Глава 35

Павловская сессия

Иван Петрович Павлов (1849-1936)

Я всего более вижу сходство нашей жизни с жизнью древних азиатских деспотий. Л у нас это называется республикой. И. П. Павлов Письмо в Совет Народных Комиссаров СССР. 21 декабря 1934 г. Июнь 1950 г. Где-то в концлагере Андрей Трубецкой. Начало войны в Корее. В тюрьмах пытают на допросах членов Антифашистского Еврейского Комитета. Приговорены к расстрелу участники «Ленинградского дела». Как «социально опасный» находится в тюрьме за борьбу с Лысенко В. П. Эфроимсон. В разгаре борьба с «безродными космополитами» за утверждение российского, русского приоритета во всех областях науки и техники. Прекрасное яркое лето. Я, студент 4-го курса, обличен доверием. Академик К И. Скрябин поручает мне руководство экспедицией на Белое море для сбора гельминтов - паразитов птиц и зверей побережья. Я начальник отряда. Подданных у меня нет. Мои друзья — студенты, согласившиеся было, почти в последний момент отказываются — слишком трудная может быть экспедиция... Я все равно счастлив. Меня притягивает Север (см. очерк «Н.А.Перцов»). В это время Отдел Науки ЦК КПСС организует Павловскую сессию. Так назвали объединенную сессию двух академий — «Большой» и Медицинской, собранную для установления иерархического порядка в физиологии животных [1-6]. И. П. Павлов получил Нобелевскую премию в 1904 г. за работы по физиологии пищеварения. В 1935 г. он был президентом 15-го Международного Физиологического Конгресса в Москве. От работ по физиологии пищеварения он перешел к исследованию механизмов работы мозга и достиг здесь больших результатов. Схема отработана. Павлов давно мертв. Он, как и Мичурин, ответственности за такое использование его имени не несет. Главный враг определен - это любимый ученик, последователь и сотрудник Павлова академик Леон Абгарович Орбели [2]. Србели раздражает партийное руководство своей значительностью, авторитетом, множеством занимаемых им должностей. Орбели будет играть роль Шмальгаузена 1948 г. Определены и другие объекты критики. П. К. Анохин, А. Д. Сперанский - они тоже ученики Павлова, но недостаточно ортодоксальные. Намечен для преследования и выдающийся грузинский физиолог И. С. Бериташвили.

«Истинных павловцев» пятеро: главный — на роль аналога Лысенко - К. М. Быков, за ним А. Г. Иванов-Смоленский, Э. Ш. Айрапетян, И. П. Разенков и Э. А. Асратян. О чем, в сущности, идет речь? О том, что, как утверждают ортодоксы, согласно Павлову все физиологические процессы в организме животных подчинены коре больших полушарий головного мозга. Эту подчиненность следует изучать развитым Павловым методом «условных рефлексов». Кто этого не делает, кто не признает всеобъемлющую руководящую роль коры больших полушарий и при этом изучает другие аспекты физиологии — «субъективный идеалист», как Орбели. Вообще это опасные люди — они не признают руководящей роли верховных властей и при этом занимают хорошо оплачиваемые должности. Должности эти гораздо правильнее отдать истинным павловцам! Сессию открыл президент Академии наук СССР С. И. Вавилов. Какие он говорил слова! Он, брат великого Н. И. Вавилова (см. очерк «Братья Вавиловы»). Затем с жесткими партийными установками выступил вице-президент Медицинской Академии И. П. Разенков [14]. Основные доклады сделали К. М. Быков «Развитие идей И. П. Павлова (задачи и перспективы)» и А. Г. Иванов-Смоленский «Пути развития идей И. П. Павлова в области патофизиологии высшей нервной деятельности». Основное содержание докладов — обвинения физиологов, отступающих от «генеральной, единственно правильной научной линии - Павловской физиологии». Поведение обвиняемых также было традиционным. В первом выступлении на «сессии» Л. А. Орбели еще как-то сопротивлялся. На последнем - десятом (как и на сессии ВАСХНИЛ другие обвиняемые) Орбели выступил с признанием своих ошибок. Он был сломлен. П. К. Анохин правила игры соблюдал лучше. Он не только сразу признал все инкриминируемые ему ошибки в следовании учению великого И. П. Павлова, но еще указал и на другие свои ошибки, незамеченные в докладе Быкова. После Павловской сессии Орбели и Бериташвили были уволены со всех своих постов. Были уволены их основные сотрудники. А. Г. Пшецинский был вынужден уехать из Ленинграда в Новосибирск. Одних физиологов — учеников Павлова уничтожают другие физиологи — тоже ученики Павлова. Традиционный способ для Сталина и его команды. Это тяжелое нравственное испытание и для «жертв» и для «хищников». Но сценарий отработан. И те и другие знают, что стоит неподчинение. Все знают как важно должным, ожидаемым способом заявить о себе на таких сессиях. Число желающих выступить исчисляется многими десятками. На Павловской сессии захотели выступить 209 человек (см. [18]). Слово дали 81-м времени не хватило. Тогда они передали для опубликования тексты своих непроизнесенных речей. Тяжело читать эти речи. И, как всегда в конце таких собраний, ритуальное обращение к Товарищу И. В. Сталину. Казалось бы, раз ритуальное - чего его цитировать... Однако, нет лучшей иллюстрации лжи и лицемерия, чем слова в этих текстах. Мы тогда к ним привыкли и не вдумывались, не вчитывались, не вслушивались в зловещий смысл эйфорических восклицаний. Но вот прошло полвека и я с неожиданным для себя изумлением читаю:

Участники научной сессии Академии наук СССР и Академии Медицинских наук СССР... шлют Вам, корифею науки, гениальному вождю и учителю героической партии большевиков, советского народа и всего прогрессивного человечества, знаменосцу мира, демократии и социализма, борцу за счастье трудящихся во всеч мире, свой горячий привет! Настоящая научная сессия войдет в историю передовой науки как начало новой эпохи в развитии физиачогии и медицины... Вы, товарищ Сталин, продолжая великое дело Ленина, обеспечиваете науке большевистскую идейность, оказываете громадную поддержку всему передовому, прогрессивному в науке... Как корифей науки, Вы создаете труды, равным которым не знает история передовой науки. Ваша работа «Относительно марксизма в языкознании» - образец подлинного научного творчества, великий пример того, как нужно развивать и двигать вперед науку. Эта работа совершила переворот в языкознании, открыла новую эру для всей советской науки... Советский народ и все прогрессивное человечество не простят нам, если мы не используем должным образом богатства Павловского наследия. Мы обещаем Вам, дорогой товарищ Сталин, приложить все усилия для быстрейшей ликвидации недостатков в развитии Павловского учения и всемерно используем его в интересах строительства коммунизма в нашей стране. Да здравствует наш любимый учитель и вождь, слава всего трудящегося человечества, гордость и знамя передовой науки — великий Сталин! ¦Под бурные, долго не смолкающие овации участники сессии принимают текст приветственного письма великому вождю и учителю Иосифу Виссарионовичу Сталину*. Сотни участников сессии в экстазе. Сотни научных деятелей. Седовласые профессора и маститые академики, бодрые доценты и партработники. Аплодируют, выкрикивают лозунги, оглядываясь на соседей, чтобы не перестать это делать раньше прочих — чтобы не показаться менее преданными. Их можно понять. В костном мозгу у них страх и подсознательное присутствие исторического опыта - арестов, расстрелов 1920 - 1930-х годов. В эти дни великий вождь подписал указание о расстреле героев обороны блокадного Ленинграда (см. «Ленинградское дело»), в том числе своего ближайшего соратника времен войны академика Н. А. Вознесенского. В эти дни он неотступно следит за ходом пыток на допросах членов ЕАК. В эти дни продолжаются массовые повторные аресты ранее отбывших свои сроки в тюрьмах и концлагерях. Темные «флюиды» поднимаются в душах тех, кто волею случая (произвола?) получает возможность в этой обстановке подавить противника, занять его место, продвинуться в карьере. В главном докладе К. М. Быкова основное содержание — разгромная критика. Основной объекты - Л. А. Орбели, его ученики и последователи (Г. В. Гершуни, А. Г. Гинецинский и др), И. С. Бериташвили. Особый удар по Л. С. Штерн - еще недавно прославляемая как единственная женщина-академик, теперь о ней: «Я не касаюсь... стоящих на низком научном уровне работ Штерн о так называемом гематоэнцефалическом барьере, где полностью игнорированы все концепции Павлова...». Штерн не может ответить — она в особо строгой «режимной» тюрьме. Понятия чести забыты. На Штерн особо резко нападает новый директор КЭМ Д. А. Бирюков. Не надо их винить - они на самом деле стремятся выжить. Сами они в этом не признаются. Но это так. Этим стремлением объясняются почти все поступки. Тех, кто нападает, тех, кто защищается. Физиология в России имела богатую историю. Родоначальником ее в стране можно считать И. М. Сеченова. Неоценимы труды выдающегося физиолога В. М. Бехтерева, по легенде отравленного по приказу Сталина (за то, что поставил диагноз «паранойя» после визита к вождю). Оригинальные направления исследований были заложены Н. Е. Введенским (он умер в 1922 г.) и его последователем А. А. Ухтомским (умер в блокадном Ленинграде). Был выдающийся физиолог А. Ф. Самойлов (умер в 1930 г.). Работы Н. К. Кольцова (умер в 1940 г.) и его последователя Д.Л.Рубинштейна (умер в 1950 г.) по физиологии клетки были посвящены анализу основ физиологии. Была жива Л. С. Штерн, создавшая учение о гематоэнцефалическом барьере, но она была в тюрьме по делу ЕАК. А живым и свободным не разрешили свободно работать. Как и после сессии ВАСХНИЛ, срочно издали стенографический отчет «Научная сессия, посвященная проблемам физиологического учения академика И. П. Павлова», толстый том, 734 страницы. Тексты всех произнесенных и непроизнесенных докладов и выступлений. Сейчас уже никого нет в живых. Остались только эти тексты. В них можно ощутить страсти и чувства тех лет. Страсти и чувства, трудно понимаемые новыми поколениями. Многих из них я знал. О многих можно было бы пытаться рассказать. Но — это отдельный и большой труд. Как звучали тогда имена Орбели, Разенкова, Сперанского, Анохина, Бабского, Быкова, Черниговского, Иванова-Смоленского, Коштоянца, Асратяна, Гинецинского, Айрапетянца, Мясникова, Теплова, Купалова, Л. Федорова, Гращенкова, Аничкова, Энгельгардта, Рожанского, Фольборта, Горизонтова, Черкашина, Шабанова... Представьте себе, что это список «Действующих лиц» в пьесе. Поднимется занавес — и они задвигаются. Прозвучат реплики и речи. В сменяющихся картинах они будут о чем-то сговариваться, протестовать, защищаться, нападать, соглашаться. Никакому драматургу не написать такую пьесу А я вместо пьесы дам основным действующим лицам по нескольку фраз (из их речей в стенографическом отчете). Президент АН СССР С. И. Вавилов: «...Наш народ и все передовое человечество не простят нам, если мы не используем должным образом богатства Павловского наследия... Товарищи, я призываю участников сессии к творческой борьбе мнений, к свободе критики, не взирая на установившиеся авторитеты, несмотря на давние традиции, невзирая на лица ... Нет сомнения, что возвращение на верную Павловскую дорогу сделает физиологию наиболее действенной, наиболее полезной для нашего народа, наиболее достойной Сталинской эпохи строительства коммунизма. Слава гению Павлова! Да здравствует вождь народов, великий ученый и наш учитель во всех важнейших начинаниях, товарищ Сталин!» Вице-президент АМН СССР И. П. Разенков: «...некоторые ученики Павлова стали отходить от направления его работ, пытаясь эклектически соединить идеи Павлова с идеями западных ученых... Значительная часть работ ИЭМ, в котором Павлов проработал больше 40 лет, находятся в стороне от развития Павловского наследства. Большую долю ответственности за создавшееся положение... несет бывший директор Института Л. Н. Федоров. ...Институт Эволюционной физиологии и патологии высшей нервной деятельности им. Павлова, во главе которого стоит академик Л. А. Орбели, не поднял на должную высоту разработку идей Павлова... в этом институте подвизались морганисты-вейсманисты, направление работ которых противоречило основным теоретическим идеям Павлова в учении о наследовании приобретенных условных рефлекторных реакций Физиологический институт АМН СССР, возглавляемый учеником Павлова П. К. Анохиным, лишь в самое последнее время пытается перестроить научную деятельность в направлении развития Павловского учения... Сам П. К. Анохин, допуская не раз серьезные уклонения в сторону от Павловского учения, увлекался модными реакционными теориями зарубежных авторов... эти идеологические и теоретические срывы справедливо подвергались суровой критике и были оценены как форма проявления низкопоклонства перед зарубежной наукой и космополитизма. ...К. М. Быков, по общему нашему признанию, плодотворно развивает Павловское учение, разрабатывая большой важности проблему о связи коры и внутренних органов Созданные же некоторыми советскими авторами учебники, например учебник под редакцией проф. Бабского и др., умаляют значение Павловского учения, излагая его поверхностно...» Академик К. М. Быков: «Такие учреждения, как Физиологический институт им. Павлова Академии наук, Институт эволюционной физиологии и патологии высшей нервной деятельности им. Павлова. Московский институт физиологии, большинство лабораторий ИЭМ и большинство кафедр высших учебных заведений, не подчинили всю тематику своих учреждений разработке проблем, поставленных Павловым... Лаборатория Асратяна выдвинула очень важную проблему о роли коры в восстановительной и компенсаторной функции при нарушении двигательного аппарата животных, развивающую учение Павлова работы Д. А. Бирюкова и других по изучению высшей нервной деятельности различных представителей животного мира несомненно вносят новые черты в учение Павлова... Изучение онтогенеза высшей нервной деятельности давно и плодотворно проводятся на детях и взрослых Н. И. Красногорским и А. Г. Ивановым-Смоленским и др... Неясное и смутное впечатление производят многие работы П. К. Анохина, пытающегося дать в некоторых случаях собственную, и подчас неверную, интерпретацию основных положений об условных рефлексах... В этом следует видеть... тенденцию Анохина „поправить" классическое учение Павлова теоретическими измышлениями зарубежных ученых... Л. А. Орбели не направил... коллектив работников на развитие прямых Павловских идей, на борьбу с влиянием западноевропейских и американских буржуазных теорий... Орбели игнорирует основной методологический принцип Павлова, дающий ключ к правильному анализу и правильной оценке всего Павловского наследства... Отрицательная настроенность Орбели и его школы к насущным задачам разработки Павловского наследства вынуждает его умалчивать о проблеме связи коры с внутренними органами...» Профессор, директор ИЭМ Д. А. Бирюков: «...во всех своих многочисленнейших выступлениях Штерн не пыталась встать на путь Павловского детерминизма, и, наоборот, принципиально не отходила от позиций изучения условий и факторов проявления изучаемых ею явлений, т. е. оставаясь на почве ферворновского кондиционализма... Ближайшее окружение Штерн (Кассиль, Шатенштейн, Хволес, Росин, Цейтлин), подхалимствуя, искусственно раздувало ее мнимый научный авторитет. На деле же оказалось ясным, что Штерн, являясь лжеученой, лишь засоряла в течение ряда лет советскую науку своими назойливо многочисленными выступлениями и высказываниями. Оголтелый космополитизм, политическая беспринципность и низкопоклонство перед зарубежными лжеавторитетами, насаждаемые Штерн, способствовали тому, что Штерн и ее последователи полностью игнорировали критику их ошибок со стороны советской научной общественности. ...Кастовость и аракчеевщина, созданные Штерн при поддержке ряда ее воспитанников, наиболее типично характеризуют Штерн и ее так называемое „учение"». Профессор Э.А.Асратян: ...Когда с отдельными антипавловскими недомыслиями выступают... Штерн, Ефимов, Бернштейн и им подобные лица, не знающие ни буквы, ни духа учения Павлова, это не так досадно, как смешно. Когда с антипавловскими концепциями выступает такой знающий и опытный физиолог как И. С. Бериташвили, который не является учеником и последователем Павлова, то это уже досадно. Но когда ученик Павлова Анохин под маской верности своему учителю систематически и неотступно стремится ревизовать его учение с гнилых позиций лженаучных идеалистических «теорий» реакционных буржуазных ученых, — то это, по меньшей мере, возмутительно... Профессор А. Г. Гинецинский: ...На протяжении 25 лет учение Л. А. Орбели о функциях симпатической нервной системы считалось одним из крупнейших открытий советской физиологической науки. Я полагаю, что эта оценка останется такой же и после того, как закончится наша дискуссия... Иван Петрович... в 1932 г., представляя Леона Абгаровича в действительные члены Академии наук писал — «...Его (Орбели) громадная заслуга, высоко ставящая его среди современных физиологов, есть установка факта прямого влияния симпатических волокон на скелетную мускулатуру и центральную нервную систему, факта, решающего почти 100-летнюю загадку о так называемой, трофической иннервации, которая должна объяснить огромнейшую массу как физиологических, так и патологических явлений животного организма» — ...Не подлежит сомнению, что в результате этой дискуссии изучение закономерностей работы больших полушарий мозга получит мощный толчок, потому что именно оно составляет основное направление развития Павловского наследия. В этом лежит и залог успешного изучения кортикальной регуляции вегетативных функций. Я позволю себе выразить уверенность, что Л. А. Орбели и его школа займет в этом направлении советской физиологии место, в соответствии ее удельному весу в отечественной науке. Э. Ш. Айрапетьянц: ...Какова же цена фарисейским признаниям А. Г. Шнецинского, выступившего на этой сессии с уверением, что он, дескать, не спит, не ест и только живет идеями Павлова и Введенского, Адвокатская речь «Ивана Непомнящего» никого не могла ввести в заблуждение, кроме его самого и следующей за ним маленькой кучки его горе-поклонников. А потом выступил Л. А. Орбели. Не буду его цитировать. Эту речь надо читать. А после него на трибуну вышел Л. Н. Федоров — когда-то молодой парт, деятель пришел к Павлову в ИЭМ и был им в конце концов принят. До сессии он был директором ИЭМ. Л. Н. Федоров: ...Леон Абгарович осмелился бросить здесь упрек, что, видите ли, с ним обращаются, как с преступником, как с подсудимым. Что это, как не недостойная демагогия? Я возмущен этой постановкой вопроса. ...Леон Абгарович своих ошибок не признает, он заранее авансирует, что он непогрешим. Что это, как не потеря чувства скромности, ответственности перед нашей страной, нашим советским народом, нашей партией и нашей советской наукой? М. Г. Дурмишьян: ...Учение А. Д. Сперанского является распространением нервизма Павлова в область патологии... по Сперанскому патогенные раздражители вызывают реакции прежде всего рефлекторным путем. Отсюда ясна глубокая связь между Павловской физиологией и учением А. Д. Сперанского. ...Следовало бы, говоря о Павловском учении, определить роль и значение других выдающихся представителей отечественной физиологии...Кроме Введенского и Ухтомского в области отечественной нейрофизиологии громадные заслуги имеет и В. М. Бехтерев. Наверное к этому месту терпение читателя иссякло. Стиль речей выявлен. Может быть и хватит. На сессии их было еще много. Осталось «услышать», что сказал в заключительном слове главный павловец академик К. М. Быков (ударение по его просьбе на «о»). К.М.Быков: «Леон Абгарович!.. Никакая попытка спрятаться от этих вопросов грубым, чванливым отношением к участникам сессии не поможет. Своим выступлением вы удивили не только нас; вы удивили даже своих учеников. Я очень рад, что значительная часть молодых ваших воспитанников, несмотря на то, что их умами пытался владеть такой „научный" руководитель, как Шнецинский, совершенно не понимавший Павлова, все же сумела честно признать свои ошибки, критически отнестись и к своему учителю, и к своему научному руководителю. Я разумею Волохова, Худорожеву Черкашина... Я с удовольствием отмечаю желание академика Сперанского вскрыть свои ошибки... Все-таки нужно признать, что П.К.Анохин не вскрыл существа своих заблуждений... Думаю, что П. К. Анохин с его большой работоспособностью и экспериментальным опытом сумеет встать на правильные Павловские позиции и принесет пользу нашей советской науке...Вместо того, чтобы дать правильный анализ ошибок своего учителя академика Бериташвили, тов. Дзидзишвили стал на путь замазывания этих ошибок... Проф. Фольборт и Емченко подвергли здесь резкой критике деятельность тов. Бабского... Сначала протаскивание чуждых взглядов, потом борьба с нашими отечественными школами, а потом при разоблачении каяться в своих „грехах" — ведь это же обычная тактика космополитов. Позвольте привести здесь несколько строк из басни поэта Михалкова: Я знаю, есть еще семейки, ЭДе наше хают и бранят, Где с умилением глядят На заграничные наклейки... А сало... русское едят!..» Не знаю, как быть — каждое слово в этих речах полно ассоциаций того времени. Как объяснить это читателю полвека спустя? Что-то я снова достаточно отравился этими речами и ожившими воспоминаниями о том времени. Хватит с меня. Пусть останутся непонятными подтексты — слишком обширные комментарии надо бы делать. Но тогда не осталось бы места в книге для других сюжетов.

* * *

Опустим занавес. Больше он в этой пьесе не поднимется. Живых участников той сессии нет. А нам остался результат - гордость нашей страны, результат работы мысли и многих отданных науке жизней — отечественная физиология с ее разнообразными оригинальными научными школами была фактически погублена в те дни конца июня - начала июля 1950 г. После сессии — увольнения, изгнание из университетов и научных институтов множества людей. Прекращение исследований в неортодоксальных направлениях. Не хочу я писать об этом подробнее — пусть заинтересованный читатель возьмет толстый том стенографического отчета с текстами этих речей [1]. Только надо бы принять перед этим противоядие. Но так нельзя кончить этот очерк. Есть еще один важный аспект тех событий. Было во всем этом еще и особое злодейство. Был искажен образ истинно великого человека, символа российской науки Ивана Петровича Павлова. Иван Петрович Павлов Его именем совершалось разрушение науки, которой он посвятил жизнь. И. П. Павлов был представлен как диктатор, сторонник партии большевиков, вполне принявший советскую власть. Прошло много лет. «Гласность и перестройка» изменили нашу жизнь. В недавнее время опубликованы ранее секретные материалы [7-12]. В них виден совсем другой И.П.Павлов [15-17]. Павлов резко отрицательно принял Октябрьскую революцию. Он говорил о революционной идее [11]: «Мы загнали эту идею до диктатуры пролетариата. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено, а то, что пока является еще грубой силой, которую можно заменить машиной, то выдвинуто на первый план. И все это, конечно, обречено на гибель, как слепое отрицание действительности. ...Что такое революция вообще? Это есть освобождение от всех тормозов... это есть полная безудержность, безуздность. Были законы, обычай и т. п. Все это теперь идет насмарку...» А вот фрагмент его письма к Н. И. Бухарину (из [11]): «...Революция для меня — это действительно что-то ужасное по жестокости и насилию даже над наукой; ведь один ваш диалектический материализм по его теперешней жизненной постановке ни на волос не отличается от теологии и космогонии инквизиции...» Я переписываю эти слова Павлова из [11] и мне становится «не по себе» — за такие слова расстрел был обеспечен. Давно прошли эти времена, но впитавшийся в подсознание страх оказывается еще не исчез... В очерке о создателе ИЭМ принце Ольденбургском неоднократно упоминается И. П. Павлов. Он был почетным директором ИЭМ. Вот как пишет о жизни Павлова после революции Т. И. фекова [7]: «...Почетный директор ИЭМ нобелевский лауреат академик И.П.Павлов подал в Наркомпрос и в Совнарком РСФСР заявление с просьбой разрешить заграничную переписку и выезд за границу...» Управляющий делами Совнаркома В.Д.Бонч-Бруевич доложил о просьбе... В.И.Ленину... Ленин поручил Бонч-Бруевичу срочно... связаться с председателем Петросовета Г. Е. Зиновьевым, чтобы сделать все возможное для улучшения условий жизни и работы ученого. Кроме того, он попросил Бонч-Бруевича письменно известить академика Павлова о том, что советская власть высоко ценит его заслуги и обеспечит всем необходимым. В ответном письме... Павлов описал тяжелое положение ученых: болезни и смерти в результате истощения, уплотнение жилплощади, необоснованные аресты. Заканчивая он писал: «Теперь скажите сами, можно ли при таких обстоятельствах, не теряя уважение к себе, согласиться, пользуясь случайными условиями, на получение только себе жизни „обеспеченной во всем, что только ни пожелаю, чтобы не чувствовать в моей жизни никаких недостатков" — (выражение из вашего письма)? Пусть бы я был свободен от ночных обысков (таких у меня было три за последнее время), пусть я был бы спокоен в отношении насильственного вселения в мою квартиру и т.д. и т. д, но перед моими глазами, перед моим сознанием стояла бы жизнь со всем этим моих близких. И как бы я мог при этом заниматься моим научным делом?..» В. И. Ленин, которому Бонч-Бруевич показал это письмо... вынес вопрос о помощи ученым на рассмотрение Совнаркома. В декабре 1919 г., в тяжелые для Советской республики дни постановлением Совнаркома «Об улучшении быта научных специалистов» была создана Комиссия по улучшению быта ученых - КУБУ. Возглавить комиссию поручили М. Горькому... В июне 1920 г. Ленин лично высказал председателю Петроградского исполкома Зиновьеву просьбу обеспечить Павлова всем необходимым «...в виде исключения предоставить ему сверхнормативный паек и вообще позаботиться о более или менее комфортабельной для него обстановке, не в пример прочим». Я бы подчеркнул тут «не в пример прочим» [8]. Прошло несколько лет. Наступил «Год великого перелома» с уничтожением крестьянства, борьбой «с меныыевиствующим идеализмом», массовыми арестами. Среди арестованных в 1929-1931 гг. «буржуазных спецов» было немало крупных ученых. В ИЭМ были арестованы: А. А. Владимиров, возглавлявший его с перерывами в 1918-1927 гг., заведующий химической лабораторией Отдела патофизиологии И. А. Обергард, микробиолог профессор О. О. Гартох. Правда, вскоре они были освобождены по ходатайству руководства института. Павлов, возмущенный гонениями, обрушившимися на интеллигенцию, писал председателю Совнаркома В. М. Молотову: «Беспрерывные и бесчисленные аресты делают нашу жизнь совершенно исключительной. Я не знаю цели их (есть ли это безмерно усердное искание врагов режима, или метод устрашения, или еще что-нибудь), но не подлежит сомнению, что в подавляющем большинстве случаев для ареста нет ни малейшего основания, т.е. виновности в действительности» (Грекова из: Переписка академика Павлова с Молотовым, публикация В. Самойлова и Ю. Виноградова. Сов. культура 1989, 14 января). Сколько лет в советской печати раскрашивали миф о полной лояльности и энтузиазме Павлова! И снова цитата из главы, написанной Грековой (С. 54):

«Павлов обвинял большевиков в догматизме, отстаивал свободу научных теорий и их независимость от политических взглядов, в силу объективного характера науки, возмущался классовым принципом приема в высшие учебные заведения. Он не верил в реальность мировой революции, подвергал сомнению объективную пользу революции, неизбежно влекущую за собой ужасы гражданской войны... свидетельство тому письмо наркому здравоохранения РСФСР Г. Н. Каминскому в 1934 г.» [9] (Соболь, Манн «Он не мог поступить иначе»). (Г. Н. Каминский (1895-1937) — Один из немногих, кто открыто выступал против политики массовых репрессий. Расстрелян в 1937 г., см. Мед. газ. 1988, 2 ноября.) ...К сожалению, я чувствую себя по отношению к нашей революции почти прямо противоположно Вам. В Вас, увлеченном некоторыми действительно огромными положительными достижениями ее, она «вселяет бодрость чудесным движением вперед нашей Родины», меня она, наоборот, очень часто тревожит, наполняет сомнениями. Думаете ли Вы достаточно о том, что многолетний террор и безудержное своеволие власти превращает нашу, и без того довольно азиатскую, натуру в позорно-рабскую?.. А много ли можно сделать хорошего с рабами? — пирамиды, да, но не общее истинное человеческое счастье. Останавливаете ли Вы Ваше внимание достаточно на том, что недоедание и повторяющееся голодание в массе населения с их непременными спутниками — повсеместными эпидемиями, подрывают силы народа? В физическом здоровье нации, в этом первом и непременном условии — прочный фундамент государства, а не только в бесчисленных фабриках, учебных и ученых учреждениях и т. д. конечно нужных, но при острой разборчивости и надлежащей государственной последовательности. М. Д. Голубовский [10] («Знание-сила» №8 1998 г. С. 29) цитирует Письмо И.П.Павлова в Совнарком в 1935 г.: А введенный в устав академии параграф, что вся научная работа академии должна вестись на платформе учения о диалектическом материализме Маркса- Энгельса, — разве это не величайшее насилие над научной мыслью? Чем это отстает от средневековой инквизиции? В письме, написанном ранее, через три недели после убийства Кирова (21 декабря 1934 г.) Павлов: ...вы сеете по всему культурному миру не революцию, а с огромным успехом фашизм... Мы жили и живем под неослабевающим режимом террора и насилия. Если бы всю нашу обывательскую действительность воспроизвести целиком без пропусков со всеми ежедневными подробностями, это была бы ужасающая картина, потрясающее впечатление от которой на настоящих людей едва ли бы значительно смягчилось, если рядом с ней поставить и другую нашу картину с чудесно как бы вновь вырастающими городами, днепростроями, гигантами-заводами и бесчисленными учеными и учебными заведениями... Я всего более вижу сходства нашей жизни с жизнями древних азиатских деспотий... Не один же я так думаю и чувствую? Пощадите же родину и нас. Есть знаменитый портрет И. П. Павлова работы великого художника В. М. Нестерова. Освещенный холодным ярким сине-зеленом светом, сидит за столом Павлов с напряженным лицом. Вытянутые над столом руки с яростно сжатыми кулаками. 1930-е годы. Протест непримиримого человека. И его сделали символом разрушения науки от имени партии... Попытайтесь теперь представить себе, как бы реагировал И.П.Павлов на «Павловскую сессию»... «Павловская сессия» погубила нашу физиологию с ее оригинальными мыслителями - экспериментаторами, теми, самобытные труды которых когда-нибудь будут «реанимированы» как источники нереализованных замечательных идей, подмеченных неординарных закономерностей и тонких наблюдений. Когда-нибудь. Но много лет после сессии торжествовали совсем другие. Мне же хочется рассказать о символичном эпизоде тех лет. После триумфа Павловского учения победители разбирали должности и звания. На заседании Биологического отделения Академии наук СССР происходили выборы в академики. Баллотировался член-корреспондент Э. А. Асратян в действительные члены. Его заслуги с трибуны в пышных выражениях живописали перед голосованием члены Отделения — академики. Заслуги и достоинства были бесспорны. Выступили почти все. После вскрытия урны с бюллетенями оказалось, что все против! Каждый надеялся, что хоть один будет «за»... Примечания 1. Научная сессия, посвященная проблемам физиологического учения академика И. П. Павлова. 28 июня - 4 июля 1950 г. Стенографический отчет. М.: Издательство АН СССР, 1950. 2. Лейбсон Л. Г. Академик Л. А Орбели. Неопубликованные главы биографии / Ред. АЛ.Поленов. Л.: Наука, 1990. 3. Александров В. Я. Трудные годы советской биологии. Записки современника / Ред. Д. В. Лебедев. СПб.: Наука, 1992. 4. Грицман Ю.Я. Медицинские мифы XX века / Ред. Н. И. Феоктистова. М.: Знание, 1993- 5. Грэхэм Л. Р. Естествознание, философия и науки о человеческом поведении в Советском Союзе. М.: Изд. Политической Литературы, 1991. 6. Adams Mark В., Biology in the Soviet Academy of Sciences 1953-1965 // Soviet Science and Technology: Domestic and Foreign Perspectives / J. R. Thomas and U. M. Krause-Vaucienne, eds. Washington, 1977. 7. Т. И. Грекова в кн.: Первый в России Исследовательский Центр в области биологии и медицины. К столетию Института экспериментальной медицины 1890-1990. Л.: Наука, 1990. 8. Т. И. Грекова из: Бонч-Бруевич В. В. И. Ленин и мир литераторов и ученых // На литературном посту. 192.7 №20. С. 33-39. 9. Соболь И., Манн А. Он не мог поступить иначе (О Г. Н. Каминском) // Мед. газ. 1988.2 ноября. 10. Голубовский М.Д. И Знание - сила. 1998. №8. С. 29. 11. Тодес Д. Павлов и большевики // Вопросы Истории Естествознания и Техники. 1998. № 3. С. 26-59 (здесь подробная библиография). 12. Есаков В. Д. И Павлов остался в России // Наука и Жизнь. 1989. №9. С. 78-85. 13- Осталось у меня чувство не отданного долга. В значительной степени дело в моей недостаточной осведомленности. Мне представляется Владимир Михайлович Бехтерев, как личность равновеликим Ивану Петровичу Павлову. Имя В. М. Бехтерева почти не произносилось после «победы Пашювского учения». Правда мы знали, что есть «микстура Бехтерева» и, увы, неизлечимая «болезнь Бехтерева» — тяжелейший инфекционный полиартрит. Такое умолчание - испытанное средство. Не слыхали мои однокурсники имен Н. И. Вавилова, Н. К. Кольцова, Н. Д. Кондратьева и многих других великих. Не знали мы о выдающемся научном вкладе Бехтерева и о его уникальной организационной деятельности. Прошли годы. Забыты имена партийных боссов. Имя Бехтерева возвращено его стране. Он не был арестован — слишком громким был бы скандал. В 1927 г. Сталин еще опасался громких скандалов. Бехтерев внезапно умер в расцвете сил. Шепотом говорили, что был он отравлен тортом, после того как, не вкладывая дополнительный смысл в слова, поставил краткий диагноз после разговора со Сталиным: «параноик». Чисто медицинский термин. И прожил после этого сутки. Это легенда. Как было на самом деле? Застрелилась ли жена Сталина Н. С.Алилуева или умерла от аппендицита (официальное сообщение). Был застрелен Серго Орджоникидзе или умер от сердечной недостаточности? Был нечаянно задавлен грузовиком в Минске Михоэлс или убит ломом сотрудниками НКВД? В результате неожиданной реактивности - чувствительности к наркозу - умер Фрунзе после операции, сделанной лучшими хирургами страны? Вследствие вредительского недосмотра Николаев в Ленинграде у двери его кабинета застрелил Кирова? И вообще, «чисто случайно» были расстреляны большинство участников XVII съезда Партии, где за Кирова голосовало больше делегатов, чем за Сталина? Мне ли отвечать на эти вопросы. Но внезапная смерть Бехтерева была общенародной потерей. Потому, что люди такого масштаба, как Бехтерев и Павлов являются общенародным достоянием. Я сознательно объединил эти два имени. Много лет их противопоставляли. У них, как людей крупных, было много несогласий. «Двум медведям» тесно в одной берлоге. Не буду я об этом, не мое это дело. Бехтерев велик в том, что более всего занимает меня в этой книге. Он создал оригинальное направление в отечественной науке и явился организатором замечательных научных учреждений. Он должен быть в одном ряду с великой княгиней Еленой Павловной, принцем А. П. Ольденбургском, генералом Шанявским и купцом Леденцовым как организатор Научных Институтов. Есть прекрасная биография В. М. Бехтерева, написанная А. С. Никифоровым в серии ЖЗЛ (1886). Изданы и переизданы его труды. Я должен этим пока удовлетвориться. 14. Ивану Петровичу Разенкову досталась трудная роль. Он не мог от нее отказаться. Ему, «по жизненным показаниям», как и многим другим незаурядным людям, пришлось быть конформистом. Однако, его «конформизм» не обманул «руководство» - вскоре после Павловской сессии он был отставлен от всех постов и умер в сравнительно молодом возрасте. См.: Охнянская Л. Г., Вишнякова И. Н. Иван Петрович Разенков (1888-1954). М.: Наука, 1991. 15. И.П.Павлов: достоверность и полнота биографии / Сост. Ю.А.Виноградов, Ю.П.Голиков и Т.И.Грекова. СПб.: ООО «Издательство „Росток"», 2005. 16. К 150-летию со дня рождения И.П.Павлова в журнале «Природа» (1999, №8) были опубликованы чрезвычайно ценная статья В. О. Самойлова «О патриотизме и диссиденте Павлова» и статья А. М. Брагина «Вся жизнь: 1849-1936» с подробной хронологией жизни И. П. Павлова. 17. Чрезвычайный интерес представляют две лекции И. П. Павлова, прочитанные им в апреле и мае 1918 г. и озаглавленные «Об уме вообще» и «О русском уме». В этих лекциях И. П. излагает свой взгляд на характер и особенности умственной деятельности при научных исследованиях и возникающие при этом психологические и нравственные проблемы. Эти лекции доступны в Интернете: newcontinent.ru 18. Слова «захотели выступить 209» могут быть неточными. Не все из них, в самом деле, «захотели». Руководящие товарищи предлагали выступить тем, кого они «включали в сценарий». Так что из 209 многие не нашли сил отказаться... Мне рассказывали, что Д. А. Бирюков предложил выступить на сессии известному физиологу И. А. Аршавскому, который не соглашался с некоторыми научными положениями Л. А. Орбели. Бирюков предложил «...бить Орбели». И. А. Аршавский резко отказался. И попал в «опалу».









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх