Искусство


Сразу следует здесь сказать, что выделение темы "Искусство" в отдельную главу - искусственно. Мы рассматриваем искусство не как искусство вообще, а как субъект истории. Поэтому гораздо правильнее было бы оставить все позиции данного раздела в главе "История", но поскольку эта тема определенным образом отделяется по своей специфике от истории вообще, то не будет большого греха в целях удобства повести о ней разговор в несколько самостоятельной форме.

Итак, что мы можем сказать об искусстве, как об историческом субъекте, через который история чему-то нас может постоянно учить и этим совершенствовать? Прежде всего, не должна вызывать сомнений сама непрерывность присутствия искусства в истории. Самые первые стоянки человека уже имеют своей составной частью картинные галереи (их мы сейчас называем наскальной живописью), а также такие экспонаты, как украшения из кости, стекла, дерева и камня. Даже предметы быта (особенно гончарного производства) доисторического периода уже в той же мере технические приспособления, в какой одновременно и произведения искусства (орнамент, нефункциональная форма, преследующая собой сугубо красоту, раскраска, резьба, стилизация под животных или человека и т.д.). Песни и танцы также уходят в самую глубь истории, до самых ее корней. С непрерывностью нам все понятно, потому что это всегда было, никогда не прерывалось и продолжается до сих пор.

Историчность (постоянное изменение) также бросается в глаза: театр изменился до неузнаваемости, музыка трансформировалась почти в немузыку, живопись вывернулась наизнанку, танцы вообще меняются каждые 5-10 лет, манера стихосложения отличается в каждом поколении поэтов, а школы живописи сменяют друг друга как очередники в пивном ларьке и т.д. Все это нам очень подходит. Остается только доказать, что содержание этой деятельности человека наполняется Богом, и найти в соответствии с этим содержанием свою роль и задачу.

Но как нам это возможно сделать, если фактический материал об искусстве в истории не менее объемен, чем сама история? Попробуй, охвати взором все искусство только сегодняшнего дня - глаза разбегутся. А нам это следует сделать во всей исторической ретроспективе. Это невозможно вообще, а не то, что в пределах одной главы из одной книжки. Одно лишь намерение ворваться в такие необъятные пределы с целью анализа и группировки фактов - вызывает тоску. Причем нет никаких оснований для предположений того, что когда наше намерение перейдет в фазу исполнения, то эта тоска не приобретет суицидального характера. Надо как-то сужать круг поиска!

Конечно, можно выбрать какой-либо отдельный вид или жанр искусства, и на его примере поискать то, что мы ищем. Но есть ли у нас уверенность, что этот избранный нами для обобщающего опыта вид искусства будет отражать в себе всё то, что присуще всем остальным видам искусства? И даже - есть ли у нас какая-то уверенность в том, что он вообще отразит в себе то, что присуще всем остальным видам? У нас такой уверенности нет. Случайным образом мы действовать не можем. Не лотерея. А выбирать намеренно одно из многих можно только тогда, когда есть критерии отбора. Но сами критерии отбора любого выбора определяются тем, что выбираемое должно соответствовать какой-то намеченной цели. Если, например, это подходит нам по каким-то критериям соответствия нашей цели, значит, мы это выбираем, а если это, например, - не подходит для наших целей, следовательно, мы его не выбираем. А в нашем случае такой отбор совершенно невозможен, потому что мы даже не знаем - для чего мы вообще выбираем? Цели-то мы и не знаем, как раз. Мы ее наоборот - ищем! Под что нам подбирать критерии соответствия, если мы пока еще и сами не знаем что мы ищем, и найдем ли мы вообще что-либо там, где ищем? Поэтому мы не можем составлять критериев отбора, не зная цели, а без критериев отбора мы не знаем, как выбирать, а, не зная, как выбирать, лучше вообще не выбирать. То есть отказаться от попытки выделить для отдельного показательного рассмотрения один из видов искусства.

Памятуя о том, что мы совершенно необоснованно и механически выделили тему искусства из всей темы "История", мы должны для себя признать, что у нас остается только одна возможность - пользоваться старыми критериями: непрерывность, историчность и наличие анализируемого содержания. С этими критериями мы вновь и подойдем к искусству, но уже не с целью доказательства его соответствия искомым характеристикам искомого исторического субъекта, а в попытке отсеять из всей его массы то, что не отвечает хотя бы одному из этих критериев. В шахматах это называется упрощением. Есть определенная категория рационально мыслящих шахматистов, которые закономерно считают, что выяснить, кто сильнее и поставить мат, можно с помощью всего лишь пяти-шести фигур, а не усилиями всего исходного набора доски, который только засоряет видимость и создает усложняющее количество возможностей, превышающее своей массивностью простые потребности. Эти шахматисты начало игры строят так, чтобы разменять побольше фигур и упростить ситуацию до небольшого количества вариантов, что как раз и обеспечивается малым количеством оставшихся фигур. То же самое с помощью наших старых критериев попытаемся сделать и мы.

А, подходя с этим намерением ко всем существующим видам искусства, мы, очевидно, первым делом должны отбросить те из них, которые связаны с достижениями науки и имеют своей основой техническую базу. Потому что эта техническая база не всегда была к услугам, скажем, фотографии или кино, вследствие чего их долгое время вообще не было ни в природе, ни в сфере искусства, что прямо заявляет нам о том, что эти виды искусства не имеют исторической непрерывности, так нами отстаиваемой в качестве одного из необходимых критериев. Киномеханики не разъезжали с передвижками по Шумеру или Египту, а рыцари Круглого Стола даже не предполагали, что когда-то появится некий вид искусства, где темы их заседаний станут переходящими из сценария в сценарий. Солдаты Наполеона видели и египетские пирамиды, и Московский Кремль, но ни слайдов этих экзотических мест не привезли с собой домой, ни фильма "Ватерлоо" не смотрели, утирая бессильные слезы. Исходя из всего этого, мы ведь не должны говорить о том, что все эти поколения людей жили без всякой задачи в том случае, если задачи человечества хоть в какой-то части располагаются в области кино. Так что кино мы должны исключить. Нам от этого только легче станет.

Хотя, по первому предъявлению вполне имел бы вид действительного тот чек, который предлагают нам в оплату за подтверждение непрерывности кино в истории человечества некоторые киноведы, которые утверждают, что кино - это просто продолжение театра иными средствами. Причем, конечно же, предполагается, что более совершенными. Но мы не можем принять этот чек к оплате - он не подкреплен авуарами его владельцев. Кино нельзя считать развившейся в совершенный вид формой театра. Это два совершенно разных жанра. И различие их кроется не в технических возможностях, а в наличии в одном случае, и в отсутствии в другом из них, выбора метода восприятия предлагаемого действия непосредственно самим зрителем. При просмотре театрального действия зритель может вникать в него любым угодным ему способом. Он может смотреть на любого из героев на любом участкесцены и на любую деталь представления. Он выбирает и последовательность перемещения своего взора, и очередность акцентов своего внимания. Действие просто целиком разворачивается перед нами, а мы смотрим на него своими глазами, через вольный фокус своего предпочтения. В итоге у нас возникают свои впечатления и свои эмоции.

А в кино мы находимся в положении автоматов, которым ввели программу, строго направляющую их и на объект просмотра, и на объект внимания в определенной последовательности и в неизменном виде через фокус кинокамеры. Сами автоматы (мы) не могут выбирать как, куда и на что им смотреть в каждый следующий миг: это за них делает встроенная внутрь программа. А осуществляется такое программирование в кино с помощью оператора кинофильма, который монтирует материал так, что мы смотрим на происходящее не своими глазами, а глазами режиссера. При этом нам навязываются впечатления и эмоции. Если в данный момент режиссеру нужно, чтобы мы что-то прочитали на лице героя, то нам это лицо дадут на весь экран, и нам просто не на что будет больше посмотреть, и не о чем будет больше подумать, кроме как о том - что же написано на этом лице, и долго ли мы еще будем вникать в смысл его застывшей мимики? Как гид в автобусе просит туристов: "Поверните голову налево, а теперь направо, обратите внимание на… и т.д.", так и способ монтажа кинопленки заставляет нас послушно поворачивать голову внимания туда, куда хотят авторы фильма, и смотреть на то, что они нам ненавязчиво, но безвариантно подбрасывают. В кино хочешь, не хочешь, а смотреть надо все в той последовательности, которая предусмотрена создателями действия. В итоге театр - это свободное зрелище, а кино - это когда нас подвешивают на ниточках, дергая за них, в силу чего мы становимся простым придатком кинопроекционного аппарата, его оболваненным продолжением. Аппарат нам постоянно говорит: "Сейчас видим это, а теперь - вот это, а теперь смотрим отсюда и вот так, а теперь вот так, здесь замечаем эту мелочь, а тут отмечаем эту деталь, пока все хорошо, идем дальше. Слышишь, какая звучит музыка? Сейчас что-то произойдет! Будь готов, но для начала посмотри, как капелька пота стекает со лба героя - он боится, и ты бойся вместе с ним! А теперь смотрим на портьеру (что значит "портьера, как портьера"? не будь дураком! С какого перепугу мы стали бы тебе показывать простую портьеру? Знаешь, сколько метр пленки стоит?!), за портьеркой что-то может быть, трепещи! А вот теперь ноги героя, его ступни, видишь, как неуверенно идут? Как бы не споткнулся, недотепа, в довершении всего! Давай, волнуйся! И т.д." В итоге мы вообще не видим свободно ни где герой, ни что вокруг него происходит, потому что кто-то умело нажимает на кнопки наших впечатлений этими неожиданными крупными планами, наездами камеры, резкими сменами кадров и т.д., и с помощью этих кнопок вызывает у нас нужные, заготовленные заранее для нас эмоции. Театр таких возможностей не имеет. В театре зритель не так послушен и вторичен действию. Поэтому мы будем считать это разными жанрами, и расстанемся с кино на период нашей беседы об искусстве из-за того, что оно не характеризуется такой же исторической непрерывностью, как театр.

По тем же соображениям мы отбрасываем и такие грандиозно-комические виды искусства, как опера и балет. У них тоже нет непрерывности. Позвольте, (спросят нас), но ведь пели всегда, и танцевали всегда! Так точно - всегда. Но пели своими голосами. А в опере поют нечеловеческими. Люди так не поют. У них не бывает такого голоса от рождения. Все эти контральто, меццо, теноры, сопрано и т.д. являются искусственно созданными голосами, трудолюбиво сотворенными с помощью специальной системы тренировок. А в природе простой человек так не голосит, как бы ему порой тяжко не приходилось. Если бы Богу угодно было такое пение, то Он дал бы такие способности людям от природы, а не через долгие упражнения с дыханием и диафрагмой, от которых человека все распирает и распирает вширь, в результате чего, оценивая оперную Джульетту по тактико-техническим характеристикам габаритов, больше всего поражаешься только одному - из-за чего это Ромео так изводится?

Танцует в природе нетронутый человек тоже не так, как это делается в балете. Избави Бог кому-нибудь в компании так расплясаться, чтобы порхать из угла в угол с поворотами в воздухе, или завертеться волчком, выбрасывая на одном и том же градусе поворота ногу. Народ не оценит. А наиболее отзывчивые попросту выведут из помещения. Такой танец, к тому же, ничего не выражает кроме технического умения. Он бездушен. Народный танец - другой. Его может сплясать любой, лишь бы душа захотела. Тело само все сделает без диет, растяжек и изнурительных репетиций. У каждого человека здесь свой танец, несмотря на то, что, на первый взгляд, все танцуют один и тот же. А в балете у каждого человека - один общий для всех танец, несмотря на то, что у каждого вроде бы своя партия. Основа балетного танца - это определенный набор классически утвержденных движений, где каждый сантиметр жеста и … (как называется жест ногой?) утверждается постановщиком и заучивается всеми одинаково. Потом все эти одни и те же движения, в разной своей комбинации балетных комбинаций составляют разные партии. Но все это вкупе имеет вид одного непрекращающегося однообразно танца. Из-за этого народ балета сторонится и не считает его танцем. Он считает его неопасным заблуждением неопасных людей. Поэтому мы также, памятуя о том, что до 19 века не было балета, а до 17 века не было оперы, должны с ними расстаться. Нам с ними не по пути.

Без кино, оперы и балета, конечно же, легче дышать, но остаются еще и другие виды искусства, которых не так уж мало, и надо попробовать упроститься дальше. Похоже, под это упрощение следующим этапом сразу же подпадает и музыка, так как она хотя непрерывна и исторична по свой вечной изменчивости, но она не имеет никакого содержания, и нам никогда не доказать, что в ней что-то наполняется Богом, ибо бессодержательные звуки дают слишком много поводов для совершенно различной трактовки их смысла. Музыка сама по себе содержания не имеет. Содержание имеет только то, что на нее цепляется. Отдельно от этого музыку совершенно невозможно оценивать - что в ней от Бога, а что нет? Например "Хорст Вессель", как музыка, - красивая мелодия? Очень красивая. Но может ли быть от Бога гимн фашистов? И виновата ли тут в чем-либо музыка? Убери слова и наслаждайся. Бессодержательно.

Бывают вообще казусы: на одну и ту же мелодию в 30-е годы двадцатого века две страны пели два разных марша - в СССР "Марш авиаторов" ("Мы рождены, чтоб сказку сделать былью"), а в Германии "Марш штурмовиков"! Иногда в истории происходят удивительные параллели-подсказки! Однако - поди, разбери, где музыка хорошая, а где плохая? Одна и та же музыка при разных стихах в одном случае своя, а в другом случае - вражеская! Как видим, - какое хочешь содержание музыке ни придавай, она не отказывается.

"Вставай страна огромная" - величественная по красоте песня-призыв. Сразу же вспоминается плакат "Родина-Мать зовет" и ополченцы на параде 7 ноября 1941 года, идущие прямо на смерть за Родину. Но и эта песня и этот плакат были заказаны, написаны и распечатаны в … феврале 1941 года! За полгода до того, как Гитлер двинулся на Москву и Киев. Тогда, когда Сталин сам собирался двинуть на Европу, куда "Родина-Мать зовет" освобождать пролетариат и поэтому: "Вставай страна огромная" - народы ждут освободителя. Благороднейшая в нашей истории песня могла превратиться в гимн захватнической орды. При одной и той же музыке.


Так что с музыкой мы играться не будем, так как у нее нет содержания, которое что-либо нам могло бы подсказать о смысле своих исторических изменений и наших задачах в течение этого. На этих же основаниях мы не будем играться и с танцами, которые также выражают всего лишь состояние души (печаль, флирт, удаль любовь, веселье и т.д.) но не имеют содержания. Вернее - оно у всех танцев одно и то же в разное время и в разных формах. Чем твист отличается от присядки? Оба они говорят своим содержанием одно и то же: "Нам весело и хорошо до такой степени, что ни себя не пожалеем, ни соседей за ради такого нашего веселого возбуждения!". Об этом же самом говорят и чарльстон, и шейк, и лезгинка, и гопак, и жок, и барыня, и плясовая, и джига, и хабанера и т.д.


Одно и то же предложение-уговор: "Давай, в прятки играть, - если найдешь меня, то я твоя, а если не найдешь, так я за сараем буду", языком танца выражается в танго, кадрили, котильоне, менуэте, мазурке, спортивном (парном) рок-н-ролле, румбе, пассадобле, мамбо, самбо, тустэпе и т.д.


А поднимающая мысль: "Мы все здесь как братья и сестры уже пока еще, но сейчас что-то будет!" выражается в ламбаде, летке-енке, хороводах, макарене, дискотечных групповых танцах, карнавальных танцах, ручейке и т.д.


Танец принимает каждый раз другой национальный или исторический вид, но по содержанию это один и тот же танец. По содержанию он не историчен. И его мы тоже отбросим. Кстати, если кто-либо захочет с нами побороться и доказать, что балет, все же, танец, то в этом случае мы можем сообща расстаться с балетом еще раз именно по этой причине, поскольку балет также не может иметь содержания, если признать его танцем. Если считаете балет танцем, то тогда автоматически соглашайтесь и с тем, что у него не может быть своего собственного содержания как у набора бессодержательных па и индифферентных по своему внутреннему смыслу танцевальных приемов. В этом смысле балет как музыка. Какое хочешь придать содержание его позам, такое и придавай - ничего не помешает. В них самих нет никакого содержания.


Если убрать из рук зрителя ту программку, которую он получает перед балетным спектаклем при входе в зал, (в которой ему подробно рассказывается о том, что на его глазах происходит не то, что он подумал, а история Тристана и Изольды), и не сказать ему названия балета, то он никогда в жизни не догадается, что, собственно, он смотрел. Без литературной подоплеки сами балетные танцы - бессмыслица. Ими ничего однозначного передать нельзя. Например, если мы включим запоздало телевизор и увидим на экране мученическими движениями покрывающего сцену танцовщика, который в финале конвульсивно бьет друг о друга сильными нижними конечностями с вытянутыми паралично носками, катаясь по полу в последних усилиях измученного тела, то, что нам помешает просто предположить, что этот достойный человек всего лишь мучим похмельем? Откуда нам знать, что это доктор Фауст из одноименного балета страдает муками совести? И чем наша версия уступила бы официальной, исходя из того, что доктор в колготках вытворяет над собой в действительности, а не из того, что предполагается текстом программки? Более того, мы наоборот должны в балете постоянно преодолевать видимое нами воочию действие в угоду литературному содержанию, ибо в противном случае мы должны будем сделать окончательный вывод о том, например, что Спартак просто "допрыгался", вместо того, чтобы заниматься своим прямым делом. А разве взаимное верчение и хватание балерины и балеруна не могло бы выражать своим танцем, например, тщетность такой технической идеи, как попытка навернуть гайку на болт при разном их калибре и шаге резьбы? В любом случае их танец хорошо выразил бы и эту мысль.


Итак, мы освободились и от танца. Осталось не так уж много. Изобразительное искусство, литература, песня и театр. Начнем с песни. Это - совмещение жанров. Литература и музыка в сожительстве. С музыкой мы распрощались раньше, следовательно, остается голая литература в форме поэзии. Итак, песня вошла у нас в литературу своим содержанием. Уже меньше.


Театр - тоже литература. Инсценированное литературное действие. Все, что мы можем увидеть на подмостках театра, мы можем и прочитать. При этом у нас возникнет своя версия этой истории. Театральный же коллектив представит нам свою, несмотря на то, что режиссер вообще имел в виду совсем другое. При этом в одном процессе представления реализуются совершенно разные версии одного и того же содержания. Литературного. Следовательно, в целях упрощения мы относим театр также по его содержанию к литературе. Обстановка с искусством еще более прояснилась.


И вот перед нами два столпа искусства - изобразительное искусство и художественное слово. О непрерывности изобразительного искусства мы уже говорили - человек еще корову доить толком не научился, а из глины уже ее лепил неисчислимо. А как насчет литературы? Ведь до литературы было так называемое народное творчество (сказы, поэмы, саги, эпосы, былины, легенды, притчи, сказания, мифы, мистерии и т.д.), которые передавались изустно, а не в записанном литературном виде. Может быть, нельзя литературе присваивать непрерывность? По-видимому, можно.

Во-первых, художественное слово, если оно даже и не записано, остается художественным словом, то есть литературой. А примитивное слово, даже если оно издано в виде роскошной книги, художественным словом, то есть искусством, не является. Не все, что вышло в печати - искусство, и не все, что в печать не попало - не искусство. План издательства здесь критерием не является.

Во-вторых, все это народное творчество давно уже стало литературой. По крайней мере более двух тысяч лет мы знакомимся с ним именно в этой форме, а не в его исконной. Мы все это читаем, как читаем фельетоны. Тот же процесс. Никто на площадях нас с подвигами Микулы Селяниновича нараспев не знакомит. Книжки есть для этого. Литература.

В третьих, совсем непонятно - что такое народное творчество (фольклор)? А "Преступление и наказание" - не народное творчество? Почему? Потому что автор известен? А если бы автор был неизвестен, то это называлось бы "Былиной о Родионе, Порфирии, карге убиенной и топоре неправедном"? Если мы возьмем восхитившую нас народную песню, сказание или притчу и начнем скандировать: "Автора! Автора!", то к рампе выйдет поклониться с благодарным достоинством не 20-30 миллионов населения того периода, когда предполагаемо было создано так увлекшее нас творение, а кто-то один, просто забытый. Следовательно, если память отшибло, - то это народное творчество, а если автор вписан в каталоги - то это уже не фольклор? Странный принцип разделения полномочий. Нам трудно признать за ним достаточно оснований. Поэтому мы будем считать литературу непрерывным видом искусства, начиная с первых охотничьих рассказов, передающихся из поколения в поколение, и заканчивая нынешними детективами, мало уступающими полетом фантазии этим рассказам.

Точно также без особых потуг можно с полным правом отнести изобразительное искусство и литературу к субъектам истории, которые постоянно изменяются. Осталось только разобраться с их содержанием. А здесь сразу же - неприятности. Потому что изобразительное искусство, конечно же, имеет вполне реальное содержание в каждом своем произведении (картина, скульптура, вышивка, выжигание, энкаустика, лепка и т.д.), но это содержание сугубо вторично. Оно просто отражает мир (если это пейзаж), жизнь (если это жанровая сцена), конкретного человека (портрет) или опять литературу (сюжетные сцены). Абстрактные живопись и скульптура ничего не выражают своим содержанием, кроме внутреннего мира своих авторов, то есть опять же - ничего. Изобразительное искусство является как бы неким персонифицированным отражением от лица автора окружающего нас мира. Но и мы ведь сами видим окружающий нас мир персонифицировано. Просто не увековечиваем это в творениях. Способностей таких нет. Но ничего нового "изо" (изобразительное искусство, куда нам без аббревиатур?) нам не дает. Тот же мир, только чьими-то глазами. Видимое содержание мира переходит в содержание произведений изобразительного искусства. А мы уже отказались от поисков каких-либо изменений в видимом содержании. Оно одно и то же по своему внутреннему смыслу наших одних и тех же встреч с ним.

Кроме того, без литературной основы все содержание изобразительного искусства становится несколько куцым и малозначительным. В этом случае искусство становится искусством ради искусства, то есть форомй просто ради своей формы. Такое искусство без литературы в своей основе не дает достаточного простора мыслям своей фабулой (общим законченным замыслом главной идеи) изображенного сюжета, поскольку картинка застывшая, и не видно ни ее предыстории, ни ее конца. Думать не о чем. А с другой стороны искусство без литературы тут же, наоборот, дает настолько большой простор для разнозначного понимания того, что изображено на картинке, что мысли просто неудержимо растекаются и размазываются в равновероятных направлениях смысла того, что стоит за тем, что застывшим образом видится перед глазами. Например, если под картиной целующейся пары не помещена надпись "Первый поцелуй", то, без ее пояснительного комментария эта сцена ничего не дает уму, поскольку мы не знаем вообще ничего о том, как развивались события до того момента, пока они не привели к слиянию губ героев, что это вообще за герои, и по какому поводу они целуются. Так же нам трудно в этой ситуации подобрать основания под то мнение, что это какой-то особенный поцелуй, а не привычные уже шалости, а тогда в чем может предполагаться особенность данной сцены от остальных таких же сцен из жизни героев? А с другой стороны без этой подписи та же самая картина одновременно слишком много дает свободному уму, который может предположить, что это вообще последний поцелуй, или 37-й поцелуй, или хороший поцелуй, или плохой поцелуй, или совсем поцелуй между обалдевшими братом и сестрой, или вообще никакой не поцелуй, а какая-то рискованная игра, приведшая к случайному поцелую по неслучайной оплошности и т.д. Ну а если такая надпись под картиной для нас есть, то, наоборот, с одной стороны слишком большое поле для вольных предположений получает уже сама предыстория первого поцелуя, и содержание становится совершенно неконкретным из-за неисчислимого количества наших версий. Единого содержания нет. Но при данном широком на первый взгляд выборе возможных вариантов предстоящих поцелую событий, слишком мало вариантов остается для заинтересованного поиска нюансов уже зарисовано предложенных житейских обстоятельств на текущем плане картины, поскольку все в ней тогда ясно, кроме, может быть, одного - для кого из двоих этот поцелуй первый? А это тоже не столь существенно для того содержания, которое могло бы определять наши задачи перед Ним в этом мире. А вот если бы художник, например, изложил эту сцену в форме краткого литературного очерка о своем первом поцелуе, то мы узнали бы об этом гораздо более того, что нам вообще хотелось бы узнать от него об этом моменте его жизни. Но это было бы конкретно и содержательно.

Например "Счастливые возможности качелей" Фрагонара - забавная сценка. Но что в ее содержании такого, что не могло бы иметь места в реальной жизни, то есть в реальной истории, и почему мы должны в этом случае свои реальные возможности нашей возможной задачи переносить в нереальную живопись? "Шубка" Рубенса вообще уступила бы по нашим личным последствиям всей гаммой наших переживаний тому случаю, если бы героиня этой картины в тех же обстоятельствах предстала перед нами вживую. За каким содержанием здесь можно из реальной жизни идти в область изобразительного искусства? "Охота на львов" Делакруа - это всего лишь эпизод охоты и не больше. А вот "Христос в пустыне" Крамского - это литература, потому что мы про это читали, а теперь видим в качестве иллюстрации. Эту картину можно рассматривать часами. Следовательно, все изобразительное искусство (в пределах задачи нашего поиска) - всего лишь иллюстрация литературных замыслов. Там, где у него есть серьезное содержание, там есть литературная подложка. А там, где это просто некий мазок природы или нашего быта без литературной сердцевины, там бессодержательность, которую мы не приветствуем для наших узких целей. Все это заставляет нас действовать дальше по уже знакомой схеме - избавляться от "изо" в пользу литературы, потому что в изобразительном искусстве нет ничего, что было бы без литературы значительно глубоким по содержанию, а в литературе есть все, что может сделать изобразительное искусство субъектом истории, в котором есть содержание, поддающееся анализу.

Вообще, перескакивая от изобразительного искусства к литературе, следует сказать, что и все остальные виды искусства, как некоторые уже могли заметить, замыкаются своим содержанием на литературу, то есть на определенный сюжет. Если какой-либо вид искусства хочет иметь содержание, то он обращается к литературе, поскольку сюжет - это и есть содержание. Опера, балет, песня, сюжетная живопись, театр, кинематограф - все это формы и способы переработки сюжета в различные условные приемы его передачи. Сначала есть литературный сюжет, а затем он превращается в сценарий, либретто, композицию картины, текст песни, музыкальный лад и т.д. Нас весьма насущно интересует содержание искусства, следовательно, нас интересует именно сюжет, а сюжет - это прерогатива литературы. Поэтому мы закономерно подошли к тому виду искусства, который может стать результатом нашего поиска - литература.

Конечно, если смотреть на все искусство более широко, то есть как на способ познания гармонии мира, то сюжет можно отнести и ко вторичным, или даже к несущественным элементам искусства. Но нас искусство интересует не как форма сопричастности человека красоте мира, а как исторический субъект, поэтому мы так и зацикливаемся на содержании.

С другой стороны гармонию лучше познавать вообще в бессюжетно чистом виде - на пейзажах, натюрмортах, мелодиях, в крайнем случае, на портретах и т.д. Гармония может в чистом виде проявляться только там, где нет сюжета. Иначе от содержания вообще никуда не уйти. В одной книге посчастливилось прочитать вывод искусствоведа о том, что гармония и красота сами по себе создают высокое искусство, используя содержание лишь как вспомогательное средство. Ученый приводит пример росписи, где Орфей поет свою песню, а ему почтительно внимает высокое общество. Что в этом сюжете такого, что заставляет его переживать века (спрашивает автор)? Ничего! Один поет, а другие слушают. Но сама композиция фигур, наклоны головы, положения рук, утонченные по соотношению пропорций позы слушателей, и само выбранное по теории "золотого сечения" местоположение певца в центре фигур создают ту красоту гармонии, которая из банального сюжета позволила древнегреческому художнику создать непреходящий шедевр. Вот так это трактуется. Ну, что ж, мы согласны. Мы готовы проголосовать за это двумя руками. Всем сердцем и всей душой. Сюжет банальный. А гармония спасает. А если бы сюжет был не банальный? Если бы, например, Орфей не пел в центре восхищенных фигур, а онанировал? Тогда гармония спасла бы?

Поэтому мы, обращаясь к содержанию, сознательно уходим из-под настоятельной увязки нашего содержания с гармонией или красотой в искусстве, поскольку это предмет не нашего ума и не нашего разговора. В силу сказанного факт того, что мы отбросили все виды искусства и оставили лишь литературу, говорит не о том, что мы отвергаем эти виды вместе с их несомненной красотой и способностью к высокой гармонии, а говорит только о том, что именно литература насыщает эту гармонию и красоту неким смыслом, который нам удобно анализировать в поисках присутствия Бога в этом процессе таким образом, как мы это делали, например, в науке. Это не эстетический, а чисто технический прием. Пожелаем себе успехов.

Переходя к литературе, хочется сказать, что есть еще одно ее преимущество перед остальными видами искусства, которое заложено в том, что литературная деятельность ненавязчива, но общедоступна. Рисовать может далеко не каждый. Абсолютный слух достается единицам. Дальтоники не могут видеть красоту картин. Люди без слуха не понимают красоты музыки. Человек неискаженных чувств не ходит в оперу или на балет. Не посещает он и филармоний, выставок, экспозиций, вернисажей, бьеннале и прочих духовных праздников. А книгу прочитать может каждый. В этом сила литературы. Она не требует особых подвигов - достаточно лечь на диван и раскрыть издание. И так исторически человек может получать ту духовную информацию, которую Бог мог бы через избранных (писателей и поэтов) поставлять человеку с древности и до нынешнего времени. А почему бы и нет? Схема доставки очень удобная. Почему бы и не воспользоваться? Но прежде, чем разобраться с тем, что поставляется таким путем (если поставляется), посмотрим на самих участников транзита. На тех, кто эту информацию получает для передачи нам. То есть на литераторов. Прямо скажем, что даже простой обзор имен, заставляет опустить руки еще задолго до того, как придется, возможно, перейти от них самих к тому, что они пишут. Возникает удивительная закономерность присутствия в их судьбах и жизнях одних и тех же, не вдохновляющих нас своим содержанием, событий. Эта группа людей выделяется из всех остальных профессиональных групп людей на земле одним поразительным признаком - наличием огромного процента умопомешательств, самоубийств, алкоголизма и половых извращений. Нельзя сказать, конечно же, что как писатель, так шизофреник или гомосексуалист, но таких среди них слишком многовато для того, чтобы совсем не было оснований предполагать, что литературный дар сопровождается именно этими дарами психики. Обратимся к фактам.

Эдгар По. Американский писатель. Он создал такие жанры, как триллер и детектив, ("Убийство на улице Морг", "Золотой жук", "Украденное письмо" "Рукопись, найденная в бутылке", "Черный кот", "Падение дома Эшеров" и т.д.), что уже говорит о многом. Согласимся, что создать два таких популярных жанра, может быть, два самых популярных жанра в литературе, мог только человек непростой. Как минимум это непреходящая фигура для истории литературы. Эта фигура умерла в психиатрической больнице от алкоголизма в 40 лет.

Сергей Есенин - ужасное по исполнению самоубийство в 30 лет: взрезал себе вены, кровью написал последнее стихотворение и повесился на трубе отопления, от которой правую сторону его тела покрыло волдырями от ожогов.

Хосе Марьяно Ларра - испанский писатель, автор первой романтической пьесы Испании ("Масиас"). Уже велик, как первый. Кроме того, является основателем направления "костумбризма" в испанской литературе. Что это такое - мы не знаем. Мы знаем только, что основать что-либо вообще, а тем более в литературе - занятие не для простого обывателя. Маститый, видать, был писатель. Покончил собой в 28 лет.

Дмитрий Писарев. Русский публицист и критик. Советское литературоведение почему-то относилось к его наследию с повышенным интересом. А он уже в 20 лет впал в тяжелое умственное расстройство и лечился в психиатрической больнице, после чего был совершенным подавленным неврастеником. Утонул при странных обстоятельствах в 28 лет.


Ла Рошель Дриё. Французский поэт и писатель. Вошел в энциклопедии. Самоубийство в 32 года.


Иоганн Гёте. Самый великий немец в литературе. Великий поэт и автор великого "Фауста". Гордость Германии и литераторов всех других стран. Был душевнобольным. Официальный диагноз - циркулярный психоз.


Александр Левитов. Русский писатель, автор очерков о деревне после отмены крепостного права и рассказов о "Московских норах и трущобах", в которых оказались разорившиеся крестьяне. В 25 лет спился, нищенствовал в Москве, бродяжничал по России. В 42 года умер в университетской клинике больной туберкулезом и страдающий длительными запоями.


Михай Эминеску, румынский и молдавский поэт и писатель. Исторические романы, поэмы, новеллы, сказки, сборники фольклора. Был издателем журнала. Считается последним романтиком румынской литературы. Сошел с ума в 33 года.


Август Юхан Стриндберг - шведский писатель ("Красная комната", "Фрекен Юлия"). Шведы им гордятся, все остальные сильно уважают. Страдал шизофренией в тяжелой форме.


Шарль Жиль - французский поэт-песенник. Был необычайно популярен в свое время. Французы любят хороший шансон. Самоубийство в 36 лет.


Эмпедокл из Агригента - древнегреческий поэт-философ. Написал две философские поэмы, имел массу почитателей и учеников. Считал себя богом. Чтобы доказать это всем остальным разбежался и прыгнул в кратер Этны. Почему-то решил, что боги периодически сигают в кратеры потухших вулканов. А может и по другим соображениям. Было ему уже 60 лет - соображать к тому времени должен был.


Николаус Ленау - австрийский поэт. Очень плодовитый. Оставил пять невероятно крупных по объему поэм об исторических лицах (Яне Жижке, Савонароле и т.д.). Кроме того, написал свой вариант "Фауста" и "Дон Жуана", а также пять больших сборников стихов. Сошел с ума от всего этого в 42 года.


Алексей Плющ - украинский писатель, автор стихов и рассказов. На Украине почему-то искони немного было поэтов и писателей. Каждый на счету и каждый дорог. Этот покончил жизнь самоубийством в 20 лет.


Микалюус Чюрлёнис - гордость и слава литовской литературы (кроме того, художник и композитор). Автор первых литовских симфонических поэм. Работал над синтезом музыки и изобразительного искусства. То есть предварил собой клипмейкерство. У литовцев нет фигуры, более монументальной по оригинальности и новаторству. Сошел с ума. Умер в 36 лет.


Иван Бунин, нобелевский лауреат. Влюбился в лесбиянку и привел ее домой. Жили все втроем - жена, писатель и пришлая лесбиянка. Затем эту лесбиянку увела другая лесбиянка. Бунин их нашел и вернул в дом. Теперь жили вчетвером. К счастью все это было в его последние годы, иначе вскорости его дом превратился бы в общежитие лесбиянок. Нормальный?


Лорд Байрон - английский поэт, создатель моды на романтизм во всей (!) европейской поэзии. Для Англии - культовый поэт. Врач-психиатр доктор Бэльи в свое время признал его буйно помешанным и настаивал на помещении поэта в психиатрическую лечебницу. Байрон бежал из Англии. Был наркоманом (употреблял опиум) и имел кровосмесительную половую связь с собственной сестрой.


Симона де Бовуар, французская писательница. Экзистенционалистка по философским воззрениям (непознаваемость мира человеком и общая абсурдность мира). Известна как жена Поля Сартра, но, вероятно, это было всего лишь творческим союзом, так как сама Симона радости любви получала исключительно с женщинами. То есть была лесбиянкой.


Эрнст Теодор Амадей Гофман. Немецкий писатель-романтик (например, знаменитые сказки "Щелкунчик" и "Крошка Цахес"), композитор, автор романтической оперы "Ундина". Самоубийство в 46 лет.


К великому сожалению поклонниц Соммерсета Моэма мы должны их огорчить, упомянув о том, что он гомосексуалист.


Янонис Юлюс - литовский поэт-революционер. Руководил бродячим театром и издавал рукописные (!?) журналы. Основоположник литовской пролетарской поэзии (как поэзия может быть пролетарской - непонятно, но тем более почетно быть, наверное, основоположником чего-нибудь непонятного). Самоубийство в 21 год.


Рауль Помпейя - бразильский писатель, директор Национальной Библиотеки Бразилии, автор первого психологического романа в бразильской литературе ("Атенау"). Еще один первый. Для Бразилии и для всей Южной Америки - величина! Самоубийство в 32 года.


Марина Цветаева, русская поэтесса. Повесилась в 49 лет.


Антонен Арто - французский писатель. Имя очень громкое. Арто - герой контркультуры (интересно, а можно его называть "контргероем культуры"?) и основатель сразу: "театра действий", "тотального театра", психодрамы и хеппеннинга. Неплохо, даже для героя. Кроме того, известен как теоретик языка. У него в 30 лет начались проблемы психики, приведшие к наркомании. Но он продолжал писать до тех пор, пока в 41 год не был насильно интернирован в клинику для сумасшедших, причем, навсегда. Вероятно, он и там писал, потому что попал прямо в средоточие контркультуры.


Фердинанд Саар - австрийский писатель, последователь Тургенева. Самоубийство в 73 года.


Сам Иван Тургенев любил Полину Виардо, ездил за ней повсюду по свету, писал либретто к ее операм, которые ставил … муж Полины Виардо, которую любил Иван Тургенев, и который жил все время рядом с ее домом и писал либретто для ее опер, которые ставил постоянный сосед Тургенева, который был мужем Полины Виардо, которую любил его неизменный сосед Иван Тургенев, которому жилье оплачивала Полина Виардо и который писал либретто для ее опер, которые ставил ее муж, на деньги которого Полина Виардо покупала дома Ивану Тургеневу, который …


Адам Гордон. Австралийский поэт. Создал новую поэтическую форму, обогащенную разговорной речью. Предтеча австралийских поэтов-балладников. Тоже немало, тоже непрост. Покончил с собой в 37 лет.


Маркиз де Сад. Французский писатель. Из значительных. Слово "садизм" произошло от его фамилии. Писал порнографические романы с элементами насилия и жестокости. Эротоман, неоднократно помещался в клиники для душевнобольных. Последние 12 лет своей жизни провел в качестве неизлечимо больного в психушке Шарантон.


Ян Лехонь. Польский поэт, редактор литературного еженедельника, шесть сборников стихов. Гордость польской поэзии. Самоубийство в 57 лет.


Валерий Тарсис - советский писатель, лидер диссидентской литературы. Умер в Швейцарии в сумасшедшем доме. С таким же успехом он мог бы это сделать и в ненавистной ему России.


Алиса Бейли - знаменитая английская писательница-эзотерик ("Трактат о семи лучах", "Трактат о космическом огне"). Уже в детстве трижды (!) пыталась покончить собой. В последний раз в 5-летнем возрасте. С тех пор всю жизнь под постоянным наблюдением психиатров. Утверждает, что все книги написаны ею под диктовку какого-то "тибетца". Для эзотериков (специалистов по тайнам тонкого мира и его энергетическим составляющим) это может быть и нормально. Работа такая. Для нас - не совсем.


Томас Беддоуз - английский поэт, последователь Шелли (который довел до самоубийства свою первую жену), автор романтических поэм и драм. Самоубийство в 46 лет.


Елеонский С. (Сергей Милявский) - русский писатель, бытоописатель, обличитель духовенства (интересно - в чем можно обличать духовенство?), по-видимому, закономерно сошел с ума, а затем и покончил с собой в возрасте 50 лет.


Фридрих Ницше - великий немецкий, да и мировой философ и филолог, а также писатель. Сошел с ума в возрасте 45 лет и умер в сумасшедшем доме через 11 лет после этого. Кстати, это он автор знаменитой фразы: "Каждому - своё". Соглашаемся с ней в данном случае.


Панаит Истрати - румынский писатель. Его называют - "балканский Горький". Титул сомнительный, но звучный. Тяжелое нервное расстройство с 1912 по 1923 годы. 11 лет полного молчания. Затем Ромэн Роллан уговорил его вновь начать писать. Истрати уговорился и написал … антисоветскую книжку. Роллан обиделся. На больного!


Джек Лондон сидел в тюрьме за бродяжничество, будучи уже состоятельным гражданином и писателем. По собственному признанию всю жизнь боролся с алкоголизмом (с Джоном-ячменное зерно) и тягой к опиуму. Самоубийство в 40 лет. Отравился.


Константин Батюшков. Храбрый офицер, герой, изысканный поэт. Один из зачинателей русской поэзии. Его очень ценил и любил Пушкин. Батюшков сошел с ума в 36 лет. Поражение психики было настолько сильным, что он не узнавал даже навещавших его друзей.


Франц Кафка. Знамя модернизма в литературе. Австрийский писатель. Постоянное депрессивное состояние психики, постоянные ночные кошмары. Половую любовь считал наказанием за право быть вместе с человеком, который нравится. В 29 лет заболел тяжелой формой неврастении. В завещании запретил издавать свои книги, в которых кошмары перемежаются бессмыслицей, а бессмыслица кошмарами. Но считается знаковой фигурой и его принято хвалить именно за эти кошмары и бессмыслицу. Сам Кафка, как мы понимаем, относился к себе строже и правильнее, чем критики, судя по его завещанию.


Фридрих Глаузер - швейцарский писатель, автор детективных романов. Создатель первого в литературе образа неудачника-полицейского, расследующего дела по обязательному счастливому везению, а не по проницательности и хватке (комиссар Якоб Штудер). Прожил Глаузер на белом свете 44 года, из них треть - в больницах или в тюрьме из-за наркомании.


Надежда Львова - русская поэтесса, которая перевела на русский язык Пьера Лафарга. Удивительно талантлива. Валерий Брюсов даже написал о ней книгу "Стихи Нелли". Покончила с собой в 22 года.


Аттила Йожеф - венгерский поэт. Экспрессионист и сюрреалист сразу. Пытался соединить марксизм с фрейдизмом. Это уже говорит о многом. Даже если бы он был специалистом в одном из этих двух течений, то его уже можно было бы направлять на обследование. А он вообще пытался их соединить. Для Венгрии весьма значительная персона. Но не тем занимался. В результате - душевное расстройство и самоубийство в 32 года.


Вальтер Хазенклевер. Немецкий поэт-драматург. Один из создателей стиля экспрессионизма. Весьма серьезный автор, раз создал целый стиль, как мы видим. Самоубийство в 49 лет.


Стиг Догерман - шведский писатель. Романы и драмы. Известен как реалист-сатирик. Самоубийство в 32 года.


Эрих Мюзам. Немецкий поэт, драматург, редактор сразу двух журналов. Проповедовал в книгах и пьесах право народа на революционное насилие, поскольку по политическим взглядам был анархистом. Фашисты применили к нему провозглашаемое им право на насилие и посадили его в концлагерь Орианненбург, где он в 56 лет покончил собой.


Иегуда Галеви - еврейский поэт. Родом из Толедо. "Книга Хазара" - поэтический диалог представителей разных религий. Сильно замахнулся. Один из первых испаноязычных поэтов вообще. Тоже не из простых участников истории литературы. Первые они всегда первые. Заболел душевным расстройством, сошел с ума и ушел бродяжничать в Палестину, где сгинул без вести.


Анна Кирпищикова - русская писательница, летописец революционного движения в горнозаводской промышленности Урала. Советская власть даже установила ей в 1926 году (за год до смерти) персональную пенсию. Оказала почести. Но в пустую, потому что за 36 лет до этого у летописицы наступил период слабоумия, который продолжался до смерти.


Александр Казбеги. Грузинский писатель. Один из крупнейших в грузинской истории. Перевел на грузинский язык "Горе от ума" Грибоедова, "Ромео и Джульетту" Шекспира, стихи Лермонтова. Высокообразованный дворянин. 7 лет пастушествовал с чабанами, после этого за шесть лет написал все, что написал, а затем в 38 лет сошел с ума.


Йохен Клеппер - немецкий писатель, романист. Совершил самоубийство в 39 лет вместе со всей своей семьей! Николас Линдсей, американский поэт. Ввел в американскую поэзию мотивы негритянского народного фольклора. Самоубийство в 42 года.


Ги де Мопассан, которого не могут не знать наши читатели, страдал манией величия в самой острой форме и умер в сумасшедшем доме буйно помешанным прямо в смирительной рубашке. Врачи не решались ни на час развязать его, настолько был буен.


Гарсиа Анхель Ганивет - испанский писатель. Предтеча современной испанской литературы. То есть от него она и пошла. Исполин! Самоубийство в 33 года.


Фредерико Гарсиа Лорка. Один из тех, кого породил Ганивет. Испанский поэт и драматург. Знаменит. По воскресеньям устраивал дежурные праздники, сутью которых был один и тот же домашний спектакль, где сеньор Лорка умирал и лежал в гробу. Гости подходили к гробу по очереди, где должны были удрученно сообщать вслух те приметы разложения и гниения, которые они заметили на трупе достопочтенного поэта. Заканчивалось все это всегда одной и той же сценой - труп не выдерживал и разражался истерикой от жалости к себе. Его связывали и давали успокоительное. Так продолжалось с удивительным постоянством, пока франкисты не расстреляли Лорку по настоящему. Этим они сразу же сделали его героем гражданской войны.


Костас Кариотакис - греческий поэт, один из лидеров греческой поэзии 20-х годов 20-го века. А лидером в то время быть было нелегко, поскольку это время было вообще расцветом поэзии во всем мире. Это был тогда самый модный жанр литературы. Лидер совершил самоубийство в 32 года.


Жерар де Нерваль - французский поэт. Его перевод "Фауста" заслужил похвалу самого автора (Гёте). Автор пьес и рассказов, либретто к операм, сонетов. Считается, что вместе с Гюго и Бодлером положил начало перевороту во французской лирической поэзии. Не просто стрелочник. Тяжелое душевное расстройство и самоубийство в 47 лет.


Соратник де Нерваля по перевороту Шарль Бодлер был совершенно пропащим наркоманом.


Эрнст Хемингуэй, флаг американской литературы, лауреат Нобелевской премии. Выйдя из психиатрической больницы, застрелился в 62 года.


Всеволод Гаршин. Удивительно поэтичный русский писатель. Если кто читал "Лягушку-путешественницу", тот помнит, как после первых же абзацев оправданное отвращение к лягушкам пропадает, и сердце проникается к ним нежностью. Удивительный по доброте талант! С детства страдал неврозами. 2 года провел в психиатрической больнице. По выходу - бросился в пролет лестничной площадки во время припадка. Самоубийство. 33 года.


Иоганн Хёльдерлин - немецкий поэт. Да не простой, а новатор немецкого поэтического языка. Разработал новые для немцев формы свободного лирического стиха. В Германии существует культ Хёльдерлина. Они на него молятся. Сошел с ума безвозвратно в 32 года.


Нуво Жермен. Французский поэт. Считается, что его творчество - источник художественных приемов Элюара. Так сказать, предтеча. Гомосексуалист. Любовник поэта Артюра Рембо. В 49 лет повредился умом и стал бродяжкой. Нищенствовал и скитался в безумном виде около 30 лет.


Антеру Кинтал - португальский поэт. Основатель португальского реализма и борец с романтизмом. Жизнью своей реально доказал наоборот силу романтизма - покончил с собой в 49 лет.


Николай Васильевич Гоголь. Комментариев этот писатель не требует. Умер в 43 года от умственного расстройства. Сам себя уморил голодом. Добровольно.


Генрик Ибсен, знаменитый норвежский драматург, имеющий мировую славу. В последние годы жизни сошел с ума.


Александр Фадеев. Великий автор "Разгрома", который до сих пор многими считается образцом подачи материала в самой краткой и насыщенной форме. Непревзойденным считается Пушкин, который смог первой фразой "Дон Жуана" ("Уф! Наконец достигли мы ворот Мадрида!") передать невероятное количество информации: "уф" - говорит об изнеможении от длительного пути, усталости, "наконец" - о нетерпении, надежде, завязке какой-то надежды, "достигли" - герои находятся вплотную у цели физически, а не в мечтах или планах, "мы" - героев как минимум двое, "ворот" - дело происходит в средние века, "Мадрида" - в Испании, в ее столице. Второе место занимает в этом ряду первый абзац романа "Разгром" Фадеева, где тому удалось буквально в нескольких предложениях передать место действия, время действия, боевую обстановку на этом участке фронта, рост Левинсона, его отношения с Метелицей, место Метелицы в романе и в отряде, и сам характер всей партизанской обстановки в районе описываемых событий. Фадеев застрелился в возрасте 55 лет. До этого страдал удивительно тяжелым алкоголизмом.


Орасио Кирога. Уругвайский писатель. Первый и крупнейший новеллист Латинской Америки. Помимо этого еще и основатель литературы "зеленого ада" (борьбы с тропиками). Сколько мощи и величия! Самоубийство в 59 лет.


Алексей Горький. В молодости стрелялся. Не его заслуга, что остался жив. Целился в сердце, но врачи вытянули. Если бы не врачи, так бы и ушел из жизни и считался нами самоубийцей. А так он всего лишь бродяжничал, был бомжем, в конце жизни усыновил тридцатилетнего парня и непонятно зачем жил в Советской России, руководство которой ненавидел всей душой.


Виктор Викторович Гофман - русский поэт, символист. Не последняя фигура среди символистов. Последователь Бальмонта. Самоубийство в 27 лет.


Тококу Китамуро - японский поэт. Руководитель движения молодых писателей Японии 19 века. Не просто так жил человек! Помимо этого был издателем. Издавал журнал "Мир литературы". Наложил на себя руки в 26 лет.


Оскар Граф. Немецкий писатель. "Почвенник". То есть не просто писатель, а один из ведущих в каком-то направлении. Бродяжничал, 3 года лечился в психиатрической больнице. Лечение закончилось неудачно - после выписки вступил в социал-демократическую партию.


Владислав Озеров - русский драматург, демократизатор языка классицизма. Ввел в язык трагедий нетрадиционные метры, в том числе и вольный ямб, который до этого считался пригодным только для басен. На его пьесах сформировалась национальная русская школа трагической игры. Колоритная личность! В 41 год сошел с ума. Сжег весь свой архив.


Осаму Дадзай - японский писатель. Написал знаменитую книгу "Цвет остроумия" о попытке самоубийства. Прославился, а затем наложил на себя руки в 39 лет. В качестве эпилога к книге?


Генрих фон Кляйст - немецкий писатель-романист. В Германии с 1911 года существует литературная премия имени Клеяста (лауреаты Бертольд Брехт, Анатоль Франк, Стефан Цвейг, Анна Зегерс). Почетное имя. Кроме того, считается предшественником всей современной модернистской драмы. Очень значимая фигура, получается. Самоубийство в 34 года.


Юджин О\Нил - американский писатель, лауреат Нобелевской премии. Самый великий американский драматург. В 48 лет начала прогрессировать душевная болезнь, полностью победившая его в 52 года. Перед смертью сжег рукописи шести из 8 неопубликованных пьес, написанных до умопомешательства.


Иван Гончаров, автор "Обломова", в конце жизни страдал сильным психическим расстройством.


Христиан Граббе - немецкий писатель. Немцы называют его "немецкий Шекспир". Лестное имя для любого писателя. Умер от алкоголизма в 35 лет.


Владимир Маяковский - самоубийство в 37 лет. Ругал Есенина за самоубийство и ядовито замечал, что, наверное, чернил не оказалось в гостинице, где тот повесился, иначе - зачем было писать кровью? Там же от него досталось и Пушкину, который в понимании Маяковского стрелялся по пустякам: "Их и сейчас поныне много ходит, охотников до наших жен". Наших! Мол, мы с Пушкиным… Пушкина убили на нечестной дуэли (у Дантеса под кителем была кольчуга), а Владимир Владимирович сам в себя стрельнул, также, не удержавшись от предсмертного стихотворения ("любовная лодка разбилась о быт").


Чарльз Алджернон Суинберн - английский поэт, драматург, критик. Выпускник Оксфорда! Враг церкви и ниспровергатель викторианской поэзии (старой английской манеры стихосложения). Обновил систему английской просодии, ввел в поэзию трехсложные размеры, а также дольник, чем первый освоил и дал другим новые ритмы. Вообще-то, знакомясь с отзывами на Суинберна, нельзя не заметить, что чаще всего его не называют просто "Суинберн". Негласно в этом случае принято говорить обязательно "Ах, Суинберн!". Указав в начале данного абзаца его имя без этого восторженного местоимения, мы несколько нарушили добрую традицию, потому что нам не до конца ясно - относится ли это "ах!" также и к тому, что поэт был демонстративным гомосексуалистом? Правда, иногда он, бывало, менял сексуальную ориентацию: для этого у него была любимая обезьянка, которую он одевал в женское платье, давал ей нежные прозвища и ходил с ней на приемы, представляя как свою любовницу. Вот поэтому мы и сомневаемся - может быть одного "ах!" перед его именем непочтительно мало?


Чезаре Павезе. Итальянский писатель, перевел на итальянский язык Даниеля Дефо, Чарльза Диккенса, "Моби Дик" Мелвила, Джона Стейнбека, Уильяма Фолкнера. Автор повестей и романов, лауреат престижной литературной премии "Стрега". Самоубийство в 42 года.


Ту Сык-Ун, китайский поэт, буддист по вере. Поэма "Ши пинь" вызвала в Китае волну подражания, которая накатила, но не отхлынула, преобразив полностью всю китайскую поэзию (поэма - литературоведческое исследование законов и таинств поэзии!). В зените славы покинул перспективную службу, уединился и уморил себя голодом. Мы уже знаем "балканского Горького" и "немецкого Шекспира", может быть, у нас появились основания говорить о "китайском Гоголе"?


Сергей Михайлович Степняк-Кравчинский. Русский писатель. Перевел "Спартак" Джованьоли, писал пропагандистские сказки, автор биографий-очерков о Софье Перовской, Вере Засулич, Петре Кропоткине, Степане Халтурине. Можно считать его основателем русской серии "Жизнь замечательный людей". Также имел на счету романы (литературные произведения, имеется в виду, конечно) и активно участвовал в народничестве. Возможно, излишне активно, потому что в 1878 году убил шефа жандармов Мезенцева Н.В.. Но сам так не считал, потому что написал об этом откровенную книжку и скрылся за границу, где в 33 года озадаченно бросился под поезд.


Демосфен - древнегреческий оратор. В то время это приравнивалось к литературному труду. Легенды о его красноречии живы до сих пор. Самоубийство в 62 года.


Эзра Паунд - американский поэт, основатель имажизма. Издавал свой вариант "Божественной комедии" Данте в виде поэтических сборников "Песни". Задумал 100 "Песен", но не успел. Издал 93 и помешался в 60 лет. Провел в психиатрической клинике 13 лет.


Сумароков Александр Петрович - русский поэт и драматург. Его любовные песни были новым жанром для русской поэзии и расходились в списках еще задолго до печати. Первый русский драматург, который начал ставить драмы и трагедии не в условно-мифологическом ключе, а на основе событий реальной жизни. Издатель первого русского литературного журнала ("Трудолюбивая пчела"). В последние годы жизни совершенно спился, обнищал и умер от запоя.


Бонавантюр Деперье - французский писатель-гуманист. То есть тоже нестандартная фигура, если есть уточнение, что он "гуманист". Самоубийство в 43 года.


Карло Роберт Крамсу - горячий финский поэт и описатель горячих крестьянских восстаний горячих финских крестьян против холодных шведов и горячих финских феодалов. Привнес в поэзию крестьянскую лексику, чем заслужил звание горячего новатора. В 36 лет сошел с ума. Погорячился.


Оскар Уайльд, английский писатель и автор знаменитого "Дориана Грея". Получил 2 года тюрьмы за педерастию по иску отца своего любовника. Жена от позора сменила фамилию и бежала с детьми из Англии.


Казимеж Тетмайер - польский писатель и поэт. Лидер течения поэтов "Молодая Польша". Опять лидер! Исторические романы о Татрах. Борец с культом Наполеона в Польше, которого поляки просто обожали за то, что тот попытался воевать с Россией (хотя именно они, поляки, здесь были вообще не при чем). Тетмайер сошел с ума в 55 лет.


Лев Толстой до такой степени замучил своих домашних скандалами и угрозами, что они вызвали врача-невролога Россолимо Григория Ивановича, который в то время был светилом клинических методов исследования нервной системы. Вот диагноз, который поставил Россолимо графу: "Дегенеративная двойная конституция, паранойяльная и истерическая, с преобладанием первой". Надо было писателя в клинику укладывать, да не поверили врачу. В итоге больной сбежал из дома и умер на вокзале.


Эмили Дикинсон - американская поэтесса, новатор поэтического языка. Новаторство состоит в том, что она игнорирует официальную грамматику и создает неведомые ранее в литературе ритмы поэтического стиха. В 24 года сильное психическое расстройство и добровольное затворничество в доме. Прожила 32 года (!) после болезни не выходя из дома. Завещала уничтожить весь свой архив, но он вызвал огромный интерес (более 2000 стихов) и сделал ее знаменитой через 34 года после собственной смерти и вопреки ее воле.


Матвей Дмитриев-Мамонов - русский публицист, поэт. Писал белым стихом и свободным ритмом, что было в то время большим новаторством, так как он был современником Пушкина. Сошел с ума в 36 лет.


Любимый многими за свои новеллы Стефан Цвейг совершил самоубийство в 61-летнем возрасте в Бразилии, да еще и подбил на это солидарную жену.


Жан Жене - французский писатель. Пожалуй, самый скандальный писатель и драматург Франции, если не считать маркиза де Сада. Модернист, многократно сидел в тюрьме за … воровство. Не скрывал своего гомосексуализма и даже публично гордился им. Де Сад в этом отношении получше будет…


Ткачев Петр Никитович, русский публицист и критик. Тот самый Ткачев, начитавшись которого, семинарист Сосо Джугашвили, вместо того, чтобы стать православным священником, стал русским царем Сталиным (кстати, его мать говорила ему прямо в лицо, что лучше бы все обернулось наоборот! Вот тебе и яблоко от яблони!). Ткачев, помимо того, что известен как философ, высказавший мысль, что малая часть народа имеет право через насилие над всем остальным народом в виде революций менять условия государственного строя, нам в данном случае интересен тем, что это был первый литературный критик, основывающийся на марксизме. Это ему вменяется в заслугу. Напомним, что марксизм - это экономическо-политическое учение. Интересно, а можно ли быть критиком литературы на основе какого-либо экономико-географического учения, или сразу уже на основе бухгалтерского аудита? И будут ли при этом воздаваться те же самые почести? Ткачев не успел подумать над этим, основываясь на марксизме, - сошел с ума в 38 лет.


Петроний - римский писатель, автор "Сатирикона", имел прозвание "арбитр изящества". Покончил с собой. Не можем ручаться, что изящно.


Харт Крейн, американский поэт. "Мэтр модернистской поэзии". То есть ее непревзойденный мастер, достигший всех вершин. Мэтр покончил собой на одной из вершин в 33 года.


Достоевский Федор Михайлович страдал шизофренией.


Эрнст Толлер - немецкий драматург и публицист. Лидер европейского экспрессионизма! Ого! Его пьесы и сейчас ставятся в Австрии и Германии. Самоубийство в 46 лет.


Георг Тракль - австрийский поэт. Фармаколог по профессии. Его популярность не уступала популярности Брехта. По крайней мере, бунтарская молодежь Германии их двоих не разделяла по восторгу и не различала по рангам. Оказал большое влияние на поэтов в странах немецкого языка. В 27 лет покончил с собой.


Теодор Драйзер, американский писатель. В конце жизни вступил в коммунистическую партию. В Соединенных Штатах Америки!!! Это само по себе - диагноз.


Иван Кущевский - русский писатель. Написал один роман, рассказы, очерки. Был известен и читаем в Петербурге. На него была мода, но она не перешла в устойчивую - умер от алкоголизма в 29 лет.


Курт Тухольский - немецкий писатель, публицист и поэт. Особенно популярен был именно как поэт. Любимец немцев Эрнст Буш (немецкий Фрэнк Синатра) пел песни, сочиненные как раз на слова Тухольского. В Германии самодовольных ослов называют нарицательным именем "Вендринер". А это персонаж из произведения данного писателя, который в 45 лет покончил с собой.


Аваз Отар-Оглы - узбекский поэт. 1700 газелей, просветитель. Сошел с ума и был закован в цепи как дикий зверь.


Николай Васильевич Успенский - русский писатель и талантливый журналист. "Современник" Некрасова работал с ним с особым удовольствием. Его очень хвалил Чернышевский. За описания трудной жизни простого народа его сначала очень любили народники, а потом также очень и разлюбили, потому что Николай Васильевич не считал, что народ надо делать героем истории - народ, если его не принуждать, сам к красивой и культурной жизни не очень стремится. Долго ли коротко ли они спорили, а в 37 лет Успенский сошел с ума, стал бомжем и покончил жизнь самоубийством.


Дельмира Агустини - уругвайская поэтесса, модернистка. Признано, что от нее пошли все поэтессы Америки. Если это так, то пожелаем им далеко не заходить в этом подражании, так как Агустини покончила с собой в 28 лет.


Мануэль Акунья, мексиканский поэт и борец против религии за материализм. Как и следовало ожидать, хватило ненадолго - самоубийство в 24 года.


Акутагава Рюноскэ - великий японский писатель, автор знаменитого "Расёмона". В Японии самая престижная литературная премия носит его имя. Наследникам, наверное, есть, чем похвалиться, но сам он наложил на себя руки в 35 лет.


Еще один японец Арисима Такэо. Сначала он "кропоткинец", затем "толстовец", а затем и совсем "активный социалист". Писал романы о трудовом народе. Прервал превратности перемен политических пристрастий в 45 лет, когда покончил с собой.


Ну и еще один японец. Тамики Хара. Японский писатель и поэт. По молодости авангардист. Автор всемирно известной книги "Летние цветы" (о бомбардировке Хиросимы). Самоубийство в 46 лет.


Виктория Бенедиктсон. Шведская писательница, бытоописатель шведской провинции и яростный борец за эмансипацию женщин. Воспользовалась всего лишь одним правом, оспариваемым у мужчин - совершила самоубийство в 38 лет.


Николай Бобрищев-Пушкин - русский поэт. Печатался в российских альманахах и журналах начала 19 века. В 35 лет сошел с ума. Садег Хедаяг - иранский писатель, публиковался в Бельгии, Франции и Иране. Современная персидская литература ему многим обязана. Он прорубил для нее "окно в Европу". Переведен на многие языки мира. Совершил в 48 лет самоубийство в Париже.


Михаил Булгаков, автор "Мастера и Маргариты". Хронический алкоголик, пил до беспамятства, до постоянных видений наяву и кошмаров ночью. От алкоголя отказали почки и наступила смерть.


Роберт Вальзер - швейцарский писатель-эстет. Изысканность стиля вводит его в круг избранных писателей-эстетов мировой литературы. Романы, интимная лирика. Сборники рассказов, сказки о Снегурочке, Золушке и т.д. Сошел с ума в 45 лет.


Йозеф Вейнхебер - австрийский писатель, автор стихов и автобиографической трилогии. Последователь Шопенгауэра (философия пессимизма). Закономерное самоубийство в 53 года.


Юрий Олеша на рулоне типографской бумаги практически без правок написал революционную сказку "Три толстяка". Затем каялся на Первом съезде писателей в присутствии строгого Горького, обещая написать что-нибудь из реальной жизни, которая своей прекрасной революционностью исторического момента, конечно же, красочнее любых сказок. Очень старался, аккуратно писал и также аккуратно заштриховывал абзац за абзацем (все это уже на хорошей бумаге), потому что спился. В Доме Писателей была кодовая фраза - "Олеша идет!", по знаку которой все прятались по щелям - будет занимать деньги и никогда не отдаст, потому что пить уже не на что.


Йосеф Вексель. Финский поэт и драматург. Является зачинателем прогрессивного романтизма в европейской литературе. Повторим - в целой европейской литературе! Не халам-балам! Представитель демократического направления финляндской литературы. В 24 года сошел с ума, да так и умер в больнице для умалишенных в 69 лет.


Иван Худяков - русский фольклорист. Народник по политическим убеждениям. Сборники народных песен, сказок и загадок. Создатель самоучителей русского языка. Дружил с Герценом и Огаревым (данный факт приводится не в качестве комплимента, а так - к сведению). Последовательный революционер-конспиратор - фольклорные книги умел подать как скрытые агитлистки. Творческое, но изнуряющее занятие. Умер в сумасшедшем доме в 34 года.


Поль Верлен - очень известный французский поэт. Популярен был необычайно. Любовник другого французского поэта Артюра Рембо. Колесил с ним по Бельгии и Англии, откуда их с омерзением гнали как гомосексуалистов после освидетельствования у врачей. Сидел 2 года за попытку убийства своего любовника. Тот еще был тип! Спился и умер в нищете.


Винье Осмунн - норвежский поэт и журналист. Издатель литературного журнала, демократ, сторонник крестьянства, которое и является основным героем его творчества. Отравился на 52 году жизни.


Вирджиния Вулф - английская писательница, представительница изящного эстетства. Одна из создателей так называемого психологического западноевропейского романа. Неплохо для женщины, однако! Но, - три нервных срыва на протяжении жизни и самоубийство в 59 лет.


Томас Чаттертон - английский поэт. Известен как литературный мистификатор - писал стихи на староанглийском языке от имени некоего Томаса Раули, и народ читал! Возможно, Чаттертон и забавлялся, но для таких забав нужна особая литературная одаренность - писать на старом языке так, чтобы составлять конкуренцию современникам, это не антиквар собирать, а самому антиквар создавать! Томас Чаттертон отравился в 18 лет.


Владимир Алексеевич Пяст - русский советский поэт, переводчик, автор учебника "Современное стиховедение". Переводы Сервантеса, Рабле, де Молины и других. Книга воспоминаний, сборник стихов, исследователь Александра Блока. Многое умел. Самоубийство в 54 года.


Радищев Александр Николаевич - русский писатель, автор нашумевшего в свое время "Путешествия из Петербурга в Москву", за которое получил 10 лет ссылки. Отсидел 6 лет. Был помилован. Еще через 5 лет был обласкан Александром 1 и назначен в Комиссию составления законов. Лечился в сумасшедшем доме. Отравился в 53 года.


Артюр Рембо - тот самый любовник того самого Верлена, по совместительству - великий французский поэт.


Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин, русский писатель-сатирик. Всю жизнь прожил с мыслями о самоубийстве. Постоянно порывался это сделать. Также постоянно пытался от этого вылечиться. Боролся, как мог и умер своей смертью.


Жорж Санд - французская писательница, чье настоящее имя была Аврора Дюпен. Взяла мужской псевдоним, носила мужской костюм и курила трубку. Что-то серьезно перепутала.


Джонатан Свифт - автор "Путешествий Гулливера", сошел с ума и умер сумасшедшим.


Луций Сенека - римский философ и писатель. Наставник и советник императора Нерона, один из представителей "нового стиля". Заменил длинные цицероновские фразы на короткие, рубленые. Автор 9 трагедий, переполненных сценами насильственного умерщвления и призывов к самоубийству. Сам покончил жизнь самоубийством в возрасте 69 лет. Внял призыву?


Хосе Асунсьон Сильва - колумбийский поэт. Способствовал утверждению латиноамериканского модернизма. Латинская Америка должна его благодарить. Жил в Париже, где вступил в половую связь с Полем Верленом (тот еще был тип этот Верлен, скажем еще раз!). Вернулся в Колумбию, затосковал и покончил жизнь самоубийством в 31 год.


Андрей Соболь (Юлий Михайлович) русский советский писатель еврейского происхождения. Пьесы, рассказы, воспоминания, бесцельные скитания по стране, известность, самоубийство в 38 лет.


Михаил Зощенко страдал тяжелой неврастенией.


Александр Блок умер в состоянии умопомешательства.


Бернард Шоу ненавидел половую близость и в брачном контракте особо оговорил, что исполнять супружеские обязанности не намерен. Может быть, стоило назвать этот документ как-нибудь иначе?


Тенесси Уильямс, великий американский писатель - гомосексуалист.


Торквато Тассо, культовый итальянский поэт эпохи Возрождения. Создатель европейской пасторальной драмы. Масса последователей в Италии, громкий успех во Франции, оказал влияние на творчество самого Вольтера, Спенсера, Мильтона, ему подражал Лопе де Вега, далматинцы и поляки. Гёте написал драму "Торквато Тассо", Байрон поэму "Жалоба Тассо", а Делакруа картину "Тассо в госпитале св. Анны". Что делал Тассо в госпитале святой Анны? В 33 года он помешался и сбежал из дома. Через два года объявился и попал в сумасшедший дом, который негромко назывался "Госпиталь св. Анны". Там он провел 7 лет, после чего был выпущен, но тут же последовал новый припадок, в результате которого он опять сбежал и скитался. Умер Тассо в приступе шизофрении.


Афанасий Фет, знаменитый русский поэт. Умер от разрыва сердца, когда домочадцы у него отняли нож, которым он пытался зарезаться.


Владимир Высоцкий, создатель современной разговорно-литературной манеры русских писателей. Страдал хроническим алкоголизмом, из-за чего посадил сердце и печень. Умер в запое.


Жан Жак Руссо, великий француз, который привлекался к суду за эксгибиционизм (демонстрирование в присутственных местах своих половых органов).


Марк Твен в конце жизни переписывался с … дьяволом на полном серьезе.


Михаил Юрьевич Лермонтов. Печально распущенный и невыразимо гениальный пессимист. Изо дня в день публично доводил несчастного Мартынова (своего единственного друга!) своими колкостями и тонкими издевательствами, пока не дождался дуэли, на которой даже не поднял пистолета: мрачно подставил грудь и удовлетворенно скончался. Чем не самоубийство?


Джеймс Болдуин, американский классик, был гомосексуалистом.


Василий Шукшин был неизлечимым алкоголиком.


Александра Коллонтай, русская писательница и революционерка, проповедовавшая в своем творчестве свободную любовь, сама страдал тяжелой нимфоманией (в народе это называется "бешенством матки") и отдавалась любому матросу по первому требованию (чаще исходящему от нее самой).


Фрэнсис Маттисен. Американский филолог, критик, литературовед, профессор Гарварда. Знаменит исследованиями Теодора Драйзера и Уолта Уитмена. Крупнейший и признанный в мире специалист по американской поэзии. Самоубийство в 48 лет.


Уолт Уитмен, на котором сделал себе имя Маттисен, который обратил в поэтическую веру Маяковского, и которому ставятся памятники, был не только великим поэтом Америки, но и таким же великим (по строению тела) гомосексуалистом.


Пожалуй, хватит.


Многим может показаться, что мы сейчас занялись некрасивым делом: роемся в чужом, зачастую грязном, белье. Однако мы далеки от того, чтобы как-то осуждать этих несчастных людей или же высокомерно сравнивать их с собою. Сами факты, которые мы приводим об их жизни - не секрет. Они взяты нами из энциклопедий, справочников, мемуаров и судебных хроник. Ничего из того, о чем перешептывается по углам в качестве заманчивых домыслов, мы не приводим. Мы лишь сгруппировали в кучу то, что разрозненно существует в открытой печати. Мы не сплетничали. Тем более что сами эти люди зачастую несли все эти свои пороки как щит перед собой и даже иногда весьма гордились ими. И нам совсем не до личных особенностей каждого из них. Нам важно все это как обобщающий признак того самого слоя людей, которые, как мы предполагаем, могли бы являться передатчиками Слова Божьего так же, как ученые являются передатчиками Знания Божьего. Если мы признаем их таким передаточным звеном между нами и Богом, то мы этим самым тут же опровергнем самих себя, задав себе же всего лишь один единственный вопрос - если Бог избрал литературу как способ наполнения чем-то наших задач в истории, а самих литераторов как своих исполнителей этого плана, то неужели он для этого избрал таких людей? В это трудно было бы поверить. Вряд ли может быть учителем жизни тот, кто сводит с самой жизнью счеты через петлю или пулю; вряд ли может быть врачевателем душ тот, кто сам является душевнобольным и вряд ли что-то без искажений может воспринимать для передачи тот, кто туманит ежечасно свои мозги алкоголем или наркотой. Гомосексуализм, как нас убеждают, совершенно безобиден, и мы не будем впадать в полемический задор по поводу данного утверждения, однако позволим себе серьезно усомниться в пророческих или проницательных талантах тех людей, которые даже мужчину с женщиной близоруко путают на близком расстоянии, а не то, что могут разбираться в скрытых путях жизни или ее смысла. Если они ошибаются на таком простом тесте, как пол партнера, попавшего к ним в постель, то чего от них ждать при условии решения тех задач, которые нам хотелось бы придать литературе? Они, пожалуй, будут посложнее (эти задачи).

Все это заставляет нас серьезно усомниться в том, что через литературу может привноситься в мир нечто, что заставляет его переламывать наши души и оттачивать характер в угодном Богу направлении.

Правда, можно предположить, что те единицы творческой элиты, которые являются психически вполне нормальными людьми, могли бы вполне эту задачу выполнять. Однако, беря в руки литературное произведение, мы не можем требовать от их авторов, чтобы они к предисловию своих книг и сборников прикладывали справки от психиатров или нотариально заверенные свидетельства сексуальных партнеров. Это был бы уже фашизм. Эти люди имеют право на творчество, а мы имеем право на то, чтобы читать их, или не читать. Пусть каждый воспользуется своим правом и пусть будет все так, как есть, но в таком случае мы должны признать, что литература все-таки занимает какую-то другую нишу в нашей жизни, а не ту самую, которую мы ищем, то есть исторически определяющую Его Замысел,.

Кроме того, происходит постоянно удивительная вещь, когда светлые и нормальные гении литературы, такие, как Пушкин, Шекспир, Дюма, Шолохов, Данте, Сервантес, Жюль Верн и еще немногие другие - не читаются! В общем-то, наиболее чистые по внутреннему содержанию и праздничные по доброте книги составляют так называемое классическое наследие, что подразумевает то, что их будут читать вечно, и что они никогда не забудутся. Но, похоже, классикой скорее можно назвать то, что никогда не будет читаться, но что действительно всегда будет помниться. Очень метко про классику говорил Марк Твен: "Классика - это нечто такое, что каждый хотел бы прочесть, но никто не хочет читать". Читается, как ни странно, то, что скоро беспросветно забудется. Все это читается взахлеб, забывается, затем читается еще что-то аналогичное, вновь забывается и так все время. Так называемый эффект бестселлеров - книг, которые сегодня заиметь хочет каждый, и которые полностью исчезают из обращения через год или два, причем иногда на века. Если бы Бог и задумал передать нам что-либо через литературу, которая творится нормально психическими людьми, то Ему не составило бы труда вбить в наше сознание некий предпочтительный интерес к этим авторам, а не наоборот. Уж, наверное, Он не пустил бы этот процесс на самотек. Иначе, Он Сам бы Себя не уважал, - прикладывай, понимаешь, усилия по внедрению в здоровые головы отдельных здоровых писателей Своих замыслов и идей, а потом допускай, чтобы это вообще не читалось, а только хрестоматийно уважалось! В это невозможно поверить и это еще один довод против того, что через литературу может осуществляться какое-то Его направляющее присутствие.

Правда, знакомый уже нам Эзра Паунд, который пытался тягаться непосредственно с Данте и умер за решеткой психушки, говорил, что незачем критиковать литературное произведение, исходя из личных качеств его автора. Только плохой критик критикует поэта, а не его поэму, говорил он. Может быть и так. Но, во-первых, личность автора не может не накладывать отпечаток на то, что он пишет. И даже плохой критик не сможет не заметить, что в содержании поэмы есть что-то болезненно странное. А биографическая справка о поэте всего лишь объясняет происхождение этих странностей. Тут связь неразрывная. Кроме того, сумасшествие, например, это не банальный перелом колена и даже не сифилис. Вывих мозгов - это не вывих сустава. Такое не происходит в одно мгновенье, разделяя жизнь автора на два разных отрезка - до несчастья и после. Если человек, в конце концов, все-таки сошел с ума, то это громко признается только в том случае, когда это перешло в необратимую или опасную для окружающих форму. А до этого он годами находится в той фазе, в которой процесс еще кажется обратимым или не представляется угрожающим для здоровья соседей и родственников, но процесс-то идет все время! И в этом состоянии человек творит, и это состояние не может не отражаться на том, что он пишет. В итоге появляется всегда оригинальное литературное новшество, увлекательное и талантливое, но питает оно скорее не душу, а какие-то ее темные закоулки, где таятся пороки и запретное любопытство.

Зачастую приходится слышать и такую версию психической ущербности многих литературных талантов - это люди особенные и особо остро чувствующие, им дана великая возможность ощущения истинного страдания и великая способность пропускать через себя метания и болезни духа. Из-за такого избыточного набора душевных талантов они, мол, и становятся душевно не совсем уравновешенными. Не выдерживают нагрузки. Если мы согласимся с этой версией, то она вполне может дать некоторые надежды литературе: в самом деле, если Бог избирает этих людей для какой-то миссии, то эта миссия, естественно, не может быть простой, и эти люди просто не выдерживают и загибаются психически на ниве сотрудничества с Ним. Можно было бы и ухватиться за эту возможность для литературы, но мы не станем этого делать. Потому что, если бы эти люди были такие особенные и так особенно бы чувствовали все то, что не дано чувствовать нам, то с каких таких радостей нам было бы интересно вообще то, о чем они пишут, и с какой такой причины нам было бы вообще понятно то, что они переживают? Если они совсем другие по своим душевным талантам, то, как мы можем им сопереживать? Чем, какими такими собственными талантами мы можем сопереживать их необузданно эксклюзивным талантам? Вот цветы, например, страдают, когда их режут, а лабораторные опыты показали, что даже посторонние цветы впадают в панику, когда в помещение входит человек, который всего-навсего утром срезал у себя в саду цикламены. Для них у него руки в крови! А для нас все это непонятно. Потому что это совершенно две разные системы душевных переживаний - у цветов и у нас. Мы цветов не понимаем, потому что они особенные. А если мы понимаем писателей и поэтов как себя самого, переживаем вместе с ними над одним и тем же, и одинаково с ними над одним и тем же смеемся и плачем, то надо признать, что в таком случае и они, и мы - особенные совершенно в равной степени. Мы ничем от них в таком случае по особенности душ не отстаем. Но, отмечая, что мы считаем себя одинаково особенными с литераторами относительно друг друга, мы должны признать и то, что это абсолютная глупость: что-либо в равной степени особенное относительно друг друга всегда должно считаться просто одинаковым, а особенным оно может быть только относительно чего-то третьего, от чего разительно отличается. Например, от цветов. А такой случай, как одинаковая способность что-то особенно переживать должен считаться просто нормой. Например, если все вокруг дураки, то не будет противоречить истине и то утверждение, что все вокруг умные. Относительно друг друга, конечно. Поэтому мы со спокойной уверенностью можем сказать - эти ребята и девчата особенные не в том, что могут увидеть или почувствовать что-то такое, чего не можем увидеть или почувствовать мы (потому что мы ведь отлично видим и чувствуем то, на что они пытаются нас заострить в своем творчестве), а особенные они в том, что не могут реагировать на это также достойно, как можем реагировать мы. И с нами происходят все те страшные и убивающие нашу жизнь вещи, которые описываются в литературе. И мы точно также на грани жизни и смерти переживаем измены, на грани душевного здоровья скорбим о близких, и нам также сокрушают дух неразделенная любовь, предательство детей, равнодушие родителей, проявленная ненависть друзей, унижения от сильных, невозможность правды и бессилие мести. Иначе нас не трогали бы переплетения судеб вымышленных героев, как не трогает погоня льва за антилопой в телепередаче из жизни животных, потому что это из другой относительно нас жизни! А то, что в книгах - все из нашей жизни. Но мы не вешаемся, не спиваемся, не кусаем наше ближайшее окружение и не впадаем в противоестественные половые связи. Мы справляемся. Может быть, это, как раз, мы особенные?

Но как бы там ни было, а предполагать, что литераторы несут какую-то особую душевную нагрузку в жизни, которая не достается нам - смешно. Поэтому и этого слабого шанса у литературы для ее возможного высокого значения в качестве инструмента в Его руках, нет.

Но вернемся к бестселлерам. Раз уж мы все так на них падки, то разве не логично было бы предположить, что программу этого неудержимого интереса к ним в нас заложил Он, и благодаря этой программе обеспечивается то, что мы постоянно находимся в этом состоянии жадного впитывания какой-то информации, которую Он закладывает в эти бестселлеры? Логика, и в самом деле, против данного предположения не возражала бы, если особенно не вдаваться в содержание этих бестселлеров. А оно, к сожалению, убеждает нас в обратном. Похоже, что Его присутствием в создании бестселлеров ничто не отдает. Давайте посмотрим, что удалось нам собрать из всего количества этих книг, которые становились в свое время (короткое, надо еще раз отметить) самыми модными у читающей публики.


Владимир Набоков, "Лолита". Очень громкая была книга. О чем эта книга? О педофилии. Омерзительная история без тени осуждения автором хотя бы за строкой. От Бога?


Овидий Назон, "Наука любви". Книга римского поэта, которую иногда до сих пор можно встретить кочующей по студенческим аудиториям в перепечатанном самодеятельным образом виде. Подробное описание техники половых актов. Поэтизированная порнография на уровне сексологического пособия.


Омар Хайям, рубаи (четверостишья). Культ пьянства и половой любви.


Николай Гоголь, "Вий". Фантасмагория ужасов, где покойница летает во гробе, а вампиры домогаются героя три ночи к ряду.


Братья Гонкуры. Их книги вырывались буквально из рук друг у друга французскими почитателями и с нетерпением ожидались к изданию. Их именем названа крупнейшая литературная премия Франции. Каждая книга была бестселлером, что почти уникально в истории литературы. Вот темы их книг - физиологические подробности человеческой жизни в отвратительных мелочах, детальное и любовное описание различных физических и психических патологий. Истории героев этих книг - истории страшных болезней, где вся суть повествования сводится к натуралистической биологии. Сами Гонкуры говорили - главное не содержание, сюжет вообще не нужен, главное вызвать специальные ощущения. Ощущения выше мысли, считали братцы. Особенно ощущения шока от грязных деталей физиологии человеческого тела. Отсюда и успех.


Иван Гончаров. Роман "Обломов". История о человеке, который не встает с дивана и находится в депрессивном состоянии душевного расстройства.


Иван Тургенев, "Отцы и дети". История об абсолютно невоспитанейшем человеке, да еще к тому же и психе, который сам не имеет смысла в жизни и за другими не хочет его признавать.


Дон Жуан - любимые во все века истории о совращении женщин из спортивного интереса, попрании уважения к мертвым и мистической неодолимости смерти. Созданный в 1630 году персонаж до сих пор обязательно присутствует в любом пласте актуального по времени искусства.


Сервантес, "Дон Кихот". История о сумасшедшем рыцаре. Была невероятным бестселлером в Испании. Что особенно в этом плохого? А то, что вся Испания неудержимо смеялась над больным идальго, и считала эту книгу самым смешным из всего, что доводилось писать на земле человеку. Наборщики от смеха даже допускали недопустимо глупые ошибки. Унижения беззащитного романтика - это же, по сути очень смешно! Это только в наши времена герой Сервантеса вызывает сострадание. Но в наше время "Дон Кихот" и не бестселлер…


Достоевский, "Преступление и наказание". История об убийстве, психологии убийства, психологии совращения, психологии самоубийства, психологии нищеты, психологии цинизма и психологии самоубийства (Свидригайлов). Полный набор.


Теодор Драйзер, "Сестра Керри". О том, как порядочный человек бросает работу и семью ради актрисы, катится на дно и становится бездомным бродягой. Есть что почитать.


Морис Женвуа, "Раболио". Бестселлер из бестселлеров, Гонкуровская премия и забвение в настоящее время - очень показательный пример. Книга о том, как безобидный браконьер превращается в убийцу. Копание в патологическом внутреннем мире убийцы. Ну как не перечитать несколько раз?


Эмиль Золя. У него несколько бестселлеров. "Нана" - история проститутки, роман о половых извращениях, бесстыдстве и моральном падении на самое дно. Главная героиня - бисексуалка без всяких нравственных понятий. Завершает роман любимая многими подробная сцена медленного разложения ее некогда ненасытного тела от сифилиса. "Жерминаль" - подробное натуралистическое описание нравов (вернее, их отсутствия) шахтерского поселка, революционно-авантюрное буйство, жестокость, почти животные совокупления людей, запоздалая любовь двух обреченных на смерть, заваленных в шахте. "Земля" - попытки изнасилования, натуралистические описания половых актов, эксгибиционизм, звериная борьба за имущество, изнасилование с убийством, описание оргазма насилуемой и убиваемой женщины.


Мопассан - главное содержание всех его сборников, бывших бестселлерами, - низменная, почти животная эротика, неудержимый зов плоти, бешеная похоть и отсутствие моральных устоев.


Древнегреческие трагедии, бестселлеры тех времен. Кровосмешения, половые извращения, семейные убийства, убийства по соображениям интриги.


Йозеф Отченашек, роман "Хромой Орфей" покорил на короткое время всю читающую Европу. В центре романа - связь молодой чешки с пожилым гитлеровским оккупантом. Конфликт сюжета состоит в том, что вагина девушки любит умелого немца сильнее, чем ненавидит его ее патриотическая душа. Подробная сцена убийства девушкой своего престарелого любовника.


Александр Куприн, "Яма", роман о жизни публичного дома.


Всем известная "Эммануэль", прочитанная запоем всем населением Земли. Порнография, обрамленная в незатейливый сюжет, который всего лишь как конферансье номинально связывает номера невероятных сексуальных приключений невероятно податливой героини.


Лев Толстой, "Крейцерова соната". После "Войны и мира" и "Анны Карениной" Толстой не имел читателя ни в России, ни в мире. О нем писали, что романы его ни о чем, что они скучны, тяжеловесны, с невероятной кучей персонажей, которые настолько безлики, что ни один из них не стал нарицательным. И вдруг в 1889 году всероссийская слава и мировой успех! Написана "Крейцерова соната"! Книга о сексуальных комплексах, супружеской измене, патологической ревности и убийстве. То, что людям надо, чтобы стать бестселлером, а писателя прославить.


Иван Бунин, "Темные аллеи". Нобелевская премия. Энциклопедия случайных связей в каютах, кладовках, гостиных, коридорах, на обочинах дорог и даже на могиле собственного мужа. Сборник неудавшихся жизней, тоскливых воспоминаний о пережитых сексуальных приключениях и несостоявшихся чувствах. Сцены порывистых совокуплений описываются даже в монастыре! Жемчужина творчества - рассказ "Легкое дыхание" о развращенной гимназистке, распутничающей с 56-летним мужчиной и убитой на вокзале казачьим офицером.


Франц Кафка, "Превращение". Рассказ о том, как герой превратился в огромного таракана и заморил себя голодом, чтобы не мешать другим людям. Этот мрак некогда был самым читаемым.


Вольфганг Кёппен, "Смерть в Риме". Книга сделала его богатым и знаменитым. В ней рассказывается о том, как старый нацист приезжает из Германии в Рим, где ему маразматически повсюду видятся недобитые евреи, на почве чего двоих из них он действительно убивает, а затем, чтобы отпраздновать успех, за плату приводит в номер юную продавщицу, мощно проводит с ней половой акт (описывается ее неожиданный оргазм), но не рассчитывает своих сил и на ней же умирает от переутомления, обгадившись напоследок. Конечно же, такая история не может не быть бестселлером!


Поль Шарль Кок. С 1820 года по 1890 годов в Европе не было более популярного романиста. Это достижение - абсолютный рекорд по моментальной распродаваемости книг. В чем причина популярности? До сих пор эротическая фривольная литература (порно тех лет) называется литературой "а-ля Кок", то есть "в стиле Кока". Этот автор выбрал тему для своих книг, просто обреченную на бешеный успех.


Дэйвид Лоуренс, "Любовник леди Чаттерлейд". Совсем недавний бестселлер. Мягкое, изысканное порно. В 1960 году в Лондоне даже проходил судебный процесс над этой книгой за ее порнографичность. Автор, конечно же, был оправдан. Он же книгу писал, а не в поездах фотки продавал!


Маргарет Митчелл, "Унесенные ветром". Роман переведен на 24 языка, 70 изданий только в США. История женщины, которая всю жизнь почти открыто домогалась чужого мужа и хищно пользовалась любовью собственного мужа. Она теряет единственную дочь, ее отвергает чужой муж, который к тому времени стал вдовцом, и от нее уходит собственный муж, который считает ее более недостойной своей любви. Книга о закономерном жизненном крахе, как следствии продажности и предательства. После этой книги за Маргарет Митчелл совсем другие люди написали продолжение жизни Скарлетт, где пытались придать ей более человеческие черты, но все последующие книги бестселлерами не стали.


Аугусто Д\Альмар долгое время был никому неизвестным писателем, пока не написал роман, который сделал его знаменитым на весь мир. В романе описывается жизнь девушки Хуаны от ее первого падения и первых сексуальных опытов, до подробнейших описаний ее жизни в публичном доме.


Ихару Сайхаку, "История любовных приключений одинокого мужчины". Роман, который имел в Японии непревзойденный до сих пор никем успех. Название не требует дополнительных пояснений. А еще говорят, что японцы какая-то совсем другая ветвь человечества!


Альбер Камю, "Калигула". Кровосмешение, гомосексуализм, онанизм, жестокость, садизм, свальный секс, убийства, самоубийства, умопомешательства и извращения. Популярность необыкновенная. Благодатные темы!


Михаил Булгаков, "Мастер и Маргарита". Ведьмы, чертовщина, парад самых знаменитых убийц истории, любование Сатаной, скрытая пародия на Иисуса, мистика и черная магия. Все то, что требуется.. Но все очень талантливо.


Жоржи Амаду, "Донна Флор и ее два мужа". Скрытый фрейдизм на тему о том, что женщина мечтает видеть в одном муже двух мужчин - извращенного распутника и благопристойного отца семейства. В романе мечта осуществляется способом сожительства героини с двумя мужьями: с умершим, но навещающим ее желанным Гулякой и живым, надежным, но скучным аптекарем. Людям нравится.


Анакреон, древнегреческий поэт. Есть даже такое понятие - "анакреонтическая поэзия", что в переводе с литературоведческого означает половую распущенность, пьянство и праздность (в форме воспевания всего этого). Греки его очень даже читали, да и европейцы обожали без меры еще в 18-19 веках.


Апулей, "Золотой осел". Сцены гомосексуализма, группового секса, магии, сексуального томления, совокупления осла и женщины. Аристофана никто не знает, об Эзопе знают что-то приблизительное, а Апулей читаем до сих пор. Он так близок к современным авторам!


Михаил Арцыбашев. Сейчас забыт, но был, пожалуй, самым популярным автором России начала 20 века. Герой его романа Санин был в то время для шокированной России символом беспорядочных сексуальных связей и связанного с этим абсолютного цинизма. И наши не лаптем порнографические щи хлебали, оказывается!


Рафаэль Ломбо. Этот человек коронован как лучший поэт Колумбии. Его стихи - любовная лирика. Ничего противоестественного. Никакого гомосексуализма. Все гетеросексуально. Все его стихи - о томлении влюбленной женщины, о ее невыносимо жгучем желании мужчины. Страдалицу зовут Эдда и написаны эти стихи именно от лица этой женщины. Напомним слегка, что Рафаэль, вообще-то, имя мужское…


Французы считают, что таким успехом, каким пользовался в свое время роман "Манон Леско", не будет пользоваться больше ни одна книга. Напомним - Манон Леско это героиней романа, которая подвижнически работала она на тяжелой работе: проституткой в публичном доме.


Тамэнага Сюнсуй, роман "Сливовый календарь любви" о похождениях Тандзиро (японский Дон Жуан). Огромный успех, два продолжения, полное безумие публики и запрет правительством к печати с домашним арестом автора в кандалах. Спохватились!


А вот совсем ныне неведомая литературным кругам фамилия: Нагродская Евдокия Аполлоновна. Чем знаменита? Романом "Гнев Диониса", который с 1910 года по 1916 год выдержал ни много, ни мало, а десять (!!) изданий! По два издания в год! Люди никак не могли начитаться! Наверное, мы уже можем даже заключать пари на то, что представляет собой содержание такого полюбившегося всем романа. И мы это пари выиграем, потому что, как и ожидалось, роман абсолютно непристойный, посвящен сексуальным проблемам, в захватывающем и пропагандирующем виде показывает прелести свободной любви, а напоследок подкидывает нечто фрейдистское, (как всегда полубезумное), дилемму - как в человеке (женщине) примирить два начала: благородное желание всегда дать любому и животное побуждение стать матерью. Второе начало осуждается, потому что может отнять у свободного творчества слишком много времени и здоровья.

Что мы пропустили? "Декамерон" пропустили, который можно трактовать как сборник неумело косных порнографических рассказов, голоновскую Анжелику, случайные любовники которой могли бы сформировать собой роту почетного караула французского короля, а также неизменные по все подавляющему успеху, переписываемые от руки не одним уже поколением и приписываемые Алексею Толстому, "Возмездие" и "Баня", а также аналогичные сладкие фантазии неизвестных авторов "Элеонора", "Поэма о Леночке" и "История шведской девушки". Разве можно себе даже представить, чтобы с таким же неудержимым любопытством и томительным интересом расходились по рукам произведения Грибоедова или Шекспира? Этих авторов знают только вынужденно - по экранизациям и ежегодным юбилеям. И такое положение вещей образовано Богом?

Можно вспомнить и такие крутые бестселлеры, как "Давай поженимся" Джона Апдайка и романы Франсуазы Саган. У Апдайка выворачиваются наружу скрытые механизмы супружеской измены от самых первых поползновений души, и до последнего бесстыдного падения, а в романах Саган также разбираются по винтикам сексуальные комплексы, темные движения души, процессы доминирования плоти над моралью, мотивы измен, смен партнеров, преступная ревность, например, к любовнице отца, способы изощренного доведения человека до самоубийства и тому подобные прелести. Один американец, а другая француженка, но бестселлеры обоих затягивают душу совершенно одинаковой пеленой беспросветности половых испытаний и отчаяния от вечного напряжения в ожидании чужого предательства и от невозможности справиться с искушением предать самому. Вряд ли будет удивительным узнать, что кто-то из этих двоих повесился или сошел с ума, но когда они делятся с нами этими своими состояниями души, то их книги становятся бестселлерами.

Продолжить можно великими "латинос". Хулио Кортасаром и его нашумевшим романом "Выигрыши". Группа победителей лотереи в качестве приза совершает круиз на корабле, в течение которого всеми овладевает безумная идея фикс проверить, что находится на носу корабля, куда посторонним вход воспрещен. Массовое помешательство. Параллельно этому один пассажир (мужчина) пытается соблазнить другого пассажира (мальчика), но его опережает матрос из команды корабля, (а вот интересно, если мальчик познал женщину, то он теперь называется мужчиной, а когда его самого, еще девственника, познали как женщину, то, как его теперь называть?). Помимо этого еще несколько параллельных болезненных сексуальных тем, убийство единственного положительного героя, насилие, наркотики, маразматические выкладки сумасшедшего метафизика по ночам на корме (данные курсивом!), и еще ой-ой-ой сколько всего полубредового.

Следом за Кортасаром идет Маркес, но следом он идет только относительно диспозиции информации о нем на нашем листе. На самом же деле Маркес должен стоять впереди вообще всех современных писателей по мощи своего литературного дарования, которое, правда, удивительным образом проявило себя почему-то только в одном из его произведений, а именно в романе "Сто лет одиночества". Эта великая книга единым захватывающим дыханием рассказывает фантастическую историю одной семьи, на протяжении которой мы знакомимся с кровосмешением, жестокими убийствами, проституцией, рисованием экскрементами, жестокостью родителей, трагическими смертями и разлуками, любовью, проявляющейся как многолетняя ненависть, изменами, грубыми совращениями и незатейливыми соблазнениями, самодурством, хищностью, неприкрытым блудом, с ослаблением воли женщин к сопротивлению при виде огромных фаллосов, с малолетнею проституцию, революционным террором, самоубийствами, и если вы хотите еще что-нибудь добавить из того перечня, которым обычно характеризуют пороки и психические недомогания, то можете вполне уверенно относить это к какому-либо из эпизодов данной книги.

Разве не удивительно, что такой набор сюжетов, годный более для архивов психиатрических клиник и полицейских участков, привлекает наше неослабное внимание и постоянный всеядный интерес? Это не должно быть удивительным только в том случае, если этот процесс, как и некоторые другие процессы нашей жизни, обходится без Его присутствия. Это чисто наше. Поэтому все так и убого. Поэтому мы и выбираем именно эти перлы и шедевры. Так происходит всегда, когда мы предоставлены самим себе. И, кстати, даже понимая это, скажем себе честно - разве не лучшая реклама всем этим бестселлерам все эти краткие аннотации, которые мы им сейчас дали? Ведь теперь даже тот, кто их не читал, но случайно встретил на каком-нибудь книжном развале, обязательно их теперь себе купит. Естественно, только с тем лишь намерением, чтобы разделить свое возмущение, которое эти книги вызывают у него своей низкой нравственностью, с нашим возмущением, которое зародилось в наших душах сразу же, как только мы с сожалением перелистали последнюю страницу.

Все эти вышеперечисленные перлы и шедевры, правда, можно сильно разбавить не менее популярными детективами и любовными романами, век которых длится не более года, но, несмотря на литературную бледность этих жанров, по содержанию в них почти то же самое - убийства, измены, совращения, секс, низменные страсти, дешевый юмор, физиологические подробности, маниакальные злодеи, кровь, предательство, насилие, алчность и "хэппи енд". Есть еще любимые некоторыми книжки про вампиров, фантастических монстров, кибернетических серийных убийц и т.д., но все это, естественно, также не может относиться к тому, что напутствовалось бы в нашу жизнь через литературу Богом. Это не от него. Тут и сомневаться не надо. Если признать, все-таки, реальное существование дьявола (что сомнительно), то он, наверное, курирует как раз искусство, в основном кино, и литературу в частности. Потому что, как подросток вожделенно перед сном кладет руки под одеяло, так и мы, похоже, попросту забавляемся в искусстве собственными пороками и подавляемыми зовами к ним. Все, что может подпитывать любопытство или переживания в этой области, - все это всегда имеет успех. А знает ли читатель, какая отрасль искусства наиболее прибыльна по своим барышами и стоит на уровне торговли нефтью и оружием? Если читатель знает, то мы с ним многозначительно и понимающе помолчим. А если он не знает, то мы ему подскажем - это порнография. Теперь и с этим просвещенным читателем мы также можем многозначительно и понимающе помолчать на тему того, сколько в искусстве от Бога, а, сколько от дьявола.

Довершить данное соображение можно еще одним аргументом. Ведь если предполагать, что Бог наполняет искусство своим содержанием, то этот процесс должен непосредственно наблюдаться как идущий от каких то исходных позиций, к каким-то более высоким по своей сложности или уровню исполнения, рубежам. Если кто-то прикладывает руку к чему-либо на протяжении тысячелетий, то последствия этого участия должны всегда быть видимыми в постоянном усовершенствовании и развитии к лучшему того, к чему усилия прикладываются. А если процесс идет беспорядочно, или, наоборот, сверху вниз, то вполне резонно говорить о том, что никакого Бога за ним не найти. Переходя в этой связи без обиняков к искусству и литературе, можно сразу же заметить одну особенность - и искусство и литература деградируют! Как ни обидно было бы об этом говорить, но говорить об этом можно, потому что здесь толкает на выводы не столкновение вкусов, о которых можно спорить, а объективные характеристики сравнения.

Например, музыка докатилась до рэпа. Рэп - это художественная декламация текста под музыкальное сопровождение. Ну и шут бы с ним, но посмотрите вокруг: рэп побеждает все остальные виды музыкальной культуры. На всех "эвордах" побеждает только рэп. Музыка вымирает на глазах. Причем этот процесс происходит красиво и не без приятности для нас всех. Мы не только не возражаем, мы даже голосуем "за" своими кошельками. Если пишущего эти строки поставить перед выбором между посещением филармонии, где дают 1-й концерт Чайковского для фортепиано с оркестром, и стадионом, куда проездом заскочил Роберт Плант, то он выберет второе. То есть его вкус за "Лед Цеппелин". Но даже самые горячие поклонники "цеппелинов" не могут не признать, что в 1-м концерте Чайковского звучит около 100 инструментов, а у рок-групп хорошо, если наберется пять. Объективно говоря, - деградировала музыка или не деградировала? Больно признавать, но деградировала весьма основательно даже по этому показателю. Правда, здесь может последовать возражение, что Бах, например, вообще обходился одним инструментом - клавесином или органом. Обходился, это так. Но Бах писал полифонически! Всего на одном инструменте у него в одной музыкальной пьесе одновременно (!), сходясь и расходясь, сплетаясь и расплетаясь, живя отдельно, но в гармонии, начинаясь одной общей нотой и заканчиваясь также одной общей нотой или аккордом, звучат сразу несколько мелодий! Кому сейчас такое под силу даже несколькими рок-группами сразу, или несколькими струнными квартетами вместе?

Нынешние живопись и скульптура разве могут сравниться с тем, что делали древние греки или Мастера Возрождения? Кто сейчас также изысканно и величаво может изобразить бегущую антилопу, как это делал резчик по кости каменного века? Посмотрите - это недосягаемо! Какой сюрреалист сравнится с Иеронимом Босхом? И рядом не поставишь. А что поставишь рядом с "Черным квадратом"? Куда дальше уже падать? Единственное, что могут нынешние, - это повторить старых. Как Уайтсон, например, в картине "Мир Кристины". Да и старые в почете только те, которые по силам для недалекого восприятия - Рубенса с неуверенной рукой знают все, а кто знает Винтерхальтера или Петруса Шенделя? А все, что новое от модернизма двадцатого века - несомненное уродство, причем сами авторы не смогут объективно оспаривать, что собранная кое-как из рваных осколков бронзы женщина, или набросанная размытыми треугольниками и прямоугольниками на холст лошадь, - уродливы. Они с этим согласятся относительно нашей эстетики (принципов понимания прекрасного). Но относительно их эстетики, скажут они нам, это является красотой. Не будем спорить с их эстетикой, пожелаем от всей души им просто жениться на таких женщинах и кататься на таких лошадях. Это их дело. А признать, что изобразительное искусство пало ниже некуда - наше дело.

Многие виды искусства просто пережили собственную смерть, и держатся в этом мире на престиже, который обусловливается только тем, что наиболее богатой группе людей хочется иметь свое собственное поле игры в наслаждение прекрасным, куда не входили бы представители других слоев. Для этого финансово поддерживаются через государственные программы и частное меценатство такие жанры, как опера и балет, куда обывателя и в качестве наказания не затянешь, но куда с тоской в душе, но с негою во внешнем облике ходит элита общества, чтобы на фоне разворачивающихся событий на сцене показать себя как можно с более выгодной стороны в зале и в вестибюле. Опера, которая когда-то была подлинно народным искусством, превратилась в цирковое состязание вокальных данных, где каждый одновременно и клоун по общей картине зрелища, и эквилибрист по профессиональной сложности партии. Балет, который когда-то был, несомненно, волнующе эротичным зрелищем со своими понятиями красоты, теперь превратился в невинное по намерениям участвующих, но срамное по антуражу их сценических нарядов и устаревшее по форме, напыщенно-костюмированное представление. Если бы, скажем, кино было так же престижно, как балет и опера, то и его постигла бы та же судьба - до сих пор верхние слои общества многозначительно ходили бы смотреть на фильмы, где актеры играли бы в манере Мэри Пикфорд и братьев Маркс, а смеяться над их наивными ужимками считалось бы признаком низкой культуры. Слава Богу, кино не прибрали к рукам сильные мира сего, и оно продолжает идти в ногу со временем, то есть вырождается с каждым годом, благодаря вырожденцам-извращенцам режиссерам.

Однако и кино превратилось в наборы штампов, которые можно проглатывать без разжевывания, где злодеи узнаются по первым кадрам, герои действуют по одной и той же схеме, полицейские теряют напарников, самых любимых людей берут в заложники, самые преданные супруги оступаются, самые ревнивые прощают, самые честолюбивые смиряются, дети учат родителей чистому взгляду на жизнь, а родители учат детей не сдаваться, убитый враг обязательно вскочит для еще одной пули, плохие хотят взорвать корабль, хорошие все время стреляют в сторону плохих, средние помогают хорошим, безвольные становятся плохими, армия делает настоящими людьми, тюрьма для того, чтобы из нее бежать, телефон для того, чтобы по нему угрожать или сообщать неожиданные пренеприятные известия, собаки говорят о тонкой душе хозяев, с утра надо не забыть спасти мир, а с 25-ти граммов виски можно напиться в усмерть и наделать много глупостей, во время которых тебя спасут случайно вовлеченные в твои неприятности спутники, а потом воспользуются этим и склонят тебя к свадьбе. Увидеть что-либо подобное тому, что было у Чаплина, где все так непредсказуемо и так трагически смешно, сегодня вряд ли кому удастся. Хотя, Чаплин - это и не кино. Это - клоунские репризы высочайшего мастера клоунады, получившие технические возможности кинематографа. Отдельные удачи, такие, как, например, "Иди и смотри" Климова, где язык истинно киношный и честный, погоды не делают.

А что касается литературы, то здесь и говорить не о чем. Лучшие ее времена давно уже прошли. Мы сейчас просто впишем в две колонки названия стран и напротив их литературных гениев, которые давно ушли из жизни. Пусть любой попробует вписать рядом с этими именами хоть кого-либо одно из современных. Для этого потребуется много смелости. Но окончательно воспользоваться этой смелостью поможет позволить только наглость. Потому что поставить рядом некого.


Иран - Заратустра


Индия - "Бхагавадгита и Махабхарата"


Греция - Гомер


Россия - Пушкин


Грузия - Шота Руставели


Англия - Шекспир


Таджики - Омар Хайям


Израиль - Екклесиаст


Испания - Сервантес


Италия - Данте


Арабы - "1000 и одна ночь"


Финляндия - "Калевала"


Бельгия - Шарль де Костер ("Легенда о Тиле")


Китай - Конфуций


Франция - Дюма и Жюль Верн


Армения - "Сасунци Давид"


Чехия - Ярослав Гашек


Япония - Акутагава Рюноскэ


Польша - Прус и Мицкевич


Узбеки - Навои


Мексика - "Пополь вух"


Корея - Кёсан ("Повести о Хон Гиль Доне")


Туркмены - "Шасенем и Гариб"


Это, так сказать, личностная составляющая двух уровней сравнения. А есть и техническая: древнейшие произведения литературы писались в стихах. И так продолжалось еще долго после этого. И только в 18-19 веках эти две области сравнились между собой по значению. Согласимся, что писать в стихах гораздо сложнее, чем в прозе. Попробуйте написать так и этак простую записку о том, что деньги на картошку на телефонном столике, а светлые брюки не одевай, потому что на улице дождь: тротуары в машинном масле и брюк потом не достираешься. Что потребует большего мастерства? То-то же! А ведь то, что написано прозой, вполне может излагаться стихом, а вот, чтобы наоборот - далеко не всегда! Попробуйте "Мцыри" Лермонтова рассказать словами - не о чем будет вообще говорить. А стихи дают возможность рассказать об этом же в тоне красивой, зажигающей трагедии. А что касается литературного авангарда, то здесь вообще клониться к низу дальше некуда, потому что если литература отказывается от связного содержания, то чем она принципиально отличается от бессвязного бреда?

Кроме того, говоря о литературе, как о виде искусства, аккумулирующем в себе и сам смыл, и саму возможность содержания, надо признать здесь, что ее содержание никуда не уходит от содержания нашей жизни, которое, как мы уже отметили для себя, имеет совершенно однообразное для истории значение. Отсюда и вечные сюжеты, и вечные персонажи, и вечные темы, и вечные завязки с развязками, и одна и та же фабула. Никаким новым содержанием литература также не наполняется, как и содержание самой нашей жизни. А если и наполняется, то только вслед за самой жизнью, которая в свою очередь ничем новым не наполняется. Меняется время описываемых событий и исторические условия. А события одни и те же, несмотря на то, что пиратов заменила братва, кавалеров частные детективы, придворных дам юные адвокатши, дуэли сменились драками в баре, ночные разговоры под балконами телефонными перезвонами, героические подвиги выполнением государственных заданий и т.д. Так что, в своем самом основном смысле литература также не исторична. Например, ее основная фабула - история об испытаниях, выпавших на долю двух любящих сердец, - вполне подходит и к истории Лейли и Меджнун и к истории Саши и Кати из "Двух капитанов" Каверина. Все это про одно и то же по своему основному смыслу. Как и все остальные сюжеты. Литература - не тот объект в истории, который мы пытаемся для себя определить как искомый. Наверное, к счастью. Но мы говорили об общей деградации искусства. Закончим эту тему театром.

Что мы здесь видим? Театр, там, где он сохраняет традиции, еще держится. Но, столкнувшись с его новыми формами, где герои ходят на ходулях, одеваются в одинаковые простыни или юбки (все повально!), совершают постоянные непереводимые пантомимы, вылезают из немотивированных содержанием бочек, передвигаются ползком, поочередно намеренно шарахаются спиной о жестяную пластины в центре сцены, монологи проговаривают лежа, а также совершают прочие безобразия, хочется, чтобы кто-либо властный и нормальный ткнул носом этих новаторов и как Белолобому (неразумному щенку, из какого-то детского произведения о животных) повторил несколько раз: "Ходи в дверь! Ходи в дверь! А не в окно!". Но даже если и предоставить театральных экспериментаторов самим себе без всякого воспитующего действия на них со стороны, то и обычный театр, не падая низко, никуда и не растет. Тоже все вершины уже достигнуты, остается только достойно повторять нажитое предшественниками.

Даже в порнографии, которая по рейтингу популярности занимает двадцать первых сайтов (двадцать первых!!!) в списке наиболее посещаемых тем интернета, произошел откат от достигнутых позиций. Наше "даже" говорит не об осуждении порнографии. Мы не вправе осуждать свой интерес к ней. Это - тоже наша природа. Отказавшись от материализма, как возводящего эту природу в причину Всего, мы отказались и от идеализма, который делает эту природу иллюзорной и недостойной. Мы договорились, что раз уж Бог создал нас для жизни и в природе, то ничто в природе не может не быть занятием для людей, если это не встречает сопротивления других участников данного занятия. Наше "даже" имеет в виду только соотносительность порнографии с искусством, потому что с одной стороны это уровень средневекового бродячего цирка (раньше в нем показывали исключительные уродства человека и гребли на этом деньги, а теперь показывают наоборот исключительные достоинства и гребут деньги, опять же, с этого), а с другой стороны, она прямо является не искусством, а наркотиком, миром мечты, в котором через отождествление с персонажами переживается то, на что вряд ли пошел бы каждый человек в реальности. Поэтому никто не против порнографии. Это - дело личного интереса. Здесь каждый свободен в предпочтении, отвергании или даже в поклонении ее стереотипам. Большого общественного вреда за ней вряд ли можно заметить. А полезна она хотя бы уж тем, что способствует обмену опыта между людьми, будит чувства, дает сексуальный заряд, совершает методико-наглядное обучение начинающих, сближает случайных знакомых и помогает коротать длинные зимние вечера. Но и здесь - ощутимые потери. От французских игриво-монументальных картинок она перешла к чувственной голландской, оттуда перевалила к изобретательной итальянской, оттуда откинулась к смачной немецкой, а от нее докатилась до механистически-животной американской, где никакого томления, никакой неги, где все смешалось в уродливую кучу: кони, люди, собаки, идиоты в масках, заумники с камерами, мужчины с мужчинами, женщины и мужчины с неженщинами-немужчинами, хлещут плети, жужжат вибраторы, им на смену приходят телефонные трубки и баллончики дезодорантов, истекает кал и струится моча, как будто все это происходит в меблированном туалете, куда каждый рвался, судя по отправлениям, как минимум три дня, но когда все там счастливо встретились, то решили пока повременить ради других потребностей. Конец пришел и этому "искусству".

Если любое творчество, даже такое примитивное, достигает своих пределов и начинает угасать, то такие рваные ритмы могут возникать только от истощения творческого запала человека. У Бога не могло бы истощаться ничего. Пределы достигаемого в искусстве говорят о том, что данные пределы порождаются пределами возможностей того, кто за этими достижениями стоит.

Наука, например, не знает никаких пределов, поскольку Бог постоянно эти пределы необозримо расширяет. А там, где Его нет, естественны вот такие тупики и откаты назад. Без Его поддержки недолго задерживается человек даже на том высоком, чего достиг собственными усилиями. Если все в истории прогрессирует, а искусство регрессирует, то это не то, для чего Он затевал историю. На этом придется и закончить.


А впереди у нас совершенно невеселая перспектива. Этика, за неимением ничего другого.











 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх