Такие названия, как «отряд особого назначения» или «полк особого назначения», были в большом ходу в годы Гражданской войны. Ничего особенного в подобных наименованиях в ту переломную пору не было. Обычная дань революционной романтике, стремление как-то выделиться, привлечь внимание, подчеркнуть свою приверженность новым веяниям, набрать сторонников и вызвать желание вступить именно в такую часть. Причем страсть к разного рода названиям была и у белых, и у красных. Каких только броских дефиниций не встречалось в наименованиях частей Красной Армии: «боевой», «ударный», «революционный», «социалистический», «коммунистический», «летучий», «особый»...

Чаще всего названия давались в соответствии с местом формирования. Особенно полюбился термин ОСНАЗ. В чекистских отрядах он употреблялся сплошь и рядом. Приведем несколько примеров.

Из приказа по 1-му Самокатному батальону Петроградского военного округа об откомандировании самокатчиков в распоряжение ВЧК:

«№ 73, г. Петроград, 27 марта 1918 г.

Самокатчиков батальона, выделенных в особый отряд по борьбе со спекуляцией, контрреволюцией и саботажем в числе 72 человек... (далее перечисляются фамилии) исключить со всех видов довольствия и списков батальона сего числа.

Справка: Предписание Чрезвычайной комиссии за № 124...

Командир I самокатного батальона ВАГНЕР»[1].

Из резолюции I Всероссийской конференции чрезвычайных комиссий о боевой силе ВЧК.

«г. Москва, 11—14 июня 1918 г.

...Мы приходим к заключению о необходимости создания особого корпуса войск, который мог бы защищать Советскую власть от нападения внутренних врагов.

...Чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией и спекуляцией, имеющие в своем распоряжении особый корпус войск, как раз бы и могли явиться таким сильным аппаратом в борьбе с внутренними врагами Советской власти, давая возможность Советам большую часть своих сил уделить на устройство экономической и продовольственной жизни страны, а военному комиссар[иат]у облегчили бы работу по созданию регулярной Красной Армии...[2]»

Из Положения ВЦИК о Всероссийской и местных чрезвычайных комиссиях по борьбе с контрреволюцией, спекуляцией и преступлениями по должности.

«28 октября 1918 г.

...7. Всероссийская чрезвычайная комиссия и все местные чрезвычайные комиссии имеют право на организацию при себе особых вооруженных отрядов...

Все отряды Всероссийской чрезвычайной комиссии и местных чрезвычайных комиссий находятся под контролем и на учете Революционного Военного Совета Республики[3].

Как видно из приведенных документов, определение «особый» используется, чтобы подчеркнуть значение и важность силы, к которой оно относится.

Стоило легендарному Автоброневому отряду ВЦИК, прошедшему с боями десятки тысяч километров по фронтам Гражданской войны, влиться в конце 1920 г. в состав войск внутренней службы республики, как он преобразуется в Автоброневой отряд особого назначения. Правда, ненадолго. Об истории и боевом пути этого отряда, поскольку он стал родоначальником первого мотострелкового полка Отдельной мотострелковой дивизии особого назначения имени Ф.Э. Дзержинского, мы и начнем наш рассказ.

24 февраля 1918 г. было принято постановление Президиума Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета (ВЦИК), на основании которого в г. Петрограде при ВЦИК формируется Автобоевой отряд. Инициатором этого решения выступил Я.М. Свердлов, который 21 февраля 1918 г. на заседании Петроградского Совета в связи с начавшимся наступлением германских войск был избран председателем созданного Комитета революционной обороны Петрограда. Этому предшествовали меры, принятые после Октябрьской революции в области обороны республики, в первую очередь декреты об организации Рабоче-крестьянской Красной Армии (15(28) февраля 1918 г.) и декрет-воззвание СНК «Социалистическое Отечество в опасности!» (21 февраля 1918 г.).

Само название – АБО – свидетельствовало о военном характере данного формирования и его значении. Приняв решение о создании АБО, Президиум ВЦИК предписал соответствующим учреждениям «выдать открытые автомобили» определенной мощности «для спешно формирующего 1-го Автобоевого отряда ВЦИК С.Р., С. и К.Д.» (Совета Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов), предупредив, что «за отклонения от исполнения сего или скрытие автомобилей виновные будут привлекаться по всей строгости военно-осадного положения»[4].

Задача АБО – охрана Смольного, обслуживание аппаратов ВЦИК, Совнаркома, в ряде случаев и ВЧК. Первоначальный состав – 11 человек. В «Известиях» публикуется объявление о том, что Автобоевому отряду требуются шоферы и пулеметчики. В отряде тогда имелись две бронемашины типа «Остин», пара грузовиков «Фиат» («Тигр»), пулеметы «максим». Экипажи и обслуживающий персонал – люди разных национальностей (латыши, венгры, поляки, русские). В дальнейшем, когда численность отряда возросла, изменился национальный состав[5]. Это был дружный многонациональный коллектив. Техника иностранная, и обслуживать ее могли люди технически грамотные и опытные, в основном солдаты-автомобилисты, революционно настроенные, добровольно изъявившие желание служить новой власти.

С первых дней существования АБО пришлось выполнять ответственные боевые задания и отдельные поручения руководства страны. Одним из важных таких поручений было обеспечение безопасности при переезде правительства из Петрограда в Москву. В новой столице Автобоевой отряд разместился в Кремле в Потешном корпусе. Он участвует в операции ВЧК по разоружению анархистских боевиков, подавлении левоэсеровского мятежа, сопровождает литерные поезда. Когда в марте 1919 г. председатель ВЦИК Я.М. Свердлов выехал в Харьков для участия в работе III съезда КП(б) Украины и 3-го Всеукраинского съезда Советов, его поезд сопровождали автобоеотрядцы: Карл Буш, Михаил Базанов, Ян Гроссман, Михаил Венярчик, Николай Волков, Георг Зейбарт, Карл Тимм, Александр Афанасьев, Петр Соболев, Михаил Анисимов, Арнольд Либек, Станислав Зеленкевич[6]. То была последняя предсмертная поездка Свердлова. 25 марта 1919 г. Президиум ВЦИК, рассмотрев заявление АБО, принял решение:

«Постановление 1-го Автобоевого отряда о его переименовании в память Я.М. Свердлова в 1-й Автобоевой отряд имени т. Я.М. Свердлова ВЦИК утвердить».

В апреле 1919 г. сопровождали поезд уполномоченного Совета Обороны Л.Б. Каменева. Во время нахождения в Екатеринославе на имя начальника отряда Ю. Конопко пришла телеграмма («военная, вне очереди»): «Получили предписание Президиума немедленно выделить треть отряда на фронт. Технический состав такой: один броневик, один полутанк, полученный из Одессы, и два мотоцикла с пулеметами. Принимаем меры. Желательно ваше мнение. Вызывайте по прямому проводу. Ждем ответа. Зеленкевич»[7].

В Предписании ВЦИК в связи с отправкой на фронт добровольцев АБО от 17 мая 1919 г. говорилось:

«Предписывается всем добровольцам Автобоевого отряда ВЦИК имени Свердлова, желающим отправиться на фронт, немедленно сформировать отряд в составе одного танка, броневика, двух пулеметных мотоциклов и одного грузовика и отправиться в действующую Красную Армию в распоряжение военного командования.

Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет надеется и уверен, что все как один человек покажут полную самоотверженность и преданность делу революции и своим примером воодушевят всех действующих на фронте против врагов Советской власти.

Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет предписывает соблюдение строжайшей революционной дисциплины и порядка.

За председателя ВЦИК В. Аванесов Секретарь ВЦИК А. Енукидзе»[8].

Началась фронтовая эпопея Автобоевого отряда. Возник вопрос о дальнейшей его судьбе: сохранить или передать целиком Красной Армии. Было принято решение об утверждении нового статуса АБО. 22 августа Президиум ВЦИК принимает постановление:

«Автобоевой отряд имени Я.М. Свердлова формируется как автобоевая единица и находится при ВЦИК в полном распоряжении Президиума.

1. Все боевые части отряда могут быть передаваемы в распоряжение Народного комиссариата по военным делам, но сохраняют название части, и при передвижении с одного фронта на другой [об этом] сообщается во ВЦИК.

2. Откомандированные в распоряжение военного ведомства боевые части отряда находятся в полном распоряжении и подчинении военного командования и на полном довольствии.

3. Семьи красноармейцев приравниваются ко всем другим и пользуются одинаковыми льготами, как и семьи всех красноармейцев.

4. Легковые машины Автобоевого отряда имеют свободное передвижение на всей территории РСФСР»[9].

О боевой и служебной деятельности АБО свидетельствуют документы, воспоминания, очерки, статьи[10]. Мы ограничимся некоторыми не публиковавшимися ранее материалами, дополнив их своими комментариями.

О людях Автобоевого отряда, их боевых подвигах и драматических судьбах можно писать отдельную книгу. В АБО некоторое время состояли шоферы Степан Гиль и Сергей Тихомолов. Первый, как известно, возил председателя Совнаркома В.И. Ленина. Правда, числился С.К. Гиль в отряде недолго[11]. Сергей Тихомолов был шофером Ф.Э. Дзержинского. В АБО он состоял с февраля 1919 г., но вскоре переведен в ВЧК[12]. В своих воспоминаниях «Восемь лет с Дзержинским» он пишет:

«Моя первая встреча с Феликсом Эдмундовичем Дзержинским состоялась 27 мая 1918 г. Прежде чем я приступил к работе шофером на машине „Паккард“ в ВЧК, меня вызвали к нему на беседу.

Когда я вошел в кабинет, навстречу мне из-за стола поднялся высокий худой человек с умными проницательными глазами. Одет он был очень скромно: солдатская гимнастерка и брюки, заправленные в сапоги.

– Здравствуйте! – сказал он. – Как вас зовут?

– Сергей Тихомолов.

– А я Дзержинский.

Я тогда еще не знал, кто такой Дзержинский.

Феликс Эдмундович расспросил меня о моей предыдущей работе и сказал, что я буду обслуживать членов президиума ВЧК.

– Работать придется в три смены. Подберите себе помощников. О жилье для вас позаботится Абрам Яковлевич Беленький.

Мне выдали продовольственную карточку: на хлеб, на завтрак, обед и ужин. Хлеба давали 100 граммов в сутки, завтрак состоял из двух маленьких лепешек и стакана чая, в обед – суп или щи из конины, на второе – тушеная конина с соусом из отрубей, а на ужин – опять две лепешки с чаем...»[13].

Далее он рассказывает о мятеже левых эсеров в Москве, задержании Дзержинского мятежниками, о его пребывании на Юго-Западном и Западном фронтах, отношении к детям.

Новая власть, ее органы защиты, вооруженные силы рождались в борьбе, поэтому были ошибки, неудачи, перегибы, жестокость. Но были и смелость, энтузиазм, готовность к самопожертвованию во имя великой идеи. Все это сплачивало, вдохновляло и давало силы при скудном питании, нехватке продуктов, обуви, одежды, лекарств, оружия... Люди боролись, переносили голод, холод, болезни, терпели лишения, мирились с невзгодами.

Революция расколола страну, а у каждой стороны была своя правда, воевали долго и упорно. У белых была своя героика, у красных – своя. И те и другие были убеждены в своей правоте. Но победили красные. Ценой больших потерь. Победа без жертв не бывает. Таковы последствия революций и войн.

Однако вернемся к Автобоевому отряду и его людям.

Автобоевой (в ряде документов – Автоброневой) отряд ВЦИК, безусловно, героическая, уникальная часть Красной Армии. Примерно на 60 бойцов этого отряда пришлось 99 (в ряде источников – 100) орденов Красного Знамени, т.е. были дважды и трижды краснознаменцы. Имелись и другие награды (именное оружие, грамоты, ценные подарки). Не было в истории Гражданской войны другого такого отряда Красной Армии со столь внушительным числом боевых наград. В период Великой Отечественной войны, как мы знаем, были примеры награждения за коллективный подвиг целых подразделений, как правило, посмертно (25 омсбоновцев, 28 героев-панфиловцев в битве под Москвой, широновцев, павших смертью храбрых в боях за Харьков). Об этом широко известно. Легендарный Автобронеотряд ВЦИК вполне достоин специально посвященной ему отдельной книги. Это было бы очень интересно. В данном случае мы прослеживаем боевую биографию АБО фрагментарно, основываясь на разрозненных публикациях, музейных и архивных материалах.

Одним из недавних открытий является запрятавшийся в архивных дебрях приказ о навечном зачислении в списки АБО трех погибших воинов.

В приказе № 1 от 1 января 1921 г. по 1 (52) Автобоевому отряду имени Я.М. Свердлова командир отряда Ю. Конопко на основе данных ему полномочий по формированию Автобоевого отряда особого назначения войск ВНУС республики объявил штат, утвержденный 24 декабря 1920 г. председателем ВЧК Ф.Э. Дзержинским и командующим войсками ВНУС республики В.С. Корневым, в количестве 225 человек.

Штатная расстановка предусматривала: штаб отряда (24 чел.), три боевых взвода (всего 72 чел.), броневой взвод (34 чел.), технический взвод (65 чел.), отделение связи (17 чел.), команда саперов (13 чел.), 45 единиц техники.

Параграф 10 приказа гласил:

«Объявляю, что согласно постановлению общего собрания вверенного мне отряда 31 декабря 1920 г. внести в список отряда погибших, геройски сражаясь в боях, которые способствовали разгрому белогвардейских банд на Юге и Западе республики. Имена товарищей, погибших в боях, читать на утренней поверке отряда. Заслужившими такой чести являются тт. 1) Янсон Жан, 2) Буш Иоган и 3) Пукке Жан.

СПРАВКА: сообщение председателя общего собрания от 1/1 – 21 г., № 1».

Хотя это десятый параграф длинного приказа, но он для нас важнейший из всех остальных. По сути дела, это один из первых (если не первый) приказ Красной Армии и во внутренних войсках о навечном зачислении в списки части.

Несомненно, бойцы отряда и их командир, принимавшие такое решение, знали о подобной традиции, существовавшей в русской армии.

Во внутренних войсках это, безусловно, первый прецедент такого рода. Правда, основан он на приказе командира отряда и не подтвержден приказом по войскам, хотя никакого официально установленного порядка навечного зачисления тогда не существовало. Это была инициатива, непосредственно проявленная бойцами ОТРЯДА. К сожалению, нам не известно, сколько времени введенное данным приказом правило выполнялось. Известно лишь, что ни в Отряде ОСНАЗ, куда влился Автобронеотряд, ни в дальнейшем оно не соблюдалось, и о трех навечно зачисленных забыли.

В своем приветствии Президиуму ВЦИК от 12 февраля 1921 г. командир-военком АБО Ю. Конопко писал:

«За 1919—1920 годы отрядом пройдено в боях, наступая и отступая, 12 000 с лишним верст.

1(52) Автобоевой отряд ВЦИК имени Я.М. Свердлова, получив от лица командиров дивизий и командарма 1-й Конной армии тов. Буденного лестные заслуженные отзывы о своих боевых подвигах на революционном фронте, вполне оправдал себя в своем назначении и в тяжелые боевые минуты помнил заветы и напутственные слова, сказанные от лица Президиума ВЦИК тт. Енукидзе и Аванесовым, что придавало еще больше отваги и решимости.

Отправляясь незначительным числом, но крепким в алчную пасть душителям угнетенных, потеряв своих лучших и близких товарищей в лице Янсона, Буша и Пукке, отряд, измученный физически и морально, возвратился. Но, не покидая свой пост, энергично вновь принимается за восстановление своих сил и подготовку к новой лучшей жизни в будущем...»

Так тогда писали, иногда высокопарно, но искренне, уверенно, от души.

Национальный состав АБО: русских – 42, латышей – 11, венгров – 6, поляков – 2. На фронтах Гражданской войны АБО придавался для усиления: 42-й бригаде 9-й армии; 16, 33, 42, 31, 13 и 12-й дивизиям 8-й армии; 11, 4 и 6-й дивизиям 1-й Конной армии. Он участвовал в боях по овладению и обороне городов: Калача, Острогожска, Лиски, Воронежа, Валуйки, Купянска, Новочеркасска, Ростова-на-Дону, Нахичевани, Ровно, Дубно, Бердичева, Житомира; воевал под Львовом в Галиции. Захвачены трофеи: броневик 1, танков 4, орудий 10, пулеметов 37, патронов 200 тыс., множество обозов и другого имущества. Свои потери: танк 1, грузовик 1. Людские потери: убито 3 чел., ранено 16 чел., умерли от ран 3 чел., пропали без вести 3 чел.

Учитывая боевые заслуги автобронеотрядцев на фронтах войны и в борьбе с повстанцами, Президиум ВЦИК наградил Автобронедивизион имени Я.М. Свердлова войск ВЧК Красным Знаменем с вышитой надписью «ЗА ПОДВИГИ».

Вручение состоялось 25 февраля 1922 г.[14] Правда, к этому времени ВЧК было упразднено, а Автобронедивизион вошел в состав войск ГПУ. В опубликованной в газете информации говорилось:

«Наш сотрудник беседовал с командиром автобронедивизиона отряда ОСНАЗ при Президиуме ГПУ т. Игнатовичем.

– Близится весна, – говорит т. Игнатович, – и вместе с ней усиливаются белобандитские налеты. В связи с этим отряд деятельно готовится к весенней кампании, если такая будет иметь место. Ремонтируются машины, чистятся пулеметы.

Знамя, поднесенное ВЦИКом 25 февраля в день 4-й годовщины Красной Армии, мы гордо пронесем сквозь все испытания, которые нам предстоят».

Однако в архивных материалах мы находим как бы противоречивший данному факту документ. Это протокол № 5/Б от 23 января 1923 г. заседания Всероссийского Центрального Исполнительного Комитета, на котором слушался вопрос: «О награждении автоброневого отряда ВЦИК имени Я.М. Свердлова Красным Знаменем».

Приняли постановление: «Вручить автоброневому отряду имени Я.М. Свердлова Красное Знамя за заслуги на Южном фронте»[15].

Дело в том, что существовало два АБО и оба имени Я.М. Свердлова. Два отряда ВЦИК: один в Кремле, другой на фронте. Они существуют параллельно, и каждый выполняет свои задачи.

25 июня 1919 г., после убытия 1-го АБО в составе 35 человек на фронт, в Кремле состоялось общее собрание оставшейся части АБО с повесткой дня: 1) об избрании временно исполняющего должность нач. отряда (впредь до назначения Президиумом ВЦИК); 2) об избрании зав. хозотряда; 3) об избрании зав. технической и бензиновой кладовыми; 4) текущие дела. Исполняющим должность начальника отряда был избран Максим Никандров.

На протоколе имеется резолюция: «Утвердить временно. 30.VI. А.Е. Енукидзе».

23 июля 1920 г. после боев в районе Дубно 1(52)-й АБО выбывает с фронта в Москву. 16 сентября этого года он поступает в распоряжение Инспектора бронесил республики, переходит на некоторое время в подчинение бронебригады, дислоцируется в гостинице «Спорт».

Это обстоятельство не удовлетворяет возвратившихся с фронта бойцов. Они хотели возвратиться в распоряжение Президиума ВЦИК и воссоединиться с оставшейся частью отряда. Об этом идет речь на общем собрании комячеек обеих частей АБО. Как видно из протокола № 26 партсобрания членов комячейки 1-го АБО им. Я.М. Свердлова, состоявшегося 30 сентября 1920 г., был заслушан доклад ком. 1(52)-го АБО Власова, который рассказал о трениях, возникших между двумя отрядами. Было высказано пожелание всех возвратившихся с фронта считать «почетными членами отряда», но вопрос, по существу, о слиянии повис в воздухе. А. Енукидзе заявил: «Мы ничего не знаем, так пусть и будет..» Вынесли решение:

«Ячейка 1-го АБО им. Свердлова при ВЦИК, заслушав доклад командира и бюро комячейки 1(52)-го АБО им. Свердлова при ВЦИК по возвращении с фронта на переформирование, считает его своей семьей и выражает желание соединиться 1(52)-му АБО с отрядом, находящимся в Кремле». Но это было только пожеланием.

Возникли противоречия между Никандровым и Власовым. Енукидзе поддержал Никандрова. Был высказан упрек Власову: «Не надо было обращаться по прибытии с фронта в Центробронь, а идти в Президиум ВЦИК», обижались на поведение Конопко. Конец всей этой ситуации положило вмешательство Дзержинского.

18 ноября по ходатайству Председателя ВЧК ВЦИК принял решение о передаче возвратившегося с фронта 52-го (бывшего 1-го) Автобронеотряда в состав войск ВНУС. Здесь он получил наименование Автобронеотряда особого назначения.

В протоколе № 48 от 18 ноября 1920 г. говорилось:

«СЛУШАЛИ: Ходатайство штаба ВНУС о передаче прибывшего с фронта отряда № 52 и предназначенного для ВЦИК в отряд особого назначения, формируемый согласно приказу ВНУС для выполнения заданий ВЧК.

ПОСТАНОВИЛИ: Ходатайство удовлетворить. Отряд передать в распоряжение штаба ВНУС».

Приказом войскам ВНУС № 139/с от 29 октября 1920 г. для выполнения заданий ВЧК формировался Отряд ОСНАЗ, в состав которого входил бронеотряд. 24 декабря 1920 г. был утвержден штат АБООН в количестве 225 ед. Формирование его поручено Ю.В. Конопко.

В начале 1921 г. он переходит в состав войск ВЧК. Приказом ВЧК № 82 от 24 февраля 1921 г. он снова переименован в Автобронеотряд имени Я.М. Свердлова. Участвует в ликвидации повстанчества в Тамбовской губернии и на Южном Урале.

Решением ВЧК от 30 марта 1921 г. и приказом начальника войск ВЧК № 251/с от 6 апреля того же года формируется Отряд особого назначения, в состав которого 29 октября 1921 г. вливается Автобронедивизион им. Я.М. Свердлова. Позже в ходе дальнейших реорганизаций он утратил свое имя.

История Отряда ОСНАЗ, на базе которого возникла дивизия имени Ф.Э. Дзержинского, тесно связана и с первыми формированиями боевых сил ВЧК, в первую очередь с отрядом самокатчиков.

Список этого отряда по состоянию на 27 марта 1918 г., опубликованный в сборнике документов и материалов «Внутренние войска Советской республики» (М., 1972), нам о многом говорит. Кто занимается или интересуется историей внутренних войск, встретит в этом списке знакомые фамилии: Павел Кобелев и Михаил Горбачев. Первый вскоре стал командиром этого отряда, затем возглавил отдельный батальон ВЧК, в 1922 г. – 1-й отдельный полк войск ГПУ, с 1924 по 1929 г. он был начальником-военкомом ДИВИЗИИ, которой посвящена данная книга. Жизнь Кобелева развивалась успешно, но завершилась трагически.

Жизнь его заместителя сложилась вполне благоприятно.

Как только самокатчики переехали в новую столицу, им пришлось здесь воочию столкнуться с таким явлением, которое все больше и больше давало о себе знать, – бандитизмом. И тогда произошла первая потеря в их рядах. Пять лет спустя, вспоминая об этом, М. Горбачев (тогда начальник политсекретариата 1-го Отдельного полка войск) писал:

«ПЕРВАЯ ЖЕРТВА

В начале 1918 г. в темную ночь в комендатуру ВЧК поступили сведения о том, что в одном из бандитских притонов собралась шайка мошенников для обсуждения планов очередного налета.

Тов. Заковский – комендант ВЧК – быстро снаряжает небольшой отряд из самокатчиков и направляет его к дому, указанному в полученных сведениях. Дом, где засели бандиты, оцепляется со всех сторон, занимаются входы и выходы. Часть отряда направляется в одну из дверей, где криками «руки вверх» и направленными дулами наганов производят сильное замешательство среди шайки.

Завязывается отчаянная борьба, слышатся выстрелы... В конце концов нам удается перевязать и обезоружить бандитов, но эта удача достается нам очень дорого. В отчаянной схватке погиб от предательской пули самокатчик тов. Степанов, хороший товарищ и преданный своему делу пролетарий...

Тов. Дзержинский, потрясенный утратой честного солдата революции, принялся сам за следствие над виновниками убийства тов. Степанова.

На другой же день виновные понесли заслуженное наказание, а тов. Степанов был похоронен вместе с жертвами Октябрьской революции у Кремлевской стены»[16].

Одним из первых отрядов ВЧК был также отряд свеаборжцев. Из него вышло немало первых чекистов. Из свеаборжцев отбирали людей в личную охрану В.И. Ленина после покушения на него в 1918 г.

Первоначально оба отряда (самокатчиков и свеаборжцев) вошли в отдельную роту ВЧК (ноябрь 1918 г., командовал ротой П.Г. Кобелев), которая в ноябре 1919 г. вместе со второй ротой (комроты Меламед)[17] и кавэскадроном составили отдельный батальон спецназначения (первый «спецназ» в войсках). Командовал батальоном Стеслицкий[18]. В мае 1920 г. кавэскадрон убыл на Украину, где часть его личного состава погибла в борьбе с махновцами, остальные влились в РККА.

С 26 мая 1921 г. отдельный батальон спецназа стал именоваться 1-м отдельным батальоном войск ВЧК (комбат М.Н. Мещеряков, военком М.Г. Горбачев, зав. хозяйством П.Г. Кобелев). Вскоре Кобелев сменил Мещерякова; пом. по строевой части стал М.С. Иванов.

1921 год был весьма трудным, если не переломным, в истории Советской России. Политика военного коммунизма, достигнув своего апогея, приближалась к банкротству. С 1 января вступил в силу принятый 4 декабря 1920 г. декрет СНК «О бесплатном отпуске населению продовольственных продуктов». Не взималась плата за коммунальные услуги, проезд в трамвае и т.д. Из-за отсутствия достаточного снабжения хлебом началось трудовое дезертирство, усилилась миграция населения, люди покидали индустриальные центры. Крестьянство не мирилось с продразверсткой, усилились волнения в сельских местностях. Разразившийся в стране экономический кризис грозил самыми тяжелыми последствиями. Об этом свидетельствовали антисоветские выступления, возглавляемые А. Антоновым, А. Сапожковым и др., Кронштадтский мятеж. Все это ускорило принятие советским руководством решения о замене продразверстки продналогом и переходе к новой экономической политике. Все это не проходило безболезненно, вызвало колебания и протесты даже среди многих большевиков[19].

Переход от войны к миру вызвал серьезную перестройку и в области военного строительства. Завершение Гражданской войны изменило объем выполняемых внутренними войсками задач, привело к значительному сокращению численности.

Постановлением Совета труда и обороны от 19 января 1921 г. войска внутренней службы, за исключением войск чрезвычайных комиссий, железнодорожной и водной милиции, были переданы военному ведомству и вскоре упразднены.

Подчиненные ВЧК войска были подвергнуты реорганизации. Дважды издаются документы об организации войск ВЧК (от 29 января и от 10 июля 1921 г.). Существенно изменяются органы управления войсками, их состав, задачи и порядок использования. Войска обеспечивали охрану порядка, несли караульную службу, вели борьбу с бандитизмом, активно участвовали в жизни страны, оказывали помощь голодающим детям.

Командующий войсками ВЧК В.С. Корнев, будучи одновременно начальником милиции республики и заместителем председателя Комиссии ВЦИК по улучшению жизни детей, привлек части войск к работе по ликвидации детской безнадзорности. 16 марта 1921 г. он издал приказ войскам ВЧК республики, в котором, в частности, говорилось:

«Всероссийский Исполнительный Комитет своим постановлением об организации особой полномочной комиссии по улучшению жизни детей указал на заботу о детях как на задачу первоочередной важности, к полному разрешению которой должно быть привлечено возможно больше сил. Дети советской пролетарской страны должны быть поставлены в наилучшие условия жизни. Блуждающих по водным и железнодорожным путям сообщения беспризорных детей в Советской республике быть не должно». Приказ потребовал от войск ВЧК оказывать «всяческое содействие органам правовой защиты детей – детской инспекции и в борьбе с детской беспризорностью», привлечь к этому делу силы желдормилиции, чинам которой предписывалось «проявлять максимум внимания и бережливо-осторожного отношения» к беспризорным детям и при задержании их «ни в коем случае не допускать грубости и насилия». Части железнодорожной милиции входили тогда в состав войск ВЧК.

Стараясь привлечь чекистов к этой проблеме, Дзержинский в записке И.С. Уншлихту предлагал «дать наш аппарат» для работы деткомиссии ВЦИК. «Считал бы очень важным, – говорится в записке, – именно нам этим заняться. Я там числюсь председателем...»

В эту работу включились ответственные сотрудники ВЧК, штаба войск ВЧК, Главмилиции. Широкое развитие получило шефство предприятий, воинских частей над детскими учреждениями. Каждые 30—50 красноармейцев брали на свое обеспечение одного ребенка. Только в 1921 г. при воинских частях было создано 102 детских дома на 12 тысяч детей. В 1922 г. на содержании воинских частей находилось 35 тысяч детей.

Шефство над детьми получило широкое развитие и в войсках ВЧК-ГПУ-ОГПУ.

30 марта 1921 г. решением ВЧК и изданным на его основе приказом начальника войск ВЧК М.И. Розена № 251/с от 6 апреля того же года было положено начало созданию Отряда особого назначения. Формирование поручено бывшему начальнику дивизии особого назначения (ДОН) войск ВНУС (затем войск ВЧК) С.С. Филиппову. Отряд располагался в Москве на Б. Лубянке, д. 11. Временно исполняющим должность начальника Отряда ОСНАЗ назначается Бернацкий, а с 16 июля 1921 г. – прибывший из Управления войск ВЧК Николай Александрович Бобылев, который уже 23 июля передает командование отрядом Григорию Владимировичу Климову. Его помощником по строевой части с 6 августа становится Казимир Иосифович Взентек, помощником по политической части – Георгий Филаретович Коломин, прибывший из Политсекретариата войск ВЧК. Его сменил Сергей Тимофеевич Аверьянов. 19 сентября в Отряде ОСНАЗ на базе кавэскадрона возникает кавалерийский дивизион.

29 октября 1921 г. в Отряд ОСНАЗ вливается Автобронедивизион имени Я.М. Свердлова. Он располагался тогда в доме № 8 по Садово-Черногрязской улице.

С июля 1921 г. в отряде действовали группы политпросвета, содействия РКИ, литературная коллегия. По предложению зав. Политсекретариатом войск ВЧК Г.К. Соболевского на общем собрании 11 июля решили издавать свою газету. Под названием «На боевом посту» она стала выходить с февраля 1922 г.

11 декабря 1921 г. в Москве на Красной площади состоялся парад. Он запечатлен на многих фотографиях.

...Красная площадь. Заснеженная брусчатка. На снимке – группа людей в военной форме. Происходит вручение Знамени. Вручает Ф.Э. Дзержинский. Он в длинной шинели, в сапогах. На голове богатырка (позднее этот головной убор стали называть фрунзенкой, но более укоренилось название буденовка). Перед строем стоит командир, отдающий честь. Лица его не видно. На рукаве шинели отчетливо видны звезда и под нею два ромба. По всем признакам это командующий парадом начальник Отряда ОСНАЗ Г.В. Климов. На том же снимке запечатлено Знамя, на котором явственно видны буквы, позволяющие догадаться, что оно вручается от имени Президиума, но только неясно: то ли ВЦИК, то ли ВЧК.

Снимок публиковался несчетное количество раз, датировался и аннотировался по-разному[20]. Привязывался он, разумеется, к биографии Дзержинского, который действительно на параде вручил Знамя. Весь вопрос только: когда, от имени кого и кому? Ответ: Знамя Президиума ВЧК было вручено Ф.Э. Дзержинским Отряду ОСНАЗ на Красной площади во время парада, посвященного 4-й годовщине ВЧК 11 декабря 1921 г.

В приказе № 306 от 12 декабря 1921 г. по этому поводу говорится:

«Вчера, 11/XII с.г., вверенному мне отряду Президиумом ВЧК было вручено Знамя. Знамя является для нас символом революционной борьбы за власть трудящихся, под которым мы должны объединиться для защиты интересов рабоче-крестьянской власти. Каждый командир и красноармеец должны зорко его хранить и в нужную минуту защищать его, не щадя своей жизни, помня, что, защищая Знамя, защищает интересы дорогой власти.

Президиум ВЧК, поздравляя военнослужащих Отряда с праздником, просил передать вам свою благодарность за хорошую выправку и стройный вид при проходе церемониальным маршем.

В свою очередь, поздравляю командиров, военнослужащих красноармейцев Отряда с праздником...»[21]

Еще одно знаменательное событие произошло в те дни в Отряде ОСНАЗ. 26 декабря осназцев посетил Семен Михайлович Буденный, который единодушно был избран почетным красноармейцем, и ему вручена красноармейская книжка. «Приказываю, – сказано в приказе по Отряду ОСНАЗ № 327 от 29 декабря 1921 г., – тов. Буденного зачислить в списки 1-го отделения 1-го взвода 1-го эскадрона Кавдивизиона отряда почетным красноармейцем без зачисления на какие-либо виды довольствия»[22].

Между тем в войсках ВЧК продолжался процесс реорганизации, шло сокращение и переформирование частей. Вступивший в июле 1921 г. на пост начальника Управления войск ВЧК республики (начальника войск) П.К. Студеникин активно включился в этот процесс. Он решил дополнить инициативу одного из своих предшественников М.И. Розена о формировании Отряда ОСНАЗ идеей дальнейшего преобразования последнего в дивизию.

Командование войск ВЧК проектировало сформировать в 1921 г. отдельную дивизию, использовав для этого части Московского округа войск ВЧК, в котором помимо Отряда ОСНАЗ имелось три отдельных полка, кавдивизион, автобронедивизион, авиаотряд, инженерный батальон и еще 12 отдельных батальонов[23]. Однако Ф.Э. Дзержинский раскритиковал представленный проект в письме на имя Уншлихта и отверг его, заметив, что Студеникин «слишком большую единицу задумал сформировать» и «не ищет новых форм», что нужны «небольшие части, согласованные, всех родов оружия, легко подвижные и сплоченные собой не только дисциплиной, но и подбором и близостью с ЧК...» «Все внимание, – подчеркивал предВЧК, – должно быть обращено на подбор людей и техники, которые должны заменить количество»[24].

Однако идея Студеникина все же была осуществлена, но на это понадобилось прожить еще три года.

К тому времени основа для преобразования Отряда ОСНАЗ в дивизию была создана. Отряд значительно укрепился, став лучшей и передовой частью внутренних войск. Этому способствовали столичная дислокация Отряда, близость к руководству войск (с момента создания он именовался Отрядом особого назначения при Президиуме ВЧК, затем – при Президиуме ГПУ; с 25 декабря 1923 г. при слиянии с 1-м отдельным полком ему присваивается наименование Отряда особого назначения при Коллегии ОГПУ)[25].

В апреле 1922 г. осназовцы отмечали свою первую годовщину. Она прошла в торжественной обстановке. Об этом писала московская пресса. В одной из корреспонденций отмечалось:

«2 апреля Отряд ОСНАЗ при Президиуме ГПУ празднует свою первую годовщину.

Организовавшись тотчас после Кронштадтского мятежа, Отряд проделал большую работу в смысле охраны революции от белобандитских посягательств. Во входящем в Отряд Автобронедивизионе имени Я.М. Свердлова более 32 человек награждено орденом Красного Знамени.

По ликвидации внешнего и внутреннего фронтов политсекретариатом Отряда широко развита просветительская работа. При Отряде функционируют политкурсы по программе Свердловского университета и богатая библиотека-читальня. Издается еженедельная газета «На боевом посту», где сотрудничают исключительно красноармейцы, в Отряде нет ни одного неграмотного. Посекр выпустил юбилейный № 5 газеты и сборник с воспоминаниями, отчетом и портретами героев Отряда.

В день годовщины состоится торжественное собрание с участием главкома т. Каменева, почетного красноармейца Отряда т. Буденного, т. Ворошилова, членов Президиума ГПУ тт. Беленького, Уншлихта и др.

Вечером силами детей дома войск ГПУ будет поставлен концерт и спектакль»[26].

В Отряде ОСНАЗ была организована школа музыкантов, через которую прошли 150 воспитанников[27].

Спустя два дня та же газета опубликовала репортаж:

«Праздник Отряда ОСНАЗ (2 апреля 1922 г.)

Весенний апрельский день. Под бравурные звуки марша идет на парад в честь своей первой годовщины Отряд ОСНАЗ при Президиуме ГПУ.

Четко ставит ногу пехота, молодцевато гарцует кавалерия. Грохочут машины с пулеметчиками; шествие замыкает серо-зеленый броневик с сияющими пулеметными гнездами.

Но вот Красная площадь. Подъезжает автомобиль с зам. председателя ГПУ т. Уншлихтом, т. Беленьким и т. Буденным.

– Смир-р-но!

С шашкой наголо, блестящей в солнечных лучах, идет начальник Отряда т. Климов с рапортом т. Уншлихту. На приветствие дружный ответ:

– Здрав-ствуй-те!

– Вместе с весной, – говорит т. Уншлихт, – усиливаются и бандитские происки. Если белогвардейцам мало старых уроков, то мы им их напомним.

Тов. Буденный призывает тт. красноармейцев, командиров и комиссаров теснее сплотиться вокруг своего боевого штаба.

Выступает главком Украины и Крыма т. Фрунзе:

– Охраняя юго-западные границы Федерации, мы твердо уверены, что центр на страже революционных завоеваний. Этой уверенностью мы сильны и победим.

– Войска ГПУ, – говорит комвойск Северо-Кавказского фронта т. Ворошилов, – совместно с полевыми войсками должны во всякое время быть готовы уничтожить белые своры.

После митинга – парад.

Дружно, дисциплинированно возвращается Отряд домой. Здесь – товарищеский обед. После речи т. Соболевского красноармейцы качают тт. Климова, Аверьянова, Розенталя. Выступивший от имени Отряда т. Киров заявил:

– Год работы нас еще больше закалил!»[28]

Конечно, все речи выдержаны в привычном стиле выступлений перед красноармейской массой. Но он был доступен, понятен и воспринимался с одобрением.

Сам парад, устроенный на Красной площади, прибытие на него военных и чекистских руководителей высшего уровня свидетельствуют о значимости и авторитете данного формирования. Ему действительно оказывали большое внимание в правительственных, армейских и чекистских кругах. Это касалось подбора личного состава, его размещения, вооружения. Здесь были собраны хорошие кадры командиров и политработников, четко налажена боевая подготовка и умело поставлена воспитательная работа, культивировался спорт. Из Отряда ОСНАЗ часть бойцов попала в личную охрану В.И. Ленина (например, в нее вошли: Иванов Г.Н., Бельмас А.В., Пидюра М.Я. и др.). К сожалению, сохранилось мало архивных документальных материалов. Но можно воспользоваться информацией об Отряде в печати. В то время жизнь воинских коллективов широко освещалась в центральных и местных газетах. Например, газета «Рабочая Москва» 15 августа 1922 г. сообщала:

«Отряд особого назначения президиума ГПУ производит очень хорошее впечатление порядком и заботливым убранством помещения. Внутренняя жизнь проникнута упорным систематическим политическим воспитанием. Средств для этой цели достаточно, и они полностью использованы. Хорошо обставлена библиотека: удачные лозунги, доски со списками рекомендуемых книг, наглядный каталог, почтовый ящик своей газеты, ящик для заявлений и вопросов, витрина с плакатами и понятно изложенными статьями по сельскому хозяйству – полная картина культурного уголка красноармейца...»

Работали кружки: сельскохозяйственный, музыкально-хоровой, драматический, спортивный. Была школа для малограмотных. Проводилось санитарное просвещение. Организовывали лекции, экскурсии, спортивные соревнования, встречи с шефскими учреждениями.

2 сентября 1922 г. двадцати воинам бронедивизиона (бывшего АБО – АБД) Отряда ОСНАЗ были вручены ордена Красного Знамени за боевые заслуги, храбрость и самоотверженность, проявленные при ликвидации бандитизма в Уральской области. Вот что сообщила об этом газета «На боевом посту»:

«Прибывший на торжество по поводу награждения орденами Красного Знамени героев Бронедивизиона ОСНАЗ командующий Московского военного округа тов. Муралов в беседе с представителем газеты „На боевом посту“ сказал:

«Отряд ОСНАЗ я лично знаю мало, но то, что говорили мне о нем, свидетельствует о боеспособности отряда.

Что касается Бронедивизиона, то его я знаю давно как вполне боевую единицу. Я уверен, что Бронедивизион, имеющий в своей среде большое количество пролетариев-героев, и в дальнейшем будет на лучшем счету в Красной Армии»[29].

Чуть ранее газета сообщила читателям, что Бронеотряду пришлось за полтора месяца пройти 6000 верст, выдержать несколько боев, из которых особенно памятные – под Джембетом, Александровом и у Такабулата.

Под Джембетом засела банда в полторы тысячи человек под руководством офицеров Митрясова, Федорова, Авилова. Победе способствовало и участие в бою батальона Уральского губчека.

В связи с пятой годовщиной Октября газета опубликовала следующее приветствие председателя ВСНХ П.А. Богданова:

«Пять лет упорной борьбы миновали; впереди – ряд лет мирного строительства и укрепления экономического положения республики. Но эта мирная работа возможна только при бдительной охране республики от ее врагов. Пока держится винтовка в руках красноармейца – рабочий может спокойно ковать мир и благоденствие республики. Стойте же твердо на своем посту и помните, что под вашей охраной мы спокойно и неуклонно работаем над укреплением республики...»[30]

Осназовцы горячо и заинтересованно откликались на призывы и обращения Советской власти, они поддерживали и одобряли ее. Это видно по опубликованным в газете «На боевом посту» резолюциям, обращениям, сообщениям о жизни воинских коллективов.

Они помогают детям, делятся своим пайком с голодающими Поволжья.

Вот, например, резолюция, принятая на общем собрании военнослужащих Отряда ОСНАЗ при коллегии ГПУ по вопросу о помощи школе 28 ноября 1922 г. В ней говорится:

«Мы, военнослужащие Отряда ОСНАЗ при коллегии ГПУ, заслушав доклад т. Орловой о помощи школе, постановляем:

Учитывая всю важность значения совшколы для пролетариата, где должна выковываться его идеология, считаем недопустимым остаться вне поля помощи таковой. Мы достаточно хорошо уясняем, какое значение имеет просвещение для пролетариата... Мы не на словах, а на деле идем нашей власти навстречу. В деле помощи совшколам – отчисляем трехдневный денежный заработок и двухдневный паек продовольствия. Помощь трудом передать комиссии по проведению этой кампании...»[31]

Заботясь о красноармейцах, увольняемых в запас, газета каждый раз обращается к ним с приветственными словами, им устраивают торжественные проводы, вручают памятные фотографии.

В одном из таких обращений «Что должен помнить демобилизуемый» газета пишет:

«Снова значительное количество осназовцев уходит в бессрочный отпуск. Они придут в деревни, на заводы, и весьма возможно, что там не застанут того порядка, который видели в революционной столице Москве и, в частности, в нашем отряде. Недостатков у нас еще много. Исправить их в несколько месяцев нельзя. Вот мы призываем демобилизованного осназовца, придя домой, не забывать это. Ваша задача, демобилизованные товарищи, не критиковать недостатки, а помочь исправить их. Вы в Москве и в ОСНАЗе кое-чему научились, унесите же свои знания домой. Поделитесь ими с вашими родными и знакомыми, расскажите, как Красная Москва работает и заботится о провинции. Это ваша обязанность. Если для вас что будет неясно, напишите нам, и мы вам с удовольствием поможем.

Вы, товарищи, научились в Москве ценить Красное Знамя коммунизма. Высоко держите его и у себя дома»[32].

Возможно, современному читателю это покажется примитивной пропагандой, но тогда подобные обращения находили вполне адекватное восприятие.

12 декабря 1922 г. был издан приказ № 399 войскам ГПУ Московского гарнизона:

§ 1

17 декабря с.г., в день пятой годовщины основания Государственного политического управления (ВЧК), на Красной площади состоится парад частей войск ГПУ Московского гарнизона.

§ 2

Парад принимает народный комиссар внутренних дел, он же путей сообщения, председатель ГПУ, командующий войсками ГПУ т. Дзержинский.

§ 3

Командующим парадом назначается командир 1-го отдельного полка войск ГПУ т. Кобелев.

§ 4

Общее наблюдение за порядком на параде возлагается на командира дивизиона 1-го отдельного полка войск ГПУ т. Яковлева.

§ 5

Частям войск, ГПУ и сотрудникам органов ГПУ построиться по указанию командующего парадом.

§ 6

На парад выводятся: 1 и 2-й отдельные полки войск ГПУ, отряд ОСНАЗ при коллегии ГПУ, 10-й железнодорожный полк войск ГПУ, 17-й особый полк войск ГПУ, 1-й Московский конвойный полк, курсы ГПУ.

§ 7

Частям, принимающим участие в параде, выходить со знаменами боевыми и шефскими (не более двух знамен на часть). Шефы выходят со своими частями, но не более трех представителей.

§ 8

Дивизионы (роты) выводятся в составе 36 рядов с соответствующим числом командного, административно-хозяйственного и политического состава.

§ 9

Форма одежды – караульная. Обувь однообразная (обязательно в сапогах или ботинках все части). Головные уборы – богатырки, на коих иметь красноармейские звезды и крылья, подобранными на пуговицы.

§ 10

Для обозначения места частей, оцепления площади и поддержания порядка выслать от каждой части, участвующей в параде, линейных, коим прибыть на Красную площадь к 11 час. 15 мин.

Оцепление выслать в распоряжение командира 4-го дивизиона 1-го отдельного полка войск ГПУ т. Яковлева к 11 час. утра на Красную площадь от 1, 2 и 5-й отдельных московских рот войск ГПУ по 20 человек.

§ 11

Частям прибыть на Красную площадь к 11 час. 30 мин.

§ 12

При встрече принимающего парад играть «Интернационал», при обходе принимающего парад оркестром играть «Встречный марш».

§ 13

При встрече принимающего парад и при обходе им частей командирам и комиссарам держать руку под козырек. На приветствие частям отвечать «здравствуйте» (раздельно) и после ответа сопровождать приветствие «ура» (перекатами).

§ 14

1-й отдельный полк войск ГПУ и отряд ОСНАЗ при коллегии ГПУ принимают шефские знамена: 1 – от Трестпуть, а 2 – Президиума ВСНХ. Во время прибивки знамен к древкам и обноса их вдоль фронта частей оркестрам играть «Интернационал».

§ 15

Оркестры музыки всех частей выполняют на параде только лишь распоряжения командующего парадом и без разрешения последнего с площади не уходят.

§ 16

После прохождения церемониальным маршем частям следовать по домам.

Начальник особого отдела МВО Медведь

Помначальника штаба Казаков

Врио военного комиссара Недоля[33].

В честь первой годовщины отряда ОСНАЗ и празднования 5-й годовщины ВЧК – ГПУ были изготовлены фотоальбомы, в которых отображена жизнь 1-го отдельного полка войск ГПУ и Отряда ОСНАЗ при коллегии ГПУ, преподнесенные Ф.Э. Дзержинскому и другим руководителям ГПУ. Многие фотографии из этих альбомов используются в данной книге.

Выступая в тот же день на торжественном заседании по случаю 5-й годовщины ВЧК – ГПУ, Ф.Э. Дзержинский упомянул Трестпуть, от имени которого его председатель бывший чекист Я.Д. Березин «сегодня вручил как шеф знамя нашему доблестному Первому полку»[34].

Не случайно для вручения шефских знамен были выбраны две лучшие части – Отряд ОСНАЗ и 1-й отдельный полк.

В 1923 г. 1-й отдельный полк был переформирован и стал состоять из семи стрелковых дивизионов, размещенных в Покровских казармах, имеющих свою удивительную историю.

Возведены они были в конце XVIII века. О времени закладки и строительства этого сооружения свидетельствует сохранившаяся на первом этаже здания прикрепленная к стене коридора памятная каменная плита. Возраст ее – два с лишним века. В свое время многое разрушили, крушили все «ненашенское», всякие там дворянско-купеческие штучки, наследие старого мира, «обломки самовластия»... А вот плиту эту сохранили! Видно, умные командиры оказались в этих казармах, понимали значимость исторических памятников и свидетельств старины. А ведь ничего не стоило при очередном ремонте по-солдафонски распорядиться снять, замазать, убрать...

Казарм давно уже в этом здании нет, с мая 1960 г. их переоборудовали, перегородили, и с того времени здесь обитают разные учреждения. И хотя старинное это здание должно охраняться законом как архитектурная ценность, не покидает нас опасение, что рано или поздно его снесут, уступая место какому-нибудь монстру из стали, стекла и бетона, и тогда не останется и следа от бывших казарм и, не дай бог, исчезнет старинная плита с текстом, который гласит:

«Во исполнение Высочайшiя Воли Благочестивейшаго Великого Государя Павла Перваго, Императора и Самодержца Всероссiйскаго, усердiем Московских дворян и жителей Во основанiе казармъ Для войск Второй Инспекции Построенъ 1798 Года июня 7 дня Царствованiе Его Величества Во второе лето Высокопоставленным Господином Разных Орденов кавалером Россiйской Имперiи Светлейшимъ Княземъ Александръ Андреевичем Безбородькою Корпус, занимающiй Въ длину 94 сажени въ ширину 61 саж».

В 1812 г. казармы сгорели, но в 1830 г. вновь восстановлены и надстроены. Предположительно, это сделано архитектором Д.И. Жилярди.

В старое время здесь располагался 7-й Сумгаитский пехотный полк, имелась полковая часовня. В канун революции в Покровских казармах находился 56-й запасной стрелковый полк, после Октябрьской революции – полк имени 1-го марта («первомартовцы»). Были здесь и бойцы полка ВЧК Д.П. Попова, ставшего основной ударной силой левоэсеровского мятежа в Москве. Штаб Попова располагался рядом – в Трехсвятительском переулке, его агитаторы постоянно работали в Покровских казармах, надеясь превратить их в опорный пункт восстания. Но это не удалось. В период Гражданской войны в этих казармах размещался 12-й полк войск ВЧК, а после его убытия на фронт – Запасная бригада войск внутренней охраны республики. В последующие годы – также части внутренних войск. Казармы носили имя Ф.Э. Дзержинского. В 1933 г. здесь был возведен еще один этаж. Последней частью, дислоцировавшейся в Покровских казармах, был 3-й полк дивизии имени Ф.Э. Дзержинского.

Нарастающие экономические трудности привели к дальнейшему сокращению административного аппарата и численности войск. Ф.Э. Дзержинский в записке В.Р. Менжинскому от 7 сентября 1923 г., делясь своей озабоченностью тяжелым финансовым положением, низкой заработной платой рабочих, предложил в связи с этим «максимально сократить» аппарат ГПУ как «орган непроизводственный», требуя одновременно «раскассировать штабы наших войск (центр и округа), политсекретариат, предельно уменьшить... нестроевой состав»[35].

27 сентября Коллегия ГПУ постановила «произвести коренное изменение в структуре войск». На основе этого приказом ГПУ № 405 от 3 октября 1923 г. была объявлена новая структура органов управления войсками.

Руководящим центром оперативного и административного управления стала Главная инспекция. Начальником отдела погранохраны и главным инспектором войск ГПУ стал Я.К. Ольский. На местах штабы были частично упразднены либо реорганизованы в инспекции.

В 1923 г. были разработаны и утверждены руководящие документы: Положение о внутренних войсках, обслуживающих местные органы ГПУ; о транспортных частях войск ГПУ и об отдельных частях войск ГПУ, охраняющих учреждения Наркомфина (местного назначения).

Приказом ГПУ № 315 от 28 июля 1923 г. «О реорганизации управления погранохраной ГПУ» был учрежден самостоятельный «Отдел погранохраны ГПУ СССР», в котором мыслилось «сконцентрировать все вопросы, касающиеся охраны границ». Заметим при этом, что само сочетание «ГПУ СССР» формально противоречило действовавшему тогда законодательству, поскольку Госполитуправление было создано при НКВД РСФСР[36].

Одновременно был издан приказ № 404 от 3 октября 1923 г. «О реорганизации войск ГПУ», которая, как сказано в приказе, «должна не только изменить внешние формы управления войсками, но главным образом твердо определить путь их дальнейшей подготовки, усовершенствования и использования».

Оба приказа были направлены на еще большее сближение и взаимообогащение органов и войск ГПУ, поскольку первые «остро нуждаются в постоянном пополнении своих кадров свежими силами, политически воспитанными», а вторые «должны явиться базой воспитания новых работников органов» в деле военной подготовки, ибо военное обучение сотрудников «обеспечивает правильное использование ими войск для выполнения оперативных заданий»[37]. Этой же цели служили ранее такие меры, как слияние партячеек войск и органов ГПУ (циркуляр ЦК РКП(б) № 116 от 1 декабря 1922 г.), программы «чекизации» войск (чекистского воспитания, названного в дальнейшем специальным воспитанием). Однажды даже был устроен вечер братания сотрудников ГПУ с осназовцами, о чем сообщила газета «На боевом посту»:

«Отряд ОСНАЗ все ближе и ближе становится с сотрудниками ГПУ. 8 ноября был устроен в клубе ГПУ вечер братания. Много было сотрудников и много красноармейцев. Все чувствовали себя как в своей семье. Тов. Герсон сделал большой доклад о международном положении, а затем с приветствиями выступили представители бюро ячеек, месткома, ячейки РКСМ и т.д. Когда появился на сцене представитель ОСНАЗа, его встретили громом аплодисментов. Коротка была его речь, но в ней было все, и весь зал был в напряжении, которое разрядилось в шумной овации. Тепло также встретили представителя 1-го полка.

В антракте осназовцы собрались вместе и дружно спели свою песню «Осназцы». Гулко разносились по всем коридорам:

Смело в бой, идем вперед,

Красные осназцы!

Капиталу смерть несем

От пролетарской власти!..

После была поставлена пьеса Горького «На дне».

Этот вечер надолго останется в памяти красного бойца ОСНАЗа.

В нашем единении с сотрудниками ГПУ сделан еще один шаг.

Красноармеец 1-й роты Осьминин»[38].

Тогда в стране проходила военная реформа. Хотя в войсках ГПУ—ОГПУ не было территориально-милиционных формирований (все части оставались кадровыми), произошла серьезная перестройка организационной структуры, порядка и методов обучения и воспитания личного состава.

На данном этапе было проведено изменение в штатной структуре и Отряда ОСНАЗ. 15 июня 1923 г. П. Кобелев назначается начальником-военкомом Отряда ОСНАЗ. Командиром 1-го отдельного полка стал М.С. Иванов. 25 декабря того же года этот полк сливается с Отрядом ОСНАЗ, и новому формированию присваивается наименование «Отряд особого назначения при коллегии ОГПУ»[39].

Вопросам совершенствования войск посвящено проходившее в Москве 11—13 апреля 1924 г. совещание руководящего состава погранохраны и войск ОГПУ.

В то время наметилась тенденция к созданию небольших частей, что уже не соответствовало потребностям войск. Совещание высказалось за сведение «мелких самостоятельных отдельных частей, прикрепленных к губотделам (дивизионов), в крупные войсковые части», что позволит «вполне рационально использовать вооруженную силу и, с другой стороны, облегчит проведение подготовки и повысит ее уровень». Было уделено внимание подготовке младшего комсостава, более рациональному сочетанию комплектования войск призывниками и добровольцами.

Вот тогда и реализована была идея создания дивизии ОСНАЗ. Инициатором и организатором этого дела, теперь уже одобренного Ф.Э. Дзержинским, стал начальник отдела погранохраны и главный инспектор войск ОГПУ Я.К. Ольский.

12 апреля Автоброневой отряд ведет первое сражение в г. Москве по ликвидации анархистов, штаб которых был расположен на Дмитровке. По штабу анархистов произведен выстрел из 3-х дм. пушки. Анархисты, видя безвыходное положение, сдались группами. В эту же ночь организация анархистов была ликвидирована.

(Апрель 1918 г. Постановление ВЦИК о ликвидации анархистской организации.) [1]

Отряд участвует в ликвидации восстания левых эсеров в боях за взятие Почтамта, где захвачена одна бронемашина.

(Июль 1918 г. Из дневника отряда.) [2]

Автоброневой отряд принимает участие в боях по обороне г. Поворино к гор. Борисоглебска (быв. Тамбовской губ.) в составе: 10 человек военнослужащих и 2 бронемашин.

(Октябрь 1918 г. Из дневника отряда.) [3]

21 июня отряд выступает из г. Москвы на Южный фронт экспедиционным корпусом в составе: 35 человек. Вооружение: 1 танк, 1 бронемашина, 3 мотоцикла и 2 грузовых автомашины [4].

(Постановление Президиума ВЦИК № 10216 от 20.06.1919 г.)

По дороге на ст. Колодезная к отряду присоединяется команда в числе 12 человек, следовавшая с фронта в Москву, в отряде которой броневик «Стерегущий», грузовик «Фиат» и 2 мотоцикла «Клено».

(Распоряжение командира отряда. Из дневника отряда, 1919 г.)

1 июля отряд отправляется на ст. Волконская с задачей поддержать правый фланг 2-й бригады.

(Полевая записка начальника штаба корпуса за № 47 от 01.07.1919 г.)

2 июля в 2 часа ночи на ст. Волконская, выгружаясь, отряд получил распоряжение вновь погрузиться и вернуться в Жердевку, для следования в 8-ю армию.

(Телеграмма комиссара Особого Корпуса № 58 от 02.07.1919 г.)

2 июля отряд выступает на ст. Отрожка, куда прибывает 8.07 и поступает в распоряжение начальника правого боевого участка Острогожского района, 16-й дивизии.

(Приказ бронечастей 8-й армии № 119 от 07.07.1919 г.)

10.07.1919 г. к 3 часам утра автоброневой отряд находится на участке 139-го полка, где содействовал своим ударом 2-й бригаде 16-й дивизии, последняя, развивая успех, заняла высоту 66,9.

(Приказ по войскам правого боевого участка Острогожского района. 1919 г.)

13.07.1919 г. противник с рассветом повел наступление на высоту 66,9. Возложив охрану высоты на грузовую автомашину № 9 и бронемашину «Стерегущий», автоброневой отряд контрударом во фланг оттеснил противника. В результате боя противник понес большие потери.

(Словесное приказание начальника правого боевого участка Острогожского района.)

8 августа отряд с 4-м Кавполком двинулся на Б-Прокопец, преследует отступающего противника в направлении I М-Прокопец. Противник несет большие потери убитыми и ранеными.

(Приказ по 2-й стр. бригаде 16-й дивизии № Л/21 от 08.08.19 г.)

15.08.1919 г. часть автоброневого отряда несет оборону участка 1-й бригады, а часть высылается на хутор Гнилое для совместных действий с 141-м и 139-м полками, ведя наступление на хут. Жидкове. От активного действия наших частей противник в панике отступает. Жидкое занято. Отряд вместе с 139-м полком преследует отступающего противника в направлении Владимировки.

(Распоряжение командира 2-й бригады 16-й дивизии от 15.08.1919 г.)

20.08 отряд занял с. Никитовку и, двигаясь в направлении д. Чепухино, хут. Богатое, Заводский и Самарино, у села Подгорная встретил конное сопротивление противника, сосредоточившего силы около 2 полков пехоты и 1 полка кавалерии. Бой продолжался около 45 минут, и при поддержке 1-й бригады село Подгорное было взято, в результате чего был захвачен обоз противника.

(Приказание штаба 16-й дивизии за № 2385 от 19.08.1919 г.)

Отряд переходит в хут. Б-Лепяги, для прикрытия левого фланга 2-й бригады.

24.08.1919 г. для укрепления левого фланга 16-й дивизии отряд несет службу в хут. Теротино-Демино.

(Приказ от 24.08.1919 г. № 0117.)

7.09.1919 г. грузовики отряда с пулеметами под руководством Начдива-16 в районе Николаевка вступает в бой с противником: около полка кавалерии, офицерского полка кавалерии, офицерского полка пехоты, 6 орудий. Умелым огнем, маневром и самоотверженной работой состава противник был разбит, при этом захвачено в плен 200 человек, 6 орудий и 23 пулеметаp[5].

(Из дневника отряда.)

1.11.1919 г. отряд поступает в распоряжение члена Реввоенсовета Южного фронта тов. Сталина и направляется в г. Серпухов.

(Телеграмма Главкома № 4807.)

8.11.1919 г. отряд направляется на ст. Подольск—Тула—Козлов—Воронеж и поступает в распоряжение 4-й кавдивизии, куда прибывает 19.12.1919 г.

(Телеграмма Нач.Вр.отд.Южного фронта № 258 от 07.11.1919 г. Приказ штаба 1-й Конармии № 1443 от 18.12.1919 г.)

7.05.1920 г. отряд поступает в распоряжение 11-й кавдивизии.

(Распоряжение начальника бронесилами 1-й Конной Армии.)

27.05.1920 г. отряд под Дзиньково разбивает противника численностью 150 человек.

(Из дневника отряда.)

31.05.1920 г. отряд в составе 2-й бригады в районе дер. Быстрик участвует в разгроме противника (300 чел.).

(Из дневника отряда.)

С 4 по 18.06.1920 г. отряд участвует в наступлении на гор. Бердичев, где у противника был отобран пулемет «максим» № 18932 и большое количество патронов.

(Из дневника отряда.)

17.05.1921 г. по приказу штаба 1-го боевого участка два взвода в составе 2 бронемашин, 6 пулеметных машин и 3 легковых получили задачу с 3-м полком ВЧК ликвидировать банду, занимавшую дер. Коньково; разведкой 3-го полка ВЧК обнаружено, что противник отступает из дер. Коньково в направлении села Березовки.

Для преследования банды выслана одна бронемашина и 2 пулеметных машины.

(Из дневника отряда 1921 г.)

4.06.1921 г. после жестокого боя в с. Бануры банда потеряла убитыми около 500 человек и 10 пулеметов. Остальная банда в 150 человек бежала в направлении Малой Сердобы. Отряд преследует банду.

(Из дневника отряда.)

6.06.1921 г. отряд, преследуя банду, прибыл на ст. Соловна-Ховаринская и, двигаясь на ст. Колыши, соединяется с кавбригадой т. Дмитриенко и совместно продолжает преследование.

(Из дневника отряда.)

9.06.1921 г. силы Антонова в результате настойчивого, неутомимого и героического преследования нашим отрядом разбиты и рассеялись мелкими группами по Кирсановскому уезду.

Сам Антонов в последнем бою с нашим отрядом под с. Чернушевка ранен в голову. Оставшиеся мелкие группы антоновских банд начинают вновь сгруппировываться в районе с. Булыгина, что 20 верст севернее Кирсанова. Нашему отряду приказано дать последний бой этим группам и окончательно уничтожить их (оперативное приказание начальника 1-го боеучастка от 9 июня). Во исполнение чего командир отряда приказал: 1-му и 2-му взводам – 1-му взводу в составе броневика 2 боевых машин и 2-му взводу в составе 2 боевых машин и 1 легковой – завтра с рассветом выступить из Кирсанова по направлению с. Булыгино, где взводы получат соответствующие задачи.

(Выписка из журнала боевых действий Автоброневого отряда им. Я.М. Свердлова – ВЦИК.)

13.06.1921 г. по приказанию вышестоящего командования Автоброневой отряд убывает в г. Тамбов, и в 22 часа 30 минут отряд прибыл в г. Тамбов, где и расквартировался.

(Из дневника отряда.)

14.06.1921 г. отряду приказано произвести последний удар и уничтожить вновь образовавшуюся банду в юго-западной части Тамбовской губернии (1000 всадников местной Вохры), наименовав себя 1-й Армией Тамбовского края.

Отряд в составе: 7 бронемашин и 1 броневика выбыл в 18 час. 14.06 в направлении ст. Самнур, что в 43 верстах юго-восточнее г. Тамбова. По прибытии отряд поступил в распоряжение Начальника Особой группы.

(Из дневника отряда.)

17.06.1921 г. отряд с рассветом, преследуя противника, двинулся в село Комлыш, где ведет бой с бандой в 1300 сабель. После пятичасового усиленного боя противник обратился в бегство, оставив на поле боя до 100 человек убитыми и около 250 человек ранеными, оставив 500 лошадей. Остальная банда рассыпалась по берегу реки Хопер. Отряд, преследуя банду, получил задачу уничтожить ее в дер. Урюпинская.

(Из дневника отряда.)

18.05.1921 г. отряд занимает без боя Урюпинскую и переправляется через реку Хопер к хут. Батринов, Бубновский, затем в станицу Карагочины, где вступает с оставшейся бандой Богуславского, численностью 250 сабель, в бой. После нескольких часов боя банда во главе с Богуславским взята в кольцо и оттеснена к реке Хопер и беспощадно истреблялась огнем, частью расстреляна, частью потоплена в реке. Сам Богуславский, раненный в ногу, сбросив с себя вооружение, покинул лошадь и бросился в р. Хопер с надеждой спастись, но добит метким выстрелом из винтовки и погиб в реке. Бой кончился с полным уничтожением банды Богуславского. Отряд направился на ст. Урюпинская.

(Приказ отряду от 18.06.1921 г. за № 032/оп. 19.06.1921 г. отряд убывает со ст. Урюпинская в г. Тамбов.)

21.07.1921 г. Автоброневой отряд в составе 86 человек, 7 боевых машин, 2 броневиков и др. убывает со ст. Москва в гор. Уральск в распоряжение Командующего войсками Заволжского Военного Округа на борьбу с бандитизмом (начальником эшелона назначен Лылин Филипп).

(Предписание ком. войск Тамбовской губ. № 46/оп – 1921 г.)

26.07.1921 г. отряд в полном составе по предписанию Председателя Губернского ЧК выступает из Уральска по направлению г. Джамбейтинска юго-вост. Уральска. Отряд переправляется вброд через реку Барбесштау. В 19.00 отряд идет вброд через реку Кеарак-Анкаты, в 20 часов через реку Инзарш-Узэк, в 22 часа – через реку Танас-Анкаты.

(Из дневника отряда.)

27.07.1921 г. в 15.00 Автоброневой отряд вместе со сводным отрядом кавалерии и пехоты атаковал с трех сторон г. Джамбейтинск, где банда в количестве 1200 человек при 5 пулеметах засела в окопы и в полуразрушенные дома, идущие по окраинам города. Усиленной атакой и наступлением автоброневого и сводного отрядов была обращена в бегство, оставив свой обоз на 120 подводах и 4 ст. пулемета и 5-й ст. пулемет за № 111 был забран боевой машиной при преследовании. Банда была наполовину уничтожена и вытеснена из гор. Джамбейтинска. 28.07.1921 г. автоброневой отряд преследует банду, в районе реки Хамбэй и гор. Мало-Кучинска уничтожил банду полностью.

(Из дневника отряда.)

1. Выступая на VIII заседании ВЦИК 17 февраля 1919 г. с обзором деятельности ВЧК за 15 месяцев, Ф.Э. Дзержинский, коснувшись разоружения анархистов, заявил: «...12 апреля в течение 3-х часов не стало анархистов, все у них было отобрано», и после этого преступность в Москве уменьшилась на 80% (ГАРФ, ф. 1235, оп. 21, д. 8, л. 1—2).

2. Происшедший 6—7 июля 1918 г. левоэсеровский мятеж – попытка захвата власти вооруженным путем, предпринятая левыми эсерами, выступившими против продовольственной политики Советов, создания Красной Армии, введения смертной казни по суду и против заключения Брестского мира. Об этом говорилось в резолюции, принятой на 3-м съезде этой партии 28 июня – 1 июля 1918 г. С целью срыва Брестского мира и вовлечения России в войну с Германией было организовано убийство германского посланника графа В. Мирбаха членами партии левых эсеров В.А. Александровичем (товарищ председателя ВЧК), Я.Г. Блюмкиным и И. Андреевым (сотрудники ВЧК). Последние двое проникли в здание германского посольства, предъявив удостоверение ВЧК (позже выяснилось, что подписи Дзержинского и Ксенофонтова поддельные, печать подлинная: ее поставил Александрович).

К этой провокации и мятежу левые эсеры готовились заранее. Формировались партийные дружины, заготавливалось оружие, продовольствие, санитарные средства, стягивались к Москве отряды из других городов. Главной ударной боевой силой мятежников был отряд (в литературе его называют полк) ВЧК под командованием Д.И. Попова, члена партии левых эсеров. После отъезда почти всего боевого отряда ВЧК под командованием С.П. Чернова (члена коллегии ВЧК) на Восточный фронт, где он отличался в боях на сызранском направлении, Попову под покровительством Александровича втайне от Дзержинского удалось навербовать в свой отряд деморализованных матросов, бывших разоруженных анархистов и множество случайных людей. Численность мятежников составляла около 1800 человек, на вооружении было четыре броневика, 6—8 орудий. Дзержинский, узнав об измене Попова, прибыл в отряд, но был там арестован. Принятыми мерами мятеж быстро ликвидировали части Московского гарнизона, рабочие отряды, отряд продармейцев под командованием Г.М. Зусмановича, отряд железнодорожной охраны, латышские части под командованием И.И. Вацетиса, бойцы Автобоевого отряда (они же несли охрану Большого театра во время заседаний V съезда Советов, где были арестованы лидеры левых эсеров). В ликвидации левоэсеровского мятежа участвовали также и бойцы-чекисты, оставшиеся твердо стоять на платформе Советской власти. Это отряды А.Я. Полякова (состоял из балтийских матросов) и самокатчиков. Они разоружили выставленную Поповым в здании ВЧК охрану, освободили от мятежников почтамт и телеграф, типографию в Ваганьковом переулке (ныне Малый Трехгорный), разоружили на станции Химки вызванный из Петрограда на подмогу левоэсеровский отряд моряков.

Общее военное руководство всей операцией осуществляли Н.И. Подвойский (председатель Высшей военной инспекции) и Н.И. Муралов (командующий войсками Московского военного округа).

(См.: Красная книга ВЧК, Т. 1, изд. 2-е, уточн. – М., 1989.)

3. В июне 1919 г. создалась угроза вторжения противника в направлении Поворино. Поворинский узел становился важнейшим пунктом сопротивления, где сосредоточены были силы Красной Армии Южного фронта, в т.ч. 16-я дивизия под командованием В.И. Киквидзе. Поворино – железнодорожный узел, через который расходились пути на Лиски, Балашов, Царицын. В составе Южного фронта действовало пять армий. Упомянутая ниже 8-я армия действовала в районе ст. Лиски, Валуйки, Поворино, участвовала в наступлении вдоль р. Дон, овладении Донбассом, освобождении Ростова, Нахичевани.

В Поворино располагался с конца 1919 г. оперативный центр обороны тыла Юго-Восточного фронта (образован 30 сентября 1919 г.), осуществляемой запасной стрелковой бригадой войск внутренней охраны республики (ВОХР) под командованием Кикодзе (Поворинская группа войск ВОХР).

4. Приказ по 1-му Автобоевому отряду ВЦИК имени Я.М. Свердлова.

№ 1 поезд Москва—Козлов 21 июня 1919 г.

§ 1

По постановлению Президиума ВЦИК от 20 июня сего года за № 10216 1-й Автобоевой отряд имени Я.М. Свердлова ВЦИК в составе: одного танка, одного броневика, одной походной мастерской, одной походной кухни, одной цистерны, одной санитарки, двух грузовиков, двух мотоциклов с пулеметами, двух – без пулеметов и 35 человек команды выступает сего числа в 15 часов 30 минут из Москвы на фронт.

§ 2

Состав команды: начальник отряда Конопко Юлиан, заведующий технической частью Янсон Карл, заведующий хозчастью Соколовский Антон, механик походной мастерской Буш Иоган, писарь Дмитриев Григорий, фельдшер Ефимов Корней, шоферы – Розенштейн Уно, Алексеев Алексей, Власов Иван, Зеленкевич Станислав, Либек Арнольд, Анисимов Михаил, Шибанов Никита, Тимм Карл, помощники шоферов – Буш Карл, Хромогин Матвей, Зимогоров, слесарь Зеленкевич Мечислав, монтер Соболь Иосиф, мотоциклисты – Гроссман Ян, Игнатович Виктор, пулеметчики – Рязанов Петр, Тоут Ляуш, Сентнер Франц, Урбан Януш, Волков Федор, артиллерист Горшков Николай, повар Шафро Иосиф, телефонисты – Орезов Андрей, Лядов Николай, Алексеев Илья, Пумпур Карл, Бичули Анш-Рудольф.

§ 3

Комендантом поезда назначается т. Бичули Анш-Рудольф.

Начальник 1-го Автобоевого отряда имени

Я.М. Свердлова ВЦИК Конопко.

(ГАРФ, ф. 1235. оп. 94, д. 22, л. 217. Опубликован в кн.: Внутренние войска Советской республики. – С. 411.)

5. В отзыве о боевых действиях АБО начальника 16-й дивизии Р.П. Эйдемана, сменившего погибшего начдива В.И. Киквидзе, сказано: «...Во время пребывания в дивизии отряд показал себя стройной боевой единицей, действующей во всякой обстановке. Как командир отряда тов. Конопко, так и каждый из состава отряда проявили себя в совместных боях с частями дивизии умелыми, смелыми и инициативными бойцами...»

(Цит. по: Урусов Б. В рядах Первой конной /На боевом посту. – 2004. – № 3. – С. 40.).

Вот уже несколько дней части Первой Конной армии вели бои за Ростов. Деникинцы упорно обороняли каждый выгодный рубеж, цеплялись за каждый населенный пункт. Но под напором буденновских войск начали отходить.

Командиры боевых машин Егор Архипов и Сергей Пискунов получили приказ ударить по отступавшей коннице противника. По глубокой балке, проваливаясь в снег, взбираясь по кручам, машина Архипова обошла село Большие Салы слева и заняла боевую позицию. Вскоре показалась вражеская конница.

– Приготовились! – крикнул Архипов Филиппу Лылину. – Но не торопись, подпускай их поближе!

Пулеметчик и сам не спешил. Когда белая конница приблизилась, он внезапно открыл огонь. Всадники растерялись и в замешательстве стали отступать.

Машина рванулась вперед, и пулемет вновь застрочил. Белые отошли в село, но там их встретили кавалеристы. Другого пути отхода у деникинцев не было, и они вновь повернули коней в сторону машины. А тут случилась беда – пулемет отказал. Лылин вынул замок и с досадой отбросил его в сторону.

Положение казалось безвыходным: до сотни белых с обнаженными клинками мчались прямо к машине. Что делать?

Решили биться до последнего. Расположились в кузове, приготовили гранаты. И в самую критическую минуту, когда белые были уже в трехстах метрах, Архипов отыскал под брезентом запасной замок и подал пулеметчику. «Максим» снова застрочил.

Но белогвардейская конница, несмотря на потери, остервенело лезла вперед. И тут подоспела машина Пискунова. Теперь деникинцы очутились под перекрестным огнем. А впереди уже слышалось дружное «ура». Это красные конники пошли в атаку.

После успешного боя у хутора Волошино машины Пискунова и Дамбита продолжали наступать. Вскоре впереди показались два танка с открытыми люками. Экипажи расположились рядом. Машины бронеотрядовцев на полном ходу понеслись на врага. Деникинцы даже не пошевелились: видимо, они приняли эти машины за свои.

– Ни с места! – скомандовал Пискунов.

Четверо танкистов спохватились, бросились к люкам. Но было поздно, Лылин сразил их короткой очередью. Это отрезвляюще подействовало на остальных. Бойцы сняли с танков пулеметы, разоружили пленных, пополнили свой боезапас.

Деникинцы никак не хотели примириться с потерей танков. Вновь и вновь они шли в атаку. В это время по полю прокатилось мощное «ура». Лавина нашей кавалерии неслась на врага.

...После боя танки осмотрели С.М. Буденный, К.Е. Ворошилов и О.И. Городовиков.

– Это ваши трофеи? – спросил Буденный.

– Так точно, – дружно ответили бойцы.

– А что это за машины?

– Английские «Рикардо», скорость 4 километра в час, – с видом знатока проговорил Пискунов.

– Не танки, а калоши какие-то, – заключил Семен Михайлович.

– Ну а вы молодцы, ловко их прибрали к рукам, – похвалил он бронеотрядовцев.

– А еще молодцы, что выстояли, не отдали обратно, – добавил Ворошилов.

– Всех к награде, – распорядился командарм.

В боях за Ростов родилось немало героев. Среди них С. Пискунов, А. Дамбит, Я. Катона, Д. Волков, Е. Архипов, В. Кищук и многие другие.

5 февраля 1920 г. командир Автобронеотряда в своем донесении реввоенсовету Первой Конной писал: «...В бою 8 января 1920 г. при общем наступлении Красной Армии под Ростовом-на-Дону отличились: ...Петров Василий и Пискунов Сергей. Пулеметчики... Урбан Януш и Алешкин Афанасий, несмотря на большой перевес противника у дер. Кутейниково, решительностью и самоотверженной работой вытеснили его из деревни и с малочисленным прикрытием преследовали противника на расстоянии 7 верст, причем тов. Алешкин, раненный, оставался все время в строю.

Тт. Дамбит Антон и Игнатович Виктор с пулеметчиками Волковым Данилой и Надь Янушем выбили противника из Армянских хуторов и под малочисленным прикрытием вступили в бой с целой неприятельской кавдивизией, в результате которого противник отступил, преследуемый машинами до Нахичевани».

«16.06 с рассветом отряд выступает в Ржавченко, Костин-Отделец и дер. Поспеловка, где ведет бой с бандитами Богуславского численностью в 1600 сабель. После полуторачасового боя противник, потеряв убитыми 50 человек и ранеными 100, побросав весь свой обоз, 5 пулеметов, до 100 лошадей, оставил деревню. Отряд преследует противника, отступающего на Новый Хопер.

17.06 отряд, преследуя противника, двинулся в село Калмык, где вел бой с бандой в 1300 сабель. После пятичасового усиленного боя противник обратился в бегство, оставив на поле боя до 100 человек убитыми и около 200 человек ранеными, оставив 500 лошадей, остальная часть банды рассыпалась на берегу реки Хопер. Отряд, преследуя банду, получил задачу уничтожить ее в станице Урюпинской.

18.06 отряд занимает без боя Урюпинскую и переправляется через реку Хопер к хуторам Батраков, Бубновский, а затем в станицу Карагочины, где вступает в бой с оставшейся бандой Богуславского численностью в 250 сабель. После нескольких часов боя банда во главе с Богуславским взята в кольцо и оттеснена к реке, где беспощадно истреблялась огнем, частью расстреляна, частью потоплена в реке...»

Из журнала боевых действий Автобронеотряда им. Я.М. Свердлова

За исключительную храбрость в боях с антоновцами 58 бойцов и командиров отряда были награждены орденом Красного Знамени. Шофер Сергей Пискунов, помощник командира отряда Виктор Игнатович, командир взвода Антон Дамбит, начальники машин Арнольд Зилле, Александр Богданов, шофер Николай Несмеянов и пулеметчики Янош Катона, Франц Сентнер, Филипп Лылин и Гавриил Каменщиков получили ордена второй раз.

После кратковременной передышки, в июле 1921 г., отряд получил новое задание. На этот раз в уральских степях поднял мятеж бывший полковник царской армии Митрясов.

Враги узнали об отправке поезда с бронемашинами на Урал. На одном из перегонов произошло столкновение эшелона с паровозом. Два вагона были разбиты. Но пустить эшелон под откос контрреволюционерам не удалось. 25 июля автобронеотряд прибыл в Уральск.

Вечером семь автомашин и два «Остина» выступили из Верхне-Уральска к Джамбейтинску, где засели бандиты. Тяжелые броневики часто буксовали на плохих дорогах. Тогда решили заменить бронированные башни на жестяные. За счет этой «модернизации» маневренность и проходимость машин значительно повысились.

Свердловцы с ходу попытались ворваться в расположение мятежников. Но они сильно обороняли обрывистый берег реки. Бойцы оставили один броневик перед фронтом врага, а остальными силами ударили с тыла. Полтора часа длился бой на улицах города. К вечеру бандиты не выдержали натиска и отступили в степь. Они потеряли обоз в 120 подвод, 4 пулемета.

Еще одна ночь прошла в походе. Только в полдень второго дня усталые бойцы нагнали Митрясова. С ходу вступили в бой, бандиты не выдержали и стали удирать из деревни. В погоню устремились броневики и автомашины.

...За прудом, на окраине деревни, лежал раненый красноармеец Богданов.

– Скорее, – показывал он на камыши. – Там Митрясов и весь его штаб.

– Не усидят, – весело сказал красноармеец Крамс, поправляя пулеметную ленту.

И действительно, из камышей поодиночке начали выбегать бандиты, отстреливаясь на ходу.

– Смотрите, офицер, – указал Крамс рукой на человека в мундире. Несколько бойцов бросились его преследовать. Но тот быстро скрылся в степном колодце и повел оттуда отчаянную стрельбу. Пуля сразила Крамса. Остальные залегли.

Один из бойцов выдвинулся вперед и метнул гранату...

Спустя несколько минут в деревне наступила тишина. Чекисты вели под конвоем пленных из штаба Митрясова. Все собрались к колодцу. Сюда пришли и местные жители. Вытащили труп офицера.

– Это он, сукин сын, казачий полковник Митрясов, – сказал крестьянин, обращаясь к командиру отряда, и, погладив свою седую бороду, добавил: – Спасибо вам, сыночки, от всей деревни спасибо.

Мужественно и самоотверженно бились свердловцы в степях Южного Урала, громя банды Митрясова, Сарафанкина, Федотова, Авилова и других.

Приказом Реввоенсовета республики № 127 от 18 мая 1922 г. 20 человек «за боевые отличия, показанные ими в июле и августе месяцах 1921 г. в районе г. Джамбейтинска, при ликвидации банд в Уральской губернии», награждены орденом Красного Знамени. В том числе помощник командира отряда В. Игнатович, бойцы С. Пискунов и Ю. Марцинк, удостоенные его в третий раз.

Сорок тысяч верст прошел автобронеотряд с боями по дорогам Гражданской войны. Участвовал во взятии десятков городов и сел. Захватил трофеи: 2 танка, 65 пулеметов, 7 орудий, свыше 4000 снарядов. В боях погибли 5 человек (трое из них навечно зачислены в списки АБО), ранены – 18 человек.

За мужество и стойкость, проявленные в боях в годы Гражданской войны, десятки бойцов и командиров награждены орденом Красного Знамени – высшей по тому времени наградой. 10 человек удостоены этой награды дважды, а 3 героя – трижды. Кроме того, 47 автобронеотрядцев награждены часами, 29 – портсигарами, 9 – именным оружием.

Во 2-ю годовщину Красной Армии ВЦИК наградил Автобронедивизион (бывший автоброневой отряд) им. Свердлова Почетным революционным Красным Знаменем.

«В борьбе с голодом, – писалось в еженедельном листке красноармейцев ОСНАЗ „На боевом посту“ в марте 1922 г. (№ 2), – наступил самый решительный момент. Близится время посева, а у сеятеля житницы нашей – Поволжья окончились последние запасы на пропитание и нет сил приступить к работе...

Осназец! Ты в авангарде революции. Сегодня величайший враг революционных завоеваний – голод. Бей по голоду! Жертвуй в пользу голодающих!

В марте бойцы и командиры ОСНАЗ собрали 31 925 825 рублей. За июнь сдано комиссии: муки 153 пуда, сахара 5 пудов 30 фунтов, денег – 239 265 000 рублей».

Дорогие товарищи!

Вам, более чем кому-либо, ясна идея существования нашего отряда. Мы все время стараемся влить отборных товарищей красноармейцев в отряд вместо демобилизованных. Количество отряда мы увеличить не можем, но усовершенствовать его технически мы обязаны, мы должны. Кроме 3 родов оружия, имеющихся в отряде, мы решили добавить четвертое – авиацию. Сговорившись с начальником отряда тов. Климовым, решили купить три аэроплана: из них – два боевых и один – разведывательный, и к ним иметь своих летчиков, т. е. осназовцев. Для этого было предложено Автоброневому дивизиону из своей среды послать добровольцев, но хороших шоферов-механиков в количестве 8—10 человек...

Да, товарищи, наш отряд не велик, но мы должны стараться, чтобы он был качественно и технически велик. Политическо-партийная работа в отряде в вашем лице обеспечена. Командный состав то же самое. Постараемся вырасти с помощью товарищей-чекистов и технически, и тогда мы можем сказать, что не в количестве, а в качестве наш успех...

С коммунистическим приветом А. БЕЛЕНЬКИЙ.

На боевом посту, 1923, 14 апреля.

«Боевые друзья!

Вы приняли эстафету боевой славы и доблести из рук тех, кто с оружием в руках защищал Советскую власть, кто через огонь Гражданской и Великой Отечественной войн гордо пронес победоносное ленинское знамя. Ваши отцы и деды прославились в боях, отстояли свободу и независимость Родины. Ныне она стала еще более могучей и прекрасной...» – эти строки написаны трижды Героем Советского Союза, Маршалом Советского Союза Семеном Михайловичем Буденным воинам одной из частей дивизии, в которой прославленный полководец является почетным красноармейцем.

«...Мы – солдаты на боевом посту, – писал далее Семен Михайлович, – и все то, что охраняем, нам дорого и свято. Каждый из нас должен зорко нести службу, в совершенстве овладевать своим оружием, боевой техникой, быть сильным, выносливым, поддерживать крепкую воинскую дисциплину...»

На протяжении всей ее истории полководец проявлял глубокий интерес к жизни, боевой учебе и службе солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров.

«...Вам известно, что автобронеотряд в тревожном 1919 г. сражался против деникинских полчищ в составе Первой Конной армии, которой я командовал, – писал боевым товарищам С.М. Буденный в сентябре 1962 г. – Он прошел вместе с кавчастями от Воронежа до Майкопа, участвовал во всех боевых операциях. Деникинцы прозвали его „летучей смертью“. И не без основания. Ударную силу отряда составляли подвижные полуторатонные грузовики. Каждая такая машина была вооружена двумя станковыми пулеметами. Экипажи автомобилей состояли из преданных революции, по-настоящему храбрых людей. Машины, как правило, вырывались вперед кавчастей, перерезали пути отступления деникинской коннице и пехоте. Их налеты всегда приводили белогвардейцев буквально в ужас.

9 января 1920 г. Первая Конная армия стремительными ударами освободила Ростов-на-Дону – главный очаг южной контрреволюции. Как я уже писал в своей книге «Пройденный путь», нашему успеху в боях за Ростов очень помогли пулеметчики автобронеотряда имени Свердлова... Бойцы отряда проявили подлинное геройство, своими подвигами приблизили победу над белогвардейскими бандами. Многие из бойцов и командиров удостоились высоких правительственных наград. Отряд же награжден революционным Красным Знаменем «За подвиги».

Вот такие традиции и славу вы наследуете, боевые друзья!

Геройским прошлым Автобронеотряда имени Свердлова по праву можете гордиться.

Позднее Автобронеотряд влился в отряд особого назначения. С глубоким уважением вспоминаю эту боевую часть. Почему? Да потому, что 4 января 1922 г. я был зачислен почетным красноармейцем первого эскадрона кавдивизиона отряда...»

А случилось это так.

25 декабря 1921 г. бойцы кавалерийского дивизиона ОСНАЗ, возвращаясь в казарму, встретились с командармом Первой Конной. Семен Михайлович сразу же узнал среди них свердловцев – бойцов автобронеотряда, которые сражались против Деникина и белополяков. За храбрость они не раз получали от него благодарности. И вот теперь встреча с ним. Сразу же завязалась беседа. Вспомнили походы и бои. Расставаясь, кавалеристы пригласили С.М. Буденного в дивизион?

«Обязательно приеду», – обещал он.

И действительно, на другой день прославленный полководец прибыл в подразделение. Встреча была теплой, сердечной. Начальник отряда Климов познакомил собравшихся с биографией Семена Михайловича, рассказал о его боевых заслугах перед революцией, доблести и отваге и предложил бойцам избрать его почетным красноармейцем.

Под одобрительные возгласы и громкие аплодисменты С.М. Буденному была вручена красноармейская книжка.

Семен Михайлович горячо поблагодарил кавалеристов-осназовцев за внимание, заверил присутствующих, что в его лице отряд найдет примерного почетного красноармейца. Он призвал всех воинов-чекистов быть стойкими борцами за дело революции.

Затем выступили помощник начальника отряда Попович, командиры эскадронов. Они подчеркнули, что красные командиры – выходцы из рабочих и крестьян, они кровь от крови, плоть от плоти своего народа, верные и преданные сыны Родины.

Встреча подошла к концу. С. М. Буденный тепло простился с бойцами и уехал на заседание съезда Советов.

Вскоре был издан приказ по отряду особого назначения при президиуме ВЧК № 327. В нем говорилось: «...вверенный мне отряд посетил командующий Конной армией Семен Михайлович Буденный. Красноармейцы вверенного мне отряда, увидев в своей среде великого вождя-кавалериста, грозу всемирной контрреволюции, разбившего все контрреволюционные банды на фронтах, выразили желание всегда в своей среде слышать имя великого военного революционного вождя тов. Буденного. И тут же ему была вручена красноармейская книжка.

Приказываю тов. Буденного зачислить в списки 1-го отделения 1-го взвода 1-го эскадрона кавдивизиона почетным красноармейцем...

Начальник и военком отряда КЛИМОВ».

7 января 1922 г. С. М. Буденный за боевые заслуги перед революцией был занесен на Красную доску отряда ОСНАЗ.

Заслушав сообщение о значении Х съезда Советов, военнослужащие ОСНАЗ единодушно шлют свой привет съезду. Работайте спокойно. Ваши решения будут проводиться в жизнь под надежной охраной.

Да здравствует X съезд Советов, хозяин советской земли!

Ответственный секретарь бюро ячеек ВИНОГРАДОВ

Нач. посекра отряда АВЕРЬЯНОВ

ГЕНЕРАЛ-МАЙОР В ОТСТАВКЕ ПИСКУНОВ С.А. ВСПОМИНАЕТ[40]

Москва – Ростов-на-Дону

Сентябрь 1919 года. Молодая Советская республика находилась в «огненном кольце». В это тяжелое время 1-й Автоброневой отряд им. Я.М. Свердлова с остатками людей и машин прибыл с фронта в Москву на переформирование.

Личного состава в отряде было около 60 человек. Подавляющее большинство – молодежь, однако они имели значительный опыт боевой работы на фронтах. Этот маленький боевой коллектив состоял из различных национальностей. Среди отряда были: русские – Власов, Журавлев, Лылин, Пискунов (пишущий эти строки), Богданов, Волков, Шебляков, Корчагин, Ефимов, Алексеев; латыши – Дамбит, Марцинк, Гринберг, братья Иоган и Карл Буш, Битчул, Гроссман; литовцы – Соколовский, Зеленкевич; поляки – Конопко, Петрокас, Игнатович, Уданяк и др.

По переформировании к отряду были прикомандированы 25 человек русских и украинцев и 15 человек пулеметчиков – пленных венгров 1-й империалистической войны. Среди венгров были Катона, Матуца, Надь, Урбан, Гоут, Сентнер и др. Теперь отряд насчитывал в своем составе около 100 человек. Все мы были размещены в бывшей гостинице «Спорт» по Петроградскому шоссе. Люди были молодые, жили весело и много шумели. Шум был разноголосым, каждый говорил на своем родном языке, причем старался кричать как можно громче. Если посторонний заходил в гостиницу, то он ничего не мог понять, потому что он слышал русских, украинцев, литовцев, латышей, поляков, венгров. Доминирующим языком был русский.

В официальных случаях или при рассказе какой-нибудь истории все старались говорить на русском языке, за исключением венгров. Они усиленно изучали русский язык. Многие латыши хорошо говорили по-русски, однако у некоторых из них были и неправильные выражения. Например, латыш Дамбит говорил: «Положи стакан» вместо «Поставь стакан» или «Поставь шинель» вместо «Повесь шинель», ему клали стакан с водой и ставили шинель под общий веселый и громкий смех всех присутствующих, в том числе и Дамбита. Пытались говорить по-русски и венгры, что вызывало много недоразумений и смеха.

Весь личный состав был одет по-разному: одни в старых шинелях, другие в пиджаках, а значительное количество бойцов, в основном прибывших с фронта, в кожаных тужурках и брюках. Головные уборы были всякие – фуражки, кепки и шапки. Все были вооружены личными револьверами. По нашему мнению, предпочтение отдавалось лицам, одетым в кожаные тужурки и брюки с револьвером на правом боку, на поясе. Мы все почему-то верили, что так одетые наши бойцы очень нравились москвичам. Нам казалось, что и девушки скорее знакомились с обладателями тужурок, нежели с другими, обладавшими старыми шинелями или пиджаками[41].

Питание наше в основном состояло из перловой крупы, которую мы называли «шрапнелью». Эта крупа была у нас на завтрак, на обед и на ужин. Из нее ежедневно готовили кашу и суп. Мясо было редкостью. Однажды начальник снабжения Соколовский, пользуясь тем, что 1-й автобоевой отряд организован ВЦИКом и тем, что он лично знал многих работников ВЦИК, достал в Кремле 15 бараньих туш, сливочное масло, немного сахара и других продуктов. Это было большим праздником. Три дня мы получали мясные обеды и ужины. Все мы были очень довольны и гордились, как своим отцом, ВЦИКом. Я с уважением вспоминаю всех товарищей, что у нас никаких пьянок не было. Такая обстановка сыграла большую роль в деле сплочения разнонационального состава отряда. Отряд жил единой семьей, и ни с чьей стороны не было никаких национальных упреков, укоров и тем более оскорблений. Более того, дружба этого коллектива в последующей боевой деятельности отряда сыграла огромную роль.

Гостиница «Спорт» не отапливалась, и во время ненастной погоды было холодно. Иногда ночью кто-нибудь вскакивал с постели и выходил в коридор, а затем, чтобы лучше согреться, выходил на улицу и давал волю своим ногам.

Несмотря на все тяжелые условия жизни, коллектив был дружным. Все жили с одной мыслью: скорее на фронт. Не было ни одного случая дезертирства, хотя двери гостиницы были всегда открыты. Не только дезертирства, дисциплинарных проступков не было, каждый считал своим долгом быть дисциплинированным и гордился этим. В этой спайке надо отдать должное группе бойцов, побывавших на фронте и сроднившихся в боях. Все мы жили интересами нашей Родины, попавшей в беду, и думать в это тяжелое время о каких-то личных делах считалось святотатством.

Вскоре настал день, когда всех нас собрали в одну комнату и объявили, что отряду присвоено название 1(52)-й Автоброневой отряд им. Я.М. Свердлова, командиром которого назначен наш фронтовик т. Власов и комиссаром – Костя Журавлев. Последний был комиссаром 1-го автобоевого отряда.

Тов. ВЛАСОВ был коммунистом, шахтером, мужчина огромного роста, лет 30 от роду. По виду его лицо не было энергичным, оно было добродушным. И действительно, он никогда не ругался и очень редко, в исключительных случаях, высказывал кому-нибудь надоевшему свое неудовольствие. Много было желающих вывести его из терпения, но Власов, обладая огромной физической силой, был непоколебимым. Образование его было низшим. Как старый солдат, он обладал военным опытом, но географической карты читать не мог. Когда назвали его командиром отряда, мы все обрадовались. Отдельные товарищи даже высказались вслух: «Хороший товарищ, с ним не пропадешь».

Тов. ЖУРАВЛЕВ комиссаром отряда был с нами на фронте, и поэтому по его адресу никаких выступлений не было.

Костю Журавлева все хорошо знали и уважали. Сам он был невысокого роста, тщедушным, но остроумным и с очень добродушным, открытым русским лицом. Он кропотливо вел политическую работу, держал нас в курсе всех событий как внутри страны, так и за ее рубежом. По всем вопросам он всегда помогал нам.

Командир отряда, потребовав внимание, объявил нам: «Товарищи, получено распоряжение об отправке отряда на фронт в распоряжение 1-й Конной армии т. Буденного». Все затихли и с радостью переглядывались между собой. Через несколько секунд все кричали, стараясь перекричать друг друга. Начались возгласы. Первыми были слова т. Лылина, который кричал: «Ура! Товарищи, это нас Ленин посылает. Да здравствует товарищ Ленин!» Все мы – русские, латыши, поляки и др. – говорили друг другу, что кому вздумается. Были слышны возгласы: «С буденновцами не пропадем! Дадим жару деникинцам! Да здравствует 1-я Конная!» Казалось, все стали богатырями. Одни лишь венгерцы вели себя сдержанно. Они не знали русского языка, ни тем более латышского или польского. Несколько товарищей кричали им, что едем на фронт, в Первую Конную армию. Один из венгерцев, тов. Тоут, неплохо говоривший по-русски, вынужден был стать переводчиком, и все венгерцы присоединились к общему ликованию.

Может быть, 5 или 10 минут длилось общее ликование перед тем, как командир отряда начал читать первый приказ о назначениях.

Он читал: начальником снабжения – т. Соколовский Антон. Главным механиком – т. Буш Иоган. Начальником связи – т. Гроссман. Лекарским помощником – т. Ефимов. Адъютантом – т. Битчул (как умеющий читать географическую карту). Старшим писарем – т. Буш Карл. Командир отряда перечислил всех командиров броневых и боевых машин, их помощников, пулеметчиков, запасных шоферов и пулеметчиков, кладовщиков и др. Затем он сказал, что для боевых действий отряду переданы 2 броневые машины системы «Остин» и «Фиат» и вместо 16 дано 14 боевых полуторатонных грузовиков системы «Фиат». Командир отряда сказал мне и Дамбиту, что машин для нас нет и их нужно нам самим доставать. Мы немного расстроились. Но делать было нечего, надо было как-то доставать машины. Не ехать же на фронт без машин! Тов. Власов добавил: «Не волнуйтесь, товарищи, ничего не поделаешь. Вы знаете, что наши заводы автомобилей не делают, и поэтому как-то надо выходить из положения». Мы в один голос заявили: не беда, две машины мы найдем.

На следующий день рано утром на Петроградском шоссе против гостиницы «Спорт» стояли 6 человек в кожаных тужурках и брюках, вооруженные револьверами. Это были: начальник боевой машины Дамбит, начальник боевой машины Марцинко (Дамбит взял его в помощь как рослого и здорового парня) и два пулеметчика. Со мной были мои помощники Дебляков и пулеметчики Лылин и Катона. Мы группой стояли на обочине шоссе и смотрели за движением. Нужный нам грузовичок не появлялся. По шоссе проезжали больше на лошадях. Иногда проскакивали легковые автомобили, но они нас не интересовали.

Изредка проходили и автогрузовики старых иностранных марок с резиновыми лентами на колесах, которые для боевых действий были, по нашему мнению, непригодны из-за плохой их проходимости по проселочным дорогам. Пулеметчик Лылин не стоял на месте, ходил взад-вперед и волновался. Наконец, он предложил пойти к Тверским воротам, мотивируя тем, что там больше движение. У Тверских ворот мы простояли около получаса, но ни одного необходимого нам грузовичка не увидели. Мы задержали однотонный грузовичок французской фирмы «Рено», но, когда его осмотрели, признали его непригодным. Затем прошли по Тверской до Охотного ряда. Движение автомашин по Тверской было очень редким, и мы были уверены, что не пропустили подходящую нам машину. От Охотного ряда я со своей группой наметил маршрут по Петровке, Каретному ряду, Долгоруковской, Лесной и Петроградскому шоссе, а Дамбит с своей группой решил идти по Никитской, Кудринской площади, Красной Пресне и Петроградскому шоссе. На углу Тверской и Охотного ряда мы простояли минут 15, поправили пояса, фуражки и разошлись по намеченным маршрутам. Проходя Петровку, мы не видели ни одной подходящей нам машины. Мы вышли на Каретный ряд, и вдруг Лылин вскрикнул: «Вот она! Бежим!» Мы быстро, как по тревоге, побежали к автомашине, стоявшей у тротуара. Бежали мы изо всех сил, боясь, что машина уйдет. Когда я подбежал к машине, Лылин уже стоял в кузове, за ним прыгнули в кузов Дебляков и Катона, а я сел рядом с шофером на сиденье. Я попросил шофера отвезти нас в гостиницу «Спорт». Шофер не соглашался. Через 5 минут шофер согласился отвезти нас, а еще через 10 минут машина стояла во дворе около гостиницы «Спорт», где проходила работа отряда по подготовке машин. Шоферу были выданы соответствующие документы, свидетельствующие о взятии машины на фронт, а мы немедленно приступили к ее подготовке. Нужно было установить треноги для пулеметов, сделать ящик в передней части кузова для хранения коробок с пулеметными лентами с общим количеством до 9 тысяч патронов, снять передние фары, так как они на солнце давали отблеск, что в бою не годилось. Осмотр машины и регулировка мотора были для всего отряда намечены в г. Подольске, где комплектовался наш поезд. Через два часа после нас Дамбит с своей группой тоже прибыл с машиной.

Таким образом, на вооружении 1(52)-го бронеотряда были два броневика, 16 боевых полуторатонных грузовиков итальянской фирмы «Фиат» с командой из четырех человек и вооруженных 2 пулеметами каждая, два грузовика для подвозки горюче-смазочных материалов и боеприпасов, одна легковая машина и несколько мотоциклов для связи. Полуторатонные грузовики не были бронированы, в их кузовах никаких мешков с песком тоже не было. Был обычный грузовик без передних фар и переднего стекла шофера. Этот грузовик был очень проходим по проселочным дорогам. По своей проходимости он почти равнялся проходимости буденновской тачанки. По отношению бронирования или другой защиты мы на основании боевого опыта считали, что бронированная машина для грунтовых дорог является тяжелой и очень малопроходимой. Это подтверждалось тем, что наш броневик «Остин» за время боевых действий отряда с дивизией Киквидзе ни разу не снимался с железнодорожной платформы. Ни в одном бою наш броневик не участвовал. С другой стороны, мы также считали, что кавалерист и пехотинец воевали небронированными, так почему же мы не можем воевать на обычных автогрузовиках? Исходя из вышеуказанных положений мы твердо были уверены, что полуторатонный открытый, небронированный автогрузовик был самой лучшей боевой машиной того времени. Мы очень любили свои машины и считали свои соображения совершенно правильными. Дальнейшие боевые действия полностью подтвердили нашу точку зрения.

Наконец настало время отправки в Подольск. Всех нас и вместе с нами около 150 человек собрали в ресторане «Яр» (против «Спорта»), где с напутственной речью выступил представитель ВЦИК (фамилию не помню). В своей речи он сказал примерно следующее: «Товарищи! Вам известно, что наша республика переживает тяжелое время. Враги окружили нас со всех сторон. Империалисты многих стран поддерживают наших врагов. В настоящее время наша Коммунистическая партия и т. Ленин считают самым опасным и угрожающим Советской республике армии Деникина. Вы идете на фронт против деникинцев, и я считаю, что вы сделаете все от вас зависящее для разгрома этого еще сильного и опасного врага.

Помните, товарищи, что Советская республика в большой опасности. Помните, что ваши отцы, матери, братья и сестры смотрят на вас, как на своих избавителей. Разрешите и мне надеяться, что вы оправдаете доверие народа. (Голоса: «Оправдаем! Не подведем!») Товарищи! Прошу вас, не обижайтесь, что не смогли выдать вам шинелей, сапог и валенок. У нас нет этих вещей. Полагаю, что Первая Конная поможет вам в этом деде. Дорогие товарищи, желаю вам доброго здоровья и успехов в боях. До свидания».

На следующий день весь отряд был уже в г. Подольске, в распоряжении штаба Южфронта, находившегося в г. Серпухове. Для отряда были предоставлены: 23 платформы, на которые мы погрузили все автомашины и мотоциклы; 7 теплушек, где разместился личный состав, по 10—12 человек в каждой; 3 пульмана, в одном из которых помещалась мастерская с 2 токарными, 2 сверлильными станками, тисками и др. приспособлениями, в другом были запасные части, кое-какое обмундирование и продукты (хлеба по 100 г. на человека на 2 недели) и в третьем пульмане разместился штаб отряда; 2 цистерны, одна с бензином и вторая со спиртом; один вагон для боеприпасов. Для нашего поезда был специально выделен маленький, захудалый паровоз. В Подольске мы простояли неделю в ожидании станции назначения. За это время проверили все машины, отрегулировали моторы, перепроверили пулеметы и подготовились так, чтобы по прибытии на станцию назначения немедленно вступить в бой. На этой же неделе было проведено открытое партийное собрание, на котором присутствовали все бойцы. Собрание было торжественным. На повестке дня был один вопрос: о Ленинском призыве в партию. Первое слово было предоставлено нашему любимому комиссару т. Журавлеву. Журавлев встал, очень внимательно и с любовью посмотрел на нас и просто рассказал об общем тяжелом положении Советской республики, о врагах нашего народа, о том, что почти все коммунисты сражаются на фронтах, и о сущности ленинского набора в нашу Коммунистическую партию (большевиков). Затем он обратился к нам и спросил: «Кто желает вступить в партию большевиков?»

На его призыв около 25 человек изъявили свое желание о вступлении в партию. Я был в числе 25. Собрание кончилось, и через несколько дней мы были уже с партийными билетами в кармане.

Вскоре было получено распоряжение об отправке отряда в гор. Воронеж. Наш паровоз дал сильный гудок, и мы двинулись в путь. Путь был очень тяжелым. Только на третий день мы из Подольска прибыли в Тулу, пройдя за эти дни всего лишь 140 километров пути. Основная задержка в пути была из-за отсутствия дров.

Если не считать наших огорчений по поводу отсутствия дров, то мы ехали весело. Мы пели: «Смело товарищи в ногу», песни про Ермака и Стеньку Разина, «Вдоль по матушке по Волге», «Веди же нас, Буденный, смело в бой», «Наш паровоз летит стрелой, в коммуне остановка», и много других песен перепели мы на пути от Подольска до Тулы. Пели свои песни латыши, поляки и венгерцы. А как только остановка на какой-нибудь большой станции, на перрон выходили наши музыканты с гармошкой, гитарой и балалайками и заводили круг. В круге первым появлялся наш признанный танцор Андрюша Щебляков и на удивление всем показывал класс русской пляски. Как правило, в пляску ввязывались местные девушки, и тогда круг расширялся, и многие из нас, даже не умеющие, плясали. Пляска, песни и частушки продолжались до тех пор, пока мы не услышим команды дежурного по отряду: «По вагонам, поехали!»

В Туле простояли почти целый день. За это время мы в поисках пищи обшарили все привокзальные окрестности. Наши «набеги» мало давали пользы, съестных продуктов на базаре почти не было, а население ничего не давало.

После Тулы мы ехали быстрее. Готовили шпалы, и наш паровоз довольно бойко тянул наш маленький состав к фронту. Гудок паровоза был чудесным. Путь от Тулы до Воронежа мы прошли за несколько дней. Из Воронежа нас отправили в Новый Оскол, где мы и присоединились к буденновцам. Отряд прикомандировали к 4-й Кавалерийской дивизии 1-й Конной армии, начдив т. Городовиков. В тот же день мы разгрузили все наши боевые машины (бронемашины остались на платформах) и прибыли в штаб 4-й Кавдивизии. У штаба нас окружили конармейцы. Они осматривали машины и особенно внимательно смотрели на нас. Некоторые говорили: «Эй, хлопцы! Машины не бронированные, они похожи на наши тачанки. Только и разницы, что тут два, а на тачанке один пулемет». Мы отвечали: «Разница большая не только в пулеметах, но это же машина, и от нее не ускачешь на лошади». Были и такие суждения, что когда будет много снега, тогда этих машин и не увидишь, они отстанут от кавалерии. После всесторонней критики машин бойцы переводили свои рассуждения о нас. «Эй, парень, – обратился один конармеец к пулеметчику Лылину, – хорошо ли ты умеешь стрелять из своего пулемета? Был ли ты в боях на своем броневике?» Другой конармеец тоже подковырнул Лылина: «Что ты его спрашиваешь, он же рязанский (Лылин был пензенский), нигде он еще не был». Лылин только и ждал этого, он ответил им целой речью: «Сам ты рязанский (как будто рязанские ребята были плохими), что ты понимаешь в этом деле. В боях мы были и не раз гоняли беляков, которым очень тошно бывало от моего пулемета. Пулемет мы знаем (Лылин свободно собирал замок пулемета вслепую, в мешке), стреляем метко. Ты, парень, не суди о том, чего не знаешь, – обратился Лылин к своему противнику, – мы еще посмотрим, где ты будешь на своем коне, во всяком случае, будешь сзади». Буденновцы переговорили со всеми нами, не обошлось и без острых шуток по нашему адресу. В общем, разговор носил товарищеский характер. Буденновцы поверили Лылину и остались довольны новым пополнением.

С Нового Оскола начались боевые действия отряда. Почти ежедневно шли успешные бои с противником. Армии Деникина под ударами Первой Конной армии откатывались на юг. Через неделю наш неугомонный начснаб т. Соколовский прислал нам шинели, сапоги, валенки, солдатские шапки и др. обмундирование, полученное со склада 1-й Конной армии.

Вскоре все бойцы отряда были одеты в добротное, в большей части английское обмундирование. Теперь нам не страшна зима, говорили мы. Все повеселели. Наш отряд повысил боевую активность.

Конармейцы называли нас уже по-серьезному, а не в шутку, броневиками. Они перед боем нередко выкрикивали: «Вперед, ребята! Наши броневики уже ушли!» И подразделения 4-й кавдивизии смело неслись в атаку на врага. Очень часто мы начинали бой. Мы настолько осмелели, что с ходу врывались в расположение противника и начинали громить его из пулеметов. Помню один бой в районе г. Лисичанска. Нас было две машины и авангардный эскадрон конников, шедший в 2—3 километрах сзади нас. Впереди нас никого не было. Мы настигли противника в поле. Около 200 кавалеристов-деникинцев отступали правее нашей дороги, на расстоянии приблизительно одного километра. Оценив обстановку, мы решили отрезать эту группу, задержать их до подхода нашего авангарда. Так мы и сделали. Тем временем обстоятельство дела было доложено командиру нашего эскадрона. Последний передал свое решение дальше, а сам с эскадроном устремился к нам на помощь. Не прошло и получаса, как арьергард противника был уничтожен, мы устремились дальше и неожиданно для главных сил противника оказались у них «на плечах». Немедленно начался бой. Противник оборонялся и попытался контратаковать нас. Попытка противника не имела успеха.

В бой вступил наш эскадрон, и противник был задержан. К этому времени подошли основные силы нашего полка, которые и закончили полный разгром противника. В этом бою несколько сот человек деникинцев были взяты в плен. Конармейцы с криками «ура!» приветствовали нас, мы, в свою очередь, в долгу не остались и тем же отвечали конармейцам. Настроение бойцов было повышенным, все рвались в бой.

Это настроение омрачалось, когда наши войска останавливались в населенных пунктах на отдых. Во-первых, деникинцы, отступая, бессовестно грабили население, забирая продукты, одежду и угоняя скот. Во-вторых, население почти поголовно было поражено страшной болезнью – тифом.

Зайдешь в хату и видишь тяжелую и безотрадную картину: на кроватях, на лавках и на полу лежат больные тифом старики, женщины, дети и вместе с ними бойцы.

Много конармейцев было выведено из строя по болезни тифом. Бойцы нашего отряда благодаря тому, что их одежда пропитана бензином, не болели тифом. Это обстоятельство хорошо спасало нас от тифа.

Были у нас и неудачные бои. Однажды в один из погожих, морозных дней нужно было захватить крупный населенный пункт – Дебальцево. Кавалерийский полк, к которому была в этот день прикреплена наша машина, шел по большой дороге, проходным порядком, колоннами. Наша машина и около 15 кавалеристов шли в 3—4 километрах впереди. С ходу переехав через переезд железной дороги, мы с ужасом увидели, что к этому же переезду по закругленному пути медленно подходит бронепоезд противника. По профилю местности бронепоезд нельзя было обнаружить до переезда. Мысль напряженно работает: что делать? Совершенно ясно, что на таком близком расстоянии с бронепоезда можно очень легко и безнаказанно уничтожить автомашину, вооруженную пулеметами, безвредными для него. Обстановка была не в нашу пользу. Необходимо было как можно скорее бежать, уйти от бронепоезда. Но как уйти? Если уходить по большой дороге, по которой мы шли к переезду, то благодаря открытой местности машина будет уничтожена артиллерией бронепоезда. Решение для нас казалось единственным, я, быстро развернув машину обратно, перескочил через переезд, свернул направо и быстро поехал вдоль железной дороги. Наши кавалеристы, по одному, галопом устремились к своим по большой дороге. Мы видели, как бронепоезд, остановившись на переезде, начал усиленный артиллерийский обстрел наших войск, и в то же время снаряды один за другим начали рваться вокруг машины. Мы поспешно удалились и были вне зоны обстрела бронепоезда.

Несколько осколков от снаряда попало в кузов нашей машины, но люди были невредимы. Мы остановились в поле и осмотрелись. На переезде стоял бронепоезд, и на линии железной дороги было значительное количество деникинцев, преграждавших путь нашим войскам. Мы стали смотреть, где наши войска, но, увы, ничего не было видно. Ясно было, что наши войска ушли в обход по другой дороге. День клонился к вечеру, и мы на машине, вчетвером, остались в поле совершенно одинокими.

Мы предположили, что наш полк ушел в район восточнее Бальцево. Долго мы искали дорогу в желаемом направлении, пока не набрели на небольшую проселочную дорогу. По этой дороге мы ехали уже ночью, без света. Небо было звездное, мороз 25 градусов, и сильный встречный ветер.

Кругом тишина, никого из бойцов-конармейцев и наших машин не было. Вдруг машина остановилась. Я прибавил газ мотору и почувствовал, что ведущие колеса буксуют и машина валится на правый бок. Пришлось остановить машину и сойти с нее вместе с помощником. Пулеметчики, укрывшись брезентом, сидели в кузове. Осмотрев машину, мы увидели, что правое переднее и заднее колеса находились в канаве, на весу, а рама кузова плотно лежала на снегу. Сошли пулеметчики, и мы вчетвером около часа принимали различные меры по вытаскиванию машины из канавы, но успеха не имели. Без помощи второй машины или без конармейцев, охотно в таких случаях помогавших нам, вытащить нашу машину было невозможно. Мы стояли около машины и чувствовали себя как бы в глубокой яме, кругом темно, и ничего не видно. Мы напряженно прислушивались в надежде услышать хоть какие-нибудь звуки, свидетельствовавшие о населенном пункте. Все напрасно, было тихо. Выхода не было, пришлось ждать утра. Были, конечно, и соображения бросить машину и вернуться пешком в расположение своих войск. Но беда была в том, что не было компаса, а карту читать не умели, и поэтому мы не были уверены, что придем к своим, а не к противнику. Такой вариант был непригоден, так как он мог кончиться смертью, а в лучшем случае позором. Бросить вооруженную машину – позор. В то же время, оставаясь на месте, мы могли быть легкой добычей деникинцев. Делать нечего. Решили ждать утра. Во избежание разрыва рубашек цилиндров мотора воду из радиатора выпустили, забрались в кузов под брезент и начали говорить на темы, кому какая вздумается. Не знаю, сколько мы говорили, когда я почувствовал, что меня кто-то зверски катает по кузову, как какое-нибудь бревно, а не человека. Наконец, я услышал крик Лылина: «Сережа, дорогой, встань, ты ведь замерзнешь!» Я не поверил, что замерзаю, мне было очень тепло. А в моей голове не исчезла еще мысль, что я нахожусь дома, сижу на берегу речки и наблюдаю, как купаются и шалят дети. Затем я пришел в себя и вспомнил реальную обстановку. Теперь мы вдвоем немедленно стали будить остальных: я – пулеметчика Катона, а Лылин – моего помощника Деблякова. Как ни странно, через минуту Катон был на ногах и сказал мне: «Что такое? Что, что?» – и больше не мог говорить, он понял, в чем дело. Дебляков не вставал. Мы втроем начали катать его по кузову, но никаких результатов, он спал. Мы кричали ему: «Андрюша, ты замерз, вставай!» Мы решили снять его с машины, поставить на ноги и провести по дороге. Так и сделали, и, к нашей радости, Андрей заговорил, он был спасен. До утра мы больше не ложились, а утром пришла наша машина и отбуксировала нас в деревню.

Настал день 9 января 1920 г. Наш отряд расположен в деревне в 80 километрах от г. Ростова-на-Дону. Командир отряда т. Власов зачитал нам приказ по дивизии, в котором предписывалось к вечеру того же дня захватить Ростов-на-Дону, гнездо южной контрреволюции. В три часа утра мы двинулись в бой. В этот день у нас было две машины вместе. Впереди шел я, т. Дамбит за мной. На рассвете мы достигли какого-то хутора. Цепь наших кавалеристов, спешившись, вела перестрелку с противником, засевшим в хуторе.

Положение наших конников, находящихся в поле, на открытой местности, было очень невыгодным. Подъехав к группе всадников, стоявших на дороге на расстояния 2 километров от хутора, я узнал командира полка нашей 4-й кавалерийской дивизии. Командир полка попросил меня выбить противника из хутора, а остальное они доделают сами, без нас. Вместе с Дамбитом мы осмотрели хутор и прилегающие окрестности. Сколько деникинцев было на хуторе, мы не знали. Командир полка довольно неуверенно сказал нам, что их около 400 человек. Мы еще внимательнее осмотрели хутор и пути подхода к нему, и у нас созрело решение боевой задачи. Наша дорога шла стороной от хутора и уходила дальше, а от этой большой дороги к хутору шла дорога поменьше, но если по ней пойти, то войдешь в хутор с другого конца, с тыла. Это нам понравилось, и мы дали газ. Следом за нами для связи устремились 7 кавалеристов. В это время командир полка дал команду: «По коням!»

Через несколько минут наши четыре пулемета «максим» заговорили, сея смерть противнику, засевшему в хуторе. Хутор состоял из 40 дворов с широкой и прямой улицей. Нам было очень удобно вести обстрел. Противник не выдержал и в панике начал отход с хутора.

Кавалеристам только это и было нужно. Через 15—20 минут все было кончено. Около 200 человек пленных отправились в тыл, а остальные остались в снегу на хуторе и за хутором. Часть противника состояла из пехоты, и никому не удалось уйти. Окрыленные победой, мы вышли на основную дорогу и устремились вперед. За нами галопом неслись 7 кавалеристов. Через полчаса езды мы заметили километра за 3 впереди себя два танка и группу из человек 12, стоявших около них. Танки стояли в нескольких метрах от дороги, на снегу, с открытыми люками. Еще раз осмотрев местность, прилегающую к танкам, мы никаких войск противника не обнаружили. Справа от танков были расположены Армянские хутора.

Короткая команда пулеметчикам приготовиться к бою, и, передав условный знак второй машине, мы полным ходом понеслись к танкам. Неизвестно, что думали деникинцы-танкисты, или они приняли нас за своих, или еще что, но через 5 минут им была подана команда: «Ни с места!» Четверо из них, увидев нас, быстро рванулись к танкам, но глаз пулеметчика Лылина не дремал. Короткая очередь из пулемета, и четыре танкиста упали мертвыми в нескольких шагах от танков. Остальные танкисты немедленно подняли руки и сдались в плен.

Пленных было 6 человек. Тут же они были обезоружены и отведены на 100 метров в сторону от танков. На них направили пулемет Катона, приказали им стоять смирно, в противном случае они будут уничтожены. Вчетвером мы начали осмотр и разоружение танков, четверо других наших товарищей, помощники и по одному пулеметчику сидели на машинах. Не прошло и 10 минут, как в кузова наших машин были уложены 4 пулемета, 12 револьверов, несколько гранат и патронных коробов с пулеметными лентами, снятыми с танков и с убитых и пленных танкистов.

В это же время на взмыленной лошади к нашим машинам прискакал наш кавалерист. Он оказался старым знакомым нам еще по Новому Осколу. Лылин поздоровался с ним, похлопал его по плечу, спросил: «Ну как, дружище, легко ли угнаться за нами или нет?» Кавалерист широко и дружески засмеялся и ответил: «За вами очень трудно угнаться». Он показал рукой на своего коня, заметил: «Видишь, как упарился мой бедный конь». Лылин в свою очередь заметил: «Вот видишь, а ты уверял нас в Осколе, что мы застрянем в снегу».

Во время этого разговора с кавалеристом я услыхал своего пулеметчика Катона, говорившего мне: «Товарищ командир, посмотрите, что там!» Он показал рукой направление. Я посмотрел в бинокль и увидел левее нас, по другой дороге, на расстоянии около 3 километров шли колонны войск. По длинным хвостам лошадей я узнал деникинцев. Первая колонна шла под некоторым углом к нашей дороге с целью выхода на нашу дорогу где-то впереди нас. Мы внимательно продолжали смотреть за колонной.

Установив машины у танков, мы в полном молчании стали ждать. Вдруг от колонны отделилось несколько десятков всадников и галопом поскакали прямо на нас. Мы ждали. На расстоянии 400 метров открыли огонь из 4 пулеметов. Всадники, потеряв несколько человек убитыми, вернулись обратно. Шло время, 5 минут, 10 минут, 15 минут, и, наконец, целое подразделение, около 300 кавалеристов, цепью понеслось на нас в атаке. Тягостное молчание. Вот я слышу крики кавалеристов, они с гиком неслись на нас. Расстояние между нами и кавалеристами уменьшается, вот 500 метров, 400 метров, и я командую: «Огонь!» Пулеметы злобно заработали. Я вижу падающих всадников, лошадей, бегущих в сторону без всадников. Пулеметы бесперебойно делают свое дело. Некоторые кавалеристы в 150 метрах от нас. Мы с помощником готовимся к броску ручных гранат.

Наконец заминка, лошади становятся на дыбы и не желают бежать на пулеметный огонь. Лошади поворачивают обратно, атака захлебнулась.

Всадники, пригнувшись к лукам своих седел, быстро удирали от нас. Пулеметы вдогонку еще злее вышибали из седел незадачливых вояк. Атака отбита. На поле в снегу осталось много трупов. Через несколько минут атака повторилась и снова была отбита. Третьей атаки противнику не удалось сделать, мы увидели лавины буденновцев, которые на большой площади в лихой атаке рубили противника. Мы уже не могли стрелять, потому что наши и деникинцы перемешались. Нам осталось только лично наблюдать эту грозную и незабываемую картину настоящей кавалерийской рубки. Через час было уже тихо. Противник разгромлен. Мы заметили кавалькаду всадников. Это были тт. БУДЕННЫЙ, ВОРОШИЛОВ, ГОРДОВИКОВ и их полевой штаб.

Подъехав к нам, Буденный подошел к танкам, за ним подошли все. Осмотрев танки, Буденный спросил нас: «Вы захватили танки?» Мы ответили утвердительно. «Как они называются?» – «Это английские танки „Рикардо“, скорость хода которых 4 км в час». – «Это не танки, а калоши какие-то», – сказал т. Буденный. Потом он посмотрел на нас и сказал: «Молодцы, ребята, что ловко прибрали их к рукам. Всех броневиков представим к награде орденом Красного Знамени. Правильно, Климент Ефремович?» – «Правильно, – ответил т. Ворошилов. – Хорошо, что они забрали танки, но очень хорошо, что они не сдрейфили и этим помогли бойцам разгромить главные силы противника», – добавил т. Ворошилов.

Вся кавалькада села на лошадей и поехала по дороге на Ростов. Мы в свою очередь, обогнав их, устремились вперед. На первом привале мы уже знали содержание приказа 1-й Конной армии.

В приказе было сказано:

«У Армянских хуторов главные силы противника разбиты, взято в плен около 4 тысяч человек, взяты пушки и обозы противника. Путь на Ростов открыт».

После привала, это было в 20 км от Ростова, все войска 4-й кавдивизии устремились вперед. Когда мы обгоняли конармейцев, они кричали нам, а мы им: «Даешь Ростов!»

Захват Ростова был настолько неожиданным, что все военные штабы и учреждения не успели эвакуироваться. Лишь немногим офицерам и чиновникам удалось унести свои ноги. В самом деле, эвакуация Ростова, по-видимому, не намечалась, так как все белогвардейские газеты за этот день заверяли своих читателей, что 1-я Конная армия разбита и находится далеко от Ростова. Поведение офицеров и др. белогвардейцев также свидетельствовало о незнании обстановки.

Были случаи, когда при продвижении по улицам и переулкам города буденновцы слышали крики от пьяных офицеров: «Какой части? Почему не отдаете чести?» Буденновцы отдавали им честь саблями, и многие белогвардейцы теряли свои головы. В этот день продолжался еще праздник Рождества Христова, поэтому во многих домах города были приготовлены праздничные ужины. Все эти ужины были приготовлены как бы для буденновцев, которые после тяжелого боевого дня охотно этим воспользовались. Бойцы нашего отряда ужинали за большим общим столом, заставленным многими очень вкусными блюдами и бутылками с вином.

Рассказывали, что тт. Буденный и Ворошилов попали в гости, где должна была ужинать военная и гражданская знать. Вся знать была убрана куда следует, а руководство 1-й Конной хорошо поужинало со своими командирами.

Надо помнить и то, что в этот день многие бойцы 1-й Конной армии пали смертью героев. В нашем отряде был убит главный механик Иоган Буш и ранено трое: начальник боевой машины т. Архипкин[42], пулеметчики – венгр т. Надь и русский т. Волков. Иоган Буш был похоронен с почестями в г. Ростове, Архипкин вскоре вернулся в строй. Надь ампутировали обе ноги, и Волкову ампутировали одну ногу.

ЗАПИСКИ ДАНИИЛА ВОЛКОВА[43]

Я, ВОЛКОВ Даниил Никифорович, родился 24 декабря 1893 г. в бедной крестьянской семье в деревне Петрищево Тарусского уезда Калужской губернии. Отец мой всю жизнь работал пильщиком на лесопильном заводе Грибаново – ст. Алексин, мать – в деревне по крестьянству. Наше крестьянство состояло из двух душ, земли, лошади, коровы. Я с раннего возраста ввиду малоземелья и бедности семьи начал трудовую деятельность: летом пас скот в селе Истомино, а зимой ходил в сельскую школу. В 1907 г. был привезен братом в Москву и отдан в ученье в булочную Котова. Здесь я был мальчиком, с утра до поздней ночи чистил железные листы, формы, катал платки, вытряхал мучные мешки. По окончании ночной работы ходил в разноску: носил на голове корзины с горячими булочными изделиями по трактирам, чайным и вокзальным буфетам. Работа была очень тяжелая, круглосуточная, в особенности заготовка дров для булочных печей, которые надо наколоть и натаскать в пекарню. Брат, оставляя меня, приказывал: «Смотри, Данилка, не балуйся, уважай хозяина и слушайся старших. В булочной ты будешь сыт, каждый день будешь кушать горячие калачи и сдобные булочки». От непосильного труда калачи и булки были не радостью и казались хуже деревенского хлеба, испеченного матерью из ржаной и овсяной муки. Хозяин еще имел бакалейную лавку, в которой приходилось работать: подносить муку, сахар и разные товары. Проработал два года мальчиком, был переведен в дощечники. Тоже было нелегко. В 1910 г. я перешел на работу в булочную Филиппова булочным подручным, работал до сентября 1913 г. В 1913 г. был призван на военную службу, отправлен в город Тулу и зачислен в 11-й Псковский полк в пулеметно-учебную команду. В августе 1914 г. началась империалистическая война, полк был отправлен на германский фронт под город Ковно. Потом наш полк был переброшен к Иваногородской крепости, Августовские леса и далее в Карпаты, Перемышль, обратное отступление; бежали без остановки до Владимира-Волынского и дальше до Бродских лесов. Во время Первой мировой войны я был дважды ранен. Будучи солдатом, потом взводным командиром, старшим унтер-офицером, подпрапорщиком, за геройство и храбрость был награжден четырьмя Георгиевскими крестами 1, 2, 3, 4-й степени и четырьмя медалями. В начале 1916 г. под деревней Сапапова я был ранен, из полевого госпиталя меня направили в Москву, в госпиталь. По выздоровлении госпитальная комиссия предоставила двухнедельный отпуск, в госпитале мне выдали за два месяца за Георгиевские кресты 24 руб. – по 12 руб. за месяц. В доме о моем приезде из родителей никто не знал. Увидя меня, мать даже от радости заплакала, встречая меня на пороге дома. На моей груди блестели четыре Георгиевских креста, четыре медали. На следующий день о моем приезде знала вся деревня. Узнал и становой пристав, правление которого находилось недалеко от нашего дома и который пришел с урядником и двумя стражниками (казаками).

Отец, заметив их приближение к дому, спросил: «Сынок, ты имеешь отпускное свидетельство?» Я быстро надел гимнастерку, т.е. оделся по форме строевого устава. Становой пристав поздоровался и пожал мне руку. Урядник и два казака стояли смирно, держа руку под козырек. Пристав обратился к отцу, называя по имени и отчеству, сказал: «Спасибо за героя-сына». К вечеру приходили соседи, товарищи, старушки. Увидя столько крестов на груди, осеняли себя крестом и целовали Георгиевские кресты, приговаривали: «Батюшка Георгий Победоносец помог разбить германцев».

Январь 1917 г. Наш 11-й полк находился в окопах. Зима стояла суровая. Морозы достигали 30 градусов, солдаты от недоедания обовшивели, были плохо обуты и одеты, заболевали тифом. Февральская революция застала нас в окопах. 3 марта 1917 г. я со своим пулеметным взводом командирован в Тарнополь за получением фуража. На улицах города мы встретили колонны рабочих, солдат с красными знаменами, на плакатах надпись: «Долой войну!» В колоннах пели революционные песни: «Отречемся от старого мира, отряхнем его прах с наших ног». В других колоннах пели: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов».

Нам, солдатам-пулеметчикам 11-го полка, надоела война, мы ненавидели царский режим, принимали все меры к тому, чтобы его свергнуть. Вот и сбылась наша мечта, царь Николай был свергнут. Об этом узнали в Тарнополе. Мы от всей души приветствовали. Вернувшись в пулеметную команду, нас встречали солдаты-пулеметчики, расспрашивали обо всем случившемся. Что мы видели и слышали, я им рассказал. В полку было известно, до окопов оно не дошло, в ротах-командах собирались солдаты, открылись митинги, на которых избирались, организовывались солдатские комитеты. Некоторые офицеры сами снимали свои погоны, а с других срывали солдаты, в некоторых ротах возникали драки между офицерами и солдатами. Солдаты бросали винтовки, снимали со своих плеч погоны и уходили из рот. В конце марта 1917 г. на полковом совещании от пулеметной команды было избрано пять солдат, в том числе и я был делегатом полкового совещания солдатских депутатов. На совещании ораторы призывали солдат, офицеров не бросать оружия, подчиняться избранным Советам солдатских депутатов. И так начинался 1917 г. в борьбе за власть Советов, я стал добровольцем, активным участником этой борьбы с оружием в руках.

В конце 1917-го и начале 1918 г. на солдатском комитете меня избрали помощником командира вновь сформированного добровольческого летучего отряда. На этом же заседании меня приняли в кандидаты РКП(б).

Пулеметный отряд получил назначение в Петроград в распоряжение Петроградского гарнизона, но так и не доехал до Петрограда. В районе Невеля было приказано срочно разгрузиться. Район был охвачен заревом пожаров, горели дома помещиков, стога с необмолоченным зерном, сортные дворы, ж.-д. пакгаузы. Прибывающие эшелоны из Петрограда на ст. Невель задерживались нашим отрядом, бежавших солдат с фронта и казаков из охраны Керенского обезоруживали. Отказавшихся сдать оружие и коней приказано расстреливать. Разоружившихся направляли в комендантское управление. На отряд возлагалась охрана и наведение порядка на ж.-д. в районе Невеля. Задержанным солдатам царской армии разъяснялось: не бросать оружия, с оружием в руках вступать в ряды Красной гвардии, на защиту Родины.

Всю Гражданскую войну мы с оружием в руках защищали молодую Советскую республику. В то время солдаты были плохо одеты, голодны, многие из нас обуты в лапти.

В районе Красной Горки я был контужен при взрыве ж.-д. полотна. Был отправлен в госпиталь, где мог только очнуться, но ничего не слышал, была полная глухота. Спросил рядом лежавшего раненого товарища: где же я нахожусь? Ответил: на медпункте; но ничего не смог сообразить, кругом осмотрел, себя ощупал, вроде все цело, но сильно болели голова и грудь. Так хотелось что-нибудь поесть, но ничего не было покушать, на второй день дали нам суп из манной крупы и маленький сухарь. Боль в голове не утихала. В небольшом помещении раненых так было много, и все они от боли стонали. Через несколько дней в госпитале я заболел брюшным тифом. По выздоровлении был направлен в Москву в выздоравливающую команду в Дом Курникова на Каляевской улице[44]. В подвальном помещении, помещение не отапливалось, был страшный холод, окна заморожены, на подоконниках лежал лед, спали на общих нарах, не снимая шинелей, которые не грели. Питание состояло из супа, мороженной картошки, заправленной гнилой чечевицей, одной осьмушки хлеба с какой-то примесью вроде мелкой мякины. Примерно на пятый день из выздоравливающих заболело несколько человек брюшным тифом, в том числе заболел и я возвратным тифом. В начале марта 1919 г. из госпиталя отпустили меня на поправку на родину на 2 месяца.

По выписке из госпиталя вместо моей шинели одели меня в рваный черный полушубок и рваные ботинки с грязными обмотками, гимнастерка защитная из разных заплаток, черный картуз с лаковым козырьком. Из Москвы до Алексина еле-еле добрался, т. к. поезда ходили очень плохо, и те были переполнены мешочниками, едущими искать хлеба. До Петрищево пришлось идти пешком, снег раскис, превратился в воду. Ботинки мои наполнились водой, ноги до колен были мокры. Домой старался прийти как можно позже, ночью, чтобы никто не встретился, стеснялся показать свое обмундирование. Деревней прошел – меня никто не заметил, т. к. было очень темно, а в деревне не было керосина, время позднее, почти все спали. Подхожу к дому, из дома залаяла наша собака Тюльпан, которая узнала мой голос, подбежала, стала ласкаться. Дома все как будто спали; но нет, не спали, был виден малюсенький огонек, это горела крохотная коптилочка, снаружи света и не заметишь. Посмотрел в окошко, вроде кто-то разговаривает, постучал в дверь, послышался голос: «Кто там?» Голос отца. «Это я, Данила». И слышу, отец сказал матери: «Авдотья, Данила пришел». Отворилась дверь сеней избы, и сразу мать спросила: «Откуда бог принес тебя?» – «Из Алексина». – «И как же ты дошел в такую слякоть? Скорей разувайся». И я стал снимать все мокрое, отец подает валеные сапоги, мать – белье и говорит: «Милый мой сынок, полезай скорей на печку». А сама стала убирать мое обмундирование, при свете коптилки никак не может поверить, что же со мной случилось, определяя по снятой одежде, и говорит: «Кто же тебя так снарядил в такое страшилище, милый мой сыночек, до чего же ты довоевался и одежонки себе не заслужил». Отец говорит, что хорошо, что жив-то остался, одежду наживем, полезай на печку, грей ноги. Влез на теплую печку и скоро заснул. Утром на следующий день слышу, мать тихо толкает: «Сынок, вставай, слава богу, вижу тебя живым». И заплакала, и еще раз повторила: «Где же тебя в такое страшилище снарядили?» Говорю: «В госпитале». – «Значит, ты был ранен?» – «Нет, болел тифом».

Эта встреча мне запомнилась на всю мою жизнь. На стене весело в большой рамке мое фото 1916 г.: снимок в окопах в шинели, полна грудь крестов и медалей, на глазах матери снова появились слезы. В доме хлеба не было, но все же к чаю испекла мать лепешек из неочищенной протертой картошки вместе с шелухой; получились хорошие лепешки. Вместо чая была заварена ромашка. Деревня питалась разными травами, щавелем, кочетками, анисом, желудями, попурями, липовым цветом, пили клиповику. Деревня буквально голодала и превращалась в сплошных мешочников, уезжающих за хлебом в разные губернии: Тульскую, Орловскую, Курскую и другие. Зерно, муку и другие продукты, хлеб – все это покупалось только в обмен на вещи, продававшие денег не брали, а только требовали разные вещи. Пальто, костюмы, обувь, белье, золотые, серебряные вещи, если нет никаких вещей, то с тобой и не разговаривают, обмен товара производили на зерно, муку. У моих родителей этого не было. Жизнь с каждым днем становилась все труднее и труднее. В деревне организовываться стали группы на поездку за хлебом. Поехали и мы с отцом за Тулу, в р-н Черные Грязи; деревня большая, народу мешочников с мешками много, а у нас нет никаких вещей, и с нами никто не хочет разговаривать. Подошли к дому, крытому железом, на крыльце стоял солидный мужчина. Мы еще к нему не подошли и слышим: «Меняю зерно и муку на серебро, золотые вещи». У меня с собой были кресты, медали; он увидел у меня золотой крест Георгиевский, говорит: «Вот крест возьму». Сторговались – за крест золотой дал нам два мешка муки. Три креста и четыре медали в 1918 г. пожертвовал на построение Красной Армии.

После всего в деревне я пробыл очень мало, в деревнях Тарусского уезда кулаки и другие антисоветские враждебные элементы всячески пытались сорвать работу по оказанию помощи частям Красной Армии и по мобилизации сил рабочих и крестьян на отпор врагу. В начале мая, не дожидаясь окончания отпуска, отправился в Тарусский военкомат, был принят в формировавшийся заградительный добровольческий отряд. В военкомате я встретил однополчанина-пулеметчика моего взвода, он был член ревкома и начальником отряда ЧОНа. Предложил мне организаторскую работу как булочнику. Организовать пекарню, чайную при вновь организующемся городском клубе. За эту работу охотно я взялся, но не прошло и месяца, начался призыв коммунистов и кандидатов в Красную Армию. По запросу Калужского губвоенкомата надо откомандировать имеющихся добровольцев-пулеметчиков в распоряжение калужского горвоенкомата. В губвоенкомате пробыли двое суток, на третьи сутки нас направили десять тов.пулеметчиков в Москву, в распоряжение ВЧК (Лубянка, 2). Из 10 товарищей я был назначен старшим. С пакетом явился на 2-й этаж начштаба (фамилию забыл). Спросил: «Где ваши люди?» – «Возле подъезда». Со мной послал товарища, который нас повел во двор дома. Я построил людей, к нам подошел высокий худощавый товарищ, спросил, откуда прибыли, ему доложили, что из калужского губвоенкомата. Спросил, коммунисты есть, нас оказалось трое, остальные беспартийные. У всех спросил воинское звание, из 10 товарищей я один был старший унтер-офицер и полный Георгиевский кавалер. Высокий худощавый сказал мне: «Вот это хорошо, – показал на меня: – Его направьте на автокурсы с тем, чтобы обучал шоферов пулеметному делу и сам изучал автодело».

Итак, из десяти я один был направлен на автокурсы. По окончании распределения приказали накормить. Столовая была в доме 12, обедали: суп пшенный с консервами, кусок хлеба, накормили досыта. Тут же после обеда поехал в автошколу, явился к начальнику школы т.Гловенко, который говорит: «Мне о вас уже сообщили». Я ему сказал: «Что-нибудь плохое?» – «Нет, только хорошее, в старой армии были в пулеметно-учебной команде. Да, вы как бывший взводный командир будете обучать автокурсантов пулеметному делу, в свободное время будете изучать автотехнику». А времени так мало оставалось для изучения автомашин. Желание было большое познать автомобильное дело, я чувствовал, что этого требует война. Курсы мне понравились: дисциплина была строгая, повсюду требовалась большая аккуратность и четкость на занятиях. В казарме было чисто, тепло, питание из двух блюд: суп из сухой картошки, чечевичная каша «Шрапнель» и хлеба одна осьмушка (это каждый день), вечером был кипяток. Все это мы считали за большое счастье. Недолго пришлось побывать курсантами, поверхностно ознакомились с мотором, научили держать руль – «баранку». Запомнился висевший в зале плакат: «Тише ход на повороте, реже тормоз нажимай, чаще смазку проверяй». Так и не пришлось окончить автокурсы. Повсюду шла Гражданская война, тучи войны подвигались все ближе к Москве, повсюду возникали бандитские налеты, становилось все мрачнее, война все больше разгоралась. Фронт все ближе подходил к Москве. Деникин, Мамонтов подходили к Орлу. Штаб Южного фронта прибыл в г. Серпухов.

В первых числах сентября 1919 г. автокурсы прекратили занятия, пошли все на фронт, меня с двумя товарищами направили в Автобоевой отряд имени Я.М. Свердлова: как добровольцев несколько человек направили в третий Дом Советов в распоряжение командира Автобоевого отряда тов. Конопко и зам.командира тов. Соколовского по техчасти. Ком. отряда спросил нас: «Небось кушать хотите?» Мы в один голос: «Да, хотим, если возможно, покормите, мы еще ничего не ели». Тов. Соколовский позвал повара Котона: «Накорми их досыта, тов. Котона». Повар налил по котелку мясного супа и по куску мяса, большой кусок хлеба. Повар сказал: «Этот хлеб и каша пшенная привезены из Тамбова, если будет маловато супа, подбавлю». К кухне подошел человек в засаленном комбинезоне, спросил: «Новички, шоферы?» – «Нет, мы с курсов шоферов, пулеметчики». Добавил: «Ну как, заправились?» Сказали: «Так вы нас вкусно покормили, такой заправки мы не смогли и припомнить и подумали, это, наверное, нас заправили на неделю, а то и больше». Соколовский стал нас знакомить с порядком отряда, с товарищами, подъехавшими из Кремля, – привозили запчасти и что-то другое. Я подумал, какой хороший командир и коллектив, нас это больше воодушевляло, я подумал, с таким коллективом не пропадешь. В этот же вечер с тамбовского фронта вернулся отряд. Мы подружились и с ними. Прибывшие фронтовики немного пробыли в Москве, на второй день из Кремля стали пополнять отряд автомашинами и снаряжением: пулеметами, патронами, горючим, запчастями, которых было мало; дано указание в течение двух суток исправить автомашины, получить новые. Проверка и ремонт машин, оружия, подготовка шли день и ночь, не чувствуя никакой усталости. Ремонт боевых машин был закончен, все было готово к отправке на фронт. При распределении я и Януш вновь назначены на автомашину тов. Игнатовича. Он был начальником боевой машины, а механиком – Иоган Буш. На каждой боевой машине было по два пулеметчика. Водитель, один заместитель, а всех автомашин «Фиатов» 15 боевых и три броневика «Остина».

Вспоминается, осень была суровая, сентябрь и начало октября шли обильные холодные дожди со снегом. Закончилась подготовительная работа по комплектованию всем необходимым. Отряд был готов. Осталось получить боевое назначение. Приказ получили: Южфронт, в распоряжение 1-й Конной армии. По прибытии в г. Серпухов, где расположился штаб Южфонта, отряд был задержан, дано распоряжение оставить отряд в резерве штаба фронта, командир отряда Конопко и все бойцы запротестовали против резерва. Командир Конопко был арестован. Вновь из Москвы получено распоряжение. Отряд должен следовать в распоряжение 1-й Конной армии. Таков был приказ Кремля. Погрузка отряда боевых автомашин на платформы была закончена молниеносно, в течение нескольких часов. Несмотря на проливной дождь со снегом, к утру машины все были покрыты снежным льдом. Это было примерно 10 октября 1919 г. В Серпухове мы пробыли около двух суток. В то время политуправление выдало нам партийные билеты, а у кого были кандидатские карточки, обменяли на партбилеты. Из отряда многие были приняты в кандидаты РКП(б), отряд в то время состоял из 95% коммунистов и добровольцев, – вот каков был отряд, ехавший на борьбу с Мамонтовым, Шкуро, Деникиным, а часть отряда была оставлена для охраны Кремля.

Примерно на следующий день после формирования дано указание Южфронту о немедленном направлении на Воронежский фронт в распоряжение 1-й Конной армии; по пути на фронт еще раз проверка, т.е. уточнение, чтобы каждый знал свою боевую машину и водителя машины, а их было 15 и 3 броневика. Были следующие товарищи: Игнатович, Пискунов, Несмеянов, Дамбит, Архипов и другие. За машинами было закреплено по два пулеметчика. Надь Януш и я были на машине Игнатовича. От Серпухова до Воронежа путь был довольно трудный, т. к. были сильные снежные метели, снегопады, пути ж.-д. засыпало снегом, и паровоз наш был не в силах тащить эшелон, несколько раз останавливался на пути следования, т. к. не хватило топлива, приходилось паровозу преодолевать большие трудности, линия заносилась сугробами снега. Путь был тяжелым. В Воронеж прибыли примерно числа 25—27 октября 1919 г. 1-я Конная армия была в Воронеже. По прибытии в Воронеж на привокзальной площади было многолюдно, вокзальное помещение переполнено солдатами. Наш эшелон остановился на первой линии вокзала, ожидая дальнейшего распоряжения. В начале нашего прибытия ожидали бронеотряд, состоявший из одних бронемашин, а тут оказалось только три бронемашины и 15 автомашин. Бронемашины их очень радовали, в их лицах было много радости, они были готовы нас на руках носить.

Вскоре последовало распоряжение разгружаться, одни солдаты старались помочь нам, а некоторые в стороне стояли, наблюдали, в наш адрес бросали реплики: «Обождали бы выгружаться в такой снегопад, засыпит ваши автомашины снегом, и придется звать на помощь откапывать из-под снега». С нашей стороны были тоже ответные реплики: «Просим не беспокоиться, у нас есть чем отогреть и самим нагреться, и можем вас погреть в трудную минуту. Товарищи конники, вы беспокойтесь о своих сапогах, чтобы они не примерзли к стременам». Как говорится, пошутили и поострили друг другу. Разгрузка автомашин продолжалась недолго, в течение одного часа все было закончено, и машины готовы в любой поход, невзирая на снегопад, все было направлено на то, как бы занять ст. Касторная и прилегающие населенные пункты. Приказано ожидать особого распоряжения. Оно последовало в этот же день. Наш отряд, 4-я, 6-я дивизии и другие части вышли из Воронежа, наступая на противника, не давая останавливаться, в направлении ж.-д. полотна. Путь был трудный, т. к. дорог не было, все занесено бушевавшей снежной метелью, видимость была очень плохая, машины шли, не видя дороги, с большой осторожностью, зорко следили за появлением противника. Во время нашего продвижения вдоль ж.-д. пурга стала стихать, с трудом добрались до бугроватой лощины, видимость стала хорошей, машины были облеплены снегом, пурга нам помогла пройти совершенно открытое поле, наше продвижение было незаметным, остановились в лощине, где было безопаснее. Я, забравшись на самую вершину бугра, с которого было видно как на ладони, и рассматривая сторону противника, обнаружил бронепоезд, который был незаметен простым глазом; он стоял в кювете, по-видимому, прислан из ремонта со ст. Касторной. Открывать огонь из пулемета было бы бесцельно – для нас и автомашин была верная гибель. С наступлением темноты мы благополучно ушли, не обнаружив себя, о чем было сообщено в штабы 4-й и 6-й дивизий, но там тоже не было артснарядов для обстрела бронепоезда. Расположились недалеко от населенного пункта. Не помню название, это в направлении ст. Касторная. Обсудили силу бронепоезда противника и маневренность – большое превосходство боевой техники и численность регулярных войск. На следующий день получили задание во что бы то ни стало пройти в тыл населенного пункта противника, взорвать мост и прилегающее ж.-д. полотно. Задание было выполнено: мост и полотно взорвали, и бронепоезд на этом участке больше не показывался. Следуя в направлении в глубь района ст. Касторная при взаимодействии с 4-й, 6-й кавдивизиями тт. Гордовикова и Тимошенко, получили задание захватить бронепоезд. Для захвата бронепоезда пошли добровольцы, наша машина тов. Игнатовича, Пискунова, Несмеянова, точно не помню, один броневик Павлика Новикова, Лылина, в общем, нас было одиннадцать чел. Вторая группа из 4-й, 6-й кавдивизий. Наши машины зашли в тыл противника на одной ж.-д. станции (не помню ее название). Бронепоезд был взят в полной исправности, т.е. на полном ходу, команда поезда была застигнута врасплох, одни решили бежать, но были уничтожены, оказавшие сопротивление тоже расстреляны. Нач. поезда – поручик – был взят в плен нашим отрядом. Принялись осматривать паровоз, а мы занялись пулеметным оружием. В поезде было много боеприпасов, пулеметные ленты и артснаряды. Пушки и пулеметы были в полной боевой готовности. Нам, пулеметчикам, нужны были пулеметные ленты и патроны, т. к. в отряде их было очень мало. Наши артиллеристы тоже имели большой недостаток в снарядах, а на бронепоезде их было в большом количестве; бронепоезд нашими был отведен в нашу сторону для формирования. Часть патронов была передана отряду, артснаряды – артиллеристам 4-й, 6-й дивизий. Взорваны мосты, и полотно ж.-д. самим же пришлось восстанавливать. Бронепоезд для наших войск сыграл большую роль в продвижении в направлении ст. Касторная. Из их же бронепоезда стали бомбардировать белогвардейцев, укрывшихся на ж.-д. узлах района ст. Касторная. С каждым днем все сильнее и ожесточеннее развертывались наступательные бои всех родов войск, конечно, и не без помощи взятого бронепоезда. Не выдержав нашего стремительного натиска, белогвардейцы стали отступать, оставляя на поле боя много убитых и раненых. Много было взято пленных. При взятии ст. Касторной было захвачено несколько эшелонов с боеприпасами, в которых так нуждались наши войска.

Ст. Касторная была важным ж.-д. узлом, и поэтому здесь были сосредоточены все имеющиеся силы. Бои продолжались и днем и ночью. Нашему автобоевому отряду приходилось участвовать на разных тыловых направлениях противника, невдалеке от ж.-д., где часть наших автомашин и броневиков продвигалась вдоль ж.-д. полотна, где ожидался бронепоезд противника, с тем чтобы наш бронепоезд его сразу уничтожил. Так и было сделано, это по счету был второй бронепоезд противника.

Это происходило примерно в середине ноября 1919 г. Ст. Касторная и прилегающие к ней населенные пункты были взяты, противник был разбит. Захвачены большие трофеи: пулеметы, орудия, винтовки, вагоны с фуражом и продовольствием. Противник на ст. Касторная бежал в направлении Старого Оскола. Наш отряд получил двухдневный отдых для осмотра и приведения в порядок автомашин, для пополнения горючим, боеприпасами для дальнейшего наступления на белых, отступавших в направлении Старого Оскола. На следующие сутки после освобождения ст. Касторная (это был ноябрь 1919 г., примерно 16, 17) наши машины тт. Игнатовича, Каспорета, оказывая боевую поддержку 11-й кавбригаде, совместно с 6-й кавдивизией стали продвигаться невдалеке от ж.-д., не теряя связи с 4-й и 11-й кавдивизиями. Наши машины действовали обходным путем с заходом в тыл в населенных пунктах в направлении ст. Старый Оскол. Неоднократно машины Игнатовича, Каспорета подвергались артиллерийскому обстрелу с бронепоезда белых. Части 4, 6, 11-й дивизий, настигая бегущего противника, оказывали нам поддержку, т. к. отступающий противник оказывал сопротивление. Отступая, белогвардейцы навязали нам рукопашный бой, но все же при помощи наших пулеметов заставили противника отступить. Расстреливая противника с тыла, наши конники быстро окончили бой, захватив большие трофеи, обозы с оружием, хлебом и боеприпасами. Противник на поле боя оставил сотни убитых и раненых, пленных солдат. В окрестности ст. Старый Оскол и района ж.-д. разъездов разгорались ожесточенные бои. Нашими машинами и всем отрядом была проделана большая боевая работа в тылу противника. Совершив большие походы по окружению Оскола, совместно с конными дивизиями с ожесточенными боями гор. Оскол и станция были взяты. Противник оставил эшелон с награбленным имуществом, нами было захвачено на путях ж.-д. много эшелонов, в них боеприпасы, лошади, фураж, продовольствие, много пленных, даже не успевших выгрузиться; был взят бронепоезд деникинской армии. Эшелон, подходивший к ст. Оскол, был застигнут врасплох, находившиеся в нем солдаты, боясь расстрела наставленных пулеметов по сторонам ж.-д., бросались из вагонов в снег и бежали кто куда. По пути из города в снегу были брошены повозки, имущество бежавших из города. По дороге шли раненые солдаты, по обочинам лежали убитые.

По дороге заехали в деревушку недалеко от Оскола пополнить водой радиаторы, т. к. в них кипела вода. Зашли в первый попавшийся дом с краю. В нем не оказалось ни одной живой души. Деревня была пуста. По-видимому, деникинцы народ куда-то угнали, а которые не уходили, расстреливались на месте. Впервые на пути мы встретили ужасную картину: в домах лежали расстрелянные женщины, мужчины, дети. Деникинцы отступали из Старого Оскола в направлении Нового Оскола. Это был конец ноября 1919 г. Метели все усиливались, становилось с каждым днем холоднее. В Старом Осколе наш отряд пополнил запасы горючего, боеприпасов. Несмотря на сильный холод, автомашины работали как часы.

Возникавшие повреждения устранялись на ходу. Пулеметы стреляли без задержки. Команда отряда чувствовала себя бодро. Со стремительным прорывом продолжали наступление на Новый Оскол. Бронемашина Павлика, машины тт. Игнатовича, Каспорета, Архипова продвигались по неизведанным проселочным дорогам с бригадой тов. Книги, продолжая стремительное наступление на Новый Оскол. Наша машина и машины автоотряда нагоняли противника, который удирал. В первых числах декабря 1919 г. противник остановился в одном населенном пункте (названия деревни не помню). Утром второго дня противник перешел в контрнаступление. Незаметным объездом мы разгадали замысел противника. На машинах стали делать тыловой обход деревни с противоположной стороны. Открыли трехсторонний пулеметный огонь из шести пулеметов, контратака противника была сорвана. Конница 6-й дивизии, при которой были наши автомашины, преследовала и расстреливала конницу Мамонтова. Вскоре на пути нашего продвижения мы обнаружили сквозь снежную пургу движущийся состав, облепленный снегом. Это оказался бронепоезд противника. Повернув машины в противоположную сторону, скрылись за бугор, молниеносно перескочили линию ж.-д. и укрылись за оврагом. По этому оврагу продвигалась ударная группа 6-й дивизии. Бронепоезд прошел, не заметив наши части, и скрылся в районе населенного пункта и ж.-д. станции. Артиллерия 6-й кавдивизии сделала несколько выстрелов по ж.-д. станции. Ответных выстрелов не последовало. С наступлением темноты станция была взята. Мамонтовская кавалерия бежала, на станции оставила много раненых солдат. Пурга не утихала, противник отходил в направлении Нового Оскола. Преследуя отход противника, автоотрядовцы на машинах стремительным ходом отрезали пути бегущему противнику, уничтожали его пулеметным огнем. Чем ближе подходили наши части к Новому Осколу, тем противник сильнее оборонялся, в особенности в районе самого Нового Оскола. Около двух суток шла ожесточенная борьба в окружении Нового Оскола. Наш отряд принимал активное участие в боевых действиях, обходя с флангов, с заходом в тылы противника, создавая панику, расстреливая пулеметным огнем. При взятии Нового Оскола наш автоотряд сосредоточил всю автотехнику, которая работала без отказа, несмотря на холод и снежные метели, когда невозможно было определить дорогу; все было ровным полем, т. к. канавы были засыпаны слегка снегом. Все это требовало большого напряжения, умения маневрировать машиной. От малейшего недосмотра замерзали радиаторы. Ко второй половине дня в первых числах декабря 1919 г. Новый Оскол был взят. Автоотряд совместно с 6-й кавдивизией вошли в город. На улицах города было пусто.

Нашим двум машинам и бронемашине Павлика дано распоряжение срочно выехать в направлении Купянска – Валуйки, преследуя мамонтовское войско, отступавшее вдоль железной дороги в сторону Купянска. Наша боевая задача была перехватить противника и отрезать пути на Купянск.

Зайдя во фланг противнику, открыли пулеметный огонь из четырех пулеметов. Там самым оказали большую поддержку 1-й конбригаде т. Книги, которая вела наступательный бой. Противник в замешательстве стал бросаться в разные стороны. Наша бронемашина вышла навстречу противнику и в упор расстреливала наступающую конницу. Оставшиеся солдаты противника, в беспорядке бросившиеся бежать, были рассеяны. Было захвачено много пленных, на поле боя оставалось много убитых и раненых солдат.

В населенном пункте много осталось пленных, повозок с награбленными вещами, продовольствием, артиллерийские ящики со снарядами, пять полевых орудий в полной исправности, много ружейных патронов, которыми пополнили свои запасы. По окончании боя мы вернулись в Новый Оскол. Нас ожидал отряд для заправки машин горючим и получения лент для пулеметов. Наутро следующего дня резко изменилась погода, наступила сильная оттепель, проселочные дороги покрылись гололедицей. Машины автоотряда на подъеме стали буксовать. На колеса пришлось надеть цепи. В течение часа работа была окончена. Догнав штаб 4-й кавдивизии, которая шла в направлении Валуек, автоотряд совместно с 4-й кавдивизией с боем продвигался вдоль линии ж.-д. Задача автоотряда – перерезать линию ж.-д., окружить ж.-д. станцию Валуйки, зайдя в тыл противника, открывать пулеметный огонь, создавать панику. Примерно в середине декабря 1919 г. вечером заняли ст. Валуйки. В занятии ее принимали участие все автомашины совместно с бойцами 4-й кавдивизии. При взятии ж.-д. станции захватили эшелоны с зерном, военным снаряжением, боеприпасами, фуражом.

К утру погода изменилась, наступило похолодание, дороги покрылись льдом, снег в поле покрылся ледяной коркой. Для автомашин дорога улучшилась, а для коней очень ухудшилась. В Валуйках переночевали, заправили автомашины горючим, пулеметные ленты набили патронами. Наутро автоотряд совместно с 4, 6, 11-й кавдивизиями продолжал наступление, преследуя противника в районе Купянка, Дебальцево, Илловайская. Автоотряд все время находился в наступательных боях вместе с передовыми ударными группами, выделенными из разных дивизий. Ударная группа, развивая стремительное наступление на Купянск – Сватово, с ожесточенными боями освобождала от противника населенные пункты, а также реку Северский Донец. Наши машины Игнатовича, Каспорета, Несмеянова, Архипова быстро продвигались вдоль ж.-д. линии в направлении реки Северский Донец, держа связь с 4-й кавдивизией. Поставлена задача трем нашим машинам – зайти во фланг противника и отрезать путь деникинцам-казакам через ж.-д. мост ст. Рубежная. Машины автоотряда Игнатовича, Несмеянова, Дамбита, Каспорета, бронемашина Павлика, выполняя боевую задачу, обошли ст. Рубежная, опередили противника и заняли переправу через ж.-д. мост и прилегающую дорогу, и благополучно добрались до указанного рубежа. Развернув автомашины на перекрестке дорог, идущих к ж.-д. линии, ожидали встречи с противником. Не прошло и часа, появилась небольшая группа верховых и повозки противника, которые немедленно были уничтожены пулеметным огнем. Не прошло и получаса, со стороны противника до нас донеслись крики «ура!». Остальные машины отряда действовали на других флангах ст. Рубежной. Нарастающая стрельба, гул и крики «ура!» все ближе и ближе приближались к нашим рубежам; вскоре в открытом поле появилась большая группа, скачущая рысью в нашем направлении. Я и мой напарник затаили дыхание: на нас скакала рысью конница противника. Подпустив на близкое расстояние, я открыл пулеметный огонь по приближавшемуся противнику, который шел цепью. Строй противника был нарушен сразу, противник бросился в разные стороны и был обстрелян перекрестным пулеметным огнем. Куда бы противник ни бросался, его повсюду встречали наши пулеметчики, наши машины и бронемашины были сосредоточены на участках переправ. Поле боя в течение непродолжительного времени покрылось трупами убитых солдат, лошадей, нагромоздившимися повозками. Противник и на нашем направлении был в кольце окружения под пулеметным огнем. Он был парализован, потерял всякую надежду на спасение, 4-я, 6-я кавдивизии вели наступательные бои, противник был обращен в бегство, бросая все свое снаряжение. Численность противника в нашем расположении с каждой минутой увеличивалась, мы подпускали его на близкое расстояние и пулеметным огнем уничтожали. Скачущая конница противника, выходя на открытое место, стремилась прорваться к переправам.

Патроны были на исходе. Противник бросился бежать обратно на лесную опушку. Сюда была направлена бронемашина Павлика; с лесной опушки противник был выбит. Конница противника стала бросаться в реку Северский Донец. Бронемашина, зайдя с фланга, пулеметным огнем обстреляла группу противника, скопившуюся на берегу Северского Донца. Тем самым все пути к переправам были отрезаны. Конница противника бросилась в заболоченный Ольховый лес, стараясь укрыться от атак нашей конницы, нашего пулеметного огня, наших машин. В лесу заболоченная почва, покрытая тонким льдом и запорошенная снегом, стала проваливаться под ногами лошадей, и они тонули в снежной грязи болота. Противник, видя лесную гибель, стал бросаться в Донец, решив переправиться через реку по льду. Лед оказался слабым, лошади проваливались и уходили под лед. Машина, где был я и венгр Надь, занимала ответственный участок на стыке двух дорог, по которым шли отступающие части противника к переправам и ж.-д. мосту через Северский Донец. Это было в декабре 1919 г. Бой, продолжавшийся около 4 часов, окончился. Пулеметная стрельба прекратилась, вода в кожухах пулеметов перестала кипеть, стали остывать стволы. Мерзли от холодного пола кузова ноги, руки примерзали к пулемету. Запас патронов был израсходован. Находящийся в машине неприкосновенный запас пулеметных лент был тоже израсходован. Вместо патронов в кузове образовалась гора расстрелянных гильз и пустых лент. Бои стихли на нашем боевом участке. Собрались все боевые машины отряда, каждый стал делиться о боевых действиях. Командир и военком отряда поблагодарили нас за отличную боевую выдержку, смелость и успех по уничтожению врага. Бойцы отряда получили благодарность от командира кавдивизии тов. Гордовикова, который сказал: «Спасибо вам, товарищи свердловцы, за блестящее выполнение боевых заданий». Почему-то в этот момент я вспомнил: а сколько я прошел на своем жизненном пути, будучи солдатом старой армии, как участник Гражданской войны, как бывший разведчик пулеметной команды, а ныне пулеметчик автобоевого отряда. Таких смертельных атак довелось мне пережить немало. Почему-то я всегда был в этих случаях смел и активен и думал, как бы нам ни было трудно, холодно и голодно, что должны бороться и побеждать, как бы ни была страшна смерть.

Я с Игнатовичем доложил командиру отряда, что неприкосновенный запас израсходован до единого патрона. Сев в машины, поехали на поле боя искать патроны. В некоторых повозках были испорченные пулеметы, без замков и затыльников, приемников, пулеметные ленты были изрезаны на несколько частей. Такими путями приобретали патроны и другие боеприпасы, с убитых снимали с патронами сумки и набивали пулеметные ленты.

На протяжении наступательных боев мы остро нуждались в боеприпасах. Также были захвачены повозки с продовольствием, несгораемый сундук с документами и другие вещи.

В районе Рубежная и Переездная была уничтожена большая деникинская группа солдат и конница противника. На поле боя противника оставлено большое количество раненых, убитых солдат, лошадей. На участке невдалеке были обнаружены среди убитых солдат два генерала, полковник, подпоручик, два штабс-капитана. 2З декабря 1919 г. погода стояла солнечная, но довольно морозная. С утра 24 декабря 1919 г. наш отряд переправился через Сев. Донец по ж.-д. мосту; прогоны моста, промежутки шпал были забиты вплотную досками. По полотну ж.-д. моста свободно переправилась конница наших дивизий, по этому же настилу переправились наши автомашины и броневики, которые переправлялись последними. До моста автомашины продвигались медленно, по шпалам, более трех километров. С трудом добрались до переезда, поспешно перебрались через ж.-д. кювет. На пролегающую небольшую площадку машины продвигались на первой скорости. По окончании перехода тщательно проверили ходовую часть, рессоры, к вечеру прибыли в Лисичанск, в нем же расположилась ударная группа 4-й, 6-й кавдивизий. Автомашины еле-еле добрались до территории завода «Русские Краски», т. к. горючее было на исходе.

И опять возникла задача: имевшийся резерв горючего, израсходованный до грамма, во что бы то ни стало дополнить, а это не так было легко. В поисках горючего участвовали шоферы и все свободные бойцы. Пулеметчики занимались своим делом – набивкой пулеметных лент патронами, отобранными у убитых солдат. Всю ночь продолжались поиски горючего. Отыскали начальника грузового движения и сцепщика вагона. С их помощью отыскали две цистерны с бензином, которые были загнаны в тупик пакгауза и которые Мамонтов не успел сжечь и взорвать. С наступлением рассвета до половины дня не смогли из тупика вывести цистерны к платформе, куда бы могли свободно подходить машины для заправки. Горючим заполнили все имеющиеся резервные бочки. Оставшийся бензин в двух цистернах передали заводскому управлению под сохранную расписку. Рано утром 26 декабря 1919 г. из Лисичанска направились с резервной частью в направлении ж.-д. ст. Попасная, Дебальцево, Илловайская в направлении Новочеркасска и Ростова. Совместно с наступательной ударной конной группой 4-й, 6-й кавдивизий продолжали наступательные бои, которые с каждым днем и часом все увеличивались за овладение ж.-д. станциями прилегающих населенных пунктов Донбасса.

Армии Деникина, Мамонтова оставляли район за районом. Наша конница не успевала их преследовать. Противник на некоторых ж.-д. станциях и в населенных пунктах переходил в контратаку, но повсюду имел поражение, бросая на поле боя раненых, повозки с разным снаряжением.

Примерно 29—30 декабря 1919 г. совместно с ударной конной группой 4-й, 6-й кавдивизий мы овладели ж.-д. ст. Дебальцево, в ожесточенном бою захватили много боеприпасов и ж.-д. эшелон с разным грузом, фуражом, обмундированием. Противник недолго оборонялся и был обращен в бегство. Наши автомашины стремительным ходом нагоняли врага и расстреливали пулеметным огнем. Стремительным наступлением наша Красная Армия освободила Донбасс от деникинской армии. 1 января 1920 г. наш автоотряд совместно с ударной конной группой занял ж.-д. станцию Илловайская и продолжал наступление на Ростов-Новочеркасск, в направлении Ростова и Нахичеваня, не доходя до армянского селения Салы. Конница пластунских казаков расположилась в населенном пункте Салы. Нам было приказано заехать с двух флангов. Машины Игнатовича, Пискунова заняли балку. Не прошло и нескольких минут, как послышались крики «ура!», и на снежном поле заблестели клинки, началась страшная атака. На поле боя поднялась снежная пыль. Группа за группой из селения Салы выскакивали пластунские казаки в черных бурках. Я и мой товарищ открыли из четырех пулеметов ураганный огонь.

Не прошло и часа, как противник бросился на левый фланг, но был также встречен ураганным огнем наших пулеметов. На поле боя образовалась черная куча убитых пластунских казаков. Из населенного пункта вышел большой танк, по-видимому, увидел наши машины и повернул в нашу сторону, но немедленно был подбит огнем артиллерии. Вслед за ним вышел второй большой гусеничный танк. Стал подцеплять первый уже подбитый танк, чтобы увести его, но был подбит нашей артиллерией. Бой продолжался. Вдалеке слышны крики «ура!» и пулеметная стрельба. Не теряя времени, надо было обстрелять населенный пункт, откуда выскочила большая группа казаков в черных бурках. Мы быстро выехали из балки прямо в тыл пластунцам и открыли ураганный пулеметный огонь. Пластунцы были уничтожены нашим пулеметным огнем. Прошло немного времени, крики «ура!» умолкли, и затихла стрельба пулеметов. Стало темнеть, мы с Игнатовичем подъехали к стоявшим невдалеке подбитым нами двум танкам противника. Рискуя быть убитыми, мы рассуждали между собой: вот если бы имел наш отряд два таких грозных танка, которых мы еще ни разу не видели! Я говорю Игнатовичу: «А может, наш механик Буш найдет небольшие повреждения? Вот был бы он с нами!» (Буш – это наш автомеханик отряда, который сразу определил бы их пригодность.) Подошли вплотную. В танках тишина. Обойдя танки, к нашему удивлению, определили и без механика, что танк исправить нельзя, т. к. артснаряд сделал свое дело, попадание было хорошее. В танках было тихо, мы взобрались на поверхность танка, хотелось нам открыть верхний люк, но они были вмяты. Сбили засовы, открыли люки. Я опустился вовнутрь танка, забрал ящики с пулеметными лентами. Экипажи танков были живы, но не могли говорить, т. к. они не слышали – были оглушены. Наши кавалерийские дивизии заняли населенный пункт Салы. Наши машины автобоевого отряда с ударной группой дивизии разгромили пластунскую казачью группировку. Нами в ожесточенном бою был освобожден населенный пункт. В бою был ранен наш пулеметчик Алешин. Боевые машины автобоевого отряда, оставляя населенный пункт, быстрым ходом вышли из глубокого снега балки вперед нашей ударной группы, заходя с флангов противника, отрезая пути отхода пластунских казаков, уничтожая их из пулеметов.

В начале вечера 8 января 1920 г. мы совместно с ударной группой заняли окраины Нахичеваня. Мы с Игнатовичем так увлеклись преследованием в погоне за пластунцами, что оказались в центре площади Нахичеваня. Проходящая публика не обратила на нас никакого внимания, по-видимому, нас приняли за деникинцев. В Нахичевани все было спокойно, в магазинах производилась торговля, проходили трамваи с переполненными вагонами городской публикой. Газетчики, продавая газеты, кричали о разгроме Красной Армии в районе Донбасса. Мы остановили машину у трамвайной остановки, где стоял газетчик. Я моментально выскочил из кабины, подбежал к нему, вынул из кармана деникинскую двухсотрублевую бумажку и получил две пачки газет, примерно штук тридцать. Быстро Игнатович развернул машину, и мы покинули площадь города, помчались в расположение нашего отряда и конной группы. Сообщили, что видели в городе, и передали газеты в штаб 4-й кавдивизии, а часть газет оставили для отряда, передали командиру и военкому отряда т. Журавлеву.

В Нахичевани все было спокойно, граждане города не знали о том, что через час-полтора конница Красной Армии займет Нахичевань. Вечером, с заходом солнца, 8 января с боем при взаимодействии 4-й кавалерийской дивизии и автобронеотряда был занят город Нахичевань. Жители города не ожидали появления нашей конницы и автобронемашин. Их газеты давным-давно сообщили о том, что Красная Армия разбита в районе Донбасса, отброшена от Ростова и Нахичевани на 100 км. Появление на улицах города красной конницы и автобронеотряда было большой неожиданностью. Навстречу нам шла трудовая колонна в штатской одежде. В руках ломы, топоры, лопаты, кирки. Не обращая на нас внимания, они поравнялись с нашими красноармейцами. Кто-то из наших спросил: «Товарищи, далеко ли путь держите?» В колонне сразу получилось замешательство, кто-то из толпы крикнул звонким голосом: «Окопы копать, оборону ставить!» Но, видно, спохватились, с кем разговаривают, немедленно остановились, бросили свой инструмент, стали разбегаться в разные стороны. Кто-то из конников скомандовал: «Прошу, товарищи, не разбегаться, стрелять буду!» Всю группу направили в штаб дивизии для выяснения.

С вечера всю ночь до утра по Нахичевани курсировали наши машины и конные патрули. В разных направлениях слышалась незначительная ружейная стрельба, в домах была абсолютная темнота. Кроме военных патрулей, конармейцев, на улицах города никого не было. Пискунов, Богданов, Лылин во время дежурства и обхода занимаемого квартала заметили трех оседланных лошадей, привязанных к дереву. Прошли несколько шагов в сторону стоявших лошадей, как из-за угла на них набросились три офицера Дроздовского полка. Я заметил группу и говорю Игнатовичу: «Смотри, что за люди дерутся втроем?» Одни в шинелях, другие в кожанках, невдалеке три привязанные лошади. Рукопашная драка все усиливалась. Я говорю Игнатовичу: «Это наших бьет кто-то!» Подбежали и видим: у Богданова и Лылина лица в крови, у Пискунова воротник оторван. По-видимому, драка продолжалась недолго. Как видно, силы были равны. Все шестеро были изрядно «поцарапаны». Мы с Игнатовичем подбежали с наганами в руках. Но ни в одном из них не было патронов. Пришлось угостить несколькими ударами нагана по головам офицеров Дроздовского полка. Стоявших на привязи оседланных лошадей забрали и передали в штаб дивизии, а карабины взяли для себя. Дроздовцы притворились мертвыми, но мы этому не поверили. Богданов, Лылин из их же карабинов пристрелили их. При занятии Нахичевани в отряде было ранено три товарища, а Пискунов, Лылин и Богданов были спасены.

По указанию командира отряда наша машина вышла на окраину города, граничившую с дорогой, идущей из Ростова в Нахичевань. Было известно, что из Ростова вышли 17 санитарных машин в Нахичеванский госпиталь за ранеными офицерами. Вскоре появилась колонна санитарных машин, которые медленно двигались с закрытыми глушителями и потушенными фарами. Все санитарные машины мы пропустили и немедленно поверх машин открыли пулеметный огонь. Санитарные машины остановились. Так были взяты 17 машин и доставлены вместе с водителями и санитарами в штаб дивизии. Примерно около пяти часов утра в Нахичевани и Ростове был погашен электросвет. Вся кавдивизия и наш отряд должны оставить город. Мы с Игнатовичем выезжали последними, а машина Архипова почему-то далеко отстала, забуксовала, замерзла бензиновая трубка. Я механика Буша спросил, что случилось с машиной Архипова. «Он никак не может завести, а пулеметчики Новиков и Надь не могут открыть крышку пулемета и вынуть из приемника перекосившуюся ленту». – «Волков, – сказал командир отряда, который знал меня как отлично знающего пулеметчика, – поди выясни, в чем дело там с пулеметами». Я быстро вскочил в кузов машины и подъехал к остановившейся машине и устранил неисправности в пулеметах. Автомеханик Буш и Архипов все возились с мотором, тот никак не заводился заводной ручкой, т. к. в машине сгорел стартер. Как только завели машину и заработал мотор, Архипов и я быстро сели в кабину, Буш и два пулеметчика вскочили в кузов, и мы быстро поехали догонять уехавший из города отряд и конармейцев. Архипов очень нервничал, т. к. мотор работал с перебоями. Архипов вел машину в направлении армянского собора, с колокольни которого я заметил странное моргание – то белый, то синий. Я показываю Архипову на моргающие огоньки: «Смотри: подают сигналы, наверно, ловят нашу машину. Мы попали в деникинскую засаду». Свернули влево за угол дома, завернуть не успели, наблюдаю за миганием огней. Белый, синий, вдруг показался красный продолжительный. Архипов не успел повернуть машину, как вновь заморгал учащенно красный огонек, и моментально по нашей машине застрочил пулемет. Противник усиленно продолжал обстреливать остановившуюся нашу машину, которая попала под усиленный обстрел деникинских пулеметов. Машина не прошла и пяти метров, как заглох мотор. В кузове застонали Буш, Надь. Я вскочил в кузов, схватился за ручки, нажимая кнопку пулемета, но пулемет не стрелял. Пулеметы не работали. Буш и Надь лежали и сильно стонали. Я не успел выпрыгнуть из кузова, как почувствовал боль в ноге. Возле машины, кроме меня, никого не оказалось. Автомеханик Буш и пулеметчик Надь остались в кузове машины. Я не успел отбежать и десяти шагов, как меня настигла пулеметная очередь. Я упал на мостовую. Пулеметная стрельба продолжалась. Дальше я не смог двигаться, истекая кровью. Очнувшись, стал чувствовать сильную боль и холод, хотел повернуться, но не смог, шинель и брюки примерзли к мостовой. Было очень холодно, я весь был запорошен снегом. Чувствую, что весь закоченел, на лицо откуда-то дул теплый пар. Я протянул руку, почувствовал тепло, оказывается, я лежу недалеко от водосточной решетки. Старался подползти поближе, но не смог. Вдали была чуть слышна орудийная пулеметная стрельба. Я стал вспоминать, почему оказался на мостовой. Кто-то тихо стонал: это Буш и Надь. Чувствую сильную боль и холод в груди. Лежа на животе, из шинели вынул наган и маузер, переложил их в карман, а билет и воинское удостоверение разорвал на мелкие кусочки и опустил в водосточный колодец. Вскоре прекратилась пулеметная стрельба, но увеличился гул приближающейся автомашины. Вначале я обрадовался и с болью приподнял голову, чтобы посмотреть в ту сторону, откуда слышался шум, и увидел, что медленно продвигается броневик с опознавательными знаками – треугольник и череп со скрещенными костями. Он подошел, остановился возле машины, в которой лежали раненые Буш и Надь. Послышались глухие удары. Стоны прекратились. Деникинские варвары подошли ко мне. Один из солдат ногами встал на мою спину, а второй шарил по карманам окровавленной шинели и засаленных брюк. Из карманов взяли наган и маузер. Оба они были без патронов. Я набрался терпения, сил, затаив дыхание, сделался мертвым. Слышу, они между собой открыли спор из-за маузера, не поделили, тем самым отвлеклись от меня и больше не тормошили мои карманы. Чувствую движение бронемашины, которая движется на меня. Мысленно подумал: сейчас раздавит меня, вот и конец моей жизни. Но колесо соскользнуло с обледеневшего бугорка, прошло, минуя мое тело. Благодаря обледеневшему бугру машина не задела плеча.

Наши оставили Нахичевань, значит, оставили и нас, тяжелораненых. Что будет с нами дальше? Деникинские солдаты раненым солдатам Красной Армии помощи никакой не оказывают. Единственная помощь – добивают прикладами или прикалывают штыками и раздевают догола. Думаю, если не замерзну, такая же участь меня ожидает. Чувствую, у меня все постепенно холодеет. Стали коченеть руки. Почему-то в голову лезут разные мысли: вспоминаются трудные переходы карпатских гор, переправа через реку Сан, как под нашими ногами ломался лед во время перехода. Наша пулеметная команда разведчиков и 8-я рота шли по пояс в воде, намокшие солдаты замерзали в снеговых окопах, так как вся солдатская одежда сохла от тепла своего тела и сильного мороза. Нас, пулеметчиков, согревали и сушили наши лошадки-кони, а два пулеметчика из моего взвода замерзли. Думаю: неужели придется замерзнуть или перестреляют деникинские солдаты?

Сверху ярко светило зимнее солнце, согрело своими лучами мою спину, а в животе было очень холодно от мостовой. Я лежал и ждал своего конца. Вдруг послышался стук колес пулеметной тачанки, снова забилось мое сердце, глубоко вздохнул и мысленно тихо сказал: вот и пришел мой последили час. Слышу, раздался голос. Возле меня остановилась пара лошадей, запряженных в пулеметную тачанку. Позади стоит пулемет. Слышу их разговор: «Пойдем посмотрим, чья-то стоит разбитая машина». Услышав голоса, сразу как будто стало легче. Мысленно подумал: наши вернули обратно город. Подойдя ко мне, стали шевелить голову, брать руки, шепча: «Ты жив?» Я затаил дыхание. Подошел другой, стали разговаривать, ругать деникинцев: «Что, сволочи, наделали со свердловцами, раздели наголо, искололи штыками, на спинах все изрезали на мелкие ремешки». Я глубоко вздохнул и сказал: «Да, я остался жив». Кому отвечаю, не знаю. Не успел головы повернуть, как уже лежал на тачанке. Я спросил, почему не взяли моих товарищей Буша и Надя? Последовал ответ: «Мы собираем живых, ваши товарищи мертвые, их подберут другие».

Вскоре я оказался в теплом большом бараке. С носилок сняли и положили на пол. Быстро подошли две девушки в белых косынках с красным крестом. Не снимая с меня шинели, быстро разрезали валяный сапог. Раны промыли, оказали первую помощь, перевязали и положили ногу в шину. Я почувствовал большое облегчение. Вскоре барак заполнили тяжело раненными красноармейцами. Стоны не умолкали. Поздно вечером нас перевели в госпиталь в Нахичевань. Все мы были красноармейцы, нас поместили в двух больших палатах. А в эту ночь мне сделали операцию: удаление косточек с наложением гипса. Те самые девушки, которые оказывали нам первую помощь, в бараке были медработниками белогвардейского госпиталя (бывший Красносельский). В нем много лежало раненых солдат деникинской армии. Вскоре из большой палаты я был перенесен в палату вытяжных аппаратов. По окончании гипсования сестра сказала: «Теперь все будет хорошо, господин Крестьянский», и показывает мне дощечку с надписью: «Крестьянский 275-й маршевой роты Дроздовского полка». Я промолчал, ничего ей не ответил, только посмотрел на нее и закрыл глаза. В аппаратной палате кроме сестры никого не было. Я подумал: стало быть, так было нужно, я ее любезно поблагодарил от имени всех наших раненых за оказанную нам первую медпомощь в бараке и в госпитале. Она смущенно улыбнулась и тихо сказала: «Если только не шутите». Я ответил: «Нет». – «И вам наше большое спасибо за освобождение нас. Если нет секрета, скажите ваше имя. Меня зовут Надежда Николаевна Кукуева, прошу, не забывайте, господин Крестьянский», – ответила она. Я медленно закрыл глаза, кто-то вошел в палату. Кукуева спросила: «Господин Крестьянский, что с вами, вам плохо?» Я вспомнил дом 7, что стоит у Яузского моста, и маленький бульвар, куда по воскресным дням я и мои братья и товарищи ходили пить чай и играть на бильярде. Я старался не терять надежды на излечение тяжелых ран и возвращение в родную Москву. Да и сестра сказала: «У вас теперь есть надежда, и будет хорошо. Одна наша к вам просьба: забудьте на время свою фамилию. Вот ваша история болезни, которая висит на кровати: рядовой Крестьянский 275-й маршевой роты. Прошлой ночью наша Красная Армия и конница Буденного отступили. Оставили Ростов и Нахичевань. Деникинская армия заняла Ростов. Больных и легко раненных солдат Красной Армии сегодня срочно из госпиталя эвакуировали. Тяжело раненные оставлены в госпитале ввиду сильных морозов». Сестра строго меня предупредила: «Сейчас в эту палату положат троих казаков, помни: господин Крестьянский 275-й маршевой роты».

В течение ночи госпиталь был переполнен тяжело раненными деникинскими солдатами. Оставшиеся солдаты нашей армии частью были зарублены, а другие выброшены из госпиталя на мороз. Кровати занимались ранеными солдатами деникинской армии. Солдаты и офицеры Дроздовского полка проверяли палаты, не осталось ли в госпитале солдат Красной Армии. Солдаты-деникинцы из наших прикроватных тумбочек забирали хлеб, сахар, который и так был большой редкостью. И я в эту минуту сообразил, как только в палатах госпиталя появились деникинцы, подумал: вот почему Н.Н. серьезно меня предупредила – при появлении деникинцев укройся, закрой глаза и будь без памяти, иначе нас могут разоблачить, и мы вместе погибнем. Я день и ночь твердил, чтобы не забыть, – Крестьянский 275-й маршевой роты. Как только я узнал от Н.Н., что деникинцы из палат госпиталя выбрасывали на мороз с отрубленными головами, руками солдат Красной Армии, от страха и боли закрыл глаза, затаил дыхание, лежал день за днем в напряженной тревоге, ожидая смерти, которая долгое время кружилась над головами многих наших товарищей, лежавших прикованными к госпитальным койкам. Прошло не так много времени, но нам показалось это вечностью. Красная Армия, конница Буденного разгромили деникинские войска, сгруппировались под Ботайском, Ростовом и Нахичеванью.

Деникинские войска сбежали, а из госпиталя сбежал весь старший медперсонал. Они забрали медикаменты, продовольствие. Санитары, няни, медицинские сестры. Надежда Николаевна вошла в нашу палату, в которой было четверо раненых, для очередной утренней перевязки. Лежавший в углу командир эскадрона всегда спрашивал о фронтовых делах сестру, няню или санитаров. Сестра Н.Н. сказала: «Я не хотела вас и себя огорчать, но должна сообщить печальную новость: наши отступили. Красная Армия снова захватила Ростов, Нахичевань». Лежавший в углу палаты командир эскадрона деникинской армии (фамилию я не помню) с волнением заговорил: «Сестрица, милая, помогите, помогите мне скорей умереть». – «Зачем вам умирать? Вы еще молоды, вас ожидает хорошая жизнь». – «Нет, все равно солдаты Красной Армии или казаки конницы Буденного придут в госпиталь и всех нас, солдат Белой армии, уничтожат». – «Успокойтесь, эскадронный командир, вас никого не тронут, солдаты Красной Армии глубоко сознательны и с ранеными, кто бы они ни были, не учиняют расправы, жестокости, в госпитале тем более».

Кроме тяжелых ранений, у меня было обнаружено двухстороннее крупозное воспаление легких. После окончательного разгрома деникинцев и им подобных полчищ в первой половине марта 1920 г. Конная армия и автоброневой отряд возвратились в Ростов. Из Ростова Конная армия и автоброневой отряд уходили на польский фронт для ликвидации войск Пилсудского панской Польши, которая занимала Украину. С каждым днем самочувствие мое улучшалось. Сращение костей шло хорошо. Врачи обещали скоро освободить меня от вытяжного аппарата. Двухстороннее воспаление легких постепенно проходило. Кризис миновал, все стало хорошо. Врачи и сестра нашего отделения Н.Н. Кукуева, делая нам перевязки, радовали меня, говорили, что раны заживают, здоровье улучшается. «Осталось еще немного, и мы вас эвакуируем в Москву. Я адрес дам, и вы побываете у моей мамаши, надеюсь, и мы скоро вернемся в Москву». В конце апреля 1920 г. из госпиталя начали эвакуировать раненых, т. к. прибывали все новые и новые раненые из Киева, с украинского и польского фронтов. С первым санитарным поездом и я был эвакуирован в Москву. Как сейчас вспоминаю сообщение Н.Н. о моем эвакуировании. Сколько у меня было радости! День был солнечный, в вагоне было тепло, светло. В эвакуации нас из госпиталя принимала активное участие Н.Н. Кукуева – сестра хирургического отделения. Перед отъездом я спросил тихонько Н.Н.: «Скажите, под какой фамилией вы меня эвакуируете?» – «Крестьянский Д.Н. 275-й маршевой роты остается до тех пор, пока не будет выписан из госпиталя». Уходя из вагона, Н. Н. двоих из нас, ею спасенных, расцеловала и пожелала счастливого пути, скорейшего выздоровления.

Санпоезд из Нахичевани отправился поздно ночью. Вместо Москвы, как нам говорили, санитарный поезд прибыл в Саратов. С поезда нас погрузили на два парохода, на которых мы плыли до Самары. По пути в Самару один из наших пароходов наскочил на какой-то металлический предмет, которым в пароходе пробило дно носовой части. Скоро нижняя часть парохода стала наполняться водой. Пароход постепенно погружался в воду. Среди раненых на пароходе поднялась паника. Катастрофа произошла ночью. Раненые, находящиеся в нижней части парохода, погибли. Об этом рассказали очевидцы, которым удалось спастись. Это в основном были раненые, которые могли ходить и находились в верхней части парохода. Они были погружены на пароход, который пришел на помощь. Частично погрузили и на наш пароход. Шум не смолкал до самой Самары. Одни говорили: «Нас нарочно всех хотели потопить». В Самару приплыли на третьи сутки. Выгрузили с парохода и поместили в эвакогоспиталь. Всем сменили повязки. На второй или третий день из Самары эвакуировали санпоезд в Оренбург. Из Оренбурга – в Ташкент. В пути следования на наш санпоезд недалеко от Ташкента напала банда басмачей. Остановили поезд, забрали все продукты, медикаменты, белье, обмундирование. Машиниста и помощника машиниста забрали с собой. Так наш поезд простоял до поздней ночи. Утром пришел второй паровоз и подвез санпоезд до первой станции. В Ташкент прибыли на следующей день, к вечеру были в ташкентском госпитале недалеко от Воскресенского базара. Разместили нас на первом этаже. Постельное белье грязное, от матрацев пахло гнилой травой, подушки из свалявшегося хлопка, от которого исходил разложившийся запах падали. Встретили нас очень плохо. На душе у нас стало тревожно, невольно вспомнили человеческое отношение Надежды Николаевны, которая оказывала нам первую медпомощь. По пути в Ташкент, лежа в купе, вспоминали, каким чудом мы остались в живых. «Это все благодаря нашей медсестре Н.Н. За каким чертом везут нас в такую даль?» Медсестра, сидевшая рядом с нами, слушая нас, сказала: «Ташкент, говорят, город хлебный, а в Москве хлеба нет, голод, и поэтому всех раненых направляют сюда».

Госпиталь, в который нас положили, был переполнен разными больными, преимущественно местными больными с самострелами и с другими заболеваниями вплоть до тифозных. Прошло не так много времени, меня освободили от гипсовой повязки. Сняли гипс, ногу положили в металлическую шину и разрешили понемногу ходить на костылях. Мой товарищ по несчастью – бывший командир эскадрона (фамилию не помню) конной бригады тов. Книги. После третьей перевязки он почувствовал себя плохо. Он был ранен в правую руку и левую ногу. Лицо у него сделалось бледное, я спросил: «Что с тобой?» Он сказал: «Мне сделали во время перевязки укол, чтобы не так было больно, боль усилилась. Дежурный сказал, надо терпеть». На следующее утро унесли в перевязочную, и больше я его не видел. Сестра сказала, что он отправлен в палату для тяжелобольных. Я всяческими путями старался узнать, что же с ним случилось, но так и не выяснил. В металлической шине я проходил дней пятнадцать, а может, и больше, потом сняли, разрешили понемногу наступать. Из госпиталя тех, у кого зажили раны, немедленно эвакуировали в губернские города, ближайшие к месту жительства. Раны мои заживали хорошо, сращение костей шло нормально – так говорили врачи, но имеется небольшое смещение костей на три-четыре сантиметра. Медсестра нашего хирургического отделения мне говорит: «У вас все хорошо. Вам немного остается здесь быть. Как только закроется рана, мы вас отправим в Москву». Во время очередной перевязки врач хирургического отделения нас осматривал, сказал медсестре, кого подготовить на эвакуирование. «Можно выписывать и Крестьянского, запишите его на следующую комиссию для предварительной подготовки к эвакуации». У меня и моих товарищей сразу повеселело на душе. Да и Гражданская война шла к концу. С поляками война заканчивалась, заключили мир, это мы так думали...

Эвакуационная комиссия заседала через каждые десять дней. На следующей комиссии после осмотра один из присутствующих врачей посмотрел на мое ранение и сказал: «У вас, Данила Никифорович, все хорошо». Показал на меня сестре и сказал, что можно записать на эвакуацию. Прошло не более трех дней, назначенным на эвакуацию необходимо сделать прививку. Прошло время, сестра записала мое местожительство – Москва, фамилию. Я сестре и говорю: «У меня двойная фамилия – Волков-Крестьянский». – «Значит, вы большевик?» На это я ничего ей не ответил. Она сказала: «Будет записано так, как вы прибыли в наш госпиталь». Показывает историю, которая будет приложена к списку на эвакуацию. Кроме истории о ранении, других подтверждающих документов не было. На следующий день во время утреннего обхода дежурный врач попросил сестру готовить больных для эвакуации. После обеденного перерыва нас по одному стали вызывать на перевязку, во время которой делали вливание прямо в рану и туго бинтовали. Перед перевязкой было радостное настроение, сразу что-то пропало, я почувствовал что-то неприятное, почему-то кольнуло в сердце, и так чувствительно оно забилось, стало грустно. После перевязки и вливания я почувствовал – на поверхности раны стала появляться боль и повысилась температура. Дежурная сестра и врач ответили, что это так и должно быть, все утихнет, стали проверять пульс, сестра ставит термометр, температура более 39. Боль все усиливалась. Сняли повязку, я увидел: возле раны получилась опухоль, покрылась сильной краснотой. Все было смазано белой мазью, а в бедро сделали укол, боль утихла. Я быстро уснул. Наутро сестра пришла в палату, стала делать перевязку, сняла старую повязку. На ноге опухоль и краснота увеличивались, вновь смазала мазью и забинтовала, но не так туго, как в первый раз. Боль и температура также продолжались, сделала укол опять в бедро.

И так вместо эвакуации меня отправили в изолятор с высокой температурой. Я спросил врача, что случилось с моей раной. «Ничего нет страшного, – ответил врач, – небольшое рожистое воспаление. Наверно, вы почесали рану, и вот от этого и занесли инфекцию». Мне так стало обидно, что я занес себе инфекцию. Изолятор находился в другом полуподвальном помещении. Как я узнал позже, его называли подвалом смертников, в котором пачками умирали. Мне каждый день в рану вставляли единственный тампон, пропитанный йодом, и мазали йодом место красноты. Нога стала черной. В подвале всегда было темно, слышны одни стоны и писк крыс, которые грызли раненых.

В это время из Москвы в Ташкент прибыла комиссия для расследования восстания в Ташкентских ж.-д. мастерских. И проверки госпиталей, в которых находились раненые. Во главе был комендант Кремля. Мы о комиссии ничего не знали. Комиссия опрашивала раненых из изолятора. Нас перенесли на первый этаж. Комиссия-консилиум. В палате один из раненых меня стал расспрашивать, откуда приехали, мы сказали – из подвального изолятора, из нашего смертника. Я попросил передать комиссии, чтобы она зашла в нашу палату. «Скажите им, здесь раненый из кремлевского отряда Я.М. Свердлова Волков-Крестьянский». Кто был в комиссии, фамилию я не помню. После прихода комиссии было установлено заражение. Немедленно были наложены резиновые жгуты выше раны, стали немедленно готовить к операции. Для спасения жизни оставался один выход – ампутация. От ступни до ранения колена – все почернело и омертвело. Выход оставался один – умереть с ногой или оставаться живым, но без ноги. Решение принял последнее – жить без ноги. Через несколько минут меня перенесли к операционному столу и дали книгу, в которой я должен расписаться, что согласен. В книге написано: «Я, Крестьянский Д.Н., согласен на ампутацию правой ноги выше колена». Я расписался – Д. Волков. Тут же стали давать наркоз. Вдруг приостановился хирург, спросил: «Как вас зовут: Даниил Никифорович? Фамилия Волков?» Вижу, среди них получилось замешательство, спросили: а где же больной Крестьянский? Все затихли в замешательстве. Хирург еще раз меня переспросил. Я также ответил: «Волков», – и добавил: «Крестьянский». Хирург сказал: «У вас двойная фамилия! Да надо так и писать и расписываться в книге через тире». Я подписал – Крестьянский. Он повернул голову к медперсоналу и дал им понять: приступать давать наркоз. Я так нанюхался, что с утра до двух часов ночи не мог пробудиться.

Проснувшись, открываю глаза, смотрю, все кругом кружится, в голове сильная боль, все мутит. В палате темно, стон раненых, принесенных с операции, стоны не умолкали. Постепенно стал приходить в себя, повертываю с трудом голову. Спросил рядом стоявшую сестру: «Скажите, где я нахожусь?» – «В палате». Закрываю глаза, выпрямляю руки, протягиваю их к ноге, стал ощупывать, так как чувствую, пальцы все шевелятся, но ноги нет, на культю положен тяжелый груз. Хотел его сбросить, но сестра отвела мои руки, сказав, нельзя сбрасывать, это положен песок для растяжения и выпрямления культи и чтобы наложенные швы не расходились. Боль не утихала. Сестра сделала укол, а для сна дала выпить лекарство. И я снова погрузился в сон.

Проснулся среди дня. В окно ярко светило солнце, а песчаный груз давил на мою больную культю. С таким песчаным грузом надо пролежать не менее семи суток, до первой перевязки. Но перевязку пришлось сделать раньше срока, примерно на пятые сутки, так как появилась сильная боль, а повязка вся стала мокрая от кровоподтеков. Во время снятия первой повязки оказалось, что при ампутации неправильно были наложены швы, которые не срастались, расходились. Конечность кости выходила из прорванной кожи. При ампутации ноги кожа была укорочена, а конечность кости удлинена, и получилось оголение костной ткани. Рана не срасталась, получился воспалительный процесс. Врачи были вынуждены назначить вторую срочную операцию для укорачивания кости путем отпиливания. При повторном оперировании врачи расписки на согласие не потребовали, как это было при первой ампутации. Под сильным наркозом – а его было мной принято в короткий срок четыре – сделали вторую операцию. После второй ампутации головные боли были неимоверные, чувствовал себя очень скверно. В душе я был озлоблен на бессердечное отношение к нам, раненым, со стороны врачей, медперсонала. После комиссии, которая обследовала госпиталь, более или менее был налажен порядок. Часть врачей была уволена, но нашему брату-красноармейцу пришлось расплачиваться жизнью...

После второй ампутации, примерно на третьи или четвертые сутки, мои боли стали постепенно забываться. При обходе врач посмотрел повязку и говорит: «Все хорошо». И нервы как будто стали успокаиваться, и отношение как будто к нам изменилось. На восьмые сутки меня взяли на перевязку. Присохшую марлю сестра смочила раствором и так осторожно снимала, что я не почувствовал боли. Хирург сказал: «Теперь все будет хорошо, швы снимать обождем, пусть окрепнут». После этого обхода я почувствовал какую-то облегченность, даже трудно и вспоминать, как нас в то время калечили, мучили тяжелыми операциями. Сколько было пережито! Как только выдержали нервы и хватило терпения!

Палаты госпиталя так осточертели нам, а в голове стали появляться разные мысли. Одна мысль не выходила из ума. Вот если я все же буду выписан из госпиталя, приеду в свою деревню, и что же в ней я буду делать без ноги? На костылях в деревне ужасно плохо прыгать: летом в грязи утонешь, а зимой из снега не вылезешь. Я вспомнил про дядю, брата моей матери, который потерял ногу в японскую войну. Он был тоже ранен под Порт-Артуром и попал в плен к японцам, и там ему отрезали ногу до колена, и я все это видел, как он мучился. Вытесывал из липы он деревяшку, обил войлоком, чтоб было мягко колену, или делал самодельные костыли, для чего выбирал из хвороста прямую березу или осину. Затем раскалывал пополам или из прямой толстой палки в виде косья, верх обматывал тряпкой, чтобы было мягче под мышками. Все это я видел и сейчас вспоминал, как мой дядюшка Андрей мучился, стараясь как бы лучше приспособить деревяшку и костыли. Бывало, придем с двоюродным братом к дядюшке и помогаем ему делать и стругать деревяшки, как бы лучше ему сделать и удобнее ему было ходить. Но деревяшка, как она была, так и оставалась деревяшкой, как бы мы ее не разукрашивали черной краской, а придумать лучшего не смогли. Нога у дяди была отрезана по колено, и то ему было трудно ходить. А у меня отрезали выше колена, осталось всего четырнадцать сантиметров, это очень меня мучило.

Прошло около трех недель. Пришло время снятия швов, раны зарубцевались, швы срослись. Врач хирургического отделения разрешил понемногу ходить. Принесли костыли и постепенно стали приучать стоять и ходить на костылях возле койки. В руках костыли: руки дрожали, нога в колене совершенно отказывалась держать, так и подгибалась, и сильно дрожали руки и нога. Как только я стал на костыли, все во мне затряслось. Голова закружилась, в голове все потемнело. Головокружение продолжалось долгое время, но я все же продолжал тренироваться возле койки, несмотря на все трудности и головокружение. Не обращая внимания на возникшие боли, я учился ходить с помощью костылей. Вскоре у меня под мышками и на ладонях рук от костылей получились сухие мозоли, которые вызывали страшную боль. Много нас было с ампутированными руками и ногами в госпитале. Но мысль, как буду жить, не выходила у меня из головы. И как бы скорей выбраться из госпиталя. Решил твердо: больше не давать и не соглашаться ни на какие вливания и уколы. По ходу лечения раны мои заживали, становилось все в порядке.

Понемногу стал привыкать ходить на костылях. Сначала около койки, потом по палате. Отказался от посторонней помощи нянь. У нас, раненых красноармейцев, была большая заинтересованность почитать газету, книгу, из газет хотелось узнать, что делается на фронтах, как идет Гражданская война и т.д. Но в госпитале не имели и понятия о книгах и тем более о газетах. И лежали мы, как на далеком острове, от всех оторванные, ни с кем не имея связи. Мысли в голове стали вертеться по-другому; в лечении все как будто налаживалось. Но мы, раненые, боялись одного, самого страшного – эпидемического заболевания, которое многим из нас принесло бы большое несчастье. Вот этого мы боялись теперь больше всего. И как-то чувствовалось – недолго оставаться придется в госпитале, если не заболеем чем-либо.

Лечение мое подходило к концу, да и делать с нами нечего как будто стало. Врачи свое дело выполнили! Опять забегали мысли в моей голове. Я снова вспомнил о деревне, где родился и провел свое детство. Уходя на фронт после ранения в мае 1919 г., я оставил в ней стариков: мать и отца, любимую девушку. И живы ли они сейчас? Ведь в то время в деревнях свирепствовал тиф. Я ничего не знал о них, а они обо мне. Ведь сообщить о себе не мог я с мая 1919 г., как ушел из деревни добровольцем в ЧОН при тарусском горвоенкомате. Забыл про мать, отца, у которых я был самый любимый сын. Они обо мне не имели никаких известий. Все время я был на передовой линии фронта, потом был тяжело ранен и даже находился в тяжелом состоянии, прикованный к постели. Эпидемические болезни продолжали свирепствовать!

Я все же заболел тифом. Эти кошмары остались в моей памяти по сей день. Нас возили из города в город, из госпиталя в госпиталь. Я не хотел писать своим, да и не думал остаться в живых. Долгое время думал, следует ли писать о себе! Да о чем и писать было? Хорошего пока ничего не предвиделось, писать о своем тяжелом ранении не хотелось. Не следует писать и о том, вследствие чего я остался без ноги! Для матери это будет второй тяжелый удар. Этим я ей напомню о ее родном брате, о моем дяде, который вернулся из японского плена без ноги. Поэтому решил не расстраивать до тех пор, пока не окрепну и не привыкну ко всем окружающим трудностям. Не раз задумывался, неужели и мне предстоит такая нехорошая скитальческая жизнь, когда я выйду из госпиталя, как у моего дяди. Думаю, нет, этого не должно быть. Хотя впереди предстоят большие трудности, с которыми надо бороться и затратить много сил и труда. Предстоит ожесточенная борьба, чтобы мы жили лучше, чем жил мой дядя и много других инвалидов, вернувшихся с Первой мировой войны, которые ходили на деревяшках собственного изготовления. Решил о себе ничего не сообщать.

Наступил март 1921 г. Ярко, по-весеннему светило солнце. В Ташкенте наступала уже настоящая весна, обильно цвел миндаль, быстро оживала природа, повсюду зеленела трава. В госпитале, в котором мы находились, смертность продолжалась. Умирали в большинстве случаев молодые бойцы, которым еще было бы положено и они должны были жить. В то время мне исполнилось 27 лет. В конце марта или в начале апреля я написал и отослал письмо в Москву на имя тов. Ф.Э. Дзержинского, в котором коротко изложил обо всем со мной случившемся, написал как доброволец и солдат-пулеметчик автобронеотряда им. Я.М. Свердлова ВЦИКа и ВЧК. После отправления письма я стал думать, дойдет ли оно до Москвы, и передадут ли товарищу Ф.Э. Дзержинскому, и каков же последует ответ. Надежды мои оправдались: в один из дней с нянечкой в палату вошел небольшого роста с седенькой бородкой мужчина в накинутом на плечи белом халате. Я сидел на койке, няня показала на меня. В этот момент сестра нас записывала на эвакуацию. Сестра спрашивает, в чем дело. «Ему принесли телеграмму». Вначале я напугался, но спросил, откуда телеграмма. Старичок ответил, что из Москвы: «Велено вручить вам лично, телеграмма оплачена, с обратным ответом прошу расписаться». В тот момент как я был рад, со мной вместе радовались мои товарищи по палате. Медперсонал госпиталя заинтересовался полученной мною телеграммой. Товарищи мне желали скорейшего возвращения в отряд. Просили сообщать день выезда, номер санпоезда.

Группа нашей палаты была назначена на эвакуацию во вторую очередь. Наутро 1 мая вскоре после обеда началась погрузка, и закончилась она поздно вечером. Ужинали уже мы в вагоне санпоезда. В ночь на 2 мая наш эшелон был отправлен из Ташкента в Москву. В нашем вагоне в пути заболели три товарища. Все признаки на тиф. А всего в поезде – семь человек. По прибытии в Оренбург рано утром наш санпоезд остановился у платформы эвакогоспиталя, у здания бывшего пакгауза. Встали как обычно, ожидали утреннего завтрака. Сестра объявила: «Товарищи, приготовьтесь, скоро пойдем завтракать». Голоса: «Куда? Вот эвакогоспиталь». Сестра обратилась к заболевшим: «Вам принесут, вы лежите. А вы пойдемте со мной». Мы вышли из двери вагона прямо в госпиталь. Завтрак состоял из пшенной каши, кусочка черного хлеба, кружки чая и около двух чайных ложек сахара. Перед началом врач сообщил нам: «Покушайте, и сейчас же все по очереди пойдемте в баню. У кого не сняты повязки, сестра выдаст вам клеенчатые мешочки для прикрытия бинтованных ран». Предварительно побрили, остригли нас, а потом в бане было выдано чистое белье. После бани старую повязку сняли, раны забинтовали новыми бинтами. Из бани поместили нас в большой барак, в котором посредине установлен был большой стол, за которым завтракали, обедали, около стен были установлены заправленные койки. Врач сказал: «Можете до обеда отдохнуть после бани, а после обеда вам будет сделана противотифозная прививка». Голоса: «Зачем она нам, в госпитале нам много делали разных прививок, от которых многие уже умерли». Врач: «От наших прививок никто не умирал и не умрет. В нашем поезде заболели тифом семь человек, которые будут оставлены в Оренбурге до выздоровления». Вскоре после обеда стали нас вызывать в отдельную комнату, в которой много было врачей, производили прививку. После прививок нас задержали на трое суток. Из Оренбурга отправили в Москву другим поездом. От Оренбурга до Москвы продвигались медленно. На каждой большой ж.-д. станции были продолжительные стоянки в связи с получением продовольствия. В большинстве получали вместо продуктов готовую пищу: завтрак, обед, ужин. Для получения питания наш эшелон ставили на запасный путь. В Москву нас привезли на 30-е сутки, 3 июня 1921 г.

Эвакогоспиталь находился в пакгаузе Рязанской ж.-д. между Гавриковым пер. и Красносельской ул. Из вагонов направили нас прямо в санпропускник, который был в этом же пакгаузе. Сначала стали брить, стричь, потом направили в баню. После бани сняли повязки и вновь забинтовали чистыми бинтами. Взамен грязного белья выдали чистое. Здесь же выдали верхнее обмундирование 3-й категории: гимнастерка, брюки в сплошных заплатах и загрязненную шинель, дали один ботинок с двумя обмотками. По окончании санобработки подали обед. После обеда, как положено, «мертвый» час. Все разделись и легли на койки. Я не раздевался и не ложился, сел на койку, стал примерять ботинок и рассматривать шинель. И стал думать: второй раз меня так снаряжают. Но сейчас еще хуже, в первый раз снарядили в полушубок и в два рваных ботинка. А сейчас один, вместо второго – пара костылей. Все это хозяйство приставил к койке, и сразу так стало что-то грустно и тяжело. Что же делать дальше? Вот уже начались третьи сутки, как я нахожусь в московском эвакогоспитале. Из отряда никто не встречает, наверное, телеграмму мою сестра не отправила, и ее не получили, и никто не приходит из товарищей. Но оказалось, что Игнатович, Богданов, доктор Ефимов второй день меня ищут по всем эвакогоспиталям, но в справочной канцелярии этого эвакогоспиталя отвечали: в списках прибывших фамилии Волков нет. В списке значился Крестьянский-Волков Д.Н. За дверью нашей палаты в коридоре послышались мужские голоса и спор с просьбой разрешить им посмотреть, быть может, это и есть Волков. И ответ: «Сейчас нельзя, приходите после „мертвого“ часа». По-видимому, они настояли. Разговор притих, отворилась дверь. В помещении, где мы находились, было так темно, во всем бараке горели только две небольшие электролампочки, что почти не видно, кто вошел.

Вошли четверо мужчин, двое из них были в белых халатах, а двое товарищей в кожаных куртках, прямо идущих в мою сторону. Вначале я перепугался, чувствую, по всему телу пробежала какая-то дрожь и сильно закололо в сердце. Один, в белом халате, спросил: «Кто здесь тов. Крестьянский-Волков?» Я даже вздрогнул, быстро повернулся в сторону приближавшихся. Быстро взял костыли и встал. Товарищ в халате сказал: «Сидите, сидите». Это был тов. Ефимов-Фауст. Игнатович, Богданов сказали в один голос: «Сиди, не вставай, наш дорогой Данилушка, вот наконец-то мы тебя и разыскали». Богданов сказал врачу эвакогоспиталя: «Вот и нашли мы своего дорогого Волкова». Стали крепко обниматься, целоваться. От волнения я в тот момент не смог и слова сказать. Спазмы сдавили горло. От волнения я не мог даже перевести дыхание. Игнатович и Богданов попросили доктора Ефимова заняться моим оформлением на выписку меня из госпиталя. Ефимов ушел оформлять, а Игнатович и Богданов остались со мной. Оформление документов продолжалось до позднего вечера.

В автобоевом отряде, который находился на Садово-Черногрязской, дом 8, все уже давно знали о моем возвращении. Как только машина подошла к воротам, тт. Конопко, Соколовский, Пискунов, Дамбит – собрался, в общем, весь отряд – встретили меня с огромной радостью и восторгом, обнимали, целовали. От такой встречи я забыл обо всем тяжелом, пережитом горе. Конопко, Соколовский, Игнатович для меня создали наилучшие условия, поселили меня в отдельную комнату, прикрепили Ефимова, а товарища Стрункина, моего земляка-калужанина, поселили со мной для оказывания мне какой-либо помощи. За оказанную заботу и внимание я был сердечно благодарен, благодарен и по сей день.

На следующий день, 4 июня, меня зачислили в список отряда на все виды довольствия. Выдали мне новое обмундирование, как говорится, одели с головы до ног, а то, что выдано было мне в госпитале, облито бензином и сожжено. Взамен получил шинель, кожаную куртку, брюки, гимнастерку с малиновыми петлицами, кожаную фуражку, ботинки с кожаными гетрами. И 4 июня я стал не Крестьянский, а Волков. Соколовский, Игнатович повседневно знакомили меня с товарищами из отряда. Несмотря на свою инвалидность, принимал самое активное участие в занятиях, участвовал в проводимых субботниках, в политучебе и т.д., с товарищами вместе выезжал на парады, нес дежурства внутри отряда. Я усиленно старался находить себе работу с тем, чтобы позабыть пережитое свое горе. Во всем мне помогали товарищи всего отряда. Прошло не так много времени, раны постепенно зажили, зарубцевались швы, окрепли. Д-р Ефимов, который каждый день не давал мне покоя разными опросами в отношении ранения, успокаивал: еще недельку подождем, другую и вместо костылей сделаем протезы. А что это такое, я не имел никакого понятия! Что такое протезы? Я не видел и не имел о них никакого представления.

Через неделю меня показали хирургу санчасти ОСНАЗ на предмет протезирования, врач осмотрел, ощупал изуродованную культю и в заключение сказал: «Почему у вас порваны швы, это вторая ампутация? Мне она не нравится». Я спросил: «Почему?» – «Культе вашей требуется необходимая операция: укорачивание кости, она жмет на рваные швы. При хождении на протезе все время будут намины и натирания. Поверхность касается конечности кости, которая вас будет все время беспокоить». И стал быстро что-то писать. От горя я ничего ему не смог сказать, по дороге в отряд спросил Ефимова: что же теперь мне делать? «Протез можно заказывать облегченного типа. С этим письмом завтра поедем в протезную мастерскую заказывать протезы».

Заказ приняли, сняли мерку. Д-р Приоров заявил нам, что для изготовления протеза необходима кожа, сталь для шин и замша для внутренней и наружной оклейки, т. к. мастерская таких материалов не имеет. Ответ зав. мастерской нас озадачил, в особенности опечалил меня. Хозяин мастерской был немец, и мастера-протезисты немцы. Протезная мастерская, находившаяся в Брюсовском пер., была единственная в Москве. Ефимов и я вернулись в отряд ни с чем. Конопко, Соколовский, Игнатович, Пискунов (в то время был секретарем партийной ячейки) меня порадовали: «Волков, это все пустяки! Кожа, замша, шинная сталь будет найдена, и протезы будут сделаны, и ты будешь скоро ходить». Антон Матвеевич Соколовский проявил большую активность, все, что нужно было для изготовления протезов, достал. В течение трех недель протезы были изготовлены, но стоимость их была великая. Я в то время не смог бы их приобрести, у меня не было на это никаких средств, но мне помогли А.М. Соколовский, Юлий Конопко, Виктор Викентьевич Игнатович, Сергей Аверьянович Пискунов и многие другие товарищи. Если бы не оказанная мне помощь, долгое время прыгал бы я на костылях. Еще раз большое им спасибо. В мастерской при получении протезов д-р Приоров примерил их, и один я надел прямо с ботинком. Стал прохаживаться по приемной. Примерно я ходил минут двадцать. Вместо костылей мне дали палочку, доктор сказал, что, если будет больно, придется потерпеть, пока все ткани окрепнут. Из мастерской приехал с одним протезом и перестал держать костыли в руках. Очень трудно было привыкать, были большие кровяные мозоли, а ссадины причиняли страшные боли. Шло время, все пережито, а боли остались до сего времени.

По прибытии в Москву в отряд я никому о себе не писал в течение пяти месяцев: ни матери, ни братьям, которые жили в Москве. Во время празднования Октябрьской годовщины в отряде производили фотографирование. Меня сфотографировали в разных видах. Получившиеся фотокарточки я послал в деревню матери и двум братьям в Москву, сообщил, что я жив и продолжаю служить в автобоевом отряде. В отряде меня поправили, одели, обули и протезы мне изготовили, и я стал похож на солдата, но только без винтовки, а с палочкой. И ходить стал почти как и все, но немного прихрамывая. В один из воскресных дней я попросил своего земляка Стрункина поехать со мной на Каляевскую ул., где проживала мать спасшей мне жизнь медсестры Н.Н., которую я решил повидать и отблагодарить за Н.Н. В квартире матери не оказалось, была дальняя родственница, которая рассказала нам, что мать Н.Н. уехала в Саратов, а Надежда Николаевна, была в полевом госпитале. С большой болью мы выслушали этот рассказ и поблагодарили родственницу за оказанное нам внимание. С Каляевской я попросил Стрункина поехать со мной на Устинскую набережную, где проживали мои братья, которые считали, что меня давно нет в живых. Около двух лет я о себе им не писал, и они давно считали меня погибшим. Подходя к дому, увидел, что навстречу нам идет женщина. Я ее не узнал, но она меня сразу узнала. Это была жена брата. От неожиданной встречи она так и закричала, заплакала и повела нас в квартиру. От неожиданности брат так и не смог встать с кровати, на которой сидел, и тоже заплакал. Через несколько минут уже начались задушевные разговоры. «Хотя мать тебя и записала в поминание и поминала все время за упокой, но мы ей говорили, что ты живой и должен скоро приехать. Вот и сбылось: ты и вернулся хорошим, и самое дорогое для нас это то, что тебя видим живым. Скажи, матери-то о себе сообщил?» – «Еще нет, сначала пришел к вам». – «Скажи же скорей, где тебя так хорошо одели, обули?» Жена брата спросила: «Данила, ты, видимо, много испытал горя, видно, здорово был ранен?» – «Да, Анна Егоровна, очень здорово, ты даже издали меня заметила». – «Как не заметить, смотри, как хромаешь». – «Еще раны болят, да и не привык к ходьбе. Все время лежал, теперь буду хромать всю свою жизнь». Брат приподнялся с кровати, сказал Анне Егоровне: «Довольно расспрашивать, скажи спасибо богу, в живых остался». И наклонился к моим коленям, стал их ощупывать. «Это вместо живой дали». – «А ты же все веселый, как и был всегда. Анна, поди-ка скорей сходи к Егорычу. (Егорыч был братом жены брата и хороший друг их дома.) Скажи ему – Данила воскрес из мертвых!» Вернулись Анна Егоровна и ее брат и другие ее родственники. Все не верили своим глазам: «А мы тебя и перестали ждать, за упокой поминали». Потом, не говоря ни слова, вышли, но вскоре вернулись. Принесли сумку, из которой вынули железную грелку со спиртом, половину буханки хорошего хлеба, большой кусок украинского сала и много кусков сахару. «Мы Данилушку ждали все время, и цыганка нам говорила, и предсказывали карты: Данилушка жив, находится в казенном доме, болен. Его мамаша нам не верила, и картам, и поминала за упокой и за здравие. Вот мы и увидали его с крестами, живым, таким веселым, каким и был раньше. Давайте выпьем за его дальнейшее здоровье, за победу над контрреволюцией и за уничтожение оставшихся саботажников». Я добавил к ее словам: «спекулянтов и им подобных». Егорыч работал проводником на железной дороге. В то трудное время железнодорожники были заядлые спекулянты, они имели всевозможные продукты и спиртные напитки. А труженики не имели в запасе и куска хлеба, не говоря о другом.

И так началось задушевное чаепитие, задушевные разговоры, расспросы, где находился я долгое время! «Дорогой брат и дорогие знакомые, всего сразу не расскажешь, на это надо несколько дней, а у меня остается мало время для рассказа. При следующей встрече постараюсь рассказать обо всем подробнее». И коротенько сказал им, что 8 мая я был выписан из госпиталя, не так давно прибыл в Москву, а 4 июня добровольно поступил на военную службу в свой автобоевой отряд, где и сейчас нахожусь и откуда приехал навестить их со своим товарищем Стрункиным. Мы поблагодарили брата и всех, Егорыча и в особенности Дарью Ивановну за железную грелку со спиртом, которая нас согрела, за украинское сало и за хлеб, чай, сахар. Такой вкусной закуски я давно не видел. За все им большое спасибо.

Через некоторое время я зашел невестить брата, вернее, мать, которая к нему приехала из деревни. Я пришел повидаться со своей матерью. Конечно, при встрече было много слез. Ведь мы не виделись с ней около двух лет, и она не имела обо мне никаких известий. Я попросил брата и Анну Егоровну сходить к Егорычу. Но мне сказали, что Егорыча посадили за спекуляцию на 15 лет. Дарья Ивановна грешит на нас с товарищем, скажи ей, пусть она нас в аресте Егорыча не считает виновными, мы к этому непричастны.

Примерно в конце сентября наш отряд вернулся с Уральского фронта, где заканчивал свою последнюю операцию по ликвидации банд главарей Митрясова и Сарафанкина, орудовавшей в уральских степях. Они грабили населенные пункты, расстреливали ни в чем не повинных мужчин, отказавшихся вступать в их банду. Над женщинами учиняли насилие и т.д. Автобронеотряд быстро расправился с бандитской шайкой главарей Митрясова, Сарафанкина. Во время окружения автобронеотрядом деревни, в которой находился штаб Митрясова и Сарафанкина, был уничтожен сам Сарафанкин, который спрятался в колодце, где его убили бомбами, брошенными в колодец. Главарь шайки Митрясов был убит позже, спустя несколько дней в следующей деревне, где были ранены Лылин и Новиков.

В начале октября 1921 г. автобронеотряд возвратился с окончательной победой в Москву, привезли небольшой трофей – отобранные у митрясовской и сарафанкинской банды несколько верблюдов, лошадей, баранов, военное снаряжение, пулеметы и патроны. На Октябрьские праздники был заколот один молодой верблюжонок и передан на кухню. Какой же был вкусный праздничный обед из двух блюд! Старых четырех верблюдов подарили зоопарку, лошадь-матку темно-рыжей масти подарили Н.И. Несмеянову, огромного барана оставили на следующие праздники.

О событиях по ликвидации этих банд (они были для отряда последними на Уральском фронте) могут более подробно рассказать участники этих боев, товарищи, непосредственно принимавшие активное участие: Дамбит А.К., Пискунов С.А.. Кищук В.С., Несмеянов Н.И., Соколовский А.М. и многие другие бойцы автоброневого отряда. Об уральском фронте в отряд было привезено много фотоснимков, на которых были запечатлены боевые эпизоды сражений в селах и населенных пунктах в степях Уральска.

При возвращении из Уральска по дороге в Москву на одной ж.-д. станции повстречался в грязной, оборванной одежде беспризорный. На вид молодой парень, сидевший у стены вокзала. Он быстро рисовал картинки разноцветными карандашами. Многие из нашего эшелона заинтересовались. В том числе был сам командир отряда, кто-то сказал: «Хорошо бы нам в отряд такого парня, он бы нам нарисовал картины Уральского фронта». Парень был глухонемой, но хорошо умел писать и рисовать. Глухонемой был по специальности художник-самоучка, быстро было принято решение забрать его. Конопко приказал: «Отведите его ко мне в вагон, накормите, напоите его». Глухонемому понравился наш прием и наше отношение к нему. Он согласился ехать с нами в Москву. Конопко дал команду выдать глухонемому обмундирование, одели его в солдатское, а рвань его была выброшена из вагона. Так был привезен глухонемой художник, которому было поручено со снимков и фото писать для автобронеотряда масляными красками на полотне большие картины Уральского фронта и других фронтов. В отряде была создана большая картинная галерея боевых эпизодов отряда. Много картин находилось в музее, в это время находящемся в Безбожном переулке, в здании пограншколы.

Отряд возвратился в Москву с окончательной боевой победой. Война окончена. Отряд стал расквартировываться на зимовку в доме № 8 Садово-Черногрязской ул., бывшем прохоровском особняке. Впервые мы услышали слова командира и военкома тов. Милютина: «Товарищи, нам приказано подготовить весь автобронеотряд к участию в параде на Красной площади в день празднования 5-й годовщины Октябрьской социалистической революции». Это сообщение нами было встречено с огромной радостью. С большим воодушевлением все до единого принялись за подготовку машин к параду. Несмотря на большую неисправность, машины были блестяще подготовлены. Все 15 автомашин и два броневика были в полной боевой готовности. На каждой из машин поставлено по два пулемета. Колеса были чисто промыты, но не покрашены, не было нитрокраски, но они были так чисты, что нигде не осталось ни одной фронтовой грязинки. Все было подготовлено, как и положено, в самый кратчайший срок, по-фронтовому. Самая наилучшая из 15 машин была у водителя Н.И. Несмеянова, проехавшего на ней по фронтовым дорогам более двенадцати тысяч километров без ремонта. Макет этой машины установлен в комнате Славы.

Автобронеотряд на Красную площадь въезжал с Никольской ул. Первой шла машина Несмеянова с Красным боевым знаменем отряда. Две следующие машины вели тт. Игнатович, Пискунов, и дальше шли по две машины в ряд, последними шли два броневика. Все автомашины прошли по Красной площади блестяще. Отряду была объявлена благодарность. Вернувшиеся с парада были в большом восторге. Ком. отряда Конопко и политкомиссар В.И. Милютин поздравили нас с праздником 5-й годовщины Октября, поблагодарили за отличную службу, потом все пошли обедать. Обед был праздничный, из двух блюд. К обеду было выдано по сто граммов спирта. На первое – суп гороховый с верблюжатиной, на второе – каша овсяная с бараниной. Все было приготовлено вкусно, да и такой обед был у нас впервые. Вечером нам была показана кинокартина «Скорбь бесконечная», в которой был показан голод в Поволжье. Это было в годы Гражданской войны. На почве голода возникла сильная эпидемия: тиф, сибирская язва, чума, оспа. Жители Поволжья умирали целыми деревнями. Все было съедено в хозяйстве, ели собак, люди, которые могли передвигаться, бросали свое хозяйство, дома, уходили сами не зная куда. В пути погибали, замерзали в снегу. На безлюдных дорогах их встречали стаи голодных волков, которые загрызали и съедали людей. На дорогах оставалась только растерзанная одежда. «Скорбь бесконечная» запомнилась нам и осталась в моей памяти по сей день. После просмотра кинокартины из зала никто не выходил. Командир отряда сказал: «Товарищи, с переходом нашего отряда на мирную военную службу перед нами стоит большая, ответственная задача: охранять мирный труд нашего советского народа, повышать свое техническое знание, быть технически хорошо образованными водителями, знать технику и части мотора, его взаимодействия. Теперь мы можем спокойно работать, учиться и быть политически грамотными. Нам надо учиться, учиться и учиться».

На следующий день после праздника все приступили к техническому осмотру боевых машин, которым был нужен капитальный ремонт. Стал вопрос: где же производить ремонт машин? Необходима мастерская, но таковой нет. При особняке были конюшни, каретный сарай. Было решено переоборудовать их под слесарную и кузнечную мастерские и теплый гараж. Соколовскому, главному механику Алексееву, Несмеянову, Эпштейну, Игнатовичу, Кищуку поручили достать необходимое оборудование для указанных мастерских. В течение двух недель все оборудование было приобретено, завезено и установлено в намеченный срок. Мастерские оборудованы, и начат ремонт. Машины ставились поочередно на капремонт. По вечерам проводились политзанятия и обучение автотехнике, пулеметоустройству. По вечерам военком Милютин В.И. проводил беседы, воспоминания. Два раза в неделю проводились политзанятия, читали лекции на разные темы по международным вопросам. Аверьянов – начальник политотдела ОСНАЗа – был постоянным лектором, которого мы обычно слушали с большим вниманием и любовью.

Первая послевоенная зима в Москве прошла быстро. Весна была ранняя, снег растаял рано. В начале апреля было уже тепло. В течение зимы автомашины были отремонтированы. Все машины заново покрашены и готовы к любому походу. Все было готово к празднованию 1 мая. В нашем саду на территории прохоровского особняка, который занимал автобронеотряд, стояли столетние липы, которые уже были одеты зеленой листвой. В саду обильно зеленела трава, на которой паслись кролики Соколовского, а в последующие годы он разводил свиней. Территория сада и строения особняка были обнесены высокой кирпичной стеной, около которой под липами были разбиты солдатские лагерные палатки, куда уже перешли жить. В зимних квартирах было решено произвести восстановительный ремонт особняка, как внутри, так и снаружи. Вскоре после майского парада, который прошел прекрасно, автомашины капитально отремонтированы, кузова у всех машин окрашены и выглядели как будто их получили с завода. И так проходило время первого полугодия. То были трудовые будни восстановления автомашин.

В ремонте здания принимали участие бойцы всех специальностей: маляры, штукатуры, лепщики, бетонщики, художники, столяры. Была восстановлена вся художественная живопись. По окончании ремонта командир отрада Конопко ушел в отпуск, военный комиссар Милютин заболел и был отправлен в Кремлевскую больницу. Конопко и Милютин в отряд больше не вернулись. На их места были присланы Харламов – командир отряда, любивший выпить, и Шипов – нач. политчасти отряда, которые в начале своего пребывания, не познакомившись с народом отряда, показали свое гордое высокомерие. Они отменили пропуска, увольнительные записки в город, показав себя политическими и техническими слепцами. Их не интересовали ни техническое оборудование, ни мастерские, ни проведенная колоссальная работа по восстановительному ремонту всего особняка, на который было любо посмотреть, ни восстановленная живопись, произведенная руками солдат отряда. Они даже не поинтересовались такой большой работой, сколько в эту работу было вложено солдатского труда бойцов автобронеотряда. После отмены увольнительных пропусков в город в отряде создались большие неприятности во взаимоотношениях. Вот пример. Зиль[45] долгое время разыскивал свою семью: мать, отца, жену, сына. После долгих поисков он получил извещение о месте нахождения семьи, которая находилась в Поволжье. Из Поволжья была переброшена в Севастополь, где находилась в ужасных условиях. Зиль просил отпуск на десять дней для устройства семьи. Командир отряда отказал. Второй отказ для Зиля послужил смертью. Зиль вернулся в комнату, где была его койка, написал записку и покончил свою жизнь самоубийством выстрелом в правый висок из нагана. Но на Харламова и Шилова это не подействовало, они готовили списки для увольнения из отряда старых солдат не по возрасту, а добровольцев – основателей 1-го автобронеотряда, пришедших в Петроград в 1918 г. О массовом увольнении кадрового состава узнал Кобелев и начальник политотдела ОСНАЗа тов. Аверьянов. Увольнение было отменено, разрешены и выдачи увольнительных пропусков. Вскоре после отмены их распоряжений Харламов и Шипов из отряда подались на учебу. На их место был прислан Гумелевский, который не изжил своих старых замашек офицера царской армии. Он, как командир, был черствой души по отношению к своим подчиненным, не знал автотехники, а самое главное, людей, с которыми пришел работать. А нас, коммунистов, было около 80%, которые любили свое дело, отлично знали всю автотехнику, все, что должен знать солдат учебной команды. Командир отряда этого не знал. Иногда высказывал: «Довольно, отпартизанились, надо забыть свою партизанщину, это вам не 18—19-е годы, а 1922 год».

Коллектив отряда был дисциплинированным во всех отношениях, не терял звания высокой сознательности воина Красной Армии. В то же время мы сами были примером в труде, политучебе и технике. Показывали пример молодым воинам, прибывшим в автобронеотряд, своим бережным отношением к автотехнике, которую доверили нам. Строго сохраняли дисциплину, порядок общежития. Так, был произведен ремонт здания, где помещалось общежитие. Во время капитального ремонта одно из больших помещений второго этажа переоборудовали под кинозал для проведения культурных мероприятий отряда. Клубу присвоили имя М.И. Калинина. Командование отряда по воскресным дням разрешило демонстрировать платные кинокартины, изредка устраивать концерты. В первые дни открытия клуба граждане, посетившие наш клуб, впервые поднимаясь по мраморной лестнице на второй этаж, были очарованы изумительной красотой, не видевшие такого блеска за все годы военной разрухи. Мраморные стены блестели своей белизной в фойе (он же – читальный зал), по углам были установлены торшеры с большими золотистыми абажурами, на потолке висели многорожковые люстры, на стенах были бронзовые бра. Все это озаряло зал сверкающим хрусталем. Красота помещения привлекла большое количество посетителей в наш киноклуб, они задавали множество вопросов, писали свои отзывы. Один из них: «Дорогие наши воины, приносим вам наше большое спасибо за всю красоту, сделанную трудом ваших рук». Дежурившие без конца отвечали на множество вопросов: кто производил восстановительный ремонт, неужели сохранились у вас такие специалисты, художники своего дела? Игнатович, который дежурил, отвечал: «Мы народ боевой, на все способны, сумели победить наших врагов и сумеем восстановить разрушенное. Можете любоваться восстановленным. Наши слова с делом не расходятся: это сделано руками солдат нашего отряда».

Гумелевский оценил нами проделанный труд, осознал свой недостаток и непонимание в автотехнике. Много было в книгу отзывов записано, было много внесено фотоснимков. Вскоре в отряд был прислан из главного управления автоброневых сил на политработу член ВКП(б) с 1916 г. тов. Алтухов, который умел хорошо говорить, был хорошим оратором. Быстро освоился и подружился с коллективом, и вскоре мы избрали Алтухова секретарем партийного бюро. Быстро стали налаживаться автозанятия и политучеба, постепенно стали сглаживаться ранее имевшиеся недостатки, которые тяготили нас, старых кадровых «броневиков». Вскоре совместно с командиром отряда были разрешены нам по воскресным дням увольнительные отпуска в город до девяти часов вечера. По воскресным дням, когда в клубе демонстрировались кинокартины для всех желающих, т. е. по платным билетам, наши товарищи из отряда стали знакомиться с посетителями, завязывалась дружба, знакомства, которые впоследствии перешли в близкие отношения, в настоящую любовь. Таким образом, многие из наших поженились, Игнатович, Дамбит, Пискунов, Лылин и многие другие живут с семьями по сей день счастливой жизнью, как говорится, душа в душу, и не нарадуются.

Несмотря на тяжелые 1922, 1923, 1924 годы, поженившиеся товарищи стремились демобилизоваться или уйти на учебу. На их место приходили молодые. В отряде с каждым годом становилось все меньше старых бойцов, к началу 1924 г. осталось не более 30%, и те готовились поступить в военные училища на учебу. Отряд стал жить мирной жизнью. Время и годы бежали быстро. Наш отряд обновлялся новым молодым пополнением примерно на 75%. Мой друг Стрункин, с которым мы вместе жили в комнате, поехал в отпуск в деревню и там женился, а вскоре демобилизовался по болезни. На его должность зав. продовольственным складом отряда назначили меня.

К концу 1922 г. и в последующие 1923—1924 гг. жизнь стала налаживаться. Повсюду начались работы по восстановлению разрушенного народного хозяйства республики и, главное, города Москвы. Автоброневой отряд за это время полностью заново восстановил свое автохозяйство. Все было отремонтировано и заново восстановлено. Старым бойцам бронеотряда без дела жить стало скучно, так как мы бездельничать не привыкли. Наша страна нуждалась в специалистах по восстановлению народного хозяйства. В феврале 1923 г. Конопко прибыл из Алтайского края, зашел в отряд навестить своих сослуживцев, старых отрядовцев, рассказал нам, как он организовал сельхозкоммуну, а сейчас приехал в командировку получать автомашины для коммуны, по указанию тов. Орджоникидзе он получил пять автомашин, вот машины есть, а водителей нет, и в коммуне нет водительского состава и большая нужда – нет слесарей, кузнецов. Он приглашал Соколовского и мне несколько раз предлагал поехать с ним в Алтайский край работать в качестве начснаба во вновь организованную им коммуну. Многие ранее демобилизовавшиеся поехали с ним работать в коммуну. В то время в Москве была страшная безработица, биржа была переполнена безработными. В начале 1923 г. в отряде было более свободно с отпусками, поженившимся предоставлялись льготы и разрешалось проживание с женой в отряде или за пределами отряда у жены, по ее месту жительства, в пределах Москвы.

Игнатович, Лылин, Несмеянов, Катона, Соколовский поселились с женами на территории отряда, а Богданов, Урбан, Станкевич, Матусса, Алешин и другие перешли жить к своим женам и вскоре демобилизовались. Оставшиеся, на них глядя, стали писать рапорты на имя командира ОСНАЗа Кобелева, Аверьянову с просьбой об увольнении из отряда или демобилизовать по болезни. И так в течение 1922—1923 гг. в отряде началась постепенная демобилизация старшего возраста. Попов, Соболь, Пискунов, Дамбит, Каспорет и много других товарищей, которым давно срок демобилизации истек, старались поступить на учебу. Стало известно о том, что автоброневой отряд в скором времени переводится с Садово-Черногрязской на казарменное положение в Покровские казармы. Нам многим известна была казарменная жизнь. Да и кому же хочется уходить из такого прекрасного особняка опять в старые бывшие царские загрязненные казармы? К этому времени в отряде оставалось очень мало «старых добровольцев». Оставались Алексеев, Несмеянов, Кищук, Архипов, я – Волков, пом. командира по техчасти Соколовский, ряд других товарищей – основателей автобронеотряда, участников двух войн: Первой мировой и Гражданской.

В конце 1922 г. я познакомился с девушкой, которая проживала в доме по соседству с отрядом. В начале нашего знакомства в свободное время мы встречались по воскресеньям в нашем клубе на просмотрах кинокартин. Иногда и в другие свободные дни, которых так было мало. Она работала в управлении железнодорожного транспорта. Девушка понравилась мне своей скромностью, простотой, в то же время была строга, сурова во взглядах и разговорах, любила справедливость. Такие были у нее качества, за это я ее уважал и в то же время полюбил, как самого близкого друга и товарища, с которым как будто были знакомы много лет. Во время наших встреч мы всегда были рады друг другу. Встречи продолжались. Каждая встреча постепенно нас сближала, мы стали чаще встречаться. Как будто полюбили взаимно друг друга. Каждая наша встреча меня заставляла все больше задумываться о многом, если бы наша дружба осталась бы навсегда, это было бы совсем хорошо. Это было бы счастьем для меня. Но одного я не мог забыть: о пережитом, о тяжелых ранах, полученных в Первой мировой и Гражданской войнах, которые оставили мне неизлечимую рану, которая осталась на всю мою жизнь. Все же я старался избавиться от этого. При наших встречах старался быть жизнерадостным, веселым. Неоднократно я встречался с ее матерью, бывал в их квартире. Ее мать, рабочая-ткачиха шелкоткацкой фабрики, ныне фабрика «Красная Роза», – скромная, простая работница, с доброй душой, но со странным характером. Мне нравилась ее строгость. Она, как мать, замечала, что я ухаживаю за ее дочкой. Это было действительно так, я был не уверен в их согласии, видя мою неполноценность. Как только я об этом вспоминал, тут же сразу во мне появлялась мысль о моем недостатке и зачем я пришел, без приглашения. Темы разговоров были разные, но о женитьбе и не было разговора. Старался не затрагивать этого вопроса, так как для этого у нас не было повода. Жизнь и время создавали большие трудности для совместной жизни, а их было много, неопределенно они возникали на каждом шагу, но это не мешало нашей дружбе. Настал 1924 год. Я бы назвал его годом переломным в моей жизни. Я много думал, как дальше мне продолжать свою дальнейшую жизнь. Жить так, в отряде, нельзя. Впереди не было у меня никаких перспектив для повышения знаний. И, откровенно говоря, все окружающее, одно и то же, стало сильно надоедать. Я стал чувствовать себя угнетенным, стал много задумываться, искать новые пути к самостоятельной жизни с тем, чтобы стать в ряды полноценных товарищей и быть полезным человеком, приносить пользу новому обществу. Для этого нужны были знания. Во-первых, быть грамотным, а я имел трехлетнее, да и то незаконченное сельское образование; и этого было недостаточно. Я считал необходимым его восполнить, не теряя времени, поступить на общеобразовательные курсы и хотя бы получить неполное среднее образование. Без образования, считал, жить будет трудно. Шел 1924 год, после празднования 1 мая я окончательно решил заняться учебой, которая не выходила из моей головы. На свое здоровье я не обращал внимания, чувствовал, вроде все в порядке, и думал, все будет хорошо.

Примерно в июне или в июле проходил очередной медосмотр. Во время прохождения врачебно-контрольной комиссии много мне задавали вопросов. Больше всего мной интересовался невропатолог, он тщательно осматривал меня, после осмотра заявил: «Мне не нравится ваша нервная система, заниматься учебой рановато, и даже категорически вам запрещаем. Вам надо лечиться, а не учиться. Вам не зря установили вторую группу инвалидности с назначением пожизненной пенсии в размере 30 руб. 85 коп.». Относительно же учебы, так и не довелось мне поступить на общеобразовательные курсы. Вместо курсов рекомендовали мне изменить обстановку и лучше оставить военную службу. После такой врачебной рекомендации и совета я снова стал им мало верить. Но их совет, как говорится, накручивал себе на усы, которых у меня не было. Подумал о демобилизации. Но в Москве в те времена была безработица. Московская биржа была переполнена безработными. Но меня это почему-то не страшило, рассчитывал устроиться в пекарню, т. к. я из пекарни уходил на военную службу. Временно поживу у братьев, которые проживали в Москве и имели жилую площадь. С этой стороны я был обеспечен. В июне 1924 г. я демобилизовался из рядов Автобронеотряда им. Я.М. Свердлова. Выдали мне, как и всем демобилизованным, комплект нового обмундирования: гимнастерку с малиновыми петлицами, шерстяные брюки, две пары нового белья, шинель, ботинки с гетрами. И самое дорогое, что в то время для меня было, – это, как исключение, я получил месячный продовольственный паек: сахар, чай, крупы, мясные консервы. В общем, получил все, что положено для суточного питания. Вместо хлеба выдали муку. Пенсию выдали за два месяца. Выданные мне продукты были доставлены по адресу моего места жительства: Яузский бульвар, дом 11.

Около двух месяцев прожил я на квартире брата, ничего не делая. Я два-три раза в неделю ходил в горком партии, добиваясь посылки меня на работу. Вот так я и узнал, что такое безработица и как в то время было трудно жить рабочему без работы. Потом в горком партии стал я ходить ежедневно. По-видимому, я так им надоел и обычно слышал один и тот же ответ: «Ну зачем же вы сегодня опять пришли? Мы вас вызовем». Не ожидая их вызова, я усиленно добивался работы. В первых числах ноября все же я добился путевки для переговоров в Московский союз потребительских обществ. Я был направлен в отдел хлебопечения, где получил отказ. Отделу хлебопечения требовались булочные подручные, а другого ничего не было. Так и было мне сказано. Ни с чем вернулся в горком. Время было позднее, обратно вернул путевку, просили зайти завтра с утра. Пришел, как было сказано. В отделе кадров горкома было заготовлено письмо в запечатанном конверте, адресованное на имя председателя МСПО, лично тов. Сорокину. Что было в нем написано, не знаю. Тут же тов. Сорокин позвонил зав. отделом хлебопечения Ульяновскому, у которого я был вчера, и сказал: «Сейчас зайдет к вам тов. Волков, бывший булочник, ранее работавший у Филиппова». В заключение разговора было ему сказано: «Предлагаю принять», а на путевке написал: «Принять. Сорокин». Ульяновскому подаю подписанную путевку горкома. Ульяновский с ехидной улыбкой предложил мне две должности. Одна из них ответственного дежурного в 4-й пекарне по приему готовой продукции, и вторую должность – старшего продавца кондитерского отделения этой же пекарни. Предложенная работа была ответственная и в то же время тяжелая для меня и трудная, но знакомая. Та и другая работа связаны все время с движением, а я не так хорошо еще привык ходить на протезе. Несмотря на свои трудности, дал согласие пойти работать в магазин старшим продавцом. Вспоминая сейчас, даже становится страшно думать и рассказывать, с каким трудом и болью в душе было дано согласие. Но меня это не устрашило, так как я привык к трудностям.

Среди булочников, кондитеров много было бывших меньшевиков, эсеров, анархистов. Встречались они и в 4-й пекарне и, конечно, подсмеивались над коммунистами. Нас в пекарне было всего девять человек. Вскоре меня избрали секретарем партячейки. Партийное бюро выдвинуло меня членом комиссии по строительству 1-го хлебозавода на территории 4-й хлебопекарни, на Валовой ул. Пекарни частных хозяев из-за неисправности печей, пекарных помещений и отдельных цехов закрывались и передавались в распоряжение МСПО. С каждым днем увеличивалось количество таких пекарен. В Москве их было много. Это приводило к резкому сокращению хлебобулочных изделий. Весь процесс работы происходил ручным способом. Ввиду недостатков печного хлеба в Москве горком партии предложил МСПО увеличить выпечку хлебобулочных изделий. Встал вопрос о срочных и восстановительных ремонтах бывших заброшенных пекарен. Недалеко от 4-й пекарни, на Коровьем валу, стояла в заброшенном состоянии бывшая первая городская хлебопекарня. Это была самая большая пекарня в Москве, она имела 48 хлебобулочных печей, но которые были в полуразрушенном состоянии. В самом помещении был размещен конный парк и конюшни, эта пекарня имела прозвище Кобелий двор. В мае 1925 г. на бюро замоскворецкого райкома ВКП(б) было предложено МСПО в Замоскворецком районе построить хлебозавод, срочно приступить к восстановлению бывшей первой городской пекарни по Коровьему валу: предложить конному парку выехать в трехдневный срок, освободить помещение пекарни от имеющегося имущества. Партбюро и местком выдвинул мою кандидатуру заведующим по восстановительному ремонту первой городской пекарни. Партбюро, местком заверили меня, что во всем будут оказывать мне непосредственную помощь в повседневной работе. Замоскворецкий райком поддержал мое выдвижение. Зав. отделом хлебопечения о моем назначении в райкоме не возражал, не возражал и его заместитель по кадрам Огородников, с которым я работал булочным подручным до призыва в 1913 г.

Огородников в то время работал булочным пекарем в бывшей пекарне Филиппова. Какое могло быть совпадение! Я подумал: опять попал в нехорошее подчинение. Но Огородников не признался. Я напомнил ему, что мы вместе работали у Филиппова. «Вы булочным пекарем, а я булочным подручным». Но он не вспомнил это. Тогда я ему привел второй случай встречи: когда, встретившись на вокзале в г. Серпухове, вместе нанимали ямщика, он ехал к себе в село Гурьево, а я на призыв. Сказал ему: «Подумай хорошенько, может, вспомнишь!» Я ушел. Выходя из помещения, подумал, почему же он не признался и ни о чем со мной не поговорил о прошлом, настоящем? А могло бы быть много разговоров! Он мог бы помочь мне своим советом, видя по моим документам, что я недавно демобилизовался из армии и что я принимаю на себя такую непосильную восстановительную работу, не имея хозяйственного опыта. У меня сразу явилась мысль – тяжеловато мне с ним придется работать. Вся надежда была на партком пекарни. Моим помощником был выдвинут Васильев, член месткома, беспартийный, бывший хлебный пекарь, хорошо знающий построение хлебных и булочных печей. До войны он работал в этой пекарне хлебным пекарем и хорошо знал эту пекарню. Мы совершенно были незнакомы и не знали друг друга. Мне как члену партии, а ему как беспартийному доверили и поручили восстановительные работы по ремонту пекарни.

В начале мая была создана приемочная комиссия по приему пекарни от конного парка. Здание пекарни занимало целый квартал Коровьего вала. Внутри помещение было непохоже на бывшую пекарню. Все было загромождено и завалено мусором, навозом и кирпичным щебнем. Некоторые печи были совершенно разрушены. Посередине пекарни стоял разбитый остов парового котла. Внутри помещения было много птичьих гнезд, летали и кричали ласточки, галки, воробьи, ворковали голуби, как будто ругали нас, чувствуя, что мы пришли их выселять. Итак, пекарня была принята. Приемочная комиссия предложила заведующему конным парком помещение пекарни освободить к 10 мая, складское помещение не позднее 15 мая 1925 г. Здание пекарни комиссия приняла в течение одного дня. Все было закончено, комиссия подписала приемочный акт, подписала и пожелала нам успеха в проведении скорейшего ремонта. Прощаясь, пожали руки друг другу, и комиссия на этом закончила свое дело. Для меня и моего помощника оставила нам на память один экземпляр акта бывшего кобыльевого двора пекарни. На следующий день, не теряя ни минуты, стали требовать немедленно освободить помещение, ускорения составления сметы на все строительные работы по ремонту пекарни. Много пришлось поработать в эти дни. Пришлось настойчиво требовать к завозу строительных материалов и рабочих специалистов у 1-го хлебозавода. В ремонте много приходилось перестраивать заново, так был заново построен паровой котел, сделана паронефтяная топка. К 1 октября все восстановительные работы были закончены. Печи опробованы. Проведена выпечка ржаного хлеба и булочных изделий. Пекарня была принята комиссией и сдана в эксплуатацию. С 1 ноября пекарня начала работать на полную мощность, и она получила порядковый номер 18-й.

Жизнь моя пошла своим чередом. С начала апреля 1924 г. и до половины 1926 г. у меня было много трудных моментов, которые постепенно изживались в повседневном труде. Жизнь моя постепенно улучшилась. В этом, 1925 году, совершились три в моей жизни перемены: во-первых, я устроился постоянно работать, во-вторых, получил жилплощадь – отдельную комнату с удобствами, и третье – это событие, по-моему, было самое важное и главное: осуществилась наша долгожданная мечта трехлетней дружбы, мы поженились, началась самостоятельная радостная жизнь, которая продолжается сорок третий год, то есть до настоящего дня. В 1929 г. у нас родилась дочка. Мы ее назвали Надеждой. Наша Надя окончила Московский институт инженеров транспорта. Мы живем душа в душу, любим, уважаем друг друга.

В начале восстановительного и окончательного ремонта мною были сфотографированы все работы процесса ручного труда: приготовление теста, т. е. мешание его, выпечка ржаного хлеба и других булочных изделий. Временами просматриваю фотографии, вспоминаю и сравниваю прошедшие 37 лет. Сколько приходилось затрачивать человеческого труда на одну выпечку! И так работали повсюду рабочие хлебобулочной промышленности до 1930-х гг. Так я проработал заведующим 18-й пекарней МСПО до конца декабря 1930 г. Ныне 18-я пекарня именуется заводом по выпечке кондитерских изделий им. М. Горького.

По рекомендации райкома партии я перешел на работу в лечебную комиссию при МК ВКП(б). 18-ю пекарню сдал своему помощнику тов. Васильеву Г.В., который был назначен заведующим пекарней. Тов. Васильева в 1927 г. приняли в партию. С 1 января 1931 г. по август 1934 г. я работал помощником секретаря лечебной комиссии при МК ВКП(б) по обслуживанию партийного и советского актива гор. Москвы и области. В те годы лечебную комиссию возглавляли нештатные работники. Зарплату получали ответственный секретарь и помощник секретаря лечебной комиссии. Председателями были и возглавляли лечебную комиссию старые члены партии: тт. Филер, Лепешинский, Шиллерт, Емельян Ярославский, Литвин-Седой. В 1934 г. постановлением Народного комиссариата здравоохранения РСФСР об упорядочении работы в лечебных комиссиях и учреждениях должны были возглавить лечебные комиссии люди, имеющие медицинское образование с определенным стажем врачебной деятельности. Согласно постановлению в конце 1934 г. моя должность упразднилась как неимеющего медицинского образования. Я был переведен на другую работу – управляющим делами ЦК Союза сельхозмашиностроителей во Дворец труда. Здесь я работал с сентября 1934 г. по ноябрь 1937 г. до переезда ЦК Союза в гор. Харьков. Согласно постановлению ЦК партии профсоюзы должны быть ближе к производству. В Харьков я не поехал и был райкомом направлен в деткомиссию ВЦИК в распоряжение тов. Семашко, который назначил меня директором базы Кожтекстильторга по снабжению детских домов, колоний. Заведывал базой я до конца, до ликвидации деткомиссии и базы в 1939 г. Райком партии по моему желанию направил меня в распоряжение хлебобулочного комбината. Комбинат меня направил заведующим 38-й пекарни высокосортных изделий (Трубная ул.). В 38-й пекарне я проработал до начала Великой Отечественной войны 1941 г. Был эвакуирован из Москвы как инвалид-пенсионер в Ташкент. Здесь я работал с 1941 г. по 15 октября 1943 г. управляющим делами Наркомата социального обеспечения Узбекской ССР. В то же время был председателем бытовой комиссии инвалидов Отечественной войны одного из крупных районов гор. Ташкента. На одном из совещаний среди заместителей начальника особого отдела тов. Турдыева, с которым я работал, меня заинтересовала знакомая фамилия Дамбит А.К. По окончании совещания я спросил тов. Турдыева о Дамбите А.К. «Если это тот, то мы вместе служили в одном Автоброневом отряде им. Я.М. Свердлова ВЧК-ГПУ». Рассказал о внешнем виде. Тов. Турдыев ответил мне: «Это наш командир эскадрильи тов. Дамбит, очень хороший специалист». Товарищ Турдыев снимает телефонную трубку. «Мы сейчас узнаем». – «Дамбита нет, – ответили. – Будет не скоро». Звонит по второму телефону, сообщили: точно, он служил в Автоброневом отряде ВЧК-ГПУ. Вот его телефон. На следующий день, придя на работу, позвонил по телефону. Ответ: «Дамбит у телефона». – «Очень приятно, с вами говорит Волков». – «Какой?» Небольшая пауза. Говорю: «Крестьянский сын, точно». – «Откуда ты взялся?» – «Из наркомата». Разговор был недолгим, но радушным. «Запиши мой адрес, завтра приезжай обязательно, есть о чем поговорить». Действительно, разговоров было много. На следующее утро встретил жену Несмеянова, рассказал, что видел вчера Дамбита. Она так и ахнула: «Он живой?.. А это была у нас с ним первая встреча за 19 лет». 15 октября 1943 г. я по получении пропуска из Ташкента уехал в Москву, а тов. Дамбит остался в Ташкенте.

По прибытии в Москву как положено зарегистрировался, встал на учет, получил продкарточки и 3 ноября 1943 г. поступил на работу в лечебную комиссию при МК ВКП(Б) помощником заведующего спецсектора по хозяйственной части и заведующим складом медицинского оборудования и мягкого инвентаря по оборудованию спецсанаторий, поликлиник и домов отдыха. На этой должности я проработал в спецсекторе с 3 ноября 1943 г. по 30 ноября 1958 г. Ввиду слияния двух складов, сокращения подсобных рабочих я ушел по собственному желанию на отдых, на пенсию.

В 1959 г. в санатории Кемери я встретился с Пискуновым и Дамбитом, и вновь восстановилась наша старая дружба. В 1959 г. я снова включился в общественную работу комиссии содействия по месту своего жительства. С 1960 г. я работаю членом товарищеского суда, также третий раз избираюсь в нарсуд.

После Гражданской войны наше поколение принимало активное участие в восстановлении разрушенного народного хозяйства, в индустриализации страны, коллективизации сельского хозяйства. Именно старшее поколение обеспечило вам хорошую жизнь и возможность учиться и работать и трудиться на благо общества.

В конце 1919 г. за боевые заслуги в годы Гражданской войны я награжден боевым орденом Красного Знамени, почетным боевым оружием «браунинг» с надписью: «Герою Автоброневого отряда им. Я.М. Свердлова. От президиума ВЧК-ГПУ», тремя медалями: «За оборону Москвы», «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и «Восьмисотлетие Москвы».

Бывший пулеметчик Автоброневого отряда им. Я.М. Свердлова, член КПСС с 1919 г., персональный пенсионер союзного значения

(Волков Даниил Никифорович)

Аверьянов Сергей Тимофеевич(1892—1961), рабочий-металлист, большевик с 1910 г. Партийную работу вел в Москве. Арестован в 1916 г. за участие в стачке. Участник Октябрьского вооруженного восстания в Москве. Член Московского городского продкомитета. Участник Гражданской войны. В 1918—1919 гг. – военком 2-го Пермского пехотного полка, затем школы инструкторов, батальона красных коммунаров на Восточном фронте. С апреля 1920 г. – военком 65-й (впоследствии 87-й) бригады войск ВОХР. С августа 1921 г. – начальник политсекретариата Отряда особого назначения при коллегии ВЧК, затем работал в политсекретариате войск ВЧК. В 1925—1926 гг. – начальник административного отдела Моссовета. В 1927—1929 гг. – начальник политотдела дивизии имени Ф.Э. Дзержинского. Затем направлен на учебу.

В 1929—1933 гг. учится в Промакадемии, одновременно экстерном оканчивает Архитектурно-строительный институт. Однако по партийной мобилизации вновь возвратился на военную службу. В звании бригадного комиссара возглавляет Центральную партийную комиссию при политотделе ГУПВО ОГПУ-НКВД.

В июле 1937 г. в обстановке начавшихся массовых репрессий был снят с работы. Состоял в резерве ГУПВО. Уволен 7 сентября приказом НКВД СССР. Некоторое время велось следствие, определившее его судьбу, после чего он смог поступить на работу. Трудился в системе Наркомата текстильной промышленности, затем в области гражданского строительства. С 1955 г. – персональный пенсионер.

Награжден: орденом Красного Знамени, тремя медалями (в том числе «За оборону Москвы»), знаками «Почетный работник ВЧК-ГПУ» и «Почетный текстильщик».

Березин Яков Давыдович(1890—1957), родился в с. Рышканы Бельцского уезда Бессарабской губернии, окончил гимназию и коммерческое училище. Работал экономистом на писчебумажной фабрике в Подольской губернии. Член РСДРП(б) с июля 1917 г. Был председателем волостного и уездного советов зампред Бессарабского ЦИК. Участник Гражданской войны, установления Советской власти в Молдавии. В бою с румынскими войсками был тяжело ранен, после излечения направлен на работу в Московскую чрезвычайную комиссию, где занимал должности пом. секретаря, секретаря МЧК, участвовал во многих операциях по ликвидации бандитизма в столице. В 1921—1924 гг. работал председателем правления госпромышленного объединения «Трестпуть» НКПС. Ф.Э. Дзержинский, выступая 17 декабря 1922 г. на торжественном заседании по случаю 5-летия ВЧК-ГПУ, сказал: «И сейчас многих из нас, бывших чекистов, Советская власть и партия поставили на хозяйственное. Известен многим сотрудникам наш администратор тов. Березин – ныне председатель правления Трестпути. Это тот самый Трестпуть, который сегодня вручил как шеф знамя нашему доблестному Первому полку». Березину при этом были вручены нагрудный знак «Почетный работник ВЧК-ГПУ» и грамота Коллегии ГПУ.

Накануне, 12 декабря 1922 г., командир полка П. Кобелев и нач. политсекретариата М. Горбачев прислали Березину следующее сообщение: «Общее собрание военнослужащих четвертого дивизиона Первого отдельного полка войск ГПУ избрало Вас депутатом в Московский совет. Красноармейцы, политсостав и командно-административный состав просят Вас принять это избрание».

В дальнейшем вновь работал в системе ОГПУ, сначала в ПП ГПУ по Юго-Востоку (г. Ростов-на-Дону), затем помощником начальника адморуправления ОГПУ. В 1927 г. награжден почетным боевым оружием, в 1932 г. вторым знаком «Почетный работник ВЧК-ОГПУ». С 1924 г. направлен на работу в ВСНХ СССР, был особоуполномоченным при председателе, секретарем парторганизации. Заочно окончил Московский электро-машиностроительный институт. Становится завотделом Главэлектро ВСНХ, затем в системе Наркомата топливной промышленности работает управляющим Донэнерго (г. Харьков), управляющим Уралэнерго (г. Свердловск), директором Челябинский ГРЭС. За большой вклад в электрификацию страны награжден орденом Ленина. С 1935 г. – управляющий треста «Эмбанефть» (г. Гурьев). В 1937—1939 гг. – начальник строительства энергоподстанций Центроэнергостроя, с 1 августа назначен начальником строительства Семеновской ТЭЦ в Москве. В ночь на 5 августа арестован. Через семь месяцев освобожден. Вернули орден Ленина, восстановили в партии.

В 1940—1941 гг. – управляющий трестом «Электрострой», в период войны – начальник строительства оборонного завода Наркомата авиационной промышленности, восстанавливал Сталиногорскую ГРЭС, с 1943 г. возглавлял трест «Мосэнергомонтаж». В 1951—1953 гг. – директор Перловского завода, затем – персональный пенсионер союзного значения.

Взентек Казимир Иосифович(1889—1937?), родился в г. Ченстохове (Польша) в семье рабочего. С 14 лет работал на заводе, где и отец. В 1905 г. вступил в Социал-демократическую партию Польши и Литвы. В 1907 г. арестован, заключен в тюрьму, затем сослан в Нарымский край. В 1911 г. возвратился, продолжал революционную работу, за что в 1912 г. был снова арестован, сидел в тюрьме до 1916 г. После освобождения работал на московских заводах рабочим-паяльщиком. Активный участник Октябрьской революции, боев с юнкерами. После Октября – начальник районной милиции. Окончил Курсы красных командиров, командовал взводом и ротой в 52-й стр. дивизии на Западном фронте. В дальнейшем пом. командира Отряда ОСНАЗ войск ВЧК-ГПУ в Москве. Приказом РВС СССР № 50 от 1 марта 1924 г. освобожден от занимаемой должности с зачислением в резерв РККА; некоторое время состоял при штабе РККА и приказом № 70 от 24 марта 1924 г. уволен в бессрочный отпуск.

Взентек знал Дзержинского с 1905 г. Вместе с ним сидел в тюрьме. В газете Отряда ОСНАЗ «На боевом посту» № 36—37 (ноябрь 1922 г.) опубликованы его воспоминания «Как я принимал участие в освобождении тов. Дзержинского» (речь идет об освобождении из Бутырской тюрьмы в 1917 г.).

После демобилизации в 1924 г. работал дипкурьером до 1931 г., затем на разных должностях до 1936 г. Дальнейшая судьба неизвестна.

Волков Даниил Никифорович, родился в крестьянской семье в деревне Петрищево Тарусского уезда Калужской губернии 24 декабря 1893 г. Отец работал на лесопильном заводе пильщиком, мать занималась домашним хозяйством. После сельской школы был отвезен в Москву и отдан в ученики пекаря, затем работал в булочной Филиппова. В 1913 г. началась его военная служба в 11-м Псковском пехотном полку генерал-фельдмаршала князя Кутузова-Смоленского. В составе пулеметной команды этого полка участвовал в Первой мировой войне. Полк входил в 17-й армейский корпус 8-й армии, которой командовал генерал-адъютант А.А. Брусилов. В период оборонительных и наступательных боев дважды ранен, удостоен Георгиевских крестов и медалей всех четырех степеней (полный Георгиевский кавалер)[46]. Был унтер-офицером, произведен в подпрапорщики.

О том, как воевали пулеметчики, свидетельствует приказ по 11-му Псковскому пехотному полку № 158 от 28 мая 1915 г.:

«Начиная со 2 мая пулеметная команда в полном своем составе беспрерывно и бессменно находится на позиции и во всех боях, а особенно 6 и 7 мая пулеметчики, несмотря на ужасный артиллерийский огонь, всегда встречали врага из своих пулеметов и тем способствовали блестящему отражению всех атак. Несмотря на большие потери и на крайнее утомление, не было ни одного случая, когда пулеметчик не открыл бы вовремя огонь. Неприятельская артиллерия часто засыпала землей и попортила три пулемета, но пулеметчики немедля откапывали засыпанные пулеметы, прочищали их и немедля открывали огонь.

Было два случая, когда кожух пулеметов, пробитых неприятельской пулей, отказывал действовать, но пулеметчики не терялись, затыкали щепкой или тряпкой дыру и продолжали стрелять, скашивая цепи противника.

Приписываю такое доблестное действие пулеметной команды с распорядительностью начальника команды капитана Богданова, младшего офицера прапорщика Галкина и доблести всего состава команды.

Объявляю благодарность начальнику команды капитану Богданову, прапорщику Галкину, а всем молодцам нижним чинам – искреннее спасибо.

Командир полка полковник Музеус»[47].

В 1919 г. вступил в автобоевой отряд, в составе которого участвовал в боях. Под Ростовом был тяжело ранен, чудом выжил. Несмотря на то что остался без ноги, добился возвращения в строй к своим старым боевым товарищам-автобронеотрядцам. Демобилизовался в 1924 г. Трудился на разных должностях до 30 ноября 1958 г. Персональный пенсионер союзного значения. Награжден орденом Красного Знамени, почетным боевым оружием, медалями.

Горбачев Михаил Георгиевич(1893—1958), родился в с. Богородицком Орловской губ. в семье рабочего-переплетчика. Окончил сельскую школу, учился переплетному делу, два года батрачил и четыре года работал переплетчиком в Харьковских мастерских. С 1914 г. мобилизован в армию, службу проходил в самокатной роте 1-го самокатного батальона. Участвовал в революционных событиях, происходивших в армии в Петрограде. В 1918 г. вступил в РКП(б).

В составе самокатчиков из 2-го самокатного батальона Петроградского военного округа 27 марта 1918 г. переведен на службу в боевой отряд ВЧК. Вскоре становится военкомом отдельного батальона специального назначения, который с 26 мая 1921 г. именуется 1-м отдельным батальоном войск ВЧК. В дальнейшем начальник политсекретариата 1-го Отдельного полка войск ГПУ, зам. начальника политотдела Дивизии особого назначения.

В 1925 г. переходит на работу в аппарат Центрального комитета ВКП(б). С 1953 г. – персональный пенсионер, полковник в отставке.

Награжден орденом Ленина, орденами Красного Знамени (трижды), Отечественной войны, Красной Звезды, медалями.

Ефимов Николай Алексеевич(1897—1937), участник Гражданской войны. В РККА с 1918 г. В войсках ВЧК – с 1921 г., начальник штаба войск ВЧК республики. В последующие годы зам. начальника вооружений РККА, начальник Главного артиллерийского управления, член Военного совета НКО СССР. Комкор. Незаконно репрессирован. Реабилитирован.

Игнатович Виктор Викентьевич(1897—1943), в Гражданскую войну – шофер бронемашины, пом. командира Автобронеотряда ВЦИК имени Я.М. Свердлова. После войны – на хозяйственной работе, персональный пенсионер. Награжден тремя орденами Красного Знамени.

Климов Григорий Владимирович(1893—?), родился в крестьянской семье, окончил реальное училище в г. Ростове и там же Высшие счетоводно-бухгалтерские курсы. На военной службе с 1913 г. Участник Первой мировой и Гражданской войн. В Русской армии – командир роты, фельдфебель при Учебной команде вольноопределяющихся. Член РКП(б) со 2 апреля 1917 г. Избран председателем исполкома военно-революционного комитета 116-й пех. дивизии. 21 июня 1917 г. был подвергнут аресту за отказ идти в наступление. В дальнейшем (до марта 1918 г.) председатель исполкома Медведского гарнизона, командир 175-го запасного полка; инспектор Всевобуча Полтавского губвоенкомата (февраль – сентябрь 1919 г.), затем на аналогичной должности при Челябинском губвоенкомате, командир территориального полка, начальник боевого участка (октябрь 1919 г. – 12 апреля 1921 г.), там же был начальником всех коммунистических отрядов губернии. Начальник инспекторского отдела Управления войск ВЧК республики. С 23 июля 1921 г. вступил в командование Отрядом ОСНАЗ. 11 декабря 1921 г. Отряду ОСНАЗ от имени Президиума ВЧК вручено Красное Знамя.

Конопко Юлиан Владиславович,родился в г. Плоцке (Польша). Профессия – каменщик. В годы Гражданской войны командовал Автобронеотрядом ВЦИК имени Я.М. Свердлова. Был дважды удостоен ордена Красного Знамени.

Когда грянула революция, Юлиану Конопко было 29 лет. Семь лет к тому времени он отслужил в армии. Сначала в 22-м саперном батальоне, затем в 1-й запасной автомобильной роте. Будучи солдатом авторемонтных мастерских, Конопко активно участвует в Октябрьском вооруженном восстании. Состоял в числе комиссаров охраны Смольного в Петрограде. В качестве шофера выполнял поручения ВЦИК, был избран председателем гаражного комитета при автоотделе ВЦИК. С февраля 1918 г. формирует автоброневой отряд, который стал одним из прославленных подразделений Красной Армии.

Под его командой АБО сопровождает переезд СНК из Петрограда в Москву. В апреле 1918 г. участвует в ликвидации анархистской «черной гвардии», а в июле – в подавлении левоэсеровского мятежа в столице. Член РКП(б) с 1919 г. Юлиан Конопко был строгим, волевым командиром. Отряд бросали из дивизии в дивизию, с одного фронта на другой. Как приданная боевая сила он был грозен для врага.

Несколько броневиков нередко выручали и спасали целые полки. Заполучить 1-й АБО стремились многие начдивы. Правда, командовать Конопко было весьма трудно. У него всегда был свой план боевого использования, и он добивался успехов именно благодаря этому, убеждая военачальников в своей правоте.

В конце Гражданской войны Конопко некоторое время исполнял обязанности коменданта Польревкома в Минске, а затем снова командовал своим детищем. Но здесь наступают перемены в подчиненности отряда, который все время имел определенную автономию, подчиняясь Президиуму ВЦИК. Отряд вливается в состав войск внутренней службы республики и с января 1921 г. – в войска ВЧК. Во главе АБО участвовал в ликвидации антоновского восстания. Был ранен в ногу, но оставался в строю.

Юлиан Конопко мог гордиться своим отрядом. 25 января 1923 г. Президиум ВЦИК за боевые подвиги на фронтах Гражданской войны удостоил АБО почетным революционным Красным Знаменем.

Много лет отдав военной службе, Конопко прошел две войны. Но подошел и его черед. В 1923 г. ушел в запас дважды краснознаменец, боевой командир. Талант организатора, руководителя, воспитателя остался при нем и еще более раскрылся в его деятельности на хозяйственном фронте. Для него это тоже был фронт. Несколько лет Конопко заведовал автобазой Госбанка СССР. В 1929 г. состоялось решение о мобилизации ста тысяч коммунистов для укрепления колхозов. Из числа бывших партизан, участников Гражданской войны Юлиан Владиславович создает коммуну и вместе с ними едет в Старо-Бардинский район Алтайского края поднимать сельское хозяйство страны. Потянулись к нему и бывшие сослуживцы.

В товарных вагонах везли свои пожитки, кое-какой инвентарь, семена. Председателем коммуны избрали Юлиана Конопко. Он с присущей ему ответственностью и энергией старался оправдать это доверие. День и ночь на ногах, то и дело приходилось ездить в Барнаулгубисполком, губземотдел, доказывать, добиваться для новой артели техники, тягловой силы, стройматериалов. Он пишет бывшим сослуживцам, коллегам, просит помочь поставить новый колхоз на ноги. Труд не пропал даром. В колхозе появилась мельница, застучали топоры, зазвенели пилы, начали возводить фермы, школу, клуб, детский сад. Вскоре о колхозе заговорила краевая газета и отметила большой вклад бывшего командира автобронеотряда Ю. Конопко. На собрании благодарные труженики приняли решение впредь называть свое детище колхозом имени Ю.В. Конопко.

После этого Юлиан Владиславович два года был начальником участка на строительстве Беломорско-Балтийского канала, а с 1935 г. – на строительстве канала Москва—Волга.

Энергии этого человека могло хватить на множество полезных дел. За что бы ни брался, везде добивается успеха. Его знали многие военачальники, чекисты, наркомы... Наступила пора, когда многих из них стали называть «врагами народа». Творилось невероятное, непонятное. Хватали таких людей, крупных руководителей, военных и особенно активных участников и героев Гражданской войны. И никто не мог остановить этот карающий невинных людей меч. Он доставал всюду: на малых и больших должностях. Юлиан Конопко в это время работал начальником транспортного отдела Каргопольского ИТЛ. Каждый большой лагерь – это крупное строительство, огромный механизм, в котором использовался подневольный труд. Чтобы «обеспечить план», тоже понадобились крупные организаторы, инженеры, квалифицированные специалисты. Таких, конечно, много было среди заключенных, но НКВД им мало доверял, и только по мере уменьшения таких кадров на воле ГУЛАГ вынужден был черпать силы из своих же лагерей. О чем думал тогда Юлиан Конопко, узнавая об очередных жертвах репрессий? Даже здесь, находясь, по сути дела, в лагере (хотя и не в качестве зэка), он не мог чувствовать себя в безопасности, как-то переждать, пережить это страшное время. Его два ордена, предмет гордости, память о былых боях и подвигах, таили в себе уже какую-то опасность. Воевал вместе с кем?.. С Тухачевским? Федько? Уборевичем? Работал с Енукидзе? Аванесовым? За такое знакомство несдобровать. Как и многие, он не хотел верить, что и за ним придут. Но пришли. 8 марта 1938 г. В чем же его обвинили? В том, что он активный участник шпионско-террористической организации... харбинских меньшевиков и эсеров, занимался шпионажем в пользу Японии (?) и выполнял установки организации по подготовке террористических актов против руководителей партии и правительства. Это что же, шпионил, когда создавал коммуну в Алтайском крае? Кто же его завербовал? Оказывается, это сделал «резидент японской разведки» Шульц, с которым как с давним соседом Конопко был когда-то дружен. Заявление о признании вины написано рукой следователя, ведшего дело. Под ним стоит подпись Ю. Конопко. Теперь-то мы знаем, какой ценой выбивались такие признания. Все обвинения оказались сплошной фальсификацией как в отношении Шульца, так и Конопко. Но в результате 17 мая 1938 г. Юлиан Конопко, герой Гражданской войны, был расстрелян в Москве в Лефортовской тюрьме.

Реабилитация пришла много лет спустя: доброе имя воина-интернационалиста, дважды краснознаменца Юлиана Конопко возвращено истории.

Корнев Василий Степанович(1889—1939), по профессии сельский учитель, участник Первой мировой войны, поручик. Большевик с 1917 г. В августе 1917 г. избран председателем полкового комитета, в декабре т.г. – членом военно-революционного комитета Румынского фронта. За революционную деятельность был арестован. Ему грозила смертная казнь, но удалось вызволить его из тюрьмы.

С 1918 г. – председатель Рязанского губисполкома и губкома РКП(б), губернский военком. Организовал отпор вторгнувшимся в пределы губернии войскам Мамонтова и Шкуро, для чего сформировал и возглавил пехотную дивизию.

С января 1920 г. – харьковский губвоенком. С 20 марта т.г. – зам. председателя Военного совета войск ВОХР. С 16 апреля 1920 г. – зам. народного комиссара внутренних дел по управлению войсками ВОХР и начальник войск. С 20 июля т.г. – член коллегии ВЧК. С сентября 1920 г. – командующий войсками внутренней службы (ВНУС) республики, одновременно зам. председателя Комитета обороны г. Москвы. Командующий войсками ВЧК республики (январь—февраль 1921 г.), одновременно (с 29 января 1921 г.) – начальник милиции республики. С февраля 1921 г. – зам. председателя Комиссии ВЦИК по улучшению жизни детей. В 1922 г. направлен на работу в Сибирь, где работал председателем Сиблессиндиката, затем председателем Томского, позднее – Омского губисполкомов. В 1929—1930 гг. – зам. наркома внутренних дел РСФСР, а также работал в ВСНХ. В 1933—1938 гг. возглавлял строительство Ташкентского текстильного комбината.

Член ВЦИК и ЦИК СССР. Награжден орденами Красного Знамени и Трудового Красного Знамени.

Арестован 20 сентября 1938 г., скончался в больнице Бутырской тюрьмы в Москве 9 июня 1939 г. Дело было прекращено 25 июня 1939 г. за смертью. Реабилитирован 31 июля 1956 г.

Ляшкевич Иван Максимович(1891—1971), участник Гражданской и Великой Отечественной войн. В конце 1917 г. сформировал отряд, который участвовал в разгроме контрреволюционных сил в Твери, затем нес службу по охране Кремля в Москве. Зам. командира, а затем командир 1-го Социалистического рабоче-крестьянского партизанского отряда ВЦИК, в составе которого участвовал в боях на Восточном фронте. С июля 1919 г. – командир 190-го батальона войск ВОХР. После Гражданской войны был начальником погранотряда, с 1927 г. – командир отдельного кавалерийского дивизиона войск ОГПУ (г. Семипалатинск), в 1930—1932 гг. – командир 3-го полка дивизии имени Ф.Э. Дзержинского, затем преподаватель Высшей пограничной школы. После окончания Военной академии РККА им. М.В. Фрунзе (1939 г.) служил в Советской Армии. После Великой Отечественной войны – директор совхоза, в последние годы жизни – персональный пенсионер. Полковник. Награжден орденом Ленина, четырьмя орденами Красного Знамени, медалями.

Ляшкевич И.М.Отряд ВЦИК /В кн.: Москвичи на фронтах Гражданской войны. Воспоминания. – М., 1960. – С. 120—131.

О нем см. в кн.: Серафимович А.С.Военные рассказы. – М., 1936.

Марцинк Юлий Янович,родился в 1899 (1903?) г. в семье батрака в д. Райдзун (Латвия). Окончил 3 кл. сельской школы, был пастухом, потом рабочим-слесарем. Участник Гражданской войны в составе Автобоевого отряда ВЦИК. Трижды награжден орденом Красного Знамени.

(В приказе РВС СССР № 320 от 4.09.1924 г. во изменение приказов РВСР по личному составу армии: 1922 г. № 154 – считать награжденным орденом Красного Знамени шофера Автобронеотряда имени Я.М. Свердлова Марцинк Юлия Яновича (а не Марцина Юлия Францевича), 1922 г. № 127 – начальника машины того же отряда Марцинк Юлия Яновича считать награжденным вторично орденом Красного Знамени; 1923 г. № 56 – пом. комвзвода того же отряда Марцинк Юлия Яновича считать награжденным в третий раз).

После демобилизации в 1923 г. работал шофером автобазы НКВД, в постпредствах СССР в Финляндии, Италии, Чехословакии. С 1932 г. член ВКП(б). После возвращения из-за рубежа некоторое время работал на автобазе Всесоюзной сельскохозяйственной выставки. 26 июня 1938 г. арестован, находился под следствием до января 1940 г. Ему была выдана справка, что он «содержался в Бутырской тюрьме НКВД. 7 января 1940 г. Из-под стражи освобожден в связи с прекращением его дела». Поступил на работу шофером в Наркомат автомобильного транспорта. Когда началась Великая Отечественная война, добровольно вступил в народное ополчение. Освобожден от военной службы по состоянию здоровья. С 1942 г. работал шофером в Наркомате пищевой промышленности.

Недоля-Гончаренко Леонид Владимирович(1897—1964), участник революционного движения и Гражданской войны. Член большевистской партии с 1915 г. В РККА с 1918 г. В войсках ГПУ – с 1922 г. Начальник политотдела войск ГПУ Московского округа, затем на партийной работе. В годы Великой Отечественной войны – спецкорреспондент фронтовой газеты. Член Союза писателей СССР.

Ольский (Куликовский) Ян Каликстович(1898—1937), родился в д. Бутримонис Трокайского уезда Виленской губернии в семье врача. Учился в гимназии. С июня 1917 г. вступает в РСДРП(б), активный участник Октябрьской революции в Петрограде. На партийной работе в Литве и Белоруссии – 1918—1919 гг. С августа 1919 г. – направлен на работу в ЧК. Возглавляет особый отдел 16-й армии. В 1921—1923 гг. – председатель ЧК-ГПУ Белорусской республики. С 1923 г. – начальник отдела погранохраны (ОПО) ГПУ республики, одновременно пом. начальника контрразведывательного отдела (КРО) ГПУ. Начальник ОПО и главный инспектор войск ОГПУ (1923—1925 гг.).

Один из инициаторов и организаторов Дивизии ОСНАЗ. В дальнейшем работает зам. нач., начальником КРО ОГПУ СССР, затем – начальником Особого отдела ОГПУ. В связи с протестом против действий зам. председателя ОГПУ Г.Г. Ягоды, ориентировавшего периферийные органы на массовые аресты бывших офицеров, раздувания дела о несуществующих «заговорах», был по решению Политбюро ЦК ВКП(б) наряду с другими протестантами уволен из органов ОГПУ. Работал управляющим Моснарпита, затем в системе Наркомвнуторга. Арестован 31 мая 1937 г. 27 ноября того же года приговорен Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания, приговор приведен в исполнение в тот же день. Реабилитирован 19.11.1955 г.

Пискунов Сергей Аверьянович (автобиография):

Я, Пискунов Сергей Аверьянович, родился в 1898 г. 8 октября, в селе Война быв. Севского уезда Орловской губернии. (В настоящее время Брянская область.) Мои отец и мать, два старших брата, их жены и дети были крестьяне и занимались сельским хозяйством. В 1910 г. количество членов нашей семьи было 16 человек. Хозяйство: одна хата с двором, 7—8 десятин земли, две лошади, корова, две свиньи, несколько овец, десяток гусей, два десятка кур. В свободное от сельскохозяйственных работ время отец или старшие братья занимались извозом: покупали доски и везли их, например, в гор. Фатеж Курской губернии. Там продавали их, покупали хлеб или еще что-нибудь и продавали населению, производившему доски. Примерно за две недели зарабатывали на двух лошадях до 10 рублей. Кроме этого, отец занимался мелочной торговлей продовольственными товарами. В 1915 г. отец имел мукомольную мельницу с двигателем в 12 лошадиных сил. В 1917 г. мельницу национализировали, а в 1918 г. ее, как мелкое предприятие, возвратили отцу обратно. В 1919 г. отец продал мельницу за сто пудов хлеба, конную молотилку и 5 ульев пчел. В 1920 г. 62 семьи, в том числе и мой отец с семьей, выделились и переехали на постоянное жительство во вновь организованный поселок имени Тургенева, в семи километрах от села Война. В 1928 г. в поселке образовался колхоз, членом которого стала и семья отца. В 1932 г., при ликвидации кулачества, за выселение нашей семьи голосовало 4 человека, а за оставление 56 человек. Вся наша семья до конца их жизни были членами колхоза.

В 1906 г. я начал учиться в сельской школе и окончил ее в 1909 г. С 11 лет начал работать по сельскому хозяйству. В 1915 г. уехал в Кривой Рог, где в течение года работал поденщиком по подвозке и погрузке руды, за 20—30 копеек в день. В январе 1917 г. стал солдатом Первой запасной автомобильной роты в Петрограде.

Вместе с солдатами роты активно участвовал в Февральской революции на стороне восставших против самодержавия. В июле того же года в качестве шофера я был откомандирован на фронт, в 1-й тяжелый артиллерийский дивизион, находившийся в районе гор. Крейцбург, в ста двадцати километрах от Риги. В дивизионе работал на автогрузовике по подвозке снарядов. С октября 1917 г. до апреля 1918 г. артдивизион находился в районе города Остров, недалеко от Пскова, где и участвовал в боях против немцев. В мае 1918 г., по демобилизации, я вернулся домой, в село Войну. В 1919 г. я стал красноармейцем, по мобилизации, автороты гор. Орел. В феврале был в Воронеже шофером боевой автогрузовой машины 1-го автоотряда. Вместе с отрядом участвовал в боях против деникинцев в районе гор. Калач и ст. Бутурлиновка. На станции Таловая меня назначили начальником автобоевой машины – полуторатонный грузовик итальянской марки «Фиат», вооруженный двумя пулеметами «максим». Несколько месяцев я работал со своей командой (два пулеметчика и второй шофер) в распоряжении командира пехотного полка (номера полка не помню). Мы хорошо помогали в боях красноармейцам полка.

В июле 1919 г. я стал начальником той же автобоевой машины 1-го автобоевого отряда ВЦИК имени Я.М. Свердлова. С этим отрядом воевал против деникинцев и белополяков в рядах дивизии имени Киквидзе и в рядах 4, 6 и 1-й кавалерийских дивизий Первой Конной армии. В боях мы активно помогали конармейцам.

В октябре 1919 г. я вступил в ряды нашей коммунистической партии и нахожусь в ней до настоящего времени. Все поручения партийных организаций выполнял активно.

После мира с белополяками отряд был откомандирован в Москву в распоряжение Коллегии ВЧК. Ф.Э. Дзержинский переформировал отряд в Автобронедивизион имени Я.М. Свердлова и отправил его в город Тамбов по борьбе с антоновщиной. После ликвидации антоновщины автобронедивизион разгромил и банды в Уральской области (Казахстан).

За личные отличия в боях Гражданской войны, осенью 1921 г., я был в третий раз награжден орденом Красного Знамени.

В 1924 г. я был демобилизован из армии. Поступил на работу шофером «Скорой помощи» при институте имени Склифосовского в Москве. Днем я работал, а вечером учился на рабфаке при Московском Высшем техническом училище (МВТУ). В 1927 г. по окончании рабфака я стал студентом МВТУ. В 1929 г., по решению ЦК партии, меня с третьего курса МВТУ перевели на третий курс Инженерной Академии ВВС РККА имени Жуковского. После ее окончания работал в Военно-Воздушных Силах. Работал инженером авиабригады, военным представителем, начальником отдела, заместителем начальника управления и начальника заказов и приемки самолетов ВВС Советской Армии. В 1942—1945 гг. был начальником авиаотдела Закупочной Комиссии СССР в Вашингтоне. В 1944 г. мне было присвоено военное звание генерал-майора инженерно-технической службы. В 1945 г. я вернулся на работу в управление заказов ВВС Советской Армии. В 1952 г. назначен начальником инженерного факультета Военного инженерного училища ВВС гор. Рига. В декабре 1955 г. из армии демобилизован. Живу в Риге и работаю по общественной линии. По состоянию здоровья работать на заводе или в учреждении не могу.

За период службы в Советской Армии награжден: орденом Ленина, пятью орденами Красного Знамени, орденом Отечественной войны 1-й степени, орденом Красной Звезды, шестью медалями и четырьмя Почетными грамотами Президиума Верховного Совета Латвийской ССР.

Розен Михаил Иосифович (Осипович)(1886—1937), родился в г.Мстиславль Могилевской губ. Участник революционного движения с 1899 г. Член РСДРП(б) с 1905 г. Неоднократно подвергался арестам и ссылкам. В 1908 г. отдан в солдаты. За революционную агитацию арестован и посажен в крепость. После освобождения в 1909 г. находился под надзором полиции. Вскоре вновь был арестован и сослан в Иркутскую губ. Возвратился из Сибири в 1911 г., продолжал партийную деятельность на Украине. В 1914 г. мобилизован в армию. Неоднократно участвовал в боях. Георгиевский кавалер. С 1917 г. – член Петроградского совета, участвует в организации Красной гвардии, отражении корниловского наступления, штурме Зимнего дворца. Активный участник Гражданской войны. Командует 2-й Новгородской дивизией, член РВС 7-й армии. В 1919 г. слушатель Академии Генерального штаба. В 1920 г. на Западном фронте командует 13-й и 55-й стр. дивизиями, на Южном фронте – 42-й стр. дивизией. В 1921 г. некоторое время возглавляет войска ВЧК. Один из инициаторов создания Отряда ОСНАЗ при Президиуме ВЧК. В дальнейшем командует соединениями Красной Армии. За разгром Крымской группировки Махно приказом РВСР № 12 от 20.01.1922 г. награжден орденом Красного Знамени. С 1923 г. на ответственной хозяйственной и административной работе. Арестован в 1937 г., приговорен к заключению в ИТЛ на 5 лет; во время отбытия наказания вновь осужден и расстрелян. Реабилитирован в 1956 г.

Соколовский Антон Матвеевич(1887—?), родился в Ковенской губ., м. Шиблово Россианского уезда, в крестьянской польской семье. Первая профессия – кузнец. На военной службе с 1908 г. Участник Первой мировой войны. С 1918 г. – пом. начальника автобоевого отряда, в составе которого участвовал в боях на фронтах Гражданской войны. В 1919 г. вступил в РКП(б). В дальнейшем проходил службу в Автобронедивизионе Отряда ОСНАЗ, отдельном бронетанковом дивизионе ОДОН. В связи с болезнью в 1929 г. уволен на пенсию, но вскоре снова поступил на службу в 1-й мотомеханизированный полк ОДОН-ОММДОН имени Ф.Э. Дзержинского (зав. гаражом, техник автопарка, ст. шофер). На пенсии с декабря 1934 г. Награжден орденом Красного Знамени, именным оружием (дважды).

Студеникин Порфирий Кузьмич(1880—1945?), родился в г. Новочеркасске в казачьей семье. Окончил 6 классов и техническое училище, работал техником на Владикавказской ж.-д. С 1902 г. на военной службе в 17-м Донском казачьем полку. В 1904 г. за распространение революционных прокламаций арестован и разжалован из унтер-офицеров в рядовые. Уволен с военной службы, работал на железной дороге. За участие в боевой дружине и организацию забастовки был осужден на два месяца тюремного заключения. В ноябре 1905 г. вступил в РСДРП(б). Продолжал работать рабочим и техником-строителем на разных железных дорогах. Участник Гражданской войны. В боевых действиях против сил Дутова был ранен и контужен. Воевал на Восточном фронте, будучи военкомом полка. В 1919 г. перенес контузию, после излечения командовал бригадой 35-й дивизии 2-й армии, затем некоторое время находился при штабе 5-й армии, позже – в распоряжении Сибревкома, затем в 1920 г. назначен командиром 35-й бригады войск ВОХР Приуральского сектора. В 1921 г. – начальник войск ВЧК Западной Сибири, с июля по декабрь 1921 г. – начальник Управления войск ВЧК республики. В 1922 г. – уполномоченный Комиссии помощи голодающим (Помгол), в дальнейшем на руководящей работе на железнодорожном транспорте. В 1928—1931 гг. руководил строительством Грознефти, затем начальник треста в г. Саранске, нарком коммунального хозяйства Мордовской АССР (1935—1937 гг.), председатель Саранского горсовета депутатов трудящихся. По ложному обвинению был арестован, исключен из рядов ВКП(б) как «враг народа». В 1940 г. освобожден из-под стражи и восстановлен в партии ввиду прекращения дела. В последние годы жизни персональный пенсионер.

Филиппов Сергей Степанович(1884—?), родился в крестьянской семье в Смоленской губ. Участник социал-демократического рабочего движения, неоднократно подвергался репрессиям за революционную деятельность. В 1918 г. – председатель Ельнинского уездного совдепа, возглавлял Ельнинский комитет РКП(б). С 1919 г. – председатель Смоленского ГЧК, 12 октября 1919 г. утвержден начальником Западного сектора войск внутренней охраны республики. С сентября 1920 г. – помощник командующего войсками внутренней службы Московского округа. С января 1921 г. – начальник дивизии особого назначения войск ВЧК. Он же сформировал отряд ОСНАЗ. В апреле 1921 г. – врид начальника войск ВЧК.