллана, я обычно лично проводил религиозные воскресные службы.

    В марте мы отслужили памятную мессу в честь погибших в бою на первом «Кёльне», при этом памятную проповедь произнес ветеран, капеллан рекогносцировочных сил, с которым мы подружились еще в дни моей службы на «Зейдлице». На этой мессе присутствовали семьи тех, кто пал в бою, а также семьи членов нашего собственного экипажа, и служба эта оставила большое впечатление в памяти всех присутствовавших на ней.

    Вся команда была очень рада, когда в конце марта мы наконец полностью закончили ходовые испытания и были совершенно готовы встать в строй флота. Последующие шесть недель боевой подготовки были посвящены борьбе за живучесть корабля, в которой мы использовали опыт, полученный как в ходе смотров мирного времени, так и в ходе настоящих сражений. Краткие увольнения на берег позволяли экипажу передохнуть от напряженных занятий, а хорошие новости о весеннем наступлении нашей армии на Западном фронте придавали нам заряд оптимизма.

    В начале мая «Кёльну» было приказано выйти в Северное море и присоединиться к бригаде легких крейсеров под командованием капитана 1-го ранга фон Леветцова. В составе группы были легкие крейсера «Кенигсберг» – флагман группы, «Франкфурт», «Карлсруэ» и «Нюрнберг». Новый «Дрезден» под командованием капитана 1-го ранга принца Адальберта Прусского был на ходовых испытаниях, готовясь присоединиться к нам летом.

    Тем временем 4-я бригада линкоров также должна была быть усилена кораблями «Баден» и «Бавария», нашими первыми линкорами, каждый из которых нес по восемь 380-миллиметровых орудий главного калибра.

    Основной задачей нашей бригады была установка минных полей вдоль внешних границ тех минных полей, которые были установлены британцами у наших берегов в течение последних лет. Как предполагалось, на наших минных полях должны были подрываться все вражеские корабли, которые попытались бы установить в этих акваториях новые минные поля. Такие выходы наш командующий использовал еще и для интенсивной боевой подготовки. Открытая и доброжелательная критика, в которой фон Леветцов проводил «разборы полетов», следовавшие за этими выходами и боевой подготовкой, а также товарищеское общение с нами на банкетах по случаю этих выходов имели большое значение для прекрасного духа товарищества и коллективизма, установившегося среди нас. Каждый из нас был горд ощущать себя частью такого коллектива.

    Закончив постановку своих минных полей, мы снова вернулись к уже знакомым нам операциям прикрытия наших минных тральщиков, которые сохраняли открытыми наши собственные проходы в минных полях для входа и выхода кораблей. В ходе этих операций наши крейсеры, а подчас и несколько торпедных катеров, обеспечивали охрану тральщиков, в то время как пара линкоров или линейных крейсеров стояли в качестве второй линии прикрытия позади нас, на расстоянии прямой видимости. Поскольку при этом практически отсутствовала опасность атаки вражеских подводных лодок, то наша работа была большей частью весьма монотонна. Коротая долгие часы на мостике, я рассеивал скуку, перечитывая Шиллера.

    Во время одного из таких походов дивизион торпедных катеров и легкий крейсер «Кёльн» попали на не отмеченное на карте минное поле. Хотя подводные лодки, которые мы сопровождали, миновали его без происшествий, несколько из наших торпедных катеров взорвались на минах. Поскольку катера эти были в избытке оснащены лодками, спасательными плотами и спасательными нагрудниками, большинство членов команд было спасено. Но одна лодка со спасшимися моряками, не замеченная в темноте, в течение двух недель дрейфовала в Северном море, пока не была в конце концов подобрана у острова Зильт. Лишь решительные действия офицера, младшего лейтенанта Рольмана, установившего строгий рацион скупых запасов еды и воды, спасли жизнь его исхудавших боевых товарищей.

    Да и наши крейсеры порой попадали на совсем недавно поставленные неприятелем минные поля. Однажды, возвращаясь в гавань в густом тумане после постановки мин в районе Тершеллинга, наш «Кёльн» тоже попал на такое поле, но благополучно прошел его, хотя мы видели несколько мин и потопили их огнем из бортового оружия.

    В начале августа «Кёльн» получил приказ встать вместе с другим крейсером при входе в гавань Вильгельмсхафена для несения охранной службы, и я воспользовался случаем, чтобы навестить адмирала фон Хиппера, который держал свой флаг на стоявшем на мертвом якоре корабле «Ниоба». Адмирал фон Хиппер был доволен новыми изменениями в командной структуре флота. Сам он был назначен на должность командующего флотом, заменив на этом посту адмирала Шеера, ставшего начальником штаба адмиралтейства и начальником высшего военно-морского штаба. В этом качестве он мог руководить всеми действиями кораблей на море. Адмирал фон Хольтцендорф, который до него был начальником штаба адмиралтейства, был уволен в отставку по болезни. Капитан 1 – го ранга фон Леветцов был назначен начальником штаба при адмирале фон Хиппере, а контр-адмирал фон Ройтер – новым командующим рекогносцировочными силами. Капитан 1-го ранга Зенкер, который в качестве командира «Фон дер Танна» столь великолепно проявил себя в сражении при Скагерраке, был назначен ответственным за обеспечение безопасности военно-морских баз и сил от внезапных вражеских атак.

    Эта реорганизация сделала высший военно-морской штаб тем, чем он должен был быть с самого начала, но была произведена чересчур поздно. Июнь и июль этого года стали месяцами самого ужасного отступления наших армий на Западном фронте, а в августе генерал Людендорф сделал потрясшее нас всех заявление о том, что только скорейшее перемирие может спасти Германию от полного разгрома.

    Я не осознал полностью результатов этого до тех пор, пока в сентябре не был направлен в Спа в качестве представителя военно-морских сил в комиссии, которой предстояло изучить условия возможного перемирия. Думаю, одной из причин, почему для этой миссии был выбран именно я, стало то обстоятельство, что «Кёльн» в это время был поставлен в док для ремонта гребного вала и я был несколько не у дел.

    Конференция в Спа проходила под руководством генерала фон Гюнделя, а руководителем военно-морской группы был контр-адмирал Мойрер. По пути туда во время пересадки в Кёльне я посетил знаменитый Кёльнский собор, который произвел чрезвычайное впечатление на меня, особенно в эти часы.

    В Спа мы явились к адмиралу Шееру и были размещены вместе с сотрудниками высшего военно-морского штаба. Кроме адмирала Мойрера и меня, военно-морской флот в комиссии был представлен капитаном 2-го ранга Ванселоу из штаба адмиралтейства и капитаном 3-го ранга Кипом. Верховное армейское командование представляли несколько офицеров, а советник дипломатической службы барон фон Лерснер представлял собой министерство иностранных дел.

    Обсуждение продолжалось несколько дней, после чего мы все принялись за подготовку текста условий перемирия, которые позволили бы всем сторонам сохранить лицо. Однако, как теперь известно, работа наша была впустую, и военные действия продолжались вплоть до капитуляции в Компьене в ноябре 1918 года.

    Именно во время работы на конференции в Спа мы узнали от офицеров высшего военно-морского штаба истинное положение дел в политической и военной сферах. Новый канцлер принц Макс Баденский обрисовал перед рейхстагом критическое состояние страны. Под давлением превосходящих сил союзных армий, которые к тому же ежедневно усиливались с прибытием все новых и новых американских войск, наши армии, находившиеся в чрезвычайно тяжелых условиях, непрерывно отступали, неся все возрастающие потери. Новый министр иностранных дел контр-адмирал в отставке фон Хитце безуспешно пытался договориться о перемирии через нейтральные государства. Что же до Верховного военно-морского штаба, то он был склонен продолжать подводную войну как можно дольше, с целью использовать ее как средство давления в ходе любых мирных переговоров.

    В наш последний вечер в Спа адмирал Шеер устроил прощальный ужин, на который были приглашены фельдмаршал фон Гинденбург и генерал Людендорф. Груз забот заставил генерала Людендорфа вернуться к своим обязанностям сразу же по окончании ужина, но мы получили возможность провести несколько часов в обществе фельдмаршала фон Гинденбурга. Нас поразило и воодушевило то, с каким спокойствием и уверенностью воспринимал фельдмаршал то трудное положение, в котором оказалась Германия.

    По возвращении на свой корабль я обнаружил, что в Вильгельмсхафене, как и во всей Европе, бушует сильнейшая эпидемия гриппа 1918 года. На некоторых из наших кораблей слегло так много людей, что они даже не могли выйти в море. Мы на «Кёльне» за короткий срок справились с ней и снова вернулись к нашей патрульной службе.

    В ходе упомянутой уже реорганизации адмирал фон Мюллер, глава военно-морского кабинета, был заменен на контр-адмирала фон Трота. В течение всей войны адмирал фон Мюллер был вынужден выполнять труднейшую, а по временам и почти невозможную миссию, согласовывая пожелания императора с различными взглядами офицеров столь же высокого положения и звания, в частности в штабе адмиралтейства и Верховном командовании военно-морского флота. Так, например, одной из проблем подводной войны, в которой канцлер империи также имел свой голос, было недостаточное взаимодействие с другими силами флота. Выполняя поручения императора, адмирал Мюллер был вынужден играть ту роль, которая совершенно не пристала главе военно-морского кабинета и которую он отнюдь не горел желанием играть. В результате морские офицеры несправедливо считали адмирала Мюллера ответственным за колебания и неправильные решения в отношении действий подводных лодок.

    Назначение адмирала фон Трота в качестве главы военно-морского кабинета было воспринято на флоте с воодушевлением. Но, поскольку император находился в Ставке Верховного главнокомандования, фон Трота не считал для себя возможным покинуть пост начальника штаба флота в эти критические дни. В результате он так и не заступил на свою должность в военно-морском кабинете вплоть до самого коллапса, после чего ему пришлось только выполнить тяжкий долг по его свертыванию и преобразованию в отдел личного офицерского состава.

    В ходе этих общих преобразований я неожиданно получил приказ передать командование «Кёльном» своему старому соученику капитану 2-го ранга Каульхаузену и занять должность в военно-морском директорате в качестве начальника центрального бюро.

    Хотя и польщенный оказанной мне честью, я все же неохотно оставлял свой новый корабль именно тогда, когда все зависело от морального состояния экипажа. Я твердо верил в то, что на наш «Кёльн» не удалось получить доступа никаким нежелательным личностям. В своей прощальной речи, обращенной к команде, я сказал людям, что верю в них, и особо подчеркнул то, что в это критическое для Германии время только лояльность и повиновение каждого офицера и матроса могут быть единственным, что спасет нацию. По тому вниманию, с которым они меня слушали, я понял, что люди согласны со мной.

    И надежды мои не были обмануты. Позднее, когда Вильгельмсхафен был охвачен революционным движением, «Кёльн» и «Кёнигсберг» твердо и решительно несли свою патрульную службу в устье Эмса. Когда, совершая свой обычный дозорный рейд, они получили сообщение о приближении английских сил, они немедленно и без колебаний вышли навстречу неприятелю. Сообщение оказалось ошибочным, но эти два корабля – наши последние корабли с дисциплинированными экипажами – остались на своем посту вплоть до того момента, когда новое правительство отдало им приказ вернуться в Вильгельмсхафен.

    Когда я покидал «Кёльн» и Вильгельмсхафен 11 октября 1918 года, команда корабля проводила меня традиционным троекратным приветствием уходящему капитану, и я чувствовал, что это была далеко не только дань традиции. Я чувствовал тесную связь со всей командой, как с офицерами, так и с матросами, и тяготился тем, что в дни тяжелых для них испытаний (приближение которых я даже видел наяву) не смогу быть с ними, чтобы разделить эти испытания.

    По прибытии в Берлин двумя днями спустя я доложился сначала капитану 1-го ранга Зеебому, которого я должен был сменить на посту начальника центрального бюро, а потом контр-адмиралу фон Манну, главе военно-морского директората. Ввиду серьезности ситуации я испросил разрешения некоторое время поработать вместе с капитаном 1-го ранга Зеебомом и получил его. Поэтому первое время жил в комнате его помощника, располагавшейся рядом с главным входом, откуда было рукой подать до моего кабинета.

    Революция и прекращение военных действий

    Октябрь был целиком заполнен обычными рутинными делами, вращавшимися прежде всего вокруг программы строительства подводных лодок, которая была принята по инициативе адмирала Шеера. Он считал, что нужно постоянно следить как за ходом ее выполнения, как и за действиями подводных лодок – и то и другое должно осуществляться с максимальной интенсивностью, поскольку мощь нашего подводного флота можно будет использовать как рычаг давления в ходе любых переговоров о прекращении военных действий или заключении мира. Гражданское же правительство склонялось скорее к точке зрения противника, согласно которой никаких разговоров о прекращении военных действий не может даже вестись, пока не прекратятся действия подводных лодок.

    Вести с фронтов войны не радовали. Наступление союзных армий на западе плюс развал болгарского фронта, распад Австро-Венгрии, обмен дипломатическими нотами с союзниками – все это предвещало скорый конец войны. Настроение в войсках особо ухудшилось после снятия со своего поста генерал-квартирмейстера Людендорфа и его замены генералом Тренером.

    Командование флота планировало на конец октября проведение операций против целей на побережье Фландрии и в районе Хуфдена. Основной целью этой операции было прикрытие эвакуации армейских соединений и в особенности корпуса морской пехоты из Фландрии, а также обстрел военно-морских баз, занятых британцами. Для обеспечения прикрытия флота в этой операции предстояло установить обширные минные поля и выставить дозорную линию из подводных лодок, которые должны были обезопасить фланг флота от возможных атак любых британских сил, могущих подойти с севера.

    Это должна была быть хорошо спланированная операция с минимальным риском, при этом мы надеялись, что участие флота в настоящей наступательной операции может поднять дух засидевшихся в гаванях моряков.

    К сожалению, в ходе подготовки флота распространились слухи, распускаемые все теми же сомнительными элементами, что в ходе этой безнадежной операции флот будет принесен в жертву единственно для того, чтобы «спасти честь мундира». На нескольких кораблях материализовались записные бунтовщики. К ним тут же были приняты соответствующие меры, но операция была отменена – и флот был обречен.

    В Киле тоже было неспокойно. Беспорядки 1917 года вполне ясно показали, что этот промышленный город с военно-морскими верфями и революционно настроенными рабочими является уязвимым местом. К сожалению, именно в это время адмирал Бахман, который в течение ряда лет был командующим Балтийским военно-морским округом и губернатором Киля, должен был быть заменен адмиралом Сошеном. Адмирал Сошен имел прекрасный послужной список, отлично командовал Средиземноморской эскадрой, в которую входили «Гебен» и «Бреслау», но понятия не имел об обстановке в Киле.

    Первым признаком грядущего кризиса стали революционные волнения среди рабочих кильских верфей. Однако интеллигентный социал-демократ Густав Носке, депутат рейхстага, опередил радикальных революционеров, принял на себя должность губернатора Киля и сумел установить рабочее соглашение с адмиралом Сошеном.

    Ставка Верховного главнокомандования планировала отправить в Киль известного и энергичного «Фландрского льва» – адмирала фон Шрёдера – с заданием овладеть военно-морской базой и предполагало дать ему в помощь несколько надежных армейских подразделений для восстановления правительственной власти. Однако было уже слишком поздно, да и такая акция явилась бы нарушением соглашения, которое уже было заключено при посредничестве Носке.

    Надежные армейские части предполагалось также направить в Вильгельмсхафен, чтобы подавить там беспорядки, спровоцированные революционерами среди личного состава флота. Мне же было приказано передать эту информацию непосредственно командующему флотом адмиралу фон Хипперу, поскольку ни телефонной, ни телеграфной связи нельзя было доверять.

    Выехав из Берлина вечером 5 ноября, я прибыл в Вильгельмсхафен утром следующего дня, как раз к тому моменту, чтобы стать свидетелем самых обескураживающих сцен. Когда я передавал доверенную мне информацию адмиралу фон Хипперу, уже было ясно, что даже если бы и удалось найти эти надежные части, то сделать что-либо было бы невозможно. В день моего прибытия было объявлено о конференции всех офицеров на борту флагманского корабля «Баден», который для этой цели был поставлен в шлюз. Из этих офицеров предполагалось сделать ядро центра сопротивления, но затея провалилась, поскольку офицеры не явились на конференцию. Рядовой состав различных кораблей поддался на пропаганду независимой социал-демократической партии, которая выступала за мир любой ценой.

    Полный этих нерадостных впечатлений, вечером того же дня я пустился в обратный путь в Берлин. Железнодорожное сообщение тоже было почти блокировано, поезда едва тащились, подолгу стоя у каждого семафора. Прошел слух, что мятежники из числа моряков уже пробрались и в поезд, и на остановках по дороге, где сохраняли контроль верные правительству силы, проводилась проверка документов. Наш поезд при приближении к Берлину даже не хотели пускать в город, пока находившиеся в нем офицеры не настояли на этом. В результате всех этих передряг я смог добраться до своего кабинета в военно-морском директорате только вечером 8 ноября.

    Тут оказалось, что весь военно-морской директорат находится в состоянии обороны. Капитан Пипер, начальник отдела вооружения, возглавил командование обороной группы зданий, в которых размещался военно-морской директорат, между Ландвер-каналом и Бендлерштрассе, а главное здание охранял батальон улан.

    На следующий день, 9 ноября, революция разразилась и в самом Берлине. Пытаясь спасти монархию, канцлер принц Макс Баварский провозгласил, что и император и кронпринц отрекутся от престола и будет введено регентство. Но социал-демократы отвергли этот вариант и провозгласили взамен него республику. После этого принц Макс подал в отставку с поста канцлера и передал всю полноту власти в руки временного правительства, которое возглавил Фридрих Эберт[28], лидер социал-демократической фракции рейхстага. Народные массы окончательно вышли из повиновения, и для предотвращения кровопролития генерал фон Линсинген, губернатор Берлина, запретил войскам применять огнестрельное оружие. Наш батальон улан быстренько куда-то испарился, побросав свое вооружение. Император попросил убежища в Голландии.

    Революционные солдаты образовали совет, и военный министр фон Манн получил от них извещение, что теперь они по приказу нового правительства берут контроль над военно-морским директоратом; тем временем адмирал фон Манн обязан работать в обычном режиме. Вскоре в нашем директорате появился какой-то весьма подозрительный тип, заявивший, что он представляет собой солдатский совет; больше всего его интересовали находившиеся в сейфе министра деньги. Ему было сказано, что офицер, у которого находятся ключи от сейфа, в настоящее время отсутствует и сейф невозможно открыть, после чего этот тип сразу же испарился. В тот же вечер он был застрелен часовыми при попытке ограбить другое здание.

    Вопрос, в какой мере военно-морской флот был ответствен за революционные выступления в октябре и ноябре 1918 года, был предметом споров в течение многих лет. Я лично должен отклонить все подобные обвинения. В 1919 году полковник Бауэр из Верховного командования сухопутных сил опубликовал книгу, в которой приводятся такие цифры: еще в июле 1918 года насчитывалось около 500 000 бунтующих солдат, которые не вернулись на фронт после окончания отпусков. В сентябре их число уже перевалило за полтора миллиона. Уже весной командующий частями, расквартированными в Бельгии, просил направить ему на помощь дополнительные силы, чтобы защититься от бродящих вокруг дезертиров. В книге ясно показано, что истинными возмутителями спокойствия были резервисты и призывники армии, разложенные политической пропагандой независимой социал-демократической партии и коммунистов, выступавших за мир любой ценой – даже подрывом всех военных усилий в борьбе против неприятеля.

    Справедливо утверждение, что открытые беспорядки на флоте начались тогда, когда стали известны планы относительно октябрьского рейда и то, что кое-кто из матросов, дезертировавших со своих кораблей, появился в военно-морской форме во многих городах в глубине страны, где они влились в состав солдатских комитетов и, естественно, привлекли к себе внимание своим присутствием так далеко от побережья. Вдобавок много других личностей, зачастую криминальных элементов, натянули военно-морскую форму с целью завоевать доверие восставших. Так, например, пресловутый Народный военно-морской дивизион, который на некоторое время захватил королевские конюшни в Берлине, состоял отнюдь не из моряков, но исключительно из уголовников. К сожалению, их форма и название дали основание всей стране считать, что именно флот был зачинщиком и пропагандистом революции, и клеймо это черным пятном висело на флоте несколько лет.

    Тем временем революционная партия создала для военно-морского флота «Совет 52-х», и его члены вскоре появились в военно-морском директорате для «консультирования министра». Они также попытались взять под свой контроль работу некоторых отделов министерства. Аналогичные советы, с такими же целями, были созданы при военно-морских командованиях в Киле и Вильгельмсхафене, хотя в них входило меньшее число членов. Вдобавок ко всему независимая социал-демократическая партия назначила депутата рейхстага Вогхерра исполняющим обязанности министра; депутат этот, как мы поняли, должен был участвовать во всех сколько-нибудь важных совещаниях и проверять всю входящую и исходящую корреспонденцию.

    Реалистично отнесясь к сложившейся ситуации, министр фон Манн пошел на сотрудничество с «Советом 52-х» и сделал им вполне тактичное предложение о том, как им сотрудничать. Он указал им на то, что поскольку предварительное соглашение о перемирии было подписано 11 ноября, то комиссия военно-морского флота по вопросам перемирия несет величайшую ответственность, так как условия, предъявленные победоносными союзниками, станут куда более суровыми, если предварительные условия не будут соблюдены. Поэтому военно-морской флот должен строжайшим образом выполнять эти условия, обсуждая каждый свой шаг на ежедневных совещаниях.

    «Совет 52-х» почти не вмешивался в эту работу, предпочитая проводить время в шумных митингах в главном вестибюле, на которых они произносили пропагандистские речи и принимали большей частью неисполнимые резолюции.

    Поняв и признав, по всей видимости, свою профессиональную несостоятельность, депутат Вогтхерр присутствовал на всех заседаниях комиссии по прекращению военных действий, но в обсуждении рассматриваемых вопросов участия не принимал. К «Совету 52-х» он, как мне казалось, относился отрицательно и старался не сотрудничать с ним, если уж невозможно было находиться в прямом противостоянии с ним.

    Некоторые из членов совета, курировавшие различные отделы министерства, пытались разобраться в вопросах, «представлявших для них определенный интерес». Начальники отделов и исполнители в общем воспринимали их как явление природы и почти не приходили им на помощь. Примечательно, что один из членов совета, закрепленный за центральным отделом министерства, проявлял деятельный интерес к распределяемым через этот отдел фондам и средствам. Позднее, когда совет был распущен, этот его член потребовал, чтобы ему была оказана поддержка за счет одного из этих фондов. По счастью, он выказал весьма мало интереса к многотрудным и ответственным функциям начальника этого отдела, государственного советника Гризе, через которого проходили все сколько-нибудь важные документы.

    Контр-адмирал Мойрер, глава военно-морской части комиссии по прекращению военных действий, по требованию британского адмиралтейства отправился в Англию на крейсере «Кёнигсберг» для участия в обсуждении тех военных вопросов, которые имели отношение к военно-морскому флоту. Вопреки совету адмирала Мойрера, некоторые из самых радикальных членов солдатского совета попытались тоже принять участие в этих переговорах, считая, что они таким образом смогут инициировать революцию в среде британского военно-морского флота, но были сразу же отправлены в обратный путь адмиралом Битти.

    В конце года, после того как были согласованы условия прекращения военных действий, забот у флота не уменьшилось. Согласно условиям прекращения военных действий должна была быть осуществлена реорганизация германского военно-морского флота. Штаб адмиралтейства и военно-морской кабинет должны были быть распущены, а их функции передавались новому военно-морскому управлению. Сам же флот должен был быть интернирован в одном из нейтральных портов до момента принятия окончательного решения о его судьбе.

    Тяжело нам было выполнять условия прекращения военных действий, особенно этот последний пункт. Лишь взывая к чувству офицерского долга, удалось найти тех добровольцев, кто согласился бы предпринять это неприятное путешествие. Опытных матросов для участия в нем пришлось соблазнять особыми премиями. Британцы при этом проявили все свое вошедшее в поговорку упрямство и грозились оккупировать Гельголанд, если во время перехода будет потерян хоть один корабль. В конце концов контр-адмирал фон Ройтер вместе с капитаном 2-го ранга Олдекопом в качестве его начальника штаба перевели флот, однако, вопреки условиям прекращения военных действий, он был интернирован на британской военно-морской базе Скапа-Флоу, а не в нейтральном порту.

    По условиям прекращения военных действий военно-морской флот был обязан ликвидировать все поставленные им в Северном море и на Балтике минные поля. Требование это дало нам возможность сохранить несколько соединений тральщиков, занятых этими операциями, и восстановить в их командах воинскую дисциплину. Найти компетентных специалистов для этой работы, равно как и демобилизовать согласно нашим новым полномочиям высвободившийся персонал, было нелегко, но это позволило нам избавиться от не заслуживающих доверия личностей. В итоге хотя беспорядки на наших военно-морских базах в течение зимы и имели место, как это происходило также в Берлине и других городах, нам все же удалось постепенно поднять дисциплину плавсостава.

    И здесь мы получили мощную поддержку от губернатора Киля депутата Носке, когда он вошел в состав нового правительства в качестве народного комиссара обороны. В декабре в Берлине состоялся новый съезд Советов рабочих и солдатских депутатов, на котором прозвучали довольно экстравагантные призывы к уменьшению полномочий военной власти. Комиссар Носке, однако, был убежденным сторонником сохранения военной дисциплины, без которой, по его мнению, сильная армия была бы невозможна, и он упорно и настойчиво поддерживал военную власть. Ввод надежных армейских сил в столицу, равно как и формирование дисциплинированных «добровольческих корпусов» в армии и на флоте, создал основу для частичного восстановления законности и порядка по всей стране.

    Среди «добровольческих корпусов», сформированных из армейских частей, самыми примечательными были военно-морские бригады, организованные капитаном 3-го ранга Эрхардтом и капитаном 1-го ранга фон Лёвенфельдом. Созданные в начале 1919 года, они состояли из офицеров, мичманов, унтер-офицеров и матросов срочной службы, причем последние почти целиком служили ранее в самых хорошо дисциплинированных экипажах – на торпедных катерах и подводных лодках. Их командиры, Эрхардт и фон Лёвенфельд, были в высшей степени достойными офицерами, проверенными в сражениях и знавшими, как внушить своим подчиненным силу духа и дисциплину.

    Еще одна военно-морская бригада была набрана почти полностью из флотских старшин, которые, однако, предпочли видеть своими командирами офицеров армии.

    В императорском военно-морском флоте старшины представляли собой прослойку, которой не было в армии. В строгом смысле этого слова это не офицеры, но всего лишь специально отобранные унтер-офицеры, прослужившие на флоте много лет и обладавшие прекрасным знанием своей технической специальности, однако не имевшие широкого военно-морского образования, которое обязаны были иметь обычные офицеры. Многие из них продемонстрировали исключительную лояльность и способности, но, к сожалению, на последнем этапе войны и в начале разразившейся революции позволили увлечь себя политически ангажированной Ассоциации унтер-офицеров и поддались демагогии ее председателя Альболдта, который уже несколько лет как не служил на флоте.

    В ходе реорганизации военно-морского флота планировалось отказаться от института флотских старшин, заменив его армейской системой специалистов из унтер-офицеров. Носке был целиком с этим согласен, и флоту удалось успешно провести такую замену, уволив в отставку менее надежных старшин и присвоив самым лучшим обычные офицерские звания. Ставшие офицерами старшины более чем оправдали оказанное им флотом доверие.

    Кроме содействия флоту в этом и других случаях, комиссар Носке, когда радикальная партия независимых социал-демократов утратила свои позиции, заменил их представителя Вогтхерра депутатом от социалистической партии Гибелем и тогда же уменьшил число членов «Совета 52-х», а позднее и вообще упразднил его. Все чаще я наблюдал его в прямой оппозиции членам совета, несмотря на их обвинения в предательстве и даже угрозы расправиться с ним.

    Тем временем в организации военно-морского флота произошли и другие, весьма неожиданные, изменения. Адмирал фон Манн, военно-морской министр, накануне Рождества отправившийся к себе на родину, в Баварию, сообщил о том, что он из-за обострения болезни не может вернуться к исполнению своих обязанностей, и подал прошение об отставке.

    Выбор нового руководителя флотского ведомства был достаточно сложным делом, потому что человек этот должен был быть не только приемлемой фигурой для правительства, но и должен был пользоваться полным доверием флота.

    Самой подходящей кандидатурой представлялся контр-адмирал Трота. После прекращения военных действий он возглавил управление офицерских кадров военно-морского флота, в которое был преобразован военно-морской кабинет, и пользовался уважением всех боевых офицеров.

    Другой возможной кандидатурой был вице-адмирал Рогге, начальник управления вооружения, который также был главой военно-морской секции комиссии по прекращению военных действий. В этом своем последнем качестве он прекрасно вел все переговоры, неумолимо отметая любые вмешательства революционных элементов. Во время отсутствия адмирала фон Манна исполнял обязанности министра. Но он никогда не командовал боевыми соединениями на море во время войны и за пределами своего собственного круга оружейных специалистов был неизвестен флоту. Как только Рогге узнал, что флот предпочитает контр-адмирала Трота, он не колеблясь оказал ему всевозможную поддержку.

    Полностью вступив в полномочия руководителя центрального отдела военно-морского управления, я был весьма озабочен вопросом о преемнике адмирала фон Манна. Чрезвычайно высоко ценя адмирала фон Манна как руководителя, я молил его не подавать в отставку. Но когда он не изменил своего решения, я пришел к выводу, что скорейшее назначение на этот пост адмирала фон Трота совершенно необходимо для предотвращения возможной катастрофы.

    Ни для кого не было секретом, что радикальные политические круги – прежде всего левые силы – оказывали давление на политическое руководство, стараясь протолкнуть свою кандидатуру, одного из трех «П»: фон Пустау, Персиуса или Пааше. Из всех них фон Пустау, ушедший в отставку в 1908 году в звании капитана 1-го ранга и с тех пор только писавший на флотские темы, никогда не воспринимался всерьез ни одним из морских офицеров. Но волны революции довольно быстро прибили его к берегу левых, где он обрел поддержку самых отъявленных радикалов. Персиус тоже уже находился в отставке и посвятил себя кропанию пламенных exposes[29], которые, по его заявлениям, разоблачали тиранию офицеров по отношению к матросам. Выступая с публичными лекциями, он вскоре столкнулся с противодействием хорошо информированных и острых на язык младших офицеров флота, которые в ходе дискуссий, завязывавшихся после его лекций, буквально разбивали в пух и прах все его доводы. Со временем его лекции стали одиозными. Капитан-лейтенант Пааше, который, подобно двум предыдущим деятелям, тоже был уволен в отставку еще в самом начале своей флотской карьеры, был идеалистом и мечтателем. Он попал под влияние радикальных коммунистов и вскоре был убит в уличной перестрелке в Восточной Пруссии.

    С разрешения адмирала Рогге я посетил комиссара Носке с целью убедить его в необходимости поставить во главе флота человека, который находится на активной воинской службе и к которому флот испытывал бы доверие и уважение. Я также назвал, в качестве своего личного мнения, кандидатуру адмирала фон Трота. Носке искренне согласился с моей высокой оценкой профессиональной репутации адмирала и пообещал поближе познакомиться с ним. Он также дал мне разрешение обсудить этот вопрос лично с главой правительства Эбертом, ставшим впоследствии президентом.

    Как знамение времени в тот январский день, когда я направился в резиденцию канцлера, один из «добровольческих корпусов» как раз вступал в Берлин для восстановления законности и порядка. В тот момент, когда я входил в здание, этот корпус остановился у северного крыла резиденции, где его приветствовали Носке и Эберт речами, произнося их с балкона второго этажа. Никем не остановленный, я прошествовал прямо в комнату, из которой был выход на балкон, увидел в ней разложенные на столе ручные гранаты и винтовки, очевидно приготовленные для обороны, если кто-либо вдруг напал бы на членов правительства.

    Сразу по окончании речи Эберта я представился ему и был приглашен в его рабочий кабинет. Начав свой доклад, я понял, что Носке уже посвятил Эберта в суть моих идей, которые Эберт тем не менее выслушал с интересом. По ходу разговора я понял, что решение по этому вопросу не будет принято до тех пор, пока Национальная ассамблея на своей сессии не сформирует временное правительство, и получил заверения в том, что проблема будет изучена самым тщательным образом.

    Не далее как на своем первом представлении в новом служебном качестве в Берлине в октябре 1918 года я осознал, что война закончится для Германии неблагоприятно и одним из последствий этого будет значительное сокращение военно-морского флота. В этих обстоятельствах для флота становилось, если он желал занять достойное место в новой системе государства, жизненно необходимым компетентное и влиятельное руководство. Военно-морской флот, как и сухопутные силы, вне какого-либо сомнения, должен будет возглавляться министром-политиком, но возврат к его прежнему положению, когда доминировали армейские генералы, вряд ли возможен из-за ограниченности финансовых средств. Тем не менее прежняя схема организации управления, когда административное и оперативное командование флотом объединялось под одним руководителем адмиралтейства, мне представлялась наилучшей. Первая реорганизация управления, проведенная императором Вильгельмом II, когда командование флотом было разделено между Верховным командованием и военно-морским директоратом, приводило к постоянным трениям между двумя управленческими структурами равного уровня. Организация управления по типу адмирала фон Тирпица, при которой допускалось существование различных независимых друг от друга управляющих структур, подчинявшихся только самому императору, было ничем не лучше, поскольку имело следствием отсутствие единого военно-морского руководства в ходе войны. Так как в новом государстве силовые службы, без сомнения, должны будут представлять свои программы в рейхстаг через своих политических представителей, то не будет ничего необычного в том, что одна из таких служб будет представлять свои запросы через своего военного руководителя, как это и имело уже место, когда адмирал занимал пост министра.

    Как уже говорилось ранее, штаб адмиралтейства и военно-морской кабинет должны были быть расформированы, а их функции, наряду с теми, которые выполнял военно-морской директорат, должны были быть сосредоточены в рамках адмиралтейства. В результате ясно прорисовывалось четкое сосредоточение высших флотских управленческих функций в рамках Военно-морского оперативного управления, административные же вопросы отходили к Административному управлению и другим отделам, прежде всего техническим, которые объединялись в рамках общего отдела. Центральное бюро, которое возглавлял я, должно было выполнять функции личного штаба начальника адмиралтейства. Ему непосредственно подчинялись отдел офицерского состава, финансовый отдел, начальник медицинской службы и главный инженер. Под руководством еще одного заместителя начальника адмиралтейства в течение нескольких лет действовала также и Комиссия военно-морского флота по прекращению военных действий, ее функции заключались прежде всего в решении вопросов с Лигой Наций и вопросов разоружения.

    В функции Военно-морского оперативного управления адмиралтейства входило командование флотом. Военно-морской отдел нес функции бывшего штаба адмиралтейства, а организационный отдел занимался вопросами организации и призыва на военную службу. Учебный отдел был ответствен за боевую подготовку как берегового, так и плавсостава.

    Первым начальником Военно-морского оперативного управления был контр-адмирал Михаэлис. Общее управление, в которое входил отдел верфей с их администрацией, конструкторский отдел, отдел вооружения и отдел навигации, возглавлялось контр-адмиралом Лолейном.

    Руководство военно-морского флота считало жизненно важным сохранить хотя бы одну действующую верфь. Они отдавали предпочтение верфи Вильгельмсхафена с ее надежными рабочими и громадным опытом. Для прочих надобностей можно было рассчитывать на частные верфи и так называемые «германские заводы», с которыми ныне была слита военно-морская верфь в Киле. Лишь только после долгих споров удалось убедить новое правительство социалистов в том, что для развития своего оборудования в соответствии с нуждами флота ВМС необходимо иметь свою собственную верфь. Это позволило бы, прежде всего, не только совершенствоваться своим собственным конструкторам и разрабатывать новые виды кораблей и судовых двигателей, но и устанавливать эталонный уровень для работ частных верфей по заказу ВМС.

    Конструкторский отдел под руководством его директора Прессе трудился в стесненных условиях скудного финансирования, установленного специальным уполномоченным по экономике. Трудности эти в значительной мере были порождены одним бывшим конструктором военных кораблей, который, несмотря на увещевания своих бывших коллег и даже своего собственного руководителя, директора Сэмиша, настоял на увольнении многих ведущих инженеров-разработчиков конструкторского отдела.

    Отдел военно-морской администрации, во главе которого теперь стоял директор Ройтер, по-прежнему пользовался хорошей репутацией, созданной в годы войны трудами его тогдашнего директора Шрамма. Кроме общеадминистративных проблем, он также решал вопросы окладов, снабжения, обмундирования и расквартирования. Тяжесть оперативного руководства этим важным отделом ложилась на плечи его способнейших гражданских руководителей, Шрайбера и Бенда, хотя аналогичные отделы в сухопутных силах всегда возглавлялись военными. Но наша система работала вполне удовлетворительно, и у меня не было причин менять здесь что-либо.

    Некоторое время мы обсуждали вопрос, должен ли во главе общего управления находиться профессиональный специалист-техник или кадровый офицер. Но, поскольку в это управление входили отдел вооружения и навигационный отдел, было решено предпочесть в качестве его директора кадрового офицера.

    Тот же самый вопрос возник и в связи с военно-морской верфью Вильгельмсхафена, которая, созданная прежде всего для постройки и ремонта кораблей, представляла собой еще и военно-технический институт. В период после 1919 года по инициативе отдельных лиц из военно-морского флота и депутатов рейхстага было согласовано компромиссное решение. Согласно этому решению, верфь стала управляться советом директоров, в который входили кадровый офицер как primus inter pares[30], инженер-конструктор, инженер-механик и исполнительный директор. Но через несколько лет от этого никого не удовлетворившего эксперимента верфь снова вернулась к прежнему порядку – ею стал руководить кадровый офицер. Такое решение как нельзя лучше отвечало взглядам директора Шрайбера.

    Конструкторский отдел, который первоначально входил в состав общего управления, со временем получил самостоятельный статус и превратился в конструкторское управление. Это случилось тогда, когда развитие военно-морского флота сделало необходимой подобную трансформацию. Во главе этого управления находились главный конструктор и главный инженер, имевшие статус директоров, им подчинялись начальники отделов, такие, например, как начальник отдела подводных лодок и т. п.

    Сокращение штатов, ставшее необходимостью вследствие ограничения финансирования нужд флота, вынудило нас пойти на многие трудные решения, против которых, вполне естественно, возражали некоторые начальники подразделений, на которых подобные вещи отражались особенно тяжело.

    Что же касается моего отдела, то я смог сохранить в должности своего первого заместителя капитана 2-го ранга Хансена, который служил в том же качестве и в штабе бригады линейных крейсеров. Вторым заместителем у меня был бывший блестящий артиллерийский офицер «Кёльна» капитан 3-го ранга фон дем Борн, который позднее, уже после Капповского путча[31], ушел с флота. Моим личным адъютантом стал лейтенант Курт Фрике, который позже прекрасно проявил себя во время службы на эсминцах, а затем стал командующим бригады эсминцев и в конце концов возглавил высший военно-морской штаб.

    По окончании выборов в Национальное собрание в январе 1919 года контроль над правительством получили более умеренные политики, и комиссар Носке смог сделать многое для восстановления порядка на флоте. Вместе с вице-адмиралом Рогге, исполнявшим обязанности командующего флотом, я лично присутствовал на открытии Национального собрания[32] в театре города Веймара. Армейские части под командованием генерал-майора Меркера отдали собранию воинские почести и обеспечивали личную неприкосновенность его участников. После этого, когда начались дебаты по поводу новой конституции, я часто посещал заседания этого собрания и наблюдал за принятием конституции и формированием нового правительства. Главой правительства, канцлером, стал Филипп Шейдеман, министром иностранных дел – граф Брокдорф-Ранцау, министром обороны – Носке и министром финансов – Инбергер. Я присутствовал при избрании Эберта президентом и 22 марта, к своему величайшему удовольствию, услышал о назначении вице-адмирала фон Трота начальником адмиралтейства.

    Был принят закон о создании временной армии, во главе которой встал генерал-майор Рейнхарт, а генерал-майор фон Сект стал начальником управления сухопутных войск, представлявшим собой некоторую аналогию нашему управлению военно-морских операций. Генерал фон Сект лично обратился к офицерам Генерального штаба старой армии, призвав их остаться в армейском строю и после революции. Хотя Версальский договор позднее запретил существование Высшего генерального штаба Германии, генерал фон Сект сделал все возможное для сохранения его функций в другой форме для нужд новой армии.

    Вскоре после 16 апреля Национальное собрание создало и «Временный флот» со структурой, о которой я уже говорил.

    В ходе реорганизации военно-морской флот принял от армии укрепления береговой обороны в Пиллау[33], Свинемюнде и Боркуме. Имея весьма ограниченную численность личного состава, освоить их было не так легко, но важность дополнительных небольших баз для флота была очевидна. Кроме того, это помогло вывести личный состав из больших городов, в которых он всегда становился притягательным центром для сомнительных элементов во времена кризиса. Именно поэтому Штральзунд, в котором всегда был расквартирован только небольшой армейский гарнизон, стал крупной военно-морской базой и сыграл важную роль в подготовке кандидатов в офицеры.

    Период реорганизации был довольно непростым временем, и начальнику адмиралтейства время от времени приходилось лично выступать с теми или иными заявлениями, чтобы убедить флот в необходимости тех или иных мер. Я помню, как адмирал фон Трота лично прибыл в Киль, чтобы там обратиться к офицерам, которые сомневались в том, следует ли им приносить присягу на верность новой Веймарской конституции. Точно так же был разрешен и вопрос о национальном флаге, который должен был быть поднят на кораблях ВМФ и военно-морских базах, – пришли к согласию поднять тот, который был в этот момент. Но когда президент Эберт своим указом ввел в качестве национального гимна «Deutchland, Deutchland uber Alles»[34], это привлекло на сторону президента новых сторонников.

    Одна из основных проблем флота в грядущем десятилетии – упадок духа личного состава как следствие прекращения военных действий и заключения мира. Поначалу мы рассчитывали на то, что нам будет позволено сохранить бригаду линкоров класса «Нассау» и «Остфрисланд», а также дивизион крейсеров класса «Регенсбург». Но из-за саботажа офицеров и экипажей нескольких цеппелинов, входивших в военно-морскую авиацию, победоносные союзники ужесточили условия капитуляции, и мы узнали, что нам оставляют только несколько устаревших броненосцев еще додредноутной эры и несколько легких крейсеров типа «Нимфа» и «Гамбург». Все эти корабли представляли собой уже нестоящий антиквариат, и было не похоже на то, что найдутся деньги на строительство нового флота. Все надежды на возрождение военно-морского флота развеялись как дым, и это удручающе действовало на офицеров и матросов.

    Скапа-Флоу

    В Скапа-Флоу, как я уже упоминал, был собран после капитуляции германский флот под командованием контр-адмирала фон Ройтера. Когда с Парижской мирной конференции до нас дошли известия, что нам не будет позволено сохранить ни одного корабля из состава современного флота, стало ясно, что для предотвращения раздела флота между победителями и сохранения его чести остается единственный выход – затопить все корабли.

    В этот момент британцы стали требовать сократить экипажи, находившиеся на борту интернированных кораблей. Адмирал фон Ройтер смог использовать это обстоятельство, чтобы отослать по домам всех ненадежных личностей, которые могли бы воспротивиться затоплению флота.

    Будучи начальником адмиралтейства, адмирал фон Трота, естественно, не мог отдать приказ о затоплении флота, но в частном порядке капитану 2-го ранга Олдекопу, начальнику штаба адмирала фон Ройтера, было передано пожелание, чтобы корабли были затоплены любой ценой. Это важное сообщение было передано через капитан-лейтенанта Квайет-Фаслема, командира посыльного катера, поддерживавшего связь между адмиралом фон Ройтером и Германией.

    Адмирал фон Ройтер и сам пристально следил за ходом переговоров в Париже. Когда условия перемирия должны были вот-вот быть подписаны, он стал претворять в жизнь намеченные мероприятия. Прекрасно отдавая себе отчет в своей ответственности и возможности карательных акций союзников против него лично, он 21 июня 1919 года отдал команду затопить флот. Этим поступком он не только поднял дух военно-морского флота, но и заложил основу последующего возрождения германского флота.

    Летом 1919 года исполнилось двадцать пять лет со дня окончания нами военно-морского училища в 1894 году. С какими радужными надеждами мы, 70 свежеиспеченных флотских гардемаринов, надевали свою новую голубую форму! Примерно с теми же чувствами мы отмечали нашу десятую годовщину в 1904 году, в эпоху быстрого роста флота в соответствии с новой программой его развития. Теперь нами владели совершенно другие чувства. Все наши былые надежды были теперь развеяны исходом этой роковой войны против сильнейшей в мире морской державы.

    Одним из самых печальных моментов воссоединения нас, старых соучеников, стала краткая памятная месса, отслуженная по нашим товарищам, павшим на войне. Среди них были фон дем Кнезебек и Макс Шульц, доблестные командиры торпедных катеров, и Петер Штрассер, героический командир цеппелина.

    В тот момент еще было слишком рано предвидеть, что дух германского военно-морского флота не исчез с гибелью тех офицеров и матросов, которые пали в сражениях при Коронеле и у Фолклендских островов, в Ютландском бою и многих других сражениях. В конце концов, нас всех вдохновляли знаменитые строки поэта Горша Фока, павшего при Скагерраке: «Мореплавание необходимо!»









     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх