Глава 2

ХРАБРЫЕ, НО БИТЫЕ

Задолго до получения телеграммы генерала Окинлека те люди в Лондоне, которые отвечали за это направление боевых действий, пришли к выводу, что для выправления положения нужны экстраординарные меры. Начиная с 1940 года Средний Восток получал все, что могла дать Британия, в виде людей и машин. Во всех столкновениях с противником 8-я армия и военно-воздушные силы пустыни начиная с середины 1941 года имели численное и материальное превосходство над противником и, несмотря на это, были вынуждены отступить почти до египетской Дельты, а теперь главнокомандующий просил об оперативной паузе.

Поражения в летних кампаниях, падение Тобрука, пленение множества солдат и потеря большого количества боевой техники, почти паническое отступление к Эль-Аламейну, слухи о планах полной эвакуации Египта вызывали большую озабоченность в Англии в момент, когда страна вступала в четвертый год войны.

Всем также было ясно (и этого следовало ожидать), что последние события неблагоприятно сказались на состоянии морального духа ранее боеспособной и уверенной в своих силах армии пустыни. Отступление и ошеломляющая череда трагических событий, начиная с конца мая 1942 года, выявили напряжение, соперничество и подозрения, которые существуют в любой армии, но при благоприятной ситуации никогда не выплескиваются наружу. Начала циркулировать легенда о том, что армия деморализована и окончательно утратила веру в свое командование. Это было одновременно преувеличением и упрощением реального положения вещей. Какая-то часть армии действительно утратила веру в себя и своих командиров. Многие возлагали вину на снаряжение, и отчасти не без основания, но снаряжение было не таким плохим, как многие считали тогда и считают сейчас.

Самой распространенной и опасной тенденцией стало стремление различных соединений и их штабов возложить вину друг на друга. В этой ситуации раздробленность управления армией стала огромным недостатком. Командиры и личный состав штабов выше дивизионного уровня, за небольшим исключением, были переведены из Великобритании, так же как все бронетанковые части и соединения, за исключением двух южноафриканских полков бронеавтомобилей'

Такое положение дел могло привести к недоверию между дивизиями доминионов и высшим командованием. Нельзя отрицать, что такое недоверие действительно существовало. Степень потери боевого духа не следует преувеличивать (как это часто делается, особенно в послевоенные годы), но нет никакого сомнения, что те, кто уцелел в битве у Газаля, в том числе новозеландцы и недавно прибывшая 23-я бронетанковая бригада, очень тяжело переживали июльскую неудачу у гряды Рувейсат. В этих сражениях не были согласованы совместные действия танков и пехоты. Это породило тяжелое чувство у обеих сторон. Меньше всех пострадали австралийцы, оставаясь свежими и сохраняя порядок. Попытка Окинлека после смещения Ричи с поста командующего 8-й армией соединить в одном лице функции главнокомандующего и командующего армией на театре боевых действий оказалась эффективной в момент, когда Роммеля удалось остановить у Эль-Аламейна; но эта мера не могла вылечить болезнь, поразившую армию.


Неудивительно, что 8-я армия, по словам генерала Александера (который сильно смягчил выражение Черчилля по поводу организации командования на Среднем Востоке), оказалась храброй, но битой. Эта истина все яснее становилась лондонским начальникам. С конца мая начальник имперского Генерального штаба генерал Алан Брук терпеливо выслушивал ежедневные допросы премьер-министра. Почему, спрашивал Черчилль, армия, на которую потрачено столько сил и средств, не одерживает побед, а терпит катастрофические поражения на Среднем и Дальнем Востоке? Брук очень остро воспринимал это недовольство и решил лично выехать на место и разобраться, что происходит в действительности. Улучив момент, когда премьер пребывал в хорошем настроении, 25 июля 1942 года он добился разрешения Черчилля на поездку в Африку. Начальник Генерального штаба планировал в конце месяца отправиться в Египет через Гибралтар и Мальту.

К его ужасу 30 июля, накануне отъезда, Черчилль заявил Бруку, что едет вместе с ним, соединив эту поездку с посещением Каира и встречей со Сталиным. Такой поворот событий не понравился Бруку, который надеялся составить самостоятельное суждение, находясь вдалеке от своего непосредственного начальника. Надо было действовать быстро, чтобы не дать премьер-министру перехватить инициативу, и Брук прибыл в Каир на несколько часов раньше Черчилля, рано утром 3 августа. В тот же день в Каир прибыли фельдмаршал Сматс из Южной Африки и генерал Уэйвелл из Индии. Премьер-министр начал с долгой беседы со Сматсом, а Брук в это время зондировал почву в разговоре с генералом Корбеттом, начальником штаба Окинлека; сам Окинлек ехал из пустыни в Каир, чтобы встретиться с премьер-министром. Затем Брук присоединился к Черчиллю, который настаивал на начале наступления до 15 сентября – сроке, определенным генералом Окинлеком.

После обеда Брук, которому смертельно хотелось лечь в постель, так как он практически не спал с момента вылета из Англии, был, к его неудовольствию, вызван для дальнейшего обсуждения положения. Черчилль заявил, что Окинлек должен вернуться в Каир и сдать командование 8-й армией. Это было хорошей новостью, так как Брук и сам все время на этом настаивал. Черчилль также требовал, чтобы командующим 8-й армией был назначен генерал Готт.

Брук уклонился от прямого ответа. Он знал, что Готт сильно устал. Он находился в гуще всех событий в пустыне с самого начала, поднявшись от командира 1-го батальона корпуса королевских стрелков в 1939 году до командира 7-й бронетанковой дивизии, а затем 13-го корпуса после его поражения в январе 1942 года. Дважды, в марте 1941-го и в феврале 1942 года, он принимал активное участие в попытках спасти положение в Тобруке, когда Роммель выбивал армию с Киренаикского выступа. На Готта была возложена ответственность за стабилизацию положения вокруг Тобрука, когда в июне возникла необходимость вывода 8-й армии из Газаля к границе.

Но этим не исчерпывались все тяготы, выпавшие на долю генерала Готта. Ясность мышления, твердый характер и здравый смысл, его готовность предложить способ действий в положениях, когда другие отмалчивались или сомневались, – все эти качества в соединении с поистине христианским характером сделали из Готта оракула, к которому все: и высшие командиры, и подчиненные – всегда обращались за советом и ободрением, особенно когда дела шли из рук вон плохо. Нет ничего удивительного, что такое напряжение начало сказываться. Готт, как и другие, находился на переднем крае с судьбоносной даты, с 27 мая, и был телесно и душевно измотан.


Все это было хорошо известно Бруку. Он также знал, что, хотя «атакующий» Готт был достоин доверия, что он во многих случаях доказал свою самоотверженность и пользовался любовью ветеранов битв в пустыне, находились и другие, прежде всего в пехотных дивизиях доминионов, кто не разделял такую точку зрения. Брук был убежден, что нужна энергичная, свежая личность, обладающая сильной волей и уверенностью в своих силах. Сам Брук не сомневался, что таким человеком был Монтгомери. В любом случае Брук решил отложить окончательное решение до личной встречи с Готтом. Черчилль, которому Готта горячо рекомендовал Идеи, бывший офицер стрелковой бригады, чувствовал, что надо сохранить хотя бы одного генерала из «стариков», и был прав, считая Готта лучшим из них.

Когда Брук объявил о своем нежелании немедленно утвердить Готта, премьер-министр ответил тем, что предложил Бруку принимать командование на себя. Это было заманчивое предложение, хотя и связанное с понижением в должности. Но Брук понимал, что не должен принять это предложение, хотя это был бы легкий выход из затруднительного положения. Смертельно уставший, до предела вымотанный начальник имперского Генерального штаба сумел с трудом добраться до кровати только ранним утром 4 августа.


Он проснулся как раз к началу долгого разговора с Окинлеком, после которого встретился с адмиралом Генри Харвудом и маршалом авиации Артуром Теддером. Перед обедом состоялся разговор со Сматсом и тремя главнокомандующими. Затем, когда наступил жаркий каирский вечер, состоялось долгое и важное совещание с Окинлеком, в конце которого договорились о том, что Монтгомери должен принять командование 8-й армией, генерала Корбетта следует сместить с должности начальника штаба, а Готт должен заменить генерала Генри Уилсона, известного под фамильярной кличкой Джумбо, на посту командующего британскими войсками в Египте.

В четверть шестого они снова собрались в посольстве для встречи с премьер-министром, который появился в сопровождении Сматса и Кэйси – австралийца, бывшего британским министром на Среднем Востоке. Черчилль настаивал на быстрых наступательных действиях, против чего выступили Брук и местные командующие. Спор был жарким и долгим, в результате Брук едва успел принять ванну перед девятичасовым ужином, после которого премьер-министр позвал его прогуляться вдвоем по саду.

Черчилль был недоволен соглашением, достигнутым Бруком и Окинлеком. Стало ясно, что предпочтение Черчилля основано на том, что Готт был все время кампании здесь, в Северной Африке, знал всех командиров, был в курсе всех дел, поэтому мог начать боевые действия. Назначение Монтгомери можно было использовать как предлог для задержки наступления. Спор продолжался до часа ночи, после чего осталось только три с половиной часа сна до отъезда в расположение 8-й армии.

Несмотря на несогласие с премьер-министром, Брук чувствовал, что прошедший день не пропал даром. Начальник Генерального штаба был рад тому, что Окинлек не возражал против назначения Монтгомери. Теперь, правда, Брука тревожило другое: смогут ли сработаться эти два генерала. Окинлек был склонен «ломать шеи» своим подчиненным, а Монтгомери вряд ли станет это терпеть. Стоило рассмотреть перемещение Окинлека на другую командную должность – шаг, который давно продумывал премьер-министр.

5 августа состоялся выезд всех заинтересованных лиц на фронт к Эль-Аламейну. Там Брук спокойно побеседовал с Готтом, который честно и искренне, что было ему свойственно, предложил влить в командование свежую кровь и назначить командующего, который имел бы новые идеи и верил в них. Было очевидно, что генерал Готт очень устал. Брук понимал, что, если бы не усталость, Готт никогда не говорил бы с ним в таком ключе.


Посещение 8-й армии укрепило Брука в двух суждениях, которые он уже давно для себя составил. Во-первых, 8-я армия действительно храбра, но была бита на мелкой воде и нуждается в новом, энергичном и решительном командующем, прежде чем сможет предпринять новое наступление. Во-вторых, Готт, невзирая на все его выдающиеся качества и самоотверженную верность, которые он проявил среди ветеранов пустыни, не подходил для командования ими. Брук понимал, что ему будет нелегко склонить к своей точке зрения премьер-министра и Сматса, который имел на Черчилля большое влияние. Он подготовился к возражениям, но не ожидал встретить на следующее утро такой ожесточенный натиск со стороны своих оппонентов.

Черчилль решил разделить зоны ответственности средневосточного командования на две половины с границей по Суэцкому каналу, отдав восточную часть Окинлеку, а западную – самому Бруку, а Монтгомери назначить командующим 8-й армией. Не говоря о том, что канал представлял собой естественную границу, все остальное показало Бруку, насколько он был прав в своих предчувствиях.

Предложение принять командование на Среднем Востоке было большим искушением. Самой первой реакцией Брука был отказ. В глубине души он понимал, что его долг состоит в выполнении самой трудной задачи: в обуздании неуемных побуждений и энергии премьер-министра для использования в нужном направлении, не вступая в открытые столкновения.

Черчилль использовал все свои уловки, чтобы соблазнить Брука принять предложение, которое даст ему возможность принимать исключительно самостоятельные решения. Сматс присоединился к уговорам, проявив недюжинную способность к убеждению. Эти два человека, чьи сила и обаяние могли внушать взгляды государственным деятелям и целым народам в течение половины столетия, не смогли пробить стену самоотверженности и верности долгу, проявленных старым солдатом.

В конце концов выбор пал на Александера как командующего британскими силами на Среднем Востоке и на Готта как командующего 8-й армией. Генерал Гарольд Александер, бывший ирландский гвардеец, командовал дивизией экспедиционного корпуса во Франции в начале войны под командой Брука, так же как и Монтгомери. С конца 1940 года по февраль 1942 года он занимал один из важнейших командных постов в Англии, будучи начальником южного командования. Потом он был послан в Бирму с невыполнимым заданием организовать оборону против японского вторжения. Во время трагического отступления в Индию он показал такие качества, как спокойствие духа, способность к разумным суждениям и здравый смысл, которые Брук отметил еще во время отступления из Дюнкерка. Александер только что вернулся в Англию, чтобы принять 1-ю армию, которой предстояло начать вторжение в Северную Африку под командованием генерала Эйзенхауэра. Брук приветствовал выбор Александера, но чувствовал, что назначение Готта было ошибочным. Но, не ощущая в этом твердой убежденности, он не стал спорить.

Этой ночью в адрес кабинета была отправлена телеграмма с просьбой одобрить принятые решения и назначить Монтгомери командующим 1-й армией вместо генерала Александера. Рекомендовалось также сместить генерала Корбетта с должности в Генеральном штабе, а также передать командование 30-м корпусом новому командиру, назначенному вместо генерала Рамсдена, принявшего 50-ю дивизию у Нори после ухода его в отставку в июле. Военный кабинет немедленно согласился с предложенными изменениями в командовании и дал разрешение на разделение единого командования на Среднем Востоке на два.


7 августа день прошел спокойно. Премьер-министр посетил только что прибывшую 51-ю шотландскую дивизию. Незадолго до обеда, к вечеру пришло трагическое известие о том, что погиб генерал Готт. Он возвращался в Каир из Бург-эль-Араба на борту транспортного самолета, на котором, кроме него, летели несколько солдат и летчиков. Этот маршрут считался совершенно безопасным: два дня назад именно этим маршрутом летели премьер-министр и сопровождавшие его лица. Транспортный самолет был атакован двумя германскими истребителями, которые вынудили его совершить вынужденную посадку в пустыне. Большинство пассажиров, включая Готта, сумели выбраться из машины, но некоторые остались в самолете, как в западне. Готт вернулся в самолет, чтобы помочь им выбраться. В это время истребители вернулись и обстреляли стоявший на земле самолет. Машина загорелась, и погибли все, кто находился внутри. Известие потрясло собравшихся.

Кроме того, для Брука и премьер-министра это означало возвращение старой проблемы. Сначала Черчилль предложил на освободившуюся должность генерала Уилсона, но Сматс неожиданно поддержал Брука, и они вместе убедили премьер-министра, что самым подходящим человеком является Монтгомери. Ему следовало прибыть немедленно, и надо было представить трудность сообщения этой новости Эйзенхауэру, который всего за двадцать четыре часа до этого лишился Александера.


Новость о кадровых перемещениях теперь надо было обрушить на голову Окинлека. Для выполнения этой неприятной задачи в ставку 8-й армии был отправлен подполковник Йен Джекобс. Окинлек принял известие со свойственными ему достоинством и честью. Он отказался от предложенного ему утешительного приза в виде символического командования в Персидско-Иракском регионе и предпочел подать в отставку. В это время премьер-министр и Брук побывали в 8-й, 9-й и 24-й бронетанковых бригадах в сопровождении генерал-майора Ричарда Маккрири, которого Брук уже порекомендовал на место начальника штаба Александера вместо Корбетта.

Эти бригады вскоре должны были получить новые танки «шерман», которым было суждено сыграть важную роль в победе под Эль-Аламейном. Эти машины были предназначены для американской 1-й бронетанковой дивизии, которая с нетерпением ждала их. Падение Тобрука произошло в то время, когда премьер-министр был в Вашингтоне на встрече с президентом Рузвельтом и генералом Маршаллом. Американцы сделали широкий жест, учтя наше тяжелое положение, и приняли решение направить в 8-ю армию 300 боевых машин, которые уже были на подходе к Суэцкому каналу во время инспекции танковых бригад.


На следующее утро 9 августа на несчастье Брука во время завтрака прибыл генерал Александер. Брук надеялся переговорить с генералом с глазу на глаз до того, как Черчилль успеет заразить его своими идеями о проведении будущей кампании. Но премьер-министр узнал о прибытии нового командующего уже через несколько минут после его прилета. Весь день прошел в совещаниях, а 10 августа вскоре после полуночи премьер-министр и его свита вылетели в Тегеран. Перед отъездом Черчилль дал генералу Александеру следующую директиву:

1. Вашим первейшим долгом является разгром германо-итальянской армии под командованием фельдмаршала Роммеля вместе с уничтожением всех складов и укреплений в Египте и Ливии.

2. Вы откажетесь от выполнения любых задач, которые помешают решению главной задачи, приоритетной для интересов его величества.

Той же ночью Англию покидал Монтгомери. 7 августа он присутствовал на больших учениях в Шотландии, когда его вызвали в Лондон, чтобы сообщить, что он заменит генерала Александера на посту командующего 1-й армией в войсках Эйзенхауэра. Беседа в военном кабинете оставила у него неприятный осадок, он испытывал некоторые опасения, получив новую задачу, после возвращения в свой штаб в Ригейте долго обдумывал создавшееся положение и пришел к выводу, что можно быть довольным назначением в действующую полевую армию. В семь часов следующего утра ему позвонили из военного кабинета и приказали быть готовым немедленно отправиться в Египет, чтобы принять 8-ю армию. Это была гораздо лучшая весть: командовать самой прославленной британской армией, воюющей с реальным противником, под руководством начальника, которого он хорошо знал и любил. Надо было лишь найти человека, который позаботился бы о его сыне, который находился в это время в школе. У любящего отца не было времени даже попрощаться с ребенком. Александер должен был принять дела у Окинлека только 15 августа; до этого времени причина его пребывания в Каире не разглашалась. Поэтому по прибытии на место 12 августа Монтгомери явился к Окинлеку и от него получил первые приказы. Это была, конечно, ненормальная ситуация. Окинлек подчеркнул особенность ситуации в 8-й армии, номинальным командующим которой он пока являлся. Генерал Рамсден лишь исполнял его обязанности. Монтгомери мог отправиться в пустыню, чтобы ознакомиться с обстановкой, но не должен был принимать командование армией до 15 августа, когда Окинлек передаст командование войсками генералу Александеру. Если бы до этой даты произошел какой-то кризис, то Окинлек прибыл бы в армию и взял командование на себя.

Все это очень не понравилось Монтгомери. Он явился к генералу Александеру и предложил сформировать мобильный резервный корпус, подобно африканскому корпусу Роммеля. Александер согласился, и Монтгомери направился обсудить вопрос с генералом Джоном Хардингом, представителем ставки в штабе, единственным человеком из Генерального штаба, оставшимся в Каире. Хардинг обещал, что Монтгомери получит возможность сформировать такой корпус, который можно будет составить из новозеландской дивизии, 1-й и 8-й или 10-й бронетанковых дивизий; корпус получит номер 10 и возьмет на себя роль 30-го корпуса, сформированного перед операцией «Крусейдер» в сентябре 1941 года для тех же целей.


В пять часов утра 13 августа Монтгомери на автомобиле выехал из Каира в пустыню. У пересечения прибрежной шоссейной дороги и пустынного тракта, ведущего в Александрию, его встретил бригадный генерал Фредди де Гинган, начальник оперативно-разведывательной части штаба 8-й армии. Они были старыми знакомыми, и Монтгомери не составило большого труда убедить его честно и откровенно обрисовать неудовлетворительное состояние дел в 8-й армии. По дороге Монтгомери решил взять де Гингана к себе на должность начальника штаба, с тех пор они не расставались до самого конца войны.

Они прибыли в ставку 8-й армии около одиннадцати часов утра. Монтгомери не понравилось и здесь. На всем лежал отпечаток временности. Рамсден был на месте, и Монтгомери учинил ему подлинный допрос о планах действий. Когда Рамсден закончил доклад, Монтгомери решил, что не может ждать два дня в таких обстоятельствах. Он приказал Рамсдену возвращаться в его корпус, решив, невзирая на приказ Окинлека, немедленно вступить в командование армией. Рамсден, не без удивления, подчинился. За завтраком под открытым небом, окруженный роем надоедливых мух, Монтгомери решил не останавливаться и отменил все прежние приказы. В два часа он сообщил в Генеральный штаб о своих действиях, после чего покинул штаб армии и направился в расположение 13-го корпуса, надеясь, что там все в порядке. Фрейберг, оправившийся от ран, временно принял на себя командование 13-м корпусом после гибели Готта. В нем Монтгомери нашел сочувствие своим идеям, которые уже окончательно сформулировал. Он вернулся в штаб 8-й армии в половине седьмого и немедленно собрал весь штаб.

Монтгомери объяснил свои намерения. Отступления не будет. Армия будет удерживать свои позиции, вышлет транспорт в тыл и создаст склады в прифронтовой полосе. Для этого потребуется дополнительное количество войск из дельты Нила. Армия будет оборонять Египет у Эль-Аламейна, а не восточнее его. Необходимо сформировать новый резервный танковый корпус. Дивизии будут сражаться как дивизии, их нельзя дробить. Но для полноценной работы штаба армии надо создать сносные условия, для чего штаб будет передислоцирован к морю, ближе к расположению главного штаба авиации. У него приказ – разгромить Роммеля и его армию. Если Роммель перейдет в наступление в ближайшее время, это создаст немалые трудности. Если это произойдет через неделю, все будет в порядке. Если наступление начнется через две недели, противник, несомненно, будет отброшен. В любом случае Монтгомери не собирается атаковать до достижения полной готовности войск к наступлению. Начальником штаба армии назначается де Гинган, он получает в свое полное распоряжение штаб со всеми его подразделениями и отделами. Любой его приказ следует рассматривать как приказ командующего, которому надо беспрекословно подчиняться.

Весь следующий день был посвящен обсуждению единственного вопроса: что делать, если Роммель, как ожидалось, нанесет удар в ближайшие дни?

Монтгомери прежде всего вник в состояние войск противника, который был занят возведением укреплений и подготовкой минных полей. Сектор вражеской обороны занимал 21-й итальянский корпус генерал-лейтенанта Наварини. Линию фронта от побережья до местечка Дейр-эль-Шейн удерживала недавно прибывшая немецкая 16-я танковая дивизия, усилившая находившуюся здесь итальянскую дивизию «Тренто». Между Дейр-эль-Шейном и местностью в нескольких милях к северо-востоку от Карет-эль-Абда стояла итальянская дивизия «Болонья». Южный сектор удерживал 10-й итальянский корпус под командой генерал-лейтенанта Орси. К северу от Гебель-Калаха находилась итальянская дивизия «Брешия» с приданными ей батальонами немецкой особой 288-й парашютно-десантной бригады полковника Рамке. К югу от них, прикрывая местность между Гебель-Калахом, плато Така и местечком Наиб-абу-Двейс, находилась итальянская парашютно-десантная дивизия «Фольгоре». В тылах передовых войск, в резерве, находились два мобильных корпуса, 20-й итальянский корпус генерал-майора де Стефаниса с бронетанковой дивизией «Арьете», расположенной в тылу дивизии «Брешия» к северо-западу от Карет-эль-Абда, дивизия «Литторио» в тылу «Фольгоре» непосредственно к западу от Гебель-Калаха и моторизованная дивизия «Триест» в нескольких милях к северо-западу.

21-я немецкая танковая дивизия находилась на севере, в 6 милях к северо-западу от Дейр-эль-Шейна, а 15-я немецкая танковая дивизия находилась в центре, на таком же расстоянии к северо-западу от Карет-эль-Абда. 90-я немецкая легкая дивизия покидала линию фронта, чтобы развернуться между дивизиями «Арьете» и «Литторио» к западу от Карет-эль-Абда.

Складывалось впечатление, что Роммель готовит свои мобильные корпуса к новому наступлению. Предполагалось, что он нанесет удар ближе к полнолунию, которое должно было начаться 26 августа. Поскольку саперы Роммеля интенсивно минировали северный сектор обороны, можно было думать, что он, как обычно, предпримет смелый маневр с целью обойти южный фланг и прорваться к побережью.


Составленный с целью отражения наступления Роммеля план, подготовленный до приезда в 8-ю армию Монтгомери, заключался в следующем. 30-й корпус должен прочно удерживать занятые им позиции, имея в своем составе 9-ю австралийскую, 1-ю южноафриканскую и 5-ю индийскую дивизии, последовательно занимавшие цепочку укреплений от Тель-эль-Эйсы на северо-восточном направлении до края «бокса» Эль-Аламейна и далее к югу до хребта Рувейсат, включая и его. В резерве этих дивизий находилась 23-я бронетанковая бригада, вооруженная танками «Валентин». К югу от хребта Рувейсат располагалась новозеландская дивизия из состава 13-го корпуса, бригады которой удерживали позиции дальше к югу до хребта Баре. В распоряжении командира корпуса была также 21-я индийская пехотная бригада в Алам-эль-Хальфе, сменившая здесь 4-ю индийскую бригаду, отошедшую к Каиру для пополнения. Таким образом, у хребта Баре образовалась широкая брешь между передовыми бригадами новозеландской дивизии и индийской бригадой в Алам-эль-Хальфе.

Командованию 13-го корпуса подчинялась также 7-я бронетанковая дивизия. В ее составе была 22-я танковая бригада, расположенная в районе Алам-эль-Хальфы, 7-я моторизованная бригада, патрулировавшая минные поля между новозеландцами, державшими оборону на хребте Баре, и Химейматом, и 4-я легкая дивизия, моторизованный батальон которой был дислоцирован в районе Химеймат: его бронеавтомобили действовали в светлое время к западу от минных полей и к югу от Химеймата.

В целом войска доминионов были в полном порядке, за исключением 5-й индийской дивизии и 7-й бронетанковой дивизии, которые представляли собой хаотичный конгломерат подразделений, не приведенных в надлежащий порядок после прибытия их на линию Эль-Аламейна после изматывающих июльских боев. Прибывало новое вооружение, и состояние армии было не таким плохим. Армия получила почти 600 танков, из которых 400 были укомплектованы экипажами и были готовы вступить в бой. Мощность полевой артиллерии достигла 20 стволов на один полк, но было два средних полка, которые вместе имели в своем распоряжении всего 26 орудий. Ощущалась серьезная нехватка противотанковых орудий, особенно новых 6-фунтовых, но за последний месяц многие пехотные батальоны получили первые 2-фунтовые орудия, а полки противотанковой артиллерии начали получать 6-фунтовые орудия.


Некоторые особенности оборонительных сражений в пустыне произвели неизгладимое впечатление на Окинлека и его штаб. Во-первых, выяснилось, что нет смысла концентрировать большие силы пехоты на оборонительных позициях, если ее не поддерживает противотанковая и полевая артиллерия, позволяющая обеспечить эффективную круговую оборону. Во-вторых, изолированные стационарные оборонительные позиции доказали свою бесполезность. Главной оказалась способность двигаться и концентрировать огневую мощь в тех местах, где противник был готов перейти в наступление и также концентрировал свои силы. Следовательно, надо было соблюсти равновесие между войсками (прежде всего артиллерией), предназначенными для обороны, и мобильными подразделениями, пригодными для маневра. В-третьих, все подразделения и штабы, развернутые в ближнем тылу, не должны обращаться в паническое бегство при прорыве мобильных сил противника в тыл войск переднего края. Следовательно, тыловые подразделения должны быть способны обороняться до того момента, когда наши мобильные соединения выровняют положение. Поэтому их следует объединить и организовать из них пригодные к обороне единицы. А если противнику удастся прорвать нашу оборону на большую глубину, то должны существовать силы и средства для защиты и эвакуации малоподвижных и беззащитных тыловых и административных подразделений.

Прекрасно понимая это, Окинлек приказал, чтобы оборонительные позиции состояли из боксов, каждый из которых должны оборонять два пехотных батальона, усиленные тремя: полевой, противотанковой и зенитной артиллерийскими батареями. Между боксами должны находиться остальные силы дивизий, организованные в мобильные подразделения, которые могли бы концентрироваться на направлениях ударов противника. В тылах дивизий и в местах дислокации корпусных и армейских штабов следовало организовать до десяти опорных пунктов (или боксов), в которых остальные части могли бы сосредоточиться для оказания сопротивления прорвавшемуся противнику. За ближними тылами следовало подготовить резервные позиции близ Амирии и Вади-Натрун, которые должны были прикрыть передовые полевые аэродромы. Были также разработаны планы возведения долговременных оборонительных сооружений и затопления части участка дельты, а также патрулирования пустыни между Каиром и Сивой, но это уже не входило в компетенцию командования 8-й армии.

Если, как ожидалось, Роммель нанесет удар на южном направлении и попытается обойти и отрезать позиции 30-го корпуса с тыла, то план предусматривал, что 13-й корпус отведет левый фланг с линии хребта Баре назад к Алам-эль-Хальфе, так же как в мае фланг должен был быть отведен от Бир-Хашейма к Бир-эль-Губи. Проблема, однако, заключалась в том, что без привлечения мобильных сил 7-й бронетанковой дивизии не хватало сил для выполнения поставленных задач. Только 7-я дивизия могла заполнить брешь между передовыми позициями новозеландской дивизии на хребте Баре и 21-й индийской пехотной дивизией у Алам-эль-Хальфы. Командир 7-й бронетанковой дивизии генерал Рентон, вспоминая события 27 мая, с большой горечью говорил о трудностях, возникших при согласовании действий бронетанковых бригад. Тогда он предпочел отступить на восток, отойти к югу от Алам-эль-Хальфы, чтобы иметь возможность при любом развитии событий атаковать открытый правый фланг наступавшего Роммеля.


В этом плане было несколько пунктов, которые не понравились Монтгомери; прежде всего, что концепция базировалась на допущении, что мобильные силы Роммеля прорвут оборону и выйдут в тыл передовых частей. Монтгомери сразу обратил внимание на важность хребта Рувейсат; его надо было обязательно удержать. Когда новый командующий изучил положение южного сектора обороны 13-го корпуса, где предстояло решать главную задачу, то быстро понял две важные вещи. Во-первых, стратегическую важность участка Алам-эль-Хальфы. Во-вторых, он понял, что сможет укрепить растянутый фланг на хребте Баре, создав мобильные части, способные ударить во фланг Роммелю пли нанести ему встречный удар, если он будет наступать более широким фронтом. Монтгомери полагал, что эти силы можно получить из района дельты, из прибывшего пополнения и частей, стоявших на переформировании. Получив подкрепления, можно было не подвергать опасности жизненно важное направление. Кроме того, отпадет необходимость заниматься организацией боксов и переживать по поводу возможных прорывов противника в тылы передовых частей. Тем более, что это дело было совершенно незнакомым, сомнительным, поэтому весьма непопулярным.

Судя по донесениям, первые шаги нового командующего 8-й армией были посвящены усилению передовых оборонительных позиций и отмене всех мероприятий, вызывающих сомнение в возможности их надежного удержания. После этого Монтгомери немедленно занялся ликвидацией брешей в южном секторе обороны 13-го корпуса. В тот же вечер, 14 августа, он приказал де Гингану позвонить в главный штаб и потребовать присылки 44-й пехотной дивизии, которую планировали перебросить только в конце месяца. Штаб в Каире ответил, что приложит все силы для переброски части войск в течение нескольких дней, но вся она будет закончена по утвержденному плану. Де Гинган доложил об этом Монтгомери, который немедленно позвонил Хардингу. Тот изложил требование Монтгомери сначала Корбетту, потом Окинлеку и, наконец, Александеру. Все трое согласились, что надо удовлетворить пожелание Монтгомери, и уже 16 августа в распоряжение нового командующего прибыла почти вся дивизия, а одна из ее бригад на следующий день. 132-я бригада прибывшей дивизии была придана новозеландской дивизии и заняла позиции перед хребтом Баре. Остальная часть дивизии сменила 21-ю индийскую бригаду у Алам-эль-Хальфы и немедленно приступила к укреплению и расширению позиций.

В это же время прибыл генерал-лейтенант Брайан Хоррокс и принял командование 13-м корпусом. Генерал был прислан по личной просьбе Монтгомери, который всегда восхищался неутомимой деятельностью этого человека на посту командующего юго-восточными силами Англии. Хоррокс, которому в это время исполнилось сорок шесть лет, служил во время Первой мировой войны в мидлсексском полку, был ранен и попал в плен. В начале Второй мировой войны он командовал 2-м батальоном того же мидлсексского полка во Франции. В мае 1940 года он стал командиром бригады, а затем в чине бригадного генерала получил должность начальника штаба юго-восточного командования. В Англии он одновременно командовал 44-й пехотной и 9-й бронетанковой дивизиями. Это был сильный человек, почти фанатично преданный делу и способный с равной легкостью убеждать собеседников или обрушивать на них всю силу своего гнева.

В последующие десять дней 8-я армия была усилена артиллерией и танками. Вместе с 8-й бронетанковой бригадой (Кастенс) прибыл штаб 10-й бронетанковой дивизии (Гейтхауз). В то же время предпринимались беспримерные усилия для дезинформации противника. Прежде всего надо было заставить его отложить наступление, создав впечатление резкого усиления позиций на южном направлении. Два ложных танковых батальона были выдвинуты в район к востоку от Химеймата, у Самакет-Габаллы была подготовлена ложная позиция пехотной бригады и установлены ложные минные поля. Все эти мероприятия были завершены к 25 августа. Если Роммелю все-таки удалось бы прорваться, то ему подбросили бы карту ложного отступления, якобы потерянную патрулем у передовых позиций англичан. В действительности это была карта самых зыбучих песков к югу от Алам-эль-Хальфы. Этот опасный участок был показан как удобный проход, а удобные проходы были отмечены как опасные в надежде заманить Роммеля в западню. К сожалению для составителей ложных карт, Роммель не обратил внимания на эти ухищрения: они не оказали никакого влияния на его действия.

Ко времени наступления полнолуния 8-я армия была полностью готова к встрече Роммеля. 30-й корпус (Рамсден) получил приказ удерживать свои позиции до последнего солдата и последнего патрона. План для 13-го корпуса (Хоррокс) заключался в том, что позиции новозеландской дивизии (Фрейберг) и 44-й дивизии (Хьюз) также следовало оборонять до последнего солдата и последнего патрона. 7-я бронетанковая дивизия (Рентон), державшая фронт к югу от новозеландцев, должна была, по возможности, остановить противника у передовых минных полей. Если это не удастся, требовалось как можно дольше задерживать противника, используя для этого 7-ю моторизованную бригаду Босвайла и 4-ю легкую танковую бригаду Карра, имевших на вооружении небольшое количество танков: «стюартов» и «крусейдеров». Собственная 22-я танковая бригада дивизии под командованием Робертса была отведена и передана в распоряжение 10-й бронетанковой дивизии. Таким образом, под началом Гейтхауза оказались две танковые бригады – 22-я, занявшая позиции непосредственно к западу от Алам-эль-Хальфы на высоте 102, и 8-я, расположившаяся в 6 милях к юго-востоку от Алам-эль-Хальфы или в 10 милях к востоку от Робертса. Позиции пехоты Хьюза располагались между этими двумя бригадами немного позади них. Соединение Гейтхауза представляло резервный корпус, оно было готово занять боевые позиции на участке бригад или начать контратаку совместно с 23-й бронетанковой бригадой Ричардса из состава 30-го корпуса.

16 августа штаб армии был переведен в благоприятное местечко Бург-эль-Араб на берегу моря, где расположился по соседству со штабом маршала авиации Конингхэма, командовавшего военно-воздушными силами пустыни. Согласно совместно разработанному плану в случае наступления Роммеля его моторизованные колонны нужно было ночью атаковать «веллингтонами» Королевских военно-воздушных сил и «альбакорами» военно-морской авиации, которые также должны были сбросить осветительные бомбы для точного определения целей. В светлое время суток авиация должна была принять самое активное участие в боевых действиях. Легкие бомбардировщики «бостон» должны были нанести удары по полевым аэродромам немцев у Дабы и по штабу Роммеля, который, как полагали, находится недалеко оттуда.

Полнолуние наступило 26 августа, но наступления немцев не последовало. Все британские войска находились в полной боевой готовности. Проходили дни, луна начала убывать, но наступления не было. Профессиональные разведчики надули щеки, решив, что своим хитроумным трюком сумели запугать противника.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх