Щенку дают имя

Я решил кормить щенка молоком. Налил полную тарелку, но он тут же залез в неё лапами и перевернул. Молоко растеклось по глиняному полу. Так повторялось несколько раз. Я никак не мог приучить глупое животное не лазить лапами в тарелку. Наконец вмешалась мама. Она дала тяжёлую медную миску, и молоко больше не проливалось.

Мой четвероногий приятель рос не по дням, а по часам. Спал он возле сундука на веранде. Я приготовил ему там мягкую постель. Он ловил лапами солнечных зайчиков на полу, очень любил трепать веник, доставалось от него и ботинкам. Затащить ботинок куда-нибудь ему ничего не стоило, тут он был храбрец. А вот чего боялся — так это петушиного крика. Едва заслышит кукареканье, подожмёт хвост, весь ощетинится — и шмыг в тёмный угол за сундуком! Я в таких случаях жалел его — ведь он сирота, но в то же время и досадовал на трусишку, хотелось, чтобы щенок мой стал сильным и отважным. Однажды к нам зашёл сосед, дядя Керим. Он бывалый охотник и хорошо разбирается в собаках. Увидев щенка, дядя Керим спросил, как его зовут.

— Щенок, — ответил я.

Дядя Керим улыбнулся, поднял щенка, внимательно рассмотрел его мордочку, глаза, лапы, а потом и говорит:

— Тебя-то ведь зовут не мальчик, а Махач, его тоже надо как-нибудь назвать. А ну придумай хорошее имя!

Я стал думать, но ничего придумать не мог. Тогда дядя Керим предложил:

— Давай назовём его Аслан. Ты не смотри, что маленький, он будет сильный, как лев.

«Аслан» по-лакски значит «лев».

Я обрадовался. Прекрасное имя!

— А ты знаешь, какой породы твой Аслан? Это же волкодав.

С тех пор я стал звать своего щенка Асланом. Сперва Аслан никак не мог понять, что это я его зову, и самым невежливым образом поворачивался ко мне хвостом. Но постепенно он привык и стал отзываться.

Мама тоже привыкла к Аслану, даже прощала ему многие проказы. И что только этот «лев» не творил! То соберёт в кучу самые разные вещи, то раскидает всё по полу. А однажды утащил и спрятал мамин чулок. Мы искали, искали его, так и не нашли. Только через неделю мама обнаружила чулок за сундуком. Но мама и это простила Аслану. Ей нравилось, что я теперь не так тороплюсь покончить с уроками и убежать к ребятам, больше времени провожу дома.

А однажды прихожу я из школы и вижу такую картину: вся морда Аслана и лапы в чём-то белом. Пёс старается языком облизать себе физиономию, а на шее у него болтается горловина глиняного кувшина. Сперва я ничего не понял, а потом увидел осколки кувшина и сообразил, в чём дело. Утром мама, подоив корову, кувшин с молоком оставила на полу возле печи. Аслан наткнулся на него и захотел полакомиться молочком. Сунул он голову в кувшин, а вынуть не смог. Мотал, мотал головой, пока кувшин не раскололся, а горловина осталась на нём, как ошейник.

Ну и дела! Я попробовал снять — не тут-то было. Пришлось ждать маму. Я боялся, что мама рассердится и накажет щенка. Но мама, увидев на Аслане такой странный ошейник, только рассмеялась. Она разбила глиняный ошейник, и Аслан убежал.

Вообще мама у меня добрая и жалеет всё живое. Говорят, люди от горя черствеют. Не знаю, моя мама так много пережила, а всё равно сердечная, отзывчивая.

Мама часто рассказывала об отце, какой он был справедливый, сильный. Особенно по вечерам она любила вспоминать папу, когда спать ляжем. После смерти отца осталась от него тёплая овечья куртка. Мама очень берегла её и говорила, что она пахнет моим отцом. Я тоже нюхал, но ничего не мог вынюхать. Ведь я ни разу в жизни не видел отца, хотя всегда скучал о нём.

Аслан восхищался каждому новому предмету и знакомству с ним. Он считал, что все вещи — его друзья. Но были у щенка и враги: петух, кувшин, кошка и Алик. Как выяснилось позднее, Алик любил дразнить Аслана и даже кидать в него камешки, потому он и попал в число недругов.

Как-то мы сидели с моим другом Аликом на крыше возле сложенного кизяка и решали задачи. Вдруг раздалось кудахтанье, и в ответ завизжал Аслан. Соседская курица, нахохлившись и распустив крылья, надвигалась на нашего «льва», а щенок, повизгивая, пятился. Вокруг них в панике суетились цыплята, похожие на жёлтенькие шарики.

Увидев меня и почуяв защитника, мой трусишка расхрабрился и набросился на противника. Что тут было! Хохлатка как могла защищала свой выводок, а Аслан всё норовил ухватить её за крыло. Пух и перья летели во все стороны. Я с трудом разнял их. Соседка, конечно, пожаловалась маме. Мама рассердилась и велела привязать Аслана.

Мой друг, мой Аслан на цепи! Я так страдал от этого, будто не его, а меня собирались привязать. Но делать было нечего: мама сердилась и грозила прогнать пса. А тут ещё и дядя Керим поддержал маму. Он сказал, что такого отличного волкодава грех держать дома, что вот пригонят овец в горы на летнее пастбище, и надо тогда подарить Аслана старшему чабану дяде Мухтару. Чабанам нужны собаки злые, настоящие сторожа. И чтобы Аслан стал злее, надо уже сейчас посадить его на цепь.

— Но зато летом, — утешил меня дядя Керим, — в стае, в горах, он будет на полной свободе…

Пришлось согласиться.

Да, вы, наверное, не знаете, что наши колхозные отары обычно зимуют в Прикаспийской низменности, на кутанах, и домой возвращаются только весной. Совсем как перелётные птицы…

Я учился в четвёртом классе, свободного от занятий времени у меня было не так уж много, и всё-таки каждый день — и утром и вечером — мы с Асланом отправлялись на прогулку. Ох и хорошо нам было на свободе! Аслан лаял, носился как угорелый, гонялся за птицами, барахтался в пыли. Я всё ему разрешал.

Так рос мой Аслан. Скоро он стал совсем сильным, красивым и петухов уже не боялся. Знакомых встречал приветливо, разрешал себя погладить, а на чужих смотрел с недоверием и опаской. Особенно, как я уже говорил, Аслан невзлюбил Алика. Стоило тому появиться у нас во дворе, как Аслан начинал рваться с цепи и лаять до хрипоты. Ведь когда Алик кидался в Аслана камнями, бедняга даже не мог постоять за себя, он же был на цепи. Но зато меня Аслан любил преданно. Только приду из школы — сразу кидается ко мне, положит передние лапы на плечи и всё норовит лизнуть мне лицо. А то, хитрец, сначала притворится спящим, потом откроет один глаз, другой — и как вскочит, как бросится на меня, того и гляди с ног собьёт.

А однажды Аслан каким-то образом отвязался и отправился меня искать.

У нас был урок природоведения. Только Антонина Галиевна принялась рассказывать про полезные ископаемые, как дверь приоткрылась и показалась чёрная голова Аслана. Увидев меня, пёс радостно взвизгнул и кинулся через весь класс. Антонина Галиевна отпрянула от стола, будто перед ней и впрямь был лев, а ребята повскакали с мест, стали звать Аслана, кричать. Словом, гам поднялся невообразимый! Чтобы увести Аслана, пришлось мне уйти с урока. Но и оказавшись на улице, этот дурень не собирался возвращаться домой. Он радовался, кидался мне под ноги, старался лизнуть, но я был так на него зол, что даже несколько раз пнул беднягу ногой… Однако Аслан и тогда не убежал. Он лёг на спину, поднял все свои четыре лапы и смотрел на меня жалобными глазами, будто умолял не бить. Я крикнул на него и прогнал прочь. Аслан поджал хвост и, опустив голову, побрёл домой, а я вернулся в класс. Учительница промолчала, но от завуча мне после уроков попало, и я вернулся домой злой, с твёрдым намерением ещё раз наказать Аслана.

Пёс лежал возле конуры, положив голову на вытянутые передние лапы, и даже не взглянул на меня. Я отошёл прочь. Вечером он не только не притронулся к еде, но, увидев меня, отвернулся, словно человек, который презирает обидчика. Я звал его, уговаривал — ничто не помогало. И стало мне стыдно. В чём, собственно, виноват мой Аслан? В том, что отвязался и нашёл меня по запаху? Он так радовался, а я побил его… Это я виноват, а не Аслан. Но что теперь делать? Настроение у меня стало прескверное.

И на следующий день пища в Аслановой миске оказалась нетронутой. Я отвязал своего обиженного друга и по совету дяди Керима повёл в горы, благо был выходной день. Аслан покорно следовал за мной, но вид у него всё ещё был обиженный. Я уж и не знал, как мне добиться его прощения. К вечеру мы как будто примирились, и Аслан разрешил поиграть с ним. На другой день я не подходил к Аслану — так велел дядя Керим, он хорошо знал повадки собак.

— Надо, чтобы Аслан соскучился, — сказал он.

И действительно, на третий день Аслан, увидев меня, уже принялся прыгать, визжать и радоваться совсем как прежде. Мир был заключён окончательно.

Проходили дни. Аслан взрослел. Стал он как отлитый из бронзы. Мускулистый, сильный, подрезанные уши насторожены. Дядя Керим, который про собак всё знал, говорил, что это первый признак настоящего волкодава: уши у него не должны висеть, как у объевшейся свиньи, и их обязательно надо подрезать, чтобы не мешали в схватке с волками. Вот моему Аслану, моему львёнку, и подрезали ушки ещё в месячном возрасте.

Очень мне жаль было расставаться с таким преданным и красивым псом, но делать нечего: я должен был ехать в пионерский лагерь, а Аслану пора было заняться настоящим делом — стеречь овец.









 


Главная | В избранное | Наш E-MAIL | Прислать материал | Нашёл ошибку | Верх