• 1.1. Республика реваншистов
  • 1.2. Спрятанная армия
  • 1.3. Второе рождение ракет
  • 1.4. Видения лучшего будущего
  • ИНТЕРЛЮДИЯ 1: Секретные материалы Циолковского
  • ГЛАВА 1: Космонавтика реванша

    1.1. Республика реваншистов

    Веймарская республика была уникальным образованием. Она возникла как воплощенная фантазия победителей в Первой мировой войне и создавалась прежде всего для того, чтобы не допустить возрождения немецкого империализма. Достаточно один раз взглянуть на европейские карты того времени, чтобы понять: страны Антанты сделали все, чтобы никогда больше не услышать о «немецкой угрозе». И как же должны были чувствовать себя граждане республики, которой было отказано в том, чтобы иметь будущее?

    Это может показаться странным, но представить их психологию нам, жителям России начала ХХI века, проще простого. Судите сами.

    Первая мировая война закончилась в 11 часов утра 11 ноября 1918 года прекращение военных действий на европейских фронтах.

    Перед тем целую неделю Германию сотрясала лихорадка революции. Еще 7 октября в Берлине состоялась нелегальная конференция коммунистической организации «Союз Спартака», которая призвала пролетариат к революционному свержению власти германского империализма и милитаризма, к установлению в Германии демократической республики. Однако восстание началось не в центре страны, а на ее окраине – в Киле. Поводом к нему послужил приказ командования немецким флотом о выходе кораблей в открытое море для решительного боя с англичанами. Матросы отказались выполнить приказ. Командование ответило массовыми арестами. 3 ноября моряки организовали демонстрации и митинги протеста. На следующий день к трем тысячам восставших матросов присоединились 20 тысяч солдат гарнизона Киля. Еще через два дня восстание охватило Гамбург, Бремен, Любек, Вильгельмсхафен.

    На волне революционных выступлений к власти пришло правительство социалистов. 6 ноября была образована комиссия по перемирию во главе со статс-секретарем ведомства иностранных дел Маттиасом Эрцбергером. Через два дня германская делегация прибыла на железнодорожную станцию Ретонд в Компьенском лесу, где была принята французским маршалом Фердинандом Фошем. Были зачитаны условия перемирия. Они предусматривали прекращение военных действий, вывод германских войск из оккупированных ими районов Франции, Бельгии и Люксембурга, а также Эльзас-Лотарингии. Войска Антанты занимали левый берег Рейна (причем, содержание армии победителей целиком возлагалось на Германию), а на правом берегу предусматривалось создание демилитаризованной зоны. Германия обязывалась немедленно возвратить на родину всех военнопленных, а также эвакуировать свои войска с территории стран, входивших ранее в состав Австро-Венгрии, из Румынии, Турции и Восточной Африки. Кроме того, Германия обязалась выдать Антанте значительное количество военного снаряжения, включая 5 тысяч артиллерийских орудий и 25 тысяч пулеметов, 5 тысяч паровозов, 150 тысяч вагонов, 2 тысячи самолетов, 10 тысяч грузовых автомобилей, 6 тяжелых крейсеров, 10 линейных кораблей, 8 легких крейсеров, 50 эсминцев и 160 подводных лодок. Остальные корабли германского военно-морского флота разоружались и интернировались союзниками.

    Фош решительно отверг любые попытки германской делегации завязать переговоры по поводу условий перемирия. Фактически это означало требование безоговорочной капитуляции.

    В ночь с 9 на 10 ноября Вильгельм II бежал в Голландию. Пост канцлера взял в свои руки лидер социалистов Фридрих Эберт. Социалист Густав Шейдеман провозгласил социалистическую республику, а Карл Либкнехт провозгласил Германскую советскую республику.

    Уже вечером 10 ноября Берлин принял все условия, выдвинутые противником. Командующий 1-й американской армией генерал Джон Джозеф Першинг, узнав об этом, огорчился.

    «Я боюсь того, что Германия так и не узнает, что ее сокрушили, – сказал он. – Если бы нам дали еще одну неделю, мы бы научили их».

    Возможно, генерал Першинг переоценил свои силы, и на самом деле для окончательного «сокрушения» Германии и ее союзников понадобились бы месяцы и месяцы ожесточенных боев. Так или иначе, но теперь создавалась почва для рождения легенды о предателях, которые подписали унизительное перемирие. И легенда не заставила себя ждать. Генерал фон Айнем, командир третьей германской армии, обратился к своим войскам: «Непобежденные, вы окончили войну на территории противника». Таким образом, еще не успели отгреметь выстрелы артиллерийского салюта, возвещающего победу Антанты, а идеи реванша уже витали над поверженной в прах Германией…

    Не приходится удивляться и тому, с какой наглостью и высокомерием вели себя весной 1919 года генералы разбитой армии, приехавшие во французский город Версаль, чтобы подписать договор, официально завершающий Первую мировую войну. Они не считали себя побежденными, в этом-то все и дело.

    Министр иностранных дел Германской республики граф Брокдорф-Ранцау, едва заполучив толстенький том с предварительными условиями мира, взял слово и сказал: «Мир, который не может быть перед лицом всего света защищен во имя права, неизбежно будет вызывать противодействие. Ни у кого не хватит совести подписать его, потому что он невыполним».

    После долгих споров, в которых германские представители убеждали бывших врагов смягчить условия, 22 июня 1919 года был подписан договор, названный впоследствии Версальским. Правительство Германской республики согласилось с условиями мира лишь за четыре часа до определенного союзниками срока и то под угрозой возобновления военных действий. Накануне рейхспрезидент Эберт спросил фельдмаршала Гинденбурга и генерала Тренера, есть ли у Германии возможность защитить себя в случае обострения ситуации? Обуреваемый эмоциями Гинденбург просто вышел из комнаты, Тренер же стоически объяснил, что на Востоке Германия дееспособна, а на Западе она обезоружена…

    Условия мирного договора, по которым предстояло жить послевоенной Германской республике, были необыкновенно жестки. (Кстати, название «Веймарская республика» появилось много позже как обозначение непродолжительного периода в истории Германии, который немцам пришлось провести под сенью Конституции, разработанной заседавшим в Веймаре Германским учредительным национальным собранием и вступившей в силу 11 августа 1919 года). Согласно этим условиям, Германия возвращала Франции спорную область Эльзас-Лотарингия (в границах 1870 года), Бельгии – округа Мальмеди и Эйпен, а также так называемую нейтральную и прусскую части Морене, Польше – Познань, части Поморья и другие территории Западной Пруссии. Город Данциг и его округ был объявлен «вольным городом», город Мемель (Клайпеда) передали в ведение держав-победительниц (потом его присоединили к Литве). В результате плебисцита часть Шлезвига в перешла к Дании, часть Верхней Силезии – к Польше. К Чехословакии отошел небольшой участок силезской территории. Саар переходил на 15 лет под управление Лиги Наций. Угольные шахты Саара были переданы в собственность Франции. Германская часть левобережья Рейна и полоса правого берега шириной в 50 километров подлежала демилитаризации. Германия лишалась всех своих колоний, которые позднее были поделены между державами-победительницами. Германия обязывалась возместить в форме репараций убытки, понесенные правительствами и отдельными гражданами стран Антанты в результате военных действий. И главное – вооруженные силы Германии ограничивались 100-тысячной сухопутной армией; обязательная военная служба отменялась, а основная часть сохранившегося военно-морского флота подлежала передаче…

    Вам это ничего не напоминает? Я рискнул утомить вас перечислением, какие именно территории на веки вечные утрачивала Германская республика, не для того, чтобы продемонстрировать свою эрудицию, – за потерей земель для немцев стояло нечто большее, чем просто сокращение государства. Ведь вместе с областями и природными ресурсами у Германии отнимали и часть немецкого народа. Вопреки декларированному Антантой праву наций на самоопределение, австрийским немцам запретили воссоединение с Германией, и это при том, что Учредительное собрание в Вене единогласно высказалось за «мирный» аншлюс. Судетская область, населенная почти одними немцами, была передана в состав новообразованной Чехословакии – три миллиона богемских немцев остались жить с семью миллионами чехов. Верхняя Силезия (польский Шленск Гурный) определила будущее референдумом, на котором за Германию проголосовало 707393, а за Польшу – 479365 опрошенных. Так же, в пропорции 2:1, Силезию и разделили. В Эльзасе и Лотарингии для 85% жителей родным оставался немецкий язык, а селяне поголовно не знали французского даже в 1920-х. Сторонники эльзасской автономии в составе Германии победили на выборах 1928 и 1929 годов, но Франция не допустила такой вольности. В отторгнутом у Германии Данциге (нынешний Гданьск) из 327 тысяч жителей 317 тысяч были немцами. А «данцигский коридор» из Польши к Балтийскому морю (шириной до 100 километров) отсекал от единой Германии ее Восточную Пруссию с Кенигсбергом (ныне – Калининград)…

    И во всем этом очевидная аналогия между Веймарской республикой и Российской Федерацией первой половины 1990-х годов. В результате соглашения, подписанного в Беловежской пуще, мы, жители РСФСР, фактически признавали свое поражение в так называемой Холодной войне, отказывались от огромных территорий на Западе и Востоке, девальвировали национальную валюту и оставляли миллионы наших сограждан, проживавших за чертой новых границ, на произвол судьбы. Схожесть процессов бросалась в глаза любому знакомому с историей россиянину, и вспомните: именно о Веймарской республике, превратившейся в Третий рейх, любили поговорить-повспоминать наши молодые реформаторы, призывая голосовать за Ельцина и, следовательно, сделать свой выбор в пользу нового Аденауэра (хотя Конрад Аденауэр в администрации Веймарской республики занимал довольно скромные посты), а не нового «бесноватого фюрера» в лице Жириновского или, скажем, Зюганова. Молодые реформаторы, несмотря на свою грамотность, забывали, сознательно или нет, об одном: Гитлер пришел к власти не потому, что кто-то из немцев заблуждался, полагая, будто бы при диктатуре национал-социалистов будет лучше жить, а потому, что большинство граждан Веймарской республики не захотело признать поражения в Первой мировой войне и уж тем более – унизительных условий, навязанных маршалами Антанты в Компьенском лесу и в Версале.

    Версальский мирный договор должен был сделать Германию частью либерально-демократической Европы, но вместо этого еще больше отдалил немцев от идеи строить единое политико-экономическое пространство.

    То же самое произошло и с нами. Демократические преобразования, начатые Михаилом Горбачевым и продолженные командой Бориса Ельцина, теоретически должны были повернуть нас лицом к Западу, сделать нас более понятными для политиков Европы и Америки и более привлекательными для потенциальных инвесторов. Но оказалось, что мы никому не нужны, нашу демократию никто не принимает всерьез, наши правители и бизнесмены видятся всему миру то шутами гороховыми, то бандитами недобитыми, а мы сами предстаем этакими небритыми косорылыми получеловеками-полумедведями, которые по-прежнему лелеют «имперские амбиции». Никто не принял в расчет наше желание стать как все, никто не посочувствовал нашему унижению и нашему отказу от собственной истории – наш уход из Европы был воспринят как должное, как признание поражения в затяжной мировой войне.

    Вы думаете, я сгущаю краски? Тогда почитайте современную американскую и европейскую прессу и особое внимание уделите аналитическим материалам, посвященным текущему положению в России. Если и это не вгонит вас в краску и не заставит сжимать в бессильной ярости кулаки, то, наверное, вы давно уехали из нашей страны и судите о ней только по рассказам оставшихся знакомых или родственников.

    «– …Мюллер, почему Германия проиграла войну?

    – Потому что ее не поддержал тыл, господин штудиенрат. Рабочие бастовали, и солдат перестали снабжать боеприпасами.

    – Хорошо, сынок. А что Германия потеряла в этой войне?.. Кто может мне сказать, какие из своих ценных владений потеряла Германия?

    – Все колонии и Цинцзяу, господин штудиенрат.

    – Кто может перечислить колонии?

    – Я, господин штудиенрат! Немецкая Юго-Западная Африка, немецкая Восточная Африка, Камерун, Того, немецкая Новая Гвинея с землей Кайзера Вильгельма, архипелаг Бисмарка, Каролинские острова, Марианские острова, острова Полау и Маршальские острова, Науру, Самоа и арендованную территорию Киао-Чао со столицей Цинцзяу.

    – Отлично, мой мальчик! Кто может продолжить?

    – Я, господин штудиенрат. Кроме того, мы потеряли Мемельскую область, Познань, Западную Пруссию и часть Верхней Силезии.

    – Превосходно! Что еще у нас отняли?

    – Эльзас-Лотарингию и Саарскую область.

    – Чудесно, дети. А что для нас самый большой позор?

    – Оккупирована Рейнская область, французы вторглись в Рурскую область и воруют наш уголь.

    – Да, дети, всегда помните об этом: французы, такие же белые люди, как и мы, не стыдятся посылать против нас на германском Рейне грязных негров! Беспримерное глумление над культурой!.. От чего еще страдает Германия?

    – От репараций, господин штудиенрат.

    – Совершенно верно! Мы вынуждены платить всем нашим бывшим противникам миллиарды и миллиарды репараций, хотя мы ничуть не виноваты в войне. Чудовищная несправедливость!..»

    Этот обмен вопросами и ответами на самом обычном уроке истории в немецком реальном училище образца 1923 года приводит бывший «солдат трех армий» Бруно Винцер в книге своих воспоминаний. И на этом исторические параллели заканчиваются. У нас, слава Богу, реваншистские догматы пока еще не являются обязательными для изучения в школах. И хотя возможность восстановления Советского Союза в прежних границах нельзя сбрасывать со счетов, она все же представляется куда более призрачной и маловероятной, чем дальнейшее раздробление России и республик СНГ…

    Нынешнее наше долготерпение уберегает нас от многих бед. Из-за духа реванша, витавшего над равнинами Пруссии, Баварии и Силезии, немецкую республику постоянно лихорадило и бросало во все тяжкие. В марте 1920 года случился путч под руководством крупного землевладельца Вольфганга Каппа и генерала Вальтера фон Лютвица. Добровольческие части из новой республиканской армии вошли в Берлин и низложили правительство. Путч провалился, но только потому, что против него выступил пролетариат, объявивший всеобщую забастовку. Затем уже и сам пролетариат попытался взять власть в свои руки, что привело к Гамбургскому вооруженному восстанию, и впервые заявили о себе националисты, организовав «пивной путч» в Мюнхене.

    Политическая нестабильность отягощалась экономическим коллапсом. Признание поражения в затяжной и кровопролитной войне буквально уничтожило экономику Германии. Международные кредиты, взятые у нейтральных стран, были исчерпаны, а новое правительство стояло перед необходимостью демобилизации армии и перевода промышленности на производство мирной продукции, страна была оккупирована, ощущался недостаток продовольствия. В этой ситуации республика распродавала свой золотой запас для финансирования закупок продовольствия, не имея возможности ни экспортировать произведенные в Германии товары для снижения дефицита торгового баланса, ни прибегать к кредитам, внутренним или внешним. Эмиссия бумажных денег привела к гиперинфляции. В ноябре 1923 один американский доллар стоил в Кельне 4 триллиона марок. Окончательное уничтожение национальной валюты было предотвращено искусственной стабилизацией марки на уровне 4200 миллиардов марок за доллар. Была выпущена временная валюта – так называемая «рентная марка», на которую обменивались обесценившиеся деньги (из расчета 1 триллион бумажных марок за 1 рентную марку). В 1924 рентные марки были заменены рейхсмарками, частично обеспеченными золотовалютными запасами. Гиперинфляция полностью уничтожила сбережения населения и разорила многие страховые компании, промышленные корпорации и небольшие фирмы.

    Не следует забывать и о бремени репараций, наложенных на Германскую республику условиями Версальского договора, который обязал ее выплатить державам-победительницам 132 миллиарда золотых марок в течение 66 лет, то есть регулярная двухмиллиардная дань была запрограммирована аж до 1985 года (!).

    Лишь в 1924 году правительству Штреземана удалось переломить ситуацию. По соглашению с американским правительством (план Дауэса) США давали Германской республике кредит в 200 миллионов долларов на восстановление экономики. К 1927 году трудолюбивые немцы превзошли довоенный уровень развития, в 1931 году, по согласованию с финансистами США, Германия, которой управлял рейхспрезидент Пауль фон Гинденбург, прекратила выплату репараций.

    И тут грянул мировой экономический кризис. Общее падение производства в 1932 превысило 40 %, безработица охватила почти 45 % населения страны. Крах надежд на улучшение условий жизни – лучшая подпитка для реваншистов. Отчаявшиеся мелкие производители все больше винили в своих бедах парламентскую демократию и верили, что выход из кризиса – в укреплении государственной власти, в создании однопартийного правительства. Эти требования поддерживали и крупные предприниматели и банкиры, субсидировавшие предвыборные кампании национал-социалистов и связывавшие с Гитлером и его партией личные и общегосударственные устремления. В обращении НСДАП от 1 марта 1932 говорилось: «Гитлер – это девиз для всех, кто верит в возрождение Германии… Гитлер победит, ибо народ желает его победы…»

    И это действительно было так. Рядовые немцы устали от бесконечных унижений. Гитлер обещал чудо, он обещал исцелить нацию и вернуть земли, исконно принадлежавшие Германии. Затаенная мечта продолжить войну и одержать в ней победу нашла выражение в массовой поддержке НСДАП. 31 июля 1932 на очередных выборах в рейхстаг национал-социалисты получили 230 мандатов (социал-демократы – 133, коммунисты – 89 мандатов), став самой крупной фракцией в парламенте. Начиналась история Третьего рейха…

    1.2. Спрятанная армия

    Еще одно важнейшее отличие положения, в котором Веймарская республика оказалась по окончании Первой мировой войны, от того положения, в котором пребывает Российская Федерация по итогам Третьей мировой (Холодной) войны, состоит в том, что нашей стране никто не указывает, какую армию мы должны иметь. Если российская армия в смысле боеспособности выглядит куда хуже советской, то в этом только наша вина – никто из недавних противников прямо не требовал сократить численность вооруженных сил России до минимального предела, никто не требует отказаться от авиации и военно-морского флота, никто не рассчитывает, что мы порежем на металлолом свои пушки и танки. Другое дело, что мы сами готовы сократить, отказаться и порезать, но это – совсем другое, наше личное, дело.

    Германия же привыкла иметь мощную и высокопрофессиональную армию, набранную в основном из призывников, но под управлением опытных офицеров и капралов. Перед Первой мировой немецкая армия насчитывала два миллиона человек. Теперь все изменилось.

    Новая армия Германии или рейхсвер (Reichswehr)[1] комплектовалась на добровольной основе, то есть путем вербовки всех желающих. Срок службы для офицеров при этом составлял 25 лет, унтер-офицеров и рядовых – 12 лет. По условиям Версальского договора Германии запрещалось иметь ВВС, танки, зенитную, тяжелую и противотанковую артиллерию, подводные лодки, линкоры водоизмещением свыше 10 тысяч тонн и крейсера – свыше 6 тысяч тонн, а также Генеральный штаб в любой форме. Военные академии закрывались. Численность сухопутных войск ограничивалась 100 тысячами человек: 7 пехотных и 3 кавалерийских дивизии, 288 орудий и 252 миномета. Военно-морской флот имел 6 старых линкоров, 7 легких крейсеров, 12 эсминцев и 12 миноносцев (вместе с береговой обороной численностью в 15 тысяч человек). Огромное количество офицеров и молодых солдат, которых забрали на войну из-за школьной парты, а потому не умеющих ничего другого, как только воевать, оказались не у дел.

    В этой связи весьма показательна биография «нациста номер два» Германа Геринга, который закончил войну героем, лучшим асом кайзеровской Германии, командовавшим знаменитой эскадрильей Манфреда фон Рихтхофена – непобедимого Красного Барона. Геринг демобилизовался в конце 1919 года в чине капитана. На его груди красовались Железный крест I степени, орден Льва с мечами, орден Карла Фридриха, орден Гогенцоллернов III степени с мечами и орден «За заслуги». После демобилизации Герингу пришлось искать себе работу. Он числился военным летчиком, а в рейхсвере не было ВВС. Кроме того, мешали политические соображения: Геринг был противником Версальского договора и Веймарской республики, а потому предпочел зарабатывать показательными полетами в Дании и в Швеции. Много денег он на том не заработал, и по возвращении в Баварию еле-еле сводил концы с концами. Осенью 1922 года Франция потребовала от германского правительства выдачи целого ряда «военных преступников», среди которых числился и Геринг. Понятно, что это вызвало невероятную ярость у ветерана, в результате чего он и подался к нацистам, которые открыто выступали против республиканского правительства и требовали пересмотра условий Версальского договора.

    И таких людей по всей Германии были десятки и сотни тысяч. Поверившие в то, что война за Европу не закончена, а последнее слово в переделе мира не сказано, что Веймарская республика – незаконнорожденный ублюдок, порожденный врагами и предателями, они начали собираться в военизированные отряды, образуя «черный рейхсвер».

    Первые такие отряды появились еще в ходе революционного кризиса 1918-19 годов, сформированные из вернувшихся с фронта солдат, и назывались «фрайкорами» (Freikorps). Впоследствии, когда после подавления большевистских мятежей в Берлине, Бремене, Мюнхене и Брауншвейге гражданская война закончилась, не начавшись, «фрайкоры» утратили свою роль «политических армий», мутировав в общественные организации – «бунды» (Bund), декларировавшие себя самым разнообразным образом: «союзы фронтовиков», спортивные клубы, молодежные движения или даже объединения «пострадавших вкладчиков» (именно под такой вывеской Герхард Россбах легализовал свой союз в 1920 году).

    В начале 1920-х годов все бунды находились примерно на одном уровне, представляя собой местные боевые отряды (численностью в среднем не более 1000 человек), активно сотрудничающие с органами местного самоуправления в сфере поддержания порядка или содействия производства товаров первой необходимости (производством занималось, например, общество «Тено» – «Technische Nothilfe»). С этого уровня начинали и «Стальной шлем» (фрайкор братьев Зельдте в Магдебурге), и орден «Молодая Германия» (фрайкор Артура Марауна в Касселе), и «Оберланд» (фрайкор Эрнста Хорадама и братьев Ремеров в Мюнхене), и многие другие.

    Со временем на первые роли выдвинулся союз «Стальной шлем» (Stahlhelm), пользовавшийся поддержкой правых партий. Почетным председателем этого союза был сам Пауль фон Гинденбург, генерал-фельдмаршал и бывший начальник Генерального штаба кайзеровской армии. На выборах 1924 года союз выступал уже как серьезная политическая сила: в парламент Германии (рейхстаг) было избрано 45 депутатов, числящихся членами «Стального шлема».

    Всего же отряды «черного рейхсвера» объединили около четырех миллионов здоровых и способных носить оружие мужчин!

    Свою игру на этом поле повел и официальный командующий рейхсвера – генерал-майор Ганс фон Сект, назначенный на этот пост в июне 1920 года.

    Наверное, Сект изучал знаменитый труд китайского теоретика военного искусства Сунь-цзы и помнил его высказывание о том, что «хорошие воины сначала побеждают, а потом идут на войну, тогда как плохие воины сначала идут на войну, а потом уже ищут победы». Сообразуясь с этим принципом, командующий рейхсвера решил создать армию нового типа – спрятанную армию, которая как бы и не существует, но в то же время в любой момент готова появиться из тени, чтобы принести победу Германии.

    С самых первых дней Сект нашел способы обойти ограничения Версаля и не уставал придумывать лазейки в дальнейшем. Он сохранил Генеральный штаб, упрятав его функции в невинное название Управление войск и маскируя его различные подразделения под фиктивными названиями. Деятельность разведки штаба, например, происходила в двух мнимых агентствах, которые назывались «Статистический отдел» и «Служба благосостояния». Сект обошел требование ликвидации военных академий, создав программу «специальных курсов» в рейхсвере, которая выполняла те же задачи. С целью увеличения офицерского корпуса Сект маскировал свой управленческий аппарат, скрытно замещая офицерами должности гражданского персонала, как в Министерстве обороны, так и в других правительственных ведомствах. Сект также содержал незаконные вооруженные силы для защиты восточных границ Германии против возможного вторжения вновь созданного польского государства. Эти войска, насчитывавшие около 60 тысяч бывших участников фрайкоров были обучены, вооружены и замаскированы под рабочих. Правда, позднее эти части все же пришлось расформировать.

    Сект также смотрел сквозь пальцы на наращивание полицейских сил, используя их в качестве резерва личного состава армии. Закаленные в боях офицеры надевали полицейскую форму и проводили военную подготовку тысяч новобранцев. Одна только прусская полиция насчитывала 85 тысяч человек, которые имели на вооружении винтовки, пулеметы и даже бронемашины. Некоторые из специально подготовленных немецких полицейских в период Второй мировой войны возглавляли дивизии и корпуса.

    Получалось, что ограничения по численности рейхсвера в некоторых случаях даже выгодны командованию. Они позволяли Секту и его соратникам быть более разборчивыми, чем, если бы у них в подчинении находилась огромная армия призывников. На каждую вакансию претендовало по шесть-семь кандидатов, в итоге отобранные кандидаты отвечали самым высоким требованиям. Рейхсвер Секта стал по-настоящему профессиональной армией и впоследствии послужил источником командных кадров для вермахта Третьего рейха.

    Каждый солдат и офицер рейхсвера готовился таким образом, чтобы занять высшую должность и взять ответственность немедленно. В случае мобилизации майоры становились полковниками или генералами, а лучшие унтер-офицеры превращались в лейтенантов или капитанов.

    Однако ограничения по арсеналу не давали Секту возможности испытать новейшие тактические принципы боя в реальном масштабе. Полевые учения и маневры приходилось осуществлять с имитационным оружием – с фанерными танками и пушками из деревянных бочек. «Вражеские самолеты» были представлены надувными шарами, а массовые передвижения войск демонстрировали солдаты с плакатами, на которых было написано к примеру: «Пехотный взвод» или «Группа автоматчиков из семи человек».

    Тайная армия росла, методы ее подготовки уже не устраивали командование. И тогда было принято решение разместить ее части на территории государств, так или иначе обиженных Версальским договором.

    Советская Россия так же, как и Германия, подверглись унижению со стороны Антанты. Представители молодого государства не были допущены на Парижскую конференцию, а мнение большевистских вождей не принималось во внимание при дележе трофеев и территорий. Более того, вокруг Советской России был создан своего рода «санитарный кордон» для предотвращения распространения «бацилл большевизма» (кстати, эту болезнетворную характеристику своей идеологии дал сам Ленин на VIII съезде РКП(б)). Снятие экономической блокады в январе 1920 года позволило большевикам устанавливать контакты с европейскими странами, но они так и не стали прочными, поскольку на их развитии сказывалась политическая конъюнктура.

    Россия полностью утратила завоеванные Империей позиции на международной арене и территории в Восточной Европе. По уровню своего влияния страна оказалась отброшенной на двести лет в прошлое. В этих условиях советское руководство могло либо согласиться с региональным статусом Советской России, либо вновь начать борьбу за возвращение в клуб великих держав. В Веймарской республике большевики увидели возможного союзника.

    Еще Ленин посылал соответствующие сигналы заинтересованным лицам, давая такую оценку условиям Версальского договора:

    «Война путем Версальского договора навязала такие условия, что передовые народы оказались на положении колониальной зависимости, нищеты, голода, разорения и бесправности, ибо они на многие поколения договором связаны и поставлены в такие условия, в которых ни один цивилизованный народ не жил. Это неслыханный, грабительский мир, который десятки миллионов людей, и в том числе самых цивилизованных, ставит в положение рабов».

    Далее Владимир Ильич делал вывод:

    «И при таком положении Германия, естественно, толкается на союз с Россией. <…> Единственное для нее средство спасти себя – только в союзе с Советской Россией, куда она и направляет свой взгляд».

    И действительно, для обеих стран, этих «двух парий Европы», как метко назвал их премьер-министр Великобритании Ллойд Джордж, был лишь один выход – соединить свои усилия по воссозданию военной мощи, установив хорошие отношения друг с другом. 16 апреля 1922 года в итальянском городе Рапалло советская и немецкая делегации подписали межправительственное соглашение, в соответствии, с которым между Россией и Германией были восстановлены дипломатические отношения. По Рапалльскому договору оба правительства взаимно отказывались от возмещения военных расходов и невоенных убытков, причиненных им и их гражданам во время войны. Оба государства обоюдно прекращали платежи за содержание военнопленных. На основании достигнутых соглашений началось военно-экономическое сотрудничество рейхсвера и РККА, выразившееся, в частности, в размещении немецких учебных центров на территории России и даже целых цехов по производству химического оружия, которое в те времена считалось основным оружием грядущей войны.

    Тех, кто интересуется историей Раппальского договора и советско-германского сотрудничества периода 1920-30-х годов, отправляю к прекрасному исследованию на эту тему, написанному Сергеем Горловым (оно выпускалось московским издательством «ОЛМА-ПРЕСС», а, кроме того, текст при желании можно найти и в Интернете). Здесь же отмечу, что Берлин (как, впрочем, и Москва) предельно цинично рассматривал свои отношения по Раппальскому договору, воспринимая их только в качестве средства для достижения собственных целей и отлично представляя себе побудительные мотивы другой стороны.

    С 1926 года, при рейхспрезиденте Гинденбурге, началась тайная подготовка к увеличению германской армии. Скрывать эти процессы уже было затруднительно, однако государства, обязанные следить за выполнением условий Версаля, отнеслись к изменению обстановки спокойно: за прошедшие годы соседи Веймарской республики по Европе привыкли к сложившемуся статусу-кво и не видели угрозы со стороны поверженной Германии. В начале 1927 года, на пять лет раньше установленного срока, западные страны отозвали Контрольную комиссию. Английское, французское и бельгийское правительства настолько были единодушны в своем решении, что просто проигнорировали ее заключительный доклад, который сводился к одному убийственному выводу: «Германия никогда не разоружалась, никогда не имела намерения разоружаться и в течение семи лет делала все, что от нее зависело, чтобы ввести мир в заблуждение и осуществлять встречный контроль над комиссией, назначенной контролировать ее разоружение».

    После прихода нацистов к власти и выхода Германии из Лиги Наций скрываться стало незачем. 16 марта 1935 Германия аннулировала военные статьи Версальского договора и ввела всеобщую воинскую повинность. Началось развертывание на базе рейхсвера вооруженных сил Третьего рейха – многомиллионного вермахта.

    Для нас же в рамках исследуемой темы особо важным представляется не только сам факт создания внутри Веймарской республики тайной армии, с самого момента своего образования готовившейся к реваншистской войне за передел Европы, но и метод, взятый на вооружение немецкими офицерами. Они изыскивали любую лазейку в Версальском договоре, которая позволила бы усилить национальную армию Германии, а если такой лазейки не находили, то шли на прямые нарушения, вроде создания военных центров на территории другого государства. Стратегическая уловка фон Секта сделала свое дело, и из мрака небытия были вызваны почти уже забытые химеры. Одной из таких химер стали военные ракеты.

    Составители Версальского мирного договора не указали их в списке вооружений, которое запрещалось иметь Германской республике, а значит, раньше или позже последователи Ганса фон Секта должны были вспомнить об этом экзотическом оружии.

    1.3. Второе рождение ракет

    Родиной ракет считается древний Китай. А само их появление было предопределено прежде всего открытием черного дымного пороха.

    Из старинных рукописей известно, что на рубеже V и VI столетий китайский медик Тао Хун-Цзин изучал горение селитры. Однако изготовлять порох из смеси серы, селитры и древесного угля научились в Китае лишь через три столетия после Тао Хун-Цзина. В начале IX века некий химик Нин Сюй-Цзы занимался накаливанием смеси из серы, селитры и растения кокорника. Эта смесь по своим свойствам была уже очень похожа на порох и в дальнейшем использовалась специалистами военного дела.

    При этом, однако, наиболее древним из китайских источников, в котором говорится о ракетах, является хроника, известная востоковедам под названием «Тунлян Канму». В этой хронике рассказывается о первом применении ракет при осаде Ппен-Кинг (Пекина) монголами в 1232 году нашей эры.

    Китайские ракеты, запускавшиеся из крепости и наводившие панику среди монгольской конницы, представляли собой небольшие мешочки, набитые черным порохом и привязанные к стреле обычного лука. Они назывались «фэйхоэ цян» – «огненные стрелы». Чаще всего такие стрелы-ракеты использовались для поджогов неприятельского лагеря, его обозов с продовольствием и со снаряжением, деревянных строений и различных укреплений.

    Полет «огненных стрел» в основном происходил за счет энергии натяжения тетивы лука стрелком – во время выстрела стрела приобретала некоторую начальную скорость и устремлялась к цели. Сгорание самого пороха приводило при этом только к незначительному увеличению дальности полета зажигательной стрелы. Тем не менее самые современные и совершенные ракеты, известные нам сегодня, своим происхождением обязаны именно тем древним «огненным стрелам».

    У китайцев идею ракет переняли арабы. В 1280 году увидела свет «Книга о сражениях с участием кавалерии и военных машин», написанная Хасаном аль-Раммахом – «гениальным горбуном», которого современники любовно называли Недшмэддином, что в переводе означает «Светоч веры». В этом труде приводятся рецепты производства пороха и даются инструкции по изготовлению ракет, которые автор называет «китайскими стрелами». Там же Хасан говорит о новом виде оружия – «ракетной торпеде», состоящей из двух плоских противней, наполненных порохом или другой зажигательной смесью. «Торпеда» была снабжена подобием стабилизатора, обеспечивавшего ей движение по прямой линии, которое осуществлялось с помощью двух больших ракет-двигателей. Все устройство называлось «самодвижущимся горящим яйцом», но о его применении ничего в тексте не сказано.

    Примерно в то же время и в Европе появились первые труды о порохе и ракетах, называемых «ignis volans» («летающий огонь»). Изобретение пороха здесь приписывали как англичанину Фрэнсису Бэкону, так и немецкому монаху Бертольду Шварцу, однако, скорее всего, этот секрет стал всеобщим достоянием почти единовременно на всей территории Европы.

    Немецкий алхимик Альберт Магнус в своей книге «О чудесах мира», написанной между 1250 и 1280 годами, уже без всяких околичностей советовал для получения порохового заряда брать фунт серы, 2 фунта древесного угля и 6 фунтов селитры. Этот рецепт он скопировал из другой книги, которая носила название «Liber Ignium» («Огневая книга») и была написана несколько раньше неким Марком Греком, который, по всей видимости, пользовался арабским источником.

    То, что появление ракет не было литературным вымыслом, видно из случайных ссылок на сам предмет. Так, замечание о ракетах содержится в «Кельнской хронике» 1258 года. А итальянский историк Муратори, который и назвал ракету «ракетой», приписывает этому «новому» оружию важную роль в сражении при Кьодже в 1379 году.

    В то время уже существовало огнестрельное оружие, но оно было еще весьма несовершенным, и ракеты могли составить ему серьезную конкуренцию.

    Немецкий военный инженер Конрад Эйхштедт в своей книге «Военная фортификация», изданной в 1405 году, говорит о трех типах применяемых ракет: вертикально взлетающих, плавающих и запускаемых при помощи тугого лука.

    Дальнейшие опыты с пороховыми ракетами привели к появлению весьма оригинальных проектов. Так, в неопубликованном манускрипте Рейнгарта фон Зольмса, относящемся к началу XVI века, описываются ракеты с парашютами. А граф Нассау предложил ракету, которая могла нырять и взрываться под водой.

    Спустя некоторое время архитектор Иосиф Фуртенбах из Ульма написал две интересные книги о применении ракет в военно-морском деле. Как утверждал Фуртенбах, ракеты могли использоваться на море не только для сигнализации, но и в качестве зажигательного средства, рассчитанного на поджог просмоленного такелажа кораблей противника. Фуртенбах отмечал, что пираты уже пользуются этим средством, и предлагал применять его для борьбы с пиратами.

    К этому времени в сухопутных войсках ракеты уже вышли из употребления, о чем свидетельствует в своей книге Леонгарт Фроншпергер, главный оружейник города Франкфурта-на-Майне (1557 год). Посвятив большую часть страниц любимым пушкам, Фроншпергер все же отдает дань уважения и ракетам, которые он называет «рогетами». Оружейник писал, что «рогет» – это простейший фейерверк, изготавливаемый из пороха (смесь селитры, серы и древесного угля), плотно запрессованного в бумагу. «Рогет» должен высоко взлетать в воздух, давать красивый огонь, полностью сгорать в воздухе и исчезать без вреда. Запас энергии у «рогета» невелик, и работает он недолго, но из него можно сделать много прекрасных фейерверков, если соединить их по несколько штук в «шары» и «колеса» или запустить из мортир. «Рогеты» могут служить и двигателями для других фейерверков, ибо они поднимаются в воздух «за счет собственного огня, без стрельбы».

    В 1591 году некий Иоганн Шмидлап опубликовал книгу, посвященную исключительно устройству невоенных фейерверков, где рассказал обо всем этом весьма подробно. Сырьем для изготовления ракеты был «ленивый» артиллерийский порох – такой порох, скорость горения которого уменьшалась за счет добавления дополнительного количества древесного угля. Прежде всего необходимо было склеить бумажную (картонную) пороховую трубку. Затем, пока склеиваемая масса была еще влажной, в трубке делалась «горловина». После этого в том месте, где сходились вместе два закругленных деревянных цилиндра, на влажную трубку накидывалась намыленная бечева, затягивая которую можно было уменьшить трубку до двух третей полного диаметра. Затем трубка хорошенько высушивалась и наполнялась порохом, который плотно набивался внутрь до самого верха. Суженный конец трубы образовывал нижнюю часть ракеты, а запал вводился внутрь через «горловину» (сопло). Готовая ракета, как описывает Шмидлап, привязывалась к шесту, который должен быть приблизительно в семь раз длиннее самой ракеты.

    Среди разработок Шмидлапа можно найти и первые составные (многоступенчатые) ракеты. На одном из его рисунков изображена большая ракета, несущая другую меньших размеров, в передней части которой размещена еще одна —совсем маленькая ракета. Таким образом, приоритет в изобретении принципа «многоступенчатости», который обычно приписывают великому французскому поэту и насмешнику Сирано де Бержераку, плавно переходит к более ранним авторам, а поэт, судя по всему, пользовался уже известными в его время идеями…

    И все же на некоторое время ракеты в Европе были позабыты. Какие-то опыты с ними продолжали проводиться, но они имели частный и непродуманный характер. Например, в 1718 году начальник полевой артиллерии курфюрста саксонского полковник Кристоф Гейслер выпустил книгу, в которой описал результаты некоторых интересных запусков, состоявшихся еще в 1668 году близ Берлина. В его распоряжении были ракеты двух видов (весом 22,6 кг и 54,4 кг) с деревянным корпусом, который был покрыт парусиной, пропитанной горячим клеем. Топливом служила смесь, состоящая из 16,3 кг селитры, 7,3 кг серы и 5,4 кг древесного (липового) угля. Этот пороховой заряд плотно запрессовывался в корпус ракеты. Полезную нагрузку составляла 7,3-килограммовая бомба.

    Появление этой книги, по-видимому, пробудило интерес к ракетам у молодого поколения артиллерийских офицеров в Берлине, так как в 1730-31 годах были проведены испытания 45-килограммовых ракет.

    Если бы ход истории подчинялся логике, то, вероятно, следствием этих и других последовавших за ними экспериментов должен был стать усиленный рост ракетного дела применительно к нуждам военных. Однако этого не случилось. Период расцвета европейского военного ракетостроения, начавшийся вскоре после 1800 года и известный теперь в истории как «период Конгрева» не был развитием этих более ранних экспериментов – интерес к боевым возможностям ракет возродился после неудачной для англичан военной операции в далекой Индии.

    В изданном после ее окончания «Обзоре военных действий на Коромандельском побережье» (1789 год) приводятся рассказы очевидцев о применении индусами ракет против английских войск. При этом утверждалось, что эти ракеты весьма походили на те, которые использовались в Англии для фейерверков, но имели заметно большие размеры. Реактивный заряд помещался у них не в картонном корпусе, а в железной трубе, и весили они от 2,7 до 5,4 кг. Наводка осуществлялась при помощи трехметровой бамбуковой жерди, а дальность полета этих ракет составляла от 1,5 до 2,5 километров. Хотя наведение ракет и не было очень точным, однако массированное их применение позволяло нанести противнику большой урон.

    Ракетными войсками индусов руководил Хайдар Али, принц Майсура. Первоначально ракетные части насчитывали всего лишь 1200 человек, но, когда была доказана эффективность нового оружия, Типпу-сахиб, сын Хайдара, увеличил численность ракетных частей до 5000 человек.

    Потери англичан от этих ракет были особенно велики в сражениях при Серингапатаме, состоявшихся в 1792 и 1799 годах.

    Столь успешное применение ракет в боевой обстановке произвело сильное впечатление на английского полковника Вильяма Конгрева. И хотя он никогда и не видел их в действии, рассказов ветеранов для этого энтузиаста ракетостроения оказалось более чем достаточно.

    Начиная с 1801 года, Конгрев скупал самые большие ракеты, которые мог достать в Лондоне, платя за них из собственного кармана, и начал опыты, целью которых было установить максимальную дальность полета ракет. Он выяснил, что она не превышает 550 метров, то есть уступает в этом отношении индийским военным ракетам почти в три раза. Тогда он обратился к начальству с просьбой о поддержке. Лорд Чатам, изучив вопрос, дал разрешение использовать принадлежавшие военному министерству испытательные полигоны, и вскоре Конгрев добился увеличения дальности полета ракет до 1800 метров (по другим источникам – до 2500 метров). При более поздних своих опытах он меньше стремился к увеличению дальности полета, пытаясь увеличить вес самых ракет. При этом он руководствовался вполне понятными стратегическими соображениями о возможности метания по направлению к неприятельским укреплениям более тяжелых снарядов.

    В 1805 году новое оружие было продемонстрировано принцу-регенту, и Конгрев со своими ракетами принял участие в экспедиции Сиднея Смита, руководившего штурмом наполеоновской Булони с моря.

    Эта экспедиция ознаменовала начало первой «ракетной» войны в Европе. В 1806 году ракетами была сожжена Булонь. В 1807 году в результате массированного применения около 25 тысяч ракет сгорела дотла большая часть Копенгагена.

    Успех ракетных атак позволил Конгреву завоевать полное доверие английского короля и основать в 1809 году крупную пиротехническую лабораторию в Вульвиче.

    Английские ракетчики особенно отличились в исторической битве под Лейпцигом (16-19 октября 1813 года), окончательно сломившей сопротивление армии Наполеона, и при осаде Гданьска (20 октября 1813 года).

    Вильям Конгрев начал с применения зажигательных ракет калибром 3,5 дюйма (87 миллиметров). Корпус этих ракет, длиной чуть более метра, изготавливался из толстого листового железа; пятиметровый направляющий стержень крепился к корпусу посредством медного кольца. Ракета удерживалась на месте двумя железными кольцами меньшего размера, припаянными к корпусу.

    В ракетах Конгрева использовались все типы применявшихся тогда артиллерийских боеприпасов, кроме литого круглого ядра. Изобретатель твердо верил в то, что через несколько десятков лет ракеты заменят всю артиллерию, за исключением корабельной.

    И действительно, по дальности стрельбы его изделия превосходили все легкие артиллерийские орудия того времени. Что же касается точности попадания, которая из нынешнего дня представляется нам весьма низкой, то она почти не отличалась от точности, доступной тогдашней артиллерии.

    Находясь на вершине славы, Конгрев издал свой основной труд. В этой книге он подробно описал результаты применения ракет при всех видах военных действий на суше и на море, в сражениях на открытой местности и при осаде крепостей. Попутно он постарался выявить все преимущества ракет по сравнению с более дорогой и трудно перевозимой артиллерией. Конгрев указывает, что фактически ему удалось изготовить ракеты весом до 12,3 кг, но что он считает технически выполнимым и изготовление ракет весом в 400 кг. Однако эти его указания относятся только к его лабораторным опытам, в то время как для военных нужд он не изготовлял ракет тяжелее 12 кг. Эти ракеты могли переносить боезаряд весом в 3,3 кг на расстояние в 2750 метров, весом в 5 кг – на 2300 метров и весом в 15,6 кг – на 1830 метров.

    Достигнутые английскими ракетчиками успехи побудили и все остальные воюющие государства Европы к заимствованию опыта. Россия, Дания, Египет, Франция, Италия, Нидерланды, Польша, Пруссия, Сардиния, Испания и Швеция создали в составе своих армий ракетные батареи. В ту пору деятельность ракетчиков сводилась к тому, чтобы, во-первых, узнать все возможное о новинках Конгрева и получить образцы; во-вторых, скопировать английские достижения и, в-третьих, каким-либо образом усовершенствовать ракеты.

    Например, голландская армия начала с того, что закупила большое количество ракет Конгрева. Но, когда дело дошло до запуска, ракеты, пролежавшие целый год на складе, оказались негодными. Поэтому решено было продолжить опыты с голландскими ракетами, которые не имели направляющего стержня. Капитан де Бур предложил стабилизировать ракету в полете тремя металлическими лопастями, вес которых был значительно меньше веса направляющего стержня. Но, по-видимому, голландцы не были удовлетворены этой ракетой, так как через два года снова заказали в Англии партию ракет Конгрева. Проведя новые эксперименты, голландцы решили ввести ракеты на вооружение только колониальных войск. Это дало им возможность выиграть в 1825 году сражение против 6000 туземцев на Целебесе.

    В 1819 году, после того как удалось выведать все секреты Конгрева, в Германии вышла книга по этому вопросу, написанная генералом Бемом, а в 1829 году появился и немецкий перевод оригинального труда Конгрева.

    По примеру Конгрева в 1812 году в австрийской армии был организован специальный ракетный корпус под командованием Августина, успешно действовавший во время войны с Италией и Венгрией в 1848-49 годов. Почти одновременно специальная ракетная часть появилась и в Пруссии.

    Что касается способа набивки военных ракет, применявшихся в XIX веке, то Конгрев применял преимущественно ракеты с конической пустотой. А, например, в Австрии применялись ракеты со сплошной забивкой и с выдавленным в ней углублением. В более позднее время в Пруссии, а также в Австрии применялись ракеты также со сплошной набивкой, в которой высверливалось простое или же ступенчатое цилиндрическое отверстие.

    Развитие ракет шло своим ходом, однако в конце 1860-х годов большинство ракетных частей в армия Европы были расформированы. Причина в том, что артиллерия тоже не стояла на месте, появился бездымный порох, орудия стали заряжать с казенной (тыльной) части ствола, увеличивалась дальнобойность и точность стрельбы, и военные вновь охладели к «странному» оружию. Правда, ко второй половине XIX века значительно улучшилась и точность стрельбы боевых ракет, но они все же никак не могли соперничать с новыми орудиями. К этому времени морские и полевые дальнобойные пушки с расстояния в несколько километров двумя-тремя выстрелами легко поражали даже одиночную цель небольших размеров – будь то вражеский корабль или береговое укрепление.

    Последнее сообщение о боевом использовании ракет в XIX веке относится к России. Оно имело место во время затянувшейся Туркестанской войны. Доклады полковника Серебренникова, участвовавшего в той кампании, содержат много высказываний о «ракетных установках», но дают о них весьма незначительную информацию. В «Технической энциклопедии», опубликованной в 1897 году, например, сказано, что эти ракеты имели диаметр около 50 миллиметров и весили примерно 4 килограмма. Эти «ракетные установки» напоминали треноги топографов, только на месте прибора находилась пусковая труба. Первое упоминание о применении ракет в Туркестанской войне относится к 1864 году, а последнее – к сражению при Геок-Тепе, которое произошло 12 января 1881 года.

    К последней трети XIX века ракеты снова потеряли боевое значение и вскоре повсеместно были сняты с вооружения.

    Второе рождение европейских ракет связано не с боевыми возможностями, а с принципиально новыми идеями, которые ракеты своим существованием порождали. Впервые мысль о возможности применения военных ракет Конгрева для спасения людей с терпящих бедствие кораблей путем перебрасывания на этот корабль троса пришла в голову прусскому ткачу Эрготту Шеферу, который сделал нужные чертежи и представил их в 1784 году командующему артиллерией прусского короля Фридриха II. Специальной комиссии артиллерийских офицеров было поручено определить ценность этой идеи, но большинство членов комиссии знали море только по книгам и решили, что изобретение непрактично.

    Через 13 лет после Шефера аналогичное предложение выдвинул английский лейтенант-артиллерист Селл. На этот раз идея отвергнута не была, но никто не подумал о принятии каких-либо конкретных мер. И только через несколько лет англичанин Джордж Мэнби, став свидетелем того, как вместе с выброшенным на мель кораблем погибло 67 человек, вспомнил о предложении Селла.

    Мэнби сам построил мортиру, с помощью которой с 1807 по 1823 годы на побережье в Норфолке была спасена жизнь 332 морякам.

    Вслед за этим и пруссаки вспомнили о Шефере и его мортире для подачи троса. Впервые она была испытана в гавани Пиллау, и тогда в июле 1819 года правительство Пруссии официально разрешило применять это «средство спасения жизней».

    Тем временем капитан по имени Труграус, занимавшийся подобными экспериментами, заменил мортиру для подачи троса боевыми ракетами Конгрева. Испытания прошли успешно, но ни к чему не привели до тех пор, пока в 1824 году Джон Деннит из Ньюпорта (остров Уайт) не повторил их.

    В Германии 17 октября 1828 года генерал Штилер предпринял первый опыт пуска спасательной ракеты на Мемельском взморье – она пролетела 400 шагов.

    Вслед за этим появился и спроектированный полковником Боксером образец многоступенчатой спасательной ракеты с дальностью свыше 400 метров.

    К 1855 году дальность полета серийной спасательной ракеты, выпускаемой в Англии, составляла уже 300 метров, а германской – даже 400 метров.

    Английские спасательные ракеты, подобно маленьким фейерверочным, снабжались необходимым для устойчивости полета стержнем, привязанным к гильзе сбоку. У германской же ракеты этот стержень привинчивался на продолжении продольной оси ракеты с помощью особой металлической «вилки», состоявшей из трех ножек, прикреплявшихся к заднему открытому концу ракеты. Последняя конструкция имела очевидное преимущество в виде большей устойчивости в полете. Начиная с 1860 года такая конструкция стала применяться для всех ракет, для которых точность попадания была важнее дальности полета.

    Спасательная ракета того времени имела диаметр в 8 см и длину в 55 см при длине прикреплявшегося к ней стержня в 1,77 м. Общий вес составлял 15,8 кг при весе порохового заряда в 3 кг. Гильза весила 1 кг, а одна только массивная головка ракеты 6,6 кг. Головка делалась настолько тяжелой для того, чтобы ракета во время полета не могла отклоняться ветром. Без троса такая ракета могла пролететь 900 метров, а с тросом – от 370 до 400 метров.

    Под влиянием успеха, достигнутого градобойными пушками бургомистра Штигера, сумевшего в 1895 году защитить от выпадения града целый район в Штейермарке, пиротехники пришли к мысли о возможности бороться с градом с помощью ракет. Этим они перенесли градорассеивающее действие выстрела пушки с земной поверхности прямо в середину тучи, благодаря чему достигли существенной экономии в расходах при одновременном улучшении рассеивающего действия.

    Хорошие результаты были достигнуты с помощью швейцарских градорассеивающих ракет пиротехника Мюллера из Эмисхофена, высота поднятия которых, измеренная графом Цеппелином, достигала от 800 до 1200 метров.

    Если ракета выпускалась при выпадении первых градин, то происходящее после детонации перемешивание воздушных масс обусловливало превращение града в снежные хлопья, которые после запуска второй и третьей ракет таяли и выпадали в виде дождя.

    При этом сама градорассеивающая ракета отнюдь не принадлежала к числу наиболее крупных типов ракет. Диаметр ее картонной гильзы составлял от 3 до 4 см, длина – от 25 до 35 см.

    Ракеты применялись также и для доставки сообщений и продуктов питания при сношениях с поселениями, отрезанными от прочего мира наводнениями или стихийными бедствиями. Это осуществлялось путем подвешивания ракет на натянутой проволоке, по которой они могли скользить подобно вагонеткам подвесной канатной дороги. Кроме того ракеты средних размеров часто употреблялись для облегчения нормального причаливания корабля к пристани: с помощью ракеты на корабль перебрасывался тонкий трос.

    Стимулом к возрождению проектов мощных ракет стали начатые в 1900 году опыты по подъему на большие высоты фотографических аппаратов для целей аэросъемки. Осуществил их немецкий инженер Альфред Мауль.

    Альфред Герман Карл Мауль родился в семье торговца в городке Поснеке, что в Тюрингии. Начальное образование он получил в муниципальной школе своего родного города, позднее учился в Дрездене. В 1880 году Альфред Мауль закончил Дрезденскую консерваторию, а через десять лет уже постигал технические науки в Высшем техническом училище в Райхенберге (ныне – Либерек, Чехия).

    В 1897 году инженер Мауль получил лицензию и некоторое время работал механиком, устанавливая под заказ электрические и телеграфные аппараты. В 1904 году он создал собственное конструкторское бюро, направлением деятельности которого стало конструирование дозирующих и упаковочных автоматов для сигаретного, фармацевтического и химического производств.

    Из официальной биографии видно, что Альфред Мауль был человеком живым, увлекающимся и открытым новым идеям. Свою идею фотосъемки местности с помощью ракет он начал реализовывать уже в конце 1890-х годов.

    Первые эксперименты относятся к 1900 году. Для их проведения Мауль выбрал никем не занятое поле вблизи Дрездена. В 1903 году инженеру был предоставлен военный плац у Кенигсбрюка. (Интересно, что во времена ГДР там располагался Институт авиационной и космической медицины).

    На протяжении семи лет Мауль спроектировал девять типов ракетных аппаратов и построил шесть из них. При этом немецкий инженер всегда действовал в определенной последовательности. Сначала он испытывал ракету без фотокамеры, что логично; затем следовала серия снимков местности без предварительного выбора участка съемки, на пробу. Если оба этих испытания проходили удовлетворительно, можно было снимать определенную территорию.

    Разумеется, были и сбои. Ракеты Мауля взрывались на старте, затвор фотокамеры не открывался, и так далее.

    Порох для своих ракет Мауль покупал на большом заводе фейерверков семьи Фишер в Вайнболе.

    Позже, когда военное ведомство заинтересовалось ракетами Мауля, он получил возможность использовать морские спасательные ракеты со склада пиротехнической лаборатории Берлина-Шандау.

    По результатам испытаний ракет 1903 года Мауль получил свой первый патент в этой области: «Ракетный аппарат для фотографирования предварительно выбранных участков местности».

    Первые экземпляры ракет имели стартовую массу до 25 кг, причем только 200 гр приходились на фотокамеру. Они могли достигать высоты полета от 200 до 400 метров. Корпус ракеты был похож на большой артиллерийский снаряд. Деревянный силовой набор покрывался картонной обшивкой. При этом ракета состояла из трех частей. В верхней части помещался фотоаппарат, средняя цилиндрическая часть вмещала в себя твердотопливный двигатель, парашют и десятиметровую ленту, а нижняя часть представляла собой длинную палку с оперением.

    Особое внимание Альфред Мауль уделял проблеме стабилизации ракет в полете. В патентном письме 1903 года он описывает, как можно бороться с вращением ракеты с помощью аэродинамического стабилизатора. Один из рисунков показывает ракету с плоскостями, прикрепленными непосредственно к ракетному корпусу, другой – со стабилизатором на конце длинной штанги.

    В ракетах позднего времени Мауль применил гироскопы. Тем, кто изучал этот вопрос в школе, но за давностью лет забыл, напомню, что гироскоп (раскрученный волчок) хорош тем, что ось его вращения устойчиво сохраняет приданное ей первоначальное направление – например, на какую-нибудь звезду. На базе этой особенности можно создавать довольно сложные системы управления и навигации. В ракетах Мауля гироскопы выглядели так: электрический импульс освобождал падающий груз, который раскручивал горизонтально расположенный маховик, два маховичка поменьше устраняли случайное вращение ракеты вокруг главного маховика.

    Возможно, Мауль был первым, кто применил гиростабилизацию в ракетном деле. Благодаря этому нововведению, его ракеты двигались по заранее рассчитанной траектории, и снимки местности внизу получались очень четкими.

    Срабатывание затвора фотокамеры в нужный момент достигалось регистрацией давления набегающего воздушного потока. На носу ракеты устанавливалась небольшая пластинка, прижимающая пружину. В верхней точки траектории ракета на долю секунды «останавливалась», давление набегающего воздушного потока падало, пружина освобождалась, приводя в действие механическую задвижку, а та в свою очередь – затвор фотокамеры. Мауль добился того, что при подъеме ракеты на высоту от 600 до 800 метров можно было фотографировать местность с хорошей детализацией на дальность от 2,2 до 3,4 километров. Участки местности для съемки можно было выбрать на месте старта с помощью специального прибора, установленного на лафете. После нескольких запусков полученные кадры монтировались в короткий фильм, где состыковывались ближние и дальние участки. Теоретически можно было снимать местность на удалении до 80 километров.

    Последние экземпляры ракет Мауля достигали веса в 42 кг. Полученные снимки поражали своим высоким качеством: хорошо различались дома, улицы, дороги.

    Для обеспечения старта своих ракет дрезденский инженер строил мобильные складывающиеся лафеты весом 400 кг. Расчет привозил сложенный лафет на стартовую позицию и раскладывал его. Невдалеке ставили флаг, показывающий направление ветра. После внесения поправок на силу и направление ветра с помощью специального прибора, установленного на лафете, выбирали нужный участок местности, подлежащий фотографированию. Ракета поджигалась с расстояния в 200 метров. Первый электрический импульс освобождал падающий груз, раскручивающий волчок гиростабилизатора, второй – воспламенял порох. Через несколько секунд ракета достигала высшей точки своего полета, сразу после этого срабатывал затвор фотокамеры и вытягивался тормозной парашют. При этом ракета разделялась на две части. Непосредственно на стропах парашюта висел головной конус со спрятанной в нем фотокамерой. Ниже на десятиметровой ленте висела выработанная ракетная гильза со стабилизатором. Камеру подбирали и готовили к старту в составе новой ракеты. Снимок получали через шесть минут после приземления ракеты, что для тех времен было почти абсолютным рекордом.

    Первые эксперименты на плацу Кенигсбрюка проводились в глубокой тайне. Мауль сам прекрасно представлял преимущества своих ракет на арене военных действий: их было значительно труднее вывести из строя, чем привязные аэростаты, которые применялись для разведки местности. Так, в одном из экспериментов сотня пехотинцев обстреляли ракету во время снижения – подобранная ракета оказалась неповрежденной.

    Свои эксперименты Мауль частично финансировал сам, частично средства поступали от военных. Общие затраты составили 100 тысяч немецких «довоенных» марок (по другим источникам – 300 тысяч). Хотя себестоимость одной ракеты в 70 марок была значительно ниже стоимости привязного аэростата, они так и не пошли в серийное производство.

    Вполне возможно, что если бы опыты Мауля были продолжены при условии увеличения калибра и использования связок ракет, то удалось бы осуществить поднятие грузов весом в 100 кг на высоту километра. При этом надежность раскрытия парашюта была столь велика, что вместо фотоаппарата на этой ракете можно было бы осуществить и подъем живых существ. Уже в первые годы своих опытов Мауль с помощью ракеты небольшого калибра поднимал на небольшие высоты различных грызунов (мышей, крыс, морских свинок), которые после приземления чувствовали себя вполне сносно. Следовательно, для осуществления полета человека на ракете осталось сделать совсем немного.

    Почему-то наши охочие до дутых сенсаций журналисты, пересказывая байки о «замороженных» астронавтах Третьего рейха, никак не упоминают Альфреда Мауля. А ведь вполне можно было бы выдать заголовок типа: «Космонавт кайзера добрался до Луны», а потом сообщить доверчивому читателю все то же самое, что сообщил вам я, присовокупив для увеличения тиража любимого издания несколько фантастических подробностей…

    Но это так, к слову. Что же касается Мауля, то ему не довелось в полной мере насладиться плодами своего труда и финансовых вливаний. В течение тех недель, когда он вел переговоры с военным министерством о продаже изобретений, его фотографические ракеты сделались излишними – качественные фотографии научились получать с самолетов.

    В итоге дрезденский инженер и его ракеты были забыты. И, к сожалению, не стали частью официальной истории космонавтики, как, наверное, того заслуживали. У меня есть возможность исправить эту ошибку, что я с удовольствием и делаю, подытоживая вышесказанное: Альфред Мауль был одним из пионеров ракетостроения, и хотя он не помышлял о космических полетах, но благодаря своему таланту, стал первым человеком, осуществившим высотную фоторазведку с использованием автоматического устройства, установленного в качестве полезной нагрузки на ракете-носителе. Через полвека такие устройства будут называть «спутниками-шпионами».

    Итак, во время Первой мировой войны ракеты имели очень ограниченное применение – то есть малые сигнальные и спасательные ракеты использовались сплошь и рядом, но никто и подумать не мог, чтобы разрабатывать новые варианты этого вида оружия. А ракетные торпеды, испытывавшиеся перед самой войной, показали низкую меткость попаданий и также не пошли в серию.

    По заключении Версальского мирного договора положение на этом фронте для Германии еще ухудшилось: были уничтожены машины, служившие для изготовления малых ракет в пиротехнической лаборатории в Шпандау и на пороховом заводе фирмы «Айсфельд» («Eisfeld») в Зильберхютте.

    Позднее, когда в Веймарской республике начала формироваться «спрятанная» армия, фирме «Кордес» («Cordes») в Везермюнде, принадлежащей Фридриху Зандеру, удалось вновь организовать производство восьмисантиметровых спасательных ракет для снабжения общества спасения на водах.

    Печальная картинка, не правда ли? Однако самое интересное заключается в том, что к тому времени в научных и инженерных кругах Европы сформировалось представление о ракетах как универсальном средстве транспорта. Этому в немалой степени способствовали популярные сочинения писателей-фантастов…

    1.4. Видения лучшего будущего

    Продолжая наш разговор о Веймарской республике и тех зародышах будущего, которые в ней вызревали, нельзя обойти вниманием потрясающий культурный подъем, сопровождавший слом государственности кайзеровского образца. Революции всегда способствуют творчеству. Мир старых и замшелых стереотипов в одночасье объявляется несуществующим, а образовавшиеся пустоты в восприятии спешат заполнить молодые гении – самонадеянные, честолюбивые, отчаянно смелые, а потому действительно способные породить нечто новое.

    Большевистская революция и трудное становление Советского Союза породили целую плеяду имен, которые мы до сих пор вспоминаем с благоговением. Аналогичный процесс происходил и в демократической Германии.

    Там творили такие титаны прозы как Томас и Генрих Манны, Герман Гессе, Эрих Мария Ремарк, Лион Фейхтвангер и Карл Май. Хватало в республике и художников, и поэтов, и театральных режиссеров, готовых к эксперименту.

    Бурно развивалась киноиндустрия. В конце 1920-х годов около двух миллионов немцев регулярно посещали 5000 кинотеатров, разбросанных по всей стране. Наибольшую популярность в те годы получила немецкая кинокомпания «УФА» («UFA» – «Die Universum Film AG»), составившая серьезную конкуренцию Голливуду. Эта кинокомпания оказала довольно заметное влияние на развитие немецкого ракетостроения, поэтому я еще не один раз помяну ее на страницах этой книги. А пока нужно сказать, что немецкие студии выпустили сотни фильмов, некоторые из которых вошли в золотой фонд мирового кинематографа. Среди этих фильмов – «Фауст» и «Носферату», «Нибелунги» и «Тайны Востока», «Кабинет доктора Калигари» и «Голубой ангел» (в этом фильме 1930 года выпуска дебютировала звезда экрана Марлен Дитрих).

    Итак, с культурой и искусствами в Веймарской республике было все в порядке (что лишний раз подтверждает подзабытую ныне теорему, будто бы настоящий художник должен быть голодным), однако восприятие обществом лучших образчиков этой культуры было далеко неоднозначным. И если бы новые веяния, эксперименты с методом и формой просто вызывали отторжение массового потребителя, который всегда с большим трудом меняет свои приоритеты, то это было бы еще полбеды. Но раскол шел по отношению к прошлому, настоящему и будущему Германии – мнение и взгляд художника оценивались населением прежде всего с этих позиций, в воздухе уже чувствовался запах гари от сжигаемых книг и картин.

    «Солдат трех армий» Бруно Винцер вспоминает:

    «…в Берлине происходили бурные события.

    В большом кинотеатре на Ноллендорфплац шел фильм «На Западном фронте без перемен» по одноименному роману Эриха Марии Ремарка. Вернее сказать, фильм не шел. За две недели я покупал себе билет раз пять, не меньше, но так и не посмотрел фильма. Каждый вечер сеанс срывали штурмовики, которые забаррикадировали входы, напускали в зал белых мышей, бросали химические патроны, а потом вламывалась полиция и запрещала показ фильма. На улицах собирался народ. Однажды с речью к толпе обратился, стоя па крыше своего автомобиля, руководитель пропаганды нацистской партии Геббельс. Время от времени в эту речь вступал хор штурмовиков со своим боевым кличем: «Издохни, еврей!» или: «Германия, пробудись!»

    – Когда еврейские писаки такого сорта, как Ремарк, марают честь фронтовика, – это наглость!

    – Издохни, еврей!

    – Когда в подобном фильме втаптывают в грязь героическую борьбу непобедимой армии – это позор! И это характерно для Ноябрьской республики, ведь только при ней возможно было разрешить такую кинокартину, Но теперь этому будет положен конец!

    – Германия, пробудись!

    Как ни хотелось мне посмотреть этот фильм, чтобы иметь о нем свое собственное суждение, речь Геббельса не прошла для меня бесследно, потому что он сумел найти эффектные слова о солдатской славе, а я ведь желал быть солдатом. Так или иначе меня в какой-то мере заразило возбуждение толпы…»

    За этим возбуждением толпы, обвиняющей образованную часть общества в предательстве идеалов, стояла все та же жажда реванша, угадывалось все то же стремление выйти из порочного круга проблем, порожденных войной, разрухой и Версальским договором. И эту жажду, и это стремление ловко использовали штурмовики Рема и пропагандисты Гитлера. Когда они придут к власти, то начнут перекраивать культуру по своим лекалам, и большинству творческой интеллигенции, процветавшей в Веймарской республике (и вышеупомянутому Ремарку в том числе), просто не найдется места в Третьем рейхе.

    Но трудно представить себе, чтобы при огромном спросе на «реваншистское» искусство и почти полном отсутствии цензурных ограничений в Германии и в Австрии не появились бы художники, искренне считающие себя выразителями чаяний народа, мечтающего о возрождении Империи. Даже в нынешней России, где реваншистские идеи не столь сильны, как в Веймарской республике 20-х годов, с ходу можно назвать два десятка фамилий писателей и режиссеров, работающих именно на идею возрождения Советского Союза и нового противостояния с Западом. Надо думать, в потерпевшей военное поражение Германии их было куда больше, но трудно сегодня вспомнить их имена, поскольку Империя, воспетая этими людьми, была воплощена в реальности, просуществовала двенадцать лет, сея хаос и смерть по всему миру, а потом рухнула под ударами извне, похоронив под обломками видения лучшего будущего для Германии. А может быть, этих авторов забыли еще и потому, что они занимались фантастикой, которую и по сей день не считают настоящим искусством, достойным внимания серьезных взрослых людей.

    В самом деле, фантастическая проза конца XIX и начала ХХ веков мало напоминала то, что уже в те отдаленные времена считалось высокохудожественной литературой. Эта проза служила инструментом для популяризации идей, концепций, фундаментальных открытий и технических новшеств. А потому зачастую в произведениях фантастов не было людей – их заменяли абстрактные бесчувственные фигуры, живущие в идеализированных мирах. Можно отдельно поговорить (и поспорить), насколько подобное упрощение имеет отношение к подлинному искусству, однако функцию свою – очень необходимую для того времени – популяризаторская фантастика выполняла исправно, показывая обывателю, в каком мире ему предстоит жить в самом ближайшем будущем.

    Особый интерес фантастика всегда вызывала у молодежи, поэтому нет ничего удивительного в том, что многие из великих ученых и инженеров, вспоминая молодость, признавались, что к гениальному озарению их подвела та или иная фантастическая книга. Получался самоподдерживающийся процесс: новые идеи и открытия порождали новые фантастические романы, а новые фантастические романы, в свою очередь, порождали новые идеи и открытия.

    Да и сами именитые ученые не брезговали фантастикой, пытаясь через популярные сочинения повысить образовательный уровень профанов или показать полезность своей работы.

    На ум сразу приходит пример знаменитого немецкого астронома Иоганна Кеплера.

    В 1593 году, во время учебы в Тюбингенском университете, Кеплер написал диссертацию, посвященную гелиоцентрической системе мира, и в ней, в частности, приводит небесные явления, которые должны наблюдаться с Луны. Спустя 16 лет к этому труду астроном добавил главу, объясняющую, как именно попал наблюдатель на Луну – с помощью демона, вызванного заклинаниями матери героя. В итоге получилось фантастическое произведение (в жанре «фэнтези» как сказали бы нынешние читатели). Рукопись под названием «Сомниум» (лат.: «Somnium» – «сон») лежала без движения два года, а потом была украдена (считается, что именно она фигурировала в качестве «вещественного доказательства» на процессе над матерью Кеплера, обвиненной в колдовстве). В последнее десятилетие жизни Кеплер, уже стариком, заново восстановил свой «Сомниум», но, не успев подготовить рукопись к публикации, умер. И только в 1634 году сын Кеплера издал сон о лунной стране Левании.

    Это очень странное это сочинение: в «Сомниуме» мистика соседствует с точными астрономическими наблюдениями, а также с блестящими фрагментами популяризаторской фантастики – чего стоят хотя бы последние страницы, где описывается гипотетическая жизнь на Луне, первое в мировой литературе изображение инопланетной фауны. Фантазируя, Кеплер остается ученым, логически выводя изображаемые формы лунной жизни из тех данных, какими располагала в ту пору наука.

    Примечательно, что листая труды Кеплера, можно наткнуться на высказывания, под которыми легко подписались бы пионеры и основоположники космонавтики. В письме к знаменитому Галилею, Иоганн Кеплер рассматривает открытые великим итальянцем «звезды Медичи» (спутники Юпитера) как новые материки, где обязательно будут основаны колонии: «Надо создать лишь корабли и паруса, годные для небесного воздуха. Тогда найдутся и люди, которых не отпугнут пустынные пространства». Сколь далеко и сколь глубоко он смотрел!

    Первый полет на Марс, позже превратившийся в культовую планету фантастов и главную цель для строителей космических кораблей, придумал и описал тоже немецкий астроном – Эберхард Киндерман. В 1744 году в своем романе под длинным и скучным названием «Очень быстрое путешествие, совершенное пятью молодыми людьми на воздушном корабле в Иной мир, дабы проверить, правда ли, что планета Марс 10 июля сего года появится на небесах в первый раз за все время существования мира со своим спутником, или Луною» Киндерман пересказывает популярную в XVIII веке гипотезу о существовании спутников Марса. Герои романа хотят своими глазами удостовериться, что таковые есть, и отправляются в космический полет на довольно необычном аппарате – две соединенные вместе железные полусферы, из которых выкачан воздух. Астроном справедливо считал, что в этом случае они станут легче воздуха и взлетят на небо. Но, к сожалению, он забыл о существовании атмосферного давления и опытах с «магдебургской сферой», о которых ныне знает любой школьник.

    Таким образом, для немцев популяризаторская фантастика была вполне знакомым и даже почетным жанром, к которому обращались именитые профессора для «продвижения» своих идей и писатели с богатой фантазией, стремящиеся опередить время.

    С течением лет фантасты расширяли круг обсуждаемых вопросов, переходя от популяризации астрономии, физики и техники к конструированию моделей лучшего устройства общества.

    В октябре 1897 года вышла в свет книга Курта Лассвица «На двух планетах» («Auf zwei Planeten»). Она получила заслуженное признание у читателей, и в последующее десятилетие была переведена на шведский, датский, голландский, испанский, итальянский, чешский, польский и венгерский языки. В русском переводе книга опубликовалась в 1925 году.

    Курт Лассвиц, которого сегодня называют основоположником немецкой фантастики, тоже был ученым. Он родился в Бреслау, после окончания университета занимался физикой и математикой, затем увлекся историей науки, защитив диссертацию по философии и в течение ряда лет преподавал философию в Эрнестинской гимназии в Готе. К литературной деятельности он обратился в 1870 годах, фактически став первым профессиональным немецким писателем-фантастом. Большинство произведений Лассвица, как и у других фантастов, были посвящены обоснованию той или иной технической идеи, хотя довольно часто автор отдавал дань сатире.

    Масштабный роман «На двух планетах», оказавший огромное влияние на развитие мировой фантастики, удачно сочетал внутри себя оригинальные технические идеи с социально-утопическими построениями.

    Свои построения Лассвиц основывал на так называемой «гипотезе Канта-Лапласа». Двое великих мыслителей создали когда-то теорию возникновения Солнечной системы, в которой утверждалось, что планеты сконденсировались из материи, выброшенной Солнцем. При этом относительный возраст различных планет напрямую зависел от их расстояния до Солнца – то есть самые удаленные планеты были и самыми старыми. Марс, как предполагалось по теории Канта-Лапласа, гораздо старше Земли. Соответственно, и жизнь должна была возникнуть там гораздо раньше, а потому марсианская цивилизация была старше и мудрее, чем мы. (Кстати, по той же самой гипотезе Венера была моложе, и, вероятно, на ней отсутствовали разумные существа; в старых фантастических романах и фильмах типа «Планета бурь» изображалась Венера – копия Земли периода каменноугольных лесов или динозавров).

    В развитие этой гипотезы Курт Лассвиц вполне логично предположил, что если интеллект марсиан был высоко развит, они, без сомнения, уже давно должны были решить проблему межпланетного полета…

    Роман начинается с полета группы людей на воздушном шаре к Северному полюсу. Когда шар приближается к полюсу, люди в гондоле, к своему огромному удивлению, замечают внизу странное по форме здание. Воздушный шар начинает вращаться и, словно увлекаемый смерчем, подниматься вверх. Оказывается, шар попал в поле «отрицательного тяготения» («абарическое поле»), созданного между зданием на полюсе и непонятным аппаратом, расположенным неподвижно над полюсом, на высоте радиуса Земли (6356 километров).

    Этот аппарат был создан марсианами и является их первым внешним опорным пунктом на Земле. Как только воздушный шар достигает «внешней станции», марсиане выключают абарическое поле и люди оказываются их пленниками.

    На станции люди узнают, как марсиане преодолели космическое пространство. Им удалось создать такой материал («стеллит», «диабарическое вещество»), который, имея определенную массу, обладал свойством приобретать невесомость, как только ему придавалась форма сосуда. Таким образом, марсианский летательный аппарат (а он имел вид сферы) становился невесомым, когда на нем закрывался последний люк.

    Сама станция марсиан напоминала гигантское колесо с внешним диаметром в 120 метров, и внутренним – в 50 метров. Кроме того, подобно Сатурну, колесо было опоясано тонкими широкими кольцами, поперечник которых достигал 300 метров. Они представляли собой систему маховых колес, вращавшихся без трения вокруг внутреннего кольца и поддерживающих его плоскость в положении, перпендикулярном земной оси.

    Источником энергии для станции марсиан служило Солнце. Солнечная энергия накапливалась при помощи большого количества плоских зеркал, расположенных как на самом кольце, так и на внешних маховых колесах.

    Внизу, под орбитальным кольцом, располагалось наземная база, сооруженная на искусственном острове, в центре которого имелось круглое углубление диаметром около 100 метров. В пространстве между внутренним отверстием орбитального кольца и углублением на Земле установлено абарическое поле. Для сообщения между островом и орбитальным кольцом вверх и вниз по абарическому полю передвигалась специальная вагонетка. На станциях имелись «дифференциальные бароскопы», стрелки которых точно указывали положение вагонетки. С помощью соответствующего прибора дежурный марсианин регулировал ее движение, а при подходе к орбитальному кольцу она улавливалась специальной сеткой.

    Для передачи информации между кольцом и Землей марсиане пользовались «световыми лучами». И, как с восторгом сообщает нам Лассвиц, могли отправлять не только короткие телеграммы, но и голосовые послания по телефону.

    Орбитальное кольцо служило не только для сбора солнечной энергии и наблюдения за Землей – оно также использовалось как промежуточный пункт между нашей планетой и Марсом.

    Движение марсианского межпланетного корабля осуществлялось за счет «изменения диабаричности» и регулировалось так называемыми «направляющими» или «корректирующими» снарядами. Эти снаряды выстреливались из корабля, когда требовалось изменить направление или скорость движения. Обычно корабль вмещал до 60 пассажиров.

    Попадая в атмосферу Земли, корабль мог летать только, как воздушный шар, и ему были опасны бури и ветры. Поэтому для полетов в атмосфере марсиане создавали особые корабли и рисковали приземляться на своих межпланетных кораблях лишь у полюсов, да и то только при первых полетах с Марса на Землю.

    Развитие межпланетных полетов имело свою историю. Когда был сооружен первый корабль, то на нем полетел один марсианин, но обратно он не вернулся. Никто не знает, что с ним сталось. Его пример, впрочем, не отпугнул смелых исследователей.

    И вот, однажды, после многолетнего отсутствия, вернулся летательный аппарат, трижды облетевший вокруг земного шара. Другой аппарат причалил к спутнику Земли – Луне. И, наконец, еще одному аппарату посчастливилось достигнуть северного полюса земного шара. Затем была осуществлена высадка и на южном полюсе и, постепенно, марсиане соорудили две станции – над северным и южным полюсами.

    Марсиане живут в осуществленной утопии. Их общество победило голод, научившись производить синтетическую пищу. А сама красная планета преображена с тем, чтобы остановить ее угасание. Свою миссию на Земле марсиане видят в том, чтобы оказать благотворное воздействие на ход человеческой истории и поднять нас до своего уровня. Однако их добросердечные намерения натыкаются на непонимание и даже сопротивление со стороны землян.

    Судя по всему, книга Лассвица сильно подействовала на воображение знаменитого английского писателя Герберта Уэллса, когда тот работал над романом «Первые люди на Луне». В этом романе, как помнит большинство читателей, Уэллс также использует вещество, весьма похожее на «стеллит» Лассвица, но приписывает его изобретение земному человеку: «кейворит» позволяет двум космонавтам достичь Луны и обследовать ее. В другой книге, посвященной межпланетным сообщениям («Война миров»), Уэллс описывает вторжение марсиан на Землю с целью ее завоевания, что тоже можно рассматривать как заимствование идеи.

    Но речь сейчас не об этом. Пример Лассвица подтолкнул многих немецкоязычных авторов обратиться к фантастической литературе. И именно в Веймарской республике немецкая фантастика достигла наибольшего расцвета. Ниже я расскажу только о некоторых авторах и книгах, однако даже беглого (а следовательно, поверхностного взгляда) будет достаточно, чтобы вы поняли, какую направленность имела фантастика на немецком языке в 20-30-е годы.

    Вот, например, роман Пауля Тиме «Полет к Солнцу» («Der Flug zur Sonne»), опубликованный в 1926 году. Он рассказывает о том, как немецкий инженер открывает метод, позволяющий уменьшать вес тел с помощью сильного магнитного поля. Кроме того, этот инженер изобрел некие «лучи», парализующие работу магнето двигателей. В результате Германия получает явное военное преимущество перед другими европейскими державами, отменяет Версальский договор, обретая «господство» над врагами…

    А вот роман Карла Августа фон Лаффета «Мировой пожар» («Weltenbrand»), опубликованный в том же году в немецком журнале «Дахайм» («Daheim»). Действие отнесено в будущее – на тридцать лет вперед. Земным шаром правит Комиссия лиги мира, в которой заседают представители всех государств, кроме большевистской России, сохранившей свою независимость в пределах Дальнего Востока. Лига мира построила и разместила на орбите так называемую «Эфирную станцию». Там живут инженеры, управляющие громадными зеркалами и посылающие отраженный солнечный свет в различные районы, воздействуя таким способом на климат. Сообщение между эфирной станцией и Землей поддерживается при помощи космических кораблей. Один из таких кораблей, совершивший вынужденную посадку возле Хабаровска, был захвачен диктатором большевиков Колуминым. Он заставляет командира корабля Вестеркампфа (немца по национальности) починить корабль и построить второй такой же. Диктатор лелеет зловещий замысел полететь на эфирную станцию, чтобы овладеть ею и захватить власть над Землей. Полет состоялся, но попытка захвата станции не удалась, и большевики попали в плен. В это время астрономы предсказали близкое извержение на Солнце, которое будет настолько сильным, что вся средняя полоса земного шара, за исключением полярной области, будет охвачена пожаром. И действительно мировой пожар вскоре начинается. В огне гибнут миллионы людей. Несколько лучше обстоит дело в Европе, и в особенности в Германии, которая при помощи эфирной станции прикрывается слоем облаков. Наконец пожар заканчивается, Вестеркамнф овладевает эфирной станцией, и Германия, благодаря его решительным действиям, становится во главе Лиги мира…

    Менее напыщенными кажутся на этом фоне романы Отто Гейля «Выстрел во вселенную» («Der Schu? ins All») и «Лунный камень» («Der Stein vom Mond»), изданные в 1925 и 1926 годах соответственно. Герой дилогии – немец Август Корф – изобретает в своей лаборатории в Индии взрывчатое вещество необычной силы. При случайном взрыве у Корфа гибнут все чертежи его изобретения, и он один возвращается в Германию. Через некоторое время он узнает, что из Румынии вылетел по направлению к Луне межпланетный корабль-ракета, в постройке которого принимал деятельное участие русский конструктор Сухинов. Вскоре астрономы заметили ракету Сухинова вблизи Луны. Световые сигналы, подаваемые с ракеты, оказались сигналами бедствия. Корф собирает средства и строит в Фридрихсгафене, на берегу Боденского озера, ракету «Герион», чтобы лететь на помощь.

    Ракета Корфа была исполинских размеров и состояла из трех ступеней, двигатели которых работали на спирте и водороде. В верхней части ракеты имелось довольно обширное помещение, внутри которого находились салон, каюты, ванна, столовая, курительная комната и электрическая кухня. Экипаж «Гериона» состоял из десяти человек: двое операторов, управляющих генератором тока, и один, наблюдающий за взрывами, двое навигаторов и полная смена. Кроме экипажа в спасательной экспедиции приняли участие сам Корф, его товарищ Бергер и доктор. Еще на ракету незаметно проник и появился перед публикой уже после отлета русский конструктор Сухинов.

    Взлет «Гериона» прошел благополучно, и через восемь минут после старта межпланетные путешественники уже мчались к Луне в свободном полете со скоростью 9,8 км/с. На селеноцентрической орбите их поджидала новая опасность: ракета едва не упала на Луну – однако Сухинов вовремя вмешался в действия экипажа и спас «Герион» серией направленных «от Луны» взрывов. Наконец-то космические путешественники замечают терпящую бедствие ракету. Уравняв скорость и переправив на ракету трех человек в скафандрах, они подтягивают ее при помощи тросов к «Гериону» и обнаруживают внутри единственного пассажира ракеты. Пассажиром оказывается девушка – Наталья Скорина. Когда она пришла в чувство, то рассказала, что, работая в Индии помощницей Корфа, организовала взрыв лаборатории Корфа и похитила его чертежи, по которым Сухинов и выстроил в Румынии ракету для полета на Луну. Однако взрывчатого вещества не хватило, и отважной космонавтке грозила неминуемая гибель. Подав сигнал о помощи, она погрузилась в «сон йогов» и пребывала в нем, пока ее не спас Корф. Раскаяние девушки и любовь ее к Корфу покоряет сердце немецкого инженера. Он прощает ее, и обе ракеты, соединенные друг с другом, летят к Земле. За час до спуска в атмосферу Сухинов незаметно переходит на вторую, «свою», ракету и, запустив ее двигатель, скрывается в пространстве. Корф же благополучно спускается на Боденское озеро.

    Изобретения Корфа находят широкое применение. На околоземной орбите строят орбитальную станцию, которая представляет собой двухмодульное сооружение, части которого вращались друг относительно друга для создания внутри станции искусственной тяжести. На некотором расстоянии от станции космические строители расположили легкое зеркало площадью в 40 гектаров, с его помощью солнечные лучи отражались в направлении Земли, что позволяло «расплавлять льды полюса и изменять земной климат». Сообщение между станцией и Землей достигалось посредством все тех же ракет. Они имели вид торпеды с выдвижными крыльями, размах которых мог быть изменен от 8 до 100 метров, что заметно облегчало взлет и посадку.

    Межпланетное общество, организованное Корфом, используя орбитальную станцию в качестве сборочного завода, строит огромный космический корабль под названием «Икар». «Икар» покидает станцию и устремляется к Венере, около которой астрономы заметили небольшой спутник. Не долетая до последнего, «Икар» уравнял свою скорость, и участники экспедиции перелетели с ракеты на спутник в небольшом ракетном катере. На спутнике они нашли тела жителей легендарной Атлантиды, которые при гибели этого таинственного континента спаслись с Земли, улетев к Венере, но на нее в результате не попали, поскольку их корабль был притянут этим спутником…

    Сюжетно очень похож на дилогию Гейля «космический роман» Ганса Доминика «Наследие уранидов» («Das Erbe der Uraniden»), опубликованный в 1928 году. Сначала группа ученых во главе с профессором Ли отправляется на ракете, работающей на водородном двигателе, к Луне. Там они «замерзают», и их тела обнаруживает следующая экспедиция. Затем в романе описывается полет сразу трех ракет к Венере. На этой планете экспедиция гениального изобретателя Горма обнаруживает корабль «уранидов» – жителей другой звездной системы. По виду эти существа мало чем отличались от людей, но обладали «более высокой культурой». Посадка на Венеру корабля уранидов была вынужденной. При помощи «лучистых сигналов» пришельцы взывают к Земле о помощи. Однако помощь запоздала: несмотря на свой высокий интеллект, ураниды допустили детскую ошибку – отведав местных плодов, они перетравились и умерли. Лишь последний из них успевает передать Горму тайну межзвездных перелетов, сделав его самым могущественным человеком на Земле.

    Имеется в моей «копилке» и роман Бруно Бюргеля «Звезда Африки» («Der Stern von Afrika»), вышедший в 1921 году и изданный на русском языке в 1925 году под названием «Ракетой на Луну». Действие романа перенесено в еще более далекое будущее – в 3000 (трехтысячный) год от Рождества Христова. Замечу, что этот роман самый ранний из перечисленных, то есть по дате выхода в свет ближе всего к дням окончания Первой мировой войны и принятия правительством демократической Германской республики условий Версальского договора – наверное, именно этим обусловлено, что в романе описывается столь отдаленное будущее, а сам он буквально проникнут идеей грядущей катастрофы, апокалипсиса. Солнечная система, а вместе с ней и Земля, оказались на пути особой туманности, названной автором «Свенденгаммовской» по имени астронома, открывшего ее в 2211 году. В итоге Солнечная система оказалась заполнена хотя и сильно разреженной, но все же достаточной для создания подъемной силы средой. По этой причине космические корабли Бюргеля все как один снабжены крыльями и двигаются при помощи реактивной отдачи от частых взрывов особо энергоемкого вещества «узамбаранита».

    В романе Бюргеля довольно подробно описаны два вида космических ракет: малая (предназначенная для околоземных полетов) и большая (предназначенная для межпланетных полетов). Вторая из этих ракет, названная «Звездой Африки», стартует к Луне, но исчезает в пространстве. О том, что произошло с этим кораблем, Бруно Бюргель предоставляет возможность поразмыслить читателю…

    Вообще же тема космических путешествий была одной из основных, но далеко не единственной в произведениях немецких фантастов периода Веймарской республики. Существовал целый поджанр – «Роман о будущем» («Zukunftsroman»), и в числе произведений, относящихся к этому поджанру, можно было встретить истории о воздушных приключениях, о создании искусственной среды, о роботах, восставших против людей, об экспериментах по селекции с целью улучшения человеческой расы и о супертехнологиях Атлантиды, попавших в руки немецких ученых. Тот же Ганс Доминик написал двадцать толстенных романов, которые, невзирая на их низкий литературный уровень, пользовались большой популярностью и расходились миллионными тиражами. А все потому, что в них воспевался немецкий инженер – человек, способный повлиять на будущее, сделать нищую униженную Германию богатым процветающим государством.

    Не отставали от романистов и кинематографисты. Наибольшую известность получил режиссер австрийского происхождения Фриц Ланг, работавший на студии «УФА». Ланг выбирал довольно необычные для своего времени сюжеты. Уже третья его лента – «Пауки» («Die Spinnen»), первая часть которой была снята 1919 году, а вторая – в 1920 году, представлявшая собой приключенческий триллер о преступной организации, стремящейся к мировому господству, принесла режиссеру шумный коммерческий успех. Еще один фильм на сходную тему «Доктор Мабузе, игрок» («Dr. Mabuse Der Spieler») 1922 года закрепил за Лангом статус художника, обращающегося к самым темным сторонам общественной жизни. Нет ничего удивительного в том, что он снял одну из самых зрелищных «антиутопий» 1920-х годов.

    Итак, в 1926 году студия «УФА» выпустила на экраны самый дорогой фильм в истории немецкого кино – «Метрополис» («Metropolis»), снятый Фрицем Лангом по одноименному роману своей жены Теи фон Харбу. Перед завороженным зрителем представали картины будущего – мрачный город, бездушный и заведенный словно гигантские часы. Население Метрополиса разделено на два антагонистических класса – темную массу рабочих и господствующую элиту. Сын правителя города, Фредер, начинает испытывать чувство вины за свое привилегированное положение и, став посредником между классами, влюбляется в Марию, воспитательницу детей рабочих, весьма популярную в пролетарской среде. По заказу отца Фредера «безумный» ученый Ротванг изготавливает робота – механического двойника Марии, который подстрекает рабочих на восстание. Какие цели при этом преследовал верховный правитель Метрополиса, не вполне ясно, поскольку подрывная деятельность робота приводит к тому, что пролетариат поднимает восстание, разрушает машины, а нижним ярусам города угрожает наводнение. Только Марии удается предотвратить катастрофу: она сбегает от Ротванга и спасает тонущих детей. В конце концов верховному правителю приходится пойти на переговоры с восставшими, пожать руку своему сыну и пообещать, что разногласия между классами будут со временем сведены на нет, а положение рабочих улучшится.

    За счет мощного видеоряда (а вовсе не за наличие или отсутствие логики в действиях персонажей) «Метрополис» ныне признан лучшим произведением Ланга и лучшим фантастическим фильмом немого кино всех времен и народов. Однако Фриц Ланг снял еще один фильм, который сам по себе обеспечил бы ему имя в истории. Речь идет о киноленте «Женщина на Луне» («Die Frau im Mond»), выпущенной в свет в 1929 году. Автором сценария вновь выступила супруга, которая предложила незатейливый сюжет. Прилетели, значит, пятеро человек в ракетном корабле на Луну, побродили по ней, испытали некоторое количество приключений и вернулись обратно.

    В смысле видеоряда «Женщина на Луне» явно уступала другим фильмам Ланга. Лунные пейзажи напоминали Швейцарские Альпы, постановщики проигнорировали особенности лунной гравитации и отсутствия атмосферы. Однако Фриц Ланг сделал беспроигрышный ход – он пригласил в качестве консультантов Германа Оберта и Вилли Лея, которые считались главными немецкими специалистами по ракетостроению. А главное – киностудия «УФА» заказала этим двоим самый настоящий ракетный запуск. И через это поспособствовала развитию ракетного дела в Германии.

    В общем-то в идее привлечь к созданию фантастического фильма специалистов не было ничего нового. Романы, о которых я рассказывал выше (например, дилогия Отто Гейля), также писались на основе консультаций или популярных работ, выпущенных энтузиастами ракетостроения, но книга – это книга, а фильм – это фильм. С выходом «Женщины на Луне» рядовой зритель получил возможность не просто погрузиться в мир будущего, как в «Метрополисе», но воочию увидеть реальные технологии, которые должны были вскоре стать частью мира, делая будущее настоящим.

    А до первого прорыва в космос оставалось меньше пятнадцати лет…

    ИНТЕРЛЮДИЯ 1: Секретные материалы Циолковского


    В начале ХХ века ракеты считались экзотикой. Даже самые совершенные из них уступали дальнобойной артиллерии, и мало кто мог предположить, что через полвека сверхдержавы будут запугивать этим оружием друг друга. Ракетостроение оставалось уделом чудаков-одиночек, вроде калужского учителя Константина Эдуардовича Циолковского. Все изменилось, когда вопросом занялись офицеры рейхсвера…

    * * *

    Контакты немецких ракетчиков с Константином Циолковским начались после того, как Константин Эдуардович прочитал заметку «Неужели это не утопия?», написанную неким инженером Давыдовым и опубликованную в «Известиях» от 2 октября 1923 года между статьей о гражданской войне в Болгарии и сообщением о том, что в Германии создаются боевые отряды националистов. Вот ее полный текст:

    «В Мюнхене вышла книга Германа Оберта: „Ракета к планетам“, в которой строго математическим и физическим путем доказывается, что с помощью нашей современной техники возможно достичь космических скоростей и преодолеть силу земного притяжения. Профессор астрономии Макс Вольф отзывается о подсчетах автора как о „безукоризненных в научном отношении“. Идея книги совпадает с опытами американского профессора Годдарда, который недавно выступил с сенсационным планом отправить ракету на луну. Тогда как американский ученый с помощью представленных ему богатых денежных средств мог приступить к важным опытам, книга Г.Оберта дает им солидную теоретическую почву.

    Оберт не только дает точное описание машин и аппаратов, способных преодолеть земное притяжение; он доказывает также, что машина может вернуться на землю.

    Автор останавливается далее на вопросе о доходности (!) такого предприятия. Стоимость машины вычислена в 1 миллион марок золотом. Как «ракета на луну, – рассуждают практичные немцы, – такое предприятие вряд ли окупится; гораздо важнее то, что такие ракеты, описывая путь вокруг земли, сами становятся небольшими лунами и могут быть использованы как наблюдательные станции, подавать с помощью зеркал сигналы во все части земли, исследовать не открытые еще страны» и т.д. Не забыто также и стратегическое значение таких искусственных лун…

    Путешествие на планету и обратно автор представляет себе следующим образом: ракету соединяют с шаром, содержащим горючее, при прибытии к цели ракету спускают на планету, а шар продолжает вращаться вокруг планеты; для возвращения на землю ракету снова соединяют с шаром».

    Самолюбие Циолковского весьма задел тот факт, что его приоритет в разработке теории движения ракет был забыт. И тогда он решил переиздать свою старую статью «Исследование мировых пространств реактивными приборами» (1903 год) в виде брошюры на немецком языке. Помощь ему в этом оказывал тогда еще молодой научный сотрудник Александр Леонидович Чижевский.

    Однако придумать остроумный ответ проще, нежели осуществить. Вместе с Чижевским Циолковский отправился за помощью в губнаробраз. Посетителей встретили приветливо:

    – Издать можем! Но печатать не на чем. Доставайте бумагу!

    – А как добыть ее?

    – Поезжайте на Кондровскую бумажную фабрику, почитайте рабочим лекции на научные темы. Они помогут.

    Идея казалась заманчивой, но непосильной: старому больному учителю не проехать сорок километров в санях по морозу. И тогда, заручившись ходатайством губнаробраза, в Кондрово отправился Чижевский. Рабочие фабрики с интересом выслушали его лекции и помогли чем смогли.

    Тем временем отец Чижевского уже переводил «Исследование мировых пространств» на немецкий язык. Будучи профессором баллистики, он отлично понимал ценность работы Циолковского. Однако осуществить издание на немецком языке: запаса латинского шрифта хватило лишь на небольшое предисловие. Чижевский написал по-немецки краткую историю исследования Циолковским проблемы межпланетных сообщений.

    Вскоре тысяча экземпляров брошюры «Ракета в космическое пространство» была напечатана. Чижевский увез большую часть тиража в Москву. Обложившись справочниками, он разослал ее на адреса 400 исследовательских учреждений, занимавшихся проблемами авиации и аэродинамики. Десяток экземпляров был отправлен лично Оберту.

    Хотя Циолковский опубликовал работу двадцатилетней давности, зарубежные ученые восприняли ее с большим интересом.

    «Вашим трудом здесь многие заинтересовались, и посылались запросы», – так писал Циолковскому один из его германских корреспондентов, после того как журнал «ZFM» сообщил о выходе брошюры «Ракета в космическое пространство». Интерес немецких ученых понятен: в Германию пришла «ракетная лихорадка». Вызвана она была прежде всего испытаниями ракетных автомобилей в Ганновере, проходившие при большом стечении народа весной 1928 года. Ажиотаж был невероятным. Газеты пестрели захватывающими дух сообщениями. Место хроники, убийств и скандалов заняли сообщения о ракетных испытаниях.

    Внешне «ракетная лихорадка», охватившая Германию, выглядела вполне благообразно: отстаивается идея космических полетов, никто не помышляет о войне, и Герман Оберт, идеолог немецкого ракетного оружия, консультирует фильм Фрица Ланге «Женщина на Луне».

    Помощники Оберта – инженер Рудольф Небель и русский эмигрант Александр Шершевский. Позднее в книге своих мемуаров Вилли Лей аттестует их как «трио», состоявшее «из слегка сбитого с толку теоретика, открытого милитариста и русского эмигранта». Один из этого «трио» – Шершевский – состоял в переписке с Циолковским. Задолго до того, как грохот разрывов объявил англичанам о наличии у гитлеровцев боевых ракет, в конце 1922 года, Циолковский получил из Берлина первое письмо Шершевского. Сообщив о большом интересе немецких ученых к исследованиям Циолковского, Шершевский писал: «Очень просил бы Вас от имени многих немецких специалистов прислать Ваши работы…»

    Циолковский был польщен вниманием немецких научных кругов и охотно отвечал на письма, присылаемые Шершевским, обсуждая с ним самые специфические вопросы. Предполагал ли Константин Эдуардович, что его могут использовать как консультанта при разработке нового оружия?

    Вопросы, которые задавал Берлин Калуге, заставляют насторожиться. Вот, к примеру, некоторые из них: «Как вы представляете себе конструктивное устройство сопла для углеводородов – с предварительным сжатием или без него? Как Вы представляете себе устройство инжекторов, так как насосы почти невозможны?»

    Неизвестно, что ответил на эти вопросы Циолковский: среди его бумаг не сохранилось черновиков ответов. Что касается важности этих вопросов, то Вилли Лей в книге «Ракеты и полеты в космос» прямо пишет, что проблема топливного насоса для ракет оставалась неразрешенной до середины Второй мировой войны, когда уже подходила к концу работа над баллистическими ракетами «V-2».

    Поток этих писем становился все больше и больше.

    В начале тридцатых годов Циолковский прервал эту переписку. Нацисты пришли к власти. Германия стремительно милитаризировалась. Люди, с которыми переписывался Константин Эдуардович, стали работать на немецкую военную машину.

    Одно из последних писем Шершевского к Циолковскому датировано декабрем 1929 года.

    «Я сейчас ассистент проф. Оберта, – писал Шершевский, – строим около Берлина первую ракету с жидким топливом… Работаем все здорово – не за страх, а за совесть, так с 8 часов утра до 10 вечера…»









     


    Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх