Глава 5

ПОДГОТОВКА

Как только Монтгомери понял, что сражение под Алам-эль-Хальфой закончено, он, не теряя времени, начал готовиться к последнему решительному удару – к битве, которую впоследствии назовут битвой у Эль-Аламейна. Стратегия Монтгомери базировалась на трех основополагающих принципах. Во-первых, безопасность и надежность. Уже занятые позиции должны быть надежно укреплены, чтобы стать линией начала наступления. Во-вторых, тренировка личного состава. Опыт Алам-эль-Хальфы убедил командующего в том, что все рода войск должны учиться и тренироваться при любой возможности и в максимально возможном объеме. В-третьих, и этот принцип был тесно связан со вторым, следовало переформировать и реорганизовать подразделения так, чтобы войска шли в бой с заранее назначенными командирами.

Чтобы обеспечить решение первой задачи, командующий приказал установить три новых минных поля, которые должны были располагаться к югу от минных полей, занятых в настоящий момент противником. Поля получили условные названия «Орешек», «Май» и «Июнь». «Орешек» соединил между собой середину старого четвертого минного поля у Мухафида с северным краем старого третьего минного поля к югу от Рагиля. Это поле было установлено к 11 сентября. «Май» установили в 3 милях к востоку от «Орешка» и направили к югу от хребта Баре через восточную окраину Рагиля к Самакет-Габалле, за которым его продолжили к юго-востоку еще на 5 миль. «Июнь» был установлен между двумя первыми полями, от южной окраины Рагиля до точки в 3 милях к юго-западу от Самакет-Габаллы.

Для того чтобы привести в соответствие с требованиями войны подготовку войск и их реорганизацию, надо было в первую очередь заняться боевой подготовкой 10-го корпуса. Ламсден, бывший командир 1-й бронетанковой дивизии, был назначен командиром корпуса как раз в момент прибытия Монтгомери. Новый командующий хотел поставить на это место своего человека, а не этого пустынного ветерана, лошадника до мозга костей. Однако Александер не спешил выполнять функцию новой метлы и не собирался избавляться от тех ветеранов, которые, как Ламсден, пользовались заслуженной репутацией грамотных командиров. Кроме того, в поддержку Ламсдена выступил начальник штаба Александера Маккрири, старый служака из 12-го уланского полка. Монтгомери неохотно уступил. Штаб корпуса был спешно переведен 1 сентября из дельты в расчете на то, что придется руководить преследованием отступающего противника. Был произведен обмен средствами связи со штабом 30-го корпуса, средства связи которого были пригодны для ведения маневренных боевых действий. Затем штаб 10-го корпуса был переведен в район Вадп-Натруна, где начались его совместные учения с соединениями, которые предполагали включить в корпус. Для этого наметили 1-ю, 8-ю и 10-ю бронетанковые дивизии, новозеландскую дивизию с двумя реорганизованными бригадами, а также 9-ю бронетанковую бригаду. Последняя прежде входила в состав 1-й кавалерийской дивизии, расквартированной в Палестине и затем преобразованной в 10-ю бронетанковую дивизию, состоявшую из 3-го гусарского, Королевских уилтширского и уорчестерского йоменских полков.

Реорганизация прежде всего коснулась штабов. На фронте штаб 4-й индийской дивизии сменил штаб 5-й индийской дивизии, а 7-я индийская бригада сменила 9-ю индийскую бригаду. Остальная часть дивизии: 5-я и 16-я индийские бригады, артиллерия и пехотные части дивизии остались на своих местах. Следующим шагом стало восстановление 51-й хайлендерской дивизии под командованием Уимберли. Эта дивизия прибыла из Англии в Египет в августе и была расквартирована близ Каира. Во время сражения у Алам-эль-Хальфы две ее бригады были приданы 8-й армии, но активного участия в боевых действиях не принимали. 9 сентября Уимберли принял под свое начало остальные части дивизии, прибывшие из-под Каира, а 10-го числа она сменила 44-ю дивизию на позициях близ Алам-эль-Хальфы, оставаясь в оперативном подчинении 13-го корпуса, но проходя подготовку в составе 30-го корпуса.

44-ю дивизию Хьюза переместили на запад, где она сменила новозеландцев на хребте Баре, лишившись при этом 133-й бригады Лиса, которую присоединили к 10-му корпусу в качестве бригады мотопехоты, а ее место заняла 15-я бригада Перси – все, что осталось от 50-й дивизии. Дивизии придали также 1-ю бригаду «Свободная Греция», недавно прибывшую из района дельты, где она была сформирована из бежавших из Греции военнослужащих.

Новозеландская дивизия убыла на недельный отдых на побережье моря в район Бург-эль-Араба, прежде чем соединиться с 10-м корпусом в учебных лагерях северо-западнее Вади-Натруна, включив в свой состав 9-ю бронетанковую бригаду Карри.

7-я бронетанковая дивизия стала следующим объектом реорганизации. Из ее состава вывели 7-ю моторизованную бригаду и включили ее в состав 1-й бронетанковой дивизии Босвайла, оставив в ней один из уцелевших моторизованных батальонов и 2-ю стрелковую бригаду. Сам Рентон прежде командовал этим батальоном, а затем и моторизованной бригадой. Солдаты тяжело переживали замену носорога тушканчиком как символа части, и часто на боевых машинах можно было видеть странные гибриды этих разных животных. Самому Рентону тоже пришлось уйти. Между ним и Хорроксом в ходе сражения у Алам-эль-Хальфы часто возникали конфликты, и Монтгомери решил влить в командование свежую кровь. Выбор (надо сказать, идеальный) пал на Джона Хардинга, который все еще оставался прикомандированным представителем Генерального штаба в Каире. А 22-я бронетанковая бригада Робертса была снова включена в состав дивизии; месяцем позже южный сектор, удерживаемый 4-й бригадой легких танков, был передан генералу Кенигу, командующему 1-й бригадой «Свободной Франции», который тоже подчинялся командованию дивизии. 7-я моторизованная бригада пробыла неделю на отдыхе, а затем в последнюю неделю сентября была переброшена в район Хататба, где соединилась с 1-й бронетанковой дивизией генерала Бриггса, прибывшей из дельты, где ее с начала августа оснащали новым вооружением.

Кроме переброшенных в середине сентября 10-й бронетанковой дивизии и 8-й бронетанковой бригады в тренировочные лагеря в районе Вади-Натруна, 10-й корпус был укомплектован 8-й бронетанковой дивизией, также переведенной из района дельты, и 24-й бронетанковой бригадой Кенчингтона, которая в начале сентября также была переброшена в район юго-восточнее Вади-Натруна. Нерешенной, однако, оставалась проблема комплектования этих бронетанковых соединений моторизованной пехотой. 7-я дивизия, как мы видели, была оставлена без мотопехотной бригады, которую передали в 1-ю дивизию. 133-я бригада Лиса была выведена из состава 44-й дивизии, ее пехотный батальон был спешно реорганизован и вначале передан 8-й бронетанковой дивизии, а затем в конце сентября 10-й бронетанковой дивизии. Было признано невозможным сформировать еще одну мотопехотную бригаду для укомплектования 8-й дивизии. Тогда бригада Кенчингтона была придана 10-й дивизии в виде особой бригады. Войска дивизии были переданы под начало командующего Королевской артиллерией бригадного генерала Хаммера Мэтью и преобразованы в «Хаммерфорс» в резерве 10-го корпуса, а штабы дивизий и средства связи использовались к разочарованию командира корпуса Гарднера для введения противника в заблуждение, поэтому остались на месте передвинутого к линии фронта штаба 10-го корпуса.

Таким образом, только к концу сентября 10-й корпус в полном составе был собран в районе Вади-Натруна в 100 милях позади линии фронта.

Проблемы 30-го корпуса были проще. Мы уже упомянули о замене 5-й индийской дивизии на 4-ю и о прибытии хайлендерской дивизии. 9-я австралийская и 1-я южноафриканская дивизии уже находились в составе корпуса и удерживали свои позиции на фронте. Главным изменением стало прибытие нового командира, генерал-лейтенанта Оливера Лиса. Он, так же как и Хоррокс, был человеком Монтгомери, хотя совершенно иного склада. В противоположность сильному и импульсивному Хорроксу, Лис являл собой воплощение неодолимой спокойной силы и отличался несокрушимым оптимизмом и доброжелательностью. Ему было сорок семь, а в возрасте двадцати лет, когда Лис служил в колдстримском гвардейском полку во Франции, он получил орден за выдающиеся заслуги в 1916 году. В промежутке между двумя войнами он сделал неплохую карьеру, став сначала майором 1-й гвардейской бригады, затем командовал 1-м батальоном и, наконец, стал полковником колдстримского гвардейского полка. В 1940 году он продвинулся от бригадного генерала в экспедиционных силах до командира дивизии. Он командовал последовательно тремя дивизиями, западносуссексской, 15-й шотландской и гвардейской бронетанковой. 13 сентября он сменил Рамсдена, 50-я нортумберлендская дивизия которого потерпела тяжелое поражение. В разгар битвы при Алам-эль-Хальфе дивизия была преобразована в 151-ю бригаду, которой грозило расформирование. На следующий день Лис узнал о прибытии 2000 пехотинцев подкрепления, которые прибыли на сборный пункт в дельте и предназначались для пополнения его полков. Он попросил сохранить дивизию, и его просьбу услышали. 69-я бригада была сформирована заново, и 5 октября дивизия приняла у 44-й дивизии старые новозеландские позиции, имея также в своем составе 3-ю греческую бригаду.

Одновременно с реорганизацией (очень сложной самой по себе, а еще больше затрудняли ее проведение условия войны) осуществлялась также программа оснащения и перевооружения войск. Главной заботой были танки, и самым значительным событием стало прибытие 3 сентября 300 американских «шерманов». За пять с половиной недель, прошедших с окончания сражения при Алам-эль-Хальфе, до начала битвы при Эль-Аламейне танковая мощь 8-й армии возросла с 896 машин до 1351 танка, из которых было «шерманов» – 285, «грантов» – 246, «крусейдеров» 421, «стюартов» – 167, «Валентинов» – 223, «матильд» – 6 и «Черчиллей» – 3. Из этих танков 1136 находились в передовых подразделениях, и к вечеру 23 октября к бою был готов 1021 танк. Каждый полк 8-й и 9-й бронетанковых дивизий имел в своем составе одну роту «шерманов», одну «грантов» и одну «крусейдеров»; во 2-й и 24-й бригадах «гранты» были заменены на «шерманы». 23-я бронетанковая бригада имела на вооружении исключительно «Валентины». Каждый полк 22-й бронетанковой бригады имел в своем составе две роты тяжелых танков, на вооружении которых были «гранты»; роты легких танков были оснащены «крусейдерами», за исключением 1-го Королевского танкового полка, на вооружении которого состояли «стюарты». Полк «Серых» в составе 4-й легкой бронетанковой бригады имел в своем составе одну роту «грантов» и две роты «стюартов», а 4/8-й гусарский полк имел на вооружении только «стюарты», так же как новозеландская кавалерийская дивизия. 9-я австралийская кавалерийская дивизия имела на вооружении как «стюарты», так и «крусейдеры». Испытания трех танков «Черчилль» проводились в 7-й моторизованной бригаде.

Произошло значительное улучшение противотанкового вооружения: количество 2-фунтовых орудий возросло с 450 до 550, а количество 6-фунтовых орудий возросло с 400 до 850. Это дало возможность придать каждому пехотному батальону 8 2-фунтовых, а каждому моторизованному батальону 16 6-фунтовых противотанковых орудий. Все артиллерийские противотанковые полки имели на вооружении только 6-фунтовые орудия, за исключением одной батареи в каждой пехотной дивизии. Мощь артиллерии среднего калибра увеличилась до 52 стволов, то есть удвоилась, а мощь полевой артиллерии возросла на 216 стволов и составила в сумме 832 ствола.

Увеличилось число самолетов в составе военновоздушных сил пустыни. Оно возросло настолько, что стало возможным сформировать по две группы истребителей и легких бомбардировщиков для решения текущих задач. Непосредственной задачей Конингхэма стал отдых, реорганизация и тренировка эскадрилий. Командующий сократил количество боевых вылетов истребителей и легких бомбардировщиков и отвел большую их часть на базовые аэродромы в дельте Нила. Порты противника тем не менее продолжали подвергаться налетам тяжелых и средних бомбардировщиков. В промежутке между 6 сентября и 22 октября Королевские военно-воздушные силы осуществили 183 боевых вылета тяжелых и 903 боевых вылета средних бомбардировщиков, а военно-воздушные силы Соединенных Штатов выполнили 120 боевых вылетов. Британцы сосредоточили свои удары на Тобруке, который каждую ночь атаковали 20-30 «веллингтонов», а имевшие большую дальность полета американские «либерейторы» наносили удары по Бенгази. Самый сокрушительный налет был осуществлен ночью 22 сентября.

Пока все внимание и силы командования 8-й армии были направлены на решение этих сложных и запутанных проблем, главное командование на Среднем Востоке решило провести серию диверсионных операций, имеющих целью отвлечение внимания противника. Главной операцией такого рода должна была стать высадка морского десанта в Тобруке с одновременным рейдом на Киренаику с суши. Семена, из которых вырос этот план, были посеяны намного раньше, когда Окинлек отражал атаки на хребте Рувейсат, а Адмиралтейство считало положение настолько серьезным, что планировало отправить в Тобрук эскадренный миноносец, в задачу которого входил бы обстрел порта Тобрука на рассвете, когда туда прибудет конвой противника. Адмирал Генри Харвуд, главнокомандующий военно-морскими силами в Средиземном море, собирался расширить операцию и высадить десант, который отрезал бы Роммеля от баз снабжения. Он оказывал давление на других командующих, пробивая свой план, несмотря на решение объединенного штаба о том, что такая операция была бы бесплодной и дорогостоящей.

Для проведения операции была выбрана ночь 13 сентября. Операция должна была состоять из одновременного нападения на Тобрук и Бенгази с отвлекающими атаками на Барсе и Джало. Предполагалось, что в Тобруке находится бригада плохо подготовленных итальянских войск, а германские войска в этом районе состоят из 1000 военнослужащих тыловых подразделений, расквартированных в 15 милях к востоку. Главные силы, предназначенные для атаки Тобрука, получили название группа А. В их состав входила 11-я команда Королевской морской пехоты (подполковник Анвин) с подразделением тяжелой зенитной артиллерии, которые должны были захватить и демонтировать зенитные орудия противника, и инженерными подразделениями для уничтожения порта. К северу от гавани предполагалось высадить с двух эскадренных миноносцев «Сикх» и «Зулу» немногим более 400 человек. В то же время узкий залив к востоку от входа в гавань должен быть захвачен силами группы В, состоящими из 40 военнослужащих 1-го особого авиационно-технического полка, которому были приданы многочисленные мелкие подразделения, способные использовать или разрушать захваченное оборудование и оснащение. Включая водителей, эти силы насчитывали до 80 человек. Эта группа должна была быть усилена группой С, состоявшей из 100 военнослужащих 1-го аргайлско-сазерлендского хайлендерского полка с дополнительными подразделениями, насчитывавшими еще 100 человек, которых предстояло доставить из Александрии на 18 торпедных катерах и моторных судах Королевского военно-морского флота.

После массированной бомбардировки гавани самолетами Королевских военно-воздушных сил эти три группы должны были захватить и удерживать в течение двадцати четырех часов гавань, чтобы как можно больше разрушить причальные сооружения. После выполнения этой задачи все группы должны были быть эвакуированы морем или, если удастся, захватить достаточно транспортных средств противника, продолжить рейд и по суше отступить в Куфру. Эту дерзкую и сложную операцию должны были поддержать нападением диверсионных групп и сил особого авиационно-технического полка на Бенгази и Барсе с одновременным захватом Джало, как промежуточной базы на пути от Куфры к другим целям операции.

Подход к Тобруку был выполнен в полном согласии с планом, и самая трудная и дерзкая его часть – захват прибрежных оборонительных сооружений и зенитных орудий на южном берегу восточной оконечности гавани – была успешно проведена силами группы В, которая, высадившись на берег, дала особый сигнал. Это было замечательным достижением после морского перехода в 1700 миль. Усиление этой группы группой С, однако, потерпело полный провал. Группа С вернулась в Александрию, сумев высадить на берегу только 10 человек из Королевского нортумберлендского фузилерного полка, потеряв при этом 5 десантных судов.

Суда «Сикх» и «Зулу» подошли к берегу в 2 милях от северного плеча Тобрукской гавани в три часа ночи, но высадке помешала высокая волна, в результате чего к четырем часам утра удалось высадить только 150 человек, и то в 2 милях к западу от намеченного пункта. К этому времени противник, силы которого оказались значительно большими, чем предполагалось, привел войска в полную боевую готовность и обстрелял морских пехотинцев, которые рассыпались по берегу мелкими группами и вступили в бой, вскоре исчерпав боеприпасы. С эскадренными миноносцами дело обстояло не лучше. «Сикх» был подбит огнем береговой артиллерии и взят на буксир «Зулу», но команда была вынуждена открыть кингстоны, когда буксирный трос был порван удачным выстрелом неприятельского орудия.

Командир группы В подполковник Хэзелден понял, что высадка группы сил А оказалась неудачной, и в ходе жестокого боя приказал тем, с кем еще мог связаться, отступать. При попытке отступления он был убит.

Эскадренный миноносец «Зулу» уцелел после трех воздушных атак на обратном пути, дошел до эскадренного миноносца «Ковентри», загорелся после попадания бомбы и был оставлен экипажем. С «Ковентри» судно было подбито двумя торпедами, но сам «Ковентри» был поражен попаданием авиабомбы. Судно было взято на буксир, но в восемь часов вечера затонуло. Уцелевшие члены экипажа были подобраны двумя другими миноносцами. Они прибыли в Александрию утром 15 сентября. Моряки уже не чаяли снова ощутить под ногами твердую землю.

Общие потери, включая экипаж эскадренного миноносца «Сикх», который попал в плен, составили 700 человек, из которых убиты, вероятно, были 100 человек; потери немцев и итальянцев составили около 180 человек, большей частью погибли итальянцы. Эта неудача дорого обошлась британской армии; впрочем, шансы на удачу были невысокими, что всегда подчеркивал объединенный штаб планирования операций.

Рейд на Бенгази команды подполковника Дэвида Стерлинга также оказался неудачным. Команде не удалось дойти до цели до наступления рассвета, и она испытала большие трудности, пытаясь выйти из-под непрерывных воздушных атак в течение нескольких следующих дней. Нападение на Барсе группы глубокого поиска майора Изонсмита оказалось более успешным. Они произвели в Барсе значительные разрушения, уничтожили или повредили более 30 самолетов на полевом аэродроме и отступили, понеся незначительные потери в живой силе и технике. Однако на обратном пути противник обнаружил группу, и ее неустанно преследовала итальянская авиация до тех пор, пока к вечеру 14 сентября в ее распоряжении не остался 1 грузовик и 2 джипа. Атака Джало моторизованным батальоном суданских сил обороны закончилась проникновением в старый и новый форты, но батальон подвергся воздушным налетам, и ему не удалось выйти на восточную окраину оазиса. Боеприпасы подошли к концу, и батальон отступил к Куфре.

Монтгомери не нес ответственности за эти операции и смотрел на всю затею с большим неудовольствием. Он нисколько не удивился их провалу, и нет сомнения, что именно их исход отвратил его от мысли длительного преследования противника от Эль-Аламейна до Туниса. Главный штаб в Каире считал, что Роммелю этими операциями был нанесен значительный ущерб, так как итальянские войска оказались связаны в его тылах, но это мнение не имеет под собой реальной почвы. Верно лишь то, что были даны обычные инструкции быть готовыми к отражению подобных нападений, а в Сиву послали небольшое итальянское подразделение бронеавтомобилей.

В тот день, когда диверсионные группы покидали Тобрук, объединенный комитет разведки в Каире провел оценку положения противника. Хотя Роммель был не в состоянии наступать, разведчики решили, что он также не будет и отходить. Он не смог бы найти лучших оборонительных позиций, и если наши полевые аэродромы в случае его отступления переместятся ближе к Тобруку, то он не сможет использовать этот порт. Таким образом, отступление сделает более уязвимым снабжение и доставку подкреплений. Несмотря на трудности, Роммель к концу октября накопит силы для трех или четырех недель активных действий. Если Роммель отдавал предпочтение материально-техническому снабжению, а не подкреплениям, то прибытие 22-й немецкой дивизии следовало ожидать не раньше начала ноября. Силы танковых дивизий он мог наращивать на 20-25 танков в неделю. В воздухе он улучшит свое положение, увеличив число истребителей. Комитет пришел к заключению, что вряд ли Роммель решится на широкомасштабное наступление раньше первых чисел ноября.

На следующий день Монтгомери созвал совещание всех дивизионных командиров и начальников их штабов, на котором он представил им свой план операции, которую было предложено назвать «Лайтфут». Целью операции было запереть противника в мешок и уничтожить его атаками с обоих флангов, причем главный удар предполагалось нанести на севере. 30-й корпус Лиса должен был проделать здесь брешь в обороне противника, сквозь которую должны пройти бронетанковые дивизии 10-го корпуса генерала Ламсдена в том порядке, который выберет командир корпуса в зависимости от создавшегося положения, чтобы перерезать линии снабжения противника. Затем 10-му корпусу следует атаковать танки Роммеля и уничтожить их. Пока будет выполняться эта задача, Хоррокс со своим 13-м корпусом должен начать наступление на юге и выбить оттуда танки противника, чтобы ослабить его противодействие наступающему на севере 10-му корпусу.

Монтгомери особо подчеркнул важность того, чтобы передовые бронетанковые дивизии находились в состоянии полной боевой готовности уже в момент развертывания на исходных позициях, чтобы вступить в бой уже на рассвете первого дня наступления. Войска должны быть выведены на исходные рубежи загодя, чтобы не получилось так, что им придется начинать сражение сразу после марша. Операция 30-го корпуса должна выполняться так, чтобы 10-й корпус мог беспрепятственно пройти через проходы в минных полях противника. Затем 10-й корпус должен был развернуться в направлении хребта Митейрия, который предстояло удерживать новозеландской дивизии того же корпуса, а потом выполнить маневр, чтобы захватить пути снабжения противника. Что произойдет дальше, зависит от реакции Роммеля. Он может сам атаковать 10-й корпус. Если он этого не сделает, тогда корпус будет атаковать танки противника с фланга. В любом случае, если удастся уничтожить танки Роммеля, окружить его силы не составит в дальнейшем большого труда.

Для выполнения этого плана надо не жалеть сил на учениях, отрабатывая его в учебных лагерях. Самое главное – сохранение тайны, хотя суть плана должна быть доведена до нижестоящих командиров, включая командиров бригад, до конца месяца.

Когда Черчилль покидал Каир 23 августа, он ожидал начала нового наступления в полнолуние 22 сентября. Это был крайний срок, который он допускал, имея в виду необходимость проведения операции «Торч», предполагаемой высадки в Северной Африке и решения проблемы Мальты. Окончательное решение первой задачи оказалось более трудным, чем это казалось вначале.

Совершенно неожиданно американцы начали высказывать свое неприятие высадки на Средиземноморском побережье, что привело к задержке. В конце августа Черчилль все еще надеялся, что удастся произвести высадку 14 октября, но затем понял, что более реальный срок – конец октября. К концу битвы при Алам-эль-Хальфе он окончательно осознал, что раньше этого срока никаких решительных действий не будет. Самым важным он считал убедительную победу Монтгомери, которая могла бы убедить французов в Алжире отнестись скорее положительно, нежели отрицательно, к высадке англо-американских войск в Северной Африке.

Другим фактором, вынуждавшим к более раннему наступлению, было положение Мальты. Для поддержания наступательных и оборонительных действий сухопутной и морской авиации жизненно важными были бесперебойные поставки бензина; но запасов горючего хватало только до 22 ноября. Продовольствия хватало до начала декабря, если запасы не будут уменьшены в результате бомбежек. Чтобы избежать риска, его надо будет доставить к середине ноября. Чтобы в это время провести на Мальту конвой, надо, чтобы плацдарм в районе Бенгази был в руках британцев уже в начале ноября. Полнолуние в двадцатых числах сентября поможет проведению как операции «Торч», так и операции на Мальте, но месячная задержка повлечет за собой большие сложности в проведении обеих операций.

Монтгомери было совершенно ясно, что о наступлении в сентябрьское полнолуние, всего через две недели после Алам-эль-Хальфы, не может быть и речи. Следующее полнолуние выпадает на 24 октября 1942 года. Сможет ли он атаковать без полнолуния, и если сможет, то будет ли готов к более раннему сроку? Было также ясно, что главной задачей является расчистка проходов в минных полях противника и проведение по ним бронетанковых соединений. В дневное время в пустыне совершенно невозможны атака пехоты для захвата минных полей и рубежей обороны противника, а также работы по разминированию и обозначению безопасных проходов среди мин. Было также очень опасно вести танки по узким проходам в минных полях в светлое время суток, где танкам придется идти в колонне по одному. Свет луны решающим образом будет способствовать трудной задаче обнаружения, обезвреживания мин и обозначения безопасных проходов. Очень трудно выполнить эту сложную задачу в течение одной ночи. Если период полнолуния окажется очень кратким, то проделывание проходов в минных полях станет просто невозможным. Поэтому Монтгомери решил начать сражение в канун полнолуния, что давало преимущество в первую ночь и создавало наилучшие условия для наступления в течение следующей недели. В любом случае реорганизация, переоснащение и переобучение 10-го корпуса не могли быть завершены до середины октября, а требовалось еще время для развертывания на исходных позициях. Таким образом, Монтгомери не мог принять более раннюю дату наступления, чем 23 октября.

Александер понимал, что такое решение вызовет неудовольствие в Лондоне, и отправился к Монтгомери обсудить создавшееся положение. Монтгомери убедил Александера в своей правоте и, понимая надежность своего положения после успеха при Алам-эль-Хальфе, заявил, что скорее уйдет в отставку, чем согласится на изменение плана. Черчилль, решив ускорить развитие событий, направил телеграмму Александеру 17 сентября – в тот момент, когда Брук, испросив краткосрочный отпуск, отправился в Йоркшир охотиться на куропаток. Черчилль написал, что с нетерпением и волнением ждет сообщений о намерениях Александера. Премьер-министр согласился на четвертую неделю сентября как на крайний срок начала наступления, а теперь ему говорят, что сражение при Алам-эль-Хальфе, которое значительно ослабило противника, задержало перегруппировку сил. Он написал также, что не может принимать других решений, пока не будет знать, на какую неделю назначено начало наступательной операции. Александер ответил решением, к которому пришел Монтгомери, и постарался обосновать его разумными доводами. Этот ответ расстроил Черчилля, который позвонил в Йоркшир Бруку и имел с ним нелицеприятный разговор, хотя начальник Генерального штаба не имел никакого понятия об ответе Александера. Ознакомившись с ним на следующий день, он позвонил Черчиллю и сказал, что поддерживает решение Александера, что не помешало премьеру продолжать давить на Александера с тем, чтобы тот ускорил наступление. Черчилль продолжал ворчать по поводу задержки, и ему начали мерещиться непреодолимые оборонительные рубежи, которые Роммель возводит, пока британцы продолжают откладывать атаку на его позиции. Два дня спустя, 22 сентября, Эйзенхауэр решил, что 8 ноября будет подходящей датой начала операции «Торч», и кабинет согласился с его мнением. На следующий день Бруку показали проект телеграммы, которую премьер-министр собирался направить Александеру. После спора, в котором Брук заявил, что такой текст является демонстрацией недоверия к Александеру, Черчилль сел на своего любимого конька, заявив, что генералам всегда надо достичь совершенства в подготовке, прежде чем они решатся что-нибудь сделать, а противник не теряет времени и делает то же самое. Был достигнут компромисс. Телеграмму составили в обтекаемых выражениях. Теперь в ней говорилось, что вражеская оборона может оказаться не коркой, которую будет легко проломить в течение одной ночи, а полосой, насыщенной фортификационными сооружениями, взорванными скалами, дотами и пулеметными точками, поэтому пехоте будет тяжело проложить сквозь такую оборону путь для танков. «Нет сомнения в том, что вы думаете об этом, – говорилось в заключение, – и поскольку это так, то постараетесь расширить фронт, чтобы дать противнику почувствовать наше численное преимущество». На этом тема была исчерпана.

Главной целью учений стала отработка правильного способа захвата минных полей вместе с прикрывающими их оборонительными позициями противника; очистка проходов через минное поле, достаточно широких для прохождения транспортных средств; установка вешек и обозначения подходов к проходам, которые были бы хорошо видны, несмотря на тучи пыли, поднятой разрывами снарядов и движущимися танками; и, наконец, последней целью обучения и тренировок была выработка умения направить поток танков и других транспортных средств в строгом порядке, а пехоту научить обороняться от контратак неприятеля в дневное время. Все это надо было закончить за десять часов темного времени суток.

Первым шагом стало учреждение саперной школы 8-й армии, которой сначала руководил майор Питер Мур из Королевского инженерного полка, а потом майор А.Р. Карри из новозеландского инженерного полка; они обучали команды из 56 инженерных подразделений, которым предстояло участвовать в сражении. Возлагались также большие надежды на механические средства. Использовали ту же идею, которая послужила основой для конструирования в Англии танка «флэйл» с бойковым тралом; некоторые старые «матильды» были переделаны на месте и получили название «скорпионы». Инициативу создания нового танка взяла на себя 23-я бронетанковая бригада, которая потеряла много танков на минных полях в июльских боях. Предприятие было с энтузиазмом поддержано бригадным генералом Кишем, главным инженером армии, и было приказано переделать 24 танка, после того как старшим офицерам была продемонстрирована успешная работа новой техники. Ответственным за выполнение проекта был назначен майор Друри из Королевского танкового полка, но на новом поприще он столкнулся с трудностями, которые были не только техническими, но и связаны с секретностью, которая ограничивала возможности испытаний. Исходная идея заключалась в том, что группа танков с бойковыми тралами пойдет колонной, перекрывая полосы друг друга, что позволит создать брешь в минном поле, которую не придется потом расширять. Однако пыль, которую поднимали передовые машины, вызывала перегрев двигателей задних танков, поэтому они не могли выдержать то же направление. Вследствие этого в 10-м и 30-м корпусах отказались от этого средства, так как опасались, что танки с тралами сами блокируют проход, проделанный ими в минном поле. Только 7-я бронетанковая дивизия из состава 13-го корпуса попыталась полностью использовать возможности «скорпионов». Но остальные решили положиться на примитивную технику «тыка» с помощью штыков, специальных щупов и миноискателей. В армии было 499 миноискателей, из них 202 было в 30-м корпусе, 180 – в 10-м и 117 в 13-м корпусе. Было также изготовлено 88 775 ламп и 120 миль маркировочной ленты, большая часть того и другого досталась 30-му корпусу.

Проблема обучения дивизий 30-го корпуса, которым предстояло нанести первый удар, осложнялась тем, что двум из них, а именно австралийской и южноафриканской, приходилось одновременно удерживать фронт. Выход из положения был найден так: каждую неделю с фронта снимали по одной бригаде из этих дивизий и отправляли в лагерь для недельной интенсивной подготовки. Договорились также, что 51-я хайлендерская дивизия будет каждый раз посылать свою бригаду, чтобы перенимать у австралийцев боевой опыт. В расположении хайлендерской дивизии был большой тренировочный полигон, доходивший до их резервных позиций у Алам-эль-Хальфы. На этом полигоне было проведено четыре учения: первое 26 сентября, а три в октябре перед последним броском вперед. К сожалению, в одном из этих учений не смогли обойтись без потерь. Несколько солдат пострадали от огня собственной артиллерии.

1-я южноафриканская дивизия Пиенаара, которая находилась на фронте без перерыва с начала июля, послала на учения сначала 2-ю бригаду с 16 сентября по 5 октября, а после ее возвращения в тренировочный лагерь для обучения отправилась 3-я бригада. Та бригада Пиенаара, которая не должна была принимать участия в наступлении, все это время оставалась на фронте. У 4-й индийской дивизии генерала Тьюкера, в задачу которой входило удержание хребта Рувейсат, был отобран весь транспорт, и ее командованию было приказано тренироваться по собственному плану.

13-й корпус мог посвятить тренировкам весьма мало времени и сил. Он не только должен был удерживать фронт, но и проводить операции по ликвидации очень неудобного неприятельского выступа на восточной оконечности Мунассиба. Эта задача была возложена на 13-ю бригаду Фрита и 44-ю дивизию. Они должны были ликвидировать выступ в ночь на 20 сентября. Все кончилось неудачей и большими потерями, причину которых объясняли недостатком опыта и тренировок личного состава. В отличие от более удачливой соседней, 51-й хайлендерской дивизии, эти части начали операцию без единого дня тренировок после их прибытия на Средний Восток. Плохая разведка привела к тому, что артиллерийская подготовка обрушилась на никем не занятую пустынную местность, к трудностям длинного марша к исходным позициям добавился сыпучий песок, что не учли при планировании операции.

Дивизия потеряла не только 133-ю бригаду 10-го корпуса, но и разведывательный батальон. В течение октября две оставшиеся бригады по очереди обороняли восточную часть Мунассиба, пройдя обучение по наступлению через минные поля противника.

7-я бронетанковая дивизия также испытывала трудности с тренировками. 4-я бригада легких танков, которой теперь вместо Карра командовал Роддик, бессменно находилась на передовой до 18 октября, когда ее сменила бригада «Свободной Франции», при этом у обеих частей уже не было времени на прохождение тренировок. 22-я бронетанковая бригада нашла время для самостоятельных тренировок в своем расположении и провела три учебных преодоления минного поля, последнее – совместно со 131-й бригадой.

У 10-го корпуса не было проблем с удержанием линии фронта, но тренировка его бронетанковых дивизий затруднялась реорганизацией и переоснащением. Все три дивизии должны были получить и включить в свой состав моторизованные пехотные бригады. В лучшем положении оказалась 1-я бронетанковая дивизия. Хотя 7-я моторизованная бригада не была включена в ее состав до 23 сентября, дивизия смогла с помощью 2-й стрелковой бригады начать формирование собственных саперных подразделений, предназначенных для разминирования минных полей 4 октября 1942 года. После этого дивизия была переведена в Вади-Натрун, где провела три учения по преодолению минного поля, после чего направилась к месту сосредоточения. 8-я бронетанковая дивизия, как уже было сказано, в конце сентября была разделена. Ее бригады, 24-я бронетанковая и 133-я мотопехотная, едва ли сумели найти возможность для прохождения обучения и проведения тренировок до того, как были включены в состав 10-й бронетанковой дивизии. Оба соединения переживали трудности переоснащения, а второе встретилось, кроме того, с проблемой преобразования в другой род войск. Положение в собственной бронетанковой бригаде 10-й дивизии, 8-й, было немногим лучше. Только 12 октября этой бригаде стало известно, что ей предстоит получить 33 новых «шермана» вместо старых «грантов». 15 машин было получено 17 октября, а остальные поступили в войска только накануне начала наступления. Каждый полк должен был получить 11 новых танков, но времени для тренировок оставалось мало, многие виды вооружения и техники поступили только в самый последний момент.

Хотя официально новозеландская дивизия находилась в составе 10-го корпуса, начинать наступление она должна была в составе 30-го корпуса, где находилась все это время под фактическим командованием его штаба. У новозеландцев был сравнительно спокойный период, и они успели провести несколько тренировок к югу от района своего отдыха у Бург-эль-Араба, чтобы приобрести навык прохода через порядки пехоты до цели наступления у 9-й бронетанковой бригады.

Проблемы обучения и тренировки бронетанковых дивизий заставили Монтгомери пересмотреть план и сделать его менее дерзким, во всяком случае в том, что касалось действий 10-го корпуса. 8 октября командующий армией пересмотрел свои приказы. По новому плану 30-й корпус должен был уничтожать пехоту противника, а 10-й корпус должен был придерживать до поры свои танковые силы. Роммель не сможет долго безучастно взирать на гибель своей пехоты и, чтобы спасти ее от окончательного истребления, будет вынужден послать в атаку танки. В это время должен начать наступление 10-й корпус на самостоятельно выбранном плацдарме. Если корпус не сможет быстро вывести из строя танки противника, он должен маневрировать таким образом, чтобы препятствовать попыткам Роммеля помешать операции 30-го корпуса. Кроме того, может возникнуть возможность провести самостоятельную операцию на фронте 9-й австралийской дивизии или к югу от хребта Митейрия на западном фланге новозеландцев. Общий план сражения включал в себя три стадии. В первую ночь предстояло «вклиниться» в оборону противника. На рассвете следующего дня должна была начаться истребительная операция по уничтожению вражеской пехоты, причем было подчеркнуто, что операция должна начаться именно в это время. На то, что произойдет дальше, твердого плана не было, но все должны были использовать малейшую возможность при ослаблении сопротивления противника. Противнику нельзя давать передышку, не должно быть долгих пауз в наступлении, чтобы враг не смог опомниться и восстановить равновесие.

По новому плану менялись цели для генерала Лиса, чтобы помочь ему избежать преодоления сильных неприятельских укреплений у побережья. В его задачу входило атаковать силами четырех дивизий, расположенных в следующем порядке справа налево: 9-я австралийская дивизия Моршида, 51-я хайлендерская дивизия Уимберли, новозеландская дивизия Фрейберга и 1-я южноафриканская дивизия Пиенаара на фронте 4,5 мили на глубину 5 миль на правом фланге и на глубину 2 и 1 3/4 мили на левом фланге. Это могло дать возможность Ламсдену пройти вперед по двум трактам через захваченную территорию и на рассвете вывести свой корпус к западу от главных оборонительных сооружений противника в то время, когда Лис начнет свою истребительную операцию против пехотных частей, оставшихся на оборонительных рубежах. Хоррокс должен был играть вспомогательную роль и атаковать на узком участке фронта силами 7-й бронетанковой дивизии Хардинга и 44-й дивизии Хьюза к югу от хребта Рувейсат, чтобы заставить противника поверить в то, что главный удар будет нанесен именно там. Это позволит сковать на месте 21-ю танковую немецкую дивизию. Операция должна завершиться освобождением от противника Химеймата и плато Така. Если вдруг сопротивление противника окажется слабым, Хардинг должен был двигаться на Дабу. Отвлекающую операцию в тылах противника должен был провести также специальный авиационно-технический полк, а военноморскому флоту предстояло имитировать высадку десанта близ Дабы.

Господство в воздухе – такая задача была поставлена военно-воздушным силам в начале операции, а когда начнется сражение, большую часть усилий следовало направить на поддержку действий сухопутных сил. Короткая, но интенсивная атака была предпринята на взлетно-посадочные площадки противника у Дабы и Фуки в начале октября, тогда же, когда вынужденные из-за дождя оставаться на земле силы люфтваффе потеряли 30 машин. Настоящее авиационное наступление началось только в ночь с 18 октября, когда начались интенсивные воздушные налеты на Тобрук, а ночные истребители атаковали железную дорогу. На следующий день был нанесен бомбовый удар по полевому аэродрому в Дабе, по сосредоточению войск в северном и центральном секторах фронта и по шоссейным и железнодорожным коммуникациям между Мерса-Матрухом и Сиди-Баррани. Ночью были нанесены новые удары по аэродромам в Тобруке и Дабе, а с 20 октября начались воздушные налеты на посадочные площадки в Фуке. Все эти цели подвергались непрерывным атакам с воздуха вплоть до самого начала наземного сражения. В ночь на 21 октября впервые подверглись воздушным атакам цели на Крите.

Было невозможно себе представить, что противник не понимает, что вскоре начнется крупное наступление. Единственная надежда была на то, что удастся сохранить в тайне срок, когда Монтгомери отдаст приказ о наступлении, и участок фронта, на котором будет нанесен главный удар. Предполагалось, что в распоряжении противника имеется шесть источников информации. Во-первых, появление новых или улучшенных старых дорог; во-вторых, усиление транспортных потоков в различных районах; в-третьих, изменение размеров складов, улучшение водоснабжения, прокладка новых трубопроводов. Все эти сведения можно было получить путем аэрофотосъемки. Кроме того, враг мог черпать информацию из усиленного радиообмена, от своих агентов в дельте и из допросов военнопленных. Имея все это в виду, командование решило начать кампанию дезинформации и обмана противника, для чего было сформировано особое подразделение под командой подполковника Ричардсона. Строительство новых дорог откладывалось до самого последнего момента, особенно конечных отрезков. Когда 10-й корпус проходил обучение в районе Вади-Натруна, основную часть его транспорта, покинувшую место постоянной дислокации, заменили макетами, доведя общее количество транспортных средств до того, какое было до отправления частей на учения. Когда дивизии возвращались в свои расположения, ложные макеты ставились в местах учений. Следовательно, не происходило никаких видимых изменений в количестве техники. Позиции, в которых пехотным дивизиям предстояло провести день начала наступления, были вырыты и замаскированы за месяц до предполагаемой атаки. Полевые склады камуфлировались и строились в закрытых местах, пополнение их шло постепенно и как можно тщательнее маскировалось. Иногда штабели припасов маскировали под грузовики или походные палатки, которые уже стояли на этом месте. Таким образом было размещено 3000 тонн боеприпасов возле станции Эль-Имайид, 420 тонн инженерного оборудования близ станции Эль-Аламейн, 2000 тонн бензина в старых щелях и окопах в том же районе, также было замаскировано 600 тонн других грузов, включая материальную часть артиллерии. 8-дюймовая[3] труба водопровода из Александрии была заменена 10-дюймовой, ее прокладывали ночами под землей, а старую трубу оставили как было – на поверхности. Пункт водоснабжения был построен на станции Эль-Аламейн, но его замаскировали и не использовали вплоть до начала наступления. В дополнение к этим мерам пассивного характера Королевские военно-воздушные силы за несколько дней до начала операции сосредоточили на северном участке фронта большое количество истребителей.

Для того чтобы ввести противника в заблуждение средствами радиоигры, связисты 8-й армии продолжали обмениваться сообщениями с местом расположения тренировочного лагеря 10-го корпуса даже после того, как корпус покинул этот участок. Кроме того, в 8-й армии часто изменяли частоты и позывные, а долгие периоды молчания в эфире сменялись отправлением тренировочных сообщений.

Для того чтобы предотвратить утечку информации через агентов противника, всем, кто был знаком с планами наступления, запрещалось покидать расположение 8-й армии. Офицерам полков, в отличие от командного состава, план не сообщался вплоть до 21-го числа, а солдатам в подразделениях вплоть до 22 пли 23 октября. Было устроено, чтобы среди уезжавших незадолго до 23 октября в краткосрочные отпуска военнослужащих были только те, чье участие в операции не предусматривалось планом. В первых числах октября вся армия получила сухой паек на несколько дней; на это же время были прекращены поставки свежих продуктов с баз дельты. Это было сделано для того, чтобы перевод армии на сухой паек в конце октября не вызвал подозрение в штабах противника. 6 октября Монтгомери издал приказ, строго запрещавший допуск на территорию расположения 8-й армии посторонних без его личного разрешения.

Чтобы предотвратить утечку информации через пленных, патрулирование передовых позиций поручалось только тем подразделениям, которые стояли на передовых позициях. Военнослужащим инженерных частей, которые видели масштабы приготовлений, не разрешалось проводить рекогносцировку минных полей, которые им предстояло разминировать. Даже в день начала операции было запрещено появляться на передовой с картами планов наступления.

Притом что движение военного транспорта было резко ограничено на северном участке фронта, оно было весьма интенсивным на юге, чтобы создать у противника иллюзию, будто главный удар будет нанесен именно здесь. На восточной окраине Мунассиба были сооружены плохо замаскированные ложные артиллерийские позиции, дальше на юге располагались ложные полевые склады и пункты управления войсками. Ложные водопроводные линии с насосными станциями вели к ложным коллекторам воды в 4 милях к востоку от Самакет-Габаллы. Работы начались 26 сентября и продвигались такими темпами, что можно было предположить их окончание только в начале ноября. Когда 10-й корпус начал выдвижение на исходные позиции, то вначале, днем, он двинулся на юг, в ближний тыл 13-го корпуса. Выдвижение на позиции развертывания 10-го корпуса перед наступлением было начато 18 октября и закончено на рассвете 23 октября.

Все приготовления были тщательно завершены. Но материальная подготовка пропала бы даром, если бы войска не были приведены в боевую готовность. Этому вопросу Монтгомери лично уделял первостепенное внимание. Изменения в командовании коснулись не только высших эшелонов; чистка прошла и в среднем звене. Командующий армией производил на всех большое впечатление своей неординарной личностью и необычным головным убором. 14 сентября он отдал специальный приказ о моральном состоянии войск, подчеркнув, что не только физическая, но и моральная подготовка делают из солдат закаленных и упорных бойцов. 6 октября был издан еще один приказ о командовании и руководстве войсками. В приказе было подчеркнуто, что солдат никогда не должен сдаваться в плен. Нет сомнения в том, что в армии царило настроение уверенности в победе и решимость воевать до конца, которые усиливались по мере приближения срока начала наступления, хотя чувства солдат и офицеров были разными в разных соединениях и у отдельных людей. Самый высокий моральный дух был у солдат хайлендерской дивизии. Они горели желанием отомстить за Сен-Валери, и это был первый случай столкнуться с противником на поле боя после падения Франции. Им отдавали предпочтение с самого прибытия, ибо это были сливки шотландского воинства. Австралийцы находились на фронте бессменно с середины июля, но до этого дивизия практически не принимала участия в боевых действиях, так как ее сменили в Тобруке перед началом операции «Крусейдер». Бойцы дивизии были закалены, и в дивизии царил высокий боевой дух. Новозеландцам также посчастливилось не участвовать в летних боях у Газалы. После операции «Крусейдер» они были до мартовского отступления отведены с фронта в тыл. После этого провели несколько неудачных боев, но все они были уже закаленными, понюхавшими порох ветеранами, за исключением бригады Карри, которая еще не была обстреляна, хотя 3-й гусарский полк побывал в бою, но это было еще до падения Крита. 1-я южноафриканская дивизия участвовала в боях у Газалы, но практически не принимала участия в крупных операциях. С тех пор как южноафриканцы прибыли в пустыню после впечатляющего победоносного перехода из Кении в Аддис-Абебу, они редко участвовали в настоящих сражениях. Они бессменно находились на фронте у Эль-Аламейна с первых чисел июля и были не такими свежими, как хотелось бы. 4-я индийская и 50-я дивизии были ветеранами пустыни, но их не стали привлекать к главному удару наступательной операции, так как они еще не оправились от потерь, понесенных летом. 44-я дивизия вообще была несчастливой. С момента прибытия на театр войны ее так и не сумели «настроить» на крупную операцию. Атаки, предпринятые ее 132-й и 131-й бригадами, закончились очень неудачно. Дивизия потеряла 133-ю бригаду, и теперь ей предстояло играть вспомогательную роль в составе 7-й бронетанковой дивизии.

7-я бронетанковая дивизия – старое надежное соединение, лишенное одной моторизованной бригады, – находилась в самом конце списка кандидатов на получение новых танков. Ее личный состав можно простить за ту обиду, которую он испытывал, чувствуя свое ущербное положение по сравнению со свежими войсками, прибывшими из Англии. Но зато 7-й дивизии исключительно повезло с командирами. Ею командовали Джон Хардинг и Пип Робертс. Дивизия не любила район побережья и предпочитала действовать самостоятельно на южном участке фронта. Задача, поставленная перед дивизией, была не из легких, но солдаты и офицеры не сомневались, что справятся с ней не хуже, чем все другие.

При всей поверхностной безмятежности не все гладко обстояло и в отношениях между генералами. Монтгомери издал приказ, согласно которому 10-й корпус в случае, если 30-й корпус не сможет выполнить поставленную перед ним задачу, должен будет на свой страх и риск пробиваться к исходным позициям для наступления. Это было совсем не похоже на первоначальный план, который предусматривал для 10-го корпуса выход на расчищенные 30-м корпусом минные поля и разгромленную линию обороны противника для развертывания в наступательный порядок в спокойной обстановке – на разминированном минном поле и при отсутствии противника. Ни Ламсден, ни его дивизионные командиры не рассматривали этот план как верное предложение, и они были не одиноки в своих оценках. Командиры трех дивизий доминионов, Фрейберг, Моршид и Пиенаар, дали понять Лису, что не разделяют уверенности командующего в том, что танковым дивизиям удастся так быстро взломать оборону противника. Эти командиры предвидели, что такие попытки нанесут урон их бронетехнике и приведут к катастрофе, последствия которой скажутся на всех позже. Они полагали, что атака пехоты должна предшествовать прорыву танков. Командование 30-го корпуса считало, что 10-й корпус не собирается прорываться всерьез. Столкнувшись со столь сильной оппозицией, Лис обратился к Монтгомери, который подтвердил, что 10-й корпус должен пройти через порядки 30-го корпуса на рассвете первого дня операции. Нет сомнения, что Монтгомери вспомнил опыт Франции в Первую мировую войну, когда долгие паузы между атаками пехоты приводили к тому, что противник усиливал свою оборону и успешно противостоял этим атакам. К тому же Монтгомери, вероятно, понял, что у него не хватит пехоты для того, чтобы развить успех на большую глубину прорыва. В двух бронетанковых дивизиях Ламсдена уверенность в победе была довольно слабой. Весь личный состав 1-й бронетанковой дивизии состоял из ветеранов и имел то преимущество, что им командовал их старый дивизионный командир. Боевой опыт 8-й бронетанковой бригады 10-й бронетанковой дивизии ограничивался неудачным столкновением с 15-й немецкой танковой дивизией на второй день операции у Алам-эль-Хальфы. Состав 24-й бронетанковой бригады вообще до сих пор не нюхал пороха. 133-я автомобильная пехотная бригада последний раз сталкивалась с противником у Дюнкерка и теперь испытывала большие трудности, так как была выведена из состава своей дивизии и осваивала новую для себя роль моторизованного соединения, не имея достаточного времени на реорганизацию и обучение.

В последние несколько дней до начала операции большая часть людей и техники начала выдвижение на исходные позиции. Командирам крупных соединений и их штабам с этого момента осталось только наблюдать за происходящим, ибо теперь они мало что могли изменить, чтобы повлиять на исход наступления. Поэтому самые умные командиры решили передохнуть и не вмешиваться в непосредственные действия своих подчиненных. Де Гинган, нарушив все правила секретности, за несколько дней до начала сражения оставил свой штаб и уехал дня на три в Александрию. Люди читали книги, играли в карты или просто спали. Многие писали послания, понимая, что эти письма могут оказаться последними в их жизни. Практически для всех, особенно для пехотных дивизий 30-го корпуса, которые должны были взять на себя основную роль в нанесении удара, 23 октября должно было стать днем тяжких испытаний. Этот день пехоте предстояло провести в бездействии, сидя в своих окопах и не имея права покинуть их даже по естественной надобности. Их задача была ждать. Лучше всего было бы просто не думать о надвигающемся сражении, но разве можно было выбросить мысли о нем из головы? Это длительное ожидание в невыносимой жаре больше всего давило людей, которым впервые в жизни предстояло столкнуться в бою с реальным противником. Ветеран воспринимал будущее сражение со смесью цинизма, фатализма и внешнего спокойствия, характерной для таких людей и скрывающей истинные чувства, в которых он никогда не признался бы даже самому себе.

Сам Монтгомери, казалось, не испытывал никаких сомнений. Его тактический штаб был выдвинут на берег моря к северу от станции Эль-Аламейн, где по соседству располагались штабы Ламсдена и Лиса. Монтгомери уже издал приказ дня, в котором просил солдат и офицеров молиться всемогущему Богу о даровании победы. Этим утром он переговорил с журналистами и вскоре после этого вместе с де Гинганом отправился в свой тактический штаб, чтобы в половине пятого успеть выпить чашку чаю. После этого он немного почитал и после ужина лег спать, надеясь уснуть до того момента, когда загремят пушки.

Противник не проявлял никаких признаков своей осведомленности о предстоящем наступлении британцев, у которых оставались два опасения на этот счет. В ночь на 11 октября из патруля на участке фронта австралийцев пропали двое военнослужащих хайлендерского полка. Спокойствие было восстановлено несколько дней спустя, когда в руки британцев попал официальный рапорт штаба 164-й немецкой дивизии о допросе пленных, из которого следовало, что утечки информации не произошло. Еще одно опасение возникло уже 23 октября, когда до 30-го корпуса дошла новость о том, что 22 октября в девять часов утра из расположения 5-го полка Камерона пропали двое военнослужащих – офицер и унтерофицер. Но в половине седьмого вечера разведка 8-й армии доложила Монтгомери, что все признаки указывают на то, что противник не ожидает наступления этой ночью. Как показали дальнейшие события, разведчики оказались правы.