Фейт Рингголд – известная художница, прославившаяся своими разрисованными лоскутными одеялами. Ее выставки проходят в крупных музеях по всему миру, ее работы включены в постоянные экспозиции музея Гуггенхайма, Художественного музея Метрополитен и Музея современного искусства. Кроме того, Фейт Рингголд писатель и обладатель Медали Кальдекотта,[13] которую она получила за свою первую книгу «Tar Beach». Также она сочиняет и записывает песни.

Жизнь Фейт наполнена творчеством. Любопытно, что она нашла себя на этом поприще в период, когда из-за болезни не могла посещать школу. В возрасте двух лет она заболела астмой и поэтому поздно начала получать школьное образование. Во время интервью Фейт рассказала мне, что именно невозможность посещать школу из-за астмы сыграла положительную роль в ее развитии. Она говорит об этом так: «В результате болезни я оказалась вне влияния определенных школьных догм и доктрин, понимаете? Я осталась в стороне от того воспитания, которому, как я думаю, подвергаются многие дети в том регламентированном обществе, каковым является школа. В некоторой степени это, конечно, оправданно. Ведь когда множество людей собирается в одном месте, необходимо установить определенные правила, для того чтобы система работала. Моя же жизнь никогда и никем не регламентировалась. Я пропустила детский сад и первый класс. В школу начала ходить только со второго класса. Ежегодно я отсутствовала на занятиях по меньшей мере около двух-трех недель из-за астмы. И поверьте, совершенно не возражала против этого».

Мать много занималась с Фейт, чтобы помочь дочери наверстать пропущенный в школе материал. А в свободное от учебы время они имели возможность с головой погружаться в безграничный мир искусства, царившего в Гарлеме в 1930-х годах.

«Моя мать ходила со мной на все знаменитые выступления того времени. Это были концерты Дюка Эллингтона, Билли Холидэй, Билли Экстайна и других замечательных певцов и музыкантов того времени. Поэтому именно этих людей я считала по-настоящему творческими личностями. Было очевидно, что они вкладывали в свое искусство всю душу. Мы все жили по соседству. С ними можно было просто столкнуться на улице, понимаете? Меня на всю жизнь вдохновили их творчество и готовность отдавать себя своим слушателям. Это помогло мне лучше понять коммуникативный аспект жизни творческого человека.

Меня никогда не заставляли быть похожей на других детей. Я не одевалась так, как они. Я не выглядела так, как они. И моя семья не ждала от меня такой схожести.

Поэтому со временем я начала делать то, что считалось немного странным. Моя мать была модельером одежды и, как я считаю, художницей, хотя сама она никогда себя так не называла. Она много помогала мне, однако никак не могла решить для себя, хорошо ли, когда искусство становится делом всей жизни».

Когда Фейт наконец-то стала постоянно ходить в школу, она заметила, что испытывает неподдельное вдохновение и эмоциональный подъем на уроках рисования.

«Уже в начальных классах у нас началось рисование. Это был великолепный опыт. Просто великолепный. Я отчетливо помню, как учителя приходили в восторг от некоторых моих работ, а я удивлялась: почему они думают, что это так хорошо? Но никогда ничего не говорила. Как-то в седьмом или восьмом классе наша учительница на одном из занятий хотела помочь нам сделать попытку увидеть не глядя. Она предложила нам нарисовать таким способом цветы. Я сказала: «О боже, я не хочу, чтобы она это видела, это просто ужасно». А она подняла мой рисунок и сказала: «Да это же просто чудесно. Посмотрите на него».

Сейчас я понимаю, почему ей это понравилось. В моей работе чувствовалась свобода, и именно это нравится мне, когда я смотрю на детские рисунки. Это выразительно, это чудесно. Это своего рода волшебство, которым обладают дети. Дети не видят в искусстве ничего странного и необычного. Они его принимают, они его понимают, они его любят. Приходя в музей, они свободно смотрят по сторонам и не чувствуют угрозы. А взрослые чувствуют. Они боятся, что увидят послания, которые не смогут расшифровать, в то время как от них будут ждать какой-то реакции, каких-то слов или действий, связанных с увиденными произведениями искусства. Дети же могут просто принять искусство, потому что такова их натура. Они остаются такими до тех пор, пока не начинают критиковать самих себя. А может быть, они утрачивают непосредственность потому, что мы начинаем их критиковать. Я стараюсь этого не делать, однако мир все равно будет их критиковать и оценивать, приговаривая: «Это не похоже на дерево, это не похоже на человека». Пока дети еще маленькие, они не обращают внимания на подобные слова. Они раскрывают смысл нарисованного прямо на ваших глазах. «Это моя мамочка, а это мой папочка, и мы подошли к дому и срубили дерево». И так далее и тому подобное. Дети рассказывают нам все о своих рисунках и искренне считают их чудесными. И я разделяю их мнение. Ведь в своем творчестве они совершенно свободны, а значит – правы.

Я думаю, что дети обладают такими же врожденными способностями к музыке. Их голоса похожи на маленькие звонкие колокольчики. Однажды я проводила в одной из школ сорокаминутные занятия с разными детьми от ясельного возраста и до шестого класса. В ходе каждого занятия дети читали книгу, а затем я показывала им слайды с некоторыми моими работами и учила их петь мою песню «Каждый может летать» («Anyone Can Fly»). Неважно, были это дети ясельного возраста, воспитанники детского сада, первоклассники, второклассники, третьеклассники или четвероклассники, – они просто подхватывали песню! Однако с пятиклассниками уже начинались проблемы. Их голоса больше не походили на колокольчики, дети стеснялись самих себя, а некоторые вообще смущенно отмалчивались и отказывались петь».

К счастью, Фейт никогда не сдерживала себя подобным образом. Ей с раннего детства нравилось исследовать свои творческие способности, и, став взрослой, она сумела сохранить в себе эту искру.

«Думаю, что с той самой минуты, когда я начала изучать искусство в колледже в 1948 году, я знала, что хочу стать художницей. Я не понимала, какой путь выберу, как это произойдет, но была твердо уверена, что это моя цель. Я мечтала стать художницей и заниматься этим всю жизнь. Каждый день нашей жизни дает возможность создать нечто чудесное и может стать таким же восхитительным, как все остальные. Он может принести удивительные открытия, потому что, когда вы рисуете или создаете что-либо, вы всякий раз находите совершенно новые способы делать это».

Я уже упоминал, что люблю спрашивать своих читателей, насколько интеллектуальными они себя считают. Обычно после этого я спрашиваю тех же самых людей, как они оценивают свои творческие способности. И в этом опросе я снова использую десятибалльную шкалу, где 10 баллов являются максимальным значением. Как и при оценке интеллекта, большинство людей помещают себя куда-то в середину шкалы. Примерно из тысячи людей лишь менее двадцати человек оценивают свои творческие способности в 10 баллов. Чуть большее количество присваивает себе 9 или 8 баллов. С другой стороны, всего несколько человек из той же тысячи оценивают свои творческие способности в 1–2 балла. Я думаю, что здесь люди традиционно ошибаются, так же как и в оценке собственного интеллекта.

Однако истинный смысл этого задания открывается, когда я спрашиваю, сколько людей поставили себе разные баллы за интеллект и творческие способности. Обычно при этом поднимает руки большинство – приблизительно от двух третей до трех четвертей аудитории. Почему же так происходит? Думаю, это связано с тем, что большинство людей расценивает интеллект и творческие способности как абсолютно разные вещи. Они полагают, что человек может быть очень интеллектуальным и при этом иметь невысокие творческие способности, и наоборот.

На мой взгляд, это свидетельствует о фундаментальной проблеме. Значительная часть моей работы с организациями посвящена демонстрации неразрывной взаимосвязи интеллекта и творческих способностей. Я твердо верю в то, что невозможно быть творческим и при этом интеллектуально неразвитым человеком. Аналогичным образом высшей формой интеллекта является творческое мышление. В поисках своего призвания чрезвычайно важно понимать истинную природу творчества и иметь четкое представление о том, как оно соотносится с интеллектом.

Как показывает мой опыт, большинство людей имеет узкое представление об интеллекте и, как правило, рассматривает его с точки зрения академических способностей. Вот почему многие одаренные люди в конечном итоге начинают считать себя интеллектуально слабыми. Творческие способности также со всех сторон окружены мифами.

Одним из этих мифов является то, что творческими способностями обладают лишь особенные люди. Это не так. Каждый человек от рождения наделен огромным творческим потенциалом. Главная сложность состоит в том, чтобы его по-настоящему раскрыть. Ведь творчество во многом сродни грамотности. Мы принимаем как должное, что почти любой из нас может научиться читать и писать. Если человек не умеет читать или писать, вы же не думаете, что он неспособен к этому. Вы предполагаете, что он просто этому не обучался. То же самое можно сказать и о творчестве. Когда люди говорят, что не обладают творческими способностями, это часто объясняется тем, что они не знают истинную природу творчества и признаки его проявлений на практике.

Другой миф утверждает, что творчеством являются лишь избранные виды деятельности – такие как живопись, дизайн или реклама. Действительно, эти занятия напрямую связаны с творческим процессом. Однако в такой же степени он востребован в естествознании, математике, инженерии, предпринимательстве, спорте, наконец, в простых человеческих взаимоотношениях! Творческие способности можно использовать, занимаясь любым делом, активизирующим интеллект человека.

Третий миф заключается в том, что люди либо обладают творческими способностями, либо нет. Данный миф убеждает нас, что творческая одаренность, как и уровень интеллекта, является фиксированной величиной, подобно цвету глаз, и человек не в силах что-либо изменить. Но это противоречит действительности, потому что мы способны на любые творческие подъемы и в работе, и в жизни. Первым важным шагом на пути к этому является понимание тесной взаимосвязи между творческими способностями и интеллектом. Это один из наиболее верных способов обретения своего призвания, и он побуждает нас изучить главную черту человеческого интеллекта – уникальные возможности нашего воображения.

Как говорилось в предыдущей главе, человек склонен недооценивать свои чувства и свой интеллект. Такую же ошибку мы совершаем в отношении собственного воображения. Мы принимаем его как должное наряду с остальными чувствами. Мы даже критикуем людей за чересчур бурное воображение или за неуемную фантазию, утверждая, что объект нашего скепсиса «существует лишь в их воображении». Мы почему-то гордимся своей «приземленностью», «реалистичностью» и «практичностью», высмеивая тех, кто витает в облаках. И все же именно воображение ярче всего выделяет людей среди остальных живых существ.

Воображение лежит в основе каждого человеческого достижения. Оно привело нас из пещер в города, от игры костями животных к игре в гольф, от сырого мяса к изысканной кухне и от суеверий к науке. Существует сложная и глубокая связь между воображением и реальностью. И эта связь играет очень важную роль в поисках своего призвания.

Сосредоточиваясь на своем фактическом физическом окружении, мы обычно предполагаем, что воспринимаемая нами картина мира соответствует реальности. Именно поэтому мы можем водить автомобиль по оживленным дорогам, делать серьезные покупки и просыпаться рядом с правильным человеком. Мы знаем, что при некоторых обстоятельствах – например, при болезни, помутнении сознания или чрезмерном использовании психотропных веществ – предпосылка о соответствии воображения реальной действительности может быть ошибочной, но пока опустим этот вопрос и двинемся дальше.

Для нас обычное дело – выйти за пределы непосредственного чувственного восприятия и мысленно вызвать образы других мест и других времен. Если я попрошу вас подумать о своем лучшем школьном приятеле, любимой еде или самом надоедливом знакомом, вы сможете это сделать, не имея ни одного из указанных объектов непосредственно перед глазами. Такой процесс «мысленного видения» является важнейшим актом воображения. Поэтому я определил бы воображение как «способность вызывать в мозгу образы вещей, не воспринимаемые непосредственно нашими чувствами».

Вполне вероятно, вы скажете на это: «Тоже мне новость!» Ответ резонный, тем более, что он помогает подойти к ключевой мысли: среди всех наших способностей мы в наибольшей мере воспринимаем как должное именно свое воображение. Воображение имеет для нас жизненно важное значение. С его помощью мы можем возвращаться в прошлое, созерцать настоящее и предвидеть будущее. Благодаря этому дару мы способны делать нечто другое, имеющее глубокое и уникальное значение.

Мы можем творить.

Воображение дает нам возможность вызывать в уме и то, что когда-либо испытано нами, и то, что выходит за пределы нашего жизненного и чувственного опыта. Мы можем строить догадки, выдвигать гипотезы, делать допущения и предположения. Одним словом, мы можем мыслить творчески. Имея возможность высвобождать свой ум из реальности, существующей «здесь и сейчас», мы в каком-то смысле свободны, чтобы вновь возвращаться в прошлое, переосмысливать настоящее и предвидеть возможные варианты будущего. Воображение – это основа всего, что присуще исключительно человеку. Оно лежит в основе языка, искусства, науки, философских систем – всего бесценного разнообразия достижений человеческой культуры. Я могу проиллюстрировать эту великую силу воображения даже на примере космических пропорций.

В чем заключается смысл жизни? Это еще один хороший вопрос. Он, по всей видимости, не беспокоит других живых существ, но постоянно и сильно волнует человечество. Британский философ Бертран Рассел просто и блестяще подошел к этой проблеме. Его вопрос состоит из трех составляющих и заслуживает того, чтобы прочесть его дважды: «Является ли человек тем, кем он выглядит в глазах астронома – крошечным сгустком углерода с примесями и воды, беспомощно ползающим по небольшой и неважной планете? Или он является тем, кем его видит Гамлет? Или, возможно, и тем и другим одновременно?»

Три вопроса, заданные Расселом, содержат некоторые ключевые положения западной философии, не всегда, кстати, свойственные восточным учениям. Является ли жизнь по своей сути случайной и бесполезной или она столь же глубока и таинственна, как полагал трагический персонаж Шекспира? Мы еще вернемся к Гамлету, но сначала давайте рассмотрим идею нашего существования на этой маленькой неважной планете.

На протяжении многих лет телескоп Хаббла транслирует на Землю сотни захватывающих дух изображений отдаленных галактик, белых карликов, черных дыр, туманностей и пульсаров. Все мы видели впечатляющие документальные фильмы о фактах и фантазиях, связанных с космическими путешествиями, которые сопровождались непостижимыми данными о миллиардах световых лет и бесконечных расстояниях. Большинство из нас сегодня понимает, что Вселенная имеет гигантские размеры. Мы также понимаем, что Земля относительно мала.

Но насколько мала?

Очень трудно четко себе это представить. Ведь в случаях, когда речь идет о планетах, размер всегда относителен. Учитывая колоссальные расстояния между Землей и другими небесными телами, сложно подобрать аналоги для сравнения.

Я был рад, когда нашел прекрасный набор изображений, который помог мне получить представление об относительном размере Земли. У кого-то возникла блестящая идея вообще не учитывать расстояния, а попросту «извлечь» Землю и некоторые другие планеты из космоса и расположить их рядами друг за другом, как на школьной фотографии. Таким оригинальным способом нам дали определенное представление о масштабе вещей, и это поистине удивительно.

Вот первое изображение:

Это Земля и несколько ее ближайших соседей. Выглядим мы здесь довольно неплохо, особенно в сравнении с Марсом и Меркурием. Я даже думаю, что нас должно уже меньше беспокоить вторжение марсианских орд. Плутон, кстати, больше не считается планетой, и, глядя на эту картинку, можно понять почему. О чем мы вообще думали с самого начала? Он же едва крупнее горошины.

Теперь давайте немного уменьшим масштаб. Внезапно картина кажется уже не такой ободряющей. На рисунке изображена Земля рядом с некоторыми из наших крупнейших соседей по Солнечной системе.

Земля теперь выглядит менее внушительно в сравнении с Ураном и Нептуном и уж тем более с Сатурном и Юпитером. Плутон представляется настоящим космическим недоразумением. Но мы пока сохраняем достоинство – я имею в виду, что нас, по крайней мере, видно.

Однако теперь мы знаем, что история на этом не заканчивается. Знаем, что Земля мала по сравнению с Солнцем. Но насколько мала? А вот насколько…

В этом масштабе Земля выглядит маковым зернышком, а о Плутоне вообще можно забыть. И рядом – большое Солнце, которое на самом деле далеко не космический гигант, хоть и кажется таким на данном рисунке. Впечатляет, не правда ли?

Если мы еще немного увеличим масштаб, картина коренным образом изменится даже в глазах солнцепоклонников.

Земля на этой шкале просто исчезла, и само Солнце стало с булавочную головку. Но даже сейчас мы все еще сравниваем себя с относительно небольшими и близкими нам по космическим меркам объектами. Но что будет, если заглянуть дальше во Вселенную?

Не сводите глаз с Арктура, когда мы снова увеличим масштаб, чтобы увидеть Бетельгейзе и Антарес.

В таком масштабе Солнце выглядит песчинкой, а Арктур – небольшим апельсином. Кстати, Антарес – пятнадцатая по яркости звезда в нашей Вселенной, и находится она от нас на расстоянии более тысячи световых лет. Астрономы сказали бы, что это всего тысяча световых лет. Вспоминая, что световой год – это расстояние, которое луч света проходит за год календарный, начинаешь понимать истинные масштабы Вселенной. Но все равно тысяча световых лет звучит впечатляюще, особенно для Плутона, хотя по галактическим меркам это сущий пустяк.

К примеру, Магелланово Облако – одна из галактик, ближайших к нашему Млечному Пути. На нашем небе она выглядит легким светящимся облачком. Между тем ученые оценивают диаметр Магелланова Облака примерно в 170 000 световых лет. Земля в этих пропорциях ничтожно, невообразимо, необнаружимо мала.

И все же…

Я могу извлечь из сказанного и кое-что ободряющее. Во-первых, наш урок астрономии полезен для тренировки смены угла зрения. Что я имею в виду? Забудьте обо всем, что беспокоило вас сегодня с утра. Проанализируйте, какое это может иметь значение, если увеличить масштаб. Успокойтесь и живите дальше.

Во-вторых, подумайте о следующем. Похоже, эти изображения действительно подталкивают нас к положительному ответу на первый вопрос Бертрана Рассела. Кажется, мы с вами цепляемся за поверхность чрезвычайно маленькой и незначительной планеты. Но на самом деле это не конец истории. Может, мы малы и незначительны. Но наша уникальность по сравнению со всеми живыми существами Земли – и, насколько известно на сегодняшний день, всей Вселенной – состоит в том, что мы способны осознавать собственную незначительность. И это просто поразительно.

Используя силу воображения, кто-то создал эти удивительные астрономические рисунки. Используя ту же силу, я способен написать о них и опубликовать написанное – а вы можете это осознать и понять. На самом деле именно человечество создало Гамлета, о котором говорил Рассел, а также Мессу си минор Баха, Голубую мечеть, Сикстинскую капеллу, Ренессанс, пьесы Чехова, Шелковый путь, поэзию Йетса, блюз, рок-н-ролл, хип-хоп, Лас-Вегас, теорию относительности, квантовую механику, индустриализм, «Симпсонов», цифровые технологии, телескоп Хаббла – фантастическое и наглядное доказательство разнообразия человеческих талантов и стремлений.

Я не отказываю в воображении остальным существам, населяющим Землю. Однако ни одно из них не демонстрирует ничего даже отдаленно напоминающего те сложные способности, которыми человек обладает благодаря своему воображению. Другие живые существа тоже общаются между собой, но у них нет ноутбуков. Они тоже поют, но не ставят мюзиклы. Они могут быть живыми и подвижными, но «Цирк Солнца» – не их творение.[14] Они могут выглядеть озабоченными, однако не публикуют теории о смысле жизни, не проводят вечера, распивая «Джек Дэниэлс» и слушая Майлза Дэвиса. Они не встречаются в барах, сосредоточенно изучая изображения, полученные при помощи телескопа Хаббла, и пытаясь понять, что это может означать для всех живых существ.

Чем же объясняются такие кардинальные различия между мышлением и поведением человека и других живых существ на нашей маленькой планете? Мой однозначный ответ – воображением. На самом деле речь идет об удивительно сложной эволюции человеческого мозга, о той динамичности, с которой он способен функционировать и которая является причиной феноменального творческого потенциала человека. Именно эта способность к творчеству позволяет нам переосмысливать свою жизнь – и находить путь к своей стихии.

Воображение и творчество – это не одно и то же. Творчество переносит процесс воображения на новый уровень. Я определяю творчество как «процесс генерирования оригинальных идей, имеющих ценность». Воображение может быть сугубо личным делом. Вы можете воображать весь день напролет – и никто этого не заметит. Но человек творческий – это всегда человек деятельный. Его воображение работает для создания чего-то нового, для решения наболевших проблем, для действенной помощи миру.

Творчество можно считать воображением, примененным на практике.

Творчеством можно заниматься в любой сфере, где востребован интеллект. Это могут быть музыка, танец, театр, математика, наука, бизнес, взаимоотношения с другими людьми, поскольку человеческий интеллект отличается поразительным разнообразием, а люди способны творить многочисленными, самыми необычными способами. Позвольте привести два очень разных примера.

В 1988 году бывший участник группы Beatles, Джордж Харрисон, выпустил сольный альбом. Главной песней альбома была композиция This is Love, которая, как полагали Харрисон и его звукозаписывающая компания, могла стать настоящим хитом. В те дни, когда песни еще нельзя было скачать в Интернете, обычной практикой было сопровождение сингла так называемой «второй стороной пластинки» – песней, которая не указывалась в содержании и становилась дополнительным бонусом для слушателей. Единственной проблемой в данном случае было то, что у Харрисона не было записи, которую он мог бы использовать в качестве «второй стороны пластинки». Но, живя в Лос-Анджелесе, он постоянно общался с такими культовыми персонами, как Боб Дилан, Рой Орбисон, Том Петти и Джефф Линн.

Когда у Харрисона появился черновой вариант для «второй стороны пластинки», он попросил друзей-музыкантов присоединиться к нему и вместе спеть припев новой песни. В непринужденной и комфортной студийной обстановке пятеро рок-легенд создали песню Handle with Care, ставшую настоящим шедевром в репертуаре Харрисона после распада Beatles.

Несколько дней спустя Харрисон дал прослушать эту песню Мо Остину, возглавлявшему Warner Brothers Records, и Ленни Уэронкеру, главе A&R, – и те были просто ошеломлены. Песня была слишком хороша для того, чтобы служить лишь скромной «второй стороной пластинки», а в результате сотрудничества столь ярких исполнителей было получено такое легкое и одновременно блестящее звучание, что для него требовалась грандиозная сцена. Остин и Уэронкер предложили Харрисону записать целый альбом с командой, создавшей Handle with Care. Харрисон нашел идею интересной и обратился к друзьям.

Однако возникли некоторые организационные проблемы. Дилан через две недели должен был уехать в длительный гастрольный тур, а после его окончания собрать всех музыкантов в одном месте было проблематично. Тогда друзья решили записать альбом за то время, что оставалось до отъезда Дилана. Используя студию одного из своих приятелей, они записали треки для всего альбома. У них не было тех недель и месяцев, которые можно было бы потратить на шлифовку звучания, доведение до совершенства текстов и музыки, перебор десятков различных вариантов или беспокойство за партию гитары. Вместо этого они положились на нечто гораздо более естественное – творческий порыв, охвативший пятерых выдающихся музыкантов, объединившихся для достижения одной цели.

Это было настоящее сотрудничество. Каждый из них старался внести свой вклад в вокальную гармонию, гитарную линию или аранжировку. Они вдохновляли и торопили друг друга, но, что самое важное, отлично проводили время. Результатом стал альбом, выполненный на первый взгляд в небрежном (казалось, что песни придуманы на ходу) и в то же время безошибочно классическом стиле. Стремясь соответствовать легкой, расслабляющей атмосфере проекта, пятеро музыкантов решили не акцентировать внимание публики на своей известности и дали временному альянсу название The Traveling Wilburys. Альбом имел грандиозный успех – было продано пять миллионов его копий и бесчисленное количество синглов, включая Handle with Care. Журнал Rolling Stone назвал проект The Traveling Wilburys «одним из 100 лучших альбомов всех времен». На мой взгляд, это отличный пример творческого процесса в работе.

Ниже описан еще один случай, который кажется совершенно непохожим на предыдущий.

В начале 1960-х годов неизвестный студент Корнеллского университета швырнул в воздух тарелку в университетской столовой. Мы не знаем, что произошло после этого со студентом и его тарелкой. Может, он с улыбкой поймал ее, а может быть, тарелка упала на пол и разбилась вдребезги. Иными словами, в этом событии не было бы ничего заслуживающего внимания, если бы не тот факт, что за ним наблюдал некто экстраординарный.

Американский физик Ричард Фейнман был одним из признанных гениев двадцатого века. Он прославился своей революционной научной деятельностью в нескольких областях, включая квантовую электродинамику и нанотехнологии. Он был одним из наиболее ярких и популярных ученых своего времени – фокусник, художник, шутник и блестящий джазовый музыкант с особой страстью к игре на бонгах.[15] В 1965 году Фейнман стал лауреатом Нобелевской премии по физике. По его словам, в этом ему отчасти помогла та самая взлетевшая в воздух тарелка.

«В тот день, когда я обедал, какой-то парень швырнул вверх тарелку в столовой, – рассказывает Фейнман. – На тарелке лежал голубой медальон, эмблема Корнелла, и когда тарелка падала, эта голубая штука вращалась. Мне показалось, что она вращается быстрее, чем тарелка, и стало интересно, как соотносятся между собой их скорости. Я благодушно размышлял над этим, не придавая ситуации особого значения, но вдруг почти спонтанно составил несколько уравнений движения вращающихся объектов и обнаружил, что если тарелка небольшая, то голубая штука вращается в два раза быстрее, чем тарелка».

Фейнман набросал некоторые свои соображения на салфетке. После обеда продолжился обычный университетский день. Спустя некоторое время ученому снова попалась на глаза эта салфетка, и он, чтобы развлечься, продолжил обдумывать идеи, которые на ней набросал.

«Я начал анализировать это вращение, что привело меня к сходной проблеме вращения спина электрона в соответствии с уравнением Дирака,[16] а от этого, в свою очередь, я перешел обратно к квантовой электродинамике, то есть как раз к той проблеме, над которой работал в данный момент. Я продолжал расслабленно, непринужденно размышлять, как делал это раньше, и тут словно пробка выскочила из бутылки – мысли просто полились наружу, и достаточно быстро я разработал те идеи, за которые впоследствии получил Нобелевскую премию».

Что общего, кроме вращения, есть у музыкальных пластинок и движения электронов, что помогло бы нам понять природу творчества? Оказывается, довольно многое.

Творчество – это наиболее яркий пример динамичной природы интеллекта, и оно может проявляться во всех сферах нашего разума и существования.

Позвольте мне начать с приблизительного разграничения. Я уже упоминал, что многие люди отказываются признавать в себе творческие способности, не понимая, что это такое. Однако есть некоторые общие навыки и способы творческого мышления, которым может научиться каждый, чтобы применять их практически в любой ситуации. Эти методы могут помочь в формировании нового ведения, генерировании новых идей или оценке полезности открытий, что особенно актуально при групповом решении вопросов. Это навыки общего творческого характера, и я подробнее остановлюсь на них в главе, посвященной образованию. В данной главе я хотел бы обсудить личное творчество, которое во многих отношениях очень сильно отличается от коллективного.

Фейт Рингголд, музыканты Traveling Wilburys, Ричард Фейнман и многие другие люди, о которых рассказывается в этой книге, – по-настоящему творческие люди, причем в каждом из них это проявляется своим уникальным способом. Они работают в разных сферах, ими движут личные пристрастия и взгляды. Они нашли любимое дело и открыли в себе особый талант к этому занятию. Они находятся в своей стихии, что стимулирует дальнейшее развитие их творческих способностей. Видя их судьбы, я думаю, что для каждого из нас понимание процесса зарождения и проявления творчества будет невероятно полезным.

Творчество – это следующий шаг после воображения, поскольку оно требует действий, а не приятных размышлений в горизонтальном положении. Это сугубо практический процесс, в ходе которого вы стремитесь создать нечто оригинальное – песню, теорию, лодку, платье, рассказ или новый соус для спагетти. Тем не менее для любого творчества характерны некоторые общие черты.

Во-первых, это процесс. Действительно, порой новые идеи приходят к людям уже полностью сформировавшимися, и тогда необходимость в значительной дополнительной работе просто отпадает. Но обычно творческий процесс начинается с отдаленного намека на идею – для Фейнмана таким намеком стало наблюдение за вращением тарелки, для Джорджа Харрисона – первая мысль о создании песни. Эти «штрихи к портрету», как правило, нуждаются в серьезной дальнейшей разработке, в процессе которой можно наткнуться на массу острых углов и неожиданных поворотов. Этот процесс может потребовать применения различных навыков и знаний, а результат окажется совершенно неожиданным. Ричард Фейнман в конечном итоге стал лауреатом Нобелевской премии по физике, но получил ее все-таки не за каракули на салфетке, исписанной им во время обеда.

Творчество является результатом нескольких взаимосвязанных процессов. Первый – это генерирование новых идей, поиск различных возможностей, рассмотрение альтернативных вариантов. Для этого может понадобиться сыграть несколько нот на музыкальном инструменте, сделать несколько быстрых набросков, записать несколько мыслей, переместить объекты или себя самого в пространстве. Творческий процесс подразумевает дальнейшее развитие этих идей, для чего бывает необходимо оценить их с точки зрения эффективности и правильности. Оба этих процесса – генерирование и оценка идей – важны при создании математической теории, песни, картины, книги, фотоснимка или дизайна одежды. Эти процессы не имеют заранее предопределенной очередности. Напротив, они взаимодействуют друг с другом. Например, творческая активность может потребовать стихийного генерирования идей в большом объеме, воздерживаясь при этом от их оценки в самом начале. Однако в целом творческий процесс нуждается в соблюдении хрупкого баланса между генерированием идей, их отбором и доработкой.

Творческий процесс, как и всякий акт созидания, всегда требует использования каких-либо вспомогательных средств для развития идей. При этом средства могут быть любыми. Traveling Wilburys, к примеру, использовали голоса и гитары, Ричард Фейнман – математику, а Фейт Рингголд – краски и ткани (иногда слова и музыку).

Творческий процесс иногда требует неожиданной компиляции различных талантов для того, чтобы человек мог подарить миру нечто совершенно оригинальное. Сэр Ридли Скотт – кинорежиссер, удостоенный множества наград за такие нашумевшие картины, как «Гладиатор», «Бегущий по лезвию», «Чужой» и «Тельма и Луиза», – всегда идет в кинематографе своей дорогой. Фильмы Ридли Скотта имеют свой цвет, стиль и ритм. Они совершенно не похожи на картины его коллег по цеху. Источником такой «непохожести» является его художественное образование.

Он рассказывал мне: «Образование, полученное мною в области изящных искусств, на всю жизнь одарило меня очень специфическими взглядами на создание фильмов. Окружающие всегда говорили, что я в этом хорошо разбираюсь. Я никогда не задумывался о значении их слов, но часто слышал обвинения в излишней «красивости» моих картин. Постепенно я понял, что это и есть мое творческое преимущество. «Дуэлянтов», мой первый фильм, многие критиковали за то, что он слишком красив. Один критик упрекал меня в «чрезмерном использовании светофильтров». На самом деле при создании этого фильма светофильтры вообще не использовались. Естественным «фильтром» стал дождь, который лил пятьдесят девять дней. Я думаю, что критиков картины «зацепило» мое видение французского пейзажа. Вообще, мне кажется, что лучшими фотографами наполеоновской эпохи были художники. Поэтому я специально изучал картины русских художников, изображавшие тот самый злосчастный поход Наполеона в Россию. Многие из таких полотен, созданных в девятнадцатом веке, действительно выглядят как фотографии. В данном случае при создании фильма я извлек из живописи все, что было возможно».

Творческие люди испытывают настоящее пристрастие к средствам, которые используют в процессе творчества.

Музыкант навсегда заворожен звуком, писатель – словом, танцор – движением, математик – магией цифр, предприниматель – продвижением удачной сделки, педагог – процессом преподавания… Вот почему люди, которые по-настоящему любят свое дело, не думают о нем как о работе в обычном смысле этого слова. Занимаясь любимым делом, такие люди счастливы, потому что пребывают в своей стихии.

Недаром Фейнман рассказывает о том, что работал над уравнениями движения «лишь потому, что это было весело». Вот почему он говорит, что обдумывал свои идеи «играючи» и «непринужденно». Traveling Wilburys создали некоторые из своих лучших работ в процессе непринужденного эксперимента и приятного общения, попутно сочиняя музыку.

Фактор развлечения и веселья отнюдь не является ключевым в творческом процессе – мы знаем немало суровых творческих личностей. Однако иногда в веселом и благодушном расположении мы все-таки бываем лучше открыты для новых мыслей. В любом творческом процессе нас могут ожидать разочарования, проблемы и тупиковые пути. Некоторые известные мне выдающиеся творческие личности находят элементы творческого процесса сложными и крайне раздражающими. Но в какой-то момент все признают, что начинают ощущать большое удовольствие и глубокое чувство удовлетворения от того, что «все получилось как надо».

Многие люди, о которых говорится в этой книге, считают, что им повезло найти в жизни любимое занятие. Для некоторых из них это была любовь с первого взгляда. Вот почему они называют обретение своего призвания прозрением. Они знают, где искать таинственное «вспомогательное средство», возбуждающее наше воображение и вызывающее желание играть, работать и творить. Это знание тоже талант, и оно является важным шагом к высвобождению творческой энергии. История изобилует примерами людей, которые не могли обнаружить свои истинные творческие способности до тех пор, пока не нашли это вспомогательное средство. По моему опыту, одна из важнейших причин того, что масса людей отказывает себе в наличии творческих способностей, очевидна – они просто не нашли своего средства самовыражения. Конечно, существуют и другие причины вплоть до удачи, о которых мы еще поговорим. Однако сначала давайте более подробно рассмотрим вопрос о том, почему средства, которые мы используем настолько индивидуально, важны для нашего творческого процесса и каждому из нас помогают по-разному.

Мой большой друг, дизайнер Ник Иган, недавно подарил нам с женой Терри две картины, написанные специально для нас. Причиной появления этих картин стала пара мыслей, высказанных мной в ходе публичных лекций и оказавших на Ника значительное влияние. Первая звучала так: «Если вы не готовы ошибаться, вы никогда не придумаете ничего оригинального», а вторая – «Для отличного образования необходимо отличное преподавание». Я думаю, что оба утверждения верны, именно поэтому часто их повторяю. Ник много размышлял над этими идеями и над тем, как они проявляются в его собственной жизни лондонского художника. Он начал осмысливать сказанное мною самым близким ему способом – с помощью холста и красок – и работал над картинами практически без отдыха на протяжении нескольких недель.

Каждая из двух картин, написанных Ником, посвящена одной из моих идей. Картины представляют собой что-то вроде визуальных импровизаций на эти темы. Оба изображения имеют мощную, почти первобытную энергетику. Одно из них почти полностью выполнено в черном цвете, при этом надпись размером в полхолста небрежно процарапана на краске, словно граффити. На второй картине преобладает белый цвет, слова на котором написаны каплями черной краски так, будто их писал ребенок. Также на ней изображено пристально глядящее на зрителя лицо. Оно напоминает персонаж из мультфильма и выглядит как нечто среднее между пещерной живописью и детским рисунком.

На первый взгляд эти картины выглядят написанными наспех и хаотично. Однако при внимательном рассмотрении видно, что слои краски тщательно и продуманно наложены друг на друга и имеют разную интенсивность цвета, что придает изображениям настоящую глубину. Ник также украсил каждую из картин затейливым узором из цветов и отдельных мазков краски, благодаря чему изображения кажутся более живыми. В результате сложные по замыслу и технике исполнения полотна создают у зрителя ощущение простоты и мощной энергетики.

Хотя вдохновением для этих картин послужили мои слова, я сам никогда не смог бы их создать. Ник – настоящий дизайнер и художник. У него имеются природные способности и страсть к созданию зрительных образов. Он обладает чувством линии, цвета, формы и текстуры; понимает принципы их комбинирования. Он воплощает свои идеи при помощи краски, мела, пастели, графики, кинопленки, цифровых технологий и множества других визуальных средств. Материалы, которые Ник использует в каждом конкретном проекте, оказывают существенное влияние на ход его работы и эволюцию первоначального замысла. Творчество можно воспринимать как диалог между идеей и средством ее реализации. Именно поэтому картины Ника в готовом виде разительно отличались от первоначального замысла и ведения художника, которые менялись по мере продвижения работы, и главная мысль становилась все яснее, все отчетливее по мере того, как полотна обретали окончательный вид.

Использование в процессе творчества различных вспомогательных средств является яркой иллюстрацией разнообразия интеллекта и способов мышления. У каждого из нас свой арсенал подобных средств, свой авторский стиль и почерк.

Ричард Фейнман обладал превосходным зрительным воображением. Однако он не пытался написать картину с изображением электронов, а стремился разработать научную теорию о том, как они себя ведут. Для этого ученый был вынужден прибегнуть к математике. Он размышлял об электронах, но исключительно с математической точки зрения. Именно использование математики и анализа сделало процесс его творчества исключительно продуктивным. Без математики он просто не смог бы достичь столь блестящих результатов. Traveling Wilburys размышляли о любви и взаимоотношениях, о жизни и смерти, но не пытались написать книгу по психологии. Они достигали своего результата при помощи музыки. Думая о музыке, они творили музыку.

Понимание роли вспомогательных средств, необходимых в творческом процессе, важно еще и по другой причине. Чтобы развить эти способности, нужно отточить до совершенства тот практический навык, который потребуется для творческого полета. Важно, чтобы такие навыки были развиты правильно. Я знаю многих людей, которые на всю жизнь потеряли интерес к математике, так как им никто не показал настоящую пользу этого предмета для творчества. Как вы уже знаете, я сам – один из таких людей. Учителя всегда преподносили нам математику в виде бесконечной серии задач, решение которых было уже известно кому-то другому, и единственными возможными вариантами были верное и неверное решение. Какое уж тут творчество. А вот Ричард Фейнман воспринимал и чувствовал математику иначе.

Точно так же я знаю многих людей, которые в детстве до бесконечности играли гаммы на пианино или на гитаре, но, повзрослев, тихо ненавидят этот инструмент. Здесь нет ничего удивительного, поскольку тайна рождения музыки осталась в их памяти изнурительно скучным и рутинным процессом. Многие люди решили, что у них просто нет способностей к математике или музыке, хотя, возможно, их учили неправильно или в неподходящее для этого время. Кажется, им следует подумать об этом еще раз. Возможно, так стоит поступить и мне…

Творческое мышление требует гораздо больших усилий, нежели логическое, линейное мышление, столь любимое западным интеллектуальным сообществом и системой образования. Давно известно, что лобные доли головного мозга участвуют в мышлении более высокого уровня. Левое полушарие отвечает прежде всего за логическое и аналитическое мышление. Но творческое мышление обычно вовлекает в работу почти весь мозг.

Творчество означает создание новых взаимосвязей для того, чтобы мы смогли взглянуть на вещи по-новому и с различных точек зрения. При логическом, линейном мышлении мы движемся от одной идеи к другой через серию правил и норм. Мы принимаем одни действия и отвергаем другие из-за того, что они нелогичны. Если А + В = С, мы можем вычислить, чему равно С – В. Традиционные тесты на коэффициент интеллекта обычно рассчитаны именно на такой тип мышления. Но между тем законы логики и линейный взгляд на вещи не всегда способствуют творческому мышлению. Скорее на оборот.

Творческий взгляд на окружающий мир часто имеет нелинейную природу, позволяя увидеть между явлениями незаметные до сих пор взаимосвязь и сходство. Творческое мышление в значительной мере зависит от развитости так называемого дивергентного, то есть нестандартного творческого мышления и особенно от мышления при помощи метафор и аналогий. Именно таким приемом воспользовался Ричард Фейнман, в результате чего увидел связь между вращающейся тарелкой и спином электронов. Идея песни Джорджа Харрисона Handle with Care родилась, когда он увидел ярлык на ящике.[17]

Я не хочу сказать, что творчество – это явление, противоположное логическому мышлению. Законы логики оставляют огромное пространство для творчества и импровизации. Равно как и любая другая деятельность, регулируемая правилами. Подумайте о том, какой простор для творчества можно обрести в поэзии, танце, спорте, музыке или игре в шахматы, где творческий полет все равно вынужден уживаться со строгими правилами и нормами. Логика может быть очень важна на разных стадиях творческого процесса в зависимости от сферы нашей деятельности. Это особенно актуально, когда мы оцениваем новые идеи и анализируем, вписываются они в существующие теории или опровергают их. Однако даже тогда творческое мышление выходит за пределы линейного и логического взгляда на вещи, требуя от нас полного вовлечения в происходящий процесс.

Сегодня общепризнан тот факт, что два полушария нашего мозга выполняют различные функции. Левое полушарие отвечает за логическое, последовательное мышление с ориентацией на вербализацию и аналитику. Правое несет ответственность за распознавание картин окружающего мира, идентификацию образов, визуальное восприятие и ориентацию в пространстве. Однако, несмотря на кажущуюся «специализацию», оба полушария нашего мозга тесно взаимодействуют друг с другом. Как и в случае с другими частями нашего тела, выполняемые ими функции взаимосвязаны.

Ноги играют главную роль при беге, но одна нога сама по себе не слишком хорошо справилась бы с этой задачей. Точно так же определенные части мозга активизируются, когда мы исполняем или слушаем музыку. При этом в процесс поэтапно вовлекаются и ранние, так называемые рептильные части мозга, и более поздно развившаяся кора головного мозга. Подобно мышцам наших рук и ног, любые творческие или логические способности могут быть сильнее или слабее в зависимости от того, насколько интенсивно мы их тренируем вместе и отдельно друг от друга.

Кстати, последние исследования показывают, что интенсивность взаимодействия различных частей мозга у женщин выше, чем у мужчин. Окончательных выводов на эту тему пока нет, но исследование напомнило мне о давней дилемме западной философии, которую профессора часто предлагают для обсуждения студентам-первокурсникам.

Она касается взаимосвязи между нашими чувствами и нашими знаниями о мире и звучит так: «Если я не могу посредством моих чувств получить прямые доказательства чего-либо, могу ли я утверждать, что оно верно?» Этому тезису, как правило, сопутствует следующий пример: «Если в лесу падает дерево и вокруг нет никого, чтобы это услышать, издает ли оно при падении звук?» Раньше я вел курс философии, где мы вместе со студентами могли обсуждать такие вещи самым серьезным образом неделями напролет. Ответ, я думаю, должен быть таким: «Разумеется, издает, не будьте смешными». Но, знаете, мне нужно было растянуть свой курс на определенный срок, так что я усердно поощрял это обсуждение. Кстати, недавний случай в Сан-Франциско, свидетелем которого я стал, напомнил мне об этой дискуссии. Я бродил по уличному рынку и увидел какого-то человека, который говорил: «Если мужчина высказывает свое мнение в лесу и ни одна женщина его не слышит, он все равно не прав?» Возможно.

Какими бы ни были гендерные различия в нашем повседневном мышлении, творчество нуждается в ресурсах сразу нескольких типов мышления одновременно. Танец – это физический, кинестетический процесс. Музыка – это форма искусства, рожденная звуками. Однако для многих танцоров и музыкантов математика является неотъемлемой частью их деятельности, в то время как ученые часто прибегают к зрительному мышлению и воображению, чтобы проверить свои идеи.

Однако иногда для творческого процесса нужен не просто гармоничный альянс правого и левого полушарий. Игра на музыкальных инструментах, создание зрительных образов, конструирование объектов, танцевальное выступление – это интенсивные физические процессы, которые приобретают завершенность при помощи чувств, интуиции, умелой координации тела и разума. Во многих видах деятельности – в танце, песне, театральном выступлении – мы вообще не используем внешних вспомогательных средств и сами выступаем в роли посредников в собственном творческом процессе.

Творчество глубоко проникает в наши интуицию и подсознание, затрагивает сердце и чувства. Случалось ли вам когда-нибудь забыть чье-то имя или название места, которое вы посетили? Вы изо всех сил пытаетесь вспомнить, но, кажется, что возродить это слово в памяти уже невозможно, и чем настойчивее вы об этом думаете, тем более неуловимым оно становится. Обычно лучший выход из такой ситуации – прекратить попытки вспомнить и «убрать мысль на задний план». Некоторое время спустя забытое имя или название, как правило, всплывает в голове именно в тот момент, когда вы меньше всего этого ждете. Причина в том, что наш мозг не ограничивается очевидными процессами сознательного мышления. За суетливым поверхностным ходом наших мыслей скрыты глубокие резервы памяти и ассоциаций, чувств и восприятия, при помощи которых наш жизненный опыт обрабатывается и фиксируется на подсознательном уровне. Таким образом, иногда творчество представляет собой сознательное усилие. Но временами необходимо дать своим идеям время и возможность сформироваться. В такие моменты нужно довериться глубоким подсознательным процессам своего мозга, которые практически неподконтрольны человеку. Порой, когда мы так поступаем, результат очень скоро дает о себе знать: идеи приобретают зримые очертания, догадки благополучно разрешаются. Ответы, которые мы искали, приходят мгновенно, подобно тому, как «пробка вылетает из бутылки».

Хотя динамичная природа творческого мышления видна даже в деятельности отдельных людей, она становится еще очевиднее на примере работы больших творческих коллективов, таких как Traveling Wilburys. Успех пришел к этой группе не потому, что все ее участники мыслили одинаково. Причина заключалась как раз в обратном – все были совершенно разными людьми, имели различные таланты и интересы, исполняли каждый свою музыку. И, невзирая на это, нашли способ совместной работы, стимулировавшей каждого из них к результату, который редко достижим в условиях «одиночного плавания». В таких случаях источником творчества становятся не только наши личные ресурсы – весь безграничный мир идей и ценностей других людей служит этой прекрасной цели. И здесь аргументы в пользу развития нашего творческого потенциала приобретают особое значение.

Давайте теперь вернемся к «Гамлету». В шекспировской пьесе принца датского обуревают мучительные чувства из-за смерти отца и предательства матери и дяди. На протяжении всего действия он мучительно ищет ответы на вечные вопросы жизни и смерти, верности и предательства, стремится отыскать свое место во вселенной. Он пытается понять, что должен чувствовать и думать о тех событиях, которые подавляют его дух. В начале пьесы он приветствует Розенкранца и Гильденстерна в Королевском датском суде следующими словами:[18]

Мои лучшие, мои милые друзья! Как поживаете, Гильденстерн? А ты, Розенкранц? Как вы поживаете оба, добрые мои товарищи? …чем, добрые мои друзья, вы рассердили Фортуну, что она послала вас сюда, в тюрьму?

Этот вопрос вызывает удивление Гильденстерна. Он спрашивает Гамлета, что тот имеет в виду под словом «тюрьма». Гамлет отвечает: «Дания – тюрьма». Розенкранц смеется и говорит, что если это правда, тогда весь мир – тюрьма. Гамлет согласен – так и есть, и тюрьма «отличная – в ней очень много отделений, казематов и подземелий. А Дания – одна из худших». Розенкранц возражает: «Мы так не думаем, милорд». Гамлет в ответ на это дает глубоко прочувствованный ответ: «Значит, для вас она не такова, потому что ничего нет ни хорошего, ни дурного, но мысль делает его таким или иным. Для меня она – тюрьма».

Сила человеческого творчества видна во всем: в зданиях, в которых мы живем, в технологиях, которые используем, в одежде, которую носим, в фильмах, которые смотрим. Однако истинное влияние творчества гораздо шире. Ему подвластно не только то, что мы привносим в мир, но и то, что пытливо из него извлекаем, что при этом думаем и чувствуем.

Насколько нам известно, человек – единственное существо на нашей планете, которое живет насыщенной духовной жизнью, активно общается с окружающим миром, размышляет о происходящем и пытается разобраться в причинах всего сущего. Человек способен к этому благодаря поразительной силе своего воображения, лежащего в основе способности мыслить словами и цифрами, образами и жестами. Воображение помогает созданию теорий, идей и ценностей, из которых складывается уникальная мозаика человеческой жизни. Мы не просто видим мир таким, какой он есть, – мы интерпретируем его через призму определенных идей и убеждений, которые сформировали нашу культуру и личные взгляды. Они становятся между нами и нашим первичным опытом и выступают в роли своеобразного фильтра для наших мыслей и восприятия мира.

Наши представления о себе формируют наше сознание и самоощущение. Делают нас теми людьми, которыми мы стали. Дают возможность понять, кем мы можем быть. Именно это имел в виду Гамлет, говоря, что «ничего нет ни хорошего, ни дурного, но мысль делает его таким или иным». Положительным моментом здесь является то, что мы всегда можем попытаться мыслить иначе. Создавая собственный взгляд на мир, мы в состоянии пересмотреть его, принять другую точку зрения и по-новому взглянуть на ситуацию. В шестнадцатом веке Гамлет сказал, что метафорически воспринимает Данию как тюрьму. В семнадцатом веке английский поэт Ричард Лавлейс написал стихотворение для своей возлюбленной Алтеи:[19]

Не из решёток или стен
темница состоит, тот,
кто умом своим смирен,
в тюрьме находит скит.
Любовь даёт свободу мне
жить в радости мирской
лишь ангел может в вышине
свободу знать такой.

К девятнадцатому веку люди стали осознавать, что наши идеи и методы мышления могут ограничивать нас, подобно стенам тюрьмы, или, наоборот, – делать свободными. Уильям Джеймс, один из основателей современной психологии, был абсолютно солидарен с этим мнением: «Величайшее открытие моего поколения заключается в том, что люди могут изменить свою жизнь, меняя состояние своего ума… Если вы измените свой склад ума, вы сможете изменить свою жизнь».

В этом и заключаются истинная сила творчества и подлинное раскрытие потенциала человека, живущего в своей стихии.