Многие из людей, о которых рассказывается в этой книге, не слишком хорошо учились в школе, а некоторые даже просто не любили приходить туда. Разумеется, есть множество людей, которые хорошо учатся, поскольку им нравится то, что школа может предложить. Но немало и тех, кто заканчивает или даже бросает школу раньше времени, не сумев определить свои истинные таланты и не понимая, в каком направлении двигаться дальше. Многие считают, что у них вообще ни к чему нет способностей.

Но иногда бросить школу – это лучшее, что может сделать гениальный человек. Сэр Ричард Брэнсон родился в Англии в 1950 году. Он учился в школе Стоу и пользовался там популярностью, легко заводя друзей и добиваясь больших успехов в спорте. Он действительно был отличным спортсменом и заслуженно стал капитаном футбольной и крикетной команд. Кроме того, у юноши рано проявился талант к предпринимательству. К моменту своего пятнадцатилетия он уже активно работал над своими первыми двумя проектами по продаже новогодних елок и небольших австралийских волнистых попугайчиков. Ни одно из этих предприятий не стало особенно успешным, но у Ричарда обозначились очевидные способности к такого рода вещам.

К чему он не проявлял склонности, так это к учебе в школе. Он получал низкие оценки и терпеть не мог занятия. Он пытался как-то исправить положение вещей, но безуспешно – это было совершенно не его занятие. В шестнадцать лет Ричард решил, что с него довольно, и ушел из школы, чтобы больше никогда туда не возвращаться.

Успеваемость Ричарда в школе ставила в тупик его учителей. Он явно был сообразительным и старательным мальчиком, обладал легким характером и был способен использовать свой ум на благие цели – но точно так же было ясно, что он категорически не желает подстраиваться под школьные стандарты. Комментируя решение Ричарда бросить учебу, директор школы сказал: «К двадцати одному году Ричард либо будет сидеть в тюрьме, либо станет миллионером, и я не представляю, какой именно из этих вариантов его ждет».

Оказавшись во взрослом мире, юноша должен был решить, чем ему дальше заниматься в жизни. Спорт не рассматривался как возможный вариант – навыков Ричарда было явно недостаточно для того, чтобы стать профессиональным спортсменом. Однако у Ричарда было еще одно, не менее горячее увлечение, и он был уверен, что имеет к нему очень большие способности, – он хотел стать предпринимателем.

Вскоре Ричард Брэнсон создал свой первый настоящий бизнес – журнал Student. В 1970 году он основал фирму, занимавшуюся продажей музыкальных записей по почте. Этот бизнес вскоре превратился в сеть магазинов звукозаписи – вы, должно быть, знаете эти магазины, которыеназываются Virgin Megastores. Это был первый из его коммерческих проектов под брендом Virgin. Однако далеко не последний. Вскоре после создания сети магазинов он основал звукозаписывающую компанию Virgin Records. Затем, в 1980-х годах, Ричард дал старт совершенно новому проекту, основав Virgin Atlantic Airways, авиакомпанию с минимальным запасом наличных средств и единственным арендованным «Боингом 747». Сегодня в бизнес-империю Ричарда Брэнсона входят такие компании, как Virgin Cola, Virgin Trains, Virgin Fuel, и один из наиболее амбициозных проектов, Virgin Galactic, первое коммерческое предприятие, занимающееся космическим туризмом. Его решение бросить школу и стать предпринимателем оказалось единственно верным. А пророчество директора школы сбылось – Ричард действительно стал миллионером к двадцати одному году.

Со временем Брэнсон узнал, что одной из причин его плохой успеваемости в школе была дислексия. Она же стала причиной серьезных трудностей при изучении им математики. И до сих пор, несмотря на свое многомиллиардное состояние, Ричард не может разобраться в отчете о прибылях и убытках. Долгое время он даже не мог понять разницу между валовым и чистым доходом. Однажды в приступе раздражения финансовый директор Virgin отвел его в сторону после заседания совета директоров и сказал: «Ричард, взгляни на это с такой точки зрения: если ты пойдешь на рыбалку и забросишь в море сеть, то все, что вытащишь, сможешь оставить себе. Это твоя чистая прибыль.[64] Все остальное – валовый доход». – «Наконец-то я понял разницу», – ответил Ричард.

Благодаря своему яркому предпринимательскому стилю и блестящим успехам во многих сферах деятельности в 1999 году Ричард Брэнсон получил рыцарское звание. В детстве, когда он с трудом получал удовлетворительные отметки в школе, ничто даже отдаленно не указывало на подобный ход событий, хотя, возможно, это можно было предвидеть.

«На самом деле, – утверждал Ричард в нашей беседе, – все великие предприниматели моего поколения с трудом учились в школе и не могли дождаться ее окончания, чтобы чего-то добиться в жизни».

В отличие от Ричарда Брэнсона у Пола Маккартни школа даже отдаленно не вызывала такого неприятия. В действительности он иногда даже подумывал о том, чтобы стать учителем, до тех пор пока не оказался участником Beatles. И все же один предмет оставлял его неизменно равнодушным. Это была музыка.

«В школе я не любил музыку, потому что нас не учили этому по-настоящему. В нашем классе было тридцать обычных ливерпульских подростков. Учитель музыки приходил на урок и ставил на старый проигрыватель какую-нибудь старую долгоиграющую пластинку с классической музыкой, а затем выходил из класса. Остаток урока он проводил в учительской, покуривая сигарету. Поэтому вскоре после его ухода мы выключали проигрыватель и ставили одного из ребят караулить у двери. Затем доставали игральные карты и сигареты и весь урок развлекались. Это было здорово. Музыка у нас ассоциировалась только с уроками, на которых мы играли в карты. Ко времени, когда учитель возвращался, мы ставили пластинку обратно и включали ее ближе к концу записи. Он спрашивал, понравилось ли нам, и мы хором отвечали: " Это было здорово, сэр! " Я действительно не могу вспомнить больше ничего из школьной жизни, связанного с музыкой. Честное слово. Это все, чем мы занимались.

Учитель музыки за все школьные годы не научил нас совершенно ничему, имеющему отношение к музыке. А ведь – обратите внимание – его учениками были Джордж Харрисон и Пол Маккартни, но он не смог вызвать у нас ни малейшего интереса к музыке. Мы с Джорджем окончили школу и даже не подозревали, что имеем хоть какой-то музыкальный талант. Единственным способом, который помогал это выявить, становилось участие в небольшой музыкальной группе или что-то вроде этого. Иначе никто просто не заметил бы вашего интереса к музыке. Кстати, Джон, будучи школьником, тоже участвовал в одной такой группе. Иногда, конечно, люди выбрасывали гитары после окончания школы, чтобы заняться «серьезными» делами. И поверьте, никто не учил нас ничему связанному с музыкой».

Обретение своего призвания крайне важно и для самого человека как личности, и для здоровья всего общества в целом. Образование должно быть одним из главных процессов, помогающих найти свою стихию. Однако слишком часто оно играет в нашей жизни противоположную роль, что давно стало очень серьезной проблемой для всех нас. И сегодня во многих образовательных системах эта проблема только усугубляется.

Что же мы делаем для ее решения?

Я получаю множество электронных писем от студентов и учащихся всего мира. Ниже приведено одно из них. Оно написано семнадцатилетней девушкой из Нью-Джерси, которая видела мое выступление на конференции TED[65] в 2006 году.

«Я сижу в своей комнате и не могу уснуть. Уже шесть часов утра, и сейчас в моей жизни наступил период, который должен навсегда изменить меня. Через несколько недель я стану ученицей выпускного класса. Колледжи уже сейчас стали главной темой, вокруг которой крутится моя жизнь… и я ненавижу все это. Не то чтобы я не желала поступать в колледж, просто мне хотелось бы заниматься другими вещами, которые не оказывали бы давления на мои идеи. Я на сто процентов уверена, что знаю, чем я хотела бы заниматься и чему посвятить свою жизнь. Но все вокруг считают, будто получение ученой степени или какая-нибудь скучная работа – это ключевое условие, необходимое для того, чтобы добиться успеха в жизни. Мне кажется, что тратить свое время на скучные и бессмысленные занятия – плохая идея. Черт возьми, у меня всего одна жизнь! Ненавижу, когда мои родители или родители моих друзей насмешливо смотрят на меня, когда я говорю, что хочу заниматься чем-то совершенно непохожим на эти банальные профессии, связанные с медициной или бизнесом.

Как-то раз я случайно увидела видео, где какой-то человек говорил об идеях, бродивших в моей голове, – и это вызвало у меня настоящую эйфорию… Если каждый захочет быть фармацевтом, то в будущем медицинская профессия уже не будет такой престижной. Мне не нужны деньги, не нужна какая-нибудь паршивая дорогая машина. Я хочу сделать в жизни что-то значительное, но очень редко нахожу поддержку. Я просто хочу сказать, что Вы помогли мне снова поверить, и теперь я могу идти за своей мечтой. Как художник, композитор, скульптор или писатель. И хочу искренне поблагодарить Вас за то, что Вы дали мне надежду.

Наша учительница рисования всегда пристально смотрит на меня, когда я делаю что-то необычное. Однажды я вылила воду для полоскания кисти на рисунок, о котором учительница сказала «работа завершена и может быть поставлена оценка». Господи, видели бы Вы выражение ее лица. В школе устанавливаются такие четкие рамки, а я хочу вырваться из них и воплощать в жизнь идеи, которые возникают у меня в голове в три часа ночи. Я ненавижу рисовать простые старые ботинки или деревья и не хочу, чтобы за мои рисунки ставили оценки. С каких это пор за искусство ставятся оценки? Я готова поспорить, что, если бы Пабло Пикассо вручил одну из своих работ этой старой учительнице рисования, она наверняка бегло посмотрела бы на нее и поставила ему двойку. Однажды у меня возникла идея объединить скульптуру и холст, переплести их вместе и создать при помощи скульптуры иллюзию, будто мой рисунок ожил и движется навстречу зрителю… Учительница ответила, что это не разрешается! Мне остался один год до окончания художественной студии, а я слышу, что, оказывается, не могу заниматься трехмерным искусством? Это ненормально, и нам нужно, чтобы такие люди, как Вы, приехали в Нью-Джерси и произнесли пару речей об этом понятии под названием творчество, на которое многие смотрят свысока.

Стоит мне сказать о том, что я хочу стать художником, – и люди вокруг меня начинают смеяться или хмуриться. Мне больно видеть это. Почему люди не могут заниматься тем, что они любят? Разве счастье заключается в том, чтобы иметь большой дом и большой телевизор, или в том, чтобы, сжимаясь от ужаса, наблюдать за меняющимися столбцами цифр, когда индекс S&P[66] падает на один пункт?.. Этот мир превратился в перенаселенное место, полное страха и конкуренции. Спасибо Вам за эти девятнадцать минут и двадцать девять секунд чистой правды. Пока».

Эта школьница протестует против двух вещей, которые большинство людей в конечном итоге обнаруживают в своем образовании. Первая из них – это иерархичность школьных предметов, которую мы рассматривали в начале книги. Вторая – это то, что конформизм ценится больше, чем непохожесть.

Государственное образование оказывает жесткое давление на учащихся, делая из них конформистов. Государственные школы были созданы не только в интересах индустриализации – они были созданы по образу индустриализации. Во многих отношениях они отражают фабричную культуру, для поддержки которой и были предназначены. Это особенно справедливо для старших классов, где школьная система представляет собой образование, построенное по принципу сборочного конвейера и эффективного разделения труда. Школьное расписание делится на профильные сегменты: одни учителя вкладывают в головы учеников математику, другие – историю. День разбивается на стандартные промежутки времени, размеченные школьным звонком, что очень напоминает оповещение рабочих на фабриках о начале смены или окончании перерыва. Обучение происходит в группах, сформированных в соответствии с возрастом, словно самое важное, что объединяет учеников, это дата их производства. Им дают стандартизированные тесты в заранее определенные сроки и сравнивают друг с другом, прежде чем выпустить на рынок. Я понимаю, что это не совсем точная аналогия и она не учитывает некоторые тонкости системы. Но данная картина достаточно близка к реальности.

Безусловно, эта система имеет множество преимуществ и достижений. Она очень помогла многим людям, способности которых лежат в сфере академической деятельности, а также большинству тех, кто после тринадцати лет государственного образования становится хотя бы в некоторой степени грамотным и может отсчитать сдачу с двадцати долларов. Однако доля учеников, преждевременно и по своей воле покидающих школу, особенно в США, чрезвычайно велика, а степень неудовлетворенности среди учителей, студентов и их родителей еще выше. Структура и характер индустриального образования все меньше соответствуют требованиям двадцать первого века. Весьма важным симптомом этой проблемы является снижение значимости высшего образования.

В школе мне и моим сверстникам постоянно говорили, что если мы, усердно занимаясь, будем иметь хорошие отметки, поступим в колледж и получим высшее образование, то стабильная работа на протяжении всей жизни нам будет однозначно гарантирована. В то время мысль о том, что человек с высшим образованием останется без работы, казалась абсурдной. Единственной причиной, по которой человек мог не иметь работы, считалось его собственное нежелание трудиться.

Например, я окончил колледж в 1972 году и действительно не хотел работать. Я учился с пяти лет и мечтал сделать перерыв. Я жаждал найти себя, а потому решил поехать в Индию, где это казалось осуществимым. Так получилось, что в Индию я не поехал. Я добрался лишь до Лондона, где много индийских ресторанов. Но я никогда не сомневался, что найду работу без малейших проблем, как только приму подобное решение.

Сейчас все не так. Студентам-выпускникам уже не гарантировано получение работы в той сфере, в которой они получили квалификацию. Многим выпускникам ведущих университетов теперь часто приходится выполнять не совсем квалифицированную работу или сидеть дома, обдумывая дальнейшие шаги. В действительности в январе 2004 года количество безработных американских выпускников колледжей превысило количество безработных, не окончивших школу. Трудно поверить, но это факт.

Выпускники колледжей всего мира сталкиваются с проблемами. В докладе британской Ассоциации специалистовпо найму выпускников[67] отмечается, что в 2003 году выпускникам колледжей предлагалось на 3,4 процента меньше открытых вакансий, чем в предыдущем году. На каждую из этих вакансий претендовали в среднем сорок два человека (в предыдущем году – тридцать семь человек). Это означает, что борьба за хорошую работу становится более ожесточенной, даже при наличии хорошего образования. В Китае, гордящемся самыми быстрыми в мире темпами роста экономики, наблюдаются огромные показатели безработицы среди выпускников колледжей (по некоторым оценкам, эта цифра равна 30 процентам из трех с лишним миллионов ежегодно выпускающихся студентов). Что же будет, если рост экономики страны замедлится?

Действительно, все еще верно, что человек, выходящий на рынок труда, имеет более высокие шансы, если у него есть высшее образование. Как показывает недавний отчет Американского бюро переписи населения, выпускники колледжей могут рассчитывать на заработок, который на протяжении всей их жизни более чем на один миллион долларов превысит доход людей со средним образованием. Люди с ученой степенью имеют шанс заработать на три миллиона больше обладателей среднего образования.

Однако простая истина заключается в том, что высшее образование сегодня ценится гораздо меньше, чем раньше. Когда-то диплом вуза был пропуском к хорошей работе. Сегодня высшее образование является в лучшем случае шансом на ее получение. Оно дает условную возможностьвыйти на рынок труда. Конечно, это произошло не потому, что сегодня снизились стандарты высшего образования. Сложно судить, но полагаю, что это произошло прежде всего потому, что дипломы сейчас имеет слишком много людей. В период индустриализации большинство людей были заняты ручным трудом, работали на производстве, и потому лишь немногие поступали в колледж. Те, кто это делал, с изумлением обнаруживали, что их дипломы подобны золотым билетам Вилли Вонки.[68] Но сегодня дипломы огромной армии бакалавров все больше и больше напоминают блестящие бумажки, в которые заворачивают шоколадные плитки.

Почему число выпускников колледжей сегодня так возросло? Первая причина состоит в том, что в двадцать первом веке, по крайней мере в развитых странах, главенствующая роль в экономическом прогрессе принадлежит инновациям в сфере цифровых технологий и информационных систем. Они все меньше зависят от ручного труда и все больше от того, что мой дядя обычно называл «работа головой». Поэтому стремительно растет число людей, которым крайне важно иметь высшее образование.

Вторая причина заключается в том, что сегодня в мире живет больше людей, чем когда бы то ни было. Население планеты за последние тридцать лет удвоилось с трех до шести миллиардов человек, а к середине столетия может достичь девяти миллиардов. Учитывая все эти факторы, по некоторым оценкам, в ближайшие тридцать лет высшее образование получит больше людей, чем с начала истории в целом.

По данным Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), за десять лет – с 1995 по 2005 год – количество выпускников вузов в странах с наиболее развитой экономикой увеличилось на 12 процентов. В настоящее время более 80 процентов молодых норвежцев и австралийцев являются выпускниками колледжей. Высшее образование получают более 60 процентов американских учащихся. В Китае более 17 процентов молодых людей студенческого возраста поступают в колледжи, и этот показатель быстро растет. Не так давно он составлял всего 4 процента.

Одно из последствий такого невероятного роста популярности высшего образования заключается в том, что конкурс при поступлении во многие университеты – даже не в самые престижные – все больше повышается. Эта конкуренция способствует расцвету новой профессии платных репетиторов и активизации подготовительных программ для поступления в вузы. Такая тенденция особенно характерна для Японии, где «подготовительные школы» существуют по всей стране. Есть даже сети подобных школ. Они осуществляют подготовку дошкольников, иногда с годовалого возраста, к вступительным экзаменам в престижные начальные школы (необходимый первый шаг к поступлению в любой из ведущих японских университетов). Маленькие дети в таких школах занимаются литературой, грамматикой, математикой и другими предметами, чтобы получить «конкурентное преимущество». Зачастую это происходит за счет каникул, занятий искусством или изучения каких-либо ремесел. Широко распространено убеждение, что будущее потенциального японского руководителя во многом определяется возрастом, в котором он или она идет в первый класс.

Такая же ситуация наблюдается в США и других странах. Во многих городах, к примеру в Лос-Анджелесе или Нью-Йорке, существует жесткая конкуренция за места в определенных детских садах. С детьми в трехлетнем возрасте проводится собеседование, чтобы определить, подходят ли они для конкретного детского сада. Я имею в виду, что создается серьезная отборочная комиссия, тщательно изучающая резюме этих малышей и оценивающая их достижения на текущий момент. «Ты хочешь сказать, что это все? Ты живешь на свете уже почти тридцать шесть месяцев, и это все, что ты сделал? Судя по всему, ты провел первые полгода, ничего не делая, только лежал в кровати и агукал».

Подготовительные школы существуют по всему миру. В Англии основной задачей таких школ является подготовка детей к вступительным экзаменам в колледжи; тем же занимаются и курсы SAT в США. В Индии такого рода курсы называются «консультациями» и помогают учащимся пройти сравнительные тесты. В Турции существует система «дершан», в рамках которой все усилия педагогов направлены на повышение успеваемости учащихся при помощи насыщенных программ занятий по выходным и в будние дни после школы.

Сложно поверить в то, что система образования, оказывающая на ребенка такое давление, может принести кому-то пользу – детям или обществу, в котором они живут.

Большинство стран предпринимает меры по реформированию образования. Но с моей точки зрения, они подходят к этому совершенно неправильно.

Образовательные системы большинства государств находятся сегодня в процессе реформирования – будь то в Азии, обеих Америках, Европе, Африке или на Ближнем Востоке. Тому есть две главные причины. Первая из них – экономическая. Каждый регион сталкивается с одинаковыми экономическими задачами – как дать людям такое образование, чтобы они могли найти работу и заработать достаточно денег в мире, где все меняется быстрее, чем когда бы то ни было. Вторая причина – культурная. Общества всего мира стремятся извлечь пользу из глобализации, но не хотят в ходе этого процесса потерять свою индивидуальность. Франция, например, хочет оставаться французской, а Япония – японской. Культурные ценности всегда находятся в процессе эволюции, но образование – это один из способов, с помощью которых общества пытаются контролировать степень подобных изменений. Вот почему всегда разгораются слишком жаркие дебаты вокруг содержания образовательных программ.

Ошибкой, которую допускают многие авторы таких программ, является вера в то, что в сфере образования наиболее эффективным способом подготовиться к будущему становится улучшение того, что делалось в прошлом.

Фундаментом образовательной системы являются три кита: материал, педагогика и оценивание. Материал – это та учебная программа, которую, как ожидает школьная система, учащиеся должны изучить; педагогика – процесс, посредством которого система помогает ученикам это сделать; и оценивание – суждение о том, насколько хороши достигнутые ими результаты. В большинстве реформ акцент делается на учебной программе и оценивании результатов.

Как правило, разработчики политики в сфере образования пытаются контролировать содержание учебных программ и четко регламентировать то, что студенты должны изучать. Таким образом они пытаются придать стабильность существующей иерархии предметов, уделяя приоритетное значение дисциплинам, находящимся на вершине этой иерархии. На практике это означает, что они отодвигают другие дисциплины – а заодно и учащихся, имеющих к ним значительные способности, – еще дальше на обочину образования. Так, например, в США более 70 процентов школьных округов в рамках программы «Ни одного отстающего ребенка» сократили или исключили из процесса обучения курсы по изучению искусств.

Кроме того, сфера образования придает большое значение формальной оценке знаний. Не то чтобы это было само по себе неверно. Проблема скорее кроется в применяемом методе. Как правило, реформы все чаще опираются на рост количества стандартизированных тестов. Одним из главных последствий такого подхода становится ограничение инноваций и творчества в образовании, то есть как раз тех параметров, которые способствуют качественному развитию школ, учеников и их педагогов. Некоторые исследования становятся тревожными маркерами, отмечающими негативное влияние бесчисленных стандартизированных тестов на моральное состояние преподавателей и учащихся. Существует множество свидетельств этой тенденции из практики.

Мой друг недавно рассказывал, как в октябре его восьмилетняя дочь объявила, что ее учительница «ничему их не учила» с начала учебного года. Она объяснила это так: школа настаивала, чтобы преподаватель сосредоточился на подготовке учеников к приближающимся стандартизированным тестам штата. Дочь моего друга считала это бесконечное повторение для подготовки к тестам скучным и предпочла бы, чтобы учительница «учила» детей вместо такого рутинного занятия. Любопытно, но когда мой друг с женой пришли на полугодовое родительское собрание, учительница горько пожаловалась, что ей пришлось значительно сократить время, затрачиваемое на курс чтения. Она очень любила этот курс, но руководство школы вынуждало ее готовить учеников к регулярно проводимым окружным тестам. Хорошие учителя видят, что их собственное творчество ограничивается.

Кроме того, разработчики образовательной политики наказывают «отстающие» школы. В рамках программы «Ни одного отстающего ребенка» в школах, которым не удается выполнить предусмотренные этим проектом нормативы, увольняют учителей и руководство, а сами школы закрывают и передают в собственность частных организаций или штата. Подобные решения принимаются вне зависимости от социально-экономических и прочих обстоятельств. Поэтому школы любыми способами стремятся соответствовать иерархии и культуре стандартизации, со страхом избегая практически любых мероприятий, связанных с творчеством или адаптацией к индивидуальным потребностям и талантам учащихся.

Позвольте мне прояснить свою точку зрения. Я не против стандартизированных тестов в принципе. Отправляясь на медицинский осмотр, я, конечно же, хочу пройти стандартизированные тесты. Я хочу знать, каковы мои показатели уровня сахара и холестерина в крови в сравнении с аналогичными показателями других людей. Я хочу, чтобы мой врач использовал стандартный тест и стандартную шкалу, а не те, которые он придумал в машине по пути на работу. Однако эти тесты сами по себе лишь полезная часть процесса определения диагноза. Доктор должен знать, что делать в моем случае с результатами теста, и обязан объяснить, как мне следует лечиться, учитывая индивидуальные показатели моего организма.

То же самое и с образованием. Правильное использование стандартизированных тестов может обеспечить педагогов важной информацией для поддержки и улучшения образовательного процесса. Проблема возникает, когда эти тесты превращаются в нечто большее, чем просто инструмент образования, и становятся его главной целью.

Какова бы ни была их роль в образовании, стандартизированные тесты сегодня превратились в большой бизнес. Растущее влияние этих тестов в значительной мере связано с соображениями прибыли. По данным Главного бюджетно-контрольного управления США (GAO), расходы каждого из американских штатов на усовершенствование тестов, используемых в рамках программы «Ни одного отстающего ребенка» в период с 2002 по 2008 год, составят от 1,9 до 5,3 миллиарда долларов. И данная цифра включает только прямые затраты. Косвенные издержки увеличат этот показатель в десять раз. Большинство выделенных средств перечисляется частным компаниям, которые составляют, без конца модифицируют эти тесты и разрабатывают системы оценки для них. Стандартизированные тесты стали бурно развивающейся индустрией. По прогнозам GAO, эти компании могут за семь лет заработать более 100 миллиардов долларов.

Вы, должно быть, обратили внимание, что я еще не упомянул о преподавании – третьей составляющей процесса образования. Дело в том, что разработчики политики в области образования, по-видимому, не осознают фундаментального значения педагогики в повышении образовательных стандартов. Лично я, опираясь на десятилетия работы в этой сфере, твердо убежден, что лучший способ повысить качество образования – это не зацикливаться на учебной программе или системе оценок, как бы они ни были важны. Наиболее действенным методом улучшения качества образования является инвестирование в методики более эффективного преподавания и повышение статуса хороших учителей. Отличных школ без отличных учителей не бывает. Однако существует множество плохих школ, где полки и шкафы ломятся от стопок учебных планов и кип стандартизированных тестов.

Дело в том, что с учетом требований времени образованию необходимы не реформы, а трансформация. Ее главным принципом должна быть не стандартизация образования, а его персонализация с опорой на индивидуальные таланты и достижения каждого ребенка. Необходимо создать для учащихся обстановку, которая пробуждала бы в них желание учиться и в которой они могли бы естественным образом раскрыть свои способности и истинные предпочтения. Ключевой идеей обновленной системы образования должно стать признание основных принципов концепции призвания. Некоторые наиболее впечатляющие и успешные инновации в сфере образования по всему миру подтверждают высокую эффективность такого подхода.

В начале своей карьеры я работал в сфере драматического образования. И занимался этим потому, что на меня произвело глубокое впечатление удивительное воздействие драмы на детское воображение. Она пробуждала в детях мощные по силе чувства – стремление к сотрудничеству, уверенность в собственных силах, ощущение себя полноправным членом группы. Давно замечено, что дети показывают прекрасные результаты, когда учатся друг у друга или когда их педагоги учатся вместе с ними. Я упоминал ранее, что моя жена и партнер Терри в момент нашего знакомства преподавала драму в начальной школе в Ноусли, бедном и неблагополучном районе Ливерпуля. Несмотря на это, школа демонстрировала отличные результаты. Причины такого феномена на самом деле просты. Во-первых, во главе школы стоял директор-энтузиаст, который знал, какую жизнь вели его ученики за стенами школы. Он также понимал, каким образом можно вызвать у них настоящий интерес к учебе. Во-вторых, он брал на работу таких людей, как Терри, – страстно увлеченных своими предметами и умевших находить общий язык с детьми. Вот как сама Терри рассказывает о методике, применявшейся в школе:

«Я горячо верю в то, что драма, правильно включенная в учебную программу, может коренным образом изменить культуру школы. Я убедилась в этом на собственном опыте, будучи учительницей в одном из беднейших районов Ливерпуля. Мы даже хранили в школе чистую одежду для некоторых детей. Они надевали ее утром, приходя на занятия, и снимали, когда уходили домой. Мы уже по опыту знали, что если просто отдать одежду этим детям, то через неделю ее состояние будет непоправимо плачевным или она вообще таинственным образом исчезнет.

У некоторых детей дома была ужасающая обстановка. Помню, как на одном из уроков дети писали сочинения, и одна из девочек в своей работе рассказала о мертвых младенцах. Мы были поражены правдоподобием этой истории, и школа связалась с социальными службами, чтобы проверить, что происходит у нее дома. Инспектора обнаружили, что тело ее сестры, родившейся недоношенной, разлагалось под кроватью девочки.

Наши классы были переполнены, а семьи учеников стали настоящим пособием по всем социальным проблемам, какие только можно себе вообразить. Но школа обладала настоящим сокровищем: у нас работали группа преданных своему делу учителей действительно мирового уровня и мудрый директор. Он верил, что мы можем использовать все свои сильные стороны и центром нашего самого пристального внимания должны быть дети. Он собирал сотрудников на совещания, чтобы обсудить, как мы можем изменить школьный день, и просил каждого из нас рассказать о своем предмете, а также о том, что нам нравится преподавать больше всего. В то время обычным делом для детей считалось проводить весь день с классным руководителем. Учитывая это, после нескольких месяцев совещаний мы разработали план. По утрам мы учили детей чтению, письму и математике, а затем днем каждый из нас преподавал им свой любимый предмет. Это означало, что в течение недели каждый учитель преподавал во всех классах.

Поскольку я преподавала драматическое искусство, моей задачей было узнать, что проходил каждый класс по каждому из предметов, а затем воплотить это в жизнь в актовом зале. Второй учитель занимался с детьми искусствоведением, еще один – географией, еще один – историей, и так далее. Затем мы выбирали темы для каждого класса. Когда десятилетние ученики читали историю французской революции, они с учителем естествознания построили гильотину, а затем мы инсценировали судебное разбирательство, проводили «казнь» и даже немного говорили по-французски. Так мы «обезглавливали» даже кое-кого из учителей.

Когда темой наших занятий была археология с изучением времен Древнего Рима, мы инсценировали адаптированную версию трагедии «Юлий Цезарь». Дети привыкали к этому процессу и ощущали себя комфортно. Поэтому, когда приходило время ставить школьные спектакли, они чувствовали уверенность в своих силах и жаждали принять в них участие в любом качестве: выступать на сцене, шить костюмы, устанавливать декорации, писать тексты, петь или танцевать. Они не могли дождаться этих уроков. Все проходило очень весело, и наблюдение за тем, как в детях формировались социальные навыки и коммуникабельность, приносило нам огромное удовлетворение.

Они учились использовать свое воображение и достигали в этом удивительных высот. Дети, которые никогда ничем не блистали, вдруг понимали, что могут достичь больших успехов. Они были обычными детьми, которые не в состоянии долго сидеть на одном месте. Да этого и не нужно было делать. Многие осознавали, что могут играть на сцене, развлекать окружающих, писать, дискутировать и уверенно выступать перед всем классом. Их уровень по всем предметам значительно и неуклонно повышался. Нас очень поддерживали родители, а власти приводили нашу школу в пример. И все это происходило благодаря замечательному человеку – директору нашей школы Альберту Ханту».

Полу Маккартни в отличие от уроков музыки очень нравились уроки английского языка. Это случилось благодаря тому, что учитель однажды познакомил Пола с творчеством Чосера таким способом, который, как он знал, будет самым эффективным для восприятия мальчика-подростка.

«Лучшим из моих учителей был учитель английского языка Алан Дурбанд. Он был великолепен. При нем я хорошо учился, потому что он понимал мышление пятнадцатилетних и шестнадцатилетних мальчишек. С ним я изучал английский язык на продвинутом уровне. Мы осваивали Чосера – понять его староанглийский язык было невозможно. Шекспир был достаточно сложен, но Чосер – еще хуже. Его произведения казались написанными на иностранном языке. Но мистер Дурбанд дал нам современный английский перевод, выполненный Невиллом Когхиллом, в котором на одной странице был оригинальный текст Чосера, а на странице напротив – версия на современном английском языке, так что можно было понять смысл произведения.

Алан Дурбанд рассказал нам, что в свое время Чосер был по-настоящему популярным писателем и его произведения считались довольно непристойными. Он знал, что это нас заинтересует – так и произошло. Он попросил нас прочесть «Рассказ мельника» – весьма фривольный. Он действительно пристрастил меня к литературе. Он понял, что лучшей приманкой для нас будет секс. Так оно и было – когда он предложил нам эту приманку, я попался на крючок».

По всему миру разрабатываются невероятно интересные и перспективные модели систем образования. В городе Реджио Эмилия на севере Италии в начале 1960-х годов был создан революционный метод дошкольного образования. В рамках этой программы, всемирно известной сегодня как подход Реджио,[69] маленькие дети по умолчанию считаются интеллектуально любознательными, изобретательными и обладающими большим потенциалом. В центре внимания учебного курса находится ребенок – учителя проводят уроки в соответствии с интересами учеников. Обстановка в школе крайне важна и рассматривается как важный инструмент обучения. Учителя оснащают комнаты для занятий яркими игровыми зонами, рабочими столами и разнообразными предметами, при помощи которых дети могут общаться друг с другом, решать поставленные задачи и учиться эффективной коммуникации.

В школах, использующих подход Реджио, значительное время уделяется искусству. Это соответствует убеждению, что дети учатся многочисленным «языкам символов» посредством рисования, музыки, кукольных представлений, драмы и других форм искусства, чтобы исследовать свои таланты с помощью всех существующих способов обучения. Эту концепцию иллюстрирует стихотворение создателя программы, Лориса Малагуцци:

У ребенка
сто языков,
сто рук,
сто мыслей,
сто способов думать,
играть и говорить.
Сто способов слушать,
восхищаться,
любить.
Сто радостных чувств,
чтобы петь и понимать с
то миров,
чтобы совершать открытия.
У ребенка
сто языков,
но у него крадут
девяносто девять из них.
Школа и культура
отделяют голову от тела.
Они учат:
думать без рук,
делать без головы,
слушать молча,
понимать без радости,
а любить и восторгаться
только на Пасху и Рождество.
Они учат:
открывать уже существующий мир,
а девяносто девять из ста миров крадут.
Они учат:
игра и труд,
реальность и фантазия,
наука и воображение,
небо и земля,
разум и мечты —
вещи, несовместимые друг с другом.

В общем, учат,
что нет никакой сотни.
Ребенок говорит: сотня есть.[70]

Учителя, придерживающиеся метода Реджио, строят программу учебного года по методу краткосрочных недельных проектов, в ходе которых ученики совершают открытия, рассматривая вещи с различных точек зрения, учась строить гипотезы и сотрудничать друг с другом. И все это происходит в рамках учебной программы, которая во многом воспринимается как игра. Учителя считают себя исследователями, которые действуют в интересах детей, помогают лучше изучить интересующие их вещи и сами продолжают учиться вместе со своими учениками.

На протяжении двух последних десятилетий школы Реджио получили широкое признание, им была присуждена премия LEGO, премия Ганса Христиана Андерсена и премия Образовательного фонда Долорес Коль. В настоящее время школы, применяющие подход Реджио, существуют по всему миру (включая тридцать американских штатов).

Город Грейнджтон сильно отличается от города Реджио Эмилия. На самом деле с формальной точки зрения это даже не город. Фактически это община, управляемая учениками начальной школы Грейндж в Лонг Итоне – городке графства Ноттингемпшир в центральной Англии. В городе есть мэр и городской совет, свои газета и телестудия, продовольственный рынок и музей – и всем этим управляют дети. Директор школы Ричард Джервер считает, что «учеба должна что-то значить для молодых людей». Поэтому, когда школьный совет нанял его, чтобы подтянуть отстающую школу, он применил неординарный подход и создал Грейнджтон. Новый директор руководствовался единственной целью – вызвать у детей интерес к учебе, связав уроки с их значением в реальном мире. «Мои ключевые слова – опыт и контекст», – сказал мне Джервер.

Он коренным образом изменил учебную программу – и сделал это в рамках директив, принятых в системе национального тестирования. Ученики в Грейндж усиленно занимаются классной работой, но это происходит таким способом, который позволяет им понять практическое значение изучаемых предметов. Математика приобретает большее значение, когда изучается в контексте управления кассовым аппаратом и оценки прибыли. Грамотность и навыки письмаприобретают дополнительный смысл, когда используются при составлении настоящего киносценария. Естествознание оживает, когда ученики применяют определенные технологии для создания телешоу. Ценность музыки увеличивается, когда детям приходится составлять эфирный лист для радиостанции. Изучение гражданских прав обретает ясность, когда городскому совету приходится принимать решения. Джервер регулярно приглашает в школу профессионалов, чтобы помочь ученикам разобраться в технических вопросах. В программе активно участвует ВВС.[71]

Дети постарше относятся к своим обязанностям с большей ответственностью (и их учебная программа в основном ориентирована на модель Грейнджтона). Однако младшие ученики начинают принимать активное участие в этой деятельности почти сразу же, как только приходят в школу. «Ни на одном этапе обучения мы не пытаемся внушить им мысль, будто все усилия предпринимаются нами только для того, чтобы они сдали экзамены, – отмечает Джервер. – Они учатся, потому что видят, какое влияние это оказывает на прогресс их Грейнджтонской общины, а экзамены – лишь способ оценить степень успешности данного процесса. Это позволяет детям с совершенно иной точки зрения взглянуть на причину, по которой они находятся в школе».

Уровень посещаемости в школе Грейндж гораздо выше среднего по стране. При этом учащиеся образцово выполняют национальные тесты. В 2004 году у 91 процента учащихся был отмечен профессиональный уровень владения английским языком (рост на 30 пунктов по сравнению с 2002 годом, предшествовавшим началу программы), 87 процентов показали высший уровень владения математикой (рост на 14 пунктов) и 100 процентов поразили экзаменаторов прекрасным уровнем знаний в области естествознания (рост на 20 пунктов). «Этот проект оказал потрясающее влияние на способности учеников, – говорит Джервер. – Дети, которые раньше были немотивированы и демонстрировали посредственную успеваемость, сейчас с настоящим энтузиазмом и рвением взялись за учебу. Особенно это было характерно для мальчиков и потенциально амбициозных ребят. Дух творчества охватил классы, учителя адаптировали и совершенствовали свою манеру преподавания с тем, чтобы привнести в занятия больше опыта и контекста. В детях воспитывали уверенность в себе и независимость. Учеба в Грейндж обретала в глазах детей настоящий смысл, и они чувствовали себя частью захватывающего действа. Этот эффект распространился на всех сотрудников школы и родителей учеников, которые тоже начали вносить значительный вклад в дальнейшее развитие проекта».

В недавнем отчете Управления стандартов в области образования британского агентства по инспекции школ так упоминается о Грейндж: «Ученикам нравится приходить в эту школу, они с энтузиазмом говорят о проводимых там увлекательных мероприятиях, в которых охотно принимают участие, испытывая при этом радостное волнение и растущую уверенность в себе».

В штате Оклахома действует новаторская программа под названием «Школы А+», которая опирается на чрезвычайно успешный проект, разработанный в Северной Каролине. В рамках этой программы, которая сегодня используется в более чем сорока школах Оклахомы, акцент сделан на важности искусства как метода преподавания различных дисциплин учебной программы. Ученики могут, к примеру, писать песни в стиле рэп, чтобы в полной мере прочувствовать важные темы литературных произведений. Преподаватели поощряют их к созданию коллажей различных размеров для лучшего понимания практической пользы математики. Яркие презентации, созданные учениками, помогают иллюстрировать ключевые моменты истории, а танцевальные движения делают более доступными многие вопросы, связанные с естествознанием. В некоторых школах ежемесячно проводятся «информационные представления», в которых живые выступления продуманно сочетаются с академической информацией.

«Школы А+» поощряют подростков использовать такие инструменты обучения, как рисование карт, создание «тематических сетей» (установление связей между различными дисциплинами), формулирование важных вопросов, создание междисциплинарных тематических кружков и интеграция различных предметов учебной программы. Учебный план строится вокруг принципа обучения на основе опыта. Такие школы используют усовершенствованные методы оценки, помогающие ученикам постоянно быть в курсе своих результатов. В этих школах поощряется сотрудничество преподавателей разных дисциплин, учеников – друг с другом, школы – с местным сообществом. Они совместными усилиями создают инфраструктуру по поддержке программы и ее необычного способа взаимодействия с учебным планом, разработанным штатом. И они создают обстановку, в которой учащиеся и преподаватели увлечены своей работой.

Школы, участвующие в этой программе, создаются для различных демографических групп. Эти школы могут быть городскими и деревенскими, крупными и небольшими. Они могут располагаться как в богатых, так и в экономически неблагополучных районах. Однако неизменным остается то, что ученики «Школ А+» демонстрируют значительное улучшение результатов стандартизированных тестов и часто итоги их тестирования оказываются выше, чем у учащихся школ с аналогичным демографическим охватом, не использующих программу. Одна из участниц этой программы, начальная школа Линвуд в Оклахома-Сити, дважды была лауреатом Первой премии Оклахомы за академические достижения. В 2006 году школа стала одним из пяти учебных заведений страны, получившим награду Национального центра преобразования городских школ Excellence in Education.

Главной идеей этой книги становится призыв к тому, что нам срочно необходимо научиться более полно использовать свой природный потенциал. Это чрезвычайно важно для внутренней гармонии и душевного комфорта человека, а также для здоровья всего нашего общества. Образование должно стать процессом, развивающим все имеющиеся способности человека. По перечисленным мной причинам сегодня это зачастую происходит не так. Многие люди, с которыми я провел интервью для этой книги, рассказывают, что за все время обучения они так и не раскрыли свои подлинные таланты. Не будет преувеличением сказать, что многие из них не осознали свои настоящие способности до тех пор, пока не окончили школу и не «восстановились» после полученного образования. Повторю свою мысль, высказанную в начале книги: я не верю, что причиной этой проблемы являются учителя. Это системная проблема, корни которой лежат в организации наших систем образования. На самом деле реальные проблемы образования могут быть решены лишь при непосредственной помощи учителей, которые горячо преданы своему делу, творчески к нему подходят и всей своей работой пытаются пробудить в учащихся воображение и внутреннюю мотивацию.

Ключевые идеи и принципы концепции призвания могут быть использованы во всех основных сферах образования. Учебная программа системы образования двадцать первого века должна быть радикально преобразована. Я описал интеллект при помощи таких понятий, как разнообразие, динамичность и индивидуальность. Применительно к образованию это означает следующее.

Во-первых, нам необходимо устранить существующую иерархичность предметов. Мнимая значимость одних дисциплин по сравнению с другими лишь укрепляет устаревшие установки эпохи индустриализации и нарушает принципы разнообразия. Природные таланты слишком многих людей в ходе получения образования отодвигаются на задний план или игнорируются. Искусства, естественные и гуманитарные науки, физическая культура, языки и математика вносят равноценный и одинаково важный вклад в образование человека.

Во-вторых, необходимо подвергнуть сомнению саму идею «предметов». На протяжении поколений мы придерживались мнения о том, что искусства, естествознание, гуманитарные науки и прочие предметы коренным образом отличаются друг от друга. Истина же заключается в том, что между ними много общего. Умение и объективность, страсть и интуиция в равной степени нужны как для занятий искусством, так и для освоения естественных наук. Идея разграничения предметов не имеет ничего общего с принципом динамизма.

Школьные системы должны строить учебную программу не на идее разделения предметов, а на гораздо более плодотворном подходе, основанном на сути самих дисциплин. Математика, например, это не просто набор информации, которую необходимо выучить, а сложная система идей, концепций и практических навыков. Это даже не дисциплина, а скорее комплекс дисциплин. То же самое можно сказать о драме, живописи, технологии и прочих предметах. Такой подход делает возможным создание гибкой и динамичной междисциплинарной учебной программы.

В-третьих, учебная программа должна быть персонализирована. Обучение происходит в сердцах и умах людей – а не в базах данных многовариантных тестов. Я сомневаюсь, что на свете найдется много детей, которые утром вскакивают с постели с мыслью о том, что еще они могут предпринять для повышения балла своего штата по чтению. Обучение – это личный процесс, особенно если мы заинтересованы в том, чтобы помочь людям найти свое призвание. Существующие методы образования не учитывают индивидуальные способы обучения и таланты. Таким образом, они нарушают ключевой принцип индивидуальности.

Многие из людей, чьи истории приведены в этой книге, согласились бы со мной. Они обрели творческую отдушину только когда нашли любимое дело и смогли им заниматься. Как говорит Дон Липски: «Главное – это поощрять детей заниматься всем, к чему у них лежит душа. Когда-то заинтересовавшись магией, я встретил в окружающих огромное поощрение и поддержку. Я с таким же увлечением осваивал магию, с каким сегодня занимаюсь художественной деятельностью. Ребенку может нравиться бейсбол, причем не сама игра, а изучение ее статистики или поиск информации о том, какой игрок будет продан какой команде. Это может показаться бесполезным, но, возможно, такой ребенок в будущем станет менеджером бейсбольной команды. Если ребенок – единственный в классе любитель оперы, это нужно ценить и поощрять. Крайне важно приветствовать и поощрять детский энтузиазм, на что бы он ни был направлен».

Концепция призвания распространяется и на принципы педагогики. Слишком многие образовательные реформы направлены на то, чтобы сделать образование независимым от преподавателей. Все наиболее успешные мировые образовательные системы основаны на противоположном принципе. Они инвестируют в преподавателей. Причина заключается в том, что люди достигают впечатляющих успехов, когда рядом с ними находятся те, кто понимает их таланты, способности и сопряженные с этим возможные трудности. Вот почему наставничество помогло стольким людям в жизни. Выдающиеся педагоги всегда понимали, что их настоящая задача – не преподавать предмет, а обучать учеников. Наставничество и консультирование – это движущие силы здоровой образовательной сис темы.

Концепция призвания важна и в решении проблемы оценивания. Образование постоянно душат стандартизированными тестами. Звучит как насмешка, но эти тесты не содействуют повышению образовательных стандартов, за исключением некоторых очень специальных областей, и проводятся за счет времени, отнимаемого у образования в настоящем смысле этого слова.

Чтобы лучше понять ситуацию, сравним процесс оценки качества в образовании с аналогичным процессом в совершенно другой сфере – ресторанном бизнесе, где приняты две различные модели оценки качества. Первая модель применяется на предприятиях быстрого питания. Здесь качество еды гарантировано, поскольку вся продукция стандартизирована. Сети быстрого питания строго специализируются на том, что входит в меню их торговых точек. Они четко регламентируют, что должно входить в состав бургеров или наггетсов, на каком масле они должны обжариваться, на какой булочке подаваться, что должно входить в состав напитков и как они должны подаваться. Они четко регламентируют оформление зала и одежду персонала. Все стандартизировано. И для многих из нас это ужасающее зрелище. Некоторые виды быстрого питания вызывают массовое распространение ожирения и диабета по всему миру. Но по крайней мере качество гарантировано.

Другая модель оценки качества в данном бизнесе – это ресторанный рейтинг «Красный гид Мишлен».[72] Она предусматривает конкретные критерии качества, но не оговаривает, в чем и как им должны соответствовать отдельные рестораны. Содержание меню, одежда персонала или оформление ресторанного зала здесь ни в коей степени не регламентированы – все зависит от концепции того или иного ресторана. Рейтинг просто предусматривает определенные критерии, но каждый из ресторанов волен выполнять их тем способом, какой считает для себя наилучшим. Таким образом, ресторан оценивается не посредством неких обезличенных стандартов, а по критериям экспертов, которые знают, на что обратить внимание и каким должен быть хороший ресторан. В результате каждый ресторан, соответствующий критериям Мишлен, великолепен. Все они уникальны и совершенно непохожи друг на друга.

Одна из ключевых проблем образования заключается в том, что большинство стран при оценке качества школ использует именно «модель фастфуда», в то время как целесообразно применять «модель Мишлен». Будущее образования не в стандартизации, а в персонализации; не в поощрении группового мышления и «деиндивидуализации», а в развитии истинной глубины и динамизма всех видов человеческих способностей. Я убежден, что в будущем образование должно осуществляться только в соответствии с концепцией призвания.

Примеры, которые я только что привел, указывают на методы образования, жизненно необходимые нам в двадцать первом веке. Многие из них основаны на принципах, за реализацию которых на протяжении поколений выступали наиболее дальновидные деятели в сфере образования. Эти принципы до сих пор часто считают эксцентричными, даже еретическими. Когда-то они такими и были, поскольку взгляды педагогов существенно опережали свое время (именно поэтому я и называю их дальновидными). Но время настало. Если наше желание реформировать образование истинно и непреклонно, мы должны осознать требования времени и соответствовать им. Мы можем триумфально двигаться в будущее или погрязнуть в прошлом.

Едва ли ставки могут быть выше и для самого образования, и для тех, кто его получает.