Скажу сразу, эта глава для меня самая трудная. Формально в период с 1797 по 1815 г. Россия и Польша не воевали, да и самого Польского государства не существовало, но без рассказа о событиях этого периода события 1831 и 1863 гг. будут непонятны читателю. И наконец, подробный рассказ об участии польских частей в наполеоновских войнах может вылиться в многотомную монографию. Поэтому я вынужден рассказать лишь об отдельных аспектах и эпизодах наполеоновских войн.

Начнем с общей оценки Россией французских войн 1798–1814 гг. С точки зрения эмоциональной — подвигов отдельных лиц или даже частей, триумфа Суворова в Италии и Александра I в Париже, — войны эти были не только успешные, но и героические. Но это точка зрения короля Людовика XV, да и то не реального, а карикатурного, из комедии «Фанфан-Тюльпан». Если же к русско-французским войнам 1798–1814 гг. применить формулу Клаузевица «Война есть продолжение политики другими средствами», то они станут наиболее неудачными, бессмысленными и позорными войнами за всю предшествующую историю России. В самом деле, за шестнадцатилетнюю войну Россия приобрела лишь небольшой кусок в районе Варшавы, да еще вдобавок населенный этническими поляками.[200] Что же касается Финляндии и Бессарабии, то Александр I заполучил их не в войне, а в союзе с Францией.

И за маленький клочок земли, ставшей позже головной болью России, погибло несколько миллионов русских людей![201] При первой встрече Наполеона с Александром I на плоту посередине Немана в 1807 г. Наполеон спросил: «За что мы воюем?» Александр промолчал. И до сих пор царские, советские и «демократические» историки так толком и не пожелали ответить на этот простой вопрос. Мнение же советских историков о том, что-де русские цари мечтали о реставрации Бурбонов, которые еще с времен Генриха IV были постоянными врагами Русского государства, представляет собой классическую чушь.

Мудрая Екатерина считала присоединение земель, населенных белорусами и малороссами, то есть земель, которые входили в состав Русского государства в X–XII вв., а сами поляки считали их Русью, делом второстепенным по сравнению с борьбой за выход к южным морям. Екатерина считала, что границы по Неману и Западному Бугу достаточно защищают Россию с запада. Императрица понимала, что России не нужны земли, населенные этническими поляками, и тем более нет нужды лезть в Германию. Своей главной задачей с 1793 г. она считала захват Проливной зоны и обеспечение безопасности «мягкого подбрюшья России», то есть Черноморского побережья и южных губерний страны.

Екатерина гневно клеймила французских якобинцев и предпринимала отчаянные попытки обратить против Франции Пруссию, Австрию и Швецию. Она была готова дать деньги на эти мероприятия, но… не послала ни одного солдата. Единственной ее антифранцузской акцией была посылка в Северное море эскадры вице-адмирала Ханыкова в составе 12 кораблей и 8 фрегатов. Эта эскадра конвоировала купцов, вела блокаду голландского побережья и т. п. Боевых потерь она не имела. Фактически это была обычная боевая подготовка с той разницей, что финансировалась она за счет Англии.

Уже на следующий день после смерти Екатерины Великой в Петербург, как в поверженную столицу, с барабанным боем вошло гатчинское воинство Павла Петровича. Его вели германские офицеры и унтер-офицеры. К Павлу потянулись со всех сторон тысячи немецких проходимцев Адлеры, Адленберги, Беккендорфы, Врангели и т. п. Сам Павел I был женат на Марии Федоровне (принцессе Софии Доротее Вюртембергской), а его сын Александр (1777–1825) — на Елизавете Алексеевне (принцессе Луизе Баденской). Вся эта германская партия начала буквально давить на Павла, а затем на Александра. У одних «русских немцев» в германских княжествах был собственный гешефт, у других от французов пострадали родственники.

Тут добавился и субъективный фактор. Павел был «мальчиком наоборот» и делал все наперекор. Если его матушка воевала на Черном море, то это уже плохо. Оба русских императора были крайне честолюбивы и оба жаждали военной славы, а Александр, кроме того, надеялся, что громкие победы заставят забыть русское общество об отцеубийстве.

Победы русских войск в обеих турецких войнах, взятие Суворовым Праги и, разумеется, знаменитый итальянский поход вскружили головы русскому дворянству, смотревшему на войну с Францией как на увеселительную прогулку. Шапкозакидательские настроения хорошо показаны Львом Толстым в романе «Война и мир». Вспомним хотя бы эпизод перемирия с французами накануне Аустерлицкого сражения, когда разжалованный в солдаты Долохов беседует с французским гренадером: «Вас заставят плясать, как при Суворове вы плясали». Большинство французов и не слышали о Суворове. «Что он там поет?» — «Древняя история», — вспомнил какой-то гренадер. Так думал не только Долохов, но и вся русская армия.

Наполеон же никогда не помышлял о завоевании или уничтожении Российской империи. Мало того, ему крайне нужна была стабильная и мощная Россия, жестко контролирующая Восточную Европу от Западного Буга до Урала. Развал такой империи не только не дал бы ничего Франции и Наполеону, но и заставил бы французские войска непрерывно участвовать в войнах на обломках империи. А герцог Савари неоднократно доносил Наполеону, что молодые французские офицеры обещают своим возлюбленным «вернуться в Париж лишь из похода в Китай». Такие разговоры для Наполеона были куда страшнее австрийских и русских пушек.

Наполеон с юных лет грезил походами Александра Македонского на Востоке и неоднократно называл Европу «крысиной норой». Походы же на Восток были возможны лишь в союзе с Россией, и в 1800 г. император Павел I и первый консул Бонапарт совместно готовились к походу в Индию.

Только с этой точки зрения можно рассматривать нежелание Наполеона создавать Речь Посполитую «от можа до можа» и отменять крепостное право в России. Не принимать же всерьез умиления советских историков о том, что к 1812 г. Наполеон стал заядлым реакционером и боялся освободить крестьян. Личная свобода крестьян была одним из основных положений Гражданского кодекса Наполеона, введенного им во Франции и в большинстве стран Европы. Введи Наполеон кодекс в России, и ему не с кем стало бы воевать.

Но Наполеон не мог принять вмешательство царя Александра из Голынтейн-Готторпской династии, без всякого основания называемой Романовыми, и клики «русских немцев» в дела Германии и других стран Европы. Наполеон надеялся нанести несколько поражений русским войскам и отбить у Александра охоту лезть в Германию. Наши историки традиционно обличают вероломство «корсиканского чудовища», «без всякой причины» напавшего в 1812 г. на Россию. Но почему-то все забыли о наглых попытках вмешательства Александра I в германские дела в 1808 — начале 1812 г.

Главной и роковой ошибкой Наполеона было то, что он собирался вести против России локальную войну, а Россия ответила ему тотальной войной, для решения задач которой требовались совсем иные средства, чем те, что использовал Наполеон.

После взятия Суворовым Варшавы несколько тысяч поляков, в основном дворян, эмигрировали во Францию. В конце 1796 г. лидеры польских эмигрантов предложили Директории сформировать особый корпус из поляков. Директория согласилась и поручила Бонапарту, находившемуся в Италии, включить поляков в состав цизальпинской армии. В 1797 г. было сформировано два польско-итальянских легиона общей численностью 15 тысяч человек. Легионы эти имели польское обмундирование с французскими кокардами. На знаменах была надпись «Gli homini liberi sono fratelli» («Свободные люди — братья»).

В кампанию 1799 г. большая часть первого легиона погибла в боях при Кассано, Тидоне, Требии и Нови. Второй легион, находившийся в Мантуе, потерял во время осады более семисот человек и попал в плен к австрийцам, поэтому Бонапарт в конце 1799 г. поручил генералу Домбровскому сформировать два новых польских легиона — Ломбардский и Дунайский, в составе семи батальонов пехоты, одного батальона артиллерии и отряда улан. Ломбардский легион был отправлен в Италию, а Дунайский вошел в число войск Нижне-Рейнского союза, где и отличился в боях при Борнгейме,

Оффенбахе и Гогенлиндене. Оба легиона потеряли много людей, но остатки их, собранные в Милане и Мантуе, были укомплектованы прибывшими из Польши добровольцами.

В 1802 г., согласно тайной статье Амьенского договора, польские легионы были упразднены, часть легионеров отправили на остров Сан-Доминго, где они погибли от желтой лихорадки и в боях с туземцами. Другая часть поступила в гвардию неаполитанского короля, а остальные были распределены по различным полкам.

14 июня 1807 г. русская армия была разбита Наполеоном при Фридланде, и император Александр I был вынужден вступить в переговоры с Наполеоном. Положение русских было настолько критическим, что еще до сражения у Фридланда великий князь Константин заявил Александру I: «Государь, если вы не хотите мира, тогда дайте лучше каждому русскому солдату заряженный пистолет и прикажите им всем застрелиться. Вы получите тот же результат, какой даст вам новая (и последняя!) битва, которая откроет неминуемо ворота в вашу империю французским войскам».

25 июня (7 июля) в Тильзите (ныне город Советск Калининградской области) был заключен русско-французский договор о мире и дружбе. Согласно этому договору, между двумя странами устанавливались мир и дружба, военные действия прекращались немедленно на суше и на море. Наполеон из уважения к России возвращал ее союзнику, прусскому королю, завоеванные им прусские территории за исключением тех частей Польши, которые были присоединены к Пруссии после 1772 г. по первому разделу Польши, и тех районов на границе Пруссии и Саксонии (округ Котбус в Лаузице — Лужицкой Сербии), которые отходили к Саксонии.

Из польских округов Пруссии создавалось герцогство Варшавское, которое теперь будет принадлежать королю Саксонии. Восстанавливался свободный город Данциг под двойным управлением — Пруссии и Саксонии.

Россия получала Белостокскую область, ранее принадлежавшую Пруссии.

Формально Тильзитский мир был выгоден России. Произошел уникальный случай в истории войн: наголову разбитая страна не теряла, а приобретала новые земли. Однако в России известие о Тильзитском мире вызвало волну возмущений. «Боже мой! — восклицал Денис Давыдов, вспоминая позднее пережитое. — Какое чувство злобы и негодования разлилось по сердцам нашей братии, молодых офицеров». Позже он назвал 1807–1812 гг. «тяжелой эпохой». Что же было «тяжелого» в те годы для русского дворянства? Для «русских немцев», включая родню Александра I, это было действительно тяжелое время — обделывать свои гешефты в Германии стало ужасно трудно. А вот империя в целом приобрела в 1807 г. Белостокский округ, а через два года, после очередного разгрома Австрии, Наполеон подарил Александру город Тернополь с областью. Наконец, с помощью Наполеона к России были присоединены Финляндия и Белоруссия.

Но, увы, по губерниям разъехались Николаи Ростовы, драпанувшие при первых же выстрелах в 1805 г. Теперь на паркете, в парадных ментиках, с напомаженными усами и большими саблями, они выглядели античными героями и рассказывали «о том, как горел он весь в огне, сам себя не помня, как бурею налетал на каре; как врубался в него, рубил направо и налево; как сабля отведала мяса и как он падал в изнеможении, и тому подобное».[202] И, мол, если бы не чертовы дипломаты, то они бы, гусары да кавалергарды, показали бы этим французишкам!

Надо ли говорить, что было раздражено и британское правительство, решившее драться с Наполеоном до последнего солдата — разумеется, русского или немецкого. Английские дипломаты и разведчики в Петербурге получили указания любой ценой добиться расторжения Тильзитского мира.

В гостиных Петербурга и Москвы поползли разговоры о «позорном мире». Императрица Мария Федоровна и петербургская знать отказывались принимать французского посла Савари. И, как принято у нас на Руси, разговор о том, «как все плохо», незаметно переходил на тему «кто виноват», а затем, естественно, на «что делать». Кто виноват — было очевидно, что делать — тоже было ясно, благо не много было знатных семей, не имевших дедов — участников переворотов 1725, 1740 и 1741 гг., отцов, присутствовавших при геморроидальных коликах Петра ІІІ, и внуков, посетивших спальню Павла в Михайловском замке. Был, правда, не менее существенный вопрос — кто? Великий князь Константин был глуп, труслив и запутался в грязных сексуальных историях, что было само по себе еще терпимо, но взбалмошность и жестокость закрывали ему дорогу к престолу. Никто не хотел павловского правления в ухудшенном варианте. Великие князья Николай и Михаил были еще детьми. Старшая дочь Павла Александра умерла в 17 лет, Елена и Мария уже были выданы замуж за германских князьков. Оставалась двадцатилетняя Екатерина.

Из донесения шведского посла графа Стединга в Стокгольм от 28 сентября 1807 г.: «Недовольство против императора все более возрастает и со всех сторон идут такие толки, что страшно слушать… Забвение долга доходит даже до утверждений, что вся мужская линия царствующей семьи должна быть исключена, и, поскольку императрица-мать, императрица Елизавета, не обладает надлежащими качествами, на трон следует возвести великую княгиню Екатерину».

Аналогичную информацию посылала французская разведка в Париж. Из письма Наполеона к Савари от 16 сентября 1807 г.: «Надо быть крайне настороже в связи со всякими дурными слухами. Англичане насылают дьявола на континент. Они говорят, что русский император будет убит».

А пока в Лондоне и Париже напряженно ждали развязки, Екатерина Павловна много танцевала на балах, где часто говорила о своих возвышенных чувствах к царственному брату. В промежутках между балами она занималась живописью и любовью. Это могло бы успокоить Александра, если бы в постели сестрицы не оказался… генерал Багратион.

Петр Иванович Багратион (1765–1812) отличался безумной храбростью на поле боя, заботой о солдатах. Он был превосходный тактик и никудышный стратег. Таково общее мнение военных историков XIX в. Багратион был идеальным исполнителем воли Суворова, а затем Кутузова. После позора Аустерлица русскому обществу потребовался герой, и им стал Багратион. В Английском клубе Москвы ходила шутка: «Если бы Багратиона не было, то его следовало бы выдумать».

Багратион с 1800 по 1811 г., будучи шефом лейб-гвардии егерского полка, отвечал за охрану царской семьи, находившейся в летние месяцы в Гатчине и Павловске, поэтому великая княжна Екатерина знала генерала еще с детских лет. Инициатива сближения, несомненно, принадлежала Екатерине Павловне. И дело тут не только в этикете, который запрещал генералу первому начинать разговор с августейшими особами. Увы, наш храбрец был очень робок с женщинами и, говоря честно, глуповат. Впрочем, даже недостатки Багратиона становились достоинствами для заговора. Для переворота нужна был первая шпага государства, и Багратион мог ею стать для Екатерины Павловны, как генерал Буона-Парте для Барраса и Жозефины Богарне, с той разницей, что Наполине прикидывался простачком в политике, а князь Петр был им на самом деле.

Отношения Петра Ивановича и Екатерины Павловны начались с бесед о живописи в гостиной дворца в Павловске — резиденции вдовствующей императрицы. Екатерина дарила Петру Ивановичу картины своей кисти, а князь отвечал ей тем же. Перевести разговор с живописи на действия гвардейских полков в случае каких-либо государственных потрясений неудобно и неприлично. Зато завести разговор о штыках в постели — почему бы и нет?

Лишь в последний момент императору Александру удалось подавить заговор. Если верить мемуарам Савари, Наполеон через своего посла предупредил русского императора о заговоре и подготовке к покушению на его жизнь. Но нельзя исключить, что это предупреждение было продублировано русскими осведомителями.

Однако опасность со стороны сестры оставалась для Александра I вплоть до конца 1812 г. И лишь после окончательного изгнания французов он выслал Екатерину Павловну за границу «на лечение».

Итак, все русское общество, включая императорскую фамилию, усиленно подталкивало Александра I к войне. Наполеон же мог, но не захотел помочь Александру выйти победителем из конфликта со сторонниками войны. Белостокский и Тернопольский районы выглядели жалкими подачками для огромной России, а большего в Европе Наполеон дать не мог. Но оставалась еще и огромная Оттоманская империя. Как уже говорилось, если бы Россия получила Проливную зону, то ей минимум пятьдесят лет пришлось бы переваривать присоединенные территории в причерноморских странах. Франция также могла выиграть от раздела Турции, взяв себе Алжир, Тунис, Ливию, Египет, Сирию и т. д. Но гениальный стратег оказался в плену старых предрассудков. При Бурбонах дипломаты пытались всеми силами добиться доминирования французского влияния в Стамбуле. И это было вполне оправданно: французская торговля много теряла от конкуренции итальянцев, испанцев, австрийцев и особенно англичан. К 1807 г. ситуация кардинально изменилась — вся континентальная Европа оказалась под контролем Наполеона. Теперь Константинополь мог быть нужен Франции только для того, чтобы угрожать России.

Во время переговоров в Тильзите Наполеон писал Талейрану: «Моя система относительно Турции колеблется и готова рухнуть — я ни на что не могу решиться».

Точно также Наполеон колебался и в польском вопросе. Французские войска в землях, населенных поляками, встречались с ликованием, как освободители. В Варшаве и Познани воздвигались триумфальные арки в честь Наполеона. Снова появились польские национальные костюмы, запрещенные прусскими властями эмблемы и национальные флаги.

После тяжелой битвы с русскими под Пултуском 14 (26) декабря 1806 г., окончившейся вничью, обозленный Наполеон возвращался в Варшаву. На одной из почтовых станций к нему подвели золотоволосую девушку, которая обратилась к императору на чистейшем французском языке: «Добро пожаловать! Тысячу раз добро пожаловать в нашу страну! Ничто не может выразить ни чувства восхищения, которое мы к вам питаем, ни радости, которую мы испытываем, видя вас вступившим на землю нашего отечества, ожидающего вас, чтобы подняться».

Надо ли говорить, что эта встреча была заранее срежиссирована, как и встреча Гришки Отрепьева с Мариной Мнишек 300 лет назад. В итоге девятнадцатилетняя жена престарелого графа Валевского стала на несколько лет любовницей французского императора. Академик А. 3. Манфред писал: «Вокруг императора кипели страсти; на него смотрели с надеждой. Все, начиная с любимой Марии и кончая старыми польскими вельможами, ждали его решений. Наполеон пришел победителем в Варшаву, что же медлить? Разве польский народ, поднявшийся с оружием в руках против прусских угнетателей, не внес свой вклад в победу над Пруссией? Разве польские полки не храбро сражались за освобождение Варшавы? И разве не пришла пора перечеркнуть все три раздела Польши, произведенные его противниками? Но Наполеон отвечал уклончиво. Он охотно восхвалял доблести Яна Собеского, говорил о великой роли Польши в истории Европы, но о будущем Польши высказывался туманно и неопределенно».[203]

В Тильзите Наполеон решился на полумеру и из земель, отобранных у Пруссии, создал герцогство Варшавское, номинально подчиненное саксонскому королю, а фактически контролируемое императором Франции. Замечу, что самого саксонского курфюрста Наполеон в 1806 г. произвел в короли. И Саксонское королевство тоже было подчинено Наполеону, как непосредственно, так и через Рейнский союз.

По Шёнбруннскому миру между Австрией и Францией, заключенному 14 октября 1809 г. (н. с), герцогство Варшавское получало от Австрии Западную Галицию.

Прежде чем перейти к созданию Варшавского герцогства, стоит сказать несколько слов о положении поляков после третьего раздела Речи Посполитой.

В польских землях, отошедших к Австрии, официальным стал немецкий язык, издавались только немецкие газеты. Чтобы избежать предвзятости, процитирую французское издание «История XIX века»: Галицийские поляки «скоро стали завидовать судьбе своих соотечественников, подпавших под власть России… Вынужденная отказаться от политической жизни, шляхта посвятила свои досуги земледелию, улучшила обработку своих земель и, вопреки желанию правительства, разбогатела. Крестьяне извлекли пользу из либеральных реформ императора Иосифа II и освободились от крепостной зависимости.

Русины дождались улучшения своего положения. Все три исповедания — католическое, униатское и православное — были совершенно уравнены в правах. В 1806 году император Франц вернул епископу Перемышля звание митрополита Галиции. Для будущих священников были учреждены при Львовском университете курсы русинского языка. В 1809 году русинские крестьяне решительно высказались против Наполеона и способствовали сохранению провинции под тем самым австрийским господством, от которого так стремились избавиться поляки».[204]

На польских землях, доставшихся Пруссии, «польские чиновники были отставлены и заменены прусскими: ландратами — в уездах, штадтратами — в городах. Однако некоторое количество местных чиновников осталось в судебных учреждениях. С 1797 г. сделалось обязательным прусское уложение (Landrecht). Особый еврейский суд (кагал) был уничтожен. Польские солдаты влились в состав прусских полков. На конфискованных государственных землях поселены были немецкие крестьяне. Расточительная шляхта сильно нуждалась в деньгах — правительство, в расчете лишить ее имений, облегчило ей залог недвижимостей. В общем, правительство [прусское] встретило мало сопротивления со стороны поляков; городской жизни вне Варшавы не существовало; крестьяне, найдя защиту от злоупотреблений панства, быстро приспособились к новому режиму; недовольное дворянство уединилось в своих имениях; некоторые эмигрировали в Литву, где их сословие находилось в более благоприятном положении…

… В русской части Польши народные массы — православные или униатские по вере и русские по языку — издавна были подчинены польским панам — католикам, которые, собственно, и составляли полноправное население страны. Опираясь на массы, правительство имело возможность совершенно парализовать польское влияние, однако оно и не помышляло об этом… Как бы то ни было, шляхта в русских областях сохранила привилегированное положение, и ее галицийские собратья не раз взирали на нее с завистью».[205]

Тут стоит обратить внимание на интересный момент. Если в Малой России была какая-то прослойка местного украинского дворянства, выделившегося из казачьей верхушки и исповедовавшего православие, то в Белой Руси своего дворянства не было. Уже к середине XVII в. потомки русских бояр и князей, живших в Великом княжестве Литовском, полностью ополячились и стали «твердыми» католиками. Дворяне, владевшие имениями в Белоруссии, считали себя исключительно поляками и говорили только по-польски и по-французски. Сейчас как белорусские либералы, так и правительство Лукашенко чохом записали всех польских дворян, проживавших в границах современной Белоруссии, в белорусов. В их число даже попал Феликс Дзержинский. К величайшему сожалению для Лукашенко и его противников, следует признать, что в XIX в. местные дворяне и их холопы слыхом не слыхивали о «белорусской нации».

Итак, как уже говорилось, Россия в ходе трех разделов Польши получила земли с православным и частично униатским простонародьем и тонкой прослойкой дворян — поляков и католиков. Но вместо того чтобы опираться на простой народ, имевший одну веру и почти один язык, Павел I и Александр I начали заигрывать с польской знатью. Видимо, одной из причин этого было желание когда-либо овладеть и остальными польскими землями. Но это вопрос спорный. Главной же причиной, на мой взгляд, была неуверенность обоих императоров в русском дворянстве и желание получить опору своей власти в виде польской шляхты.

Опять процитирую французских историков: «Павел I изменил отношение к ним: освободил Костюшко, Немцевича, Мостовского, Капостаса, вернул на родину тысячи сосланных, доверил дипломатический пост молодому Адаму Чарторыскому. Разоренные смутами XVIII в. области стали отдыхать. Конечно, „золотая свобода“ была утрачена, зато не приходилось больше страдать от крайностей своеволия. Козьмян[206] следующим образом резюмирует мнение своих соотечественников, ставших русскими подданными: „С известной точки зрения нам живется лучше, чем во времена республики; мы в значительной степени сохранили то, что нам дала родина. Нам не приходится теперь бояться уманской резни; хотя Польши нет, мы живем в Польше и мы — поляки“.

В этом отношении Александр I явился продолжателем Павла I. Он вернул из Сибири сосланных, добился освобождения Коллонтая, который еще томился в австрийской тюрьме, призвал поляков в русский сенат, назначил из их среды губернаторов в те губернии, которые входили раньше в состав республики, назначил Северина Потоцкого попечителем Харьковского, а Адама Чарторыского — Виленского университетов. В этом звании Чарторыский был настоящим министром народного просвещения, совершенно самостоятельным в пределах восьми губерний, образованных из бывших польских областей; Вильну он сделал очагом польской науки и литературы. Ученый патриот Тадеуш Чацкий был назначен инспектором школ южной России (губернии Волжская, Подольская, Киевская); он основал с одобрения императора лицей в Кременце, ставшем для юга тем же, чем Вильно для севера».[207]

В таком положении находилась польская шляхта к моменту создания Наполеоном Варшавского герцогства. На карте герцогство выглядело треугольником, вклинившимся между Пруссией и Австрией и упиравшимся вершиной в Неман, и занимало площадь в 1850 кв. миль. Наполеон разделил его на шесть департаментов: Бугдощь, Познань, Калиш, Варшава, Плоцки Ломжа. Население составляло 2 319 360 жителей — сплошь поляков за исключением евреев и незначительного числа немцев.

В том же 1807 г. официально Наполеон присвоил титул короля Саксонии саксонскому курфюрсту Фридриху Августу ІІІ и одновременно назначил его великим герцогом Варшавским. Поляков император спросить так и не удосужился, но они и без того были в восторге. Во-первых, шляхта была рада хоть какому-то польскому государственному образованию, во-вторых, именно представители династии саксонских курфюрстов должны быть польскими королями по проекту конституции от 3 мая 1781 г. и, в-третьих, курфюрст Фридрих Август ІІІ был внуком курфюрста Саксонии Фридриха Августа II, который по совместительству был и предпоследним польским королем Августом ІІІ. Вдобавок Фридрих Август бегло говорил по-польски.

Как великий герцог Варшавский Фридрих Август II получил имя Августа ІІІ. В 1807 г. в Варшаве был опубликован Конституционный статус герцогства, написанный Наполеоном. Согласно статусу, все исповедания объявлялись свободными. Герцогская корона наследственна в саксонской королевской семье. Пять министров (юстиции, внутренних дел и исповеданий, военный, финансов и полиции) вместе с государственным секретарем составляют Государственный совет под председательством короля или назначенного им лица. Сейм состоит из двух палат: сената и палаты депутатов — и собирается через каждые два года в Варшаве по призыву короля-герцога, но не имеет законодательной инициативы. Сенат состоит из 18 членов: 6 епископов, 6 воевод, 6 кастелянов. Все они назначаются королем; полномочия их пожизненны. Сенат и король могут отменять постановления палаты депутатов; король может распускать ее. Она состоит из 60 членов, назначаемых сеймиками, то есть уездными собраниями знати, и из 40 депутатов от общин. Полномочия депутатов продолжаются 9 лет, и состав их возобновляется по третям каждые 3 года. Право участвовать в прениях принадлежит лишь членам государственного совета и комиссии депутатов, остальные только подают голоса. Земельные собственники — дворяне, священники, лица с образовательным цензом, офицеры — также обладают избирательным правом. Департаменты (числом шесть) управляются префектами и супрефектами. Польское гражданское право заменяется Кодексом Наполеона.

Образовав Варшавское герцогство, Наполеон создал метастабильное состояние в регионе. Герцогство своим существованием раздражало и Россию, и Пруссию.

Радость шляхты была недолгой, а затем пошли разговоры о новых границах образца 1772 г., а то и начала XVII в. Польские же крестьяне были разорены донельзя русскими, французскими и прусскими войсками. У крестьян уже нечего было брать, и русские части в 1806–1807 гг. силой друг у друга отбивали обозы с продовольствием. Крестьянству нужно было только выжить, а панству подавай Речь Посполитую «от можа до можа». В результате Польша и поляки стали одной из причин обострения отношений между двумя императорами и начала войны 1812 г.

В 1807–1808 гг. Наполеон создал национальную польскую армию общей численностью около пятидесяти тысяч человек. Среди них было 35 тысяч пехоты, 12,5 тысячи кавалерии, 3,5 тысячи артиллеристов и 800 саперов. Пехота состояла из семнадцати полков трехбатальонного состава. Каждый батальон включал шесть рот (одна гренадерская, одна егерская и четыре фузелерские). Кавалерия состояла из шестнадцати полков (один кирасирский, два гусарских, три конно-егерских и десять уланских), все полки были четырехэскадронного состава. Артиллерия состояла из пешего полка в двенадцать рот и конного полка в две батареи. Инженерные войска составляли шестиротный батальон саперов и понтонеров.

Польская армия содержалась за счет Варшавского герцогства. Кроме того, несколько частей, укомплектованных поляками, Наполеон включил в состав французской армии. Эти части финансировались исключительно французским правительством. К ним принадлежал Вислинский легион в составе четырех полков пехоты и одного полка кавалерии. В 1811 г. войска эти были усилены еще двумя легкоконными полками. Кроме того, в составе старой гвардии Наполеона находился еще гренадерский легкоконный полк, сформированный в 1807 г. из родовитых польских панов. Польские войска участвовали в войне с Испанией и зарекомендовали себя с самой лучшей стороны.

В 1809 г. в ходе войны Наполеона с Австрией армия эрцгерцога Фердинанда вторглась в герцогство, но была вытеснена польской армией Понятовского.

По приказу Наполеона в 1811 г. в Варшавском герцогстве было сформировано еще 14 тысяч запасных войск, в числе которых было семнадцать батальонов (по одному на пехотный полк), шестнадцать эскадронов (по одному на кавалерийский полк) и батальон артиллерии. Затем была создана милиция численностью 18 тысяч человек, и к началу войны 1812 г. Наполеон располагал 85 тысячами польских войск (по другим сведениями — 100 тысячами).

К июню 1812 г. в великой армии Наполеона находились следующие польские военные соединения:

Войска Варшавского герцогства: V польский корпус князя И. Понятовского: 1-я пехотная дивизия Заиончека (3, 15 и 16-й пехотные полки), 2-я пехотная дивизия Домбровского (1, 6,14,17-й пехотные полки), 3-я пехотная дивизия Княжевича (2, 8 и 12-й пехотные полки) и кавалерийская дивизия Каминского (5-й конно-егерский, 7, 8 и 11-й уланские, 13-й гусарский и 14-й кирасирский полки).

При каждой пехотной дивизии находилась бригада кавалерии в составе двух полков (4-й конно-егерский и 12-й уланский, 1-й конно-егерский и 15-й уланский, 9-й уланский и 10-й гусарский полки, две пеших и конная роты). К корпусу была придана саперная рота.

Остальные войска находились в составе французских корпусов и образовали две пехотные бригады Радзивилла[208] (5,10 и 11-й пехотные полки), бригаду Жолтовского (4, 7, 9-й пехотные полки) и кавалерийскую бригаду Рожницкого (2, 3,16-й уланские полки). Бригады Радзивилла вошли в состав дивизии Гранжана X корпуса Макдональда, бригада Жолтовского — в дивизию Жерара XI корпуса Виктора. Кавалерийская бригада Рожницкого находилась в IV кавалерийском корпусе Латур-Мобура. Кроме того, 13-й пехотный полк был оставлен гарнизоном в Замостье.

Польское панство давно мечтало о войне с Россией и было несказанно радо походу великой армии. К примеру, польский поэт и мелкий шляхтич Адам Мицкевич, увидев французские войска, входящие в город Ковно, на радостях написал поэму «Пан Тадеуш». Там, в частности, говорилось:

Идет сраженье… Где? — не знают.
«Где ж битва?» — молодежь кричит
И брать оружие спешит.
А группы женщин простирают
В молитвах руки к небесам,
В надеждах, волю дав слезам;
«За нас, — все хором восклицают, —
Сам Бог: с Наполеоном — Он,
А с нами — сам Наполеон!»[209]

После начала вторжения Наполеон призвал поляков, живших на территории Российской империи, вступать в его армию. В июле 1812 г. он приказал сформировать в Литве национальную гвардию, жандармов, гвардейский уланский полк, четыре пехотных и пять кавалерийских полков. В общем в армии Наполеона собралось не менее 120 тысяч поляков.

Справедливости ради надо сказать, что в 550-тысячной великой армии Наполеона этнические французы составляли меньшинство. А большая часть армии состояла из немцев, итальянцев, жителей Австрийской империи, поляков и др. Причем они состояли как в национальных частях, так и включались в состав французской армии. Между прочим, в грабежах как в Москве, так и в России в целом в основном участвовали не французы, а немцы и поляки. Это отметили многие авторы — от А. С. Пушкина до академика Е. В. Тарле.

Действовали национальные части (в том числе и польские) в подавляющем большинстве случаев совместно с французскими войсками, и выделять их действия под Смоленском, Бородином, Тарутином и так далее было бы искусственно и непонятно широкому читателю. Поэтому я ограничусь рассказом о двух операциях, где участвовали только польские войска.

В октябре 1812 г. Наполеон, неся большие потери от голода, холода и партизан, отступил на запад. Естественно, что и царя, и многих генералов охватил охотничий азарт — «как бы словить Бонапартия».

С юго-запада на перехват Наполеону шла армия адмирала П. В. Чичагова. 5 ноября Чичагов занял Минск и таким образом оказался в глубоком тылу французской армии. Было очевидно, что единственным и кратчайшим направлением для отступления Наполеона к Вильно был город Борисов и его окрестности, где имелась возможность переправиться через реку Березину.

7 ноября Чичагов приказал графу Ламберту с отрядом в 4,5 тысячи человек занять Борисов и связаться с армией Витгенштейна, наступавшей с севера. Затем в Борисов должны были вступить основные силы Чичагова.

На рассвете 9 ноября отряд Ламберта подошел к Борисову. Город защищали четыре тысячи поляков при 12 пушках под командованием генералов Бронниковского и Домбровского. Город был укреплен двумя редутами, соединенными ретраншементом. Обширные леса окружали предмостные укрепления, оставляя вокруг открытую полосу шириной около версты.

Ламберт, имея подробные сведения о расположении борисовских укреплений, приказал 14-му егерскому полку атаковать правый редут, а 38-му — левый. 7-й егерский полк должен был наступать на центр и поддерживать 14-й и 38-й полки. 34-я батарейная и 11-я конная роты артиллерийским огнем поддерживали наступавших. Около 10 часов утра оба редута были взяты.

В это время на дороге из Гуры-Ушковицы было замечено приближение неприятельской колонны из пехоты и кавалерии. В эту критическую минуту Ламберт решился ввести в дело последний резерв. Один батальон Витебского пехотного полка с арзамасскими драгунами был направлен против пехоты, занявшей опушку леса. Все остальные войска обратились против колонны, неожиданно появившейся с юга и составлявшей арьергард дивизии Домбровского под началом Пакоша (один батальон и два эскадрона).

Лихо действовала и конная артиллерия. Картечь 12-й конной артиллерийской роты расстроила колонну Пакоша. Отражены были и попытки поляков перейти в наступление вдоль Зембинской дороги. Опрокинутые, они в беспорядке бежали в лес.

Обеспечив свои фланги, Ламберт повел атаку на ретраншемент. 7-й и 38-й егерские полки двинулись на штурм, но были с потерями отбиты, а Ламберт тяжело ранен. Однако в 3 часа дня русские вновь пошли в атаку, которая увенчалась успехом. Овладев предмостным укреплением, войска устремились через мост в город. Там царил страшный беспорядок. Большая дорога на Оршу была загромождена обозами и бегущими людьми. Потери защитников предмостного укрепления только одними пленными составляли более двух тысяч. Кроме того, русским досталось 7 пушек. Потери авангарда Ламберта составили около 900 человек.

К вечеру 10 ноября армия Чичагова заняла линию Березины от Зембина до Уши, а основные силы сосредоточились у Борисова. Чичагову удалось своевременно занять выгодную оборонную линию на пути отступления Наполеона.

В итоге Наполеон был окружен армиями Чичагова, Витгенштейна и Кутузова, и французам оставалось только сдаться. Тем не менее Наполеону удачным маневром удалось обмануть русских, отбить Борисов и переправиться через Березину. В России всех собак повесили на бездарного адмирала, хотя остальные полководцы действовали не менее бестолково. В итоге Чичагов стал героем басни И. А. Крылова, в которой мыши отъели хвост у щуки.

Другим достаточно интересным эпизодом является защита польскими войсками в 1813 г. крепости Замостье (по-польски Замосц), расположенной в 70 верстах к юго-востоку от Люблина. Польский гарнизон крепости состоял из 2500 пехотинцев, 500 артиллеристов и 360 кавалеристов. В Замостье имелось 75 крепостных и 20 полевых орудий. Комендантом крепости был дивизионный генерал Гауке. Запасы продовольствия были рассчитаны на 2,5 месяца осады.

В конце февраля 1813 г. 4,5-тысячный отряд русских войск при 12 полевых орудиях под командованием генерал-лейтенанта Рата подошел к Замостью, но был встречен небольшим отрядом поляков в трех верстах от городских стен. Рат предложил Гауке сдаться. В ответ польский передовой отряд открыл огонь, и Рат быстро ретировался в Люблин.

15 марта Рат вновь подошел к Замостью, но теперь у него было 10 тысяч солдат и осадная артиллерия. Оттеснив передовые отряды поляков, русские приступили 20 марта к постройке редутов, где установили 52 осадных орудия. Бомбардировка крепости продолжалась до 27 апреля. В городе возникали пожары.

27 апреля поляки пошли на вылазку и овладели редутом № 10 (севернее деревни Яновицы). Однако польские командиры поняли, что удержать редут будет трудно, и в ночь на 28 апреля он был покинут.

После этого Рат, вместо того чтобы усилить пехотное прикрытие редутов, велел бросить их совсем и отвел войска за пределы действия польских крепостных орудий.

Рат решил взять ляхов измором, однако 23 мая (4 июня) 1813 г. в местечке Плесвич (Силезия) между союзниками и французами было заключено перемирие на полтора месяца, до 8 (20) июля 1813 г. (Позже его продлили.) Поэтому с 12 июня военные действия у Замостья были прекращены. Поляки воспользовались перемирием для пополнения запасов крепости. 21 августа перемирие закончилось, но русские и в дальнейшем ограничились той же блокадой, тем более что регулярные войска из отряда Рата были отозваны, а под крепостью остались только казаки и милиция.

Совершенное истощение гарнизона и жителей Замостья от голода, холода (из-за недостатка топлива), цинги и других болезней (при полном отсутствии медикаментов) вынудили коменданта принять предложенные ему Ратом 23 ноября условия капитуляции, по которым остатки гарнизона (107 офицеров и 1271 нижний чин), из которых половина едва могли двигаться, вышли из крепости с воинскими почестями и были отправлены в Варшаву в качестве военнопленных. По моему мнению, у поляков есть все основания гордиться мужеством защитников Замостья.

Последней 25 декабря 1813 г. сдалась польская крепость Модлин.

Отдел ратных перейдем к политике. Еще в декабре 1812 г. Александр I, прибывший в занятый русскими войсками город Вильно, объявил всеобщую амнистию всем полякам — подданным России, которые служили Наполеону. 16(18) февраля 1813 г. русские войска вступили в Варшаву. Саксонская администрация бежала, а в столице Александр I передал власть временному правительству в составе двух русских и трех поляков.

15 (27) июня 1813 г. в городе Рейхенбахе в Силезии была подписана секретная русско-прусско-австрийская конвенция, согласно которой Варшавское герцогство подлежало разделу между Россией, Пруссией и Австрией. Вместе с пакетом других секретных рейхенбахских соглашений эта конвенция была предложена Наполеону австрийскими дипломатами, которые играли роль посредников. Однако император отказался, и война была продолжена.

После отречения Наполеона 18 (30) мая 1814 г. в Париже был подписан мирный договор, по которому Франция возвращалась к границам на 1 января 1792 г. с небольшим приращением, династия Бурбонов восстанавливалась на престоле и т. д. Однако окончательный раздел Европы союзники решили провести на конгрессе в Вене, который был открыт 1 ноября 1814 г.

На Венском конгрессе было решено, что все союзники — Англия, Австрия и Пруссия — получат большие приращения в Европе, а Англия еще и в колониях, а вот Россия, которая вынесла основную тяжесть войны с Наполеоном, должна получить «кукиш с маслом». Австрия и особенно Англия были категорически против передачи России района Варшавы, а Пруссия — части Саксонии. Спору нет: Александр I требовал земли, которые никогда не принадлежали Русскому государству и были заселены этническими поляками, но ведь и оппоненты не предлагали независимость этим районам — их лишь присоединяли к Австрии. Почему же Россия должна была отдавать плацдарм, с которого началось вторжение в 1812 г.?

Сравним, к примеру, Варшавскую область и Мальту. Англия не имела никаких прав на Мальту, и с Мальты никак нельзя было угрожать Британским островам. Единственным аргументом за было наличие британских солдат на острове.[210] Так, извините, в 1814 г. русские войска были в Париже! Почему бы не восстановить независимость Мальты, которую она имела в течение нескольких столетий, или не передать остров Королевству обеих Сицилии, которое находилось всего в 90 верстах от Мальты? Но, увы, на Венском конгрессе господствовал двойной стандарт: один — для просвещенной Англии, и другой — для русских варваров.

3 января 1815 г. был заключен секретный союз между Австрией, Англией и Францией, которые «сочли необходимым, — как сказано в договоре, — по причине претензий, недавно обнаруженных, искать средств к отражению всякого нападения на свои владения». Договаривающиеся стороны обязались: если вследствие предложений, которые они будут делать и поддерживать вместе, владения одной из них подвергнутся нападению, то все три державы будут считать себя подвергнувшимися нападению и станут защищаться сообща. Каждая держава выставит для этого 150-тысячное войско, которое выступит в поход не позднее шести недель по востребованию. Англия имеет право при этом выставить наемное иностранное войско или платить по 20 фунтов стерлингов за каждого пехотного солдата и по 30 за кавалериста. Договаривающиеся державы могут приглашать другие государства присоединиться к договору и приглашают к тому немедленно королей Баварского, Ганноверского и Нидерландского.

Надо ли говорить, что союз этот был направлен против России. Риторический вопрос: за что отдали жизни миллионы русских людей?

Спас Россию от новой войны «враг рода человеческого». Вечером 7 марта 1815 г. в Вене, в императорском дворце, был бал, данный австрийским двором в честь собравшихся государей и представителей европейских держав. Вдруг в разгар празднества гости заметили какое-то смятение вокруг императора Франца: бледные перепуганные царедворцы поспешно спускались с парадной лестницы, и вообще создавалось впечатление, будто во дворце внезапно вспыхнул пожар. В одно мгновение залы дворца облетела весть, заставившая всех собравшихся в панике покинуть бал: только что примчавшийся курьер привез известие, что Наполеон покинул Эльбу, высадился во Франции и, безоружный, идет прямой дорогой на Париж.

Движение Наполеона к Парижу хорошо иллюстрируют заголовки парижских газет: «Корсиканское чудовище высадилось в бухте Жуан», «Людоед идет к Грассу», «Узурпатор вошел в Гренобль», «Бонапарт занял Лион», «Наполеон приближается к Фонтенбло», «Его императорское величество ожидается сегодня в своем верном Париже».

Людовик XVIII драпанул так быстро, что забыл на туалетном столике оригинал секретного договора от 3 января 1815 г. Наполеон переслал этот договор Александру I, тот показал договор австрийскому канцлеру Меттерниху и демонстративно бросил его в камин.

18 июня 1815 г. войска Наполеона были разбиты англо-прусскими силами Веллингтона и Блюхера. Через три десятка лет молодой Герцен, рассматривая картину, запечатлевшую встречу и взаимные поздравления Веллингтона и Блюхера ночью на поле битвы у Ватерлоо, сказал: «Как им не радоваться. Они только что своротили историю с большой дороги по ступицу в грязь, и в такую грязь, из которой ее в полвека не вытащат…»

Наполеон напугал союзников, и 21 апреля (3 мая) 1815 г. в Вене были подписаны русско-прусский и русско-австрийский договоры о разделе Варшавского герцогства. (Многие историки называют эти договоры четвертым разделом Польши.) В итоге Россия уступила Австрии четыре уезда Восточной Галиции: Злочувский, Бржезанский, Тарнопольский и Залешчикский. К Австрии отошел весь Величковский соляной бассейн (включая его подземную часть, заходящую на территорию Российской империи), а саксонский король Фридрих Август I уступил России большую часть Варшавского герцогства.

В ноябре 1815 г. Александр I подписал конституцию образованного в составе Российской империи Царства Польского. Высшую законодательную власть осуществляли сейм, собиравшийся раз в два года, и Государственный совет, действовавший постоянно. Русский император, который одновременно был и польским королем, имел право наложить вето на любое решение сейма. Император назначал в Варшаве наместника либо из лиц царской фамилии, либо кого-то из поляков. Конституция вернула многие польские исторические традиции: деление на воеводства, коллегиальность министерств (их функции выполняли правительственные комиссии) и воеводских властей. Согласно конституции, формировалось польское войско, административное и судебное делопроизводство должно было осуществляться на польском языке. Провозглашались неприкосновенность личности, свобода слова и печати. Военную службу следовало отбывать в пределах Царства Польского, то же положение распространялось и на тюремное заключение.

Некоторые авторы козыряют тем, что в Царстве Польском правом голоса обладали около ста тысяч человек, то есть больше, чем было избирателей во Франции времен Реставрации. На самом деле это связано не с демократичностью царя, а с большим процентом дворян в Польше, чем во Франции. Таким образом, даже голодный шляхтич был избирателем, а богатый крестьянин — нет.

Тем не менее на 1816 г. польскую конституцию можно считать самой либеральной в Европе после британской. Русское либеральное офицерство и дворянство тщетно надеялись на введение аналогичной конституции в остальных частях империи.

11 апреля 1814 г., сразу после первого отречения Наполеона, Александр I разрешил всем польским войскам вернуться на родину вместе с войсковым имуществом. Только из охотников (добровольцев) гвардейского легкоконного полка был сформирован эскадрон для сопровождения Наполеона на Эльбу. Эскадрон этот принял участие в событиях 1815 г. и погиб целиком под Ватерлоо.

14 апреля 1814 г. император Александр I выразил согласие на возвращение всех польских войск на родину и передал командование над ними цесаревичу Константину Павловичу. В течение 1814 г. со всех концов Европы и России начали стекаться в Польшу бывшие солдаты, и к 1 ноября 1814 г. в рядах новой армии числилось уже 30 тысяч человек. Армия эта, состоявшая исключительно из польских уроженцев, содержалась на средства Царства Польского и могла быть употреблена для защиты своей родины только в пределах Польши.

Действующие польские войска состояли из тринадцати пехотных и девяти кавалерийских полков, десяти артиллерийских рот и батарей и одного саперного батальона и делились на гвардию и полевые войска. Гвардия состояла из одного пехотного и одного конно-егерского полков и двух полубатарей.

Польские войска сохранили бывшее у них при Наполеоне I обмундирование с незначительными изменениями в соответствии с русскими образцами. Вооружение и снаряжение были русского образца. В армии были оставлены польские ордена Святого Станислава, Белого орла и орден «Virtuti militari», жалуемый исключительно за боевые отличия. Официальным языком в армии был признан польский, но цесаревич рекомендовал генералам и начальникам частей ознакомиться с русскими командами на случай совместных маневров. Польским войскам были назначены оклады жалованья, значительно превышавшие оклады русских войск. Срок службы для нижних чинов полагался 8 лет.

20 июля 1815 г., вдень торжественного объявления в Варшаве о восстановлении Царства Польского, войска польской армии присягнули императору Александру I как царю Польскому.

Первым наместником царя в Польше был назначен 63-летний генерал Юзеф Заиончек. Он был участником Польских восстаний 1793 и 1794 гг., воевал с Бонапартом в Италии, Египте и т. д. В 1812 г. Заиончек был взят в плен русскими войсками.

Во время Русско-турецкой войны 1828 г. император Николай I (1796–1855) выразил желание двинуть польские войска в Турцию, но из-за сильного противодействия великого князя Константина отказался от этого намерения.

Замечу, что Константин Павлович, подобно многим другим начальникам, оказавшимся в Варшаве, завел роман с красивой полькой. Дело кончилось тем, что 12 мая 1820 г. (н.с.) великий князь Константин Павлович женился на панне Жаннетте Грудзинской. По такому случаю Александр I присвоил панне титул светлейшей княгини Лович. Детей у них не было, но с ними жил внебрачный сын Константина Павел Александров, рожденный в 1802 г. Жозефиной Фредерис.

Один из воспитателей Павла Александрова — граф Мориоль — писал, что после женитьбы на Жаннетте Грудзинской Константин полюбил тихую, уединенную семейную жизнь. Он не устраивал ни балов, ни вечеров, ни званых ужинов, а предпочитал всему этому чай в очень узком кругу, чтение вслух и обсуждение газетных новостей. Любимыми темами застольных бесед были мистика и метафизика. Константин много спал, принимал только нескольких генералов и чиновников, без которых не могла действовать администрация, и совершенно отстранился от жизни варшавского общества.

Польские историки вовсю обличают четвертый раздел Польши, но сможет ли кто-нибудь из них привести пример столь спокойного существования Польши за 15 лет, как в 1815–1830 гг.? Без рокошей, конфедераций, вторжений иностранных войск, «междусобойчиков» магнатов с применением артиллерии и т. п. не проходило ни одного десятилетия с 1700 г. Риторический вопрос: жилось ли в 1815–1830 гг. этническим полякам в Пруссии и Австрии лучше, чем в Царстве Польском?

Но беспокойные паны над столь глупыми вопросами не задумывались, а продолжали болтать о великой отчизне «от можа до можа». Появились и тайные общества. Наиболее известными были Общества филоматов и филаретов в Виленском университете (1817 г.), членом одного из которых был польский поэт Адам Мицкевич (1798–1855). В 1821 г. среди офицеров возникает Патриотическое общество, ставившее своей задачей борьбу за восстановление независимой Польши на основе Конституции 3 мая 1791 г. В 1829 г. в Варшаве возникает тайное офицерское общество «Заговор подхорунжих». Что поделаешь, в Европе мода была такая: в Италии — карбонарии, в России — декабристы, во Франции — бонапартисты и т. д.

1830 г. ознаменовался революционными выступлениями по всей Европе. 27 июля восстал Париж. Два дня баррикадных боев, и над королевским дворцом был поднят трехцветный флаг революции 1789 г. 2 августа король Карл X отрекся от престола и бежал в Англию. Началась революция в Бельгии, начались волнения в германских государствах, активизировались карбонарии в Италии.

Польские заговорщики решили, что их час настал. Подавляющее большинство панов и часть мещан были настроены революционно, но определенных планов ни у кого не было: одни требовали строгого соблюдения царем Конституции 1815 г., другие — независимости Польши в полном объеме. Кроме того, возник вопрос о границах новой Польши, и началась полная бестолковщина. Несколько упрощая ситуацию, можно сравнить панов-заговорщиков с Василием Алибабаевичем из кинофильма «Джентльмены удачи»: «А ты зачем побежал?» — «Все бежали, и я побежал».

Поводом к восстанию стало распоряжение Николая I о подготовке сбора денежных средств и размещении на постой русских войск, намеченных для прохода через Польшу с целью подавления революции в Бельгии.

В ночь с 17 на 18 (29 на 30) ноября часть польских войск подняла мятеж. Повстанцы захватили арсенал и дворец Бельведер, где проживал наместник. Замечу, что несколько десятков польских генералов и старших офицеров отказались от участия в бунте и были убиты заговорщиками. Позже по приказу Николая I в Варшаве на Саксонской площади убитым польским военачальникам будет поставлен большой обелиск с восемью львами, сидящими у его подножия.

Русский гарнизон Варшавы состоял из двух гвардейских пехотных полков, трех гвардейских кавалерийских полков и двух батальонов гвардейской артиллерии. Из-за бездарности и либерализма великого князя Константина русский гарнизон не оказал должного сопротивления полякам и днем 18 ноября покинул Варшаву.

Великий князь Константин заявил: «Всякая пролитая капля крови только испортит дело» — и отпустил верные ему польские части, находившиеся в Варшаве, на соединение с мятежниками. Крепости Модлин и Замостье были переданы полякам, а великий князь с русскими войсками бежал в русские пределы.

В Варшаве образовалось временное правительство во главе с генералом Ю. Хлопицким. Однако в январе 1831 г. Хлопицкий ушел в отставку, а вместо него стал шестидесятилетний Адам-Ежи Чарторыский, тот самый, который был другом Александра I и министром иностранных дел России с 1803 по 1807 г. Между прочим, этому Адаму мало было поста главы национального правительства и президента сената, он явно метил в короли. После поражения восстания Адам Чарторыский эмигрировал в Париж, где считался до самой своей смерти в 1861 г. первым кандидатом на польский трон.

21 января 1831 г. (н.с.) сейм официально низложил Николая I с польского престола и провозгласил лозунг «За вашу и нашу свободу!» как девиз солидарности польского и русского революционного движения. Но позже сейм «наступил на грабли» — отклонил предложение об отмене крепостного права, чем лишил себя поддержки крестьянства.

Таким образом, историк при желании может считать с этого момента (21 января 1831 г.) Польшу независимой, а Польское восстание 1830–1831 гг. — польско-русской войной. Разумеется, русские гражданские и военные власти считали поляков мятежниками.

К началу боевых действий польская армия насчитывала до 130 тысяч человек. Артиллерия поляков имела в своем составе 106 полевых орудий. Их число было увеличено за счет старых прусских гаубиц и музейных экспонатов, в том числе турецких трофейных мортир XVIII в., которые царь прислал ранее для памятника королю Владиславу.

Польские генералы Прондзинский и Крыжановский предлагали наступательную тактику. Они хотели собрать всю польскую армию в единый кулак и последовательно бить русских по частям, не давая им объединиться. В Варшаве же должен был остаться лишь небольшой гарнизон численностью четыре-пять тысяч человек. Кроме того, они надеялись при вступлении польских войск в Литву и Белоруссию на восстание местной шляхты и присоединение ее к польским войскам.

Однако генерал Хлопицкий отверг этот план и 20 декабря 1830 г. (н.с.) приказал расположить всю польскую армию двумя колоннами по дорогам Брест — Варшава и Белосток — Варшава так, чтобы на каждой дороге находилось в глубину по несколько эшелонов, которые могли бы, отступая перед русскими частями, концентрироваться у одного сборного пункта — Грохова (в 5 км юго-восточнее Варшавы), где и предполагалось дать бой.

Узнав о восстании в Варшаве, Николай I собрал во дворе Инженерного замка гвардейские части и сообщил им об этом событии. В ответ на негодующие возгласы молодых офицеров Николай сказал: «Прошу вас, господа, поляков не ненавидеть. Они наши братья. В мятеже виновны немногие злонамеренные люди. Надеюсь, что с божьей помощью все кончится к лучшему».

12 (24) декабря царь издал манифест, в котором говорилось, что русские должны проявить по отношению к полякам «правосудие без мщения, непоколебимость в борьбе за честь и пользу государства без ненависти к ослепленным противникам». Тем не менее как в правящих придворных кругах, так и в русском обществе (разумеется, дворянском) были очень сильны опасения иностранной интервенции, то есть вмешательства Франции и Англии в польский вопрос. В феврале 1831 г. в Париже был образован польский комитет при участии генерала Лафайета. Но сей славный генерал последние 40 лет занимался исключительно болтовней, и до интервенции дело не дошло.

Стоит заметить, что русское либеральное дворянство, систематически критиковавшее внутреннюю политику русского правительства, заняло резкую антипольскую позицию. Так, разжалованный в солдаты декабрист Александр Бестужев писал 5 января 1831 г. из Дербента матери: «Третьего для получил Тифлисские газеты и был чрезвычайно огорчен и раздосадован известием об измене Варшавской. Как жаль, что мне не придется променять пуль с панами добродеями… Одно только замечу, что поляки никогда не будут искренними друзьями русских… Как волка ни корми…»

А. С. Пушкин по поводу польского восстания написал несколько стихотворений, из которых наиболее известны «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Замечу, что оба стихотворения обращены не к полякам, а к тем, кто их подстрекал, сидя в уютных кабинетах в Лондоне и Париже.

Зачем анафемой грозите вы России?
Что возмутило вас? волнения Литвы?
Оставьте: это спор славян между собою
Домашний, старый спор, уж взвешенный судьбою,
Вопрос, которого не разрешите вы.

Так высылайте ж нам, витии,
Своих озлобленных сынов:
Есть место им в полях России,
Среди нечуждых им гробов.

(«Клеветникам России»)

Ступайте ж к нам: вас Русь зовет!
Но знайте, прошенные гости!
Уж Польша вас не поведет:
Через ее шагните кости!..

(«Бородинская годовщина»[211])

Думаю, слова Александра Сергеевича актуальны и сейчас, спустя 170 с лишним лет. Риторический вопрос: зачем вступать Польше в НАТО? Кто ей угрожал? Известно, что еще с конца 50-х гг. в НАТО разрабатывали планы ограниченной ядерной войны,[212] только тогда полем боя должна была быть Германия. Какое государство теперь станет полем боя? Что произойдет с этим государством, если там будет взорвано от 300 до 500 тактических ядерных боеприпасов мощностью от 0,5 до 10 килотонн? Я же могу сказать только одно: после такого обмена ударами в центре Европы радиационный фон в Париже и Москве будет мало отличаться от нормального, а уж о Нью-Йорке и Екатеринбурге я молчу.

Но вернемся в 1830 г. Силы, которыми располагал Николай I для усмирения Польши, могли быть доведены до 183 тысяч человек (гвардия из Петербурга, Гренадерский корпус из новгородских поселений, I и II корпуса из состава 1-й армии, VI корпус — бывший Литовский, ІІІ и V резервные кавалерийские корпуса). Однако для сбора всех этих войск требовалось свыше четырех месяцев. Корпуса Гвардейский великого князя Михаила Павловича и II графа Палена-второго могли прибыть лишь к весне.

К декабрю 1830 г. на месте — у Бреста и Белостока — находился один лишь VI корпус барона Розена — около 45 тысяч сабель и штыков. На марше находились Гренадерский корпус князя Шаховского и I корпус графа Палена-первого с резервной кавалерией южных поселений.

Главнокомандующим был назначен фельдмаршал граф Дибич-Забалканский,[213] начальником штаба — граф Толь. Дибичу были подчинены Гродненская, Виленская, Минская, Подольская, Волынская губернии и Белостокская область, объявленные в военном положении.

К 20 января 1831 г. русские силы у границы Царства Польского насчитывали 114 тысяч человек. Надеясь быстро разгромить мятежников, Дибич не придал большого значения снабжению своих войск и решил не утяжелять армию обозами и артиллерийскими парками. Провианта было взято всего на пятнадцать дней, а фуража — на двенадцать. В артиллерии были оставлены третьи дивизионы батарей, выступивших таким образом в составе восьми орудий вместо двенадцати. Пехотные полки выступили в составе двух батальонов.

24 и 25 января русские войска перешли границу Царства Польского одиннадцатью колоннами, но с таким расчетом, чтобы иметь возможность за двадцать часов сосредоточить главные силы в количестве восьмидесяти тысяч человек.

Главные силы (I, VI пехотный и ІІІ резервный кавалерийский корпуса) Дибич двинул в район между реками Буг и Нарев, поручив V резервному кавалерийскому корпусу барона Крейца демонстрацию на Люблин. Гренадерскому корпусу, шедшему на правом фланге общего расположения уступом позади и на значительном удалении от главных сил, была предоставлена свобода действий.

Дожди и оттепель, сделавшие непроходимыми лесистый и болотистый Буго-Наревский район, побудили Дибича сосредоточить войска у Венгрова, а затем свернуть на Брестское шоссе. Фельдмаршал решил нанести удар в правый фланг расположения поляков, отрезав их от Варшавы. Этот фланговый марш был совершен 31 января.

В первых числах февраля быстро продвигавшиеся русские колонны вошли в соприкосновение с польскими войсками, отступавшими к Висле в Варшавский район. 2 февраля произошел неудачный для русских бой под Сточеком, где конно-егерская дивизия генерала Гейсмара была разбита польской конницей генерала Дверницкого. Два русских конных полка бежали, не выдержав сабельной атаки поляков. Русские потеряли 280 человек и 8 пушек, а поляки — 87 человек.

5 февраля русская армия под командованием фельдмаршала Дибича выступила из Венгрова двумя колоннами. В правой колонне, по дороге на Станиславов, шел VI корпус генерала Розена, а в левой, по шоссе через Калушин, — I пехотный корпус графа Палена-первого, и за ним — резерв. Оттеснив польские дивизии Скржинецкого и Жимирского, авангард корпуса Палена 6 февраля достиг Яновека, а авангард корпуса Розена был в Окуневе. На следующий день, 7 февраля, было решено продолжить движение к Варшаве, причем авангард графа Палена должен был занять Выгодские высоты, а основные силы его корпуса — Милосну. Авангард корпуса барона Розена также должен был дойти до Выгоды, а его корпус расположиться впереди Гржибовской Воли.

Польская армия была собрана у Грохова под началом Хлопицкого и состояла из трех пехотных и трех кавалерийских дивизий. Кроме того, дивизия Жимирского находилась в авангарде, в Милосненском лесу. Всего в польской армии было около 54 тысяч человек при 140 орудиях.

От Яновека до Варва Варшавское шоссе пролегало лесом, который под самым Варвом оставался лишь с правой стороны дороги и продолжался по направлению к Кавенчину. Впереди этого леса на протяжении семи верст до Праги простиралась равнина с песчаными холмами, кустами, болотами и отдельными усадьбами. В двух верстах за Варвом находились деревни Малый и Большой Грохов, а в трех верстах за ними — Прага. Перед Гроховом была небольшая ольховая роща.

Отступив со своей дивизией к Варву, Жимирский оценил важное значение этого пункта и расположился здесь, чтобы препятствовать дебушированию[214] русских войск из леса. Он расставил 9 батальонов по сторонам шоссе, а 28 орудий направил на выходы из леса. К этому времени из главных сил поляков к Жимирскому направлялась дивизия Шембека. Ко времени прибытия этой дивизии к Варву из леса начали показываться передовые части I корпуса Палена. Шембек расположил свою дивизию правее Жимирского, а на правом фланге поставил три полка кавалерийской дивизии Лубенского.

Авангард графа Палена (1-й и 2-й егерский и 3-й кавалерийский полки с шестнадцатью орудиями под командованием генерал-лейтенанта князя Лопухина) при выходе из леса был обстрелян из сорока орудий, но все-таки выстроился в порядок по обеим сторонам шоссе. Подтягивались свежие войска, и завязался горячий бой.

На выстрелы к Вавру прибыл главнокомандующий Хлопицкий и, убедившись в необходимости помешать дебушированию русских войск из леса, приказал Шембеку оттеснить в лес вышедшие уже из него русские войска. А чтобы прикрыть свои войска от обхода их с левого фланга колонной VI корпуса, двигавшейся по Окуневской дороге на Выгоду, и помешать соединению русских колонн, Хлопицкий направил туда дивизию Круковецкого (13 батальонов и 24 орудия). Остальные войска были оставлены в резерве у Глухова.

1-й и 2-й егерские полки под натиском превосходящих сил поляков были оттеснены к лесу, но прибывший бегом 5-й егерский полк с 1-й конной батареей полковника Паскевича упорно защищал свою позицию на шоссе. Бросившийся в атаку Черноморский полк был опрокинут. К авангарду прибыли граф Пален и начальник главного штаба армии граф Толь. Великолуцкий полк был направлен Паленом вправо от шоссе, где поляки сильно продвинулись вперед. Ему удалось удержать натиск поляков до 10 ч утра.

Жимирский, продвигаясь лесом вперед, теснил слабый русский правый фланг с двух сторон. Прибывший сюда на помощь Новоингерманландский полк был не в силах сдержать наступление поляков, и русская пехота отступила. Граф Толь, опасаясь, что поляки получат возможность разрезать русскую армию пополам, выдвинул на правый фланг Староингерманландский полк и батальон 4-го морского полка, артиллерию же 3-й дивизии расположил уступом за конной батареей, левее шоссе; 3-й морской полк был двинут влево. Благодаря этим мероприятиям инициатива в бою перешла к русским.

В 11 часов утра на поле сражения прибыл фельдмаршал Дибич с девятью батальонами 2-й пехотной дивизии. В это время поляки усилили свои войска, расположенные в лесу, и повели атаку на фланг батарей, расположенных на шоссе, стремясь охватить их. Густой лес скрывал движения поляков, но князь Горчаков все же заметил их и повернул орудия 1-й конной батареи направо, фронтом параллельно шоссе, а затем открыл через шоссе картечный огонь. Поляки, пораженные внезапностью этого огня, отступили в глубь леса, но часть их застрельщиков бросилась на батарею, поставленную Толем. Дибич послал для их отражения свой конвой и полуэскадрон лубенских гусар, и поляки были опрокинуты.

Было уже около полудня, а правая русская колонна еще не дебушировала из леса. Поляки, понимая всю важность русского правого фланга, направили против него все свои усилия. Между тем Дибич послал на подкрепление правого фланга Эстляндский полк, вызвал на поле сражения 2-ю гренадерскую дивизию и послал Розену приказание ускорить движение. Авангард Розена под командованием Влодека должен был двигаться на одной высоте с авангардом I корпуса, но из-за большого расстояния и плохой дороги он прибыл к Гржибовской Воле только в 2 часа дня.

Чтобы задержать движение колонны Розена, Круковецкий, имея пехотную дивизию и конно-егерский полк, выслал одну полубатарею со стрелками в лес. Выходы из леса были заняты бригадой Гелгуда с полубатареей, а остальные войска стали в резерве у Выгоды, правее дороги. Влодек, слыша слева от себя сильную пальбу, выдвинул в лес влево от дороги 50-й егерский полки 1-й батальон 49-го егерского полка, вошел в связь с Эстляндским полком корпуса Палена, вытеснил поляков из леса и стал постепенно развертывать свои колонны у опушки.

Дибич, услышав выстрелы на правом фланге, что указывало на вступление в бой корпуса Розена, приказал начать общее наступление в центре и на левом фланге. Вся линия русских войск, выйдя из леса, стала продвигаться вперед. Толь опрокинул Жимирского, Пален оттеснил Шембека. На нашем левом фланге сумцы и новоархангельцы при содействии огня пехоты и артиллерии отбросили назад кавалерию Лубенского, который поспешил укрыться за свою пехоту.

Русская пехота двинулась по шоссе вперед и заняла Вавр. На нашем правом фланге упорно держался Круковецкий. После ожесточенного боя русские опрокинули 5-й польский пехотный полк, занимавший высоту. Русские перешли в общее наступление, и левый фланг поляков был оттеснен к Грохову. Корчма Выгода тоже была ими оставлена. Круковецкий отошел к ольховой роще.

Для овладения Кавенчином Розен послал Польский и Волынский уланские полки и Житомирский пехотный полк, которые опрокинули калишскихулан, защищавших это селение. К 4 часам дня все выходы из леса были в руках русских. Наши войска расположились биваком на тех местах, где их застал приказ. Поляки отошли за Малый Грохов без преследования со стороны русских, остановились перед Большим Гроховом и заняли позицию.

В этом бою потери русских составили до 3700 человек, из них до 100 офицеров. Потери поляков были не меньше — только в плен русские захватили 600 человек.

После сражения при Варве войска генерала Хлопицкого расположились следующим образом: 1-я пехотная дивизия Круковецкого — в Брудно, имея один батальон с одним эскадроном в Зомбках; 2-я и 3-я пехотные дивизии Жимирского и Скржинецкого — у ольховой рощи; 4-я пехотная дивизия Шембека — между Брестским шоссе и болотами острова Сасска-Кемпа, занимая здесь двумя полками егерей лесок. По сторонам ольховой рощи была расположена артиллерия: вправо до шоссе — четыре батареи, влево по дороге в Кавенчин — две батареи. Пространство между главными силами и дивизией Круковецкого занимала кавалерия: дивизия Лубенского — поперек дороги в Зомбки; корпус Уминского (две дивизии и две батареи) — у колонии Эльснер, наблюдая Зомбки — Кавенчин; вблизи Праги — косиньеры, артиллерийские резервы и парки. Всего 56 тысяч (36 тысяч пехоты, 12 тысяч кавалерии, 8 тысяч косиньеров), а без Круковецкого — 44 тысячи человек.

Русская армия расположилась следующим образом: I пехотный корпус графа Палена-первого (1-я, 2-я и 3-я пехотные дивизии и 1-я гусарская дивизия) — по обеим сторонам Брестского шоссе; литовский (VI) пехотный корпус барона Розена (24-я и 25-я пехотные дивизии, литовская гренадерская бригада и литовская уланская дивизия) — на опушке большого леса, примыкая к правому флангу Палена и имея часть артиллерии на позиции у корчмы Выгода и конницу у Кавенчина; 2-я гренадерская дивизия — на Брестском шоссе за корчмой Вавр; ІІІ резервный кавалерийский корпус графа Витта, гвардейский отряд и артиллерийский резерв — в Милосне. Отряд командира гренадерского корпуса князя Шаховского подходил с севера и 12 февраля занял Белоленку. Русских войск было 72 тысячи человек (56,5 тысячи пехоты и 16,5 тысячи кавалерии) при 252 орудиях, а без Шаховского 59,5 тысячи человек при 196 орудиях.

Главнокомандующий фельдмаршал Дибич намеревался дать бой 14 февраля, причем главный удар нанести на левый, наиболее открытый фланг противника отрядом Шаховского, усиленным ІІІ резервным кавалерийским корпусом, через Белоленку на Брудно и далее, отрезая поляков от Праги. Розен должен был развернуться по обе стороны Кавенчина; Пален — примкнуть к его левому флангу, имея 1-ю дивизию левее шоссе; резерв — собраться за Кавенчином.

В 9 часов 30 минут утра 13 февраля русская артиллерия открыла огонь, и правый фланг медленно начал наступать к ольховой роще. Опушку рощи занимала польская бригада Голанда, за ней расположилась бригада Чидевского, за рощей стояла дивизия Скржинецкого. Около 10 часов утра Розен двинул в атаку пять батальонов 24-й дивизии, которые ворвались в переднюю часть рощи, но, дойдя до рва, были отброшены. Розен ввел в дело шесть батальонов 25-й дивизии, но дивизия Жимирского принудила эти части к постепенному отступлению. В подкрепление были двинуты справа два полка 25-й дивизии, а слева — два полка I корпуса. Вторая атака была проведена восемнадцатью батальонами, которые к 11 часам выбили дивизию Жимирского из рощи, при этом сам Жимирский был смертельно ранен. Русские, заняв противоположную опушку, оказались под картечным огнем. Хлопицкий выдвинул дивизию Скржинецкого, за которой устремилась и дивизия Жимирского. Этими двадцатью тремя батальонами восемнадцать русских батальонов были выбиты из рощи.

Тем временем литовская гренадерская бригада и литовская уланская дивизия продвинулись вперед между Кавенчином и Зомбками. Несвижские карабинеры с Волынским уланским полком выбили поляков из Зомбок и колонии Мациас, два уланских полка прикрывали фланг правее Кавенчина.

Канонада со стороны Белоленки продолжалась, и Дибич в 12 ч дня направил на рощу третью атаку: справа — корпус Розена, слева — 3-ю дивизию. Начальник главного штаба армии граф Толь, присоединив на правом фланге к двум батареям VI корпуса батарею литовской гренадерской артиллерийской бригады и взяв в прикрытие Житомирский полк, стал обходить рощу справа, а Нейдград, двинув шесть батальонов 3-й дивизии в рощу, с остальными начал обходить ее слева. Кроме артиллерии I корпуса по сторонам шоссе были выдвинуты 20-я конно-артиллерийская рота и четыре орудийных гвардейских отряда под прикрытием ольвиопольских гусар.

Захватив опушку, части VI корпуса снова были остановлены огнем из-за большого рва. Обходившая рощу артиллерия графа Толя тоже была остановлена рвом. На левом фланге свежие части 3-й дивизии, опрокинув неприятеля и частью обогнув рощу, попали снова под картечь. Хлопицкий ввел в дело всю дивизию Жимирского, перед этим поддерживавшую Скржинецкого, а сам во главе четырех батальонов гвардейских гренадер повел атаку на правом фланге.

Наши утомленные полки были вынуждены отступить, и постепенно поляки снова заняли всю рощу. Но это был их последний успех в этом бою. Фельдмаршал усилил войска 3-й бригадой 2-й гренадерской дивизии, развернул часть ІІІ резервного кавалерийского корпуса и лично повел войска в наступление. Гренадерская бригада пошла между VI корпусом и 3-й дивизией. Узнав в это время об отходе князя Шаховского от Белоленки, причем поляки легко могли отступить к Праге, Дибич решил поддержать 3-ю бригаду гренадер 2-й бригадой той же дивизии (всего в последовавшей четвертой атаке участвовало 38 батальонов), а правее рощи пустить 3-ю кирасирскую дивизию с лейб-гвардейским уланским полком под общим руководством Толя, дабы обходом конницы облегчить овладение рощей, ударом кирасир разорвать фронт отступавших поляков и правый их фланг отбросить к болотам у Брестского шоссе.

Гренадеры первыми ворвались в рощу, за ними — остальные. Поляки пытались остановиться за рвом, но, не имея более резервов, были опрокинуты, и роща окончательно осталась за русскими. Артиллерия (всего до 90 пушек) действовала по польской артиллерии за рощей.

Конница Толя вынуждена была колонной по шесть преодолевать препятствия и выстраиваться под огнем польской батареи, причем поляки выигрывали время на построение каре. Вперед выдвинулись наши 24 конные пушки Герштенцвейга и 8 пеших пушек, под прикрытием которых конница развертывалась в боевой порядок. Для обеспечения кавалерийского маневра 1-я бригада 2-й кавалерийской дивизии, составлявшая правый фланг боевого порядка пехоты, продвинулась к северной опушке рощи.

В то же время литовская гренадерская бригада с двумя уланскими полками заняла колонии Мациас и Эльснер, а Литовским уланским полком связывалась с кавалерией Толя.

Генерал Хлопицкий приказал дивизии Круковецкого и кавалерии Лубенского перейти к роще, но в это время он был ранен и унесен с поля сражения. С этого момента управление боем у поляков исчезло.

Кавалерия Толя выстроилась в три линии. Решено было повести наступление одновременно по сигналу, и, чтобы отрезать поляков от Праги, каждый последующий полк должен был принимать вправо и подавать вперед правый фланг. Однако Толь, а с ним и начальник кирасирской дивизии увлеклись частной атакой улан против вышедшего из рощи польского батальона. Уланы были остановлены глубокой канавой под огнем противника. Толь вызвал конную батарею, которая очистила путь уланам.

Одновременно двинулись в атаку кирасиры Альберта, атака продолжалась 20 минут. Кирасиры потеряли около половины своего состава, зато у поляков началась паника, а главнокомандующий Михаил Гедеон Радзивилл ускакал в Варшаву. Толь, находясь с уланами, не успел поддержать эту атаку всей дивизией, а затем уже ничего решительного не предпринял.

При виде успеха кирасир барон Гейсмар с кавалерией левого фланга поторопился с атакой и двинул вперед сумских и ольвиопольских гусар и украинских улан с конной батареей, а за ними бригаду егерей. Гусары сбили егерей Шембека и опрокинули его дивизию. В это время Пален двинул и пехоту левого фланга: 1-ю дивизию — левее шоссе, а 2-ю — правее. Польские начальники потеряли голову, лишь Скржинецкий восстановил порядок и занял позицию на холмах у монумента. Слева к нему пристроились кавалерия Уминского и бригада дивизии Круковецкого, позади стала кавалерия Лубенского.

Лишь в 4 часа дня Дибич был наконец обрадован прибытием Шаховского и, объявив гренадерам, что предоставляет им довершение победы, повел их вперед во главе с Литовской гренадерской бригадой и уланами, наступавшими от колонии Эльснер.

Когда гренадеры подошли к польским позициям, было около 5 часов вечера. Деморализация у поляков была полная: Радзивилл приказал даже очистить Прагу и предмостное укрепление. Потом уже Скржинецкий был назначен прикрывать переправу, которая была произведена в беспорядке с 6 часов вечера до полуночи. Защита предмостного укрепления была поручена Малаховскому (дивизии Круковецкого).

Потери поляков в этом сражении составили более 12 тысяч человек и три пушки, потери русских — 9500 человек.

Сражение под Гроховом было успехом русских войск, но успехом тактическим. Дибичу не удалось уничтожить большую часть польского войска. Поляки по-прежнему располагали двумя крепостями на правом берегу Вислы — Модлином и Прагой. Русские войска дошли до Праги, но овладеть ею не сумели.

В это время в польской армии произошли кадровые изменения. Генерал Жимирский умер от ран, полученных под Гроховом, а Радзивилл отказался командовать, на его место был назначен генерал Скржинецкий.

В городе Пулаве на Висле, в ста верстах выше Варшавы, горожане вырезали эскадрон Казанского драгунского полка. По приказу генерала Скржинецкого корпус генерала Дверницкого общей численностью до 15 тысяч человек переправился через Вислу и, опрокинув передовой отряд генерал-лейтенанта барона Крейца, пошел к Люблину. Люблин был взят поляками, однако 27 февраля русские отбили его.

Тем не менее рейд генерала Дверницкого научил Дибича, и тот отправил на юг своего начальника штаба графа Толя с 3-м резервным кавалерийским корпусом, частью 3-й гренадерской дивизии и Литовской гренадерской бригадой, поручив ему отрезать корпус поляков от Вислы.

Сам же Дибич с главными силами отступил от Праги на восток. Пополнив запасы снаряжения, фельдмаршал решил овладеть Варшавой и в первых числах марта 1831 г. стал сосредоточивать армию у Тырчина, где собирался переправиться через Вислу. Прикрывать операцию с тыла на Брестском шоссе был оставлен VI корпус барона Розена.

Скржинецкий, которому удалось поднять дух своей армии, упавший было после Грохова, сознавал всю опасность форсирования русскими Вислы и решил во что бы то ни стало воспрепятствовать этой операции, отвлечь Дибича от переправы. Сосредоточив скрытно у Праги до 40 тысяч человек, он 20 марта нанес VI корпусу жесткое поражение при Дембе-Вильке. В этом бою у Скржинецкого было большое численное превосходство: 33 тысячи поляков против 18 тысяч русских. Русские потеряли убитыми и ранеными 2500 человек, пленными 3000 человек, пять знамен и десять пушек. Поляки потеряли убитыми и ранеными до 2000 человек.

В результате сражения у Дембе-Вильке Дибич приостановил наступление к Висле, отложил переправу и, двинувшись на выручку Розену, соединился с ним 31 марта у Седлеца.

Важную роль в обороне поляков играла крепость Замостье. 21 февраля 1831 г. комендант Крысинский выслал к Устилугу, расположенному в 60 верстах восточнее Замостья, четыре линейные роты с четырьмя пушками, усиленные косиньерами и кракусами (пешими и конными добровольцами). Этот отряд напал на Устилуге врасплох на передовой отряд Житомирского полка и захватил в плен командира батальона полковника Богомольца, а также 5 офицеров и 370 нижних чинов.

С 5 по 28 марта в Замостье находился корпус генерала Дверницкого. Затем Дверницкий выступил из крепости на Волынь. 7 апреля у местечка Боремле Дверницкий имел сражение с русским IV кавалерийским корпусом генерал-лейтенанта Ридигера. У Ридигера было 9000 человек и 36 пушек, а у Дверницкого — 6000 человек и 12 пушек. Русские потеряли 700 человек и 5 пушек, но Дверницкий был вынужден отказаться от похода в Подолию.

В новом сражении с русскими 15 апреля у Людинской корчмы Дверницкий потерял до тысячи человек, в том числе 250 пленными. После этого сражения Дверницкий с четырьмя тысячами поляков перешел австрийскую границу и был интернирован австрийцами.

Фельдмаршал Дибич рассчитывал перейти в наступление от Седлеца 12 апреля, но был остановлен распоряжением Николая I, повелевавшего выждать прибытия гвардии. Один лишь Крейц разбил 27 апреля отряд Хршановского у Любартова. Во время стоянки у Седлеца в армии началась холера, в марте было всего двести заболевших, а к концу апреля их число достигло пяти тысяч.

Узнав от лазутчиков, что Скржинецкий намерен атаковать 1 мая, Дибич решил упредить его и оттеснил польские авангарды отЯнова. Однако Скржинецкий, сосредоточив 1 мая у Сероцка 45-тысячное войско, двинулся в ломжинском направлении против Гвардейского корпуса, в котором с отрядом Сакена было около 27 тысяч человек.

После ряда упорных арьергардных боев великий князь Михаил Павлович отвел свой корпус к Снядову. Скржинецкий, несмотря на свое превосходство в силах, не посмел атаковать русскую гвардию, а напал для начала на отряд Сакена, занимавший Остроленку. Но Сакен своевременно отступил в Ломжу. Во время этой операции две польские дивизии (Хлаповецкого и Гелгуда) вышли в тыл Гвардейскому корпусу, отошедшему за Нарев, в район Белостока. Попытки поляков перейти Нарев успехом не увенчались.

Дибич упорно не хотел верить в то, что поляки наступают против гвардии, но когда польская кавалерия Лубенского оказалась у Нурана-Нареве, фельдмаршалу пришлось все же поверить. Быстро двинувшись вместе с гренадерами, I пехотным и ІІІ конным корпусами, он 10 мая отбросил Лубенского и пошел на польскую армию. Скржинецкий начал отступать, но Дибич 14 мая настиг его и разгромил при Остроленке. В этом сражении с русской стороны участвовали 3-я гренадерская и 1 — я пехотная дивизии (15 тысяч человек), которые перед этим прошли чуть больше суток 70 верст по сыпучему песку. У поляков было 24 тысячи. Честь победы в первую очередь принадлежит суворовцам-фанагорийцам и астраханцам, форсировавшим Нарев и долгое время дравшимся со всей польской армией. Тщетно Скржинецкий носился перед фронтом своих войск, посылая их вперед: «Напшуд Малаховски! Рыбиньски напшуд! Вшистки напшуд!»

Русские потеряли свыше трети войска, а поляки — 7100 человек убитыми и ранеными, 2100 пленными и три пушки.

Отведя свое разбитое войско к Варшаве, Скржинецкий решил спасти положение диверсией на Литву и двинул туда дивизию Гелгуда в составе 12 тысяч человек. Но уже менее чем через две недели поляки имели в Литве 24 тысячи человек, столько же там к этому времени было и русских войск. 7 июня Гелгуд атаковал Вильно, но был разбит Сакеном и отступил в Пруссию, где был интернирован.

Между тем на поле боя появился самый страшный противник — холера. В госпиталях русской действующей армии в 1831 г. умерло от болезней 27 393 человека,[215] в подавляющем большинстве от холеры. 30 мая умер от холеры в Пултуске фельдмаршал Дибич, а 17 июня в Витебске холера скосила великого князя Константина Павловича.

Надо сказать, что Дибич скончался вовремя — император был им очень недоволен и уже в начале апреля 1831 г. вызвал в Петербург с Кавказа фельдмаршала И. Ф. Паскевича (графа Эриванского),[216] которым он хотел заменить Дибича. 8 мая Паскевич прибыл в Петербург, а 4 июня получил должность командующего армией в Польше. Чтобы Паскевич мог быстрее добраться до армии, царь специально отправил его на пароходе «Ижора» из Кронштадта в прусский порт Мемель. Оттуда сухим путем Паскевич добрался до главной штаб-квартиры в Пултуске.

Царь потребовал от Паскевича быстро покончить с восстанием, так как Франция уже собиралась официально признать польское правительство. Николай I лично утвердил план кампании, согласно которому Паскевич должен был переправиться через Вислу близ прусской границы, у Осека, и оттуда двинуться на Лович — Варшаву, обеспечив себе тыл границей, а левый фланг — Вислой. 1 июня были наведены мосты, а с 4 по 7 июня состоялась переправа.

Скржинецкий пытался отвлечь Паскевича от переправы, двинувшись на стоявший в Калушине слабый отряд генерала Головина, но Головин сам перешел в наступление на поляков и этим смелым движением сковал их, обеспечив развертывание переправившейся русской армии на левом берегу Вислы.

У Головина было 5500 человек и 14 пушек, а у Скржинецкого — 22 000 человек и 42 пушки.

Головин развернул свой отряд на очень широком фронте, введя, таким образом, поляков в заблуждение относительно своей численности. Потери русских составили 250 убитых, 165 раненых, 700 пленных (все были ранены) и одна пушка. Потери поляков неизвестны: убыло около 1000 человек, в плен взято 160 человек. Потерпев неудачу, Скржинецкий возвратился в Варшаву.

20 июля русские войска заняли город Лович в 75 верстах к западу от Варшавы. Опасаясь, что Паскевич двинется оттуда прямо на Варшаву, Скржинецкий занял было позицию у Болимова, но уже 25 июля был вынужден отступить за Равку.

Варшаву охватила паника, Скржинецкого заменили Дембинским. 3 августа произошел переворот, президентом Речи Посполитой был назначен Круковецкий, а сейм подчинил главнокомандующего правительству. Но Дембинский был против этого подчинения и подал в отставку, тогда вместо него назначили Малаховского.

А тем временем генерал Ридигер с отрядом в 11 тысяч человек 25 и 26 июля переправился через Вислу и взял Радом, а затем большую часть своего отряда двинул на усиление главной русской армии под Варшавой.

Малаховский, сосредоточив свыше трети своих сил (20 тысяч человек генерала Ромарино) в Праге, решил повторить мартовский маневр Скржинецкого на Дембе-Вильке[217] и разбить VI корпус на Брестском шоссе. Этим он намеревался отвлечь главные силы Паскевича на правый берег Вислы. Ромарино потеснил было Розена, но получил приказание не зарываться ввиду критического положения Варшавы и не удаляться от столицы. Демонстрация конницы Лубенского на русские переправы у Осека успеха не имела.

6 августа армия Паскевича, численность которой была доведена до 85 тысяч человек, обложила Варшаву, защищаемую 35 тысячами поляков, не считая корпуса Ромарино, действовавшего самостоятельно.

С весны 1831 г. поляки быстрыми темпами укрепляли свою столицу. Варшава была окружена тремя линиями укреплений, и кроме того, поляки устроили отдельные укрепленные пункты у селений Круликарня, Раковец, Воля и Париж, вынесенные вперед на одну-две версты от первой линии. Отдельных укреплений (редутов и люнетов) в двух передних линиях насчитывалось до ста, из них на левом берегу 81. Третьей оборонительной линией был сплошной городской вал, возведенный значительно раньше с таможенными целями и теперь только усиленный реданами и флешами. В пределах Варшавы, на Мотоковской площади и так называемом «Плаце Брони», были построены два редута как опорные пункты для борьбы. Для того же служили и Мировские казармы, соединенные баррикадами и приспособленные для упорной обороны.

Для обороны Праги поляки использовали существовавший городской вал и построили впереди несколько отдельных укреплений. Самым сильным на левом берегу был редут «Воля» с фасами бастионного и полигонного начертания и с редюитом в юго-западном углу. Брустверы были высотой 12 футов (3,66 м), редут окружал глубокий ров с палисадом. Внутри укрепления имелись сад и каменный костел, окруженный каменной стеной высотой 8 футов (2,44 м) с бойницами в ней.

Император Николай I повелел Паскевичу предложить гарнизону Варшавы капитулировать, при этом пообещав амнистировать всех сдавшихся. Однако Круковецкий заявил, что условия капитуляции унизительны, и отказался.

На рассвете 25 августа состоялся первый штурм Варшавы. Основной удар был направлен на редут «Воля» и смежные с ним укрепления номер 54 и 55. По приказу Паскевича 100 русских полевых пушек подъехали на 300 саженей (640 м)[218] к польским укреплениям и в течение двух часов вели интенсивный огонь. Затем укрепления 54 и 55 были взяты штурмом. Однако «Воля», где имелось 12 пушек и 5 батальонов пехоты, продолжала держаться. Тогда Паскевич приказал подвезти еще 70 пушек и атаковал «Волю» с трех сторон. К 11 часам утра «Воля» была взята. Поляки бросили в контратаку 12 батальонов, чтобы отбить «Волю», но потерпели неудачу.

К вечеру 25 августа русские заняли еще один редут и укрепленную деревню Раковеч близ Ерусалимской заставы.

На следующее утро, 26 августа, штурм Варшавы возобновился. Под прикрытием огня 120 орудий русская пехота атаковала предместья Вольское и Чисте и овладела двумя редутами. Затем русские овладели заставами Вольская и Ерусалимская и прорвались за городской вал. К полуночи (с 26 на 27 августа) русские войска овладели валом на протяжении 12 верст.

Поляки загородили улицы баррикадами и установили в наиболее опасных местах фугасы, однако сейм уполномочил генерала Круковецкого капитулировать. Круковецкий направил Паскевичу письменный акт, в котором говорилось, что Варшава и весь польский народ «покоряются безусловно воле законного правительства».

Согласно условиям капитуляции польские войска должны были очистить Варшаву и Прагу к 5 часам утра 27 августа и следовать к Плоцку. В 8 часов утра русские войска вошли в Варшаву под командованием великого князя Михаила Павловича, сам же Паскевич накануне был контужен близко пролетевшим ядром.

В ходе двухдневного штурма Варшавы русские потеряли 10 тысяч человек, а поляки — до 11 тысяч. Русские взяли в плен 3 тысячи человек и 132 орудия. Вечером 27 августа Паскевич прибыл в Варшаву и занял Бельведерский дворец. Граф решил «закосить» под Суворова. Он послал Николаю I в Петербург курьером внука Суворова с кратким донесением: «Варшава у ног Вашего Императорского Величества». Николаю сия комедия понравилась, и он наградил его за этот подвиг с царской милостью. Граф Паскевич-Эриванский был возведен в княжеское достоинство с проименованием Варшавский и титулом Светлейшего.

Замечу, что Суворов взял Варшаву совсем при другом соотношении сил, а княжеский титул получил за итальянский поход, и, между прочим, генерал Моро неровня генералу Круковецкому.

Польский корпус генерала Ромарино (15 тысяч человек и 42 орудия), на который так надеялись варшавяне, был оттеснен русскими войсками к австрийской границе. Войска Ромарино перешли границу и были интернированы австрийцами.

Польские же войска, ушедшие из Варшавы, через три дня отказались подчиниться условиям капитуляции. Офицеры стали утверждать, что Круковецкий не имел достаточных полномочий для подписания капитуляции. Главнокомандующий Малаховский был заменен генералом Рыбанским. Однако войска Паскевича преследовали Рыбанского и вынудили его 23 сентября уйти в Пруссию. Там 20 тысяч поляков при 96 орудиях были интернированы.

Через два дня, 25 сентября (7 октября), сдался польский гарнизон крепости Модлин. Последней капитулировала крепость Замостье — 9 (21) октября 1831 г.

Восстание 1863 г., в отличие от восстания 1831 г., ни один из историков не называет войной, хотя по масштабам боевых действий оно вполне соответствует средней европейской войне XIX в. Дело в том, что до 1830 г. Польшу формально и фактически можно было считать государством, находившимся в личной унии Российской империи, а после подавления восстания 1831 г. Царство Польское стало одной из частей империи, хотя и с особым статусом.

Александр I слишком надеялся на Священный союз и на здравый смысл польских магнатов, которые, по его мнению, не должны были желать повторения войны 1806–1813 гг. на территории Польши. Царство Польское, как уже говорилось, имело либеральную конституцию, свой сейм, свою армию, большинство офицеров которой имели опыт войны с Россией, экономическую независимость и др. Фактически Царство Польское не имело лишь права вести независимую внешнюю политику. Так стоило ли из-за этого бунтовать? А то, что главой государства формально был русский царь, так полякам не привыкать: ведь почти сто лет Польшей управляли из Дрездена саксонские курфюрсты, носившие титул польских королей.

После подавления восстания Николай I кардинально изменил политику в отношении Царства Польского. В ноябре 1831 г. он учредил Временное правительство Польши во главе с И. Ф. Паскевичем. Русский император уничтожил польскую конституцию. В феврале 1832 г. был опубликован Органический статут, согласно которому Царство Польское объявлялось неотъемлемой частью Российской империи, а польская корона — наследственной в русском императорском доме: отдельной коронации императора теперь не требовалось. Управление Польшей возлагалось на Административный совет с наместником императора во главе. Сейм был упразднен. Польскую конституционную хартию Николай приказал хранить в Оружейной палате как историческую реликвию.

Польские национальные войска были распущены, а в Царстве Польском введена система рекрутских наборов в русскую армию. В Польше было увеличено число войск. С середины 30-х гг. в Царстве Польском резко возросли объемы строительства гужевых дорог. В 1845 г. в русской Польше была введена в строй первая железная дорога Варшава — Скерневице протяженностью 55 верст, а в 1848 г. — железная дорога Лович — Ченстохов — австрийская граница (протяженностью 262 версты).

15 февраля 1851 г. вышло высочайшее повеление о строительстве железнодорожной линии Петербург — Варшава. Трасса этой магистрали проходила через Гатчину, Лугу, Псков, Остров, Двинск, Вильно, Гродно, Белосток. Проектная протяженность составляла 1280 км. В 1859 г. поезда из Петербурга пошли в Псков, в 1860 г. — в Динабург, а в 1862 г. — в Варшаву. В том же 1862 г. была введена в строй железнодорожная линия Вильно — пограничная станция Вержболово, где произошло соединение с прусской системой железных дорог.

К 1831 г. западные крепости России — Замостье, Модлин, Брест и другие — влачили жалкое существование. Восстание 1831 г. кардинально изменило взгляды Военного ведомства на крепостную оборону западных областей России. При этом имел место и субъективный фактор — император Николай I, будучи еще великим князем, ведал инженерными делами и крепостями. Он приказал построить три линии крепостей для защиты западной границы. В первую линию вошли крепости, расположенные в Царстве Польском: Модлин, Варшава, Ивангород и Замостье.

19 февраля 1832 г. Николай I лично утвердил план капитальной перестройки крепости Модлин, составленный генерал-майором Деном. 14 марта 1834 г. крепость была переименована в Новогеоргиевск. В 1836 г. строительство крепости было близко к окончанию, и на вооружение ее было назначено 495 орудий и 122 крепостных ружья. Гарнизон крепости должен был состоять из восьми батальонов пехоты, двух эскадронов конницы, семи рот крепостной артиллерии и одной роты саперов. В 1841 г. строительство Новогеоргиевска было закончено.

В начале 1863 г. в крепости по штату должно было быть 709 орудий, а фактически было 683. Самыми мощными орудиями Новогеоргиевской крепости были 79 однопудовых (196-мм) единорогов, 49 96-фунтовых (229-мм) каронад, 15 пятипудовых (334-мм) мортир и 22 двухпудовые (245-мм) мортиры. Все эти орудия были чугунными.

Каронада

Специально для укрепления столицы Польши почти в черте города на левом берегу Вислы генерал-майор Ден спроектировал Александровскую цитадель. На правом берегу реки было расположено предмостное укрепление — форт Сливицкий, названный так в память полковника генерального штаба Сливицкого, который в 1831 г. при взятии Варшавы зажег Пражский мост. Крепость была заложена 19 мая 1832 г.

Варшава. План цитадели и передовых фортов.

В начале 1863 г. в Александровской цитадели было положено иметь 341 орудие, а фактически состояло 335. Самыми мощными орудиями были 40 однопудовых единорогов, двенадцать 96-фунтовых каронад, 16 пятипудовых и 16 трехпудовых мортир. Причем согласно приказу Военного ведомства 8 однопудовых коротких единорогов были поставлены не в казематах, а открыто на валу на элевационных станках (то есть с большим углом возвышения) для «бомбардировки города». Замечу, что это было предусмотрено еще в мирное время.

В 1837 г. у впадения реки Вепрж в Вислу была заложена крепость Ивангород.[219] Строил крепость генерал-майор Ден. К началу 1863 г. в крепости по штату было положено иметь 328 орудий, а фактически состояло 326. Самыми мощными орудиями Ивангорода были 43 однопудовых единорога, четыре 96-фунтовые каронады, 3 пятипудовые и 22 трехпудовые мортиры.

Самой слабой крепостью Царства Польского было Замостье. Ее в 30-х гг. почти не перестраивали. В 1833 г. на ее вооружении состояло 257 орудий и 50 крепостных ружей. Гарнизон составляли три батальона пехоты, один эскадрон конницы, четыре артиллерийские роты и одна саперная рота. После восстания 1863 г. крепость Замостье была упразднена, а укрепления срыты.

Вторая линия крепостей находилась за пределами Царства Польского. Главной в ней была крепость Брест-Литовск, постройка которой началась в июне 1833 г. под руководством генерал-майора Дена. Через пять лет крепость была введена в строй. К началу 1863 г. в ней было положено иметь 442 орудия, а фактически состояло 423. Самыми мощными орудиями Брест-Литовска были 112 однопудовых единорогов, девять 96-фунтовых каронад, 2 пятипудовые и 25 трехпудовых мортир.

В тылу располагалась третья линия крепостей, главными из которых были Киев, Бобруйск и Динабург.

Система русских крепостей непрерывно совершенствовалась с 1830 по 1894 г. На Западе довольно высоко оценивали состояние инженерной обороны русской границы. Основываясь на данных немецких специалистов, Фридрих Энгельс писал: «Русские, в особенности после 1831 г., сделали то, что упустили сделать их предшественники. Модлин (Новогеоргиевск), Варшава, Ивангород, Брест-Литовск образуют целую систему крепостей, которая, по сочетанию своих стратегических возможностей, является единственной в мире».

По мнению автора, тут классику можно верить: во-первых, он хорошо разбирался в военном деле, а во-вторых, очень ненавидел царскую Россию, и обвинить его в приукрашивании трудно.

В начале мая 1856 г. новый император Александр II (1818–1881) через Москву и Брест-Литовск прибыл в Варшаву. Туда же стеклись в большом числе со всех концов Царства Польского губернские и уездные предводители дворянства, дворяне-помещики, придворные, кавалерственные и знатные дамы. Принимая 11 мая дворянских предводителей, сенаторов и высшее католическое духовенство, царь произнес по-французски знаменательную речь: «Господа, я прибыл к вам с забвением прошлого, одушевленный наилучшими намерениями для края. От вас зависит помочь мне в их осуществлении. Но прежде всего я должен вам сказать, что взаимное наше положение необходимо выяснить. Я заключаю вас в сердце своем, как финляндцев и как прочих моих русских подданных, но хочу, чтобы сохранен был порядок, установленный моим отцом. Итак, господа, прежде всего оставьте мечтания! („Роіпг de reveries!“ — эти слова Александр II произнес дважды.) Тех, кто хотел бы оставаться при них, я сумею сдержать, сумею воспрепятствовать их мечтам выступить из пределов их воображения. Счастье Польши зависит от полного слияния ее с народами моей империи… Финляндия и Польша одинаково мне дороги, как и все прочие части моей империи. Но вам нужно знать, для блага самих поляков, что Польша должна пребывать навсегда в соединении с великой семьей русских императоров. Верьте, господа, что меня одушевляют лучшие намерения. Но ваше дело — облегчить мне мою задачу, и я снова повторяю: господа, оставьте мечтания! Оставьте мечтания! Что же касается до вас, господа сенаторы, следуйте указаниям находящегося здесь наместника моего князя Горчакова; а вы, господа епископы, не теряйте никогда из виду, что основание доброй нравственности есть религия и что на вашей обязанности лежит внушить поселянам, что счастье их зависит единственно от полного их слияния со святою Русью».

15 мая царь вновь заявил польским панам: «Оставьте всякие мечты о независимости, которые нельзя ни осуществить, ни удержать». В тот же день Александр II подписал акт об амнистии полякам — участникам восстания 1831 г. Император заявил, что «все возвратившиеся эмигранты могут даже, по истечении трех лет раскаяния и доброго поведения, стать полезными, возвратясь на государственную службу».

Проведя в Варшаве шесть дней, император Александр II отправился в Берлин на встречу с прусским королем Фридрихом Вильгельмом IV. Замечу, что в первый день своего царствования Александр II написал Фридриху Вильгельму: «Я глубоко убежден, что, пока оба наши государства останутся в дружбе, вся Европа может еще быть спасена от всеобщего разрушения; если же нет, то горе ей». Можно лишь сожалеть, что наследники обоих монархов забыли эти пророческие слова.

В январе 1856 г. после смерти фельдмаршала Паскевича наместником в Царстве Польском был назначен генерал от артиллерии князь Михаил Дмитриевич Горчаков. Одновременно он был назначен и главнокомандующим вновь сформированной в Польше I армии. Горчаков был стар (р. 1783) и отличался от своего предшественника крайней мягкостью в обращении с поляками, выступая и в Петербурге усердным и постоянным ходатаем за них. Именно его покровительству поляки обязаны в самом начале царствования Александра II полученными льготами.

Возникает вопрос: почему же поляки взбунтовались, если новый наместник был так хорош? Франция и Англия нахально врали на весь мир, что в Польше происходит демократическая революция, направленная против тирании русского царя. Причем самое интересное в том, что и русское правительство Александра II, и позже советские историки придерживались той же точки зрения.

На самом деле все было наоборот. Напомню, что начало 60-х гг. — это разгар реформ в Российской империи, проводимых императором Александром II: освобождение крестьян (в самый разгар восстания царь подписал закон о запрещении телесных наказаний), идет подготовка к созданию земств, судебной реформы и др. Другой вопрос, что довольно узкий круг русских революционеров из дворян и разночинцев требовал более радикальных реформ — ликвидации помещичьего землевладения и др. Советские историки в своих трудах даже пытались объединить польских повстанцев и русских революционеров, мол, они вместе боролись с «проклятым царизмом». Увы, цели у них были совсем разные. Восстание 1863 г. было инспирировано исключительно сверху панами и ксендзами.

Повстанцы не ставили своей целью провести какие-либо демократические или экономические реформы. Главным их лозунгом была полная независимость Польши в границах 1772 г. «от можа до можа», то есть от Балтийского до Черного моря, с включением в ее состав территорий, населенных русскими или немцами. Диссиденты, то есть православные и протестанты, должны были кормить оголодавшую шляхту. Любопытно, что ряд польских магнатов «умеренных взглядов» предлагали русским сановникам компромиссное решение — Польша останется в составе Российской империи под властью царя, но ее административные границы следует расширить до территориальных границ Речи Посполитой образца 1772 г., то есть попросту панам нужны хлопы, и бог с ними, с «тиранией» и самодержавием.

Первые признаки брожения, охватившего польское общество, стали появляться с лета 1860 г., когда в Варшаве прошли политические манифестации, устраиваемые в память деятелей или событий предыдущих мятежей. В процессиях, выходивших из костелов, участвовали лица всех сословий, много было среди них воспитанников учебных заведений, женщин и детей. Они проходили по городу, неся польские национальные значки и эмблемы, распевая полурелигиозные, полуполитические гимны, попадавшиеся им по пути русские полицию и войска встречали руганью и насмешками. Народу раздавались листовки и портреты борцов «за независимость» — Килинского, Костюшко и др.

До конца 1860 г. власти терпели эти нарушения порядка, не привлекая виновных к ответственности и не принимая никаких мер к предупреждению беспорядков. Дошло до того, что во время пребывания в Варшаве Александра II и его августейших гостей — австрийского императора и прусского принца-регента, в день, назначенный для парадного спектакля, императорская ложа в Большом театре была облита купоросом, а уличные мальчишки отрезали шлейфы у дам, ехавших на бал к наместнику. По пути следования царя на улицах и площадях раздавался свист.

В начале февраля 1861 г. члены Земледельческого общества съехались в Варшаву на общее собрание для обсуждения важного вопроса, переданного им на рассмотрение варшавским правительством, «О способах наилучшего разрешения в Царстве Польском вопроса о поземельных отношениях крестьян к землевладельцам». Этим не преминули воспользоваться паны-заговорщики. 13 февраля, в годовщину сражения при Грохове, печатные воззвания приглашали народ собраться на площади Старого Мяста и оттуда шествовать к дворцу наместника, где заседало Земледельческое общество. Князь М. Д. Горчаков решил не допустить эту заранее подготовленную манифестацию. По его распоряжению обер-полицмейстер полковник Трепов во главе полицейских солдат и конных жандармов разогнал толпу, вышедшую из монастыря Паулинов с факелами, хоругвями и пением.

Порядок был восстановлен, но ненадолго. Два дня спустя, 15 февраля, толпы поляков собрались в различных частях города и двинулись к Замковой площади. Встретившись с солдатами, стоявшими вдоль Краковского предместья и на площади перед замком, они забросали их камнями. Тогда по команде генерала Заблоцкого передний взвод дал залп, в результате в толпе было убито шесть человек и столько же ранено. Толпа немедленно рассеялась.

Этого-то и нужно было заговорщикам. Председатель Земледельческого общества граф Андрей Замойский в туже ночь собрал представителей всех сословий для составления и подписания на имя императора адреса. На следующее утро депутация, состоявшая из архиепископа Фиалковского, графов Замойского и Малаховского и панов Кронеберга и Шленкера, отвезла этот документ к наместнику в Замок для дальнейшей пересылки в Петербург. В этом адресе, составленном от имени «всей страны», выражались требования возвратить Польше национальные Церковь, законодательство, воспитание и всю общественную организацию как необходимые условия народного существования.

Наместник Горчаков совершенно растерялся. Он не только принял из рук депутатов адрес, но и пообещал доставить его императору, а также согласился на все предъявленные ему требования.

Александр II получил известие о варшавских беспорядках за три дня до подписания манифеста об освобождении крестьян. Император был опечален, но настроен решительно. Он телеграфировал в Варшаву Горчакову: «Во всяком случае, теперь не время на уступки, и я их не допущу».

21 февраля 1861 г. царь приказал отправить в Польшу подкрепление войскам в составе гусарской бригады 1-й кавалерийской дивизии и всей 2-й пехотной дивизии, а также четырех казачьих полков с Дона.

Престарелый и тяжелобольной князь Горчаков был не в состоянии справиться с волнениями в Варшаве. Так, 27 марта рядом с резиденцией наместника произошел настоящий бой, в ходе которого поляки потеряли десять человек убитыми, а русские войска — пятерых; 45 поляков было задержано.

В связи с болезнью Горчакова царь поручил временно исполнять эту должность военному министру И. О. Сухозанету, но, прибыв 27 мая в Варшаву, генерал-адъютант Сухозанет уже не застал в живых князя Горчакова, скончавшегося 18 мая. Задачей военного министра было поддержание порядка и спокойствия в крае до прибытия нового наместника, на должность которого Александр II назначил близкое к себе и доверенное лицо, к тому же католика по вероисповеданию, генерал-адъютанта графа К. К. Ламберта.

Сухозанет, невзирая на распоряжения своего предшественника и в силу военного положения, объявленного Паскевичем в 1833 г. и с тех пор формально не отмененного, одних из задержанных участников демонстраций предал полевому суду, а других выслал административным порядком за пределы Царства Польского во внутренние губернии Российской империи. Такие энергичные действия были одобрены Александром II и не замедлили принести плоды. Листовки с призывами выйти на демонстрации по-прежнему распространялись, но на улицы никто не выходил. Замечу, что среди арестованных было очень много ксендзов.

12 августа 1861 г. в Варшаву прибыл новый наместник граф Ламберт, а Сухозанет вернулся в Петербург. Генерал-адъютант Карл Карлович Ламберт, подобно большей части русского генералитета, был из гвардии. Он служил в лейб-гвардейских кирасирах, затем в кавалергардах, несколько месяцев воевал с горцами на Кавказе, а затем длительное время служил в штабах. Ни военных знаний, ни достаточного политического опыта Ламберт не имел. Почти сразу после его приезда в Варшаве вновь возобновились волнения.

На похоронах варшавского архиепископа Фиалковского произошла новая провокация. Перед погребальной колесницей несли в числе прочих национальных эмблем — короны польских короля и королевы — и старый герб Речи Посполитой: Белый орел с гербами Литвы и Руси. Как видим, речь шла не о «свободе», а о территориальных приобретениях.

1 октября 1861 г. Ламберт объявил все Царство Польское на осадном положении. Первый день после этого объявления прошел спокойно. На следующий день, 3 октября, возвещенные ранее панихиды по Костюшко были отслужены в трех варшавских церквях при обычном пении революционных гимнов. Войска, которыми командовал генерал-лейтенант А. Д. Герштенцвейг, оцепили храмы, но из одного из них народ вышел потайным ходом, а в двух других остался на всю ночь. На заре русские войска приступили к задержанию всех мужчин. Войска вошли в собор Святого Яна и в костел бернардинцев и арестовали 1600 человек. Уличные толпы рассеивались патрулями и кавалерийскими разъездами.

События эти послужили предлогом к тому, что временно заведовавший Варшавской римско-католической епархией прелат Бялобржеский, который в письме на имя наместника протестовал против вторжения войск в храмы, называя эту меру «возвращением к временам Аттилы», распорядился о закрытии всех костелов Варшавы с воспрещением совершать в них богослужение. Городское духовенство поспешило повсеместно привести эту меру в исполнение.

В это время Ламберт проявил малодушие и, ничего не сообщив генерал-лейтенанту Герштенцвейгу, приказал освободить 1660 поляков. Узнав об этом, Герштенцвейг немедленно поехал к наместнику и в резком объяснении с ним назвал Ламберта изменником. Результатом этого стала американская дуэль: жребий застрелиться пал на Герштенцвейга, и утром 5 октября тот выстрелил себе в голову из револьвера.

Граф Ламберт послал отчаянную телеграмму царю: «Ради бога, пришлите кого-нибудь на наши места».

Находившийся в Ливадии Александр II тотчас вызвал из Одессы генерал-адъютанта А. Н. Лидерса[220] и предложил ему должность наместника в Царстве Польском. До его прибытия в Варшаву исполнять эти обязанности должен был возвращавшийся через Царство Польское из заграничной поездки военный министр Сухозанет.

10 октября 1861 г. Сухозанет прибыл в Варшаву, а на следующий день наш бравый кавалергард выехал в Австрию «на лечение». 28 октября к выполнению обязанностей наместника приступил генерал-адъютант Лидере. Свою главную задачу он видел в соблюдении общественного порядка. Войска стояли лагерем на варшавских улицах и площадях, на зиму для офицеров были построены теплые деревянные домики, патрули днем и ночью разъезжали по городу, началось разоружение обывателей, у которых отобрали более семи тысяч ружей, а также пистолеты, сабли, кинжалы и другое оружие.

Следственная комиссия и военные суды продолжали действовать. Ксендзов, осужденных за участие в политических демонстрациях или произнесение возмутительских проповедей, высылали на жительство во внутренние губернии империи. Наиболее активных участников манифестаций присуждали к каторжным работам, отдавали в рекруты или арестантские роты, а других приговаривали к заключению в крепостях или к аресту на гауптвахте. Уличенные в соучастии в беспорядках чиновники увольнялись с должностей, равно как и те, чьи жены и дети носили траур и участвовали в уличных процессиях. Прелат Бялобржеский, виновник закрытия богослужения в костелах, был приговорен к смертной казни, но помилован и заключен в Бобруйскую крепость на один год.

17 апреля 1862 г., в годовщину восшествия на престол и в день рождения Александра II, было объявлено помилование многим политическим преступникам, а участь прочих была значительно смягчена. Большинству из них разрешили вернуться в Царство Польское из ссылки, крепостей и арестантских рот. Среди прощенных было немало ксендзов, в том числе и прелат Бялобржеский. Его возвращение из Бобруйска в Варшаву представляло собой настоящее триумфальное шествие. Женщины осыпали прелата цветами. Огромная толпа собралась в храм, где Бялобржеский впервые отправлял богослужение, и приветствовала его восторженными криками.

В начале 1862 г. Лидере разрешил в ряде городов приступить к работе городским советам (органам самоуправления), а 15 мая 1862 г. прошли выборы в городской совет и в Варшаве. Однако избранными оказались исключительно бунтовщики, в том числе четыре человека, возвращенные по амнистии из заключения.

В конце мая 1862 г. вышел высочайший указ: «Его императорскому величеству, любезнейшему брату нашему, государю великому князю Константину Николаевичу повелеваем быть наместником нашим в Царстве Польском с подчинением ему на правах главнокомандующего всех войск, в Царстве расположенных».

Следует заметить, что среди петербургских сановников великий князь Константин слыл «красным» за активную поддержку самых либеральных реформ.

Узнав об отставке Лидерса, заговорщики все же решили расправиться с ним. Наместник из принципа ездил и гулял по Варшаве без всякой охраны. 15 июня 1862 г., во время прогулки Лидерса по Саксонскому саду, неизвестный выстрелил в него сзади из пистолета. Пуля пробила шею и раздробила челюсть, однако Лидерсу удалось самому добраться до дворца.

20 июня в Варшаву прибыли великий князь Константин Николаевич с супругой. Великая княгиня Александра Иосифовна была беременна, но, несмотря на все предостережения, решилась сопровождать мужа.

Вице-канцлер князь A. M. Горчаков разослал циркуляр по Европе, в котором говорилось: «Приезд в Варшаву государя, великого князя Константина Николаевича, отправившегося туда тотчас по получении известия о покушении, будет живым символом решимости правительства не покидать системы примирения и твердости. Он докажет, что одинокие преступления не столкнут власть с пути, почитаемого ею соответствующим потребностям края».

Однако покушение на Лидерса недолго оставалось единственным. На другой же день по приезде, 21 июня, при выходе великого князя из театра в него в упор выстрелили из пистолета. Пуля, пройдя через эполет, легко ранила его в плечо. Великий князь Константин телеграфировал императору: «Спал хорошо, лихорадки нет, жена не испугана, осторожно ей сказали. Убийцу зовут Ярошинский, портной подмастерье».

Новый наместник обратился к полякам с воззванием, в котором призывал их «отречься от всякой солидарности с виновниками совершенных преступлений, зачинщиками беспорядков, сеятелями смуты, терроризирующими и позорящими страну», обещал немедленное приведение в исполнение новых законов об организации Государственного совета Царства, об учреждении учебных заведений, о переводе крестьян с барщины на оброк, даровании прав евреям, об образовании городских и уездных советов.

В ответ триста знатных панов, съехавшихся в Варшаву, подали адрес графу Андрею Замойскому с просьбой довести его содержание до сведения великого князя. Там говорилось: «Как поляки, мы можем поддерживать правительство лишь тогда, когда оно станет правительством польским и когда все области, составляющие нашу родину, будут соединены воедино и будут пользоваться конституцией и свободными учреждениями. В своем воззвании великий князь сам уважил и понял нашу привязанность к родине; но эта привязанность не может быть раздроблена, и если мы любим нашу родину, то всю в совокупности, в пределах, начертанных ей богом и освященных историей».

В популярном переводе сие означает: пусть нами правит царь, если он заставит работать на нас белорусов и украинцев.

Великий князь Константин широко пользовался предоставленным ему правом помилования. К концу сентября 1862 г. из 499 осужденных им были прощены 289 человек. В день празднования тысячелетия России Александр II в Новгороде подписал указ, которым прекращались все иски казны по имениям, конфискованным за государственные преступления.

Однако все примирительные меры русских властей вызывали лишь обратный эффект. Сторонники восстания образовали Центральный комитет. В декабре 1862 г. в Варшаве собрался съезд польских революционеров, на котором были назначены руководители восстания: на левом берегу Вислы — Лангевич; на правом — Левандовский и Чапский; в Литве — Сераковский, приехавший из Парижа, куда он был командирован за счет Военного ведомства с научной целью; в юго-западном крае — Ружицкий, штаб-офицер русской службы.

В первых числах января 1863 г. Центральный комитет переименовал себя во Временное народное правительство (Народовый ржонд). 10 января ржонд издал воззвание с призывом поднять оружие.

Революционное правительство разделило Царство на восемь воеводств, которые делились на уезды и далее на округа, сотни и десятки. В Париже была образована концессия для вербовки офицеров и закупки оружия.

Предлогом к началу восстания послужил рекрутский набор, проведенный в Варшаве в ночь со 2 на 3 января 1863 г. с целью забрать многих известных участников уличных беспорядков, но, предупрежденные чиновниками — своими сторонниками, молодые люди успели бежать из Варшавы и, собравшись в окрестных лесах, образовали первые революционные отряды.

13 января, по окончании развода лейб-гвардейского Измайловского полка в Михайловском манеже, Александр II, собрав офицеров, сообщил им о вспыхнувшем в Польше мятеже. «Так как многим из вас, господа, — сказал император, — вероятно, неизвестны последние происшествия в Царстве Польском, то я хочу, чтобы вы узнали о них от меня самого. После столь благополучно совершившегося набора, со 2 на 3 января, стали появляться мятежнические шайки на обоих берегах Вислы, для рассеяния которых были немедленно посланы отряды. Наконец, в ночь с 10-го на 11-е число по всему Царству за исключением Варшавы было сделано внезапное нападение на войска наши, стоящие по квартирам, причем совершены неслыханные злодейства. Так, например, около Седлеца атакованные солдаты оборонялись отчаянно в одном доме, который мятежники подожгли, не видя средств им завладеть. Несмотря на то, храбрые войска наши отбили повсюду мятежников. По первым сведениям, потеря наша заключена в тридцати человеках убитыми, в том числе старый наш Измайловский товарищ, командир Муромского пехотного полка Козлянинов. Раненых до четырехсот и между ними генерал Каннабих. Подобная же попытка была сделана около Белостока, в пределах даже Империи. Но и после сих новых злодейств я не хочу обвинять в том весь народ польский, но вижу во всех этих трудных событиях работу революционной партии, стремящейся повсюду к ниспровержению законного порядка».

Для подавления мятежа в зародыше были приняты соответствующие меры. По распоряжению наместника Константина Николаевича во всем Царстве Польском вновь вводилось военное положение, отмененное в предыдущие годы во многих местностях частными распоряжениями. Было объявлено высочайшее повеление о том, что мятежников, взятых в плен с оружием в руках, судить на месте преступления военно-полевым судом в сокращенном составе, а приговоры немедленно приводить в исполнение по конфирмациям начальников военных отделов, соответствующих пяти губерниям Царства Польского. Были восстановлены военно-ссудные комиссии, изданы правила о наложении секвестра на имущества всех лиц, причастных к восстанию.

К началу восстания в Варшавском военном округе[221] находились шесть пехотных (3, 4, 5, 6, 7 и 3-я гвардейские, последняя в 1862 г. была переведена в Варшаву из-под Петербурга) и три кавалерийские (2, 3 и 7-я) дивизии.

Пешая артиллерия Варшавского округа состояла из 32 1/2-пудовых единорогов, 32 двенадцатифунтовых пушек и 32 двенадцатифунтовых облегченных пушек, и также 32 четырехфунтовых нарезных, с дула заряжаемых пушек. Конная артиллерия состояла из восьми 1/2-пудовых единорогов, восьми двенадцатифунтовых облегченных пушек, четырех 1/4-пудовых единорогов и четырех шестифунтовых пушек. Таким образом, Царство Польское имело девяностотысячную армию и три тысячи солдат пограничной стражи.

Великий князь Константин поначалу действовал очень бестолково и вместо решительных ударов по мятежникам приказал войскам очистить ряд важных населенных пунктов, стянув все силы в несколько больших отрядов. Вся тяжесть борьбы легла на пограничную стражу, вначале совершенно не поддержанную войсками. Южная и западная границы Варшавского округа были благодаря этому открыты для ввоза повстанцам оружия, в том числе льежских штуцеров.[222]

Еще до начала восстания заговорщики послали в Париж к видному эмигранту Мирославскому[223] депутацию, которая провозгласила его диктатором. Приняв звание, Мирославский отправился в Познань (Пруссия). У Крживосоиза он перешел со своим секретарем Куржиной и двенадцатью офицерами русскую границу. К нему присоединилось более сотни учащейся молодежи из Варшавы и окрестностей, всего набралось около пятисот человек.

7 февраля отряд Мирославского на опушке Крживосоизского леса столкнулся с русским отрядом полковника Шильдер-Шульд-нера в составе трех с половиной рот пехоты, шестидесяти казаков и пятидесяти пограничников. Поляки были рассеяны. Мирославский с остатками своего отряда бежал к деревне Троячек, где соединился с повстанческим отрядом Меленицкого. Оба отряда заняли позицию на опушке леса у Троячека, где были вновь атакованы и наголову разбиты Шильдер-Шульднером. После этого великий диктатор бежал в Париж, где благополучно почил 22 ноября 1878 г.

После бегства Мирославского руководство восстанием формально переходило к Мариану Мельхиору Лангевичу.[224] В начале восстания Лангевич появился в городке Вонхоцке близ Суходнева. У него была походная типография, и весь край был наводнен прокламациями. У Лангевича в Вонхоцке собралось более трех тысяч человек при пяти пушках.

Для разгрома отряда Лангевича в городе Радом был создан сводный отряд генерал-майора Марка в составе одного батальона и одной роты Могилевского пехотного полка, саперной роты, двадцати казаков и двух четырехфунтовых нарезных, с дула заряжаемых пушек. Уже на походе к Марку присоединились два эскадрона (дивизион) новороссийских драгун майора Красинского, следовавших из Стопницы через Кельцы в Радом.

20 января 1863 г. генерал-майор Марк выступил в Шидловец, где, узнав от проезжего еврея, что тот видел драгун верстах в десяти за Суходневом, послал в час дня поручика Лускино к дивизиону с предписанием быть на следующий день в 8 часов 30 минут утра в деревне Милицы для присоединения к отряду. Приехав в Суходнев, Лускино был схвачен повстанцами и отвезен в лагерь Лангевича в Вонхоцке, а находившееся при нем предписание отобрано, и таким образом обнаружилось движение отрядов.

Между тем дивизион, прибыв вечером 20 января к реке Лосеница, обнаружил, что мост разрушен, а на противоположном берегу — мятежники. К рассвету 21 января из Кельц были высланы в подкрепление драгунам три роты Смоленского полка и шестьдесят казаков. В 6 часов утра Красине кий, починив мост, двинулся к Суходневу, который оказался не занятым мятежниками. По словам местных жителей, отряд инсургентов в тысячу человек накануне, 20 января, оставил Суходнев и отошел к Вонхоцку.

При входе в Суходнев майор Красинский получил записку от генерала Марка с уведомлением, что его драгуны назначены в состав экспедиционного отряда, и с приказанием присоединиться к нему в Бзине. Поэтому драгуны без остановки прошли Суходнев, а три смоленские роты и казаки, не имея приказания сопровождать их дальше, остались в местечке.

Между тем Лангевич, собирая свой отряд в Вонхоцке, отлично знал обо всех передвижениях русских войск. Распустив слух, что Суходнев оставлен, и зная маршрут дальнейшего следования драгун, Чаховский подготовил засаду (из трехсот человек с ружьями без штыков) на лесистом перевале в трех верстах от Суходнева, на дороге к Бзину. Остальная часть отряда скрытно заняла Суходнев.

Когда оба эскадрона втянулись в лес, засада, пропустив голову колонны, дала залп, и инсургенты бросились на 4-й эскадрон. Драгуны частью открыли огонь, а частью бросились в штыки и вскоре опрокинули нападавших, прогнав их к выходу из дефиле. В это время на выстрелы прискакали казаки из Суходнева и помогли в дальнейшем преследовании.

Между тем майор Смоленского пехотного полка Бентковский, который оставался с тремя ротами в Суходневе, также двинулся на выстрелы, оставив обоз под прикрытием полувзвода поручика Крупского. Как только роты отошли на достаточное расстояние, мятежники, засевшие в местечке, атаковали обоз. Крупский решил оставить Суходнев и, заняв на опушке каменную кузницу, начал отстреливаться. Бентковский с двумя ротами немедленно вернулся к Суходневу, повстанцы быстро разбежались, и обозу удалось присоединиться к отряду у Милицы.

Стычка драгун и эпизод с обозом задержали генерала Марка до двух часов дня. Не решаясь атаковать Вонхоцк, он стал у Милицы на ночлег. Рассеянные остатки отряда Чаховского отступили к Вонхоцку, разрушив мост через речку Тарновка в селе Парашово.

Вечером к отряду генерала Марка подошли еще две роты Галицкого полка, направленные из Кельц.

На следующий день с рассветом, присоединив к себе три роты Смоленского полка и казаков и оставив две роты для прикрытия обоза, построенного вагенбургом у Милицы, генерал Марк выступил к Вонхоцку, который и занял без боя, так как Лангевич успел отступить. Заняв Вонхоцк, Марк посчитал экспедицию оконченной и отошел к Милице, а 23 января выступил обратно в Радом, куда прибыл на следующий день.

Части отряда Лангевича удалось уйти. 31 января 1863 г. Лангевича атаковал русский отряд полковника Ченгери, Лангевич опять бежал. На месте его лагеря русские обнаружили три самодельные деревянные пушки.

Лангевич же у Радкова соединился с отрядом Езиоранского, но 12 февраля был снова настигнут и разбит полковником Ченгери у местечка Влощово. Лангевич опять уцелел и отправился вначале в Олькумский уезд, а затем в Меховецкий уезд и расположился в селе Гоща, что в 16 верстах от Кракова. После всех поражений он сумел сохранить походную типографию и в своих прокламациях превращал поражения в блестящие победы. Люди охотно верят тому, чему хотят верить, и популярность Лангевича постоянно росла. Его называли вторым Костюшко, а его бегство в Гощу сравнивали с походом Бонапарта в 1796–1797 гг. в Италии.

Отряд Лангевича в Гоще вскоре вырос до шести тысяч человек. Здесь 26 февраля после совещания с главарями восстания Лангевич провозгласил себя диктатором и выпустил манифест с призывом «объединения народов Европы, Литвы и Руси» к общему восстанию против «московского народа».

27 февраля Лангевич покинул гощинский лагерь и 6 марта остановился в местечке Хробрж в 15 верстах от Буска. Здесь он в тот же день был атакован отрядом полковника Ченгери и майора Бентковского и разбит наголову. Лангевич отступил к Гроховиску, но был настигнут и снова разбит. Остатки его отряда бежали к городу Опатову и здесь были уничтожены окончательно. Лангевич едва избежал плена, перешел в Австрию, но был арестован австрийскими властями и посажен в крепость Иозефштадт, где содержался два года. Получив свободу, Лангевич уехал в Швейцарию, а оттуда переехал в Турцию, где его сын поступил на военную службу и в 1877–1878 гг. сражался против России.

В отличие от кампании 1831 г. больших сражений в 1863 г. не было, поэтому приходится рассказывать о действиях отдельных отрядов повстанцев.

В январе 1863 г. в городе Венгрове на правом берегу реки Ливец сформировался трехтысячный отряд повстанцев под командованием Мытлинского. Для уничтожения его был отправлен русский отряд подполковника Папаафонасопуло. В его составе было три пехотные роты, три эскадрона конницы и шесть полевых пушек.

22 января, в 6 часов 30 минут утра, Папаафонасопуло выступил из местечка Мокободы, около 8 часов подошел к Венгрову и сразу же открыл артиллерийский огонь, который вызвал большую панику среди мирных жителей. С усилением артогня Мытлинский решил отступить, выделив для прикрытия отступления 400 косиньеров. Заметив отступление к Соколовской дороге, Папаафонасопуло послал на рысях четыре эскадрона Смоленского уланского полка. Уланам удалось задержать часть отступавших, которые не рискнули выйти из местечка и залегли на кладбище и за сараями в восточной его части. Одновременно с этим подполковник Папаафонасопуло выдвинул весь отряд вперед на картечный выстрел от Венгрова и открыл огонь.

Тем временем стоявшие у заставы косиньеры вышли из-за строений и, осыпаемые картечью, рассыпались и атаковали русский левый фланг — 2-й эскадрон, стоявший в прикрытии у конного дивизиона. Из-за вязкого грунта и поперечных борозд эскадрон не атаковал нападавших и отступил, открыв левый фланг конного дивизиона, на который и повернули косиньеры. Дав несколько картечных выстрелов почти в упор, дивизион отступил. Пехота же, зайдя правым плечом, открыла по атакующим штуцерный огонь во фланг. Это остановило наступление косиньеров, которые почти поголовно полегли.

Во время атаки косиньеров повстанцы продолжали отступать из местечка к северу, но значительная часть их задержалась на кладбище и за сараями. Отбив атаку, Папаафонасопуло приказал артиллерии зажечь сараи. Повстанцы бросились в северную часть местечка, а оттуда — в лес. Засевшие на кладбище также были выбиты и отступили по направлению к Медзне.

Заняв Венгров, Папаафонасопуло отправил по окрестным деревням конные части для разведки, так как противник за это время успел бесследно скрыться, увезя убитых и раненых из местечка на заранее приготовленных подводах.

По мнению русского командования, в Царстве Польском не хватало войск для подавления восстания. В связи с этим в Варшавский военный округ из других округов были направлены два гвардейских кавалерийских полка с конной батареей (прибыли в феврале 1863 г.), 2-я гвардейская пехотная дивизия со стрелковым батальоном (прибыли в марте), 10-я пехотная стрелковая дивизия со стрелковым батальоном и семью Донскими казачьими полками (начали прибывать с марта). Кроме того, по мере усмирения восстания в край были двинуты 2-я и 8-я пехотные и 3-я кавалерийская дивизии.

Интересно, что впервые с 1734 г. в войне с поляками участвовали русские моряки. Еще в ходе боевых действий в 1831 г. выявилось важное значение реки Вислы. Оба берега ее на протяжении 431 версты принадлежали России, а затем, выше по течению, на протяжении 187 верст служили границей между Россией и Австро-Венгрией. К 1863 г. судоходство на реке велось от австрийского города Освенцим (он тогда именовался Освецим) до устья реки, при этом пароходное сообщение было от русского местечка Новый Корчим и выше на 763 версты, до Прусской границы.

Поэтому в 1862 г. Морское ведомство отправило на Вислу две роты Гвардейского экипажа для укомплектования Варшавской флотилии. В состав флотилии вошли три парохода, две парусно-греб-ные канонерские лодки и четыре парусно-гребных катера.

Пароход «Висла» был куплен в Пруссии и в 1863 г. приведен по Висле из Данцига. Водоизмещение парохода 50 т, длина 39,62 м, ширина 3,73 м, осадка 0,58 м, мощность паровой машины 50 номинальных л. с. Вооружение: одно 24-фунтовое орудие и две 1-фунтовые пушки на вертлюгах.

Пароходы «Нарев» и «Буг» были построены в Петербурге, а затем по частям перевезены в Варшаву, где и были собраны в 1863 г. «Нарев» имел водоизмещение 48 т, длину 30,48 м, ширину 5,03 м, осадку 0,61 м, машина развивала мощность 16 л. с. «Буг» водоизмещением 52 т имел длину 33,53 м, ширину 5,03 м, осадку, 0,41 м, паровую машину мощностью 30 номинальных л. с. Вооружение «Нарева» и «Буга» было одинаково с «Вислой».

Деревянные канонерские лодки № 1 и № 2 были построены в Новогеоргиевске. Вооружение канонерки № 1 состояло из одного 24-фунтового орудия, а канонерки № 2 — из одного 1/4-пудового (122-мм) единорога.

Катера № 1, 2, 3 и 4 имели длину 8,87 м, ширину 2,24 м и осадку 0,36 м. Вооружение их состояло из одной 3-фунтовой пушки.

Суда флотилии активно участвовали в боевых действиях в 1863 г. В начале 1865 г. корабли и их артиллерию передали из Морского в Военное ведомство и законсервировали. Приказом по Военному ведомству от 15 октября 1871 г. суда были проданы с торгов, а орудия обращены в лом.

Наличие флотилии в 1863 г. на Висле и ее притоках вместе с системой крепостей существенно снизило возможности маневра повстанческих отрядов и локализовало их действия.

Наряду с военными мерами русское правительство действовало и политическими методами. Объективно говоря, в ходе восстания 1863 г. в роли революционеров выступили не паны и ксендзы, а Александр II и его сановники. Так, 1 марта 1863 г. Александр II объявил указ сенату, согласно которому в Виленской, Ковенской, Гродненской, Минской губерниях и в четырех уездах Витебской губернии прекращались обязательные отношения крестьян к землевладельцам и начинался немедленный выкуп их угодий при содействии правительства. Вскоре это распространилось и на другие уезды Витебской губернии, а также на Могилевскую, Киевскую, Волынскую и Подольскую губернии. Таким образом, царь резко ускорил ход реформ в губерниях, охваченных восстанием. Подавляющее большинство польских крестьян оставались в стороне от восстания, а многие помогали русским войскам.

Повстанцы отбирали у польского населения под «квитанцию» лошадей, подводы, одежду и продовольствие. Деньги приобретались сбором податей за два года вперед, вымогательством у состоятельных лиц, грабежом касс и другими подобными способами. Сначала повстанцы набрали 400 тысяч злотых (1 злотый = 15 коп.), потом, в июне 1863 г., в Варшаве из главной кассы Царства было похищено три миллиона рублей и в других местах еще около миллиона.

По данным историка А. А. Керсновского, в 1859–1863 гг. повстанцы убили около пяти тысяч мирных жителей, в подавляющем большинстве этнических поляков.[225]

После бегства Мирославского Меленцкий не перешел прусскую границу, а ушел к востоку, на русскую территорию, и усилил свой отряд до тысячи человек, присоединив шайки Гарчинского, прибывшие из Познани. Однако 18 февраля 1863 г. отряды майоров Дыммана и Москвина погнали его к северо-западу от Казимержа и приперли к прусской границе, где отряд был захвачен прусскими войсками.

Меленцкому удалось бежать от пруссаков, но он вскоре вновь появился в Казимержских лесах. В конце февраля Меленцкий с помощником Кальером быстро сколотили остатки разбитых отрядов в отлично организованный отряд в 500 человек. Против Меленцкого из Калиша был выслан флигель-адъютант полковник князь Витгенштейн. Ночь на 10 марта противники провели всего в четырех верстах друг от друга, но Витгенштейн узнал об этом лишь от перебежчика. В 4 часа утра произошло столкновение на плотине Ольшанских мельниц близ Гословицкого озера. В 11 часов утра к деревне Слесину, куда отошел Меленцкий, подошел отряд майора Нелидова, высланный накануне на усиление Витгенштейна из Влоцлавска. Нелидов атаковал, преследовал и рассеял отряд Меленцкого.

В Полоцком воеводстве действовал Подлевский — бывший русский офицер из кружка Сераковского. После неудачных нападений 10 января его повстанцы разошлись по домам, но затем ему удалось вновь собрать значительный отряд. 16 января полковник Сержпутовский нанес отряду Подлевского сильный удар при Упецке. Подлевский пал духом, но благодаря энергичным помощникам (Ходзынскому, Кольбе, Цихорскому и др.) численность отряда возросла до 2500 человек.

27 января подполковник Горлов (из Прасныша) разбил отряд Подлевского, сам главарь спасся бегством и вскоре собрал новый отряд. Горлов 3 марта опять разбил его у деревни Жомбок. Подполковник Жевахов 9 марта под Родзановом нанес новый удар отряду Подлевского. 10 марта Подлевский, уже окончательно павший духом, объявил в деревне Горжень частным начальникам, что надо расходиться по домам. С 250 всадниками он бежал в Млавский уезд, где встретил на пути русский летучий отряд из Лепно и был арестован.

После исчезновения Лангевича у одного из его помощников, Чаховского, осталось не более 270 человек, составлявших ядро отряда, с которым он держался в Радомском отделе почти три месяца. 24 марта к Чаховскому присоединился отряд Кононовича (546 человек). 25 марта Чаховский заставил присоединиться к себе Грелинского (450 человек). 3 апреля подошел Лопацкий (250 человек), потом отряд еще усилился до двух тысяч человек.

Между тем 4 апреля майор Ридигер из Илжи начал преследование Чаховского. Вечером Грелинский под прикрытием темноты ушел от Чаховского и оказался между отрядами генерала Ченгери и подполковника Эрнрота. 6 апреля он был разбит у деревни Брод. 10 апреля в лесу у деревни Стефанково на Чаховского напал отряд майора Донец-Хмельницкого. Майор Клевцов с двумя ротами и одним эскадроном выступил из Опатова 20 апреля, а 22-го около деревни Бория имел стычку с Чаховским, но в густом лесу попал в засаду и был убит. 24 апреля Чаховского настиг подполковник Несекин и начал у деревни Ржечнев теснить его арьергард. Когда несколько пуль попало в главные силы повстанцев, возникла паника и все бросились в Илжецкий лес.

Однако к 1 мая Чаховскому удалось вновь собрать и организовать большой отряд. Подчиненные ему паны Янковский и Кононович, не желая быть под его началом, после боя 2 мая с отрядом полковника Эрнрота в Рознишевских лесах ушли со своими людьми: Янковский — за Вислу, а Кононович — за Пилицу в Варшавском отделе.

Чаховский 14 мая имел стычку в Хрусцеховском лесу с отрядом полковника Булатовича из Радома, после чего ушел в Козеницкие леса. Его начал преследовать отряд полковника Суханина (три с половиной роты пехоты и один эскадрон конницы) и 30 мая настиг в лесах у деревни Ратай близ Вонхоцка. Но отряд Чаховского разбрелся по лесу, а сам предводитель, раненный пулей в руку, уехал в Краков.

После этого в Радомском отделе целый месяц не было ни одного повстанческого отряда, но летом они вновь появились. 27 июля Крук со своим отрядом напал на русский отряд в Жиржинском лесу. Пушечную пальбу из леса услышали в Казимерже, откуда немедленно выступил полковник Цвецинский. Но в Жиржинский лес он прибыл только после полудня, когда повстанцы уже ушли к Баранову и сожгли за собой мост на реке Вепрж. На следующий день Цвецинский сумел переправиться через реку и преследовал поляков Крука до деревни Радорицы, где повстанческий отряд разделился на группы, которые разошлись частью в Седлецкий уезд, частью — в Любартовские леса.

Зато полковники Еманов и Сологуб в Файславицком лесу 12 августа нанесли полякам сильное поражение. Повстанцы, попавшие между двух огней, после боя, продолжавшегося несколько часов, потеряли более двух третей убитыми и ранеными и 680 человек пленными.

В юго-западном крае, в Волынской губернии, в конце апреля появились шайки, перешедшие из Галиции. Затем они обнаружились в Киевской губернии, особенно в Васильковском уезде, в имении графов Браницких. В Подольской губернии восстания не было, главным образом из-за ее безлесья. В Киевском военном округе насчитывалось около 45 тысяч русских войск, и этого оказалось достаточно не только для подавления восстания в пределах округа, но и для помощи в сопредельных частях Люблинской и Гродненской губерний (отряды генерал-лейтенанта Рудановского и генерал-адъютанта графа Ржевуского на Волыни).

Местное население (украинцы) активно участвовало в истреблении шаек. Главным и наиболее многочисленным скоплением мятежников был отряд Ружицкого, сосредоточившийся близ местечка Полоннаго в Волынской губернии. После поражения у сел Мирополь (5 мая) и Миньковцы (10 мая) остатки этого отряда в ночь на 17 мая перешли в Галицию, где сдались австрийцам.

Последующие попытки крупных галицких отрядов вторгнуться в Волынскую губернию у местечка Радзивиллов (19 июня) и села Жджар (20 октября) закончились неудачно для мятежников. Вообще восстание было подавлено здесь быстро: со времени первого появления шаек (26 и 27 апреля) в Киевской губернии через восемь дней, а в Волынской — через двадцать дней не осталось ни одного вооруженного повстанца.

Одновременно с появлением вооруженных отрядов в Привислинском крае начали формироваться отряды и в соседней Гродненской губернии. У местечка Семятичи Вельского уезда образовался отряд Рогинского численностью до пяти тысяч человек. После боев 25 и 26 января с отрядом генерал-лейтенанта Манюкина (7 рот, 1 сотня, 4 пушки) отряд ушел, а отдельные его группы вернулись в Люблинский отдел.

В феврале появились повстанцы в Виленской губернии, а в первой половине марта — и в Ковенской. В Вильно из Петербурга приехал Сераковский, назвал себя Доленгом и сам себя провозгласил литовским и киевским воеводой. Он сформировал отряд, насчитывавший около трех тысяч человек, и направился встречать высадку на берегах Курляндии, которую затеял Центральный комитет, чтобы придать значение восстанию. Однако пароход, вышедший с польскими эмигрантами из Лондона, добрался только до порта Мальме в Швеции, где на него наложили секвестр. Сераковский так и не дождался высадки. Его отряд стоял в форте Кнебе среди большого густого леса к северу от местечка Оникшты Вилькомирского уезда.

Узнав о движении русских со стороны Вилькомира, повстанцы 21 апреля двинулись к местечку Биржи, на пути присоединив отряды Поневежского и Ново-Александрийского уездов.

22 апреля в Оникшты прибыл генерал-майор Гонецкий (пять с половиной рот, один эскадрон, 120 казаков). Чтобы отрезать повстанцев от Поневежских лесов, он направил майора Мерлина (полторы роты, 70 казаков) на деревню Шиманцы, а майора Гильцбаха (две роты, один взвод улан) в местечко Собоч. Остальные части Гонецкого 23 апреля перешли в Шиманцы. 25 апреля Мерлин настиг Сераковского (800 человек) у местечка Медейки, опрокинул его и начал преследование. Гонецкий соединился с Мерлином у Медеек.

26 апреля русский отряд обнаружил повстанцев у деревни Гудишки на хорошей лесной позиции. Гонецкий атаковал и быстро рассеял поляков, однако около трехсот человек успели присоединиться к находившейся невдалеке шайке ксендза Мацкевича. 27 апреля у деревни Ворсконишки шайка Мацкевича была разбита, ее остатки разбежались. Гонецкий возвратился в Медейки и в тот же вечер выслал конницу в Попель и Понедели. Кавалеристы захватили до 150 поляков пленными и ранеными, в их числе и самого Сераковского с его помощником Колышко.

Между тем Гильцбах 25 апреля настиг отряд в 500 человек у местечка Говенишки и рассеял его. 28 апреля Гонецкий двинулся обратно в Оникшты. На пути по Вилькомирскому уезду он очистил все окрестности от повстанцев.

В Ковенской губернии в апреле и мае 1863 г. восстание, поддержанное католическим духовенством и польскими помещиками, приняло большой размах.

В первой половине апреля появились первые небольшие отряды в Минской губернии (Траугута и Свенторжецкого), а затем в Витебской и Могилевской. 13 апреля у местечка Креславка близ Двинска шайка из местных помещиков под командованием графов Плятера и Миля напала на русский транспорт с оружием, но была разбита. В конце апреля повстанцы напали на местечко Горки Могилевской губернии и сожгли часть домов.

В Виленском военном округе находилось около 60 тысяч русских войск, но с февраля 1863 г. начали подходить подкрепления: восемь пехотных полков, два стрелковых батальона, восемь казачьих полков. Основная масса подошла в апреле и мае, а в августе были сформированы из резервных батальонов шесть пехотных дивизий (26-, 27-, 28-, 29-, 30– и 31-я). Назначенный в Вильно генерал-губернатором вместо Назимова М. Н. Муравьев прибыл 14 мая, а 24 мая вышла его «Инструкция для устройства военно-гражданского управления». Войска стали преследовать шайки до полного их истребления и водворения в данной местности спокойствия и порядка. Принятые энергичные, последовательные и хорошо продуманные меры быстро усмирили восстание. В конце июня действия войск Виленского округа ограничились поисками незначительных групп мятежников, скрывавшихся от преследования.

Из Галиции в разное время прибывали отряды мятежников общей численностью до 10 тысяч человек. Ржонд выделил на эти цели за три месяца до миллиона рублей. 3 марта перешел границу у Люхова и двинулся на Наклин отряд Чаховского (800 человек). Начальник Яновского уезда полковник Медников выслал две колонны: майора Штернберга (2 роты пехоты и 37 казаков) и капитана Завадского (полурота и взвод улан). После нескольких стычек русские войска 9 марта около города Гута-Кржешовского нанесли Чаховскому поражение. Часть отряда ушла обратно в Галицию, а остальные разбежались. Медников вернулся в Янов.

В Люблинскую губернию из Галиции перешел 14 апреля отряд Езиоранского (до 800 человек) и 16 апреля на границе, в Кобелянске, укрепил позицию. 19 апреля Штернберг, вышедший из Янова с отрядом в 800 человек при двух пушках, атаковал Езиоранского в болотистом лесу. Мятежники контратаковали и охватили оба фланга русских. Бой длился с 11 часов утра до 3 часов дня. Теснимый с флангов и поражаемый с тыла, Штернберг, отбиваясь, отступил к Боровым Млынам. Туда же перешел из Томашева и отряд майора Оголина. 24 апреля Медников (5 рот, 1 сотня, 2 пушки), принявший начальство над обоими отрядами, двинулся на Езиоранского, через деревню Глухе вступил в лес и в 8 часов утра 17 апреля начал бой в болотистой чаще. Скоро русские части овладели первой линией завалов, но Езиоранский перешел по всей линии в наступление, русские начали отступать, повстанцы наседали со всех сторон. К 11 часам подошло подкрепление под командованием майора Чернявского. Медников направил его на свой левый фланг. При возобновлении боя русские овладели лагерем повстанцев, которые толпами побежали в Галицию. Медников отошел к Боровым Млынам.

Эта неудача, а также неудачные действия других более мелких повстанческих отрядов парализовали их организацию в Восточной Галиции.

Повстанческие отряды в Западной Галиции формировались тяжело, с трудом подыскивались желающие даже на командирские должности. Первый отряд Грековича (600 человек) 24 марта 1863 г. перешел границу, а на следующий день у местечка Шкляры был рассеян отрядом майора Гермалинского, а потом разоружен австрийцами.

Другой отряд (300 человек) под командованием Мусаковского появился 9 апреля около Олькуша. Сначала мятежники у деревни Гольчовицы имели некоторый успех в стычке с русской ротой, но, когда на помощь подошел отряд князя Шаховского, они отступили. Их нагнали у деревни Мышков и уничтожили.

22 апреля майор Гаврилов у деревни Иголомия на Висле рассеял отряд Румоцкого (560 человек при двух пушках). Примерно в то же время были рассеяны еще два отряда, Маневского (600 человек) и Иордана (1200 человек).

С открытием бродов на верхней Висле оборонять границу стало труднее. Начальник Стопнинского и Сандомирского уездов полковник Зверев разделил свой стоверстный участок на четыре части. На местах, удобных для переправы, он выставил посты пограничной стражи, усиленные преданными крестьянами, позади стояли резервы. Несмотря на принятые меры, 7 апреля Вислу перешли два отряда: Иордана (427 человек) у Слунец и Жанковского (300 человек) у Жабеп. Отряд Жанковского был сразу же атакован пограничниками и быстро ретировался в Галицию, причем при переправе многие утонули, в том числе и сам предводитель.

А Иордан у деревни Комаров атаковал 9-ю роту Галицкого полка. Бой длился более трех часов, русские солдаты, расстреляв почти все патроны, оказались на грани полного истребления. В это время к ним на помощь подошли три взвода новороссийских драгун и заставили поляков отступить. Тогда рота перешла в наступление и отбросила мятежников к Висле, а у речки Струг они были окончательно разбиты.

В июне — июле 1863 г. границу перешли несколько мелких конных отрядов, но вскоре были рассеяны и оттеснены обратно. Вообще же отряды повстанцев, формируемые в Галиции, действовали без общего плана, без связи между собой и с руководством восстания.

Войскам Калишского отдела, пограничного с Познанью, приходилось, кроме борьбы с внутренними повстанческими отрядами, охранять границу от познанских выходцев и военной контрабанды. Между тем генерал-лейтенант Бруннер, собрав войска в крупные отряды, на кордоне оставил всего одну роту пограничной стражи. Познань дала повстанцам три тысячи настоящих солдат, прошедших военную службу в прусских войсках.

В конце марта 1863 г. около самой границы сформировались отряды Оборского (до тысячи человек) и Зейфрида. 28 марта князь В итгенштейн атаковал повстанцев у деревни Садльно, опрокинул их, но усталость отряда и разрушенный мост помешали преследованию.

В это время в Познани сформировалось еще три отряда под командованием молодого деятельного французского офицера Юнка фон Бланкештейна, служившего ранее у Гарибальди. В этих отрядах было много хорошо обученных офицеров. Вооружение и снабжение повстанцев были отличные.

13 апреля отряд майора Нелидова (две роты, 40 казаков) был выслан из Влоцлавска на разведку окрестностей города Петрокова. На следующий день, пройдя Новавес, Нелидов наткнулся на отряд Юнка, объединившийся с другими мелкими шайками. Окруженный превосходящими силами, Нелидов успел пробиться к прусской границе и, сохранив весь обоз, раненых и пленных, вступил близ Марианова в пределы Пруссии. Пробыв там три дня, отряд вернулся во Влоцлавск.

А в это время отряд Юнка, объединенный с отрядами Зейфрида, Сальницкого и Оборского и насчитывавший около трех тысяч человек, сосредоточивался в окрестностях Брдува. Против Юнка из города Коло 17 апреля выступил генерал-майор Костанда (5 рот, 40 гусар, 35 казаков, две конные пушки). У деревни Вржонцы-Вельки две роты и пятнадцать казаков, составив правую колонну майора Дыммана, двинулись к деревне Оссове. Остальные разделились надве части: одна (средняя, полковника Гагемейстера) направилась в лес правее деревни Кейше, другая (левая, полковника Рейнталя) двинулась влево для обхода правого фланга. Отряды Сальницкого и Оборского стояли в лесу ближе к Оссове, а отряд Юнка и Зейфрида — правее и сзади них, около деревни Бугай. Когда наша правая колонна завязала перестрелку, средняя и левая вошли в лес без выстрелов. Артиллерия карьером заняла позицию в 200 саженях (427 м) от опушки и открыла пальбу. Повстанцы, теснимые с фронта и слева пехотой и осыпаемые картечью, дрались отчаянно, однако, не выдержав натиска, были выбиты из леса. Сначала они бросились к Брдуву, но, встреченные там гусарами и казаками, бежали в деревню Модзерово, разрушив за собой мост, что и спасло их от преследования. Бой этот закончился около полудня. Русский отряд, сильно уставший, растянулся и только к 8 вечера вернулся в Коло.

Против отряда Точановского (2500 человек), направлявшегося к Слесинскому лесу, 26 апреля из Коло выступил генерал-майор Краснокутский (3 роты, 60 саперов, дивизион гусар, 27 казаков, 2 пушки). Разведка показала, что окопы вдоль деревни Иганацево и опушка леса заняты густой цепью повстанцев, а на правом их фланге замечена конница. Отряд Точановского открыл огонь и пошел в атаку. Часть деревни уже была взята, но скрытая в лесу колонна косиньеров стремительно атаковала и вынудила наши войска оставить деревню. Другая колонна косиньеров начала обходить наш правый фланг. Дивизион гродненских гусар выскочил из-за правого фланга и бросился на косиньеров. Те побежали, подавая пример остальным к беспорядочному отступлению. В это время к Сампольно прибыл генерал-лейтенант Бруннер и подкрепил отряд Краснокутского тремя ротами. После этого деревня, окопы и опушка леса были очищены от повстанцев. В деревне Петроковицы двести повстанцев пытались удержаться в домах, но вскоре были выбиты. Затем весь русский отряд собрался в местечке Слесин, где и остановился на ночлег. В этом бою повстанцы понесли большие потери и были рассеяны.

Изданный Александром 31 марта 1863 г. под давлением европейских государств манифест об амнистии всем повстанцам, которые вернутся домой до 1 мая, пользы не принес. Повстанческие отряды в июне, июле и августе 1863 г. заполонили весь Привислинский край. За эти три месяца русские войска в Люблинской губернии имели 31 стычку с повстанцами, в Радомской губернии за то же время произошло 30 стычек, в Варшавской — 39, в Плоцкой — 24, в Августовской — 24. Террор усиливался. Ржонд требовал, чтобы командиры повстанческих отрядов не только оборонялись, но и нападали на русских.

Быстрое подавление восстания в северо-западном крае указывало на необходимость применения энергичных мер и в Варшавском округе. В начале августа для скорейшего раскрытия революционных организаций была преобразована полиция. Новые полицмейстеры и приставы назначались только из русских офицеров, полицейская стража была усилена нижними чинами, городская и земская полиция подчинялась теперь военным властям.

29 марта 1864 г. полиции удалось арестовать весь «ржонд Народовый» с его председателем Траунутом (бывшим русским подполковником). Официально признано считать военные действия оконченными 1 мая 1864 г.

В ходе боев русские войска потеряли около 4500 человек, из них собственно в Польше — 3343 (826 убито, 2169 ранено, 348 пропало без вести). Потери польских повстанцев русские генералы оценивали в 30 тысяч человек. Сотни поляков были приговорены военно-полевым судом к смерти, тысячи сосланы в отдаленные губернии Российской империи. Среди последних был и мой прадед — дворянин Сильвестр Антонович Домброва, сосланный на Кавказ.

Действия царских властей современные интеллигенты могут считать жестокими. Но Александр II не менее жестоко обращался и с русскими нигилистами. А сравнение его действий с карательной политикой британских властей в ходе подавления восстания сипаев в 1857 г. в Индии делает Александра II чуть ли не либералом.

А мог ли Александр II действовать иначе? Ведь повстанцам не нужны были какие-либо реформы, с ними невозможно пойти на компромисс, а уж предоставить независимость на территориях в пределах Царства Польского тем более было нельзя. Панам же нужно было или все, или ничего! Создание же Польши в границах 1772 г. было бы катастрофой для России.

Восстание в Польше вызвало серьезный международный кризис. Европа оказалась на грани большой войны.

Первой однозначную позицию в польском вопросе заняла Пруссия. В ее составе исконно польских земель было куда больше, чем в Российской империи, а целью повстанцев было присоединение и этих земель к Великой Польше в границах 1772 г. Отдавать их прусское руководство, естественно, не собиралось. Мало того, немцы ни до 1863 г., ни после не собирались давать полякам какую-то автономию, пусть даже культурную. Считалось, что поляки — обычные подданные прусского короля, и принимались все меры к их добровольно-принудительной германизации. Таким образом, поляки в России имели куда больше прав и привилегий, чем в Пруссии.

По поводу польского восстания прусский министр-президент Бисмарк заявил в палате депутатов: «Во всем этом деле речь идет вовсе не о русской политике и не о наших отношениях к России, а единственно об отношениях Пруссии к польскому восстанию и о защите прусских подданных от вреда, который может произойти для них от этого восстания. Что Россия ведет не прусскую политику, знаю я, знает всякий. Она к тому же и не призвана. Напротив, долг ее — вести русскую политику. Но будет ли независимая Польша в случае, если бы ей удалось утвердиться в Варшаве на месте России, вести прусскую политику? Будет ли она страстной союзницей Пруссии против иностранных держав? Озаботится ли тем, чтобы Познань и Данциг остались в прусских руках? Все это я предоставляю вам взвешивать и соображать самим».

А вот в кулуарной беседе с вице-президентом палаты депутатов Бисмарк выразился более откровенно: «Польский вопрос может быть разрешен только двумя способами: или надо быстро подавить восстание в согласии с Россией и предупредить западные державы совершившимся фактом, или же дать положению развиться и ухудшиться, ждать, покуда русские будут выгнаны из Царства или вынуждены просить помощи, и тогда смело действовать и занять Царство за счет Пруссии. Через три года все там было бы германизировано». На что собеседник возразил: «Но ведь то, что вы говорите, не более как бальный разговор». «Нисколько, — отвечал Бисмарк, — я говорю серьезно о серьезном деле. Русским Польша в тягость, сам император Александр признавался мне в этом в Петербурге».

В Берлине, очевидно, помнили, что с 1795 по 1807 г. Варшава была прусским городом, а Царство Польское — прусской областью, носившей даже название «Южная Пруссия».

Немедленно к русской границе были направлены четыре прусских полка, получивших приказ не допускать в прусские пределы вооруженные шайки повстанцев. В воззвании прусских властей к познанскому населению выражалась надежда, что польские подданные воздержатся от участия в восстании. В случае же ослушания их предупреждали, что виновных постигнет кара, положенная за государственную измену. Наконец генерал-адъютант Вильгельма I Альвенслебен и флигель-адъютант Раух были посланы в Варшаву, а оттуда в Петербург для сбора сведений о ходе восстания и для соглашения с русским правительством об общих мерах к его усмирению.

27 января 1863 г. генерал Альвенслебен подписал в Петербурге с князем Горчаковым конвенцию, что в случае требования военного начальства одной из держав войска другой державы могут перейти границу, а если окажется нужным, то и преследовать инсургентов на территории соседнего государства.

Русско-прусская конвенция стала немедленно приносить плоды. Так, 18 февраля 1863 г. отряд повстанцев Меленцкого и Гарчинского численностью более тысячи человек был прижат русскими войсками к прусской границе, где их взяли в плен королевские войска.

С точки зрения международного права борьба с шайками бандитов на своей территории является внутренним делом государства, поэтому конвенция от 18 февраля 1863 г. касалась исключительно России и Пруссии. Тем не менее правительства Англии и Франции попытались использовать конвенцию как предлог для вмешательства в польские дела.

Британский кабинет приказал своему послу в Петербурге лорду Непиру предложить русскому правительству дать амнистию полякам и вернуть Польше гражданские и политические права, данные ей императором Александром I, во исполнение обязательств, якобы принятых им на Венском конгрессе перед Европой.

26 февраля 1863 г. лорд Непир вручил князю Александру Михайловичу Горчакову ноту с требованиями английского кабинета.

Прочитав ее, вице-канцлер объявил, что, действуя в духе примирительном, он не даст письменного ответа на замечания британского правительства, а ограничится лишь возражением на словах. Горчаков, согласившись с мнением английского министра о действительно печальном положении дел в Польше, заявил, что мнение это также разделяют император Александр и его правительство; государь глубоко скорбит о кровопролитии, но ответственность за это падает не на Россию. Рекрутский набор стал лишь предлогом, а не причиной восстания, уже давно подготовленного эмиграцией в иностранных столицах, не исключая и Лондона. Это было демократическое и антисоциальное движение, стремящееся к совершенно иным целям, чем те, на которые указывает правительство Англии. Цели эти — отделение Польши от России и полная ее национальная независимость в пределах 1772 г. В мятеже участвуют только городское население, сельское духовенство и мелкая шляхта. Крупные же землевладельцы из дворян ищут убежища под защитой пушек варшавской крепости. Крестьяне все на стороне русского правительства.

Переходя к касающимся Польши постановлениям, принятым на Венском конгрессе, Горчаков заметил, что введение упомянутых в них национальных учреждений предоставлено на усмотрение русского правительства. Император Александр I по собственному почину даровал Царству Польскому конституцию, о которой не сообщалось даже иностранным державам. Император Николай I имел полное право отменить ее, когда выяснилось, что она не отвечает потребностям ни Польши, ни России. Александр II проводит в Царстве Польском те же реформы, что и в России. Дарованные им Царству учреждения предоставят полякам полную административную автономию и выборное представительство. Конечно, они не тождественны ни конституции Александра I, ни таким же учреждениям в Англии, но соответствуют положению Польши и отношениям ее к России. Ведь правительство Великобритании не станет утверждать, что спасительны и полезны повсюду лишь те учреждения, что привились в Англии.

Я умышленно подробно излагаю ответ Горчакова, чтобы не быть голословным при оценке деятельности вице-канцлера. Горчаков по каждому вопросу говорил достаточно аргументированно. Но взглянем в целом на ситуацию — Англия шлет ноту, содержащую указания, как вести внутреннюю политику Российской империи. Как будто Александр I — вождь племени готтентотов или индийский раджа. А второе лицо в империи (после царя) боится даже дать письменный ответ, я уж не говорю о том, чтобы посла за подобную дерзость в 24 часа заставить покинуть Петербург. Вместо этого вице-канцлер начинает оправдываться перед послом. Представим себе на секунду, что русский посол заявился в Форин Оффис с аналогичной нотой по поводу событий в Индии и Ирландии…

Патологическую трусость перед Англией и франкофилию Горчакова отмечали многие современники. Так, Бисмарк говорил в рейхстаге: «Я пришел к убеждению, что в русском кабинете действуют два начала: одно — я мог бы назвать его антинемецким, — желавшее приобресть благоволение поляков и французов, главными представителями которого служили: вице-канцлер князь Горчаков, а в Варшаве — маркиз Велепольский; другое — носителями которого был преимущественно сам император и прочие его слуги, — основанное на потребности твердо придерживаться во всем дружественных отношений с Пруссией. Можно сказать, что в среде русского кабинета вели борьбу за преобладание дружественно расположенная к Пруссии антипольская политика с политикой польской, дружественно расположенной к Франции».

Позиция британского кабинета в польском вопросе нашла поддержку — правда, с некоторыми оговорками, — в Париже и Вене. Например, Наполеон ІІІ не хотел даже слышать об английских ссылках на венские договоры 1815 г., которые узаконили низвержение Наполеона I и провозгласили его династию лишенной всех прав на наследование французского престола.

На особенности позиции Австрии наложило отпечаток ее участие в трех разделах Речи Посполитой, но в отличие от Пруссии австрийский кабинет пытался разыгрывать славянскую карту и был не прочь дать любую автономию жителям Царства Польского, если бы они захотели сменить русское подданство на австрийское.

С большим трудом три державы пришли к соглашению, сохранив, впрочем, каждая свой взгляд на мотивы обращения к России и условясь лишь о том, чтобы сообщения эти были переданы русскому двору в один и тот же день.

5 апреля 1863 г. представители Англии, Франции и Австрии в Петербурге вручили князю Горчакову ноты, полученные от своих министров иностранных дел.

В английской ноте обосновывалось право вмешательства в польские дела на основе 1-й статьи заключительного акта Венского конгресса, по которой Царство Польское присоединялось к Российской империи на условиях, перечисленных в той же статье, и которые, по мнению британского кабинета, не были исполнены Россией. Граф Руссель утверждал, что даже после восстания 1830–1831 гг. русское правительство не имело права обращаться с Польшей как с завоеванной страной, не нарушая обязательств, занесенных в договор, потому что самой Польшей оно владеет в силу трактата, заключенного с восемью европейскими державами, в том числе и с Англией. Но независимо от помянутых обязательств на России как на члене европейской семьи лежит и другая обязанность: не увековечивать в Польше положения, служащего источником опасности не только для России, но и для мира в Европе. Польский мятеж будоражит общественное мнение в других европейских государствах, вызывает тревогу у правительств и грозит серьезными осложнениями, а потому британское правительство «ревностно надеется» (fervently hopes), что русское правительство уладит это дело так, чтобы мир на прочном основании был возвращен польскому народу.

Во французской ноте не упоминалось о Венском трактате. Французское правительство свое заступничество за поляков обусловливало исключительно тревогой, которую волнения в Польше вызывают в соседних странах, и их воздействием на спокойствие в Европе. Волнения эти должны быть прекращены в интересах европейских держав. Французское правительство надеется, что русский двор признает необходимость «поставить Польшу в условия прочного мира».

В ноте австрийского министра иностранных дел указывалось на возбуждение умов в Галиции как на последствие продолжительного вооруженного восстания в соседней Польше и выражалась надежда, что русское правительство, осознав опасность этих столь часто повторяющихся потрясений, «не замедлит положить им конец умиротворением края».

На этот раз вице-канцлер не стал уклоняться от письменного ответа на предъявленные ноты. В депеше к русскому послу в Лондоне он вступил в пространные рассуждения об обязательствах, наложенных на Россию по отношению к Царству Польскому статьями Венского договора 1815 г., и доказал, что постановления их не нарушены русским правительством, повторив все доводы первого своего устного возражения британскому послу. Переходя к заключению английской ноты, Горчаков снова заявил, что живейшее желание государя — перейти к практическому разрешению польского вопроса, но решением этим станет не введение в Польше конституции, подобной той, что действует в Англии. Прежде чем достичь политической зрелости Великобритании, другим странам необходимо пройти несколько ступеней развития, и обязанность монарха — соразмерить даруемые им учреждения с истинными потребностями своих подданных.

Александр II с самого своего восшествия на престол начал проводить в стране преобразования и реформы и за короткое время совершил общественный переворот, для которого в других странах Европы потребовалось бы много времени и усилий. Система постепенного развития приложена им ко всем отраслям управления и к существующим учреждениям. Император не уклонился от этого пути, шествуя которым он приобрел любовь и преданность своих подданных и право на сочувствие Европы. Те же намерения одушевляют его и относительно поляков. В Европе не поняли и не оценили по достоинству дарованных Царству Польскому учреждений, заключающих в себе задатки, развитие которых зависит от времени и опыта. Они приведут к полной административной автономии Польши на основе областных и муниципальных учреждений, которые были исходной точкой величия и благосостояния самой Англии. Но в этом деле император встретился с препятствием, возбужденным «партией беспорядка». Она помешала введению новых учреждений. Несмотря на это, в манифесте об амнистии Александр II заявил, что не возьмет обратно дарованных Царству Польскому прав и преимуществ и желает дать им дальнейшее развитие.

«Итак, — рассуждал Горчаков, — его величество может сослаться на прошлое в прямодушии своей совести; что же касается до будущего, то оно, естественно, зависит от доверия, с коим отнесутся к его намерениям. Не покидая этой почвы, наш августейший государь уверен, что поступает как лучший друг Польши и один только стремится к ее благу практическим путем».

Вице-канцлер не оставил без возражения напоминания графа Русселя об обязанностях России относительно прочих европейских государств. Обязанности эти Россия никогда не теряла из виду, но ей не всегда отвечали взаимностью. В доказательство Горчаков сослался на то, что заговор, приведший к восстанию в Польше, составился вне ее. С одной стороны, возбуждение извне влияло на восстание, с другой — восстание влияло на возбуждение общественного мнения в Европе. Русский император искренне желал восстановления спокойствия в Царстве Польском. Он допускает, что державы, подписавшие акт Венского конгресса, остаются небезучастными к событиям, происходящим в этой стране, и что дружественные объяснения с ними могут привести к результату, отвечающему общим интересам. Император принимает к сведению доверие, выраженное ему британским правительством, которое полагается на него в деле умиротворения Царства Польского, но на нем лежит долг обратить внимание лондонского двора на пагубное действие возбуждений Европы на поляков. Возбуждения эти исходят от партий всесветной революции, всюду стремящейся к ниспровержению порядка и ныне идущей к той же цели не в одной только Польше, но и в целом в Европе.

Если европейские державы действительно желают восстановить спокойствие в Польше, то для достижения этой цели они должны принять меры против нравственного и материального брожения, распространенного в Европе, так чтобы прикрыть этот постоянный источник смут.

В ответ на французскую ноту Горчаков ограничился повторением заключения своей депеши к русскому послу в Лондоне и предложил императору Наполеону ІІІ оказать России нравственное содействие в исполнении задачи, возлагаемой на русского государя попечением о благе его польских подданных и сознанием долга перед Россией и великими державами.

В том же духе был составлен ответ и венскому двору с прибавлением, что от Австрии зависит помочь России умиротворить Царство Польское принятием строгих мер против мятежников в пограничных с ней областях.

Между тем лондонский и парижский кабинеты, не довольствуясь собственными представлениями в пользу мятежных поляков, обратились ко всем европейским державам с приглашением принять участие в давлении на Россию с целью вынудить ее пойти на уступки. Французский министр иностранных дел писал по этому поводу: «Дипломатическое вмешательство всех кабинетов оправдывается само собой в деле общеевропейского интереса, и они не могут сомневаться в спасительном во всех отношениях влиянии единодушной манифестации Европы».

Однако не все державы откликнулись на этот призыв. Бельгия и Швейцария, ссылаясь на свой нейтралитет, уклонились от участия в манифестации. Глава берлинского кабинета прямо заявил английскому посланнику, что согласие на его предложение поставило бы его в противоречие с самим собой. Нельзя же ему, в самом деле, после того, как он в течение двух лет настаивал перед русским двором на необходимости не отступать перед строгими мерами для подавления мятежа, вдруг обратиться к нему же с советом даровать полякам автономию. Следуя примеру Пруссии, воздержались от всякого вмешательства и другие германские дворы.

Зато с ходатайствами за Польшу выступили Испания, Швеция, Италия, Нидерланды, Дания, Португалия и даже Турция.

Папа Пий IX, с самого начала восстания в Польше проявлявший сочувствие к полякам, обратился с личным письмом к Александру II, где жаловался на притеснения Римско-католической церкви в Царстве Польском и требовал для себя права непосредственно сноситься вне всякого правительственного контроля с местными епископами, а для духовенства — восстановления участия в народном образовании.

В своем ответе Александр II противопоставил упрекам папы в притеснении духовных лиц участие их в мятеже, в вызванных ими беспорядках и даже в совершенных преступлениях. «Этот союз, — писал император, — пастырей церкви с виновниками беспорядков, угрожающих обществу, — одно из возмутительнейших явлений нашего времени. Ваше святейшество должны не менее меня желать его прекращения», — и закончил письмо такими словами: «Я уверен, что прямое соглашение моего правительства с правительством вашего святейшества, на основании заключенного между нами конкордата, вызовет желаемый мной свет, при котором рассеются недоразумения, порожденные ошибочными или злонамеренными донесениями, и преуспеет дело политического порядка и религиозных интересов, нераздельных в такое время, когда и тому, и другим приходится обороняться от нападений революции. Все действия моего царствования и заботливость моя о духовных нуждах моих подданных всех исповеданий служат залогом чувств, одушевляющих меня в этом отношении».

Приглашения присоединиться к дипломатическому походу на Россию получило и правительство Соединенных Штатов Северной Америки, но, помня отказ русского правительства принять участие в подобной же демонстрации против Северных Штатов в начале Гражданской войны, вашингтонский кабинет решительно отклонил англо-французское предложение, ссылаясь на непреложное правило правительства Соединенных Штатов: ни под каким видом не вмешиваться в политические пререкания государств Старого Света.

Лондонский, парижский и венский дворы, получив русский ответ на свои ноты, начали разрабатывать общую программу дальнейшего вмешательства в польский вопрос. Французский министр иностранных дел наставлял своего посла в Лондоне: «Настала минута точно определить предложения, о которых предстоит условиться трем дворцам». Французское правительство требовало, чтобы новое обращение к русскому правительству произошло в форме торжественных нот и чтобы в нем было выражено требование о передаче польского вопроса на обсуждение всех европейских держав. Но парижский кабинет был вынужден уступить Англии, настаивавшей на одновременном предъявлении трех сообщений, а также на передаче дела в суд лишь восьми держав, подписавших заключительный акт Венского конгресса.

Прочтение и вручение трех нот послами союзных держав вице-канцлеру Горчакову состоялось в один день в конце июня 1863 г. Горчаков выслушал их и сказал лишь, что содержание нот доведет до сведения государя и испросит высочайшего повеления.

Все три депеши были различны по форме, но во всех делался общий вывод. Они предлагали России принять за основание переговоров по польскому вопросу следующие шесть пунктов: 1) полная и всеобщая амнистия; 2) народное представительство с правами, подобными тем, что утверждены хартией 15 ноября 1815 г.; 3) назначение поляков на общественные должности с тем, чтобы образовалась администрация непосредственная, национальная и внушающая доверие стране; 4) полная и совершенная свобода совести и отмена стеснений, наложенных на католическое вероисповедание; 5) исключительное употребление польского языка как официального в администрации, в суде и в народном образовании; 6) установление правильной и законной системы рекрутского набора.

Все шесть статей были изложены в трех нотах одинаково, но все же в них проявлялись существенные оттенки. Англия и Франция настаивали на созыве конференции из восьми держав, то есть привлечении, кроме трех дворов и России, Пруссии, Швеции, Италии и Португалии как держав — участниц Венского конгресса. Австрия только объявляла, что не встретит препятствий к созыву такой конференции, если Россия признает ее своевременность. Далее Австрия прямо требовала перемирия с мятежниками. Франция довольствовалась временным замирением, основанным на соблюдении военного status quo, а Англия ограничивалась пожеланием, «чтобы мудрости русского правительства удалось прекратить сожаления достойное кровопролитие».

Точное определение требований трех держав вызвало русское правительство дать такой же точный и определенный ответ. Принятие предложений Англии, Франции и Австрии для России было равносильно признанию за ними права вмешательства в свои внутренние дела, отвержение же могло привести к разрыву отношений и даже к войне, как предупреждали о том русские дипломаты (питомцы школы Горчакова и Нессельроде) в своих донесениях.

Князь Горчаков направил отдельные ноты каждому из трех правительств, но во всех нотах по указанию Александра II содержался категорический отказ от притязаний трех держав выступить посредниками между Россией и мятежными поляками — подданными русского царя.

В ноте британскому правительству говорилось: «Перед своею верною армиею, борющеюся для восстановления порядка, перед мирным большинством поляков, страдающих от этих прискорбных смут, перед Россией, на которую они налагают тяжелые пожертвования, государь император обязан принять энергичные меры, чтобы смуты эти прекратились. Как ни желательно немедленно остановить кровопролитие, но цель эта может быть достигнута в том только случае, если мятежники положат оружие, доверяясь милосердию государя. Всякая другая сделка была бы несовместна с достоинством нашего августейшего монарха и с чувствами русского народа».

Нота к французскому правительству заключала в себе прямой упрек Франции в потворстве и содействии мятежным полякам. В ней говорилось: «Один из главнейших центров агитации находится в Париже. Польские выходцы, пользуясь своим общественным положением, организовали там обширный заговор, поставивший себе задачей, с одной стороны, вводить в заблуждение общественное мнение Франции системой беспримерных поношений и клеветы, а с другой — питать беспорядок в Царстве Польском то материальными пособиями, то террором тайного комитета, то, главным образом, распространяя убеждение о деятельном вмешательстве в пользу самых бессмысленных стремлений восстания».

Русские ноты были высочайше утверждены, подписаны и 1 июля 1863 г. отправлены русским послам в Лондоне, Париже и Вене. Несколько дней спустя князь Горчаков пригласил к себе в Царское Село послов Англии и Франции и австрийского поверенного в делах и сам прочитал им свои ответы на ноты их правительств. Твердый ответ вице-канцлера привел в сильное смущение иностранных дипломатов, не ожидавших столь искусно мотивированного и решительно высказанного отказа. Послы Англии и Франции были буквально взбешены. Герцог Монтебелло заявил, что французское правительство не только не удовлетворится таким ответом, но и сочтет его за оскорбление, которое немедленно приведет к разрыву, а лорд Непир утверждал, что его правительство не примирится с русским ответом. Ситуация была на грани объявления войны, но до вооруженного конфликта не дошло — 60-фунтовые пушки русских крейсеров оказались более весомым аргументом, нежели ноты Горчакова.

Еще в начале Польского восстания управляющий Морским министерством адмирал Н. К. Краббе предложил Александру II немедленно отправить русские крейсерские суда к берегам Соединенных Штатов.

Поход русских кораблей к берегам Америки решал сразу две задачи — удерживал англичан от вмешательства как в американские, так и в польские дела. Выработанной адмиралом Краббе инструкцией предписывалось в случае открытия военных действий по прибытии наших эскадр в Америку распределить суда обеих эскадр на торговых путях Атлантического, Тихого, а если потребуется, и других океанов и морей, для нанесения материального ущерба неприятельской торговле и, в случае возможности, для нападения на слабые места английских и французских колоний.

Для обеспечения продовольствием и снабжения обеих эскадр, уходивших в Америку в полной боевой готовности, в США был выслан капитан II ранга Кроун. Он по соглашению с начальниками обеих эскадр и с русским посланником в Вашингтоне должен был организовать быструю и непрерывную доставку на эскадры нужных припасов при помощи зафрахтованных судов в заранее условленных местах.

В состав снаряжавшейся в Кронштадте эскадры Атлантического океана, командиром которой был назначен контр-адмирал С. С. Лесовский, вошли фрегаты «Александр Невский», «Пересвет» и «Ослябя», корветы «Варяг» и «Витязь» и клипер «Алмаз».

В состав эскадры Тихого океана вошли корветы «Богатырь», «Калевала», «Рында» и «Новик» и клипера «Абрек» и «Гайдамак». Начальником эскадры был назначен контр-адмирал А. А. Попов.

Поход обеих эскадр происходил в обстановке строжайшей секретности. Корабли эскадры Лесовского шли в Америку порознь, причем фрегат «Ослябя» шел не с Балтики, а из Средиземного моря. Зато все суда почти одновременно 24 сентября 1863 г. оказались в Нью-Йорке, а 27 сентября эскадра контр-адмирала Попова бросила якорь на рейде Сан-Франциско.

Когда через неделю пассажирский пароход привез в Лондон американские газеты с сообщением о прибытии русских кораблей, в Форин Оффис заявили, что это обычные газетные утки. Позже наступил шок. Судоходные компании резко подняли стоимость фрахтов, страховые компании начали менять правила страховок. К сожалению, никто из современников не посчитал убытки, нанесенные экономике Британии. Замечу, что и без этого английская промышленность находилась в кризисе, вызванном войной в Соединенных Штатах и рядом других причин.

Кстати, наши историки, говоря о походе русских эскадр в Америку, забыли, что часть русских крейсеров находилась на британских коммуникациях и в других районах Мирового океана. Так, до конца 1863 г. на Средиземном море крейсировали фрегат «Олег» и корвет «Сокол».

Через три недели после прибытия русских эскадр в Америку Александр II в рескрипте на имя генерал-адмирала (от 19 октября) назвал Польшу страной, «находящейся под гнетом крамолы и пагубным влиянием иноземных возмутителей». Упоминание в обнародованном рескрипте об «иноземных возмутителях», которое до прибытия русских эскадр в Америку могло бы послужить casus belli, теперь было встречено западными державами молча, как заслуженный урок.

Сразу же после прибытия эскадр в Америку антирусская коалиция развалилась. Первой поспешила отойти Австрия, которая, сразу почуяв всю шаткость положения и предвидя близкую размолвку Англии и Франции, побоялась принять на себя совместный удар России и Пруссии. Австрия, круто изменив свою политику, не только пошла на соглашение с Россией, но и стала даже содействовать усмирению мятежа в Царстве Польском.

Английским дипломатам с большим трудом удалось задержать на полпути, в Берлине, грозную ноту с угрозами в адрес России, которую должен был вручить Горчакову лорд Непир. Теперь Форин Оффис пошел на попятную.

Пытаясь «спасти лицо», император Наполеон ІІІ предложил как последнее средство созвать конгресс для обсуждения польского вопроса. Но и эта его попытка не была принята ни Англией, ни Австрией. Наполеон, оставшись в одиночестве, вынужден был и сам отказаться от всякой мысли о вмешательстве.

Исход кризиса 1863 г. без единого выстрела решили храбрые русские моряки, готовые драться с англичанами на всех широтах. Не меньшую роль сыграли и наши солдаты, которые совместно с польскими, украинскими и белорусскими крестьянами укротили буйное панство.

Примечания:

2

Официальное разделение Церкви на православную и католическую произошло в 1054 г., однако фактический раскол был уже в IX в. Для удобства читателя здесь и далее я буду именовать западным духовенством клир, подчинявшийся папе римскому, а восточным — пастырей, подчинявшихся константинопольскому патриарху.

20

К этому времени на папском престоле уже сидел Александр IV.

21

См.: Антонович В. Б. Очерки истории Великого княжества Литовского до половины XV столетия. Киев, 1878. Вып. 1. С. 38–39.

22

Ростислав Роголодович — сын хорошо известного по летописям князя Роголода Всеславича, правившего Полоцком в XII в.

200

До этого Россия не присоединяла ни клочка земли, где большинство населения составляли этнические поляки.

201

Согласно «Истории потерь», только в 57 крупных сражениях с 1807 по 1814 г. русская армия потеряла 316 тысяч убитыми, ранеными и попавшими в плен. Прибавив сюда еще сражения до 1807 г., мелкие стычки с 1798 по 1814 г., санитарные потери армии и потери мирного населения, мы получим миллионы.

202

Толстой Л. Н. Война и мир. М., 1958. Т. 1. С. 307.

203

Манфред А.3. Наполеон Бонапарт. М., Мысль, 1973. С. 512.

204

Россия. История XIX века. М., 1998. С. 75–76.

205

Там же. С. 76–77.

206

Поэт, один из идеологов польского дворянства.

207

Россия. История XIX века. М., С. 78–79.

208

Радзивилл Михаил Гедеон (1778–1850).

209

Цит. по: Россия. История XIX века. М., С. 85.

210

Мальта имеет несколько островов, но в обиходе ее принято называть островом.

211

Пушкин А. С. Полн. собр. соч.: В 10 т. М., 1957. Т. 3. С. 222, 223, 224.

212

Ограниченной как калибром спецбоеприпасов, так и территориально, т. е. не задевая границ главных сторон конфликта.

213

Дибич Иван Иванович родился в 1785 г., учился в Берлинском кадетском корпусе, после окончания которого в 1801 г. был зачислен прапорщиком в лейбгвардейский Семеновский полк. Сын генералмайора русской службы Ивана Ивановича (Ганса Эренфрида) Дибича, поступившего на русскую службу в 1799 г.

214

Дебуширование (фр. debouche — выход из теснины) — выход войск из теснины (ущелья, горного прохода, моста, плотины и т. п.) или какойлибо закрытой местности (леса, деревни) на более широкое место, где можно развернуться. Дебуширование в виду неприятеля сопряжено с большими затруднениями: приходится двигаться узким фронтом, сильно поражаемым огнем в глубину, вследствие чего даже большое превосходство в силах не имеет значения.

215

Урланис Б. Ц. История военных потерь. СПб. — М., Полигон — ACT, 1998. С. 358.

216

Паскевич Иван Федорович родился в 1782 г. в Полтаве, в 1827 г. сменил Ермолова на Кавказе. За взятие крепости Эривань в другие успехи в войне с Персией был возведен в графское достоинство и получил прибавку к фамилии — Эриванский.

217

18 марта 1831 г. польские войска Скржинецкого нанесли поражение корпусу русского генерала Розена. Однако поляки не преследовали отступающих, благодаря чему русские сумели в порядке отойти к Калушину.

218

Так наши мудрые генералы пытались воевать и в Крымскую войну, в результате чего артиллерия несла огромные потери от огня нарезных ружей пехоты противника.

219

Не путать с крепостью Ивангород, расположенной напротив Нарвы.

220

Лидерс Александр Николаевич родился в 1790 г. Его отец был сподвижником Суворова. В кавалергардах он не бывал, зато в 15 лет поступил в Брянский пехотный полк и через несколько недель участвовал в Аустерлицком сражении; в 1808–1812 гг. участвовал в штурмах Силистрии и Рущука, за что получил золотую шпагу; в войну 1812 г. командовал лейбгвардейским Егерским полком, а в 1813 г. был ранен под Кульмом; в 1828 г. осаждал Браилов и Шумлу; в 1829 г. одним из первых вошел в Адрианополь; в 1831 г. дрался с поляками под Остроленкой и в ходе штурма Варшавы первым ворвался в редут «Воля»; с 1843 по 1847 г. воевал на Кавказе; в 1849 г. командовал V корпусом при подавлении Венгерского восстания.

221

Варшавский военный округ был образован в 1862 г.

222

В Льеже (Бельгия) было заказано 76 тысяч штуцеров (типа винтовки), однако при доставке их повстанцам более половины захватили австрийские и русские пограничники.

223

Мирославский Людовик (по другим документам Мерославский) родился в 1814 г. Участник восстания 1830–1831 гг., эмигрировал во Францию. В 1845 г. он пытался пробраться в Варшаву, но был арестован прусскими властями и приговорен к смертной казни, замененной позже на пожизненное заключение; освобожден в 1848 г. В 1859 г. воевал на стороне Гарибальди в Сицилии; в 50х гг. сблизился во Франции с бонапартистами.

224

Лангевич (Лянгевич) Мариан Мельхиор родился в 1827 г. Несколько лет он служил в гвардейской артиллерии прусского короля, в 1859 г. воевал вместе с Гарибальди в Сицилии.

225

См.: Керсновский А. А. История русской армии. М., 1993. Т. 2. С. 196.